Онлайн чтение книги Охота на гончих
Глава 8

Творимир посторонился, пропуская вперед стайку оборванных мальчишек, и на всякий случай проверил кошель. Тот был на месте. Вот что у командира за характер такой? Еще вчера с трудом на лошадь сел, а сегодня уже скачет, что твой кузнечик! И был бы повод, а так?.. На кой ляд сдалась ему эта торговая слобода? Ладно еще леди Мак-Лайон – женщина все-таки. Их ведь хлебом не корми, дай только по лавкам пошататься. Но уж советнику короля в самую толчею лезть, бок о бок со всяким сбродом… Трудно было хоть лошадей взять? Вон сколько конных! Так нет же, обязательно надо тащиться пехом, то и дело застревая в бурлящей толпе и каждую минуту рискуя остаться без денег и ног. Русич поморщился – лично ему уже оттоптали обе. И это, судя по всему, было еще только начало. Где торговля – там всякого жулья хватает, и по эту сторону прилавка, и по ту: купец не обдурит, так щипач безымянный ему с охотой поможет. Обчистит до нитки так, что и не заметишь ничегошеньки, даже крестом нательным не побрезгует, а потом добро чужое у того же купчины на монету звонкую сменяет!

В бок с размаху ткнулся чей-то острый локоть. Творимир зашипел. Вспомнил просторное конунгово подворье, уважительных бойцов – и наградил обернувшегося лорда таким взглядом, что праздношатающихся вокруг резко поубавилось. Ивар вздернул брови:

– Мы ведь даже до середины слободы не дошли. Что ты стонешь?

– Эх! – сердито рыкнул воевода, демонстрируя командиру сплющенные носки сапог и в двух местах порванный плащ.

Королевский советник смутился:

– М-да. Нехорошо вышло. Ну, потерпи ты еще хоть часок, друже! Сейчас осмотримся, купим чего-нибудь для отвода глаз, и назад. Обещаю.

– Эх…

– Хочешь – обратно другой дорогой пойдем? – подсластил пилюлю лорд.

Русич передернул плечами: а смысл? Только дольше добираться, если этакий крюк делать. И плащ все равно теперь чинить придется.

– Какая прелесть! – донесся до мужчин звонкий голос леди Мак-Лайон.

Воевода вздохнул – в отличие от него самого, дочь почетного члена Шотландской торговой гильдии чувствовала себя здесь как рыба в воде. Она носилась от лавки к лавке, от лотка к лотку и мало того что ни разу не потерялась, так еще и умудрилась сохранить ноги, одежду и хорошее настроение. Супруг ее тоже был хоть и помят, но вполне бодр. А несчастному телохранителю, как обычно, достались все шишки… Творимир мрачно стряхнул с плеча руку Ивара и шагнул поближе к Нэрис – владелец меховой лавки, у которой остановилась супруга лорда, оценил ее восторг, свою возможную прибыль, мигнул протирающим штаны подручным, и у прилавка в мгновение ока образовался свободный от толпы пятачок. Хоть передохнуть немного, подумал русич.

– Что госпоже угодно? – соловьем запел купец. – Меха на полог, шапку, воротник? Бобр есть, пожалуйте: северный, с проседью, и вот этот, подешевле, из Польши возим. А ежели вы понарядней чего желаете, так лиса имеется – огнёвка, чернобурка! Извольте поглядеть… Выдру могу предложить – у нас лучшая, морская, сносу ей нет. Еще дочери ваши носить будут, да с удовольствием!

Ивар отвлекся от разглядывания двухэтажной лавки оружейника, что напротив, и посмотрел на жену. Его губы тронула чуть насмешливая улыбка – шустрый торгаш, так вдохновенно расписывающий достоинства своего товара, даже понятия не имел, на кого нарвался. Предлагать выдру с бобром супруге лорда еще куда ни шло – намеренно поскромней оделись, чтобы внимания лишнего не привлекать, а дворянство и титул у них на лбу не написаны[17]В Средние века существовала строгая градация ношения меха: простые люди носили белку, зайца, овчину; средний класс – бобра, лису и выдру; высшее аристократическое сословие – куницу, соболя, песца и горностая. Список, разумеется, неполный – здесь упомянут только самый ходовой пушной зверь.. Но… «Рано ты обрадовался, дружок, – подумал королевский советник, правильно оценив знакомый прищур женушки, – дочку торговца на мякине не проведешь. Эк она брови-то хмурит – достанется же кое-кому сейчас на орехи».

