Онлайн чтение книги Почти идеальное ограбление
Глава 4. РОМКИНО ТВОРЕНИЕ

По правде сказать, одетым в праздничный наряд городом любовались только Лешка с Катькой, когда вдвоем, когда с родителями, а Ромка в это время чаще всего оставался дома. Вооружившись кистями и красками, он творил. А когда кто-нибудь входил к нему в комнату, тут же отворачивал свое произведение к стенке и никого к нему не подпускал.

Лишь Катьке перед самым отъездом он позволил мельком взглянуть на холст. С одной стороны, из-за уверенности в том, что совершившая геройский поступок ради спасения чужой картины Катька должна с трепетом относиться ко всякому творчеству, а уж к его – тем более, с другой – он ее пожалел. Разве можно было допустить, чтобы она уехала в свой Воронеж, так и не увидев его картины?

Но потом, еще через несколько дней, вернувшись из школы, Ромка сам подошел к сестре и молча потянул ее в свою комнату. Там он торжественно сорвал с холста старую скатерть, которой укрывал его от посторонних глаз, и, не пытаясь сдержать собственного восхищения, прошептал:

– Ну и как? Клево, да? Ну скажи, разве хуже, чем у того же Малевича? Это, я тебе скажу, не супрематизм, как у него, а суперсупрематизм. А что, это идея! Я ее так, пожалуй, и назову: «Суперсупрематизм». Звучит!

С видом знатока живописи Лешка пристально вгляделась в Ромкин шедевр. На холсте были начерчены аккуратные, ровно закрашенные квадраты, полосы и линии и, в отличие от сканированного с журнала произведения Малевича, добавлены два асимметричных овала и один круг, ярко-желтый, словно полуденное солнышко.

– Ну, чего молчишь? Классно, да? – заглянул ей в лицо Ромка.

– А Попку своего ты почему не стал рисовать? – спросила она, чтобы оттянуть момент оценки картины.

Брат помялся и сознался:

– Попка позировать не хочет, скачет по клетке, как ненормальный. Короче, он у меня не очень получается.

– Потому что ты не умеешь передавать сходство, – догадалась Лешка.

– И что? – вытаращился Ромка. – У каждого художника свое направление. Я избрал абстрактное. Имею право.

– Конечно, имеешь, – ответила сестра. Она все еще не могла выразить свое мнение о картине. Если сравнивать с репродукцией Малевича, то Ромкино произведение, несомненно, было куда ярче и красочнее. Она так и сказала: – Я нахожу картину яркой. Она украшает твою комнату.

Ромка расцвел:

– Вот спасибо. Отныне я буду считать тебя своим первым критиком и даже, возможно, когда-нибудь приведу твои высказывания в своих воспоминаниях. Жаль, Катька уехала и не видит того, что видишь ты. Это ей не физиомордию свою разукрашивать!

Вспомнив о Катьке, он встрепенулся:

– А кстати, ты проверяла сегодня почту? Если пришли «Новости плюс», то их следует спрятать. Зачем маме с папой знать, что делала Катька на этом пожаре? Начнут потом всякий раз думать, что мы с тобой тоже во что-нибудь влипнем, верней, где-нибудь сгорим ненароком.

– Сейчас я сбегаю вниз и проверю почтовый ящик, все равно мне с Диком гулять, – сказала Лешка.

Вернувшись с прогулки, она протянула брату газету:

– Смотри, как классно! Не ожидала.

Большой снимок был помещен на цветной глянцевой вкладке. Фотограф, скорей всего, намеренно не стал ничего менять, и Катькина симпатичная мордашка с сияющими глазами, улыбкой до ушей и боевой индейской раскраской украшала номер. Хоть вырезай да лепи на стенку, как какую-нибудь кино– или рок-звезду.

Взглянув на четко пропечатанную картину, которую прижимала к своей груди Катька, Лешка невольно оглянулась на Ромкин шедевр. Сам по себе он, несомненно, был хорош, но по сравнению с работой Арининой знакомой почему-то тускнел, несмотря на более яркие краски. Конечно, об этом она не стала говорить брату, а сам он ничего подобного не подметил и лишь спросил:

– Лешк, всю газету папе не будем отдавать или только эту вставку? Давай ему скажем, что на ней нужный нам снимок был, то есть и не соврем даже. Так, интересно, а что тут о нашей фотомодели пишут?

