Онлайн чтение книги Пожирающая Серость The Devouring Gray
2

Только сердце Джастина приготовилось нанизаться на ребра, как он услышал три пронзительных свистка со стороны беговой площадки.

– Довольно! – рявкнул тренер Лоуэлл, опуская свисток.

Джастин с облегчением расслабился и перешел с бега на медленную трусцу. Обычно он с нетерпением ждал тренировок, но подготовка к сезону превратила его в изнуренную потную лужицу на трэке за школой Четверки Дорог. Остальная сборная по бегу с трудом поспевала за ним, пыхтя, тихо бранясь и постепенно завершая круг, чтобы остыть. На следующей неделе он идет в выпускной класс – последний год в этой команде.

– Время? – крикнул Джастин, переходя на нормальный шаг.

На краю спортивного поля теснились деревья, их корни под треснувшим асфальтом набухли, как вены. Дети часто собирались в этой части площадки, но они были неместными.

Джастин вырос в этом лесу. Но сейчас, находясь так близко к стволам со смыкающимися над головой ветвями, он почувствовал, как в его груди загорается искра тревоги. Он не мог избавиться от ощущения, что они тянулись к нему.

Тренер Лоуэлл хмуро посмотрел на секундомер в своей мясистой ладони.

– Готорн! – грубо позвал он. – Подойди сюда.

Школа Четверки Дорог была слишком маленькой и не получала достаточного финансирования для настоящей спортивной программы, но команда по бегу посещала соревнования и иногда даже в них побеждала. Бо́льшую часть забегов выиграл именно Джастин. Но, судя по хмурому выражению лица тренера Лоуэлла, вряд ли его позвали для поздравлений.

– Взгляни на это. – Тренер сунул Джастину под нос листок с результатами. Тот уставился на числа рядом со своим именем. Так медленно он не пробегал круг со времен своего девятого класса. Да чего уж там, так медленно он не бегал со средней школы!

– Что происходит? – резко спросил тренер Лоуэлл. Его темно-коричневое лицо сморщилось от раздражения. – Гонзалес чуть не обогнал тебя на третьем круге.

Джастин ощетинился:

– Да я даже во сне могу обогнать Гонзалеса!

– Ты должен подавать команде пример, Готорн. Если ты не сосредоточен, то и они не сосредоточены.

Джастин закопался носком кроссовки в расползающийся асфальт. Тренер был прав. Его мысли были заняты другим.

Просто казалось настолько мелочным беспокоиться о результатах своего забега, когда умер человек. Джастин не мог перестать думать о том, как этот последний погибший чувствовал себя за мгновение до того, как его целиком поглотила Серость.

У него было имя. Хэп Уитли. В некрологе говорилось, что он работал в одной авторемонтной мастерской с отцом. Джастин целых пятнадцать минут изучал его фотографию в «Газете Четверки Дорог»: бейсбольную кепку козырьком назад, кудрявые волосы, слегка прищуренные глаза, застенчивую улыбку. Прошло уже две недели, а Джастин по-прежнему представлял, как выглядел этот мужчина с фотографии перед тем, как его кремировали и погребли в мавзолее.

Сегодня прибыла семья Сондерс, в точности как и предсказывала его сестра. Полгорода видело их блестящую машину, направляющуюся к поместью Сондерсов. Но Джастин никак не ожидал, что мать позовет их с Мэй к себе в кабинет и прикажет держаться подальше от новых основателей.

«Они не знают правил этого города, – сказала она. – Скорее всего они окажутся мертвой ветвью на родовом древе. Не обременяйте их россказнями о нашем наследии».

И хоть Августа Готорн говорила с ними двумя, на протяжении всего разговора она смотрела только на Джастина. Он подумал о тонкой деревянной карте, лежащей между ним и Мэй, о переплетенных пальцах, о плоти и костях, о запахе грибов, гниющих под боярышником.

Так что да, его голова была занята другим. Но показывать это тренеру Лоуэллу было ошибкой.

Джастин не обладал силой, но хорошо умел располагать к себе людей. Он скопировал сутулую позу тренера, начал лениво размахивать рукой у бока.

