Онлайн чтение книги Поднося вино Bringing wine
Глава 4 - Последний потомок

Примечание: Название главы 余孽 (yúniè) юнье — последыши; остатки, недобитые, не до конца уничтоженные. Фразеологизм берет свое начало из книги поздней Хань «Биография Дуань Чжэна»: «Заплаченная цена слишком высока, но проблему искоренить не удалось. Недобитые остатки снова восстанут и продолжат чинить беспорядки». Относится к последнему в родовой линии человеку, который преследует недобрые намерения (прим: намерение отомстить за семью); также к скрытой опасности.

◈ ◈ ◈

  Пара военных сапог потопталась по снегу, остановившись вблизи заключенного. Подошедший носком сапога приподнял подбородок Шэнь Цзэчуаня, в результате чего его обувь покрылась пятнами крови. Раздался приглушенный голос из-под шлема: 

  — Шэнь Вэй твой старик? 

  Шэнь Цзэчуань не смог сдержать кровь, хлынувшую сквозь стиснутые зубы, даже когда попытался прикрыть рот руками, поэтому он ничего не ответил. 

  Сверля его презрительным взглядом, мужчина сказал:

  — Я задал тебе вопрос.

  Шэнь Цзэчуань опустил голову и сплюнул кровь. 

  — Да...

  Стоявший в сторонке Цзи Лэй, наконец, нашел возможность вставить хоть слово и, стараясь внести ясность, сказал:

  — Это восьмой сын Шэнь Вэя. Его зовут Шэнь...

  Мужчина поднял руки и снял шлем, обнажив молодое лицо. Паривший в небе кречет спикировал на холодном ветру и приземлился ему на плечо, подняв облако снежных хлопьев. Юноша смотрел на Шэнь Цзэчуаня как на стоптанную обувь. Трудно было сказать, был ли его взгляд наполнен презрением или отвращением, скорее он напоминал холодное лезвие.

  Шэнь Цзэчуань не знал, кто он такой, но узнал тяжелую кавалерию Либэя.

  Когда Шэнь Вэй отступил на запад, он прибыл в Цычжоу. Это была последняя линия обороны в Чжунбо. В это же время тяжелая кавалерия Либэя выдвинулась с севера на юг. Наследник княжеского дома, Сяо Цзимин, невзирая на снегопад, вел свои войска три дня без отдыха, чтобы поскорее пересечь Ледяную реку и прибыть в Цычжоу. Но Шэнь Вэй не сумел защитить Цычжоу и Либэйская кавалерия оказалась в тяжелой осаде. Если бы у Сяо Цзимина не было подкрепления, это была бы еще одна кровавая бойня.

  После этой битвы либэйцы всем своим нутром возненавидели клан Шэнь из Чжунбо.

  Юноша перед ним не был Сяо Цзимином. Но поскольку он прискакал к воротам столицы верхом на коне и с кречетом за плечом, то он, скорее всего, Сяо Чие — младший сын князя Либэя и родной брат Сяо Цзимина.

  Изначально Цзи Лэй хотел подстрекнуть его к дальнейшему избиению заключенного, но когда он увидел за спиной Сяо Чие помощника полководца, Чжао Хуэя, не осмелился более раздувать вспыхнувшее пламя.

  Сяо Чие мимоходом бросил свой шлем Чжао Хуэю. Его губы расплылись в улыбке, а прежний пронизывающий взгляд растворился, словно растаявший лед. В одно мгновение он явил свой легкомысленный нрав. Теперь даже доспехи стали выглядеть на нем совершенно неуместно.

  — Ваше превосходительство Цзи, — Сяо Чие поравнялся с Цзи Лэем и опустил руку на его плечо. — Заждались?

  Цзи Лэй обменялся с ним взглядами и, рассмеявшись, сказал: 

   — Эр-гунцзы, всего два года не виделись, а вас уже не узнать! 

