Онлайн чтение книги Плазмоиды
Глава третья

– Никогда не думал, что придется по ней ехать, – сказал заместитель министра обороны, придерживаясь за поручень. Сидеть ему не хотелось. – Слышать слышал, но бывать не приходилось. Она ведь секретная?

– Ты имеешь в виду эту ветку метро? – уточнил генерал. – Ни хрена она не секретная. Как построят что-нибудь новое под землей, сразу же диггеры все излазят. Везде нос свой любопытный суют.

– Кто-кто? Какие еще диггеры?

– Считают себя хозяевами подземелий, исследуют заброшенные тоннели, бункеры, каверны. Даже канализации под городами. Составляют карты и иногда, болваны этакие, выкладывают их в Интернет…

– Но это же военный объект! Он охраняться должен.

– Эти кроты в любую щель пролезут. Если нужно какую-нибудь диверсионную операцию провернуть или еще что опасное под землей, то лучших исполнителей не найти. Никакие спецназ с десантурой им ниже уровня моря и в подметки не годятся.

– Да уж, век живи…

Свет в вагоне на несколько секунд погас, затем, померцав, вновь загорелся.

– Хотелось бы… век, – буркнул генерал, вспоминая летящие с неба огненные шары.

Даже его, старого вояку, боевого офицера, до мурашек пробрало это зрелище, когда весь штаб подняли по тревоге среди ночи. Сначала комсостав решил, что это ракетный удар, но довольно скоро стало ясно – нет. Разрушительные сгустки энергии не были похожи ни на снаряды, ни на бомбы, ни на какие другие известные средства воздушной атаки. Это было что-то принципиально новое. ПВО ничего не могло поделать: ракеты, пущенные наперехват, сбивались с курса, мазали, вся их современная электронная начинка «сходила с ума». Истребители, которые по приказу командующего ВВС взлетели с подмосковных аэродромов, тоже оказались бессильны – они сгорали, словно сделанные из папиросной бумаги, при столкновении с шарами. С орбитальных станций и комплексов слежения за околоземным пространством не поступало никаких новостей: связь отключилась в первую же минуту атаки. Из-за этого оказалось практически невозможно координировать действия военных подразделений. Радиоволны словно «вязли» в воздухе. Хорошо хоть эвакуировать гражданское население удалось более-менее организованно: спасибо спасателям и милиции – помогли.

Генерал с силой потер красные глаза сухими пальцами, машинально вытащил из футляра очки и водрузил их на переносицу. Поглядел, как за стеклом проносятся кабели, изредка мелькают желтые огни.

Спец-линия вела из Кунцево в окрестности Кубинки, где на глубине пятидесяти метров располагался бункер. Она была предназначена для экстренной эвакуации командования вооруженных сил и ФСБ, членов правительства, президентского аппарата и прочих власть имущих в случае угрозы ядерной атаки. За сегодняшнюю ночь уже восьмой состав несся прочь из Москвы.

Пожилой военный хмыкнул и покрутил в руках фуражку. Сколько он уже не ездил в метро? Лет пять, пожалуй, – с того времени, как липовые боги покинули Землю. М-да, зажрался на генеральском-то пайке и со спец-сигналом на крыше служебной машины.

К заместителю министра подошел помощник и протянул планшетный PC с длинной таблицей на экране. Поезд мотнуло на стрелке, и компьютер чуть не вылетел из рук чиновника. Он чертыхнулся, сел на скамейку и принялся пролистывать выкладки аналитиков. Спустя минуту его светло-рыжие брови непроизвольно съехались к переносице.

– Ну? Что твои ушлые архаровцы выяснили? – спросил генерал, снимая очки.

– Удар был нанесен не только по Москве, – как-то беспомощно, по-детски обиженно засопев, ответил замминистра.

– Это я знаю, – кивнул генерал.

– Откуда?

– Интуиция, сынок. Все ж немало лет я в военной разведке проработал.

– Могли бы и поделиться соображениями.

Чиновник захлопнул планшет, сморщившись при слове «сынок». «Этот вояка ни черта не понимает в политике, считает, что управлять можно только с помощью авторитета да божьей помощи, – подумал он. – На старых лаврах верхом скачет. Моя б воля, снял бы с должности сию минуту».

Генерал лишь едва заметно улыбнулся, поглядывая на нахохлившегося политикана.

Поезд начал притормаживать. Присутствующие в вагоне чиновники и военные нетерпеливо встали со своих мест. Этот состав был уже полупустой, на нем ехали те, кто дольше всех оставался на местах, чтобы помочь организации обороны и эвакуации. Кто-то с целью выслужиться, кто-то по иной, не всегда понятной посторонним причине.

Наспех повязанные галстуки, разномастные пиджаки и свитера, туфли за пятьсот евро и дешевые кроссовки, кое-как накрашенные жены и жмущиеся к ногам дети, портфели из натуральной кожи и дорожные чемоданы – все можно было увидеть в этой «шлюпке», плывущей прочь от гигантского тонущего лайнера. Все. Кроме безмятежности и радости.

В глазах людей дрожал страх.

