Онлайн чтение книги Потерянные души. Когда ты вернешься ко мне When You Come Back to Me
Глава 5. Ривер

– Я собираюсь начать с того, что разбужу ваши одурманенные летом умы, – произнес мистер Рейнольдс. Приятный на вид учитель математики с торчащими усами и в очках с толстыми стеклами нарисовал на белой доске синим маркером оси x и y . – Для начала освежим в памяти информацию о связи между дифференцируемостью и непрерывностью функции.

Я вздохнул с облегчением. После всего сумасшедшего дерьма, которое произошло на вечеринке Ченса в субботу, я все выходные старался не думать о тех двух минутах с Холденом Пэришем в чулане. В моей жизни и так было слишком много путаницы и неясных эмоций; больше мне не нужно. Математика – точная наука. Конкретная. В ней действуют нерушимые правила.

До той ночи я думал, что и моя жизнь такая же.

В окно проникал утренний свет, пока весь класс математического анализа – всего около двенадцати человек, так как предмет был необязательным – вытаскивал карандаши и открывал блокноты. Когда я снял с себя форменную куртку, то задел свой карандаш, и тот упал и откатился мне за спину. Харрис Рид, худой, жилистый парень, которого я знал по прошлогодней алгебре, поднял его и, застенчиво улыбаясь, протянул мне.

– Вот, держи.

Я одарил его своей самой дружелюбной улыбкой в ответ.

– Спасибо, приятель.

Ребята из моей компании назвали бы Харриса чудиком или ботаником, если бы они вообще о нем думали. Но я поклялся никогда никого не заставлять себя чувствовать ничтожеством без причины. Кроме того, вероятно, с Харрисом у меня было больше общих тем для разговора, чем с любым парнем из футбольной команды.

– О, и поздравляю, – добавил Харрис.

– С чем?

Он смущенно улыбнулся.

– Тебя выбрали Королем Осеннего бала. Сегодня утром?

– Ах да, – ответил я со смехом. – Спасибо.

Ранее на торжественном собрании в спортзале нас с Вайолет Макнамара провозгласили Королевой и Королем Осеннего бала. Мероприятие вылетело у меня из головы через десять минут после окончания.

Взяв карандаш, я повернулся обратно и чуть не выронил его снова. В дверях, развалившись, стоял Холден Пэриш.

Проклятье…

Он лениво прислонился своим высоким телом к дверной раме, будто хозяин этого чертова места. Несмотря на теплый день, на нем было серое шерстяное пальто поверх зеленой рубашки в цвет глаз. Серебристые волосы были откинуты со лба и уложены густыми волнами.

Он был дьявольски красив. Так горяч , что замирало сердце и текли слюни. И справиться с этой реакцией оказалось невозможно.

Мои глаза, разум и тело пришли к одному и тому же выводу, и я был беспомощен отрицать это.

Холден внимательно осмотрел класс, пока его взгляд не остановился на мне. Между нами как будто пробежал ток, и эта связь мгновенно пронеслась по позвоночнику к паху.

– Вам чем-нибудь помочь? – поинтересовался мистер Рейнольдс, тепло улыбаясь. – Урок уже начался…

– В этом богом забытом кампусе все коридоры одинаковы, – проворчал Холден и сунул мистеру Рейнольдсу клочок бумаги. – Меня перевели.

Рейнольдс прочитал бумагу и нахмурился.

– Вы бросили Францию, чтобы приехать сюда? Есть какие-то особые причины?

– Cela ne m’apportait plus rien[21]Ей нечего было мне предложить ( фр. )., – произнес Холден с безупречным акцентом. – Честно говоря, я тоже сомневаюсь, что и этому классу есть чем меня удивить, но… – Его взгляд, устремленный на меня, немного смягчился, – возможно, еще осталось, чему можно поучиться.

– Мы рады, что вы теперь с нами. – Рейнольдс с озадаченной улыбкой окинул наряд Холдена. – Снимайте пальто и можете ненадолго остаться, – поддразнил он.

– Нет, спасибо. – Холден прошелся по классу, не обращая внимания на преследующие его любопытные взгляды. Половина столов была пуста, поэтому, естественно, он сел рядом со мной.

Дерьмо…

Я смотрел вперед, сосредоточенный на уроке, но сердце колотилось слишком быстро. Холден развалился боком на своем стуле, даже не притворяясь, что не пялится на меня; я чувствовал, как его взгляд скользил по коже, посылая холодок по руке и шее.

Наконец, я повернулся к нему лицом.

– Тебе чем-нибудь помочь? – прошептал я.

– Мне нужно с тобой поговорить, – прошептал он в ответ.

– Ты перевелся в продвинутый класс математического анализа, чтобы просто со мной поговорить?