– А ежели госпожа меху для опушки желает, то и это имеется, подберем в лучшем виде, – заливался меж тем купец, раскладывая перед Нэрис разномастные шкурки. – Вот, не изволите ли глянуть – белка красная, так огнем и горит! В самый раз к волосам вашим, я дурного не посоветую! Косы каштановые яркий мех завсегда оттенит да украсит… А носиться будет – дай бог каждому. У меня товар лучший, это вам кто хочешь скажет!

Леди Мак-Лайон не ответила. Поворошила наваленные на прилавок шкурки, отогнула край сшитого мехового полотнища, лежащего тут же, помяла руками, порастягивала, поглядела на свет – и покачала головой:

– Лучший товар, говорите? Мило. Уберите вашу белку, она летняя![18]Лучший мех – тот, что добыт зимой, соответственно в меховой промышленности он называется «зимним». Хуже мех, добытый летом, когда зверьки линяют, что сильно отражается на его внешнем виде и качестве будущего изделия. Да и красный мне не к лицу, он больше брюнетке пойдет… Выдра у вас речная, не морская, носиться меньше будет. И не надо мне «чернобурку» эту в лицо совать – что я, шкуры лисопеса от лисы не отличу? У него же волос двухцветный! И, кстати говоря, ваш хваленый бобер на свет кроликом появился, а вот эта норка – сурком колючим, разношерстным… А песцовое полотнище и вовсе срам – кусочки мал мала меньше, через две зимы все на части расползется!

Торговец выпучил глаза. В толпе зевак, собравшихся поглазеть на будущий торг, послышались одобрительные смешки. Однако Нэрис, кажется, этого и вовсе не заметила. Хлопнула обеими ладошками по прилавку и потребовала:

– Настоящий товар давайте. И не бобров да лис, на них я уже нагляделась. Соболя покажите, куницу… и вон ту прелесть… то есть муфточку!

– Горностаевую?! – выдохнул купец. – Побойтесь бога, госпожа! При всем моем к вам уважении…

Ивар, стянув рукавицу, подцепил пальцем ближайшую к себе шкурку. В мехах он не понимал ничегошеньки, но дожидаться, пока торгаш отвернет супругу лорда от прилавка под предлогом того, что соболя-де ей не по чину, тоже не собирался.

– Ты еще зайца нам предложи, – с легким смешком проронил он. – Или овчину. Совсем глазами плох стал к старости? Что стоишь? Жена моя соболей просила. Так давай их сюда. А коли нет – так лавок тут без счета…

Гербовая печатка, блеснувшая на пальце королевского советника, купца отрезвила. Он умолк, вдумчиво оглядел покупателей и, крякнув в усы, сказал наконец:

– Не серчайте, сударь. И вы, госпожа, зла не держите – не признал сослепу, правда ваша. Соболей? Извольте, сей же секунд обеспечим… И куницу, как желали, самую лучшую, лесную желтодушку! А также позвольте предложить – песец голубой, драгоценный, с Руси возим, лучшего отбираем. Еще норка имеется – уж за ту-то простите, щас я ее приберу… Вот! Редчайшая, черная с синью – на солнце выньте, поглядите!

Нэрис взяла в руки шкурку.

– Вы издеваетесь, уважаемый? Она же крашеная!

– Где?!

– Да везде, от носа до хвоста!

– Госпожа, напраслину возводите! Такой роскошный мех…

– …и мездра[19]Мездра – принятое у меховщиков название дермы меховой шкурки (иначе, подкожная часть шкурки). У хорошего меха она всегда белая. Черная или коричневая означает, что мех подвергся окраске, желтая – что шкура старая. черная, ага! А у той лисы, что вы мне давеча предлагали, так вообще желтая. А этот песец…

– Понял, – сдался торговец, одним движением сгребая ворох шкурок с прилавка. – Снорри! Тащи из красного сундука соболей! И куницу неси оттуда же! Слышишь?

– Да слышу, слышу, – донеслось из недр лавки.

Купец печально взглянул на Нэрис:

– Теперь небось до вечера никто не подойдет. Экая ж вы голосистая, госпожа! Сказались бы сразу, что в мехах понимаете, дак я бы… Вы муфту хотели поглядеть? Вот эту?

– Да. Ох… Какая же прелесть, ну честное слово!

– Придраться не к чему, – поддакнул хозяин лавки. – Товар отменный.

– Вижу. Сколько?

Он назвал цену, и лорд Мак-Лайон поперхнулся победной улыбкой. Сумма была немыслимая. Вот за эту маленькую пушистую чепуховину – столько денег?! Да на них коня купить можно! «Совсем купечество обнаглело, не при моем тесте будь сказано. Ну, ничего. Спесь мы с него уже сбили, а торговаться Нэрис мастерица. Если уж она ирландского ювелира на триста монет выставила играючи, то здесь скостит вполовину, даже не напрягаясь».