Некоторые скрывали его за деловитой суетливостью, другие даже вяло пытались отшучиваться, но страх сквозил в каждом кубическом миллиметре сыроватого подземного воздуха… Страх слишком неподатлив, чересчур игловиден по своей природе, чтобы спрятать его за черным стеклом зрачков. Страх все равно пронзит роговицу и скользнет наружу.

Наделенные властью, имеющие доступы к денежным щупальцам государства, крушащие судьбы и вершащие историю, привыкшие командовать сотнями людей, отдавать приказы и не глядя подмахивать дорогими ручками рапорты – все они оказались беззащитны под небом, вдруг разразившимся огненным дождем.

Получилось, что некому стало раскрыть зонтик…

Слева мелькнули какие-то служебные помещения, и потянулась ярко освещенная платформа. Поезд скрипнул тормозами и замер.

Двери с облупленной надписью «Не прислоняться» разошлись.

* * *

– Господа офицеры! – громко сказал человек в подполковничьих погонах.

Бормочущие о чем-то друг с другом военные поднялись при виде входящего генерала, протирающего очки. Он был уже не тот, что четыре года назад, когда отправил под трибунал половину командного состава штаба: осунулся, изрядно полысел, обзавелся новыми морщинами – годы брали свое. Только вот почему-то при виде его высокого бликующего лба все равно хотелось встать.

Вокруг восхождения этого человека к верхам военной власти витало множество слухов. Многие из них были связаны с неслыханной по дерзости операцией, которую он помог провернуть на каком-то секретном объекте в Сибири, но подробностей никто толком не знал, кроме нескольких высших государственных чиновников. Фактом оставалось лишь то, что после переполоха, устроенного взводом под его командованием в районе Томска, полетели не только погоны и головы.

После этого трусливо сбежали «боги», лишившие планету огня.

– Николай… – начал министр обороны, привставая из-за гигантского стола.

– Если бы ты, Леша, служил под моим началом, то сейчас бы уже наполнял свои пещеристые тела кровью с бромом и вприпрыжку бежал драить напряженным членом сортиры.

Министр опешил.

– Ну, что вылупился, как начпрод на осетрину? – Генерал, вздохнув, опустился на стул. – Кто ж служебные документы кладет текстом вверх!

– Здесь ставка командования, а не проходной двор. И секретов от присутствующих я не имею, – оправившись от шока, отрезал министр, но несколько бумаг, лежащих перед ним, все же автоматически перевернул.

– Секреты тут действительно ни к чему. Дисциплина нужна, Леша. Иначе нам с тобой дальше этих сраных бумажек никуда не уехать.

– Ладно, Николай, хватит балаган устраивать, – сухо произнес министр.

Генерал надел очки и внимательно посмотрел на свои жилистые руки.

– Выкладывай суть, – сказал он через десять секунд, и глубокая, кривая морщина взрезала костистый лоб. – Связь с другими пострадавшими городами установлена?

– Связи нет. Только авиация. Пилоты передают сведения.

– Как же они, болезные, без навигационных сигналов?

– Почти «слепцами» летают.

– Сколько крупных городов атаковано, кроме Москвы, Леша?

Министр потер ладонями уши и щеки, словно не хотел ничего больше слышать, и ответил после паузы:

– Двадцать семь. Только в России.

По длинному кабинету с низким беленым потолком пронесся легкий гул. Видимо, цифра была для многих в новинку.

– Уже поступили сведения о нападении на Нью-Йорк, Киев, Прагу, Стамбул, Токио, Тегеран. Вообще картина какая-то странная вырисовывается… С одной стороны, атакованы несколько десятков мегаполисов и больших городских агломераций, с другой… шары разнесли в клочья добрую сотню небольших ПГТ и деревень, явно не имеющих стратегического значения. В основном у нас – в России. Странный какой-то выбор целей… Хаотичный. Ладно, над этим аналитики пусть потеют.

Заместитель министра, который ехал в метро вместе с генералом, вскинул светло-рыжие брови и обратился к непосредственному начальнику:

– Алексей Иванович, но куда смотрели наши РВСН и ПВО? Военно-космические тоже маху дали…

– Помолчал бы ты… «пиджак», – шепотом сказал коренастый офицер, командующий ракетными войсками.

Он произнес это совсем негромко, но получилось так, что фразу услышали все присутствующие. На мгновение в кабинете повисла тишина.

– Как ты меня назвал? – багровея, спросил заместитель.

Ракетчик хотел было что-то ответить, но министр со всей дури шарахнул по столу кулаками, от чего лежащие перед ним бумажки пугливо разлетелись в разные стороны.

– Отставить! – проорал он, заставив вздрогнуть заместителя. – Вы что, вконец рехнулись?! Нашли время выяснять, у кого члены длинней и звезды толще!

Мужчины посопели, но продолжать перепалку не решились.

– Дисциплина, – пожал плечами пожилой генерал, продолжая смотреть на свои руки. – Ты не отвлекайся, Леша. Скажи, какие потери среди гражданского населения.

Министр снова потер уши.

