Онлайн чтение книги Пять сантиметров в секунду 5 Centimeters Per Second
2 - 1

Краешек солнца выплывает из-за горизонта, озаряя море ярким светом. Небо над головой безупречно синее, тёплая вода ластится к коже, тело кажется невесомым. Я лежу на светящейся глади в полном одиночестве. В такие минуты я всегда ощущаю себя существом с другой планеты, и меня наполняет едва заметное чувство счастья. Даже несмотря на ворох проблем, которые нужно как-то решить.

Я думаю: может, корень всех моих бед как раз в том, что я вопреки всему беззаботна и счастлива, — и радостно плыву, загребая руками, навстречу очередной волне. Утреннее море необыкновенно красиво. Плавное движение набегающих волн, сложная игра красок, которую не опишешь словами… Заворожённая этой игрой, я не замечаю, как к доске, которая держит моё тело, подкрадывается волна. Она тянет меня вверх, я дёргаюсь, тут же теряю равновесие и погружаюсь под воду. Опять неудача. В нос попадает солёная вода, в глазах темнеет.

Проблема номер один. За эти полгода мне ни разу не удалось оседлать волну.

На парковке вверх по холму от пляжа (на деле это просто площадка в зарослях) в тени вымахавших в мой рост кустов я стягиваю с себя облегающий гидрокостюм и купальник, окатываюсь с ног до головы проточной водой из шланга, наскоро вытираюсь и надеваю школьную форму. Вокруг — ни души. Ветер, порывами дующий с моря, приятно остужает разгорячённое тело. Короткие, не достающие до плеч волосы высыхают моментально. Кусты отбрасывают на белую матроску резкие тени. Я без ума от моря круглый год, но летом по утрам оно нравится мне как никогда. Зимой выходить из воды, взбираться на холм и переодеваться тяжелее всего.

Мажу пересохшие губы кремом и слышу, как тарахтит мотор сестринской «Хонды-Степвагон». Подхватив доску для сёрфинга и спортивную сумку, иду к машине. Сестра в красной куртке открывает окно и, не вылезая из кабины, спрашивает — Канаэ, как ты?

Моя старшая сестра прекрасна. Волосы у неё прямые и длинные, она сущий ангел, большая умница и работает учителем в старшей школе. Сестра старше меня на восемь лет, и в детстве я её совсем не любила. Как следует покопавшись в себе, я поняла, в чём дело: поскольку себя я считаю тупицей и посредственностью, выдающаяся во всех отношениях сестра стала жертвой моего комплекса неполноценности. Сейчас я сестру люблю. Когда она окончила университет и вернулась на остров, я незаметно для себя стала её искренне боготворить. Когда сестра вылезает из своих треников и надевает что-то посимпатичнее, она превращается в настоящую красавицу. Но на крошечном островке чем лучше выглядишь, тем больше внимания привлекаешь.

— Сегодня опять не вышло. Всё этот противный ветер с берега, — отвечаю я, засовывая доску в багажник.

— Ничего, тише едешь — дальше будешь. После школы опять сюда?

— Угу. Сестрица, ты разрешаешь?

— Конечно. Только, пожалуйста, про учёбу не забывай.

— Ага-a!..

Ответ звучит неестественно громко, словно я хочу убедить сестру, что не вру. Иду к оставленному на краю парковки скутеру. Поживший «Хонда-Суперкаб», на котором я езжу в школу, перешёл мне от сестры. Поездов на острове нет, автобусы еле ходят, и старшеклассники, как только им исполняется шестнадцать, почти все получают права на вождение скутера. Скутер — штука удобная, гонять на нем по острову — одно удовольствие, только вот доску на скутере не повозишь, поэтому каждый раз, когда я собираюсь на море, за мной заезжает сестра. Затем мы вместе едем в школу и идём каждая на свой урок; я как ученица, сестра как учительница. Повернув ключ зажигания, смотрю на часы. Без четверти восемь. Нормально. Наверняка он ещё на тренировке. Мы покидаем берег: впереди сестра на «степвагоне», вслед за ней — я на «кабе».

