Онлайн чтение книги Предатель рода Kinslayer
7. Бледный ад

Тюрьма есть тюрьма, будь то зловонная яма в центре Кигена или уютный дом с решетками на окнах среди ветвей древнего дерева суги.

Толстые бамбуковые прутья в центре комнаты отделяли заключенных от тюремщиков. Аянэ села у дальней стены, согнувшись, чтобы не мешал серебряный шар, торчавший между лопатками. Длинные тонкие паучьи лапы, прорастающие из луковичной ступицы, были сложены на спине и неподвижны, за исключением сломанной конечности, скребущей по полу рядом. Как только они очутились под крышей, из нее перестали вылетать искры, но периодически она еще вздрагивала, словно ребенок из сточной канавы, пораженный параличом.

– Мне жаль.

Кин стоял возле камеры, обхватив руками решетку. Лесной воздух был приторным, тело блестело от пота. Уваги, которую он отдал Аянэ, по-прежнему была на ней, хотя она бы проделала дыру на спине для дополнительных конечностей. Кто-то принес пару хакама большого размера, грязных, поношенных, чтобы прикрыть её ноги. Ноги тоже были грязными, пальцы скрючились, цепляясь за доски пола. По крыше настойчиво барабанил дождь.

– Тебе не нужно извиняться, Кин-сан. – Аянэ улыбалась, несмотря на мрачное окружение. – Нельзя винить их в подозрительности. Если бы я была Кагэ, который сдался Гильдии, Инквизиторы устроили бы меня с гораздо меньшим удобством.

– Инквизиторы, – вздохнул Кин. – Давно я не вспоминал о них.

– Ты все еще видишь будущее? – Глаза Аянэ широко распахнулись. – Я имею в виду твое Пробуждение.

– Каждую ночь с тринадцати лет.

Аянэ вздохнула, уставившись в пол.

– А я надеялась… раз уж меня отключили от сети… – Она провела рукой по голой голове. – Надеялась, что это прекратится.

– Что ты видишь? – голос Кина был легким, как дым.

Она покачала головой.

– Не хочу говорить об этом.

– Твое Предназначение вряд ли хуже моего.

Она снова посмотрела на него, и он увидел печаль в ее глазах.

– Есть секреты, и есть – Секреты, Кин-сан.

Аянэ подтянула колени к груди и крепко обхватила их руками. Тонкие конечности за ее спиной разворачивались, по одной паре за раз, складываясь вокруг нее и образуя кокон из блестящего хрома. Воздух наполнился щелканьем влажных жал, которое прорывалось сквозь прохладный гул ветра и сухой шелест опадающей с деревьев листвы. Сломанная конечность дернулась, озарив лицо Аянэ слабой вспышкой бело-голубого цвета.

– Как странно быть без кожи. – Она погладила колени, будто смакуя это ощущение. – И, да поможет мне Первый Бутон, я чувствую запахи . Я привыкла снимать кожу в своем жилище, но не чувствовала ничего подобного…

– А их, – Кин указал на паучьи конечности, – ты как ощущаешь? Как свою плоть?

– Нет. – Она покачала головой. – Но я чувствую их в голове.

– Та, что сломана… болит?

– Голова болит из-за нее. – Она пожала плечами. – Но мне придется жить с этим.

Кин оглядел крошечную камеру, капли влаги катились по коже Аянэ, скользили по железному замку. Он вспомнил, как сам лежал здесь, почти умирая от ожогов без анестезии – физическая боль усиливала страх и неуверенность. Пустые часы, проведенные в одиночестве, когда он прислушивался к собственному дыханию, считая бесконечные минуты в уме.

– У меня с собой есть набор инструментов. – Он указал на свой пояс. – Я могу попробовать отремонтировать ее.

– А у тебя не будет неприятностей?

– Они сказали, чтобы ты оставалась в камере. Ты тут и останешься.

– Кин-сан, мне не хочется, чтобы у тебя были проблемы…

Но Кин уже доставал инструменты. Он улыбнулся ей уголками губ и поднял отвертку.

– Повернись-ка. Посмотрим, что мы тут сможем сделать.

Они уселись: она – за решеткой, он – снаружи, а между ними – приглушенные звуки металла и инструментов. Едва его пальцы коснулись сложного механизма, он понял, как сильно скучал по этому языку машин. По его поэтике, его абсолютности. По миру, который регулируется законами, незыблемыми и непреложными. По миру масс и сил, уравнений и эталонов. По миру, который намного проще, чем плотский мир со всем его хаосом и сложностью.