– Сейчас сложно сказать точно… Спасатели и МВД называли цифру… что-то около ста двадцати тысяч в одной только Москве. И раненых раза в три больше.

– А что с военными?

– Сухопутные и морские части практически не пострадали. А вот авиации досталось сполна.

– Разрешите, господин министр? – подал голос командующий ВВС, чернобровый крепыш с орлиным носом. – Московский авиационный полк разбит подчистую. Потери составляют по приблизительным оценкам более шестидесяти процентов. Главным образом истребители и боевые вертолеты. В других эскадрильях дела получше, но и там ударная мощь серьезно пострадала. Пилоты – опытные боевые офицеры – в растерянности. Они просто не понимают, что делать в воздухе с противником, который неуязвим для пушек и ракет. Они не понимают, зачем их вообще бросили атаковать цели, которые по всем характеристикам подпадают под ведомство ПВО и стратегических ракетчиков! Сбиты даже семь самых современных истребителей-стелсов «Иван Кузнецов». Скажу прямо, если бы атака продолжалась еще полчаса, то остатки ударных групп пришлось бы возвращать на аэродромы, чтобы не потерять последний резерв… Я отдал приказ поднимать самолеты и вертолеты в воздух на свой страх и риск, не зная – имеем ли мы дело с пилотируемыми объектами противника… И теперь прошу об отставке.

– Отказываю, – устало произнес министр. – В военное время подобные заявления по меньшей мере непатриотичны.

– Какой, на хрен, патриотизм! Мы не выдержим повторной атаки, господин министр, – покачал головой командующий ВВС. – Бессмысленно губить ребят, не зная, как нанести хотя бы минимальный урон противнику.

– Значит, мы узнаем. Есть какие-либо вести с орбиты?

– Глушняк. Полная радиоблокада, – буркнул командующий военно-космическими силами, стукнув по нескольким клавишам на своем планшете. Тупо добавил: – Но шары – не метеориты. Они управляемы.

– Это мы уже имели несчастье видеть.

Пожилой генерал наконец оторвал взгляд от сухой кожи на своих руках и поднял глаза на министра.

– Леша, у нас совсем нет времени.

– И что ты предлагаешь? – взорвался тот. – Сыграть напоследок в кегельбан?! ФСБ, внешняя разведка, военные гнут извилины и спины последние пять часов, как проклятые! Что-то никто пока не смог разгадать намерений противника! Более того! Неизвестно, что за оружие он использует! Тактики и стратеги мозги свернули, пытаясь понять, по какому сценарию агрессор намерен вести дальнейшие боевые действия и намерен ли вообще! Президент отдувается на экстренном саммите ядерных держав в Брюсселе, где все, я уверен, тычут пальцем друг в друга и брызжут слюной! Люди, обыкновенные люди в панике! Вандалы громят все, что не успели разбомбить хреновы шары, а мародеры собирают оставшуюся после них падаль! Миллионы гражданских эвакуируют из ста с лишним крупных городов, во многих из которых введено военное положение…

Он перевел дух и добавил на тон тише:

– Хорошо сидеть здесь, под пятидесятиметровым слоем железобетона… Может, ты, Николай, разберешься в ситуации, а?

– Разбираться мы будем вместе, – ответил генерал, оторвавшись от раздумий. – Но попробую кое-что разъяснить. Точнее, сам я полный профан в той области, о которой пойдет речь, но попросил одного старого приятеля, представить довольно любопытную гипотезу. И если она верна, нам не поможет даже километровый слой титана. Молись, Леша, молись, если веришь во что-нибудь, молись тысячу раз, чтоб эта гипотеза не подтвердилась.

Министр нахмурился, но промолчал.

– Подполковник, – обратился генерал к офицеру, сидевшему ближе всех к двери. – Будь любезен, проверь, не прибыл ли последний поезд из Москвы. Мне нужен человек по фамилии Буранов. Андрей Буранов.

Подполковник кивнул и вышел.

– И кто же этот… Буранов? – поинтересовался назойливый замминистра. – Обладатель сверхсекретного инопланетного оружия? Или, может быть, пророк?

– Знаешь, если я пообщался с тобой в вагоне метро, это не значит, что ты имеешь право язвить, – проговорил генерал, даже не повернув голову в его сторону. – Ты офицер или говно?

Замминистра вскочил, сжав кулаки, и оттолкнул пинком стул.

– Да что ты себе позволяешь, старпер твердолобый?! – вскрикнул он. – Что ты понимаешь в политике? Ты кто такой, чтоб мне перечить?

Генерал поднялся и, сделав два шага к взбесившемуся чиновнику, врезал тому в челюсть. Затем, хватанув за плечи, резко потянул на себя и приложил коленом под дых.

Заместитель министра упал, свернувшись пополам и захрипев. Никто из офицеров не произнес ни слова.

Генерал взял скорчившегося политикана за шиворот и с усилием поволок к выходу, приговаривая:

– Я Пимкин Николай Сергеевич. Генерал-лейтенант вооруженных сил Российской Федерации, командующий разведывательными войсками, боевой офицер, имеющий четыре ордена и семь медалей, которые честно заслужил, подставляя собственную жопу под пули.