Он пренебрежительно махнул рукой.

– Я все это выучил уже много лет назад. У меня благие намерения.

– Ну да. – Я скрестил руки на груди, борясь со своим взглядом, который продолжал постоянно опускаться на его губы. – Ты совершенно испортил обеденный стол Блейлоков. Ченса на две недели закрыли дома. Ему даже чуть не запретили играть на матче в честь Осеннего бала.

Холден закатил глаза.

– Уверен, что это трагедия.

Я склонил голову набок.

– Ты всегда ведешь себя как придурок по отношению к совершенно незнакомым людям?

– Слово всегда ко мне не применимо, – парировал он. – И не нужно сильно переживать. Мистер Блейлок позвонил моему дяде, и у них состоялся милый разговор, в ходе которого было решено, что я заплачу за совершенно новый столик. И не из местного мебельного магазина.

– Значит, ты устроил настоящий бардак и теперь с помощью денег его устранил.

Холден нахмурился, сбитый с толку.

– А разве они не для этого нужны?

Я едва сдержал рвущийся наружу смешок.

– Понятие личной ответственности для тебя вообще что-нибудь означает?

– Смутно знаком с этим термином, – произнес он, его язвительное выражение лица немного смягчилось. – На самом деле, именно поэтому я здесь. Из-за тебя.

Пульс участился, и я сильнее напряг скрещенные руки, хотя и не мог сказать точно, пытался ли защититься от его слов или, наоборот, цеплялся за них.

– Повтори-ка еще раз?

– Хочу поговорить с тобой о том, что произошло на вечеринке. То, что я сказал в кладовке…

– Забудь об этом, – прервал его я и подался вперед, внезапно испугавшись, что весь класс нас слушает.

– Но я…

– Сказал же, забудь. Ничего не произошло. Я был пьян в стельку. И ничего не помню, так что просто забудь, черт возьми.

– Мистер Уитмор, – окликнул меня Рейнольдс с доски. – Раз вы сегодня такой разговорчивый, возможно, сможете поделиться и с классом. Не могли бы вы, пожалуйста, назвать мне все значения x , при которых f является непрерывным, но не дифференцируемым?

Холден откинулся на спинку стула с приводящей в бешенство улыбкой на губах. Я оторвал от него свой сердитый взгляд и изучил небольшой график с изогнутыми и V-образными линиями, а затем сделал кое-какие вычисления в блокноте. Точные ответы, которые никогда не изменятся.

– Минус два и ноль, – ответил я.

Мистер Рейнольдс просиял.

– Превосходно!

Многие ученики в классе тоже улыбнулись. Девушки восхищенно, парни с уважением.

– Слава королю, – пробормотал Холден. – Я удивлен, что класс не разразился аплодисментами.

– Так обычно и бывает, – возразил я. – Когда я на поле.

Холден выгнул бровь.

– Туше, Уитмор.

– И, мистер Пэриш, – громко позвал мистер Рейнольдс. – Как вы думаете, какое правило помогло Риверу прийти к такому ответу?

Холден не ответил, а я не отвел взгляда. Мы не могли оторвать глаз друг от друга, даже если бы от этого зависела наша жизнь, и в течение нескольких драгоценных мгновений мне было все равно, что кто-то о нас думает. Застенчивость улетучилась, и мы просто наблюдали друг за другом, губ коснулись улыбки, и что-то незнакомое зародилось в моем сердце.

– Мистер Пэриш?

Холден не сводил с меня глаз.

– Не всякая непрерывная функция дифференцируема, но любая дифференцируемая функция непрерывна.

– Очень хорошо! В этом году у нас отличное начало. Вы двое – перспективный дуэт.

Я быстро опустил взгляд на свой блокнот. Ко мне снова вернулась застенчивость, сжала мое сердце и захлопнула готовые открыться двери.

– Слышал? – задумчиво протянул Холден. – Мы дуэт.

– Нет, – отрезал я тихо и холодно. Не дуэт.

Как в математической формуле. Мы не можем превратиться во что-то другое.

Я больше ничего не сказал за все время урока. Одна часть меня чувствовала себя дерьмово из-за того, что я игнорировал Холдена, а другая половина отрицала, что мне на это не насрать. Он разгромил дом моего лучшего друга. Он был напыщенным придурком, который думал, что знает меня. Я ничего ему не должен.

Я повторял это снова и снова, чтобы заглушить другие нежелательные чувства. Например, сверхчувствительность моего тела к близости Холдена и постоянное желание на него посмотреть. Впитать в себя его образ. Как будто он был картиной с тысячью деталей, ожидающих, чтобы их обнаружили под всеми этими слоями…

Хватит.