Ромка аккуратно выдрал вкладку из газеты, начал читать текст и тут же заорал:

– Лешк, да ты только позырь, что здесь написано! Нет, ты послушай, ЧТО спасла наша Катька!

– Дай сюда, – сестра вырвала у него вкладку и прочла вслух:

«Поистине героический поступок совершила воронежская школьница Катя Бражникова. Оказавшись в художественной галерее Павла Богачева во время неожиданно возникшего там пожара и рискуя собственной жизнью, она укрыла от огня картину одаренной, но доселе малоизвестной художницы Софьи Полянской. Примечательно, что в тот момент ни девочка, ни владелец галереи не знали о том, что цена спасенной картины в скором будущем многократно возрастет. Дело в том, что недавно работу Полянской приобрел один из первых богачей мира Сэм Хопс, владелец крупнейшей сети супермаркетов, по своим капиталам сравнимый разве что с главой компании «Майкрософт» Биллом Гейтсом. Художница, отдающая предпочтение городским пейзажам, совершенно случайно изобразила магазин, принадлежащий Хопсу, что и привлекло внимание магната к картине, выставленной в одной из нью-йорских галерей, и, как следствие, позволило ему оценить незаурядный талант ее автора.

Нет сомнения в том, что теперь все работы кисти Софьи Полянской станут привлекательными для коллекционеров и любителей живописи на элитных выставках и известных мировых аукционах».

Ромка внимательно выслушал текст, отобрал у сестры газету, перечитал заметку еще раз. Глаза его засверкали:

– Офигеть можно! Позавидуешь! Лешк, ведь теперь у этой Арининой знакомой будет куча денег, она станет миллионершей и сможет вмиг поправиться, да? Вот интересно, Арина-то в курсе? Читает ли она эту газету?

Он подлетел к телефону, и спустя секунды Лешка услышала его вопли:

– Арина, ты видела сегодняшние «Новости плюс»? Там написано, что наша Катька – настоящий герой.

– Об этом я и без них знала, – по громкой связи ответила девушка. – Павел рассказал мне о ее подвиге. Я хотела поблагодарить Катю как от себя, так и от Сонечки, но не успела, уехала на гастроли и вернулась только сегодня. А газету эту мне папа показал, он обычно всю московскую прессу просматривает.

– Твоя знакомая художница теперь за свой шедевр огромные бабки получит и сразу вылечится, да? Здорово-то как! – не унимался Ромка, на что Арина лишь вздохнула:

– А вот здесь ты, к сожалению, ошибаешься. Никаких денег у нее не будет, потому что и проданная недавно картина, и все те, что остались в Америке, ей уже не принадлежат. Они – собственность галереи, так как, уезжая из Нью-Йорка, Софья продала их за предложенную ей цену. Теперь, конечно, все они стали значительно дороже, верно в газете пишут. Когда какая-либо мировая знаменитость, будь то президент, миллиардер или кумир публики, приобретает картину неизвестного художника, на другой день тот просыпается знаменитым и может заключать фантастические контракты на свои будущие работы. Покупка же Сониной картины таким крупным магнатом, как Хопс, плюс автокатастрофа, то есть драматическая судьба самой художницы, несомненно, сыграют свою роль. Но беда в том, что Софья пока не может работать. И теперь вы понимаете, как она и я вместе с ней благодарны Кате за ее поступок. Ведь картина, которую она спасла, – единственная Сонина надежда.

– А наша Катька, выходит, ей еще и дополнительную рекламу создала, – подхватила Лешка. Она тоже очень радовалась за Аринину знакомую.

– Да уж, теперь этот «Восход» нарасхват будет. Небось уже очередь выстроилась из желающих его купить, – дополнил брат.

– Очередь – не очередь, но потенциальные покупатели уже есть, – подтвердила Арина. – Володя сегодня утром в галерею заезжал, Павел в рекордные сроки отремонтировал зал. Уйму денег затратил и теперь надеется, что эта картина привлечет внимание к его галерее и поможет ему поправить свои дела.

– Надо Катьке сказать. Она-то, глупая, переживала, что плохо получится.