– Ивар, – шепот супруги вернул советника с небес на землю, – у нас денег достанет на месте расплатиться или попросить, чтоб в дом конунга прислали? Я еще хотела куницу взять для опушки и соболей локтя два-три, накидку пошить…

– А вот норка еще, из личных запасов! – влез проклятый торгаш, вынимая из-под прилавка объемистый сверток. – Извольте поглядеть, госпожа, не пожалеете. А? Как для вас берегли – мех коричневый, подпушек бежевый, самый ваш цвет – провалиться мне на этом месте! А уж мех-то какой – радугой играет, искру пускает, королеве бы носить, а я вам отдаю!..

– Королеве? Да с такими расценками и государевой казны не хватит, – буркнул Ивар, с тоской взвесив в руке кошель. Он был полон, и на все хватило бы с лихвой, но… Шкуры! Просто шкуры! Это же натуральный грабеж! – Нэрис, милая, да зачем тебе столько? Неужто лэрд Вильям родную дочь мехами мало балует? Ладно еще муфта эта. Но все скопом? Ты б хоть поторговалась!

– Цена справедливая, – пожала плечами жена. – А от папы соболя да горностая не дождешься. У него каждая поставка до последнего хвоста расписана, что ты! А норка хороша-а-а… Но если это дорого, так ты скажи. Я тогда только муфточку… Она вправду тех денег стоит!

– Согласна, – раздался вдруг позади женский голос. – Мех первостатейный, и работа хорошая. Здравствуй, Хлёд.

– Госпожа Эллида?..

Ивар повернул голову и внутренне присвистнул: кажется, ушлый меховщик был в слободе купцом не из последних. Стоящая перед лавкой дама, высокая северянка, судя по волосам, покрытым голубой шелковой косынкой, – замужняя, явно принадлежала к бергенской знати. Дорогая одежда, обилие золотых украшений, тройка здоровенных бойцов за спиной… Но не это в ней было главным. Госпожа Эллида внушала уважение. Какое-то подспудное, не зависящее от ее происхождения и достатка. Царственная осанка, скучающее выражение гладкого лица, чуть тяжеловатый взгляд, неторопливость речи – от этой женщины веяло спокойствием и властью.

Купец, спохватившись, согнулся в поясном поклоне:

– Госпожа Эллида! Какая честь… не думал, не гадал… Снорри! Что ты там возишься? Тащи уже сюда этот проклятый сундук, чтоб тебя разорвало! Госпожа Эллида пожаловали, новых мехов желают!..

– Не шуми, – оборвала его женщина. – Недосуг мне сейчас. Вечером пришлешь, к Гюнтеру на двор. Там и погляжу.

– Доставим в лучшем виде! – закивал торговец. – Вам как обычно, песца русского?

– Да. Голубого. И еще… коль горностая не продашь, так тоже для меня придержи.

Нэрис вцепилась в муфту мертвой хваткой. Ивар хмыкнул. И, вежливо поклонившись даме, качнул головой:

– Сожалею, госпожа. На горностая вы опоздали. Любезный! Заверните покупку.

– Не надо! – просияла леди Мак-Лайон. – Я сразу надену! О-о… Ну какая же прелесть…

– Королевский подарок, – снова улыбнулась та, кого назвали Эллидой. – И правда жаль, ну да что уж теперь? Горностая, надеюсь, на мой век еще хватит! Хлёд, жду вечером.

– Не извольте сомневаться, – заверил купец. – Буду самолично! И с песцом!

Дама благосклонно кивнула. Потом сделала знак своим сопровождающим и не спеша направилась дальше, вверх по улице. Народ перед ней расступался. Ивар, проводив женщину задумчивым взглядом, поскреб подбородок. Интересно…

– Любезный… – Он облокотился на прилавок и понизил голос. – А позвольте узнать, с кем это вы сейчас разговаривали? Я так понимаю, важная птица?

– Еще как. Это ж сама госпожа Эллида, супруга ярла Сигурда Пустоглазого!

– Что-то я о таком не слышал.

– Так вы ж приезжий, господин, – пожал плечами купец. – Да и ярл-то, как бы так… не наш. То есть норманн, понятно, да конунгу нашему не служит. Над островом Мэн род его властвует – Арундейлы, может, слыхали?