Когда прозвенел звонок, я собрал свои вещи и попытался поскорее уйти, задаваясь вопросом, как пережить семестр, сидя рядом с Холденом. У двери образовалось столпотворение, пока Рейнольдс раздавал учебные пособия. Холден развалился на стуле, не прилагая ни малейших усилий, чтобы скрыть, за кем он наблюдает.

Я почувствовал досаду. Тот же самый привкус недовольства собой, которое испытал на вечеринке, когда мне захотелось схватить его за лацканы его модного пальто и…

Сорвать его?

Черт возьми, у меня не должно возникать таких мыслей и реакции на него. До Холдена у меня их и не было .

Не было или я их не слышал?

Не нужно об этом.

Пара учеников спросила меня о шансах команды «Центральных» в этом году на еще один чемпионат и смотрел ли я последний сезон Озарка. Я пробормотал несколько вежливых ответов и пожелал, чтобы чертова очередь ускорилась. Холден поднялся со своего места и стоял всего в нескольких шагах позади меня.

– Я слышала о твоей маме, Ривер, – тихо произнесла Анджела Рейес, застенчивая, тихая девушка. – Мне очень жаль.

Острая боль пронзила грудь. Я забыл о своей матери и в этом тоже винил Холдена. Он проник в мои мысли без приглашения и вытеснил оттуда все остальное.

– Ага, спасибо.

Я выхватил учебник из рук Рейнольдса и вышел на яркое солнце. Завернув за угол, прислонился к стене и скомкал бумажку.

Мгновением позже из-за угла вынырнул Холден.

– Ты в порядке?

– Конечно. Все отлично. Лучше не бывает.

– Что случилось с твоей мамой? – тихо спросил он. – Если можно спросить.

Я уже собрался было промолчать. Да и зачем? К чему подпускать его ближе?

– Рак. Четвертая стадия. Сначала в печени, а теперь в поджелудочной железе и верхних отделах кишечника.

Лицо Холдена застыло.

– Сочувствую.

Я оттолкнулся от стены.

– Да, спасибо, мне нужно идти…

– Ривер, подожди…

Я резко обернулся.

– Господи, ну что? Чего ты хочешь ?

– Извиниться. За то, что сказал в чулане.

Я весь напрягся.

– Тебе не за что извиняться.

Зеленые глаза Холдена впились в мои.

– Разве?

И снова казалось, будто он заглядывал прямо в мое сердце и разум, читая все секреты, которые я прятал… даже те, которые были зарыты так глубоко, что я забыл об их существовании. До него.

– Слушай, я без понятия, что ты там задумал, но мне это дерьмо не нужно, – огрызнулся я. – Просто оставь меня в покое.

Холден стиснул зубы, в его глазах промелькнула боль. Хотя мне казалось, что я сумел справиться с тем, что он вновь выпустил наружу, я ушел.

Школьный день тянулся до бесконечности. Я вернулся домой и поднялся по лестнице наверх, надеясь провести несколько минут в одиночестве, чтобы собраться с мыслями перед футбольной тренировкой.

– Ривер?

Голос моей матери был слабым, но все же достаточным, чтобы я услышал через приоткрытую дверь.

– Привет, мам, – сказала я, входя внутрь. Она выглядела такой чертовски маленькой в этой большой кровати.

– Я тебя не задержу. Всего на пару слов.

– Конечно. – Я поставил сумку на пол и сел на край кровати, пытаясь улыбнуться. – Что стряслось?

– Не делай этого, пожалуйста, – мягко сказала она.

– Не делать что?

– Не притворяйся. – Она погладила пальцами по моей щеке, а затем взяла меня за руку. – Ты выглядишь измотанным. Или тебя что-то тревожит.

– Просто день в школе был странный. Меня выбрали Королем Осеннего бала.

Ее глаза загорелись.

– О, дорогой, я так за тебя рада!

– Спасибо.

– Ты не в восторге?

– Если ты радуешься, то и я рад.

– Ты ж мой сладкий. – Мама обняла меня, ее тело было таким пугающе худеньким и хрупким, что я боялся ненароком сломать ее. – Могу я тебя кое о чем спросить?

– Валяй.

– Ты счастлив?

Я тихо фыркнул.

– Как же можно?

– Я не имею в виду себя. Я имею в виду все остальное в твоей жизни. Ты счастлив? Это твой выпускной год…

– Ага, все идет отлично. По крайней мере все пять дней.

– Умник.

– Это же лучше, чем тупица.

– Верно. – Мамина улыбка смягчилась. – Просто иногда я волнуюсь. Твой отец очень серьезный и целеустремленный, когда речь заходит о твоем будущем – жизни в центре внимания, которая выпадает не многим. Но грош этому цена, если ты мечтаешь о другом.

