Онлайн чтение книги Пегас Pegasus
Глава 3

С того момента, как Пауль объяснил сыну, почему ему придется уехать, дни потянулись бесконечной унылой вереницей, исполненной сомнений и страха. Николас все еще с трудом верил в реальность событий, Пауль сидел в кабинете и строчил письмо за письмом, обращаясь к едва знакомым людям с просьбами помочь сыну и внукам.

Шестилетний Лукас еще не чувствовал возраставшего напряжения и не понимал настроений взрослых. Тобиас, однако, очень быстро ощутил перемену и прямо спросил отца, что произошло. Объясняя сыну, почему им придется покинуть родной дом и родную страну, Николас фон Бинген пережил тяжкое, болезненное испытание прежде всего потому, что до сих пор не смог примириться с бесчеловечностью и нелепостью собственного положения.

Тобиас разрыдался и категорически заявил, что никуда не поедет, а едва придя в себя, сел на велосипед и помчался к Марианне. Когда он появился, она как раз выходила из конюшни. Грипп уже прошел, но оставил после себя изнуряющий кашель, а потому шея ее была замотана красным шарфом. Едва заметив Тобиаса, Марианна поняла, что он плакал, и испугалась, не случилось ли чего-нибудь плохого. Отец не сказал дочери ни слова: не хотел нагнетать атмосферу ужаса. К тому же ждал конкретных известий о времени отъезда и стране, готовой принять беглецов. Всех терзал страх: вдруг никто так и не согласится помочь? Тогда Николас вместе с сыновьями попадет в концентрационный лагерь. Дни свободы были сочтены, а время стремительно ускоряло свой бег. Чтобы спастись, следовало срочно найти приемлемый вариант.

– Мы уезжаем! – крикнул Тобиас, спрыгнул с велосипеда и побежал навстречу.

– Куда? – испуганно спросила Марианна. В глазах друга стояли слезы, а выражение лица не обещало ничего хорошего.

– Пока не знаем, но уже скоро. Наверное, в Америку или в Англию. Папа и дедушка над этим работают. Оказалось, что папина мама наполовину еврейка и жива до сих пор. Она с дедушкой развелась и куда-то уехала, – пояснил Тобиас тоном заговорщика. – И вот теперь мы вынуждены уехать, потому что нас считают евреями.

– Глупости. – Марианна внимательно посмотрела на друга: он дрожал с головы до ног то ли от страха и возмущения, то ли от холодного ветра, который нахально трепал волосы. – Вы не евреи. Кто сказал, что нужно уезжать, и с какой стати?

– Рейх считает евреями всех, в чьих жилах течет хотя бы капля крови этого народа. Папа ни разу не видел свою мать, но из-за нее он тоже еврей. Она уехала сразу после его рождения, а его отдала дедушке. Папа только что это рассказал. А я никуда не поеду. Останусь здесь, потому что здесь наш дом. – Тобиас безудержно разрыдался. Марианна обняла его и тоже заплакала. – Папа сказал, что, если останемся здесь, нас арестуют и куда-то отправят. В какой-то лагерь. Этого я тоже не хочу.

– А Лукас знает? – с тревогой спросила Марианна. Она считала обоих своими братьями. Знала, что Тобиас в нее влюблен, но не обращала внимания, так как считала его ребенком. Он был моложе всего на два года, но между семнадцатью и пятнадцатью едва ли не пропасть.

– Брат еще слишком мал, и мы не можем ему сказать, – Тобиас повторил слова отца. – Папа должен найти работу и финансовую поддержку.

– Какую работу? – Известие потрясло, как и все остальное, что только что поведал Тобиас.

– Не знаю. – Мальчик явно смутился.

– Что он умеет делать? – удивленно уточнила Марианна и повела друга в дом, чтобы укрыться от холодно ветра.

– Не знаю, – повторил Тобиас. Они вошли в огромный, продуваемый сквозняками холл, где со старинных портретов смотрели чопорные предки. Марианна заглянула в кухню, попросила горячего шоколада и поднялась наверх, в пустующий кабинет отца. В уютной комнате с уставленными книжными шкафами стенами в ожидании хозяина горел камин. Она очень любила здесь сидеть, особенно поздней осенью и зимой, когда в больших залах становилось прохладно, а в небольшом кабинете всегда можно было согреться. А главное, здесь был папа. Марианна обожала разговаривать с ним обо всем на свете, да и Тобиасу эти долгие беседы очень нравились.