В первом классе старшей школы я начала заниматься бодибордингом под влиянием сестры — и виндсёрфинг очаровал меня с самого первого дня. Сестрица занималась в секции сёрфинга в университете, её тренировки были совсем не увлекательными и такими же изнурительными, как тренировки тяжелоатлетов (прежде чем её выпустили на воду, она три месяца училась грести руками — до самого захода солнца — и делать «утку»!), но мне всё равно почему-то казалось, что бросить вызов огромному до умопомрачения океану — это очень здорово. Я пошла во второй класс, научилась управляться с бодибордом и одним погожим летним деньком поняла вдруг, что хочу покорить волну. Для этого нужно было встать либо на короткую доску, либо на длинную, а поскольку в моде были шортборды, я выбрала короткую, забросила бодибординг, стала начинающим сёрфером и несколько раз случайно оседлала волну — увы, с тех пор встать на доску резким прыжком мне почему-то никак не удавалось. Я раздумывала, не отказаться ли от сложного шортборда и не вернуться ли к бодибордингу, следовать раз выбранному пути или не следовать, всё больше запутывалась, перешла в третий класс и не успела моргнуть, как наступило лето. Покорить волну на шортборде у меня не получается. Я хочу этого больше всего на свете. На втором месте — желание, которым я сейчас займусь.

ТЫЦ! Приятный сердцу звук почти тонет в чириканье утренних птах. Звук, с которым стрела поражает гладко натянутую мишень. Сейчас 8:10, я стою в тени школы, нервы — как натянутая тетива. Только что выглянула из-за угла — на площадке для стрельбы из лука, как и всегда, только он один.

Каждое утро он в одиночестве упражняется в стрельбе, и, по правде говоря, это одна из причин, по которым я каждое утро пытаюсь оседлать волну. Если он с утра усердно занимается чем-то, я тоже хочу чем-то усердно заниматься. Когда он сосредоточенно натягивает тетиву, я не могу отвести от него глаз. Правда, смотреть на него вблизи я стесняюсь, потому гляжу, как он тренируется, с расстояния примерно сто метров, вот как сейчас. Вдобавок ещё и украдкой.

Сама не знаю зачем поправляю юбку, слегка одёргиваю матроску, делаю глубокий вдох. Вот так! Идти надо непринуждённой походкой. И я выдвигаюсь в сторону площадки для стрельбы из лука.

— А, доброе утро.

Как и всегда, он замечает моё приближение, опускает лук и вежливо здоровается. Ой, какой же он добрый. Какой у него удивительно спокойный голос…

Безумно бьётся сердце, но шагаю я медленно, надев маску безмятежности. Совершенно случайно прохожу мимо зала для стрельбы из лука, вот и все. Отвечаю сдержанно. Голос ничуть меня не выдаёт.

— Доброе утро, Тоно-кун. Ты сегодня рано.

— Ты тоже. Была на море?

— Угу.

— Ты молодец.

— Э…

Неожиданная похвала застаёт меня врасплох. Блин, я наверняка покраснела до корней волос!

— Во… вовсе нет… Хех, ну, до встречи, Тоно-кун! Радуясь и смущаясь, в спешке улепётываю прочь.

— Ага, пока-пока, — доносится до меня весёлый голос.

Проблема номер два. У меня к нему безответная любовь. Уже целых пять лет. Его зовут Такаки Тоно. Вместе нам осталось быть всего-то полгода — до конца старшей школы.

И проблема номер три. Лист бумаги на столе. На часах 8:35, утро, классный час в самом разгаре. Голос классного руководителя Мацуно еле слышен. Итак, на раздумья времени не осталось. Посоветуйтесь с родными и заполните бланк. Ну и всё такое. На листе написано: «Опросник профессиональных предпочтений № 3». Что в нём писать — ума не приложу.

12:50. Во время большой перемены класс заполняют переливы классической музыки, которую я где-то когда-то уже слышала. Не знаю почему, но когда я слышу эту мелодию, всегда думаю про пингвина на скейте. Как пингвин и мелодия у меня в голове связаны, а? Пытаюсь вспомнить, что это за музыка, но ничего у меня не выходит, и я ем приготовленные мамой яичные роллы. Они сладкие и вкусные. Смакую роллы, мне становится хорошо, настроение улучшается. Я сижу за столом вместе с Юкко и Саки-тян; мы обедаем, и мои подружки болтают о профессиональных предпочтениях.

— Сасаки вроде как будет поступать в университет в Токио…

— Какая Сасаки? Кёко, что ли?

— Да нет же, Сасаки из первого!..

— А, которая из литкружка! Кто бы сомневался…

Услышав про класс 3-1, я немного напрягаюсь. В этом классе учится Тоно. В нашей старшей школе по три класса в параллели, первые два — обычные. Те, кто готовится поступить в университет, учатся в первом. Третий класс — «экономический», после него многие идут в техникумы или ищут работу. В этом классе больше всего тех, кто хочет остаться на острове. Я учусь в «экономическом». Я ещё не спрашивала, но уверена, что Тоно будет поступать в университет. Мне кажется почему-то, что он хочет вернуться в Токио. От таких мыслей я вскоре перестаю чувствовать вкус яичных роллов.