– Все не так просто. То, чего хочу я…

– Да? – Она наклонилась вперед. – Ты все можешь мне рассказать. Особенно сейчас. Не хочу шантажировать своим диагнозом, но…

Я фыркнул от смеха, но он быстро исчез.

– Мы оба усердно работали многие годы. Если я внезапно захочу другого, это разобьет ему сердце.

– А ты хочешь что-то другое?

Я подумал об ответе и внезапно понял, что у меня его нет. Что бы я делал, если бы не играл в футбол? Будет ли мне достаточно работы в автомастерской?

– Не знаю, – ответил я наконец.

– А как насчет твоего сердца?

– А что с ним?

Она тихонько засмеялась.

– Оно у тебя есть .

– Не совсем понимаю, что ты хочешь от меня услышать, – ответил я. – Оно… есть.

– В том-то и дело. Должно быть нечто большее, чем просто « есть ». Твое сердце должно быть живым, биться и наполняться радостью. Больше всего на свете я хочу видеть тебя счастливым.

– Пока не знаю, мам. Столько всего происходит.

– Знаю. Но слушай свое сердце. Это все, о чем я прошу. И, пожалуйста, не нужно ради меня идти против своих желаний. Мне просто любопытно, есть ли у тебя кто-то особенный.

Перед глазами сразу же всплыло безумно совершенное лицо Холдена.

– Вайолет, – выпалил я.

– Моя Вайолет? Правда? Она прелестна, но ты больше про нее не говорил, и я подумала…

– Да, и вообще, у меня есть кое-какие новости. Кажется, я слышал, как подъехала ее машина. Подожди.

Я быстро направился к двери, полный решимости положить конец смущению и неразберихе в голове. Вернуть мою жизнь в привычное русло, которым она шла с тех пор, как я научился держать футбольный мяч.

Я распахнул мамину дверь и чуть не врезался в Вайолет собственной персоной. Она тихонько вскрикнула от удивления.

– Черт, прости, что напугал тебя, – воскликнул я, насильно заставляя свое тело хоть как-то отреагировать на ее женскую красоту и почувствовать что-то. Что угодно.

– Все нормально, – сказала Вайолет с нервной улыбкой. Я могу зайти попозже, если…

– Нет, заходи. Пожалуйста.

– Привет, дорогая, – тепло поздоровалась мама, когда мы подошли к ее кровати.

– Здравствуйте, миссис Уитмор.

– Нэнси, прошу тебя. Помнишь?

– Точно. Хорошо.

Маме нравится Вайолет. Мы можем сделать ее счастливой. А что еще имеет значение?

Я взял Вайолет за руку, которая казалась такой маленькой и хрупкой в моей.

– После пятничной игры мы вместе с Вайолет идем на бал.

– Правда? Как мило.

Вайолет коротко рассмеялась.

– Он Король бала, а из-за сбоя в матрице Королевой бала выбрали меня. Думаю, у него просто не оставалось выбора.

– Ха, нет. Наоборот, с удовольствием, – ответил я. У меня вспотели ладони. Я отпустил ее руку и быстро потянулся за своим рюкзаком, который оставил на полу. – Мне пора на тренировку. – Я поцеловал маму в ее шелковый шарф. – Пока, мам.

– Береги себя, милый.

Я не забыл бросить взгляд на свою Королеву Осеннего бала.

– Позвоню попозже, хорошо?

– Да, конечно.

– Отлично. – Я чмокнул ее в щеку и поспешил к выходу.

В своей комнате бросил рюкзак и плюхнулся на кровать.

– Как же неловко все вышло, – пробормотал я в потолок. – Что, черт возьми, со мной не так?

«Кто еще знает, что ты гей?»  – прошептал в ответ чей-то голос.

– Черт.

Все бессонные выходные я гнал вопрос Холдена прочь из своих мыслей. Но стоило закрыть глаза на несколько минут отдыха, которые оставались между школой и тренировкой, как он прокрался и преследовал меня, требуя ответа.

Он ляпнул это в шутку. Чтобы смутить футболиста, застрявшего в чулане наедине с парнем. Это ничего не значило.

Вот только его слова нашли благодатную почву и теперь сильно беспокоили. Я это чувствовал. Он видел меня насквозь.

Я еще раз ругнулся и вскочил с кровати, чтобы собраться на тренировку. Холден не знал, о чем спрашивает. В НФЛ не было открытых игроков-геев, да и на уровне команд колледжей их тоже едва ли можно отыскать. Их просто нет, да и к тому же вся моя жизнь была направлена на одно и только одно – стать профессионалом.

Такой ответ нельзя было назвать уверенным или исчерпывающим, но другого у меня не нашлось.