И, зажав во рту четыре винта, он тихо заговорил:

– Как здорово снова работать руками.

– Странно, что они не вделаны в кость.

– Что ты имеешь в виду?

– Прости. – Аянэ качнула головой. – Я перебила тебя. Влезла со своим мнением.

Нахмурившись, Кин вытащил винты изо рта.

– Перестань, Аянэ. Просто говори, что думаешь.

– Просто… твои знания могут сделать жизнь здесь намного легче. – Она вздрогнула и снова покачала головой. – Но нет. Я здесь гость. Я не знаю, как они живут. Поэтому я лучше буду молчать.

Кин нахмурился еще больше.

– Аянэ, здесь Гильдия не сможет причинить тебе вреда. Здесь нет Инквизиторов, притаившихся в кустах, нет Кёдаев, чтобы наказать тебя, нет Бутонов, которым ты подчиняешься. Здесь ты – сама по себе. Что делать и чего не делать – зависит только от тебя.

– Значит, я могу выбрать хранить молчание?

– Но почему? Теперь ты свободна. Чего бояться?

Аянэ оглянулась через плечо, и ее паучьи конечности задрожали.

– Девушку, которую боятся все гильдийцы.

* * *

Взгляд Каори был цвета воды на полированной стали с острыми краями.

– Не могу поверить, что ты привела это сюда.

Четыре фигуры сидели полукругом вокруг костра в доме Даичи, освещенные потрескивающим пламенем. Они принадлежали членам Военного совета Кагэ – жесткие и хладнокровные воины с мозолями от мечей на руках. Конечно, здесь была Каори, с прикрывавшей шрам челкой на лице, в простой пятнистой одежде серо-зеленого цвета. Братья Маро и Рюсаки сидели вместе – широкие, плоские лица, орехово-коричневая кожа, спрятанные глубоко под веками глаза, которые казались почти закрытыми, даже когда братья бодрствовали. У Рюсаки была бритая голова, длинные заплетенные в косы усы. Редкая улыбка обнажала десны и демонстрировала отсутствие передних зубов. Маро же заплетал волосы в косы воина, один глаз у него отсутствовал, и левое стекло от очков болталось на шее, выкрашенное в черный цвет. Братья были самураями, служили под командой Даичи и последовали за ним, когда тот удалился из Кигена в дикие дебри Йиши. Маро обычно отвечал за поджоги на южных полях лотоса и казался вечно окутанным дымом. Рюсаки был мастером меча, сенсеем Мичи, и он же учил Юкико работать с клинком в те редкие мгновения, когда она находила на это время.

Сам Даичи сидел в центре, поставив перед собой чашку чая и сложив кулаки коленях. Он провел рукой по длинным выцветшим усам, глядя на собравшихся такими же серо-голубыми глазами, как и у дочери. Его старомодная катана покоилась в выемке за спиной, а парный ей вакидзаси, которым пользовалась Каори, – в ножнах, покрытых черной эмалью с узором из золотых журавлей.

Юкико приложила ладонь ко лбу, головная боль колом стучала изнутри так, что казалось, у неё лопнут глаза. Резко затошнило, пол в доме Даичи накренился, точно палуба неболёта во время шторма. Юкико пыталась отключить Кеннинг, но всё равно чувствовала, как Буруу ждет на площадке снаружи – бледный ад, горящий в ее мысленном взоре.

– Ее можно было либо привести, либо убить, Каори.

– Так убей ее! – рявкнула та. – В чем проблема?

– Я не убиваю беспомощных девочек со связанными руками.

– Она не девочка, – прорычала Каори. – Она – проклятый гильдиец.

Мятный чай. Горящий кедр. Старая кожа, масло для мечей и сухие цветы. Запахи наполняют комнату Даичи, заполняют легкие и голову Юкико – слишком много ощущений, острых, направленных внутрь черепа. Ей кажется, что она все еще чувствует запах обугленного мяса, слышит шипение, будто Даичи вновь прижимает горящий клинок к ее татуировке.

Юкико встала и подошла к окну. Веселый огонь доносил этот ужасающий жар в каждый угол, щелкая пальцами по почерневшим бревнам и отправляя дым через кованую медную трубу. Она распахнула ставни, вдыхая легкими свежий, сладкий от дождя воздух.

Даичи внимательно наблюдал за Юкико, в его глазах светилась легкая озабоченность.