Лешка послала подруге эсэмэску, чтобы та поскорее купила газету, а Ромка снова взял в руки разворот с Катькиной фотографией. Картина Полянской придавала девчонке особый шик. Фотографу тоже повезло – нарочно такой снимок не сделаешь.

Отложив газету, он критическим взглядом окинул свой шедевр и, сдвинув брови, заявил:

– Пожалуй, мне следует усовершенствовать колористику. Что, если добавить сюда еще и красный круг?

– Дело твое, – ответила сестра.

Невероятный успех незнакомой художницы явно вдохновил Ромку. Он достал кисти и краски, сделал пару мазков.

– Я вот сейчас ее подправлю и в галерею отволоку. Хорошо, что у нас там знакомый есть и он кое-чем нашей Катьке обязан. А раз самой Катьки здесь нет, то пусть его благодарность мне достается. – Он отошел от своего творения подальше, сощурился и довольно покивал: – Надо будет ему сказать, чтобы он мою картину тоже на самое видное место поставил. Впрочем, если не захочет, то и не надо, я сделаю ее такой яркой, что с любого угла будет видно.

Лешка подошла к брату и снова взглянула на его произведение. И без дополнительного красного круга она бросалась в глаза, чего-чего, а яркости ей хватало.

Но чужие лавры не давали Ромке покоя. Он отложил кисти, вымыл руки и пошел одеваться:

– Я прямо сейчас съезжу к Павлу Петровичу и спрошу, на каких условиях он ее у меня возьмет. А назад приду, тогда и дорисую.

– Об этом и по телефону можно спросить. Позвони туда, зачем терять время?

Но Ромка отчаянно замотал головой:

– Ты что! По телефону нельзя никак. Главное в общении – это живой контакт и личное обаяние.

– Чье, твое?

– А чье ж еще? – Он схватил свою огромную сумку, с которой не расставался ни при каких обстоятельствах. – Собирайся, поедешь со мной. Ты же слышала, что ремонт там уже окончен, значит, надо быстрей договариваться, чтобы Павел Петрович включил мою картину в свою новую экспозицию.

У входа в галерею брат с сестрой нос к носу столкнулись с Ариной.

– А почему ты нам не сказала, что сюда собираешься? – упрекнул ее Ромка. – Могли бы встретиться, ведь нам по дороге.

– Я в тот момент и сама об этом не знала, – ответила девушка. – Мне позвонил Павел сразу после тебя и сказал, что я ему зачем-то срочно нужна. Странный какой-то у него был голос, вот я и поспешила.

Павел Петрович встречал их у входа. Кивком, как старых знакомых, он поприветствовал Ромку с Лешкой и провел Арину в свой маленький кабинет. Ромке захотелось послушать, о чем они будут говорить, и он пристроился рядом с открытой дверью и принялся сосредоточенно рассматривать один из натюрмортов, вовсю напрягая слух.

Лешка, отметив посветлевшие после ремонта стены с новыми картинами, поискала взглядом спасенный Катькой «Восход», но выставочного мольберта на месте не оказалось.

Должно быть, старый сгорел, а новый еще не купили. Подумав так, Лешка тоже подошла к кабинету и навострила уши. Слышимость была хорошей, голос Павла Петровича звучал довольно громко, в зале посетителей не наблюдалось, так что подслушивать и подсматривать им никто не мешал. А говорил Богачев вот что:

– Сегодня приходил Петр Казимирович, старичок такой седенький, одет как нищий, а денег у него куры не клюют. Ну, да ты его знаешь, он у меня часто промышляет. Так вот, по поводу Софьиного «Восхода». Петр Казимирович всегда покупал ее картины, прямо скажем, по дешевке, а теперь, когда я поднял цену, потребовал от меня заключения экспертов. Сказал, что боится выбросить деньги на ветер, и принес мне другую ее картину, для сравнения. Я, конечно, обиделся на него за то, что он мне не верит, и, чтобы доказать, что он не прав, отвез картины в НИИ реставрации на атрибуцию.

– И что? – занервничала Арина.

– И то, – не глядя на нее, сказал Павел Петрович. По его лицу так и заходили желваки. – Даже поверхностный осмотр показал, что «Восход» – фальшивка, подделка.