二公子 (èrgōngzǐ) эр-гунцзы — второй молодой господин. 公子 (gōngzǐ) гунцзы — молодой господин; сын владетельной особы (местного князя, от главной жены). 二 (èr) эр — два, второй. 

  Сяо Чие указал на клинок, висящий на поясе: 

  — У меня вон, даже клинок имеется, так что теперь я, считай, что солдат. 

  Только после этих слов Цзи Лэй, казалось, заметил клинок и с улыбкой сказал: 

  — Отличный клинок! На этот раз на помощь Его Величеству прибыл эр-гунцзы. Могу предположить, что проделанный вами путь был нелегким. Возможно, после вашей вечерней аудиенции у императора сходим немного расслабиться за чаркой вина? 

  Сяо Чие с сожалением вздохнул и кивнул подбородком в сторону Чжао Хуэя.

  — Мой дагэ послал его за мной присмотреть. Смогу ли я вдоволь повеселиться под его зорким надзором? Хотя... Не все ли равно? Я обязательно позову тебя выпить, как только отдохну пару дней. 

大哥 (dàgē) дагэ — старший из братьев. 

  Чжао Хуэй с бесстрастным выражением лица поклонился Цзи Лэю.

  Цзи Лэй улыбнулся в ответ и сказал Сяо Чие: 

  —Тогда сначала ступайте во дворец. Почетный караул уже ждет.

  Разговаривая между собой и смеясь, мужчины направились по дороге к дворцу. Чжао Хуэй последовал за ними и, уходя, взглянул на Шэнь Цзэчуаня. Парчовые стражники, стоявшие возле него, тут же уловили намек и потащили заключенного обратно в тюрьму. 

  Цзи Лэй проводил вошедшего во дворец Сяо Чие угодливым взглядом и раздраженно сплюнул, как только остался один. Улыбка на его лице вмиг испарилась, оставив после себя одно недовольство. 

  Поначалу он думал, что, поскольку этот ублюдок обычно дерзок и смел, то вполне очевидно, что он без раздумий убьет Шэнь Цзэчуаня прямо на месте. Но он никак не ожидал, что этот невежда окажется настолько продуманным, что отпустит мальчишку, ограничившись лишь одним ударом ногой!

Исп. 草包 (cǎobāo) — соломенный мешок/человек; т.е. невежа, неуч, никчемный.

  Войдя во дворец, Сяо Чие принял от Чжао Хуэя платок и на ходу вытер руки.

  — Удар гунцзы был слишком рискованным, — сказал Чжао Хуэй и, постепенно переходя на шепот, добавил: — Если бы последний остаток этого старого пса по фамилии Шэнь погиб на месте, Мать-Императрица не оставила бы этого просто так. 

  С лица Сяо Чие сошла улыбка, а брови напряженно нахмурились, выдавая его раздражение. Он только что покинул опустошенное поле сражения, и убийственное намерение, подкрепленное его злобной аурой, было настолько сильно, что евнух, идущий впереди них, не осмелился подслушивать дальше и, прибавив шагу, устремился вперед. 

  — Изначально я намеревался убить его этим ударом, — равнодушно парировал Сяо Чие. — Старый пес Шэнь оставил Чжунбо истекать кровью. Мы до сих пор закапываем трупы погибших в воронке Чаши, и им все еще нет конца. А теперь семья Хуа пытается защитить остатки рода этого плешивого пса ради своей личной выгоды? Неужто все в Поднебесной должно складываться согласно их пожеланиям? Более того, мой дагэ совершил военный переход длиною в тысячу ли, так что после этой битвы игнорировать его заслуги уже не получится. Наш Либэй сейчас находится на пике могущества и это уже давно стало бельмом на глазу Матери-Императрицы. 

里 (lǐ) ли, древняя мера длины. 1 ли = примерно 500 м.

  Чжао Хуэй сказал: 

  — Шицзы всегда говорит, что луна из полной становится ущербной. На этот раз наградой от Цюйду, скорее всего, станет Хунмэньский пир. Гунцзы, наши основные силы размещены в сотнях ли от столицы, а глаза и уши властвующих кланов здесь повсеместно. Сейчас нам не следует привлекать к себе внимание.