– Больше это не повторится. – Джастин вложил в каждое слово убежденность, позволил им звонко раскатиться по площадке.

Тренер Лоуэлл почти мгновенно расслабился. Он доверял Джастину или, по крайней мере, доверял Готорнам.

– Я знаю. – Тренер взял Джастина за плечо и мягко улыбнулся. – Просто хочу убедиться, что ты готов к Длинному Озеру. Там будут скауты и даже студенты колледжей.

Скауты. Представители колледжей.

Джастин слабо кивнул, делая вид, что его гулко бьющееся сердце и неравномерное дыхание – просто побочный эффект тренировки. Остальные ребята из команды обошли его, направляясь к шкафчикам и оживленно обсуждая начало бегового сезона.

Разумеется, он всех их знал – со школы, вечеринок и тренировок. Но не имело никакого значения, что они с Кэлом соревновались друг с другом еще с детства или что он встречался с Сё-Цзинь Парк, Бриттой Мори и Мариссой Чехович. Между ними пролегала четкая дистанция. Раньше Джастин наслаждался своим привилегированным положением и отношением других к нему. Тем, как они смеялись над его шутками, как смотрели на него – дань уважения его семье. Признаком того, сколько хорошего они принесли городу.

Но когда в прошлом году нашли первый труп, взгляды сменились с дружелюбных на выжидающие. Серость забирала новую жертву каждые пару лет, обычно ближе к равноденствию, но никогда так много за короткий период времени. И постепенно Джастин начинал понимать, каково быть человеком, от которого жители Четверки Дорог ждали помощи во время беды.

Особенно тогда, когда он ничего не мог с этим поделать. Мать держала его бессилие в секрете уже почти год, но это невозможно скрывать вечно. В конечном итоге правда откроется, и тогда уважение города сменится отвращением.

Именно поэтому несколько недель назад мать после ужина вручила ему папку с заявлениями на предоставление спортивной стипендии.

Сначала Джастин не понял ее просьбы. Лишь одна ветвь рода единовременно могла унаследовать фамильную силу, так что, когда дети основателей, прошедшие ритуал, оканчивали школу, они не покидали города. Тем более в такое смутное время, когда весь город на грани вымирания, а основателей почти не осталось. Онлайн-курсы и общественный колледж – небольшая плата за сохранность родного города.

Но Готорны – не просто семья основателей. Они те, кто в ответе за город. В тот день мать объяснила ему, что Четверка Дорог должна видеть в них безупречных лидеров. А бессилие Джастина может уничтожить фамильную репутацию.

Августа Готорн велела ему покинуть Четверку Дорог прежде, чем город узнает правду. Она оплатит его обучение в государственном колледже, если он пообещает никогда не возвращаться.

Джастин пока не решил, исполнит ли ее просьбу. Может, предсказанное Мэй будущее позволит ему остаться. А может, это пустые надежды.

Обычно после тренировки Джастин шел домой, но сегодня согласился выйти на смену и помыть посуду в Закусочной. Августа Готорн была шерифом, а это значило, что Джастин не особо нуждался в работе. Но жители Четверки Дорог замечали, когда он за нее брался, и юноша делал все возможное, чтобы соответствовать репутации члена семьи основателей, посвятившего себя служению народу, а не только его защите.

Солнце уже спустилось к деревьям, когда Джастин приехал на пустую парковку Закусочной. Он закинул фирменный передник на плечо и вышел из машины, приветственно помахав рукой двум полицейским, курящим у заведения.

– Пришла твоя очередь патрулировать? – спросил офицер Андерс.

Джастин покачал головой:

– Завтра моя.

– А-а. Тогда смотри в оба. Трое за год – это слишком много. Нам не нужен четвертый.

Свободная рука офицера машинально сомкнулась на поясной кобуре, будто это его защитит. За Закусочной стеной стоял лес, дубы заслоняли собой здание.