– Да, припоминаю, – медленно выговорил королевский советник. – Арундейлы… Очаровательно. Гхм! Милая, оторвись от муфты, успеешь налюбоваться. Ты еще что-то хотела, кажется? Куницу и соболя? Вон сундук принесли, выбери что понравится. Молодой человек поможет.

– Ивар, но как же…

– Тсс! Небось по миру не пойдем. Так что норку эту, с чем-то там бежевым, тоже посмотри. Что? Мерзнуть, так красиво. Или ты уже передумала?

– Нет! – выдохнула окрыленная супруга и тут же по локти зарылась в мех, позабыв обо всем на свете. Что, собственно, от нее и требовалось.

Лорд Мак-Лайон достал кошель:

– Я гляжу, уважаемый Хлёд, вы тут на хорошем счету. Раз даже супруга ярла с вами вот так запросто! Одного понять не могу – вроде Арундейлы с Длиннобородым не в ладах? Так что же их женщины по Бергену разгуливают, как у себя дома?

– Так ведь госпожа Эллида у себя дома и есть, – заулыбался купец. – Она из Бергена, ее тут всяк знает. Ярла Ингольфа племянница дальняя, половина ее родни в Тронхейме живет, половина здесь… А ежели вы на супруга ее и на соперничество в смысле трона намекаете – так пустое! Конкурентов у каждого конунга в любые времена хватало, что ж теперь, глотки всем резать? Про дружбу врать не стану, но за мечи не держатся. Все ж силы не равны!.. А раз Длиннобородый весу имеет больше, так чего ему на Сигурда-то крыситься?

– Стало быть, ярлу в Берген ход не заказан?

– Понятное дело. Упредить, конечно, о приезде обязан, а так… Кому он помешает?

– М-да. Чудно тут у вас. Не удивлюсь, если вслед за госпожой Арундейл я локтей через сто и ее супруга встречу!

– Запросто, – подтвердил Хлёд. – Они ж поодиночке не ездят. Ярл жену даже в походы берет. Так что где одна, там и другой… Снорри! Песца голубого назад положь! Госпоже Эллиде вечером понесу, она просила. Да аккуратнее, что ж ты его волохаешь, как дерюгу какую? Сгинь! Сам приберу, одни от тебя убытки, даром что родня…

Купец бросил на советника извиняющийся взгляд и ретировался к сундуку. Оттуда послышалась возня и приглушенная норманнская ругань. Минуту спустя запыхавшийся торговец вернулся к прилавку, уже один.

– Я вас сам обслужу, госпожа, – сказал он. – Уже изволили с выбором определиться? Угу… угу… У госпожи есть вкус. А что с коричневой норкой – не надумали?

Близкий к разорению лорд Мак-Лайон философски вздохнул: от этого шустрилы так просто не уйдешь. Ну да ладно, не смертельно, государь щедро из казны на расходы отсыпал… Ивар посмотрел на счастливое личико супруги и мысленно махнул рукой – да хоть бы и свои были, черт с ним. Золота на свете много, а жена одна. Пусть порадуется. «А если его величество отчета о тратах потребует, так спишем на услуги информатора, – подумал он. – Этот бородатый балабол немало интересного сболтнул. Арундейлы, значит? В Бергене. Где одна, там и другой… Куда госпожа Эллида песца велела доставить, «к Гюнтеру»? Любопытно. Стало быть, ярл с женой у этого человека остановились? А родня как же?.. Нет, старина Хлёд, придется тебе еще поработать!»

Королевский советник подбросил на ладони кошель и улыбнулся пакующему меха хозяину самой располагающей из своих улыбок.

Пестрое торжище осталось позади. Главная улица понемногу сужалась, то и дело разбегаясь в стороны утоптанными белыми дорожками, дома становились все выше и основательнее. Народу поубавилось: купцы с утра до вечера торчали в лавках, приумножая свое благосостояние, а покупателям и базарному сброду здесь нечего было делать. Махали лопатами работники, расчищая тропинки, носились взад-вперед мальчишки-подмастерья, несколько молоденьких служанок, сбившись стайкой и треща без умолку, чистили снегом половики. Их старшие товарки, приставленные к хозяйским детям, зевали и изредка лениво покрикивали на своих подопечных. Слобода как слобода – таких хоть в Шотландии, хоть в Англии, хоть еще где – без счета. Но от остального Бергена, как ни крути, она все же отличалась: здешние дома имели окна, заборы и совсем не походили на обычные для норманнов «сараи»… К большому, надо сказать, огорчению лорда Мак-Лайона. Потому что к дому Гюнтера – известного на весь город торговца тканями и старого приятеля островного ярла – подобраться незамеченными не было совершенно никакой возможности. «Только светились зря, – недовольно подумал Ивар, без энтузиазма оглядывая высокий плотный частокол. – Сигурд Пустоглазый не дурачок, однако, знает, с кем дружбу водить… Нет, этакую высоту с наскока не возьмешь. Веревка нужна и помощник. А уж днем туда лезть, у всех на глазах, и вовсе глупость».