— Канаэ, а ты? — вдруг спрашивает Юкко, а у меня словно язык отсох.

— Пойдёшь работать? — задаёт следующий вопрос Саки-тян. Уклончиво мычу в ответ. Я и сама не понимаю, пойду или нет.

— Какая-то ты пустоголовая, — возмущается Саки-тян.

— Один Тоно на уме, — а это Юкко.

— У него есть подружка в Токио, точно говорю, — опять Саки-тян.

Я вспыхиваю и кричу:

— Не может быть!

Обе хихикают. Получается, я выдала им свои тайные мысли.

— Ну ладно. Пойду куплю себе йогурт, — говорю я обиженно и встаю из-за стола. Дуюсь я, конечно, понарошку, хотя теория о токийской подружке Такаки Тоно меня просто убивает.

— Эй! И куда в тебя лезет? Ты же недавно выпила один!

— Да что-то в горле пересохло.

— Вот что сёрфинг с людьми делает!

Пропускаю подколку мимо ушей и выхожу в продуваемый сквозняками коридор; пока иду, взгляд скользит по стене, увешанной фотографиями в рамках. Это снимки ракет, которые взлетают со стартовой площадки, выбрасывая гигантские клубы дыма. «Старт ракеты-носителя Н-II-4 8-й год Хэйсэй[7], 8 августа, 10:53», «Старт ракеты Н-II-6. 9-й год Хэйсэй, 28 ноября, 6:27»… Ходят слухи, что после каждого успешного старта человек из NASDA приходит в школу и вешает на стену новый снимок.

Эти старты я видела много раз своими глазами. Устремившаяся в небеса ракета с белым шлейфом дыма отлично видна с любой точки острова. К слову, стартов у нас не было, кажется, уже несколько лет. Интересно, а Тоно хоть раз видел ракету за те пять лет, что он тут живёт? Было бы здорово оказаться рядом с ним в такой момент. Когда глазеешь на старт впервые, волнуешься не на шутку, и если бы мы с Тоно увидели ракету вместе, расстояние между нами, я думаю, немного сократилось бы. Жаль, что учиться нам осталась всего полгода — вдруг за это время не будет ни одного старта? Так-то вот. Неизвестно ещё, удастся ли мне за эти полгода как следует оседлать волну. Я бы хотела, чтобы однажды Тоно увидел меня на море, но не раньше, чем я научусь скользить по волнам, а до того на меня смотреть — одно расстройство. Всего-то полгода… Плохо, но есть же какая-то вероятность, что Тоно после школы никуда не уедет. Если он останется, шансы у меня ещё будут — тогда я тоже буду искать работу на острове. Только вряд ли Тоно тут останется — они с островом как-то не подходят друг другу. Ага.

…Вот так все мои переживания вертятся в итоге вокруг Тоно. И ясно только одно: переживаниям этим нет ни конца, ни края.

Вот почему я твёрдо решила; если покорю волну — признаюсь Тоно в любви.

* * *

Вечер, десять минут восьмого. Только что воздух наполняло пение кумадзэми — и вот оно незаметно сменилось пением хигураси[8]. Пройдёт ещё немного времени, и запоют уже кузнечики. Начинает темнеть, хотя вечернее солнце ещё в небе и высокие облака сверкают золотом. Я гляжу в небеса и понимаю, что облака плывут на запад. Когда я была на море, ветер дул в обратном направлении, с моря на сушу, а когда ветер к берегу, волны идут такие, что скользить по ним трудно; может быть, сейчас встать на волну было бы легче. Впрочем, куда бы ни дул ветер, уверенности в себе у меня всё равно нет.

Из тени школы украдкой гляжу на стоянку для мотороллеров. Почти все скутеры разъехались, возле школьных ворот — ни души. Даже кружки, и те уже закончились. После уроков я поплавала на доске в море, потом вернулась в школу, чтобы, спрятавшись в тени, дождаться, пока Тоно не покажется на стоянке (как подумаю об этом, так, поверьте, самой страшно становится), и теперь гадаю, не ушёл ли он сегодня домой раньше времени. Корю себя за то, что не выбралась из моря чуть пораньше, и решаю подождать ещё немного.