Пистолет мало чем поможет, если угодишь в Серость, но половина подчиненных матери все равно упорно носили их при себе. Иллюзия безопасности для людей не из рода основателей. Как обереги с камнями на шеях, как стражи над входными дверями.

– Я буду осторожен, – пообещал Джастин, хотя мог бы патрулировать город и пьяным, и голым, если бы захотел. Августа Готорн не подпускала его к реальной опасности после того, как он провалил свой ритуал. Теперь он заступал на дежурство лишь для виду.

Медальон впился в запястье – диск из багрового стекла; символ, обозначающий, что с тех пор, как он получил свою силу, уже не нуждается в защите оберега с камнем, которые носили остальные жители города. Этот медальон был фальшивым, но Джастин носил его ради офицера Андерса и других, кто по-прежнему верил, что он настоящий основатель. Юноша попрощался и зашел в Закусочную, пытаясь побороть стыд.

Все в заведении выглядело так, будто вот-вот развалится. К стене прислонился почти вышедший из строя музыкальный автомат, издающий слабое фальшивое пение The Beach Boys. Из перегородок между плисовыми синими диванчиками виднелись кусочки желтой пены, мерцая в сиянии потрескавшихся флуоресцентных светильников. Джастин провел рукой по одному из столиков – столиков, которые никогда не выглядели чистыми, сколько бы раз их ни протирали.

– О, отлично. – Айзек Салливан читал за кассой. – Можешь сменить меня во время вечерней толкотни.

Лучше всего Айзека описывало одно слово – «демонстративный». Сбритые по бокам волосы и темные длинные локоны. Фланелевая рубашка, глухо застегнутая под горло. Одинаковые медальоны на запястьях, сияющие алым на фоне бледной кожи, – один заслуженный и один позаимствованный у брата.

– Они в любом случае будут пялиться на нас, детишек основателей, – сказал он. – Так почему бы не показать им то, на что интересно смотреть.

Наверное, поэтому они и стали лучшими друзьями. Айзек понимал, каково это, когда за тобой постоянно наблюдают.

Джастин завязал фартук на шее.

– Сегодня я не работаю за кассой. На мне мойка посуды.

– Я займусь посудой, – быстро ответил Айзек, хватая книгу и выходя из-за прилавка. – А ты обслужи посетителей.

Хоть они и работали в Закусочной уже не один месяц, Джастин все равно не мог сдержать смешка, глядя на фартук Айзека.

« Добро пожаловать в Закусочную!  – было написано на нем курсивом. – Я – ваш дружелюбный официант. Я сделаю абсолютно все, чтобы вы остались довольны! »

– Серьезно? – спросил Айзек. – Ты тоже в переднике.

– Да, но тебя он бесит больше.

На скулах Айзека заходили желваки. Джастин давно знал, что означало это напряженное выражение: неприятности.

– Нет, – сказал он и коснулся кончиками пальцев передника. Воздух перед вышивкой стал нечетким и замерцал, Айзек подпалил стежки надписи, и они превратились в почерневшую, пепельную дыру.

Джастин мысленно отругал себя. Провоцировать Айзека было глупо, особенно на работе.

Айзек появился в Закусочной после несчастного случая в бакалейной, которая просто была разгромлена. Все в городе знали, что сюда его взяли только из-за статуса основателя и влияния Готорнов. Даже книга в руке Айзека и то была бы лучшим официантом, чем он сам.

– О, ты уже пришел. Ты нужен нам на кухне до вечернего наплыва посетителей. – Из-за кухонных дверей вышел Пит Бернэм. Закусочной владела его семья, но он единственный управлялся с ней. Пит увидел фартук Айзека. – Опять! – вздохнул он, проводя рукой по лысой голове. – Ты знаешь, что матушка Бернэм вручную вышивает их?

Айзек не выглядел впечатленным этой новостью.

– Так купите ей швейную машинку. Или посоветуйте найти увлечение получше.

– Не унижай матушку.

– У вас странное отношение к матери. Вам никто этого не говорил?

– Я не обязан выслушивать это от тебя, Салливан.