– Сворачиваем, – не без сожаления сказал он. – Ловить здесь нечего. Дом обогнем по крайней улочке, и назад. Интересно, у них хоть калитка черная есть?

Творимир, подумав, уверенно кивнул. И выпрямился, учуяв из-за забора резкий запах псины. Калитка-то есть, кто же спорит, да много ли от нее будет толку, когда тебе в ногу хозяйский волкодав вцепится? Воевода прислушался – тишина. Не лают, стало быть, сразу непрошеного гостя за мягкое место брать приучены. А то и глотку рвать… Воевода, вспомнив любимого пса Ульфа, скривился. Когда-то умильный кутенок давным-давно вымахал в здоровенную зубастую скотину и, несмотря на свои уже теперь преклонные лета, никогда не упускал случая повалять зазевавшегося бойца носом в земле. Не от злобы – своих он знал, а так, забавы ради… Но ведь эти-то небось играться не станут. Рванут разок – и собирай потроха!

– Эх, – категорично высказался русич, намекая на то, что через забор командир полезет один. А он, Творимир, на этом свете еще не зажился.

– Думаешь, вообще соваться не стоит? – поднял бровь Ивар. – Охраны много?

Воевода пожал плечами. Бойца обойти можно, практически любого. Главное навык иметь. А вот псов цепных не потревожить – то еще дельце…

– Разберемся, – самонадеянно заявил лорд. И, посторонившись с дороги, чтоб пропустить груженный мешками воз, задел плечом частокол. С той стороны немедленно послышалось глухое ворчание. – А-а, вот ты о чем? Да, сложновато придется. Нэрис, осторожнее, там вторая телега… И еще… И еще… Да что им, главной улицы мало, что они прохожих по заборам размазывают?

– Наверное, к складам повезли, – предположила жена, ежась от нового рыка из-за толстых бревен за спиной. – Давайте пойдем потихонечку, хоть боком! Там впереди обочина вроде пошире… Надо было все-таки муфту прибрать. Красиво, да неудобно.

– Эх, – согласился Творимир, увязая в снегу и комкая в руках свертки с мехами.

Покупки лорд Мак-Лайон велел забрать сразу, опасаясь упоминать имя конунга на базаре. Такому болтуну, как Хлёд, только намекни, где остановился, и через пару часов весь Берген знать будет, кто к Длиннобородому с визитом пожаловал! Нет, понятно, что шила в мешке не утаишь и рано или поздно все равно все узнают. «Но так хоть какая-то надежда есть, что купец о нашем с ним разговоре забыть успеет, – подумал Ивар. – А то ведь, к бабке не ходи, он супруге ярла нынче же вечером доложился бы, чья жена у нее муфту из-под носа увела… Да сколько там этих телег? Они решили всю слободу подчистую вывезти?» Ругнувшись про себя, лорд прижал к боку супругу и вновь прилип к частоколу.

Но вместо уже привычного «р-р-р!» услышал вдруг:

– Никогда!

Ивар недоверчиво наморщил брови. Показалось?..

– Никогда, слышишь?! – повторили из-за забора. Голос был мужской. И очень знакомый. – Пусть хоть богиню бы мне сосватали, а не дочку Ингольфа! Никто и никогда мне милей тебя не будет!

– Но ведь… свадьба… – всхлипнули в ответ. – Эллида сказала, что уж все обговорено…

– Да будь она проклята, свадьба эта! – рявкнули с той стороны.

Ивар чертыхнулся. Нэрис вытаращила глаза:

– Эйна…

– Тихо! – свирепо прошипел муж, вминая ее спиной в частокол. – Обними меня за шею, быстро! И покрепче, покрепче прижмись, чтоб мне щекой до бревен дотянуться… Вот так, ага. Дышать можешь? – Она кивнула. – Тогда дыши и делай вид, что мы молодожены… Вот ведь кобель норманнский! Он же в Ярене должен быть!..

– Эх? – обернулся Творимир.

– Тсс! Прикрой нас, пока возницы все глаза не сломали.