  Бросив платок обратно Чжао Хуэю, Сяо Чие ответил:

  — Понял.

月盈则缺, 花盛而谢 (Yuè yíng zé quē, huā shèng ér xiè). Луна из полной становится ущербной; цветы расцветают для того, чтобы увядать. Из [hónglóumèng] хунлоумэн — «Сон о красном тереме», Сюэцинь Цао, глава 13.

鸿门宴 (Hóngményàn) Хунмэньский пир (обр. «пир со злым умыслом»). Отсылка к известному эпизоду (221–206 гг. до н. э.), когда полководец Сян Юй принимал у себя будущего ханьского императора Лю Бана и устроил в честь него пир, во время которого попытался его убить.

  — А-Е уже прибыл? — Император Сяньдэ подсыпал корм попугаю.  

  阿 (Ā) а — префикс имён существительных, обозначающих различные категории родственных отношений; придает этим существительным как бы ласкательную форму.

  Пернатое животное, выращенное им лично, обладало незаурядной хитростью. Подражая словам императора, он раскрыл клюв и прокричал:

  — А-Е прибыл! А-Е прибыл! А-Е, поприветствуй императора! Ваше Величество! Ваше Величество! Да здравствует! Да здравствует! Да здравствует Император!

  Сяо Цзимин поманил птицу маленькой побрякушкой у клетки.

  — Он уже должен быть здесь.

  — Два года, — император Сяньдэ подразнил попугая. — Мы не виделись целых два года. Этот малец похож на твоего отца. Он так быстро растет, что скоро обгонит тебя. 

  Сяо Цзимин сказал:

  — Он подрос, но в душе все тот же ребенок, сеющий неприятности дома.

  Император Сяньдэ уже собирался что-то сказать, как снова закашлялся. Стоявший подле него Пань Жугуй сразу же протянул ему чашку теплого чая. Император Сяньдэ сделал глоток, чтобы смочить горло, но прежде, чем он успел продолжить свои слова, послышался голос снаружи, возвещающий о прибытии Сяо Чие.

  — Входи, — император Сяньдэ откинулся на спинку кресла и поднял руку, зазывая юношу внутрь. — Входи и дай мне тебя рассмотреть.

  Придворный евнух осторожно приподнял занавеску, пропуская Сяо Чие внутрь. Принеся с собой морозный воздух, юноша встал на колени и поклонился императору Сяньдэ. 

  Император Сяньдэ с улыбкой сказал:

  — Какой славный парень. Ты выглядишь очень могучим в этих доспехах. Я слышал, что когда в позапрошлом году двенадцать племен Бяньша совершили набег на продовольственный тракт и пограничную станцию, ты проявил свою доблесть и захватил нескольких живьем. Это правда? 

  — Ваше Величество слишком высокого мнения обо мне, — с улыбкой отшутился Сяо Чие. — Мне действительно удалось поймать нескольких, но все они были лишь мелкими сошками.

  В позапрошлом году, когда двенадцать племен Бяньша совершили набег на северный продовольственный тракт Гуаньбэя, Сяо Чие возглавил войска в своей первой битве. Тогда ему сильно досталось от тех плешивых бяньшанцев, а массовые беспорядки, оставленные после сражения, в конечном итоге разгребал Сяо Цзимин. Следовательно, эта история стала общественной шуткой, а Сяо Чие превратился в никчемыша, обсуждаемого на каждом углу.

  Увидев его в таком свете, голос императора немного смягчился: 

  — Ты еще молод, и уметь пришпоривать лошадь, размахивая копьем, уже само по себе мастерство. Однако твой дагэ — один из четырех великих генералов моего Дачжоу. Я уверен, что в свободное время он часто тебя наставляет в военном деле. Я вижу, что А-Е импульсивен, но обладает стремлением развиваться, так что не стоит быть с ним слишком суровым.