Воздух вокруг Айзека начал вихриться и мерцать, словно жар, поднимающийся от асфальта. Пит попятился к кухонным дверям. И Джастин уже приготовился вмешаться. Обычно Айзек прислушивался к доводам рассудка или, по крайней мере, доводам Джастина. Но не успел он открыть рот, как дверь Закусочной со скрипом открылась, и на пороге появилась незнакомая девушка.

Она вся состояла из острых углов и узловатых конечностей, глаза темные, а сияющие волосы по плечи черные как смоль. Дырки на джинсах оголяли бедра. Было нечто дикое в том, как она внимательно рассматривала Закусочную. От этого Джастину стало не по себе. Незнакомка почти не задержала взгляд на фартуке Айзека или на расстроенном лице Пита, прежде чем подойти к прилавку.

– Я так полагаю, что один из вас здесь работает? – бросила она в их сторону.

Пит тут же прыгнул за прилавок и натянул свою лучшую услужливую улыбку.

– Пит Бернэм, – представился он. – Управляющий этого прекрасного заведения.

– Очаровательно, – ответила девушка. Она была одной из Сондерсов. Иначе и быть не могло. В Четверке Дорог никто без причины не появлялся. – Тогда скажите, можно ли заказать еду навынос?

Пит яростно закивал, как китайский болванчик.

– Разумеется, – ответил он. – Вы сделали отличный выбор. У нас лучшая еда в городе!

– У вас нет особой конкуренции, – сухо подметила девушка.

– Что ж, да. У нас акцент на качество, а не на количество.

Она заказала что-то из меню за прилавком, хотя Джастин никогда не видел, чтобы в него кто-то заглядывал. Пит кинулся на кухню – наверняка радуясь, что можно убраться подальше от Айзека, – обещал проследить за шеф-поваром, пока тот готовит.

Девушка осталась стоять у кассы и рассеянно забарабанила пальцами по стеклу. Ее ключицы резко выступали под лямками майки. На шее висело спутанное украшение из кристаллов, тускло мерцая в неоновом свете.

Если эта девчонка – Сондерс, то, может быть, именно о ней говорили карты. Общение с ней может стать первым шагом к предотвращению новых смертей.

Джастин вспомнил о приказе матери держаться подальше от Сондерсов. Но на ее шее или запястьях не было багрового медальона основателей. Если Августа узнает, что он разговаривал с ней, Джастин просто сделает вид, что не знал, кто она.

Юноша покосился на Айзека, который сел за ближайший столик и открыл книгу. Он изучал страницу с такой сосредоточенностью, что, если она и была напускной, его полная незаинтересованность происходящим была очевидна. Что странно, ведь в последний раз в Четверке Дорог появлялся новичок, когда они учились во втором классе.

Но Джастин сам по себе. Во всяком случае, когда дело касалось общения с незнакомцами.

– Я Джастин Готорн, – представился юноша, пытаясь соответствовать энергичному тону девушки. Слова прозвучали странно и натянуто, но он все равно улыбнулся.

– Вайолет Сондерс, – неохотно ответила она, когда убедилась, что он действительно обращался к ней. – Ты тоже намерен петь дифирамбы кухне?

– Пит – владелец этого заведения, – сказал Джастин, не до конца понимая значение слова «дифирамбы». – Он обязан ее расхваливать.

– Хочешь сказать, на самом деле кухня не такая уж и замечательная?

– Нет! Нет, с едой всё в порядке.

– Что ж, в меню есть блюдо под названием «Тарелка отходов», – прокомментировала Вайолет. – Не очень убедительно.

– Это блюдо северного штата! – Джастин покраснел. – Оно съедобное.

– Съедобное или вкусное? Есть разница.

Джастин нахмурился, не зная, что ответить. Айзек ухмыльнулся за своей книгой.

– Вкусное, наверное. – Это была правда. Как и то, что Бернэмы выволокли бы его на парковку и избили, если решили бы, что он оскорбляет Закусочную, и фамилия бы его не спасла. А Джастину вполне нравился его нос целым. – Ты здесь новенькая, верно?