Русич пожал плечами и, загородив «влюбленную парочку» широкой спиной, демонстративно зевнул. Ивар приник ухом к частоколу. Нэрис тоже затихла, навострив ушки. Что Эйнар уехал еще затемно, за ярлом Ренгвальдом Фолькунгом, она слышала. И обнаружить сэконунга в Бергене, да еще и в торговой слободе, никак не ожидала. Впрочем, судя по лицу королевского советника, он этого ожидал еще меньше. «Неужто все-таки Эйнар противу отца пошел? – подумала леди. – И девицу второй раз увезти собрался?.. Ох! А я еще думала, муж у меня худой! Я же в лепешку сейчас превращусь!»

Бревна сотряс мощный удар. Нэрис испуганно пискнула и уткнулась носом в грудь Ивару.

– Не бойся, котенок, – шепнул тот. – Это у Эйнара обычная практика, кулаки чесать обо что попало. Сейчас еще и орать сызнова начнет…

– Не женюсь я на ней! Не женюсь – и все! – как по команде, донеслось из-за забора. – Вот папаше припало, дак пускай сам ей кольцо надевает, чай, вдовец, не осудят! Глаза б мои их обоих не видели!.. Ну? Ну что ты? Не плачь, голубка моя, все обойдется.

– Да как же обойдется? Как же? Эллида сказала, что уже завтра невеста твоя здесь будет. А послезавтра… Зачем я только с братом ехать напросилась? Чтоб увидеть, как ты с другой за стол свадебный сядешь?!

– Не сяду! – горячо воскликнул Эйнар. – Одином клянусь – не сяду! Не нужна мне ни Хейдрун, ни ее приданое, и папаша такой тоже не нужен! Знаешь что? Не поеду я в Ярен. Сей же час домой поворочу да и выложу отцу, как есть, – так, мол, и так, пиши Рыжему отказ, а я тебе не раб бессловесный!

– Эйнар! Да ведь конунг тебя убьет за это!

– Не убьет. Силы не те уж. Ну-ну! Не плачь. Говорю ж, обойдется. Должен же отец наконец понять?..

– А то ты конунга не знаешь, – всхлип. – Раз единожды решил, так уж теперь не отступится…

– Плевать мне на него! Плевать, слышишь?

– А Ингольф Рыжий? О нем ты подумал? За такое оскорбление он тебе все кости переломает!

– Да пусть что хочет делает, плевать мне!

«Тоже еще, верблюд северный, – подумал Ивар, елозя ухом по обледеневшим бревнам, – плевать ему… Да кто тебе, дураку, вообще рот даст открыть? Ведь точно же ноги переломают и на руках в святилище отнесут. Разошелся! То «женюсь, раз надо», то «не женюсь, хоть режьте». Сам не знает, чего хочет».

Королевский советник поморщился. Большой эмоциональностью он и правда никогда не отличался, но слово свое держал всегда. А это что? Одни клятвы громкие, по факту же – пустое сотрясание воздуха. Раньше орать было надо. И не тут, а в другом месте. Конунг крут, да силу уважает – тогда бы, глядишь, и вправду обошлось. А теперь поздно. Девица права, ярл Ингольф и его семейство подобного оскорбления не стерпят.

До ушей королевского советника донеслись исступленные рыдания:

– Нет! Нет, нет… Лучше тогда женись! Пускай не мой будешь, зато живой…

– Ну что ты говоришь такое? Твой я, голубка, весь твой, да твоим и останусь. Ну, вот ты опять… Не надо плакать, слышишь? Не надо, Сольвейг. Ничего они мне не сделают. Море нынче опасное, да не страшнее жизни, так?.. Я, слышь-ка, своим не сказался, куда по пути в Ярен завернул, а русы трепать не будут. И Вячко человек надежный, велю ему по-тихому корабль на воду спустить, тебя заберу – да и Хель с ними, с Рыжим и папашей! Уедешь со мной? Завтра же, ночью? Уедешь?

– Глупый… один ведь раз уехала уже…

Парочка за забором притихла. Нэрис едва слышно вздохнула: искреннее сочувствие мешалось в ней с самой настоящей завистью. Какая любовь! Ах, ну почему у них с Иваром все так гладко да ровно? То есть это хорошо, конечно, и они любят друг друга, но все же, все же… Иногда и замужним женщинам в возрасте хочется страстей. Да таких, чтоб дух захватывало, чтоб земля из-под ног, чтобы всё – или ничего!

Особенно если у них никогда-никогда такого не было…

Леди Мак-Лайон снова вздохнула. И, опомнившись, мысленно себя пристыдила: как же не совестно? Да эти двое за такое вот спокойное счастье против конунга идут, всем рискуя, страдают, мучаются, а она?.. Нашла, на что зариться!