Открыв дверь, он вышвырнул чиновника в узкий коридор, заставив отпрыгнуть в сторону часового. И добавил:

– А вот ты и впрямь «пиджак».

Пимкин вернулся на свое место, сел и снова уставился на сухие руки. На одной из костяшек остался кровоточащий след от двух зубов.

– Грубовато, но справедливо, – натянуто усмехнулся министр через полминуты. – Ты, Николай Сергеевич, уволил товарища, избавив от сей противной участи меня.

– Давно пора было, – не выдержал командующий ракетными войсками. – Я ж говорил: «пиджак»…

Офицеры дружно хохотнули, сбрасывая напряжение. Только Пимкин так и не улыбнулся, чувствуя, как нечто вязкое и жуткое с каждой минутой подкрадывается к сердцу все ближе.

То ли обыкновенная старость, то ли обыкновенный страх…

Открылась дверь, и зашел сильно озадаченный подполковник. Отрапортовал:

– Товарищ генерал-лейтенант, поезд прибыл. Андрей Буранов на нем был… – Он как-то растерянно поглядел на Пимкина. – Простите… это точно тот, кого вы искали?

– Покажите, и я вам отвечу.

Подполковник посторонился, впуская в кабинет пухлого пацана лет пятнадцати с россыпью прыщей на носу и щеках. Парень был облачен в засаленную коричневую косоворотку и мятые брюки, левой рукой он придерживал под мышкой массивный старенький ноутбук, а правой то и дело поправлял торчащий из-под куртки свитер.

В помещении повисла такая зубодробительная тишина, что стало слышно, как сопит вихрастый подросток.

– Точно, – удовлетворенно кивнул генерал. – Тот.

Когда втащили агрегат, некоторым офицерам пришлось встать и отодвинуть стулья, чтобы он поместился на небольшом пространстве возле двери.

Больше всего это напоминало качественную имитацию гибернатора из фантастических фильмов – вытянутый цилиндр метрового диаметра из тусклого металла с прозрачным участком стенки, за которым виднелся еще один внутренний резервуар. С виду – пустой. От оснований цилиндра в коридор тянулись какие-то шланги и кабели, на переднем краю подставки находилась сенсорная панель.

Подросток уже освоился: он деловито подгонял солдат, двигающих непонятное устройство так и сяк, раздавал указания ассистентам, которые были вдвое, а то и втрое старше его самого.

– Левый край слегка вперед выставьте, чтобы обзор был лучше. Ага, спасибо. А здесь нельзя освещение прибавить? Нет? Жаль… Вова, включи подсветку на три. Без перегрева…

Военные хмуро наблюдали за священнодействием, изредка перебрасывались друг с другом отрывистыми репликами, пожимали плечами.

– Пимкин, что за балаган ты здесь устроил? – обрел наконец дар речи министр. – Страна в руинах, а ты в «Дум» поиграть решил?

Генерал успокаивающе похлопал его по плечу и взглянул поверх очков на Буранова.

– Леша, успокойся, дыши ровнее. Этот парень сейчас полезнее двадцати снаряженных авианосцев и пяти танковых дивизий… В двенадцать лет он освоил курс физмата МГУ, в тринадцать понял общую теорию относительности Эйнштейна, в пятнадцать написал докторскую и не смог защитить лишь потому, что в этом возрасте положено учиться в десятом классе и мацать баб за сиськи, а не становиться доктором наук и получать нобелевки по физике…

– Пимкин, ты надо мной издеваешься? – громко спросил министр обороны. – Лучшие умы сейчас дым с копотью из извилин пускают в рамках программы госбезопасности, а ты мне притащил пацана с прыщами на морде и муляжом грави-пушки?

– Он и есть лучший ум, Леша. И молись, чтобы этот ум оказался не прав, в чем я все сильнее сомневаюсь… Андрюша, ты закончил?

– Да, Николай Сергеевич. Начинать?

– Конечно. Господа офицеры, прошу внимательно выслушать Андрея. Возможно, от его предположений зависит вся дальнейшая стратегия и тактика ведения войны.

Кто-то из военных переспросил:

– Войны?

– Боюсь, что да. Войны. Самой масштабной в истории человечества.

Присутствующие скептически пощелкали языками.

– Это цирк какой-то… – вздохнул министр и привычным движением потер уши.

Буранов закончил возиться с настройкой агрегата и повернулся к военным. Несмотря на то, что внешне парень старался казаться невозмутимым, он все же немного робел перед людьми, распоряжающимися оборонным потенциалом одной из самых мощных мировых держав.

– Господа, – начал Андрей сипловатым, не поставленным голосом. – У меня есть гипотеза насчет сегодняшнего нападения. Сначала я хотел бы убедиться, что вы сумеете понять, о чем я буду говорить. Все знают, что такое плазма?

Чиновники и генералы замялись, захмыкали. Они давно отвыкли, что вопросы задают им, а не наоборот. Никто не хотел лезть в шкуру ответчика.

– Мы будем сотрудничать или ломаться? – вдруг раздраженно и напористо поинтересовался Буранов, ловко скинув с покатых плеч косоворотку.