  Сяо Цзимин кивнул в знак согласия.

  Император Сяньдэ продолжил:

  — На этот раз тяжелая кавалерия Либэя сослужила достойную службу, придя на помощь в нужное время. Помимо вчерашней общей награды, я желаю вручить А-Е небольшую награду сегодня.

  Сяо Цзимин встал и поклонился.

  — Государь благосклонен. Ему выпала большая удача. Однако А-Е не имеет никаких военных заслуг, как он может быть удостоен награды от самого Сына Неба? 

  Император Сяньдэ умолк, словно обдумывая свое решение. Спустя пару мгновений, он произнес: 

  — Ты неустанно мчался сквозь снег, преодолевая тысячи ли, и всего за одну ночь пересек Ледяную реку. Твои заслуги неизмеримы. На этот раз я хочу вознаградить даже твою жену, Лу Ичжи, не говоря уже об А-Е.

  — А-Е, Либэй — это приграничная территория стратегической важности. Ты еще молод, поэтому неизбежно, что тебе станет скучно, если ты останешься там. Я хочу, чтобы ты переехал в Цюйду и занял должность командующего парчовых стражников, ответственного за церемониал. Ну как, ты согласен?

仪鸾 (Yí luán) И Луань — подразделение императорских гвардейцев или парчовые стражи, которые изначально были известны как И Луань или императорская служба регалий. Регалии, это предметы и символы монархической власти (скипетр, корона и т.д.) 

  Сяо Чие, который все это время молча слушал с опущенной головой, вдруг оживился: 

  — Поскольку это награда, дарованная Вашим Величеством, я естественно соглашусь! У меня дома одни солдаты да полководцы, и не сыскать места, где я смог бы насладиться музыкой. Если я перееду в столицу, то вскоре за весельем и вовсе позабуду о доме. 

乐不思蜀 (lèbùsīshǔ) лэбусышу — за весельем не вспоминать о Шу (обр. в знач.: так веселиться, что позабыть о возвращении домой; по истории последнего царя дома Хань, который, предавшись удовольствиям в Лояне, забыл о престоле в царстве Шу). 

  Император Сяньдэ громко рассмеялся: 

  — Ну и парень! Я предложил тебе должность стражника, но на самом деле ты просто ищешь, где бы развлечься. Если твой отец прознает об этом, боюсь, тебе не избежать новых побоев. 

  Напряженная атмосфера в зале рассеялась. 

  Император Сяньдэ пригласил обоих братьев вместе отужинать. Позже, когда они уже собрались уходить, император Сяньдэ спросил:

  — Я слышал, что Цидун тоже кого-то прислал. Так кто же приехал? 

  — Лу Гуанбай из Бяньцзюньского командорства, — ответил Сяо Цзимин.

  Император Сяньдэ казался уставшим. Откинувшись на спинку кресла, он махнул рукой и сказал: 

  — Скажи ему, чтобы пришел завтра.

  Сяо Чие последовал за Сяо Цзимином, удалившись из зала. Дойдя до крытой веранды дворца, они заметили человека, стоящего на коленях посреди коридора.

  Пань Жугуй приблизился к нему и, наклонившись, с лучезарной улыбкой окликнул: 

  — Генерал Лу, генерал Лу!

  Лу Гуанбай приоткрыл глаза и устало сказал: 

  — Евнух Пань. 

  — Прекращайте стоять на коленях, — Пань Жугуй окинул его пренебрежительным взглядом, — Его Величество Император сегодня устал. Он сможет принять вас не раньше, чем завтра!

  Лу Гуанбай молча кивнул, встал и вышел на улицу вместе с братьями Сяо. Только выйдя за пределы дворца и оседлав коня, Сяо Цзимин спросил:

  — Почему ты постоянно стоишь на коленях?

  — Его Величество не заинтересован во встрече со мной, — ответил Лу Гуанбай.