– Так условились? – вновь донеслось из-за частокола. – Завтра после полуночи, как твои улягутся, буду ждать тебя у ворот слободы. Из дому выбраться сможешь, чтоб не заметили?

– Конечно! Сигурд мне брат, а не тюремщик. И знаешь, мне кажется, что он не станет так уж на нас за побег сердиться! Ведь впустил же тебя сегодня и увидеться позволил?

«Святая простота, – невесело улыбнулся Ивар. – Впустил, конечно! Потому что виды на трон имеет, а через родство близкое его получить гораздо легче. Оттого и сына конунга привечает, да только зря: Эйнар против воли отцовской напрямую не пойдет, характер не тот. А побег – не законный брак, одобренный старейшинами. «Сердиться» на вас он не будет, ты права. А вот бунт поднять, в паре с обманутым ярлом Ингольфом – как нечего делать. М-да. Кажется, пора уносить ноги. Междоусобная война в мои планы как-то не входила… Вот как печенкой чуял же, что ехать не стоит».

– Р-р-р!..

– Ай!

– Гюнтер! Убери своего пустобреха!.. А ты не бойся, голубка. Пусть только сунется, морда, – сапогом моим подавится. Пойдем в дом. Там и теплее. А что до свадьбы, так…

– Эх, – негромко предупредил Творимир. Голос его заглушил прощальный скрип последней телеги. Лорд Мак-Лайон сердито насупил брови – вот когда надо, так их нет! И собака еще, в самый неподходящий момент… Хотя, если подумать, главное он уже услышал. Самое время убраться восвояси, чтобы не столкнуться с мятежным сыночком Олафа нос к носу. Ивар отстранился от полузадавленной супруги, быстро огляделся и протянул ей руку:

– Держись. Жива?

– Жива, – отозвалась Нэрис. – Пойдемте? Как бы нас не заметили.

– Ну, об этом можешь уже не мечтать, – ухмыльнулся королевский советник. – Вон туда посмотри. Прислуга из всех окрестных домов сбежалась поглазеть, как распутные иноземцы, не стыдясь детей, у чужих заборов обжимаются…

Леди Мак-Лайон залилась багровым румянцем. И, натянув на голову свалившийся капюшон, гневно прошипела:

– Эта твоя служба от моей репутации скоро камня на камне не оставит! Идем скорее… Что? Что ты смеешься?! Тебе-то оно за доблесть, а мне? Ох, господи, видела бы это мама!..

Обратно к выходу из слободы добрались без приключений. Даже торговые ряды обогнули, чтоб не искушать судьбу и замученного Творимира. Только уже у самых ворот остановились ненадолго – дело шло к вечеру, а все трое с утра ничего не ели. Так что подвернувшийся на пути торговец пирожками оказался как нельзя кстати. Да и его немудреный товар гостям из Шотландии пришелся по вкусу: открытые пирожки с рыбой, больше похожие на ватрушки, медовые плетенки из белой муки, треугольные конвертики с брусникой – все это было свежим и еще горячим. Лорд и леди Мак-Лайон, отведав по паре рыбных «ватрушек», переглянулись.

– Все, наверное, уже отобедали, – задумчиво сказал Ивар, облизываясь на брусничный конверт. – И у нас в лачуге хоть шаром покати.

– Можно, конечно, Астрид снова попросить, – согласно протянула Нэрис. – Да неудобно как-то. Надо было свернуть в сытный ряд, наварили бы чечевичной похлебки с бараниной… Но не возвращаться же теперь?

– Эх!.. – ностальгически протянул русич. И с сожалением проглотил последний кусочек сдобной плетенки. Сытости от нее не было никакой, одна сладость во рту. Только еще сильнее в брюхе заурчало. А похлебка у хозяйки завсегда отменная. Самому, что ли, за бараниной метнуться? Пока от базара недалеко ушли?.. Уж котелок-то небось бойцы одолжат.

– Вот что, дружище, – нарушил его далеко идущие планы командир, поворачиваясь к смиренно ожидающему торговцу, – открывай свой ларь. Мы много возьмем, дюжины три. И с рыбой, и с ягодами. Завернуть во что найдется?

– Найдется, сударь, а как же! – радостно закивал тот. – Вот, пожалуйте, прямо в холстине и отдам. Чистая, не извольте сумлеваться, все честь по чести! Так, стало быть, с рыбкой… С брусничкой… Еще с курятинкой пара осталась – возьмете?

– Давай. – Лорд заглянул в ларь, вспомнил о Творимире и добавил: – Медовых вот этих тоже клади. Чего оставлять. Сам печешь или супруга?

