Онлайн чтение книги Повелитель
7. Личные заграницы

Вадим позвал Надю сходить вместе с ним на семинар Борисова на обсуждение Веры Мартыновой, поэтессы, которая ему нравилась. «Пойду под твоим прикрытием, – полушутя-полусерьезно сообщил он Наде, – чтобы никто не догадался, почему на самом деле я пришел». Однако маневр Вадима не удался: стоило ему только поздороваться с Верой, Эмиль Викторович тут же произнес: «Прощай, поэзия, да здравствует любовь!» Студенты сдержанно захихикали, а Вера, к радости Вадима, улыбнулась скорее счастливо, чем смущенно.

О мастере Борисове говорили разное. Кто-то считал его странным буддистом, кто-то – лучшим преподавателем, но в целом ученики рано или поздно сходились в одном: все, что мастер говорил об их творчестве или жизни – верно. Причем Эмиль Викторович никогда не давал прямых советов, как поступить, что сделать, каким образом исправить ту или иную строчку. Казалось, этот человек говорит загадками, но на самом деле его слова были ясными и простыми. «Искренность – причина мастерства», – любил повторять Борисов на своих семинарах.

Надя села рядом с Барсуковым – они столкнулись в коридоре и тот увязался за ней и Вадимом. Сегодня Толя ее особенно раздражал. Наде было с ним скучно. А женщина скорее простит мужчине отвратительный характер, чем скуку.

Перед тем, как Мартынова приступила к чтению, Эмиль Викторович напутственно сказал: «Главное – не спешите. Я уже говорил о ценности звука. Если стихотворение прозвучало соединенное с тем самым дыханием, которым написаны эти стихи, вы тогда изменяете пространство уже при чтении. Вносите в него гармонию. Пожалуйста!»

Стихи Веры показались Наде излишне образными, но не лишенными живых эмоций. Об этом же говорила девушка, поэтесса Ирина Старинова, выступавшая первым оппонентом – невысокая брюнетка в черной кофте с глухим воротником. Она начала со слов: «Есть такое высказывание, что чувства – это повзрослевшие эмоции, и автор очень тонко чувствует этот мир…»

– А как эмоции переводятся на русский язык? – тут же спросил Эмиль Викторович. – И где вы прочитали такое высказывание, очень интересно?

– В учебнике по психологии, – ответила Ирина, и семинар негромко засмеялся. Но Иру это не смутило: – Ну вот у меня чувство – это нечто молчаливое, неподвижное, то, что внутри, но очень сильное. Чувства глубже эмоций, это два разных понятия, – продолжила она.

– Это два разных языка, – будто бы невзначай заметил Борисов, – корень каждого русского слова обладает энергией, а в иностранном слове этой энергии для нас нет, потому что нужно ее еще трансформировать. Хорошо, слушаем вас дальше.

– Автор, на мой взгляд, чувствует. Лирические герои в этой подборке молчаливы и по-взрослому сосредоточенны. Мир сонный, задумчивый, созерцающий. Эмоции же превратились в чувства и блестят не на глазах, а в сердце. Стихи Веры стали более глубокими, сильными по сравнению с прошлым обсуждением. Я наблюдаю сосредоточенность в каждом стихотворении и вижу, что автор талантливый, потому что пишет очень искренно.

– Можно выйти на секундочку? – спросил Эмиля Викторовича растрепанный студент из первого ряда, то нервно покусывающий карандаш, то делающий какие-то записи в большом блокноте.

– На минуточку можно, – разрешил Борисов.

Вторым оппонентом выступала девушка по имени Юля Прозорова. Густая челка и длинные волосы почти закрывали ее лицо, полностью открытыми оставались лишь нос и губы с четким подбородком. Юля говорила о добром мире подборки, ярких образах, точных рифмах и сюжетной целостности. «…Легкая словесная ткань, и при такой легкости касаний открывается глубина. Теплая, светлая гамма переживаний и просторность, есть воздух в каждом стихотворении. Искренность, ясность, насыщенность. Самый большой и единственный недостаток, который я тут вижу – некоторая стабильность эмоций. Затрагиваются разные темы, а эмоция одинаковая. Легкая, уютная грусть. Мне не хватает взволнованности, глубинной пронзительности стиха…»

Надо сказать, на этом семинаре оппоненты и другие участники всегда начинали с перечисления достоинств подборки обсуждаемого автора, так как Борисов настаивал на том, что «критика есть выявление прекрасного».

Но найти прекрасное удавалось не всем. Барсукову стихи не понравились, хотя, возможно, он выступил так, чтобы позлить Вадима: «Я бы сказал, лирическая героиня – это Онегин в женском обличье, ей ничто не интересно, она ни в чем не участвует, и как раз чувств здесь я не увидел. Автор часто обращается к образу сна, и сон замещает пустоты авторского сознания. Но что это может дать читателю?..»

– Плохо смотрел, вот и не увидел! – возмутился Вадим. – Ты вообще прозаик, в стихах ничего не понимаешь!

– Не надо перебивать, давайте говорить по очереди, – остановил его Эмиль Викторович. – Кто слушает – собирает, а кто говорит – сеет. Так-то.

– Но я только… – как обычно продолжил Вадим.

– Послушайте меня, – остановил его Борисов. – Я расскажу вам одну притчу. Пришел человек к учителю и попросил взять его в ученики. Тот говорит: «Пойдем пить чай». Взял учитель чайник и льет. Чашка уже полная, вот-вот перельется. Ученик не выдержал, закричал: «Учитель, что ты делаешь, не видишь – чашка полная?!» Учитель говорит: «Ты полон собой». И не стал его учить.

– Можно выйти на секундочку? – снова спросил нервный студент с первого ряда.