– Все это кажется каким-то сумасшествием. – Девушка отказывалась доверять и самой истории, и ее жестоким последствиям. – Ты уверен, что уезжать необходимо? На каком основании вас могут арестовать? Твой папа не вор и вообще не совершил ничего плохого.

– Конечно. Но они считают его евреем, и этого достаточно! – в отчаянии воскликнул Тобиас.

– И что же, теперь евреев отправляют в специальные лагеря? – Марианну охватил леденящий ужас.

– Давний дедушкин друг, генерал, приехал специально, чтобы его предупредить. Это он посоветовал нам уехать, чтобы спастись.

Марианна побледнела, руки у нее задрожали. В комнату вошла Марта с подносом, где стояли две чашки горячего шоколада, сразу заметила, что молодые люди расстроены, и поспешила тихо удалиться: наверняка снова о чем-то поспорили, как это нередко случалось. Ничего, скоро договорятся. Ссорились они с самого детства, и Марианна всегда побеждала, потому что была старше. Тобиас до сих пор во многом оставался ребенком, а она за последний год заметно повзрослела и похорошела: стала такой же красивой, какой была ее мама, если не лучше. Ну а характером пошла в отца.

– Бессмысленная, безумная история, – решительно заявила Марианна, пригубив горячий густой напиток. Верить не хотелось, и все же ужас в глазах друга убедительно доказывал, что он сказал правду – конечно, если все правильно понял и не преувеличил опасность. О, если бы так!

– А мой папа в курсе? – уточнила она.

– Не знаю. Отец ничего об этом не сказал, – ответил Тобиас, и в эту минуту, словно материализовавшись, в комнату вошел Алекс фон Хеммерле. Марта предупредила, что дети сидят в кабинете, а через минуту появилась с чаем для господина. Он наполнил чашку и серьезно взглянул на обоих.

– Итак, что же здесь происходит? – Пока он не понимал, ссорятся ли они или Тобиас узнал новость и поделился с Марианной. Николас не хотел расстраивать детей до тех пор, пока не определится со страной эмиграции, однако, как сам он признался, до сих пор не узнал ничего конкретного.

– Мы уезжаем, – мрачно заявил Тобиас и повторил ту самую историю, которую только что поведал Марианне. Алекс кивнул, и сразу стало ясно, что ничего нового он не услышал.

– Николас рассказал мне об этом несколько дней назад, – спокойно пояснил он. Тон отца развеял последнюю надежду, и теперь уже Марианна не смогла сдержать слез.

– Но как же такое может случиться, папа? – с трудом выговорила она. – Почему они высылают евреев в трудовые лагеря? К тому же фон Бингены вовсе не евреи.

– Оказалось, что Николас и его сыновья несут в себе каплю еврейской крови, а для рейха этого вполне достаточно. В последние пять лет людей этой национальности медленно, но неуклонно выдавливают из нашего общества. Судя по всему, нынешние правители хотят изолировать их – по возможности, в лагерях – или выгнать из страны. Тобиас прав, им необходимо уехать, причем как можно скорее. Сейчас его отец и дедушка серьезно этим занимаются. – Он и сам отправил несколько писем, но ответов пока не получил. – Мне очень, очень жаль. Уверен, что они обязательно найдут выход. Тяжело переживать неизвестность.

– А мы сможем их навещать? – тихо спросила Марианна. Известие оказалось самым страшным с тех пор, как пять лет назад умерли мама и маленькая сестренка Тобиаса и Лукаса. Она очень любила обеих, страшно горевала, узнав о смерти, и до сих пор тяжело переживала потерю.

– Все зависит от того, где они окажутся, – честно ответил Алекс. – Но обязательно постараемся. – Дети обменялись красноречивыми взглядами, не скрывая чувств по поводу предстоящей разлуки. Тобиас с ужасом думал об утрате – расставании не только с близкими друзьями, но и с родным домом. К тому же отец сказал, что дедушке придется остаться дома, потому что нельзя бросать родовое гнездо на произвол судьбы, когда вокруг творится беззаконие, пусть даже поместье находится вдалеке от крупных городов. Трудно предвидеть, что может случиться завтра.

Разговор продолжался долго. Марта снова принесла горячий шоколад, чай и свежеиспеченные бисквиты. Марианна вдруг осознала, что скорее всего Тобиасу и его родным так жить больше не придется. Слава богу, что им с отцом ничего не грозит! Через некоторое время Алекс предложил отвезти мальчика домой, однако тот ответил, что прекрасно доедет на велосипеде. Посидел еще несколько минут, а потом попрощался и поцеловал Марианну в щеку, отчего вновь предстал в ее глазах младшим братишкой, а вовсе не взрослым мужчиной, каким так хотел казаться.