Проблема сёрфинга, проблема Тоно, проблема профессиональных предпочтений — три вопроса, которые сейчас занимают меня больше всего, но, конечно, есть и всякие другие. Например, кожа, сильно загорающая на солнце. Она вовсе не тёмная, как шоколад (надеюсь!), но, хотя я обильно мажусь солнцезащитным кремом, одноклассники, кого ни возьми, все куда бледней меня. Сестра твердит, что у сёрфингистов это обычное дело, а Юкки и Саки-тян говорят, что загар полезен для здоровья и смотрится очень мило, но по сравнению с мальчиком, которого я люблю, я выгляжу негритянкой, и от этого мне хочется убить себя об стену. У самого Тоно кожа светлая и красивая.

Потом ещё эта грудь, которая не растёт (а у сестры грудь почему-то большая, хотя гены у нас одинаковые!), убийственные оценки по математике, неумение выбрать стильную одежду, суперское здоровье, из-за которого я даже простудиться толком не могу (и никто меня, бедную, не пожалеет), и так далее, и так далее.

У меня гора Фудзи всяких проблем, поверьте.

Перебирая трагедии своей жизни, с которыми ничего нельзя сделать, я вновь бросаю взгляд на площадку мотороллеров. Издалека к стоянке приближается человек, которого я не спутала бы ни с кем на свете. Ура! Не зря ждала. Ай да я, всё правильно рассчитала. Спешно делаю глубокий вдох, как ни в чём не бывала шагаю к стоянке.

— А, Сумида. Ты едешь домой?

Какой у него добрый голос! С каждым шагом освещаемый фонарями силуэт Тоно становится всё чётче. Стройная худощавая фигура, чуть прикрывающая глаза длинная чёлка, вечно спокойная походка.

— Угу… А ты, Тоно-кун? — кажется, мой голос немножко дрожит. Эх я: успокаиваю себя, успокаиваю, а увижу Тоно — и сразу как на иголках.

— Ага. Может, поедем вместе?

…Будь я собакой, мой хвост точно завертелся бы пропеллером, думаю я. Ах, как хорошо, что я не собака, иначе хвост выдал бы все мои чувства, размышляю я на полном серьёзе и тут же поражаюсь тому, что творится в моей голове, — и всё равно, возвращаясь домой вместе с Тоно, я абсолютно счастлива.

Мы едем на скутерах по узкой дороге между полями сахарного тростника: Тоно впереди, я за ним. Я смотрю ему в спину и искренне наслаждаюсь своим счастьем. В груди разливается жар, в носу щиплет, словно я пытаюсь покорить волну и ничего у меня не выходит. Счастье и страдание похожи, а почему — непонятно, думается мне.

Я с самого начала знала, что Тоно немножко не такой, как другие парни. Он появился на нашем острове той весной, когда я перешла во второй класс средней школы. До сих пор помню Тоно на церемонии начала учебного года. Незнакомый мальчик замер перед доской, вытянувшись в струнку, не смущаясь, не нервничая, на благородном лице застыла спокойная улыбка.

— Меня зовут Такаки Тоно. Работа моих родителей связана с переездами, мы прибыли сюда из Токио три дня назад. К переездам я привык, но на этом острове оказался впервые. Буду счастлив учиться вместе с вами.

Он выдал это спокойно, чётко, без запинки, на стандартном японском, выговаривая слова так чисто, что они завораживали. Прямо диктор в ящике. Будь я на его месте — если бы я приехала из огромного мегаполиса в мегазахолустье (да ещё на остров у черта на куличках!), ну или наоборот, — залилась бы краской, и в голове было бы пусто, и от мысли, что выговор у меня не как у всех, я бы точно двух слов связать не смогла. А тут человек примерно моего возраста говорит, как с листа читает, без тени смущения, славно в пустоту — как ему это удаётся? Что этот мальчик в чёрном школьном костюме пережил, о чём он сейчас думает?.. Никогда ещё мне так сильно не хотелось узнать ответы на свои вопросы, и это была судьба: в тот момент я и влюбилась в Такаки Тоно.

С тех пор моя жизни стала совсем другой. На улице, в школе — повсюду мне кажется, что вдали я вижу его. На уроке, по дороге домой, даже выгуливая собаку у моря, я краем глаза всегда ищу Тоно. Поначалу он казался задавакой, но на деле был добрым и сразу завёл немало друзей, причём общался не только с мальчишками, как это бывает у парней, потому-то мне и удавалось так часто с ним разговаривать — надо было только правильно рассчитать время.