  Оба мужчины на мгновение замолчали, прекрасно осознавая причину. Но по внешнему виду Лу Гуанбая не было особо заметно, что он огорчен или же озадачен подобным приемом. Бросив взгляд на Сяо Чие, он спросил: 

  — Его Величество тебя наградил?

  Сяо Чие взял в руки поводья и угрюмо ответил: 

  — Посадил меня в клетку.

  Лу Гуанбай протянул руку и похлопал его по плечу: 

  — Это клетка не для тебя, а для твоих дагэ и отца. 

  Сяо Чие некоторое время прислушивался к стуку лошадиных копыт, после чего произнес: 

  — Когда Его Величество упомянул о моей невестке Ичжи, меня пробрал холодный озноб.

  Лу Гуанбай и Сяо Цзимин дружно рассмеялись. 

  — Князь и Ичжи в порядке? — спросил Лу Гуанбай. 

  Сяо Цзимин кивнул. За его мантией скрывалась придворная форма. И хотя без своих военных доспехов он не выглядел таким же доблестным и молодым, как Сяо Чие, его присутствие необъяснимым образом привлекало внимание. 

  — С ними все хорошо, — ответил Сяо Цзимин. — Мой отец все еще обеспокоен травмой ноги старого генерала Лу, поэтому перед моим отъездом он передал специальный лечебный компресс, который сам обычно использует. Ичжи тоже в порядке. Просто она очень скучает по всем вам с тех пор, как узнала о беременности. Она написала вам много писем. Я их тоже привез, так что сможешь прочесть все попозже, как только вернемся в поместье. 

  Лу Гуанбай беспокойно сжал поводья.

  — В нашей семье одни вояки ㅡ нет ни матери, ни невестки, которые могли бы поехать в Либэй, чтобы помочь ей на время беременности. Зимой на севере становится очень холодно. Мне сообщили эту новость, когда я выдвигался из Бяньцзюня, поэтому всю дорогу я провел как на иголках. 

  — Угу, — Сяо Чие слегка повернул голову и посмотрел вдаль. — Вдобавок, в Цычжоу было крайне опасно, а после дагэ заперли в столице, поэтому мне велели не писать писем домой, чтобы не тревожить невестку. Не успели дагэ и невестка узнать о беременности, как он вынужден был покинуть дом и выдвинуться к месту сражения. 

  Сяо Цзимин всегда был более сдержанным, чем его младший брат, поэтому и сейчас он совершенно спокойным тоном ответил:

  — Отец остался дома, так что он позаботится об Ичжи. Не беспокойся. Я больше никуда не уеду, как только вернусь домой после Нового года.

  Лу Гуанбай с досадой вздохнул:

  — В последние годы Либэй находится в самом сердце бури. Каждый раз, когда мы отправляем войска, нам приходится все дважды обдумывать, чтобы не угодить в западню. В сложившейся ситуации все, что мы можем сделать, ㅡ это ненавидеть Шэнь Вэя за то, что он сдался без боя, оставив после себя такой гнилой беспорядок. Когда мои войска проходили через воронку Чаши, копыта лошадей утопали в человеческой крови. Он знал, что ему не удастся избежать смертной казни, поэтому предпочел сжечь себя заживо. Но в этом деле действительно есть что-то странное... Цзимин, ты лично схватил его сына и сопроводил до столицы. Ты заметил что-нибудь странное?

  Теплый плащ Сяо Цзимина трепетал на ветру. Завернувшись в него, он ответил: 

  — Шэнь Вэй придавал большое значение различию между детьми, рожденными от законной жены, и детьми от наложниц. Этот Шэнь Цзэчуань — его восьмой сын от наложницы. У его матери не было родительского дома, так что после ее смерти его отправили на воспитание в Дуаньчжоу. Вполне логично, что он совершенно не знает о происходящем внутри резиденции Шэнь. Должна быть причина, по которой Его Величество так настаивает на его причастности к этому делу.