– Четвертое состояние вещества, – сказал один из офицеров, невольно поддавшись неожиданному натиску мальчишки. – Плазма – это четвертое состояние вещества. – Верно, – кивнул Андрей. – Но не емко. Я вкратце объясню, чтобы впоследствии мы понимали друг друга без лишних оговорок.

– К чему все это? – не вытерпел министр, снова начиная звереть. – Мы что, лекции по физике собрались здесь слушать?! Николай, я приказываю срочно прекратить эту клоунаду!

– Леша, дай пареньку всего несколько минут. Я уверен, тебя заинтересуют его выкладки.

Министр издал звук, похожий на шипение, но все же не стал перечить пожилому генералу.

– Плазма – частично или полностью ионизированный газ, – продолжил Буранов. – Можно даже сказать: одна из разновидностей процесса горения. Очень занятная и необычная разновидность. При сильном нагревании, как известно, любое вещество превращается в пар. А вот если увеличивать температуру и дальше, то резко усилится процесс термической ионизации, а именно: молекулы начнут распадаться на атомы, которые затем превратятся в ионы. Это, думаю, всем понятно. Дальше – больше. Особое свойство плазмы – ее квазинейтральность. Не пугайтесь терминологии, я сейчас все объясню очень доступно. Чтобы вещество стабильно находилось в состоянии плазмы, плотности положительных и отрицательных зарядов должны в нем быть одинаковы. То есть поле внутри должно равняться нулю. Грубо говоря: сколько «плюса», столько и «минуса». Равновесие.

Министр нетерпеливо кхыкнул.

– И вот тут начинается самое интересное. – Андрей поднял вверх указательный палец. – В резком отличии свойств плазмы от свойств нейтральных газов определяющую роль играет любопытный фактор. Взаимодействие частиц плазмы между собой характеризуется кулоновскими силами притяжения и отталкивания, убывающими с расстоянием гораздо медленнее, чем у нейтральных частиц. По этой причине связь элементов в плазме является, строго говоря, не «парной», а «коллективной» – одновременно по цепочке взаимодействует друг с другом большое число частиц. Громадное число частиц. Просто невообразимое. И эта переменная может стремиться к бесконечности при некоторых… э-э… особых условиях…

– Что это, мать твою, значит? – воскликнул министр, становясь пунцовым.

– Это значит, что вещество в состоянии плазмы практически всемогуще.

– И? Оно может без предупреждения бомбить города?

Казалось, министр сейчас выхватит именной «наган» и начнет палить во всех подряд. Буранов примиряюще выставил ладони вперед:

– Секунду. Сейчас мы с вами проведем один опыт…

Он подошел к агрегату и ввел что-то на сенсорной панели. – Всем хорошо видно? Можете подойти ближе, это абсолютно безопасно.

Через миг любопытство одержало вверх над командно-административными атавизмами, и офицеры столпились за спиной Буранова. Министр встал со своего места и чуть ли не строевым шагом подошел к остальным, давая понять, насколько он раздражен.

Андрей обвел всех цепким, взрослым взглядом ученого, который совершенно не сочетался с его прыщавой физиономией, и пояснил:

– Это камера, заполненная холодной плазмой инертного газа аргона. Внутри вы видите два электрода, через которые сейчас мы пропустим высокое напряжение для создания электрической дуги… Вова, врубай генератор!

За стеклянной поверхностью цилиндра в слегка подсвеченной внутренней камере с негромким щелчком вспыхнула искра, и бледно-фиолетовая молния принялась извиваться между жалами электродов. Через некоторое время рядом с разрядом стали возникать небольшие полупрозрачные шарики величиной с горошину.

Военные – взрослые, толстокожие мужики – зашептались и принялись подталкивать друг друга локтями, словно восьмиклассники на практическом уроке физики.

– Обратили внимание на возникшие шарики? Это плазма. Под действием высокого напряжения она сконцентрировалась в сферы диаметром от нескольких микрон до сантиметра. А теперь взгляните на увеличенную картинку одной из сфер.

Он двинул «мышкой», и на экране его ноута появилось дрожащее изображение, переливающееся всеми цветами радуги. Оно перетекало, кипело, вибрировало.

– Вглядитесь внимательнее. Сфера двухслойная – на внешнем слое электроны, на внутреннем – положительно заряженные ионы. А в центре обыкновенные атомы газа. Ничего не напоминает?

Военные переглянулись.

– Клетку, – вдруг сказал чернобровый командующий ВВС. – Живую клетку.

– Именно! – воскликнул Буранов. – Внешняя оболочка, защитный слой!

Офицеры загомонили. Даже министр заинтересованно всмотрелся в картинку.

– А теперь немного изменим температуру, – сказал Андрей, увлеченно вводя данные на сенсорной панели. – Глядите, что сейчас будет происходить с «шариками»…

Одна из крупных сфер во внутренней камере внезапно задрожала сильнее остальных и закрутилась, вытягиваясь в каплевидное тело. Она удлинялась до тех пор, пока в центре не сделалась уже, чем по краям. Затем, став похожей на восьмерку, лежащую на боку и бешено вращающуюся вокруг воображаемой продольной оси, «капля» конвульсивно дернулась, и «поясок» посередине исчез.

