Онлайн чтение книги Пристанище Un lugar a donde ir
3

Туман и море, как тайные любовники, связаны неразрывно. Им суждена разлука, самой природой им предначертано двигаться разными путями, но порой они соединяются, и их свидание оказывается столь же прекрасным, сколь и недолгим, и скоро их связь растворится в воздухе.

Оливер любил туманные утра. Он знал, что низкие облака к полудню либо рассеются, либо поднимутся выше, но пока они прилегали к земле, придавая миру вид таинственный и исполненный покоя. Такие утра напоминали Оливеру об их с братом детстве, прошедшем между Лондоном, Стирлингом и Эдинбургом, о знаменитых морских туманах Шотландии – хотя, конечно, haar был куда плотнее и холоднее кантабрийского, он зарождался над поверхностью моря, а ветер приносил его на сушу. Такой туман мог держаться по нескольку дней, он проникал под кожу, вгрызался в кости, отчего людям казалось, что влага пропитывает их насквозь. Но эфемерный испанский туман, от которого к полудню не останется и следа, нравился Оливеру больше.

Устроившись на террасе со второй чашкой кофе, он принялся размышлять о Валентине. Временами его приводил в замешательство взгляд ее разноцветных глаз, он терялся в бесконечности, видимой лишь ей одной, а лицо становилось жестким и чужим. Но, стряхнув своих демонов, она дарила ему теплую и искреннюю улыбку, которая, словно якорь, помогала ему держаться на плаву. Когда они занимались любовью, