Онлайн чтение книги Под шепчущей дверью Under the Whispering Door
Глава 7

Похоже, Аполлон понимал, куда они направляются, и горделиво шествовал по коридору, виляя хвостом. При этом он то и дело оглядывался, желая удостовериться, что Хьюго от него не отстает.

Хьюго миновал еще одну прихожую, не удосужившись посмотреть, не отстал ли Уоллес. Стены коридора были оклеены обоями, старыми, но чистыми: маленькие цветочки казались живыми, хотя Уоллес подумал, что, может быть, это просто игра света и тени. Дверь справа вела в маленький кабинет, на столе рядом с древним компьютером лежали какие-то бумаги.

Дверь слева была закрыта: похоже, через нее также можно было попасть в кухню. Оттуда до них доносились звуки шагов Мэй и звон посуды. Мэй во весь голос распевала какую-то рок-песню, которая, наверное, была старше нее. Но поскольку Уоллес не знал, сколько ей лет (а если честно, то и кто она такая), то решил оставить это свое соображение при себе.

За еще одной дверью справа был туалет, табличка на ней гласила: ДЛЯ ПАРНЕЙ, ДЕВЧАТ И НЕБИНАРНЫХ РЕБЯТ. За дверью рядом располагались ступеньки, и если бы сердце Уоллеса могло биться, то его пульс, не сомневался он, зашкалил бы.

Но Хьюго, не принимая этого в расчет, быстро поднимался по лестнице к двери в конце коридора. Аполлон просто прошел сквозь нее. Уоллес же понял, что все еще не навострился делать такие вещи, и потому подождал, когда дверь откроет Хьюго.

Она вела на улицу и в темноту.

Уоллес помедлил на пороге, но Хьюго жестом пригласил его переступить через него.

– Все в порядке. Это всего-навсего задний двор. Ничего плохого с вами здесь не случится.

Во дворе было прохладно. Уоллес дрожал и удивлялся тому, что дрожит. Он видел впереди хвост Аполлона, но его глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к темноте. Тут Хьюго нажал на выключатель у двери, и Уоллес тихонько ахнул.

Висевшие над их головами гирлянды лампочек ожили. Хьюго с Уоллесом стояли на задней веранде. Здесь было много столов, на них лежали перевернутые стулья. Гирлянды были развешаны по перилам веранды и по карнизу. Вниз свисали растения с закрывшимися на ночь яркими цветами.

– Вот, – сказал Хьюго, – смотрите. – Он подошел к краю веранды, где опять же были ступени, нажал на другой выключатель на деревянной балке, и новые огни вспыхнули перед верандой, освещая сухую песчаную почву и ряды…

– Чайные кусты, – ответил Хьюго на еще не заданный Уоллесом вопрос. – Я стараюсь вырастить сколько могу и покупаю листья только тех сортов, которые не выживают в нашем климате. Ничто не сравнится с чашкой чая, приготовленного из листьев с кустов, выращенных собственноручно.

Уоллес смотрел, как Аполлон ходит туда-сюда между чайными кустами, изредка останавливаясь, чтобы понюхать листья. Уоллес гадал, чувствует ли он их запах. Сам Уоллес ощущал отчетливый запах земли, и он успокаивал его сильнее, чем можно было ожидать.

– А я и не знал, что чай растет на земле, – признался Уоллес.

– А вы думали где? – удивился Хьюго.

– Я… никогда над этим не задумывался. У меня нет времени на такие вещи. – И как только эти слова слетели с его губ, он понял, как они прозвучали. В нормальной обстановке он не стал бы обращать на это внимание, но сейчас для него наступили странные дни. – Не то чтобы от этого мне было плохо, но…

– Жизнь ускользала от вас, – просто сказал Хьюго.

– Ну да, – пробормотал Уоллес. – Что-то вроде этого. – А затем добавил: – Но почему именно чай?

Он вслед за Хьюго спустился по ступенькам. Растения были высокими, самые высокие и зрелые доходили Уоллесу до пояса. Краем сознания он отметил, что трос между ним и Хьюго сильно натянулся.

Он остановился, когда Хьюго наклонился, чтобы прикоснуться к листьям одного из самых высоких растений. Листья же на нем были маленькими, гладкими и зелеными. Хьюго провел пальцем по одному из них.

– Отгадайте, сколько лет этому кусту.

– Понятия не имею. – Уоллес окинул взглядом другие кусты. – Полгода? Год?

Хьюго издал короткий смешок:

– Нет, немного больше. Он появился у меня довольно рано. На следующей неделе ему исполнится десять лет.

Уоллес моргнул:

– Сколько-сколько?

– Выращивать чай – это не для всех. Многие растения достигают зрелости только в три или четыре года. Можно собрать листья и раньше, но во вкусе и запахе будет чего-то не хватать. И потому нужно иметь терпение. Поспешив, можно погубить куст, и придется начинать все сначала.

– Мы говорим о чем-то одном, но вы имеете в виду нечто совершенно иное?

Хьюго пожал плечами:

– Я говорю о чайных кустах, Уоллес. А вы так не считаете?

Уоллес не знал, верить ему или нет.

– Я много чего считаю.

Хьюго сказал:

– Осенью некоторые кусты цветут – маленькими цветами с желтой середкой и белыми лепестками. Аромат стоит неописуемый. Он смешивается с запахом леса, и ничто в мире не может с этим сравниться. Осень – мое любимое время года. А у вас?

– А вам какая разница?

– Мне просто интересно, Уоллес.

Уоллес пристально смотрел на него.

Хьюго не стал заострять внимание на этой теме.

– Иногда я разговариваю с моими кустами. Знаю, звучит странно, но, согласно некоторым исследованиям, растения реагируют на человеческий голос. И здесь важны не убедительность и не собственно слова, а голосовые вибрации. Я хочу когда-нибудь установить здесь колонки, чтобы чай слушал музыку. А вы разговариваете с растениями?

– Нет, – ответил он, завороженный рядами зеленых кустов на фоне темной земли. Они были посажены на расстоянии четырех-пяти футов друг от друга, их листья блестели при свете звезд, и пахли они так, что Уоллес непроизвольно сморщил нос. Запах был не противным (совсем наоборот), а просто ошеломляющим. – Это глупо.

Хьюго улыбнулся:

– Немного. Но я все же делаю это. Кому от этого плохо, верно? – Он снова обратил взгляд на растения перед ним. – Нужно быть осторожным, собирая листья. Иначе можно погубить кусты. Мне потребовалось немало времени на то, чтобы понять это. Вы не можете представить, сколько растений мне пришлось выкорчевать и выбросить из-за моей поспешности.

– Растения живые, – заметил Уоллес.

– Да. Не так, как вы и я, но на свой манер.

– А бывают растения-призраки?

Хьюго воззрился на него с широко открытым ртом.

Взгляд Уоллеса стал злым:

– Не надо так на меня смотреть. Сами велели мне задавать вопросы.

Хьюго закрыл рот и покачал головой:

– Не бывают – хотя я никогда не думал об этом. Интересно. – Он искоса посмотрел на Уоллеса. – Мне нравится, как вы мыслите.

Уоллес отвел взгляд.

– Нет, – сказал Хьюго. – Не думаю, что бывают такие растения, хотя это было бы интересно. Да, они живые. И, может, реагируют на наше желание общаться с ними, поддержать их. А может, и нет, и это всего-навсего выдумка, благодаря которой мир кажется нам более загадочным, чем он есть на самом деле. Но души у растений нет, по крайней мере, я так считаю. И в этом заключается разница между нами и ими. Они умирают, и все. Мы умираем, и…

– Против воли оказываемся в чайной лавке посреди нигде, – горько сказал Уоллес.

Хьюго вздохнул:

– Давайте поговорим о чем-нибудь еще. Вам нравилось быть живым?

Опешивший Уоллес ответил:

– Конечно нравится. – И тут его лицо посуровело: – Нравилось. Конечно нравилось. – Но это прозвучало слишком фальшиво даже для его собственных ушей.

Хьюго медленно вытер руки о фартук.

– А что вам в этом нравилось? – продолжал выспрашивать он, уже шагая вдоль кустов.

Уоллесу не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

– А разве это не всем нравится?

– Думаю, большинству нравится. Хотя я не могу говорить за всех. Но вы не большинство, и здесь кроме вас никого нет, вот мне и пришлось обратиться с этим вопросом к вам.

– А что в этом нравится вам? – переадресовал Уоллес заданный ему вопрос. Его раздражение росло.

– Много чего, – легко ответил Хьюго. – Ну, во-первых, растения. Земля под ногами. Это место. Здесь все обстоит иначе, и не только потому что я тот, кто есть, и занимаюсь тем, чем занимаюсь. Я долго не мог дышать. Мне не хватало воздуха. Я чувствовал себя… подавленным. Потерпевшим крах. Словно на мои плечи взвалили непомерный груз и я не знал, как сбросить его. – Он снова посмотрел на Уоллеса: – Вам знакомо это состояние?

Да, знакомо, но он не собирался признаваться в этом здесь и сейчас. Он никогда в этом не признается.

– Вы не мой психотерапевт.

Хьюго покачал головой:

– Да, согласен. Для этого у меня нет нужных навыков, хотя время от времени мне приходится играть такую роль. Это составная часть моей работы.

– Работы, – повторил за ним Уоллес.

– Я продаю чай, – продолжал Хьюго. – Сюда приходят люди, и некоторые из них сами не понимают, чего ищут. Вот я и стремлюсь выяснить, что они из себя представляют, и только потом решаю, какой чай им нужен. Это процесс познания. И обычно мне удается это, хотя и не всегда.

– Мята, – сказал Уоллес.

– Мята, – согласился Хьюго. – Я угадал?

– Вы даже еще не были знакомы со мной.

Хьюго пожал плечами:

– Иногда у меня бывают предчувствия.

– Предчувствия. – Уоллес не смог утаить послышавшегося в его голосе презрения. – Сами должны понимать, как это звучит.

– Да, понимаю. Но это же просто чай. Так что нечего заводиться.

Уоллес почти что закричал:

– У вас было предчувствие, что это должна быть мята.

– Да. Все так. – Хьюго остановился перед еще одним кустом, наклонился, подобрал с земли завядшие листья и с крайней осторожностью положил в карман фартука, словно боялся раскрошить их. – Я ошибся?

– Нет, – нехотя признал Уоллес. – Не ошиблись. – Он подумал, что Хьюго попросит его объяснить, что значит для него мята.

Но он этого не сделал.

– Хорошо. Мне нравится попадать в десятку, но, как я уже говорил, такое случается далеко не всегда. И я стараюсь быть осторожным. Нельзя за деревьями терять лес.

Уоллес понятия не имел, о чем это он. Все казалось ему перевернутым вверх тормашками. Крюк в груди снова стал слегка подергиваться. Ему хотелось вырвать его, наплевав на возможные последствия.

– Мне нравилось быть живым. И я хочу снова стать живым.

– Кюблер-Росс.

– Что?

– Была такая женщина. Звали ее Элизабет Кюблер-Росс. Вы слышали о ней?

– Нет.

– Она была психотерапевтом…

– О боже милостивый.

– Психотерапевтом, занимающимся проблемами смерти и тем, что происходит с людьми, оказавшимися на волосок от смерти. Ну вы знаете: ты поднимаешься над своим телом и летишь на яркий белый свет, хотя, подозреваю, все это немного сложнее. И многое из этого чрезвычайно трудно понять. – Он потер челюсть. – Кюблер-Росс работала с такими понятиями, как трансцендентность, эго и пространственно-временные границы. Это сложно. А я человек простой.

– Неужели? – скептически буркнул Уоллес.

– Осторожно, Уоллес, – отозвался Хьюго, его губы были готовы сложиться в улыбку. – Это звучит почти как комплимент.

– Это не было комплиментом.

Хьюго проигнорировал его слова.

– Она была известна по многим причинам, но, пожалуй, самым большим ее достижением стала модель Кюблер-Росс. Вам известно, что это такое?

Уоллес отрицательно покачал головой.

– Вы наверняка знакомы с этой теорией, только не знаете, как она называется. И, разумеется, новейшие исследования не всегда подтверждают ее, но, думаю, для начала это было неплохо. У горя пять стадий.

Уоллесу хотелось снова оказаться в лавке. Хьюго же опять повернулся к нему лицом. Он не стал подходить ближе, но Уоллес не мог сдвинуться с места, у него пересохло в горле. Он был чайным кустом, укорененным в почве, недостаточно зрелым для того, чтобы с него снимали урожай. Трос между ними тихо гудел.

Хьюго сказал:

– Я на практике убедился, как она права. Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие. Такой порядок необязателен, и не все эти этапы реализуются в каждом отдельном случае. Возьмем, к примеру, вас. Вы, похоже, перемахнули через отрицание. Гнев вы явили в его совершенной форме, и к нему примешалось немного торга. Возможно, больше, чем «немного».

Уоллес напрягся:

– Непохоже, что эта теория годится для мертвых. Она для продолжающих жить близких. Я не могу горевать по себе.

Хьюго медленно покачал головой:

– Еще как можете. Мы все время занимаемся этим, неважно, живы мы или нет, мы горюем как по несущественным поводам, так и по существенным. Каждый из нас все время немного печален. Да, Кюблер-Росс занималась живыми людьми, но ее теория прекрасно подходит и к людям вроде вас. И, может быть, даже лучше, чем к живым. Я часто гадал, а каково ей пришлось после смерти? Прошла ли она через все это самостоятельно или же тут нас могут поджидать какие-нибудь сюрпризы? А вы как считаете?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– О'кей.

– О'кей?

– Конечно. Вам нравятся растения?

Уоллес уставился на него:

– Растения – это растения. Всего лишь растения.

– Тише. Они могут услышать ваши слова, а они очень чувствительны.

– Вы сумасшедший.

– Я предпочитаю думать о себе как об эксцентричной особе. – Теперь он снова улыбался. – По крайней мере, так воспринимают меня в городе. Некоторые даже верят, что здесь живут привидения. – Он засмеялся своим словам. Уоллес никогда не обращал внимания на то, как люди смеются, но сейчас он все делал впервые. Хьюго смеялся от души, его смех был низким и естественным.

– И вас это не волнует?

Хьюго склонил голову набок:

– Нет. С какой стати? Ведь это правда. Вы призрак. Дедушка и Аполлон тоже. Не вы первый, не вы последний. «Переправа Харона» кишит привидениями, только они не такие, какими их представляют большинство людей. У них теперь нет бряцающих цепей, и они ведут себя тихо. – Он нахмурился: – Ну, по крайней мере обычно. Правда, дедушка может немного пошалить, когда к нам приходит санинспектор, но обычно мы стараемся избежать имиджа дома с привидениями. Он плохо сказался бы на бизнесе.

– Ну, они же все еще здесь, – сказал Уоллес. – Нельсон. Аполлон.

Хьюго обошел его и направился обратно к дому. Его пальцы проходились по кончикам самых высоких кустов. Под его прикосновениями растения склонялись, а потом быстро распрямлялись.

– Да, здесь.

Уоллес шел за ним.

– Почему?

– Я не могу говорить за дедушку. Вам придется спросить у него.

– Я спрашивал.

Хьюго оглянулся, на его лице было написано удивление.

– И что он ответил?

– Что это не мое дело.

– Похоже на него. Он упертый.

– А Аполлон?

Пес, услышав, что речь идет о нем, залаял – утробно и отрывисто. И побежал вдоль кустов по левую руку от них. Он не поднимал пыли, от его лап не летела во все стороны грязь. Он остановился у крыльца – спина выгнута, нос и усы подрагивали, когда он смотрел в сторону леса. Уоллеса поразило, до чего же здешняя ночь не похожа на ночь в городе, тени казались ему почти живыми, разумными.

– Я опять же не могу ответить на ваш вопрос, – сказал Хьюго. И тут же добавил: – Не потому что не хочу, но потому что не знаю точно. Собаки не похожи на нас. Они… чистые создания, в отличие от нас. Никогда прежде сюда не приходила собака, которой нужно было бы помочь совершить переход. Я слышал истории о перевозчиках и перевозчицах, имеющих дело с животными, но это не мой случай. Хотя я работал бы с ними с удовольствием. Животные не так сложны, как люди.

– А почему тогда он… – запнулся Уоллес. А потом закончил: – Почему он ваш?

Хьюго остановился. Аполлон смотрел на него с обожанием и дурашливой улыбкой, он успел забыть о том, что его заинтересовало что-то там в лесу. Хьюго протянул руку к морде пса. Тот обнюхал его пальцы.

– Он и был моим, – спокойно ответил Хьюго. – И остается. Он был служебной собакой. Или, по крайней мере, старался ей быть. У него не получалось, потому что его не смогли выдрессировать. Но я все равно люблю его.

– Служебной собакой? Как, скажем… – Но на ум ему ничего не приходило.

– О, скорее всего, не такой, как вы себе это представляете. Я не ветеран, и у меня нет посттравматического расстройства. – Хьюго пожал плечами: – Когда я был моложе, моя жизнь была трудной. Иногда я просто не мог встать с кровати. Депрессия, тревога, целый букет диагнозов, с которыми я не мог справиться. Были также доктора, и лекарства, и «Сделай это, Хьюго, сделай то, Хьюго, ты почувствуешь себя лучше, если всего лишь позволишь себе чувствовать себя лучше, Хьюго». – Он издал короткий смешок. – Тогда я был другим человеком. Я не знал того, что знаю сейчас, хотя это знание всегда было частью меня. – Он кивнул в сторону Аполлона. – Однажды я услышал за окном тихое скуление. Дождь шел, казалось, несколько недель. Я почти не обратил внимания на этот звук. Мне хотелось натянуть на голову одеяло и забыть о мире. Но что-то заставило меня подняться и выйти на улицу. И я обнаружил под кустом у моего дома дрожащего щенка. Он был настолько истощен, что можно было пересчитать его ребра. Я взял его на руки и принес в дом. Вытер и накормил. И он остался со мной навсегда. Забавно, верно?

– Не знаю.

– Не знать – это в порядке вещей. Мы многого не знаем и никогда не узнаем. Я не знаю, как и откуда он пришел сюда. И подумал, что он может стать хорошей сторожевой собакой. Он казался достаточно умным для этого. Таким он был – и есть. Но ничего у нас не получилось. Он отвлекался на многие вещи. Но разве можно его винить? Я, конечно же, не делаю этого. Он старался изо всех сил, и это единственное, что имеет значение. Оказалось, он был… Он был тем, чего мне не хватало. Он не помог мне ответить на все имеющиеся у меня вопросы, но начало было положено. Он прожил хорошую жизнь. Не такую долгую, как мне хотелось бы, но все же хорошую.

– Но он здесь.

– Да, – согласился Хьюго.

– В тюрьме. – Руки Уоллеса сжались в кулаки.

Хьюго помотал головой:

– Нет. У него есть выбор. Я снова и снова пытался подвести его к двери наверху. Сказал ему, что он может уйти и это в порядке вещей. Что я никогда его не забуду и всегда буду благодарен ему за то время, что мы провели вместе. Но он сделал свой выбор. Дедушка сделал свой выбор. – Он снова посмотрел на Уоллеса. – У вас тоже есть возможность выбирать, Уоллес.

– Вы говорите о выборе? – прошипел Уоллес. – Если я уйду отсюда, то превращусь в одно из тех… тех существ. Если я ступлю за порог лавки, то превращусь в пыль. А тут еще эта хреновина у меня в груди. – Он посмотрел на трос между ними. Трос мигнул. – Что это такое?

– Мэй называет его красной нитью судьбы.

Уоллес моргнул:

– Он не красный. И не нить.

– Знаю. Но все же такое название подходит ему. Мэй сказала… как же там было? Ах да. В одном китайском мифе боги обвязывают красной нитью лодыжки тех, кому предназначено встретиться и помогать друг другу. Красивая мысль, верно?

– Нет, – резко сказал Уоллес. – Это оковы. Цепь.

– Скорее страховка, – миролюбиво возразил Хьюго. – Хотя, думаю, вы сейчас так не считаете. Он – своего рода ваше заземление. Он поможет мне найти вас, если вы вдруг заблудитесь.

Все это не успокоило Уоллеса.

– А что будет, если я вырву его?

Хьюго помрачнел:

– Вы улетите.

Уоллес был ошеломлен:

– Что?

– Если вы попытаетесь выдернуть его, находясь на территории чайной лавки, то вы… воспарите. И не знаю, сумеете ли остановиться. Но если это произойдет за ее пределами, то начнете терять человеческую сущность и будете расслаиваться до тех пор, пока от вас не останется одна оболочка.

– Это… это не имеет никакого смысла! Кто, черт побери, устанавливает такие порядки? – рассвирепел Уоллес.

Хьюго пожал плечами:

– Вселенная, как мне кажется. И это не так уж и плохо, Уоллес. Это помогает мне помогать вам. А пока вы здесь, я могу лишь дать вам представление о ваших возможностях, о том выборе, который вы в состоянии сделать. Убедить в том, что бояться вам нечего.

Уоллес почувствовал острую боль в глазах. Он быстро заморгал, не в силах встретиться с Хьюго взглядом.

– Как вы можете говорить такое? Вы же не знаете, на что это похоже. Это несправедливо.

– Что именно?

– Это! – крикнул Уоллес, яростно обводя руками все вокруг. – Все это. Я этого не просил. Я этого не хочу. Мне есть чем заняться. У меня есть обязанности. У меня есть жизнь. Как вы смеете говорить, что у меня есть выбор, если все кончится тем, что я превращусь в подобие Камерона или пройду через вашу чертову дверь?

– А вот и отрицание.

Уоллес воззрился на него:

– Вы мне не нравитесь. – Это было нагло и подло, но Уоллес не мог заставить себя быть осмотрительным.

Хьюго отреагировал спокойно:

– Все в порядке. Мы еще доберемся до этого. Я не стану принуждать вас к тому, чего вы не хотите. Я здесь для того, чтобы направлять вас. И прошу лишь дать мне возможность делать это.

Уоллес проглотил вставший в горле ком.

– Почему это так важно для вас? Зачем вам все это? Какой во всем этом смысл?

Хьюго улыбнулся:

– Для начала неплохо. Возможно, для вас еще не все потеряно.

И с этими словами он взошел на крыльцо. Аполлон шел за ним как привязанный. Хьюго остановился у двери и оглянулся на Уоллеса, все еще стоящего среди чайных кустов.

– Вы идете?

Уоллес повесил голову и стал с трудом подниматься по ступенькам.

* * *

Хьюго зевнул, закрывая за ними дверь. Он сонно моргал и потирал челюсть. Уоллес слышал, как тикают часы в лавке. До его побега они сбивались с ритма, заикались и спотыкались, заикались и спотыкались. А теперь шли ровно. Уоллес не знал, что это может означать.

– Уже поздно, – сказал ему Хьюго. – Мы здесь встаем рано. Нужно испечь булочки, а чай должен настояться.

Уоллес пребывал в смятении. Он не знал, что будет дальше.

– Прекрасно. Если вы покажете мне мою комнату, я оставлю вас в покое.

– Вашу комнату?

Уоллес стиснул зубы:

– Или дайте мне одеяло, и я буду спать на полу.

– Вы не нуждаетесь в сне.

Уоллеса передернуло:

– Что?

Хьюго смотрел на него с любопытством:

– Вы разве спали, с тех пор как умерли?

Ну… нет. Не спал. Но у него не было на это времени. Он был слишком занят, стараясь понять смысл этой бессмыслицы. Ему не пришла в голову мысль о том, что надо бы поспать, даже когда все стало как в тумане и он оказался на собственных похоронах. А затем объявилась Мэй и притащила его сюда. Так что нет. Он не спал.

– Мне было чем заняться.

– Разумеется. Вы устали?

Он не устал, и это было странно. Он должен был вымотаться. Учитывая все случившееся, он должен чувствовать себя выжатым лимоном и двигаться вяло. Но он никогда еще не был таким бодрым.

– Нет, – пробормотал он. – И это очень странно.

– Вы мертвы, – напомнил Хьюго. – Думаю, отныне сон будет казаться вам самой незначительной из ваших проблем. За все годы работы перевозчиком я не встречал спящего призрака. Это было бы чем-то новеньким. Но, думаю, вы можете попробовать. Расскажете потом, что у вас получилось.

– А что же тогда мне полагается делать? – вопросил Уоллес. – Стоять здесь и ждать, когда вы проснетесь?

– Можно и так, – ответил Хьюго. – Но можно ждать этого в более подходящем месте.

Уоллес смотрел сердито:

– Не смешно.

– Вы можете заниматься, чем хотите, при условии, что не покинете территорию чайной лавки. Мне бы не хотелось снова бегать за вами.

– Чем захочу?

– Конечно.

И впервые с тех пор, как он очутился в чайной лавке, Уоллес улыбнулся.

* * *

– Мэй.

– Пшел.

– Мэй.

– К-рый час?

– Мэй. Мэй. Мэй.

Она села на кровати с одеялом вокруг талии. На ней была безразмерная майка с изображением Фридриха Ницше. Покачав головой взад-вперед, она остановила взгляд на Уоллесе, переминающемся с ноги на ногу в углу комнаты.

– Что? В чем дело? Что не так? На нас напали?

– Нет. Что вы делаете?

Она вытаращилась на него:

– Пытаюсь поспать.

– Правда? Ну и как, получается?

– Не слишком.

– А вы знаете, что я больше не могу спать?

– Да, – медленно проговорила она.

Он кивнул:

– Ну тогда ладно. – Потом развернулся и прошел сквозь стену.