– Жена с дочками. А я вот продаю. Товар хорошо идет, грех жаловаться.

– Еще бы… Нэрис, положи булку. Сейчас домой придем – поедим спокойно.

– Ну вкусно же!

– Благодарствуем, сударыня, – польщенно улыбнулся торговец. Аккуратно завернутое в три слоя некрашеной холстины печево перекочевало в руки Ивару. – Может, мне сынишку кликнуть? Он бы и донес, чтоб вам одежу жиром не пятнать. Это мы мигом! Хорошему покупателю грех не помочь.

– Спасибо, справимся. – Советник выудил из кошеля серебряную монету и, вручив ее тихо ахнувшему торговцу, весело подмигнул. – Держи! На расширение предприятия. Нэрис, положи булку, кому говорю? Тут идти всего ничего, а она кусочничает.

– Да я не себе, – виновато потупилась леди, вертя в пальцах рыбный пирог. – Я ему хотела…

– Кому – ему? – Ивар обернулся и прищурился. – Нищему очередному, что ли?

– Да нет! – зашептала супруга. – Вон, левее, видишь? В черном балахоне, растрепанный такой. Ну вон же, на крылечке сидит! Худой, аж лицо серое… И где-то я его видела. А! Да это же священник, тот самый!

Лорд вздернул брови. Торговец, проследив за его взглядом, качнул головой:

– Ваша правда, сударыня. Священник, с купцами приплыл пару годков назад. А пирожок вы приберите лучше, пока на морозе не схватился. Отец Теодор все равно не возьмет.

– Но… я ведь не милостыню какую, угостить просто… Ведь вижу, что голодный!

– Голодный. А все одно ничего не возьмет.

– Почему? – растерялась Нэрис.

Торговец развел руками:

– А кто ж его знает, сударыня? Он, ежели по мне, так немножечко того… странный, в общем! Что с головой не дружит, не скажу, а все ж не от мира сего человек. Другие вон, из ихней братии, страсть до чего докучливые, хлебом их не корми, дай свои порядки навести! Чуть с корабля – и сразу за проповеди. Веры – во, а ума-то, чтоб понять, что у нас своих богов хватает, нету. За что и биты бывают, уж сколько раз видал. А этот ни к кому не пристает. Все молчит да бродит тихонечко целыми днями по Бергену…

– Так он что же, и живет на улице? – ахнула Нэрис.

– Отчего ж? Купец, который привез, и приют ему дал, болезному. Подкармливает, жалеет. Да и кто б не пожалел? Сами ж видите.

Леди Мак-Лайон медленно кивнула. А сидящий на чьем-то крылечке изможденный человек, которого она видела в день приезда у ворот торговой слободы, словно почувствовал, что о нем говорят, – он поднял голову и посмотрел в их сторону. Не с любопытством, не с угрозой, а так, будто смотрел – и не видел. Или видел, но что-то совсем другое. От этого потухшего взгляда Нэрис стало не по себе.

– Бедняга, – сочувственно сказал Ивар. – Настрадался, видно, в свое время… Что ж, спасибо, дружище! Не будем отвлекать, чтоб дело не простаивало. Пойдем, милая.

– Угу. – Леди снова кивнула. И, быстро повернувшись к торговцу, все-таки всучила ему порядком подмерзший рыбник. – Возьмите, пожалуйста! Вы тут, наверное, каждый день, может, от вас он угощение примет?.. И спасибо за пирожки, они правда очень вкусные.

– Благодарствуем, сударыня…

– Нэрис! Ты идешь?

– Бегу-бегу, – отозвалась леди. Подобрала юбки и заторопилась вслед за мужем.

Творимир, пропустив чету Мак-Лайонов вперед, посмотрел на священника. Обиженных судьбою воевода жалел. А тех из них, кто не сломался, до подачек людских опустившись, еще и уважал.

Творимир свернул на боковую улочку, где уже скрылись Нэрис с Иваром, и обернулся напоследок – сам не зная зачем. Священник, сидя все там же, на крылечке, смотрел им вслед. Но теперь в его глазах уже не было той зияющей пустоты. Поймав внезапно отяжелевший взгляд блаженного, русич внутренне поежился. Он встречал много священнослужителей – и католических, и православных. Здешних, языческих старейшин, тоже видеть доводилось. Но этот? Не человек, тень человека. И глаза мертвые.

– Творимир! Ты где застрял? – донесся до замешкавшегося бойца голос командира. – Догоняй! То тебя туда не загонишь, то оттуда не выгонишь…

– Эх! – опомнился воевода. И, выбросив из головы сторонние мысли, прибавил шагу.