Теперь было две сферы.

Некоторые из военных крепко матюгнулись.

В течение следующей минуты еще шесть крупных шариков распались надвое.

– Да это же процесс деления, – прошептал кто-то. – Они размножаются…

– Не совсем так, но очень похоже, – подтвердил Буранов, возвращая прежний температурный режим. – При определенных условиях сгустки плазмы начинают «питаться» нейтральными атомами аргона, «переваривать» их и расщеплять на ионы и электроны. Скажу вам больше: иногда новорожденные «клетки» начинают испускать электромагнитные волны, словно передавая друг другу некую информацию! В свое время я даже зафиксировал, как одна из сфер «откликнулась», завибрировав с идентичной частотой!

Буранов повернулся к ошарашенным генералам с видом гения, только что изобретшего атомную бомбу.

– Вова, выключай, – обронил он через плечо.

Подача энергии прекратилась, и все шарики за двойным стеклом мгновенно исчезли.

Или погибли…

Через некоторое время министр сглотнул колючий комок в горле и, отогнав жуткие догадки, хрипло проговорил:

– Это… жизнь?

– Да, – неуклюже пожав одним плечом, ответил Буранов. – Это жизнь. Только проблема несколько в ином… Это искусственно созданная жизнь в холодных плазменных структурах, возможность которой предсказывал еще великий Константин Эдуардович более сотни лет назад.

– А в чем же проблема? – осторожно спросил коренастый генерал, командующий ракетными войсками стратегического назначения.

– Вы сейчас видели плазменную форму жизни. Совершенно не похожую на нашу – белково-нуклеиново-водную. Но если можно провести такую грубую аналогию – эта жизнь растительная.

Тишина резанула по ушам, и кто-то из офицеров поспешил уточнить:

– Отсюда следует, что может существовать и… животная?

– А вот об этом мы поговорим на следующем факультативном занятии, – с нездоровым блеском в глазах произнес подросток. – Не забудьте принести чистые тетрадки для контрольных работ.

Министр обороны шестой части суши почувствовал, что ноги стали ватными, и плюхнулся на ближайший стул.

Пимкин взашей вытолкал из кабинета всех аналитиков и подпер дверь древком российского флага.

– Успокойтесь, вашу мать! – прикрикнул он на гомонящих вояк, надевая очки. – Офицеры вы или барыги на базаре? Времени в обрез. Наполните пещеристые тела кровью и терпением! Дайте пацану закончить!

Буранов дождался, пока присутствующие притихнут, и продолжил говорить прежним сипловатым, не поставленным голосом. Вспыхнувший было на миг азарт в его глазах безвозвратно улетучился, сменившись занудностью отличника, вызубрившего урок.

– Вы только что видели, как под воздействием высокого напряжения плазма сгустилась в сферы и даже начала делиться, то есть проявлять явные признаки жизненной активности. Представьте, что мы увеличим напряжение, будем варьировать температуру, давление, произведем бомбардировку гамма-частицами и добавим еще какого-нибудь излучения. Плазма – настолько податливая форма вещества, что при определенных условиях вылепить из нее можно практически все, что угодно. Проблема в том, что для этого нужны огромные мощности, которые у нас имеются разве что в современных лабораторных комплексах. А теперь вообразим на мгновение, что эти немыслимые силы витают вокруг нас, только мы не умеем ими пользоваться, не видим их, проходим мимо и сквозь.

– Ближе к сути, парень! – поторопил министр.

– Моя гипотеза состоит вот в чем. Под влиянием неизвестных нам внешних и внутренних источников высоких энергий плазма может самоорганизовываться. Структура ее связей на ядерном и даже кварковом уровнях может изменяться как угодно.

– И?..

– А если плазма достигнет такой «зрелости», что начнет сама изымать энергию из окружающей среды? Если она научится питаться веществом? Излучениями? А если материей?

– Что тогда?

– Вы хотя бы представляете порядок усложнения, до которого может развиться структура, где каждая частица постоянно связана с любой другой в радиусе кулоновских сил притяжения и отталкивания? И так по цепочке. До бесконечности… Вы даже не можете вообразить и миллиардной доли той степени, до которой возможна самоорганизация таких процессов.

– Тогда Вселенная уже должна была сто раз взорваться и размазать нас по стенкам мироздания…

– Если бы было все так просто. Если бы. За пределами границ, которые мы условно обозначим красными флажками допустимого, начинают действовать законы энтропии. Любая система усложняется или упрощается до той поры, пока не достигнет определенного равновесия. Как на микро-, так и на макроуровнях. Возьмем, к примеру, наш, человеческий, мозг. Мы развивались на протяжении огромного количества времени, эволюционировали, умирали и выживали. И теперь стали теми, кто мы есть. Вряд ли через сто, тысячу или миллион лет наши сознание, рассудок, разум поднимутся на новый виток развития. Мы достигли своего предела. Возможны колебания, но порядок скорее всего останется тот же. – Буранов замолк, рассеянно потеребил свитер. И вдруг резко спросил: – Вы когда-нибудь слышали о плазмоидах?

