Онлайн чтение книги Последняя из рода Тюдор The Last Tudor
Тауэр, Лондон. Воскресенье, 11 февраля 1554 года

Матери и Катерине разрешено навестить отца, и моя сестра оставляет отца и мать наедине, они всегда предпочитали общаться именно так, и приходит в мои комнаты.

Она не знает, что мне сказать, и мне нечего сказать ей, поэтому мы сидим в неловком молчании. Она тихо плачет, заглушая всхлипы рукавом своего платья. Я не могу читать, писать или размышлять, пока она сидит так близко ко мне, глядя на меня своими полными слез глазами. Я тону в буре ее жалости, страха и горя, поэтому не слышу даже собственных мыслей. Такое ощущение, что я попала в бочонок для взбивания масла. Я чувствую, как все у меня внутри обмякает и обессилевает. Я не хочу так проводить последний день своей жизни. Мне хочется записать наш последний разговор с Джоном Фекенхемом и описать свой триумф над его ошибочным мышлением. А еще мне надо подготовить свою речь на эшафоте. Я хочу размышлять, а не чувствовать.

До нас доносится скрежет тележек, на которых подвозят древесину для строительства эшафота, и крики плотников, перебирающих свои инструменты. И каждый стук колеса тележки о камень мостовой, глухой звук падения бревен, треск и визг пилы Катерина воспринимает, вздрагивая и морщась. Ее хорошенькое личико побледнело, а глаза стали непривычно темными.

– Я умираю во имя веры, – неожиданно говорю ей я.

– Ты умираешь потому, что отец присоединился к заговору против коронованной особы, – взрывается она. – Тебя это никак не касалось!

– Это они так говорят, – спокойно произношу я. – Но королева отвернулась от тех, кто верит в Истинного Бога, нарушила свое же обещание позволить людям поклоняться Всевышнему так, как они того желают, отдала свою страну в рабство Папе Римскому и испанским идальго. Поэтому она так возненавидела меня, и из-за этого я и погибну.

– Я не стану слушать изменнических речей, – Катерина прижимает руки к ушам.

– Ты никогда ничего не слушаешь.

– Отец лишил нас всего, – говорит она. – Мы уничтожены.

– Речь идет о мирских благах, – отмахиваюсь я. – Они для меня ничего не значат.

– Брадгейт? Брадгейт ничего для тебя не значит? Ну зачем ты так говоришь? Это же наш дом!

– Тебе стоит подумать о доме Отца нашего Небесного!

– Джейн! – умоляет она меня. – Ну скажи мне хоть одно доброе слово, одно сестринское пожелание на прощание!

– Не могу, – просто отвечаю я. – Мне надо думать о путешествии, которое мне предстоит, и о чудесном месте, куда я в конце прибуду.

– Ты увидишься с Гилфордом перед его казнью? Он попросил о встрече с тобой. Ну, твой муж? Вы встретитесь перед отправлением в последний путь? Он хочет попрощаться.

Я нетерпеливо трясу головой в ответ на ее нездоровые сантименты.

– Не могу! Не могу! Я не принимаю никого, кроме брата Фекенхема.

– Монаха-бенедиктинца? – взвизгивает она. – Почему его, а не Гилфорда?

– Потому что брат Фекенхем знает, что я мученица, – выдаю я. – Из всех вас только он один, и еще королева, понимает, что я умираю за свою веру. Вот почему я принимаю только его. И вот почему он проводит меня на эшафот.

– Если бы ты только призналась в том, что все это не касается твоей веры! Это вообще никакого к ней отношения не имеет! Потому что все дело в отце и его восстании в поддержку Елизаветы! Тебе бы тогда не пришлось умирать!

– Вот почему я не хочу разговаривать с тобой или Гилфордом, – взрываюсь я во внезапной греховной вспышке гнева. – Я не хочу слушать человека, который видит эту ситуацию как неразбериху, устроенную глупцом, который своими действиями привел к смерти дочери! Да! Отцу бы следовало спасти меня! Но вместо этого он поехал за очередной пешкой для своих дворцовых игр, а его неудача стала для меня приговором!

Я охвачена горечью и гневом. Я задыхаюсь, кричу на нее и понимаю, что мне просто необходимо вернуться обратно в покой и просветление и держаться за них обеими руками до самого конца. Вот почему я не могу спорить о мирском с мирянами. Вот почему я не могу видеть ее и кого-либо другого. Вот почему мне необходимо размышлять, а не чувствовать.

Катерина смотрит на меня с широко раскрытым ртом и распахнутым глазами.

– Он уничтожил нас, – шепчет она.

– А я не хочу, чтобы это было моей последней мыслью, – шиплю я. – Поэтому я считаю себя мученицей во имя веры, а не жертвой глупости и обстоятельств. Я никогда не умру, и мой отец никогда не умрет тоже. Мы встретимся на небесах.

Я пишу отцу письмо. Еще с детства я знала, что он никогда не умрет, и теперь, собираясь в последний путь, я нисколько не сомневаюсь, что увижу его там, где этот путь окончится.