– Просто ужасно, папа, – горестно заключила она, все еще не в силах поверить в реальность происходящего, напрасно пытаясь справиться с неожиданным ударом.

– Ужасно. Понятия не имею, что они будут делать. Нелегко за несколько недель найти работу и устроить новую жизнь. Для всего этого нужно время, которого нет.

– А что, если их все-таки арестуют и отправят в лагерь? – спросила Марианна, едва дыша от страха.

– В таком случае придется проявить выдержку и преодолеть лишения. – Алекс постарался говорить просто и спокойно, чтобы убедить дочь в благополучном исходе, хотя и сам мало верил своим словам. Спасение заключалось в немедленном бегстве из страны, однако пока Николасу ехать было некуда.

Об этом они говорили и за обедом, причем Марианне показалось, что, услышав о еврейских корнях Николаса и его сыновей, Марта как-то недобро усмехнулась и поспешила скрыться в кухне.

Беспокойство не оставляло Марианну всю ночь; забылась она лишь под утро, да и то беспокойным, полным тревоги сном. Алекс не спал вообще, а на рассвете, еще в полутьме, внезапно сел в постели: в голову пришла блестящая идея. Он вскочил, быстро оделся, бегом спустился по лестнице, снял с вешалки пальто, схватил со стола ключи от машины. Вывел из гаража «Испано-Суизу» и поехал в соседнее поместье, к фон Бингенам. Постучал в дверь большим медным молотком, и спустя мгновение дверь открыла экономка. Алекс попросил пригласить Николаса, но в ответ услышал, что господин еще спит. Впрочем, немного подумав, экономка согласилась выяснить, сможет ли он спуститься. Через несколько минут Николас появился в накинутом на пижаму шелковом халате и шлепанцах. Вид шагающего по холлу Алекса удивил: друг выглядел так, слово готовился сообщить важную новость.

– Появился план, который вполне может сработать, – возбужденно заговорил фон Хеммерле. Ему очень не хотелось, чтобы Николас уезжал, однако в данных обстоятельствах иного выхода не существовало: угроза концентрационного лагеря не оставляла выбора.

– Но почему же так рано? – удрученно спросил Николас, завязывая пояс на халате. Он не ложился до двух часов ночи; все пытался что-нибудь придумать, однако ни одной стоящей мысли в голову так и не пришло.

– Дам тебе двух липицианов и несколько аравийцев, – заявил Алекс без всякого вступления. – Дело за малым: остается только связаться с цирком и попросить принять тебя в труппу. С восемью лошадьми, среди которых два липициана, отказа точно не будет.

Николас недоверчиво посмотрел на друга и расхохотался. Смеялся он так долго, что на глазах выступили слезы и даже пришлось сесть. С трудом успокоившись, позвонил и распорядился принести кофе.

– Ты сумасшедший, но я тебя люблю. Поверь, поступить в цирк не удастся даже с твоими великолепными лошадьми. Я не умею с ними обращаться. Опытный мастер выездки ты, а не я. Да и лошадей твоих принять не смогу; липицианов уж точно. И ни один цирк никогда меня не примет, потому что я понятия не имею, что и как там делать.

– Научу всему, что необходимо знать и уметь, тем более что липицианы уже отлично исполняют свои трюки. Тебе останется только отдавать команды, все остальное они сделают сами. Положись на них. А сам можешь галопом носиться по арене верхом на одном из арабских скакунов. Поверь, Николас, ты один из лучших наездников, которых мне довелось знать. Ради собственного благополучия и безопасности детей не грех и постараться! – Алекс искренне надеялся на успех.

– Нет, поступить в цирк невозможно! – в ужасе воскликнул Николас. – Что я там буду делать?

Отступать Алекс не собирался.

– Что будешь делать? Всего лишь спасать себя и детей от катастрофы, которая ожидает вас здесь. Ситуация в стране не изменится к лучшему, дальше будет только хуже, тем более что генерал предупредил о заведенном на тебя деле. Так между чем и чем собираешься выбирать?

Николас долго молчал, погрузившись в глубокое раздумье, а затем коротко кивнул и взглянул на друга. Алекс был прав в каждом слове.

– Но я не могу просто так взять восемь лошадей, а тем более двух липицианов. Перед отъездом обязательно заплачу.