Никто из присутствующих не ответил.

– Современная наука никогда не отрицала существования других форм разумной жизни, – проговорил подросток и как гвоздь вколотил: – Но впервые реальное доказательство мы получили несколько часов назад.

– Он псих? – осторожно спросил министр у генерала Пимкина через некоторое время.

– Основная среда их обитания – ионосфера, – невозмутимо продолжил Буранов. – Это горячий разреженный слой атмосферы нашей планеты, расположенный на высоте от 50 километров. Там для них просто райские условия: постоянные грозы, насыщенные электричеством ионизированные образования, магнитные бури. А выше – радиация, бесконечный поток частиц высоких энергий, несущихся от Солнца. Вы не задумывались, почему ваша связь отрубилась в считанные секунды? Почему нет сведений с орбитальных станций и спутников? Элементарно. Все это идет через ионосферу. Они ослепили и оглушили вас. И не только там, в вышине, но и здесь: радиоволны, электромагнитные поля, высокие и низкие частоты, рентген, гамма– и альфа-излучения и многое-многое другое – это всё их стихии. Я не удивлюсь даже, если на них не действует эффект Доплера…

В кабинете повисло предштормовое безмолвие.

– Вам не приходило в голову сопоставить два аномальных явления, которые произошли одно за другим? Такие редкие обычно, шаровые молнии вдруг одновременно появились в миллионах квартир и домов. А затем, после этой своеобразной разведки, последовало нападение. Немотивированное, сокрушительное, странное… Уверен, что ваши аналитики только и занимаются сейчас тем, что прослеживают связь… Только все это зря, Алексей Иванович. Напраслина.

– Что значит… напраслина? – все-таки решился спросить министр, стараясь переварить услышанное.

Ох как хотелось ему встать и гаркнуть на мальчишку, приструнить зарвавшегося фантазера. Только вот мешал какой-то давно забытый холодок, больно сверливший дырку в животе. Очень уж логично все получалось.

До жути.

Он еще раз спросил задумавшегося Андрея:

– Что значит – напраслина?

– Это значит, – негромко произнес Буранов, продолжая теребить край свитера, – что плазмоиды висели над нами очень давно. Мы еще не слезли с пальм, а они уже были настолько высокоразвитой расой, что трудно и представить. С отличной от нас логикой, психологией, моралью и этикой. Да что там с отличной, здесь эти понятия вообще бессмысленны – настолько мы разные. Мне кажется, у них никогда не было понятий прогресса и развития, а если и были, то так давно, что они забыли об этом. Если у них, конечно, есть память. Магнито-плазменным структурам, окружающим нас, может быть миллион лет, а может быть миллиард. Мы абсолютно ничего не знаем об особенностях их сознания, о системе коммуникации, о стремлениях и целях. Мы – песчинка, случайно помешавшая галактике нестись в безграничном пространстве… Ученые и фантасты все время задавались вопросом о существовании жизни в других мирах: похожей на нашу или не похожей, дружественной или враждебной, высокоразвитой или регрессивной. Мы веками таращились в телескопы, не замечая того, что находилось под самым носом. Не замечая наших древних соседей.

Парень замолчал. Взял свою куртку и двинулся к двери.

– Стой-ка… – потребовал министр, собираясь с мыслями. – Ну-ка постой, умник! Если все так, как ты говоришь, почему никто раньше не обнаружил существование этого… этой расы?

Буранов остановился и посмотрел на чиновника с несвойственной подростку укоризной.

– Как можно заметить воду? Как можно заметить огонь?

– Ну огонь-то мы еще как заметили, когда его совсем не стало несколько лет назад!

– Вот именно. Мы обращаем внимание на стихию лишь тогда, когда ее становится либо слишком мало, либо чересчур много.

– Но чем, черт бы тебя побрал, мы им насолили? Этим твоим… плазмоидам? Миллион лет не мешали и вдруг… на тебе!

– Я не знаю. Какая-то из многочисленных ниточек порвалась, и равновесие нарушилось.

– Может быть, это как-то связано с пресловутыми олимпийскими богами, которые недавно куролесили на планете?

– Я не знаю.

– И что же теперь делать? – с удивлением и оттенком наивной обиды в голосе спросил министр.

– Я не знаю. Если им нужно будет уничтожить человечество, они это сделают. Если нужно будет отбросить нас в каменный век – отбросят. Захотят поиграть с людьми, как с муравьиной фермой, – поиграют… Я не знаю их намерений. Я всего лишь поделился своей гипотезой, которая, боюсь, вот-вот превратится в теорию. Если вам кажется, что я рад своим предположениям, вы глубоко заблуждаетесь.

