Онлайн чтение книги Под крики сов Owls Do Cry
12

Миссис Уизерс скептически относилась к двум типам людей: страховых агентам и коммивояжерам. Ей о них рассказывали, и однажды, когда семья жила далеко на юге, где старая бабушка Уизерс негритянкой трудилась на хлопковых полях, страховой агент сунул ногу в их дверь, и миссис Уизерс быстро закрыла дверь, прищемив мужчине ногу, что весьма болезненно, как все мы знаем благодаря новым ботинкам и выражениям лиц тех девушек, которые пытались надеть туфельку Золушки.

– Я же сказала, сегодня ничего не нужно, спасибо, – повторила миссис Уизерс, еще сильнее толкая дверь на случай, если страховому агенту потребуются дополнительные доказательства.

Нет, она таких профессий не одобряла. Стервятники, гиены, называла она их. Пиявки. Хотя на самом деле они высасывали деньги, которые, впрочем, и являются формой крови, необходимой для жизни.

Итак, в тот день, когда дети отправились на свалку, какой-то мужчина, похожий на страхового агента, постучал в заднюю дверь, хотя была суббота, и Эми Уизерс положила свой фартук из мешковины на скамейку в судомойне и приоткрыла дверь, совсем чуть-чуть, а затем быстро захлопнула, поняв, кто этот человек.

– Сегодня ничего не нужно, спасибо, – сказала она. – Я не могу себе позволить покупки.

Мужчина был упрям и сунул ногу в дверь.

– Я пришел, – сказал он.

Эми не дала ему договорить:

– Сегодня ничего не нужно, спасибо. Что бы вы ни продавали, я не куплю.

Мужчина грустно улыбнулся, затем резко толкнул дверь и вошел. Он сказал, что он врач и не собирается ничего продавать. Входя в унылую и неопрятную кухню, он подумал, что миром все-таки правит коммерция, даже смерть покупается и продается, и мир для смерти полный банкрот.

– Нет, – сказал он вслух, – я не собираюсь ничего продавать.

Хотя на самом деле он продавал смерть, самым ужасным образом, на вечную вечность, хотя Эми не хотела его впускать.

Он рассказал о Фрэнси и добавил:

– Соберитесь, миссис Уизерс. Насколько я понимаю, ваш муж придет с минуты на минуту. Он все знает, только без подробностей.

И когда Боб Уизерс пришел домой, с мешком угля в одной руке и грязным синим комбинезоном в другой, он с растерянным лицом встал в дверях и увидел Эми, сидящую в углу на ящике и обнимающую Цыпку, а другие дети стояли вокруг бледные, и огонь в кухне почти погас.

Он поцеловал жену и заплакал, а его комбинезон упал на пол и развернулся бессмысленным, усеянным пятнами узором другой, рабочей его личности, плоской и вороватой.

– Ох, Боб, – сказала Эми. – Ты рано пришел домой. Ты никогда не приходил так рано.

Дети еще не видели отца плачущим. Они думали, что отцы сердятся и кричат из-за счетов и брюк, хихикают над анекдотами с женщиной из книжного киоска, а иногда и с матерями; но никогда не плачут.

С опущенными уголками рта он был похож на птицу, на курицу, когда остальные куры ночью исчезли, и последняя, осознав неладное, в панике; ее клюв сникает; и именно таким выглядело лицо Боба Уизерса, когда он понял, что произошло с Фрэнси. Он узнал позже других. Его предупредили и загнали, как птиц ночью, в дом, но не для того, чтобы согреться. Загнанные внутрь, они не оказались в теплом гнезде, а упали в темноту, в то же время обретя утешение, поскольку были вместе и были рядом; а Боб еще ждал, когда его загонят внутрь, чтобы разделить тьму их полного знания, и не хотел идти, и боялся, как последняя курица.

В ту ночь Фрэнси не пришла домой, чтобы спать на кровати в гостиной. Хотя Дафна знала, что она мертва, все равно ждала, когда Фрэнси придет и станет расчесываться перед зеркалом и туго натянет платье вокруг талии, чтобы оценить, достаточно ли она стройная; и будет высоко поднимать ноги, словно танцовщица; и будет репетировать свою великую оперу, хотя бесплатная книга была уловкой, и за обучение опере нужно платить двадцать гиней. А потом она выдавливала бы прыщи, те, что в складках между носом и щекой. И выщипывала бы брови. Дафна ждала, однако ничего не произошло. Вместо этого пинцет, который Фрэнси использовала для выщипывания, остался точно на том же месте на туалетном столике. Он лежал там часами, днями и неделями. Однажды Дафна передвинула его на несколько дюймов, чтобы посмотреть, как он тогда будет выглядеть. И она подошла к платяному шкафу и провела рукой по одежде вверх-вниз, станцевала вечерним платьем, хотя внутри него никого не было, она танцевала вальс судьбы и максину, просто чтобы посмотреть. Вот бы ее увидеть! Еще раз, только один разок, и тогда Дафна смогла бы примириться.

И несмотря на это, Эми Уизерс сказала:

– Обратитесь к вере.

Несмотря на похороны, цветы и открытки, которые она сложила в корзину для покупок, похожую на детскую колыбельку, намереваясь потом их рассмотреть и выбрать самые красивые, те, что блестят белым глянцем и с надписью, мол, Фрэнси на самом деле не умерла, а только уснула. Несмотря на все это, Эми Уизерс сказала:

– Обратитесь к вере.

Веру глазами не увидишь, и все же она должна помочь, как ветерок, разглаживающий складки на школьной форме; и теперь, когда жизнь потеряла всякие признаки упорядоченности, Эми Уизерс нуждалась в вере.

Вера все сгладит.

А еще встреча с Фрэнси в день воскресения.