– Ни у кого в этой комнате нет причин ненавидеть Гильдию больше, чем у меня, Каори. – Юкико отвернулась от окна и уставилась на членов Совета. – Но я не уверена, что мне хочется превращаться в мясника.

– Экипаж броненосцев, которые вы уничтожили, мог бы возразить, – произнесла Каори.

– Да твою ж…

– Танцующая с бурей, мы все делаем то, что должно делать, – огрызнулась Каори. – Включая тебя. Мы все пролили реки крови. И будем проливать еще. Пока все не закончится. Лотос должен гореть.

Юкико посмотрела на Даичи, ожидая, что он вмешается, но старик уставился на свои руки, необычно молчаливый.

– Я хотела посоветоваться с вами и лишь затем принять окончательное решение. – Юкико вытерла мокрые от пота ладони о хакама. – Мы привели ее сюда, потому что это безопасно. Кин заверил меня, что без кожи Гильдия не сможет отследить ее.

– И ты ему доверяешь? – фыркнул Маро.

– Конечно, я ему доверяю, – голос Юкико прозвучал холодно, как зимнее утро. – Он спас мне жизнь. Я доверяю ему больше, чем тебе.

– Без разницы, что ты сбрасываешь, чешую или латунь. Змея, сбросившая кожу, все равно остается змеей.

– В этом мальчике нет ни твердости, ни огня, – сказала Каори. – Только предательство.

– Как ты можешь говорить такое? – Юкико почувствовала жар на щеках, вспомнив, как его губы касались ее кожи. – Он бросил всё, чтобы быть здесь, с нами.

– Он бросил всё, чтобы быть здесь – с тобой , – сказала Каори. – Революция его не волнует. Если ты уйдешь от нас, он уйдет вместе с тобой. Он здесь, потому что ты здесь! Танцующая с бурей, открой глаза!

Юкико задержала дыхание, готовясь ответить, но не нашла слов.

«Ты – причина. Первая и единственная причина».

– Мы говорим не о мальчике, – грозно прорезал напряжение рык сенсея Рюсаки. – Мы говорим о гильдийце и о том, что нам с ним делать.

– Убить, – решительно произнес Маро. – Их род – яд. Лотос должен гореть.

– Я согласна. – Юкико кивнула. – Было бы глупо доверять этой твари.

Она посмотрела на собравшихся и отметила удивление на их лицах.

– Послушайте, я знаю, что иногда веду себя как стерва, но я уж точно не дура.

– А что, если эта девушка говорит правду? – голос Даичи рассек воздух, как нож. – Что, если в Гильдии есть и другие такие, как она?

– Это невозможно, – сказала Каори.

– Арашитора тоже был невозможен несколько месяцев назад, – слова Даичи звучали грубо, как серо-голубой гравий. – А теперь вот он – во всем своем великолепии – лежит снаружи.

Члены Совета уставились через открытую дверь на грозового тигра, устроившегося на площадке. Буруу потянулся под дождем, поточил когти о доски и лениво зевнул, отчего всё строение вздрогнуло.

СКАЖИ ИМ, ЧТО ВОСПИТАННЫЕ ЛЮДИ ТАК НЕ ГЛАЗЕЮТ. ДАЖЕ НА ВЕЛИКОЛЕПИЕ .

О Боги, тише! Не ори так. Иди спать.

Она почувствовала, как Буруу пытается сдержать себя, осознавая, что ей больно, позволяя лишь самой малой своей части пробиться к ней. И хотя его мысли все еще летели к ней по яркому трескучему каналу, громкость упала до терпимого уровня.

КАК ТУТ УСНУТЬ, КОГДА У ТЕБЯ В ГОЛОВЕ СТОИТ ТАКОЙ ШУМ?

Видимо, ты хочешь высказаться по этому поводу?

ДА. НО Я ВСЕ ЕЩЕ НАСЛАЖДАЮСЬ СЛОВАМИ О МОЕМ ВЕЛИКОЛЕПИИ. ДАЙ МНЕ ПОБЛАЖЕНСТВОВАТЬ ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ…

– Отец, ты не можешь доверять этой твари. – Каори положила руку на колено старика.

Даичи сглотнул и кашлянул.

– Всё, о чем я прошу, – просто предположить, что она говорит правду. Подумайте, чего мы достигнем, если начнем восстание внутри Гильдии. Представьте, какой урон сможем нанести. Эта девушка может быть именно той тайной силой, которая поможет нам уничтожить бандитов раз и навсегда.

Юкико встретилась взглядом с Даичи.