Министр открыл было рот, но Буранов его перебил:

– К слову, господа! Приготовьтесь часто и много заблуждаться. Главное, помните: плазмоиды могут существовать и в условиях земной атмосферы, и в вакууме. Не исключено, что они умеют мимикрировать, сливаясь с окружающей средой. Они обладают невообразимым энергетическим потенциалом, который пополняют с невероятной быстротой из многочисленных внешних источников. Думаю, что в основном это объекты сферической формы размером от горошины до футбольного мяча. Хотя, возможно, диаметр может быть больше. Передвигаются плазмоиды с огромной скоростью – полагаю, что возле поверхности нашей планеты она достигает полутора километров в секунду. Наверняка они могут чрезвычайно быстро изменять вектор движения. Умеют «течь» по всем проводникам электрического тока. Кстати! Гипотетически с помощью полупроводников их можно изолировать и загонять в диэлектрическую ловушку. Повторяю: гипотетически… В космосе, вне магнитного поля Земли, долго жить скорее всего не могут. Температура плазмы внутри сфер, по моим прикидкам, может меняться от нескольких десятков до ста тысяч градусов по Кельвину, в зависимости от множества внешних и внутренних факторов…

– Это бред! – громко сказал один из генералов. – Чепуха!

– Не забывайте, – закончил прыщавый подросток, – раньше плазмоиды были над нами. Теперь они – среди нас.

В дверь отчаянно заколотили. Пимкин убрал древко флага, и на пороге возник взъерошенный майор, в глазах которого читался животный ужас.

– Товарищ генерал-полковник! – воскликнул он, обращаясь к командующему военно-космическими силами. – Получена инфа с орбиты! Вы срочно должны на это посмотреть!

– Не ори! Пришли мне сюда!

– Уже!

Командующий подошел к столу и откинул тонкую крышку планшетного компьютера. Щелкнул по вновь прибывшему файлу, открывая видеозапись.

На экране возникла картинка, на которой сквозь рябь помех были видны внешние конструкции МКС-3: фермы с солнечными батареями, грузовые и исследовательские модули, шаттл, пристыкованный к переходному рукаву, открытый кожух на отсвечивающем боку какого-то полуразобранного цилиндра. Возле плавающих в невесомости отсоединенных кабелей и пристегнутых к магнитному ящику инструментов вверх ногами висел космонавт в громоздком скафандре. Он кривлялся перед камерой, придерживаясь за каркас станции и болтая ногами.

«Горский, хватит паясничать, – раздался из динамиков планшета далекий голос. – Работать надо, а не в джедаев играть».

«Да ладно тебе, Дима! Я уже почти закончил с этим кондёром».

«Ну-ну…»

Все произошло в считанные секунды.

Космонавт постучал перчаткой по шлему в районе уха, словно у него засбоила связь. Затем за заднем плане звезды и полукруглый кусочек Земли подернулись волнообразными разводами, исказились, и появился плазмоид.

Офицеры дружно выругались, сгрудившись возле экрана. Из динамиков теперь раздавался низкий, вибрирующий звук. На картинке было видно, как огромный сине-зеленый шар выплыл из-за границы кадра и снес прикрепленный к стыковочному рукаву шаттл. Остатки челнока полетели в разные стороны, тараня модули и секции станции, вдребезги расшибая иллюминаторы.

– Матерь Божья… – прошептал командующий ВКС. – Да ведь эта хреновина метров пять в поперечнике…

Космонавт по фамилии Горский продолжал висеть вверх тормашками и стучать себе по кумполу перчаткой. Понятное дело, что он не видел и не слышал, что творилось за его спиной.

Тем временем плазмоид, переливаясь яркими сполохами и темными прожилками, подобрался к основному сектору МКС и словно прилип к обшивке. Гул в динамиках стих. Космонавт взялся за каркас, чтобы подкорректировать положение в пространстве, и, видимо, почувствовал какую-то вибрацию, передающуюся по корпусу. Он, слегка оттолкнувшись, повернулся к камере спиной и забарахтался в вакууме, отчаянно перебирая руками и ногами. Плазмоид, не отрываясь от обшивки, двинулся вперед. Видно было, как за ним оставался расплавленный след, из которого вырывался воздух, тут же превращаясь в кристаллическую пыль…

Изображение пропало.

– Матерь божья… – повторил генерал-полковник военно-космических сил.

Буранов так и стоял в дверях, держа свою куртку в руках и не решаясь выйти. Вид у парня был такой, словно он только что изнасиловал и убил половину женского монастыря.

– Андрюша, – позвал Пимкин, нарушая молчание. И полтора десятка голов повернулись к подростку.

– Что, Николай Сергеевич?

– Андрюша, с ними можно как-нибудь поладить?

– Я не знаю.

– А уничтожить?

– Не знаю. Правда не знаю, Николай Сергеевич. Я всего лишь выдвинул гипотезу. Всякие пушки, ракеты и лазеры абсолютно бесполезны. Ядерное оружие скорее всего подействует, но заодно искалечит и нас с вами… Я не знаю… Можно, конечно, попробовать нарушить их квазинейтральность… Но заранее предсказать результаты не возьмусь.

– Ну и соседи нам достались…

В дверь снова постучали.

– Катастрофа, – сказал министр обороны и двумя пальцами помял переносицу. – Нет, не катастрофа. Это полный пипец.