Банальный вопрос. Но он не знал, о чем еще спросить. Вайолет никак не отреагировала на его имя, так что ей определенно не было известно об основателях. А значит, его мать была права. Как эта девушка сможет ему помочь, если ничего не знает о Серости или о фамильных дарах?

– Неужели этот городишко настолько маленький, что ты сразу это определил? – Вайолет убрала руку с прилавка. – Или я выгляжу так, будто мне здесь не место?

Она скрестила руки на груди. Этот простой жест, то, как она невольно ссутулилась, натолкнуло Джастина на мысли о Харпер Карлайл. А за мыслями о ней всегда следовало чувство вины. Джастин затолкал воспоминания подальше, но останавливать ком стыда, поднимающийся по горлу, было слишком поздно.

– Ты так и будешь на меня пялиться? – грубо поинтересовалась Вайолет.

Джастин с ужасом осознал, что его доброжелательная улыбка исчезла. Харпер действовала именно так – заставляла забыть, как быть Готорном. Заставляла ошибаться.

– Я не… – начал юноша, но в этот момент из кухни вышел Пит, в руках он держал увесистый бумажный пакет.

– Вот, прошу, – сказал он.

– Спасибо. – Вайолет выхватила заказ и расплатилась так быстро, как только было возможно. Но по пути к выходу вдруг остановилась и обернулась. Джастин ощутил короткую вспышку надежды, но взгляд девушки метнулся к Айзеку, который по-прежнему прятался за книгой. – Тебе не понравится концовка.

С этим она вышла за дверь, оставив после себя хрипящих The Beach Boys.

Айзек опустил книгу.

– Что ж, все прошло отлично. Готов поспорить, когда вернешься домой, она будет ждать тебя в постели.

– Эй, лежачих не бьют. – Джастин склонился над столиком. – И почему ты с ней не заговорил? Она новый основатель. Тебя должно это интересовать.

– Разве шериф не прочитала тебе лекцию? – вздернул бровь Айзек. – Они бессильная мертвая ветвь, оставь их в покое.

Может, Джастину и стоило удивиться, что его мать обсудила это со всеми, но нет. Августа всегда так поступала.

– Ты слушаешь ее даже реже, чем я.

Айзек пожал плечами:

– Может, считаю, что она права.

Дело было не в этом. Джастин знал Айзека лучше, чем кто-либо другой – ну, по крайней мере, лучше, чем кто-либо из ныне живущих. Он понизил тон, а значит, солгал. Но давить было бессмысленно, особенно когда Пит был недалеко.

Взгляд юноши зацепился за книгу, которую читал Айзек. «О дивный новый мир». Айзек любил читать литературу с броскими, претенциозными названиями, от которых Джастин чувствовал себя дураком.

– Ты же вроде уже читал ее? – спросил он.

Айзек кивнул.

– И что случилось в конце?

Юноша фыркнул и закрыл книгу.

– Последняя надежда человечества совершила самоубийство.

Джастин покачал головой:

– Вот черт! И с чего бы кому-то хотеть это читать?

– А ты еще удивляешься, почему она не захотела с тобой общаться.

– Салливан! – позвал Пит. Джастин видел, что тот все еще злится. – Ты планируешь сегодня работать или нет?

Айзек многозначительно обвел взглядом пустую Закусочную.

– Я делаю абсолютно все, чтобы посетители остались довольными.

Пит нахмурился:

– Просто надень новый фартук и выполняй свою чертову работу. И да, я вычту стоимость этой униформы из твоей зарплаты.

Айзек стукнул книгой по столу, и Джастин сразу напрягся. Но тот пошел переодеваться, и воздух вокруг него выглядел почти нормальным. А в случае с Айзеком «почти нормально» – это очень даже хорошо.

– Обычно он не такая сволочь, – заметил Пит, когда Айзек исчез за дверью.

– Он всегда становится таким за пару недель до годовщины.

– Ах… Верно. – Пит внезапно очень заинтересовался кассовым аппаратом. – Я постараюсь быть с ним помягче.

Айзек вернулся, со стуком распахнув дверь. Он прихватил новый передник.