– Не думаю, что ей можно доверять.

– Разве нельзя, Танцующая с бурей? При этом ты только что заявила, что к Кину можно относиться как к своему?

АГА, ВОТ ОНО ЧТО.

Юкико вздрогнула и повернулась, словно от пощечины.

Пожалуйста, не кричи так!

Буруу снова сдал назад, свернувшись в кольцо и стараясь уменьшиться в размерах, пока не остался лишь небольшой след – как после занозы.

ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ. МНЕ НЕ СТОИТ ВЫСКАЗЫВАТЬ МЫСЛИ ВСЛУХ – СТАРИК ПРЕКРАСНО ДЕЛАЕТ ЭТО ВМЕСТО МЕНЯ. Я БУДУ ВЕЛИКОЛЕПНО ТИХ.

– Пожалуйста, не называйте меня так. – Юкико скрестила руки, игнорируя самодовольную удовлетворенную теплоту Буруу.

– Танцующая с бурей? – Брови Даичи удивленно приподнялись над краем его чашки.

– У меня другое имя.

– Но это то, что ты есть.

– Вы все так смотрите на меня… будто ждете, что я сейчас выпущу молнию из рук или что там, где я пройду, распустятся цветы. Я пока ничего не сделала, а вы ведете себя так, будто я спасла мир.

– Ты дала людям надежду, – сказал Даичи. – Это дорогого стоит.

– Это опасно.

– Не более опасно, чем казнить эту девушку за то, кем она была раньше.

– О Боги, Даичи, когда мы впервые здесь появились, вы были готовы убить Кина по точно такому же подозрению. Вы были готовы убить меня из-за татуировки.

– Видимо, я кое-чему научился с тех пор. От нового сенсея.

Даичи улыбнулся.

– А ты говоришь, что пока ничего не сделала.

Юкико молча уставилась на старика. Совсем недавно она стояла над ним в этой самой комнате, приставив нож к горлу, и он требовал, чтобы она убила его. Но каждый раз, когда она общалась с Даичи, она будто открывала его новую грань. Его ненависть к Гильдии и правительству закалялась при помощи твердых рук и жестокого расчетливого ума. Она понимала, почему Кагэ последовали за ним. Почему они были готовы рисковать своей жизнью ради него и его убеждений.

Он действительно был прирожденным лидером – лидером, которым, она боялась, ей никогда не стать. У нее было только одно желание – мстить. Воспоминания о смерти отца, его теплая и липкая кровь у нее на руках, кровавые пузыри на губах. Мысли об этом грозили уничтожить и ее саму, пульсируя болью в голове и дробя кости в основании черепа.

– Вам не кажется, что есть в этом что-то неправильное? – Даичи сильно закашлялся, прочистил горло и оглядел совет. – Пощадить мальчика и покончить с девочкой?

– Мы всегда можем убить их обоих, – сказала Каори.

Юкико потерла виски, в которых билась боль, и закрыла налитые кровью глаза. Она чувствовала лес вокруг, мириады жизней прямо за окном, тепло и мелькание их мыслей вихрем кружились в ее собственной голове. Нарастающий гвалт. Шквал чужого жара. Отравляющее и тошнотворное чувство, заливающее ее, будто кипятком. И когда она закрыла глаза, пытаясь подавить огонь, пылающий в ее голове, то к ее изумлению и абсолютному ужасу, поняла, что может чувствовать и другие импульсы внутри Кеннинга. Вдобавок к мельтешению птичьих забот, слабым и едва заметным сигналам крошечных существ, кипящему сердцебиению грозового тигра прямо за дверью.

Она чувствовала и мысли Кагэ.

Размытые, нечеткие, они – жар и свет, непонятные формы и невозможные клубки эмоций. Везде. Всюду. Как ответ на загадку восприятия: то, что увидел однажды, уже невозможно пропустить. Она помнила, как проникла в сознание Йоритомо на Рыночной площади, пытаясь удержать его, словно горсть песка. А теперь она без труда могла чувствовать каждого жителя деревни. Мысли людей накладывались слоями – один человек, потом еще один, и еще, – образуя низкий гул, пока весь мир не вокруг нее не обратился в бесформенный шум. Юкико согнулась пополам, сильно моргая. Буруу поднялся и заскулил.

СЕСТРА?

Даичи сделал еще глоток чая, и его голос прозвучал сухим шепотом:

– Ты в порядке, Танцующая с бурей?