Мы оказались в разных старших классах, каким-то чудом оставшись в одной школе. По правде сказать, школ на этом острове раз-два и обчёлся, но с такими оценками, как у Тоно, можно было выбрать любую, а он, похоже, предпочёл ту, которая ближе к дому. В старшей школе я была все так же влюблена в Тоно, за пять лет это чувство совсем не ослабло, напротив, стало сильнее. Конечно, я бы хотела стать для него кем-то особенным, но, честное слово, для меня важнее всего было то, что я его люблю. Представить себе, что мы с ним будем встречаться, я не могла. Всякий раз, когда я видела Тоно в школе или на улице, я понимала, что влюблена по уши, и мне было страшно, и с каждым днём я всё больше страдала, но и радовалась тоже, и ничего не могла с собой поделать.

Вечер, полвосьмого. По пути домой мы заехали в магазинчик «АiShop». Возвращаться из школы мы с Тоно можем 0,7 раз в неделю — когда мне везёт, это случается раз в неделю, когда не везёт, раз в две недели, — и «АiShop» давно стал неотъемлемой частью нашего маршрута. Магазинчик закрывается в девять и торгует чем угодно, от семян до выращенной окрестными бабульками редьки только что с огорода, а сладостей тут — выше крыши. Радиоточка транслирует какую-то модную попсу. Ряды ламп на потолке заливают тесное помещение мягким матовым светом.

Тоно всегда покупает одно и тоже, вот и сейчас он без колебаний берет картонную упаковку «дэйри-кофе»[9]. Я же всегда мучаюсь, что бы такого купить. Вопрос один: насколько мило будет выглядеть мой выбор? Я нацелилась на такой же кофе, как у него, но — нет: молочный напиток вульгарен; «дэйри-фрукт» в жёлтой упаковке выглядит мило, но вкус у него так себе; «дэйри-куродзу» я бы выпила, но это уже экстрим…

Пока я вот так мешкаю и колеблюсь, Тоно со словами «Сумида, я в кассу» направляется к прилавку. А ведь только что стоял так близко! Я в спешке делаю выбор и хватаюсь за «дэйри-йогурт». Это уже который за сегодня? Один йогурт я купила и выпила после второго урока, ещё два — на большой перемене, значит, это будет четвёртый. С ужасом думаю о том, что моё тело на пять процентов состоит из йогурта.

Я выхожу из магазина, заворачиваю за угол, вижу, что Тоно, прислонившись к скутеру, пишет в мобильнике письмо, и машинально прячусь за почтовый ящик. В небе сгущается тёмная синева, сквозь гонимые ветром облака проступает смутный закатный багрянец. Весь остров вот-вот погрузится в сумерки. Стрекочут насекомые, шелестит тростник. Откуда-то доносится запах приготовленного ужина. В темноте выражение лица Тоно неразличимо. Зато ярко светится жидкокристаллический экран его мобильника.

Стараясь выглядеть как можно более весёлой, иду к Тоно. Заметив меня, он непринуждённо кладёт мобильник в карман и добрым голосом говорит:

— Сумида, с возвращением. Что купила?

— Никак не могла выбрать, решила взять йогурт. Честно сказать, это четвёртый йогурт за день. Круто, а?

— Да ладно. Тебе так нравятся йогурты? Как это на тебя похоже…

Пока мы беседуем, я думаю про свой мобильный телефон, лежащий в заплечной спортивной сумке. В тысячный раз твержу себе: ах, как было бы здорово, если бы Тоно написал мне что-нибудь! К сожалению, его послания предназначаются кому-то другому. Поэтому и я ему писем не шлю. Я… Меня пробирает дрожь. Честное слово, в будущем, с кем бы я ни стала встречаться, всё то время, когда мы с этим человеком будем вместе, я буду смотреть только на него. Забью на мобильник и все остальное. Не дам этому человеку повода переживать, что я думаю не о нем, а о ком-то ещё...

На ночном небе загораются первые звезды. Я разговариваю с мальчиком, которого люблю, несмотря ни на что, и мне все больше хочется плакать. Тогда я принимаю решение.

Примечания

7 - Эра Хэйсэй — период правления императора Акихито, начавшийся в Японии 7 января 1989 года. 8-й год Хэйсэй соответствует 1996 году григорианского календаря, 9-й — 1997-му.

8 - Кумадзэми и хигураси — виды японских цикад.

9 - Здесь и далее речь о напитках японской компании Dairy (англ. «молочные изделия») со вкусом кофе, фруктов и чёрного уксуса (куродзу).