– Если я обязан работать, то и ты тоже, – сказал юноша. – Хватит на меня жаловаться, иди мой посуду.

Джастин оглянулся на входную дверь, начали подтягиваться вечерние посетители.

– Я тут подумал… можешь заняться посудой, – сказал Джастин. – А я обслужу их.

Уголки губ Айзека дрогнули:

– Ну ладно, если тебе так проще.

Он стремительно скрылся на кухне, но Джастин успел заметить немую благодарность в его глазах. Шагая по залу, он чувствовал жжение в икрах, деревенеющих от напряжения после тренировки. Целая смена беготни с тарелками в обеих руках приведет к тому, что под конец вечера он окажется согнутым в дугу.

Но Джастин заставил себя выпрямиться, идти нормально и вежливо улыбаться. Потому что Айзек нуждался в нем, а Четверка Дорог возлагала на него надежды, и будь он проклят, если позволит кому-то узнать, как сильно он их уже не оправдывает.

* * *

Ужин прошел неловко. Вместо того чтобы остаться с Вайолет и Джунипер, Дарья положила себе остатки какого-то рагу и уединилась у себя в комнате. Зато ее кот, Орфей, надменный зверек с желтыми глазами и кусочком красной пряжи вокруг уха, остался и шипел на них, пока Вайолет не сдалась и не угостила его кусочком курицы.

Она гадала, каково это. Вот ты живешь одна многие и многие годы, и вдруг твое мирное существование прерывают люди, которые называют себя твоей семьей. Пугающе.

– Тебя это ранит? – спросила она у матери. – Видеть ее такой?

Губы Джунипер скривились.

– А ты как думаешь? Она едва меня помнит. – Она встала из-за стола и указала на остатки еды Вайолет: – Давай выкину.

Вайолет подавила желание напомнить матери, что, по крайней мере, ее сестра до сих пор жива. Она молча передала тарелку, вспоминая мальчишек из Закусочной, пока жевала последний кусочек курицы в пармезане.

Джастин – блондин, красавец и предсказуемо самоуверенный. И читатель, который так старался выглядеть отчужденно. В том, как они на нее смотрели, было что-то выжидательное. Ну, чего бы они ни хотели, останутся ни с чем. У Вайолет никогда не было парня. Или девушки, если на то пошло. Были влюбленности: пару лет назад она даже призналась Роузи в своей бисексуальности, но не чувствовала себя готовой к отношениям с кем-либо. Сестра и пианино были всем, в чем она нуждалась, и даже те несколько приятелей, которые у нее имелись, исчезли после смерти Роузи, не зная, чем помочь ей. Начало учебного года в новой школе обеспокоило бы ее куда больше, если бы ей было по кому скучать в Оссининге.

Вайолет с тихой дрожью вдруг осознала, что прошел почти целый день с тех пор, как она играла. Выгрузка вещей из автомобиля была медленным, трудоемким процессом. И до того, как идти за ужином, она успела перетащить только самое необходимое в свою новую спальню. Остальное дожидалось внизу, как ряды картонных стражников вдоль коридора, а в комнате слева девушка видела пианино.

Вайолет не разделяла очевидную любовь семьи Сондерс к таксидермии. Она отвела взгляд от стеклянных глаз трех оленьих голов и подняла крышку инструмента. Перед ней растянулся, словно улыбающийся рот, идеальный набор клавиш цвета слоновой кости – наконец-то что-то знакомое.

Вайолет опустила пальцы на клавиши, и по ее телу пробежала волна облегчения и радости. Пока она могла играть, она чувствовала себя дома. С тех самых пор, как она посетила свое первое занятие по фортепиано в четыре года. Тогда ее пришлось силком уводить из дома преподавательницы, пока она брыкалась и умоляла еще хоть секундочку понажимать на клавиши.

Вайолет сыграла пробную гамму. К ее большому удивлению, инструмент был настроен, возможно, на нем играла Дарья. Акустика в комнате была просто чудесной, и вскоре уже зазвучала Прелюдия и фуга № 6, до минор Баха.