– Нет, денег я не возьму, ведь ты мне почти брат. Если цирк согласится тебя принять, то лошади станут подарком к началу новой жизни.

– Слишком дорогой подарок, – твердо возразил Николас и снова задумался. – Но как же найти цирк, тем более в Америке?

– Читал, что существует успешная труппа под названием «Братья Ринглинг». Кажется, они объединились с каким-то другим шапито в новую компанию и стали называться «Цирк братьев Ринглинг», а базируются во Флориде. Можно позвонить в Берлин, в американское посольство, и навести справки.

– В американском посольстве решат, что мы ненормальные, – улыбнулся Николас. В душе затеплилась надежда, хотя предложение все еще казалась фантастическим. Вряд ли цирк согласится принять на работу случайного человека, не готового к выступлению на арене, – пусть даже и с собственными лошадьми. Это было бы слишком просто. Однако этим же утром друзья все-таки позвонили в американское посольство и получили адрес труппы под названием «Цирк братьев Ринглинг, Барнума и Бейли» в городе Сарасота, штат Флорида, где артисты проводили зимние месяцы, прежде чем отправиться в очередное гастрольное турне. Ответившая на звонок сотрудница посольства сообщила всю необходимую информацию, а Николас ничего объяснять не стал. Побоялся, что его сочтут сумасшедшим.

Друзья тут же сели и сочинили подробное письмо с просьбой принять на работу, подробным описанием всех лошадей и перечнем документов, необходимых от принимающей стороны для разрешения на выезд из Германии. Отвезли письмо на почту, вернулись и рассказали Паулю обо всем, что сделали. Он счел идею интересной, но тоже предупредил, что если что-нибудь получится, то обязательно заплатит за животных, потому что Николас заберет из конюшни друга лучших лошадей. Алекс, в свою очередь, сказал, что у него есть старый железнодорожный контейнер, который прекрасно подойдет для перевозки ценного груза. Кажется в конце концов ему удалось убедить друга в успехе предприятия. Николас немного успокоился и даже захотел прокатиться верхом, однако Алекс не позволил, заявив, что их ждет работа.

– Что еще за работа? Решил снова проинспектировать лес? – Николас был не прочь составить компанию: поездка развлечет и поможет хотя бы на время забыть о проблемах.

– Тебе предстоит научиться работать с лошадьми, – строго объявил Алекс. – А как только усвоишь все, что должен знать, займемся мальчиками. – Николас понял, что время шуток закончилось, и даже не рассмеялся. Они поехали в Шлосс-Альтенберг и остаток дня провели в серьезной учебе: Алекс показывал, как следует тренировать липицианов и как управлять ими посредством кратких команд. А потом заставил друга сесть верхом на Плуто и вместе с конем совершить все движения и трюки. Но и на этом урок не закончился: после Плуто пришла очередь Нины – белоснежной кобылы липицианской породы, – а затем арабского жеребца.

– Твои лошади намного умнее меня, – сделал вывод Николас. – Я постоянно забываю, что надо делать, а они никогда. – Животные были блестяще подготовлены и безупречно воспитаны.

– Не волнуйся, они подскажут каждый шаг. Иногда мне тоже кажется, что они умнее людей.

Вплоть до вечера Алекс с бесконечным терпением и любовью передавал другу накопленные годами знания и опыт, а потом заставил снова и снова повторять сложные команды. Строгость и требовательность наставника сочетались в нем с поразительным мастерством опытного тренера и наездника.

Неделя прошла в упорных, а порою и изнурительных занятиях. Поначалу Алекс безжалостно дрессировал Николаса, а потом подключил и сыновей. Тем временем начали приходить ответы на запросы Пауля – увы, все, как один, отрицательные. Никто не имел возможности предоставить его сыну работу, а тем более оказать материальную поддержку. Единственной надеждой оставался цирк, а пока ждали известий, Алекс продолжал упорно обучать фон Бингенов новой профессии. Несколько раз Пауль приезжал на конный двор, чтобы посмотреть, как идут дела, а Марианна каждый день заходила по дороге из школы. Успехи казались ей убедительными. Правда, Тобиас пока немного смущался, зато Лукас в своей детской естественности и непосредственности выглядел просто неотразимым. Мальчик уже ловко ездил верхом на липицианах без седла, и теперь Алекс учил его перепрыгивать с одной лошади на другую, причем и Плуто, и Нина охотно позволяли ему это делать. В случае успеха именно этой паре предстояло отправиться за океан. Нине исполнилось десять лет; она отличалась умом, покладистым характером и надежностью в работе. Уже были отобраны и шесть лучших арабских лошадей. Алекс уверял, что готов с ними расстаться без ущерба для конюшни. Однако Николас знал, что Плуто был обещан Испанской школе верховой езды, а найти ему замену непросто. К тому же Алекс упорно отказывался принять деньги.