  Сяо Чие надел шлем и сказал: 

  — Общественный гнев уже достиг крайней точки. Император лично передал военную власть над гарнизонами шести префектур Чжунбо Шэнь Вэю. Теперь, когда такое случилось, он должен кого-то казнить, чтобы доказать свою беспристрастность. 

  Однако император не был истинным правителем Дачжоу. Абсолютной властью в дворце обладала вдовствующая императрица, которая управляла страной из-за ширмы. Теперь, когда ситуация зашла в тупик, все взгляды были обращены на жизнь Шэнь Цзэчуаня. Если бы он признал себя виновным и умер, тогда народ обрел бы спокойствие, но если ему посчастливится выжить, то он, несомненно, станет бельмом на глазу. После произошедших событий клан Сяо из Либэя забрался на вершину горы. Теперь даже военачальники клана Ци из Цидуна были вынуждены при их виде отступать на три чи. Сяо Цзимин носил звание «Тяжелая кавалерия замерзшей реки» среди четырех великих генералов Дачжоу, а также был зятем Лу Гуанбая из уезда Бяньцзюнь в Цидуне. Говоря иначе, это был человек, который мог задействовать тяжелую кавалерию Либэя и положиться на семью своей жены, чтобы мобилизовать гарнизонные войска Бяньцзюня. У Цюйду не было иных вариантов, кроме как опасаться его.

  — Мать-Императрица настояла на том, чтобы сохранить ему жизнь, — Лу Гуанбай поджал губы в тонкую линию и, выдержав недолгую паузу, выдохнул: — Она намеревается вырастить из него шакала, который сможет на законных основаниях вернуть себе Чжунбо и покорно подчиняться приказам. Когда придет время, она сможет укрепить свою власть изнутри, обуздав Либэй извне. Это станет серьезной проблемой для севера! Цзимин, этого мальчишку нельзя оставлять в живых!

  Ветер и снег были подобны остриям лезвий, скребущим по оголенным щекам. Трое мужчин больше не проронили ни слова. В этой затянувшейся тишине Чжао Хуэй, который все это время молчал, погнал свою лошадь вперед и поравнялся с мужчинами. 

  — Ранее гунцзы пнул его ногой в грудь, вложив в этот удар процентов так восемьдесят силы. Я заметил, что его дыхание ослабло, а старые раны снова открылись, когда он повалился на землю, — Чжао Хуэй на секунду задумался. — И все же, он не умер на месте... 

  Сяо Чие взмахнул хлыстом и сказал: 

  — Допрос тянется не один день и его даже предавали избиению палками. Он держался на последнем издыхании, так что мой удар должен был отправить его на тот свет. Если он не умрет после сегодняшней ночи, то я, пожалуй, признаю, что он и вправду живучий.

  Чжао Хуэй нахмурился: 

  — На первый взгляд он выглядит слабым и тощим, и все еще не оправился от простуды. По всей логике он уже давно должен был умереть. Тем не менее, он все еще держится. Несомненно, в этом есть что-то странное. Шицзы...

  Сяо Цзимин смерил их осуждающим взглядом, и оба мужчины тут же умолкли. Переведя взгляд на заметенную снегом дорогу, он на несколько минут замолчал, после чего произнес: 

  — Выживет он или нет, решать судьбе. 

  Порыв холодного ветра метнулся под деревянный карниз, заставив висящие в углах колокольчики откликнуться мелодичным дуэтом. Убийственная атмосфера среди снега внезапно рассеялась. Сяо Цзимин спокойно пришпорил коня, устремившись вперед.

  Чжао Хуэй коротко кивнул в знак прощания, и галопом помчался за ним.

  Выражение лица Сяо Чие под шлемом было неясным. Лу Гуанбай похлопал его по плечу и сказал:

  — В конце концов, он твой старший брат.

  В интонации Сяо Чие, казалось, прозвучала ирония, когда он, хмыкнув, спросил: 

  — ... Судьба, да?