– Можно, – ответил Борисов. – Но, может, вам уже хватит того, за чем вы выходите?

– Да я покурить!

– Идите, идите, – покачал головой мастер.

Когда Толик закончил свое выступление, начал говорить Вадим:

– У меня от этой подборки сложилось ощущение гармонии, глубокой гармоничности. Да, извиняюсь за множественную тавтологию. Единое восприятие очень цельного мира. Точные образы, «трава, как лес», например, как будто автор рисует с натуры. И ничего онегинского здесь совершенно нет! Онегин мучился ощущением своей оторванности от бытия, он был чужой этому миру. А лирическая героиня подборки – наоборот, и через нее бытие себя и проявляет. Гармонию мира передает через себя. Какая-то даже детская целостность мироздания. Вот тут в стихотворении, например, где героиня спасает шмеля – у нее классно получилось! Я сам был в такой ситуации, пытался спасти шмеля, но из меня плохой спаситель получился – он меня ужалил, и я его убил…

На этих словах все расхохотались.

Улыбнулся и Вадим: «Ну вот, а у лирической героини все получается. И это хорошо. И еще я бы сказал, что стихи эти очень одинокие. Хотя вообще человек наедине с миром одинок. Автор поймал свое внутреннее дыхание, дыхание своей души, а это главное».

Надя решила, что эти стихи очень похожи на Мандельштама периода «Камня»: «Здесь есть детальное восприятие мира, лирический микромир, что очень ценно. Есть дар такого взгляда и дар воспроизведения. Автор – созерцатель, осторожный, сосредоточенный, любящий уединение. Очарованный наблюдатель. Интонационно стихи убедительны, однако присутствует речевая и литературная пыль, с которой автору еще предстоит бороться. Эту подборку можно сравнить с акварелью. Поэтика требует не столько понимания, сколько вчувствования. Присутствуют соразмерность всех строк, ритм, закономерность образного мышления. Тихие, неяркие, но в то же время очень надежные слова. Выраженная душевная тишина, это и есть чудо лирического стихотворения…»

Когда все высказались по поводу подборки, слово перешло к мастеру. «Главная задача нашего семинара, – начал говорить Борисов, – подчеркнуть своеобразие, а не убить, не стереть. Непохожесть дает возможность раскрыться душе, которая нам неизвестна. Нельзя разъять поэзию как труп – все вы помните такое выражение? С другой стороны, можно проверить алгеброй гармонию, но мы здесь все же не математики. Хотя поэзия близка математике точным дыханием, но не формой. Поэзия живая, и каждое стихотворение – живое существо. Помощь семинара заключается в том, чтобы исправить значимые недостатки, если, например, мы видим, что у этого живого существа руки вместо ног. И спасти его можем мы все вместе.

Образование – открытие обоснованного воображения. Дошел до конца – иди дальше. Ум – это наше прошлое. Научитесь видеть красоту. За каждую крошку добра хвалите. И тогда ребенок пойдет туда, где добро, ибо он будет знать, что это такое. Ясность – это ваш свет. Вдохновение есть получение ритма, когда, себя не помня, пишем. Мы внешним пользуемся, чтобы выразить внутреннее. Господь создал мир, чтобы познать себя со стороны. Он во всем и все в нем. Когда автор попадает в личные заграницы, и мы вместе с ним – в его или свой мир. Ведь не будь этой подборки, не были бы сказаны все те слова, что мы услышали сегодня. Поэт растет на чтении. Ваши стихи – самое нужное, потому что это искреннее чтение. Когда читаем классиков – невозможно избавиться от предвзятости, предубеждения. Нужно работать, это работа сердечная – суровая работа. Но доброжелательная. Найти всю доброжелательность и иметь все бесстрашие любви, потому что любовь – суровая штука…»

Перед тем как перейти к подробному разбору каждого стихотворения, Борисов сказал: «Я выражаю свое мнение, но это не значит, что я говорю, как надо писать, ни в коем случае! Чем меньше слов в строке, тем больше воздуха в стихе. А когда торчат отовсюду эти мелкие, ничего не значащие словечки, мы о них спотыкаемся. Слово должно быть точным…»

Надя слушала его с интересом, хотя иногда ей казалось, что слова Эмиля Викторовича не имеют никакого отношения к обсуждаемой подборке. Борисов ей хоть и понравился, но казался слишком мягким – Андрей Мстиславович за некоторые строчки, напиши кто-то из его семинара такое, камня на камне бы не оставил! А Борисов рассуждает о внутреннем и внешнем мире. «К чему все это?..» – размышляла она.

С тех пор, как Лялин стал их мастером, всего за три месяца семинар заметно ожил, – они яростно спорили, оппоненты старались перещеголять друг друга в своих выступлениях, к советам Андрея Мстиславовича прислушивались и радовались его положительной оценке. Наде с сокурсниками по семинару повезло – они искренне поддерживали друг друга, пытаясь найти лучшее решение для каждого стихотворения. И Лялин, несмотря на бескомпромиссность, был наставником на которого можно было опереться, почти сразу между ним и новыми учениками образовалось взаимное доверие и интерес. Порой семинар затягивался, но уходить никому не хотелось. Надя ждала выступления своего мастера и радовалась, когда высказанное ей мнение совпадало с его. Хотя на него обижались или злились – те, в чьих стихах Андрей Мстиславович находил больше недостатков, чем достоинств. Он даже сказал Кизикову на недавнем обсуждении: «Не понимаю, как вы добрались до четвертого курса с такими стихами?» В ответ Леша надулся и затаил обиду. Нет, их Лялин не стал бы пускаться в какие-то общие размышления, а сказал прямо и по существу…

– Ты чего разулыбалась? – Легко пихнул ее в плечо Вадим. – Мастер нравится?

– Нравится, – кивнула Надя.