Ровно через две недели после отправки запроса из Америки пришло письмо. Трясущимися руками Николас распечатал конверт и на глазах у отца и друга прочитал ответ. Молчание продолжалось так долго, что Алекс всерьез испугался отказа. Генерал приезжал почти три недели назад, и угроза трудового лагеря или чего-то более страшного возрастала с каждым днем. «Братья Ринглинг» действительно оставались последней надеждой. Наконец Николас опустил листок и потрясенно прошептал:

– Бог мой, они нас берут. Готовы предоставить все необходимое и даже выдать солидный аванс. Можно ехать.

По щекам его потекли слезы. Алекс издал боевой клич и крепко обнял друга. Пауль тоже заплакал. Новость принесла и радость избавления, и горечь утраты. Да, появилась надежда на спасение, но в то же время предстояло навсегда покинуть Германию, причем как можно скорее. Времени оставалось в обрез.

Пауль быстро совладал с нервами, поздравил сына с победой и заявил, что немедленно закажет билеты на пароход. Удалился, чтобы сделать несколько важных телефонных звонков, а через полчаса вернулся и сообщил, что забронировал две кабины первого класса на роскошном океанском лайнере «Бремен», который должен отправиться в Нью-Йорк через четыре дня. Капитан готов принять контейнер с лошадьми в грузовой отсек, но хозяевам придется самим ухаживать за животными. Скорее всего этому роскошному путешествию предстояло стать последним на много-много лет вперед, а возможно, и навсегда. Трудно сказать, когда им удастся вернуться на родину и удастся ли вообще. Радость то и дело сменялась печалью, а возбуждение граничило с отчаянием. А когда Николас объявил мальчикам о скором отъезде, все снова заплакали.

Последние четыре дня перед разлукой семьи провели вместе. Алекс не терял ни минуты и безжалостно тренировал будущих артистов. Старания мастера не прошли даром: накануне отъезда фон Бингены представляли собой вполне профессиональную цирковую команду. Пауль, Алекс и Марианна собирались проводить путешественников до парохода. Предстояло поездом доехать до порта Борнховена – через Нюрнберг и Ганновер, а там погрузить лошадей и подняться на борт самим. В последний вечер в Шлосс-Альтенберг состоялся прощальный ужин. Прекрасная еда сопровождалась множеством эмоциональных тостов, минутами грустного молчания и бесконечным потоком слез. Только Лукас пребывал в состоянии радостного ожидания и возбуждения – в свои шесть лет он еще не понимал, что вряд ли когда-нибудь вернется домой.

Документы были готовы, Пауль заплатил эмиграционный налог, а благодаря генералу рейх выдал разрешение на выезд. Власти с нескрываемым удовлетворением выпускали из Германии неугодных граждан. Для них в стране становилось тремя евреями меньше, что вполне соответствовало государственному плану: или заставить людей эмигрировать, или лишить всех прав и превратить в преступников. Гитлер целенаправленно «очищал Германию от евреев», а Николас и его дети неожиданно попали в жестокий капкан.

Все шестеро молча смотрели, как грузили в поезд контейнер с лошадьми, а потом так же молча поднялись в вагон и заняли свои места. Говорить было не о чем, все высказали вчера: надежды и мечты, сожаления и опасения, тревоги и боль разлуки. Пассажиры смотрели в окно, Марианна с Тобиасом крепко держались за руки и с трудом сдерживали слезы. Когда поезд остановился на вокзале Борнховена, у Николаса застрял в горле комок, а Алекс пошел вместе с ним проверить, как контейнер перегрузят на корабль: оба страшно боялись, что контейнер сорвется с крана. Но вот контейнер аккуратно опустился на палубу, и в этот момент Николас с особой ясностью понял, что сделал для него Алекс, придумав невероятный план спасения и подарив лошадей. Новая жизнь, свобода и безопасность – вот чем он обязан другу. Хотелось верить, что когда-нибудь удастся достойно отблагодарить его, но разве это возможно? Алекс избавил от страшной судьбы и подарил будущее. Николас прошептал слова признательности, они обнялись, и каждый мысленно спросил себя, не в последний ли раз.