После похорон Роузи практические занятия Вайолет стали хаотичными. Бывали и хорошие дни, но обычно музыка, такая недостижимая, только плавала в голове. Она бросила уроки, но все равно пару раз в неделю репетировала программу для прослушивания, пытаясь убедить себя, что все еще может вернуться в норму. Но сейчас всего за несколько минут игры она четко поняла, что репетиция программы всегда приводила к разочарованию.

Она не поступит в музыкальную школу. Уже нет.

Ее пальцы забегали по клавишам, спиралью удаляясь от программы и импровизируя новые звукосочетания. Вайолет закрыла глаза и позволила мелодии унести ее далеко.

Но спустя какое-то время в музыкальный вакуум проник новый шум. Вайолет отвлеклась и убрала руки от пианино. Было до странного тяжело отрывать пальцы от клавиш.

Она открыла глаза. В комнате царила кромешная тьма.

Она недоуменно заморгала, когда шум повторился – полый, слабый звук. Из темноты появилась пара сияющих глаз, и Вайолет отползла по банкетке, пытаясь нащупать телефон. Когда она набрала побольше воздуха для крика, из-под банкетки показался знакомый кусочек красной пряжи.

– О… – Девушка резко выдохнула затаенный вдох. – Это всего лишь ты.

Кот снова издал свое странное мяуканье, напоминающее скрежет миниатюрной бензопилы, и прижался к банкетке. И внезапно укусил Вайолет за лодыжку.

Девушка выругалась и поджала под себя ноги. Наконец нашла телефон на пюпитре. Но когда экран загорелся, она оцепенела. Она была уверена, что играла минут десять, может, двадцать, но часы говорили, что она просидела здесь почти два часа. Она и раньше увлекалась музыкой, но не так сильно.

Вайолет встала и поспешила к двери.

Тревожное ощущение не покинуло ее, даже когда она дошла до спальни. Та была куда просторнее ее комнаты в Оссининге; стены из рыжевато-бурого камня, кровать – огромный монстр с балдахином, как из музея. И, конечно, очередные жуткие чучела. Вайолет отнесла в соседнюю комнату ворону и оленью голову, борясь с причудливым желанием извиниться перед ними. Вернулась в спальню, и ее взгляд наткнулся на пирамиду коробок у дальней стены, каждая из которых была отмечена крупными черными буквами «РОУЗИ».

Вечером перед переездом, когда Джунипер собрала все вещи Роузи, Вайолет впервые зашла в комнату сестры после аварии. Обыскала все полки, комод, шкаф и раскрыла все ее тайны: наполовину пустую бутылку виски из-под матраса, нижнее белье, укутанное в футболку из комода, любовные послания от Элис, спрятанные в куртке. Целый час она превращала Роузи из человека, которым она была, в человека, которым хотела видеть ее мать. А когда закончила, свернулась калачиком на своей кровати с привкусом пепла на языке.

Теперь эти коробки – красочный, но изысканный портрет девушки, которая была артистичной, но в очаровательном смысле этого слова, скорее Моне, чем Ван Гог. Вайолет перевела взгляд на картину над ними.

Это была работа из портфолио Роузи; абстракция, которая изображала Вайолет, – мазки краски, размытые и объединенные в головокружительные узоры, которые кружились и вихрились, если смотреть на них под правильным углом. Роузи написала таких четыре холста, по одному на каждого члена семьи Сондерс, несмотря на то что их отец давно умер. Благодаря ним она попала в три лучшие художественные школы. Душевные картины, как Роузи их называла, и пусть Вайолет посмеивалась над сестрой за ее склонность к Новой эре, она не отрицала, что название вышло подходящим.

Может, все остальные вещи Роузи и были ложью, но душевная картина с изображением Вайолет – нет. Девушка подошла к ней, и чем дольше она вглядывалась в знакомый холст, тем быстрее ее покидала тревога.

Она прикоснулась к холсту кончиками пальцев и задернула шторы. Черные очертания деревьев сияли в лунном свете, зигзагом покрывая стену дома, словно ряд сломанных зубов.