Она убрала волосы со лба, прикосновение кончиков пальцев к коже ощущалось как удар кувалды. Она пыталась прийти в себя, отключиться от шума и жара, свернувшись клубочком, и полностью закрыться от Кеннинга.

Боги, что со мной происходит?

– Юкико, ты в порядке? – спросил Даичи.

Она глубоко вздохнула, медленно выдохнула. Мир затих, но она всё равно еще чувствовала его прямо за пределами своего черепа. Волна начала уходить назад в бушующее море до следующего цунами, поднимающегося, чтобы скрыть солнце. И она – в его тени, словно насекомое, висящее высоко-высоко.

– Голова болит, Даичи-сама.

– Может, тебе стоит отдохнуть? – спросила Каори.

– Как я могу отдыхать? – Юкико моргнула, глядя на нее.

Дыхание у нее сбилось, будто она быстро бежала.

– Гильдия Лотоса пытается перековать династию Казумицу, а ты говоришь о том, чтобы убить Кина. Давайте лучше обсудим ситуацию с Хиро. Со свадьбой. Что надо сделать, чтобы предотвратить ее?

– Ячейка на улице Куро уже работает над этим, – сказала Каори. – У нас есть свой агент во дворце. До церемонии еще несколько недель. Так что успокойся.

– Я спокойна!

– Юкико… – сказал Даичи.

СЕСТРА.

– Нет, черт возьми! – выкрикнула она. – Несколько дней назад весь народ был готов восстать, а теперь вы сидите сложа руки, а возможности уплывают…

– Юкико! – голос Даичи на этот раз прозвучал грубо, как пощечина.

Она заставила себя замолчать, задержала дыхание и почувствовала, как беспокоится Буруу. Мир вокруг снова запульсировал, мысли присутствующих в комнате навалились на нее, и ей показалось, что земля уходит из-под ног.

– Что? – прошипела она.

– У тебя идет кровь из ушей, – сказал Даичи.

Она потянулась к голове, коснулась пальцами густых теплых струек, которые капали на пол. Перед ее взором взорвались черные солнца, крошечные осколки падали и тянули ее за собой. Буруу стоял в дверном проеме, и его мысли вскипали у нее в голове гулом и раскатами грома, перемежаясь белыми вспышками потрескивающих молний. Юкико пыталась вздохнуть, пыталась отвоевать пространство и хотя бы минуту тишины у себя в голове.

Но прилив нарастал.

Дрожали стены, и перекатывался под ногами пол. Она упала на колени, сжимая виски. Она слышала, как стучали крошечные украшения на полках Даичи, падали, кувыркаясь, шахматные фигуры. Люди вскочили на ноги и закричали, и их мысли было невозможно сдержать – они наполняли голову Юкико и изливались алыми струями из ноздрей. Вдребезги разлетелась чашка с чаем. Свалился со стены меч Даичи. Снаружи донеслись тревожные крики жителей деревни – деревья вокруг трясло от корней до макушек. А в голове Юкико – ком, колючий и рвущий ее на части – их мысли, надежды, страхи (боги, их страхи) – всё, чем они были и могли бы стать. И этот ком подхватывает ее и тащит, тащит в темноту под ногами.

ЮКИКО!

Буруу, помоги мне!

ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Я не могу сдержать себя!

Он поднялся вверх на черных крыльях, словно какой-то зверь, забытый под кроватью в те далекие дни, когда одеяла были доспехами, а голос отца – единственным мечом, который был ей необходим, чтобы держать тьму в страхе. Но отец ушел – взошел на свой костер, достался великому судье Энма-о. Теперь Юкико ясно видела его: на лице размазан пепел от приношений, обвисшая бледная, как у трупа, кожа прикрывает кости, из дыры в горле всё еще хлещет черная кровь. Ее руки пытаются закрыть рану, но она слишком глубокая. Крови слишком много. Поздно. Жар, мысли, крики переполняли Юкико непреодолимым потоком, который вот-вот поглотит ее… и тут она почувствовала, как Буруу во тьме пробирается к ней пылающей точкой.

ДЕРЖИСЬ ЗА МЕНЯ.

Буруу!

ДЕРЖИСЬ ЗА МЕНЯ, СЕСТРА.

Узор кровеносных сосудов, пульсирующих под веками, стробирующие всполохи света снаружи.

Она вцепилась в него как в спасательный круг, в якорь, который удерживал ее среди скрежета разрастающейся опухоли.

Он укрыл ее своими крыльями – озон, пух и тепло, – мягкими, как подушки.

И она провалилась во тьму.