* * *

– Оооооох! – простонал он громко, как только мог. – Ооооооооооох! – Он ходил взад-вперед по коридору нижнего этажа, слегка озадаченный тем, что, похоже, не может заставить свои ноги громко топать, как бы ни старался. Он пытался колотить руками в стены, но почти что выпадал наружу. И потому издавал обычные для привидений звуки, коих наслышался, смотря фильмы ужасов. Ему очень не хватало цепей, чтобы бряцать ими.

– Я мееееертв. Мееееееееертв! Горе мнеееее.

– Не заткнулся бы ты? – крикнула из своей комнаты Мэй.

– Заставьте меня! – прорычал в ответ Уоллес и удвоил усилия. Он продолжал в том же духе еще шестнадцать минут, пока на его голову не опустилась трость.

– Ой! – вскрикнул он, потирая макушку. Развернувшись, он увидел стоящего перед ним и хмурящего брови Нельсона. – За что?

– Будешь вести себя прилично? А не то я могу повторить.

Уоллес потянулся к трости Нельсона, намереваясь забрать ее и выбросить, но у него ничего не получилось, и он лишь, споткнувшись, сделал шаг туда, где тот стоял, прежде чем раствориться в воздухе.

Уоллес вытаращенными глазами оглядел пустую чайную лавку.

– Хм, – произнес он. – Алло? Где… куда вы подевались?

– Бу, – шепнул ему на ухо чей-то голос. Уоллес не то чтобы закричал, но взвизгнул. И чуть было не упал, разворачиваясь. Нельсон стоял за ним, выгнув кустистые седые брови.

– Как вы это сделали?

– Я призрак, – сухо ответил Нельсон. – И способен практически на все. – Он сделал вид, что снова замахнулся тростью на Уоллеса. Уоллес попятился. – Так-то лучше. Завязывай с этой дребеденью. Может, тебе здесь и не нравится, но это не повод для того, чтобы мучить нас. Или заткнись, или иди за мной.

– А почему это я должен куда-то с вами идти?

– О, не знаю, – сухо ответил Нельсон. – Может, потому что кроме тебя я здесь единственный призрак человека? А может, потому что я умер гораздо раньше тебя и мне известно куда больше, чем тебе? А может, еще и потому что я тоже не сплю и мне приятно скоротать время в твоей компании? Выбери что-нибудь одно, парень, или не выбирай ничего, но только прекрати свое инфернальное безобразие, пока я снова не огрел тебя тростью.

– А с какой стати вам помогать мне?

Брови Нельсона взлетели к линии волос.

– Думаешь, все дело в тебе? – презрительно фыркнул он. – Черта с два. Я помогаю своему внуку. И не смей забывать об этом. – И с этими словами он прошел мимо Уоллеса и зашаркал по коридору в переднюю часть дома, уши тапочек-кроликов взлетали и падали. – Помогать ему, – пробормотал он. – Пфф.

Уоллес смотрел ему вслед. Он предпочел бы не двигаться с места, но перспектива удара тростью казалась малоприятной. И он поспешил за стариком.

Нельсон с ворчанием опустился в кресло перед горящим камином. Аполлон лежал на боку рядом, его грудь медленно вздымалась и опускалась. Кто-то подмел стекло разбившейся лампочки и приглушил светильники.

– Сядь на стул, – сказал Нельсон, не глядя на него.

Уоллес вздохнул, но сделал, как было велено.

По крайней мере попытался.

Он подошел к ближайшему столику и потянулся к одному из перевернутых стульев. И нахмурился, когда его рука прошла сквозь ножку. Он, пыхтя носом, повторил попытку, но результат оказался тем же. Он попытался сделать это еще раз. И еще. И еще.

Уоллес слышал, как смеется Нельсон, но не обращал на это внимания. Если у Нельсона получается сидеть в кресле, значит, Уоллес тоже способен на такое. Нужно только понять, как это можно осуществить.

Спустя какое-то время он почувствовал еще большее раздражение оттого, что так и не смог ухватить стул.

– Принятие.

– Что?

– Ты признал, что мертв, – сказал Нельсон. – По крайней мере, чуть-чуть. И потому считаешь, что не можешь взаимодействовать с материальным миром. Твой мозг играет с тобой дурные шутки.

Уоллес фыркнул:

– А разве вы все не хотели от меня именно этого? Чтобы я признал себя мертвым?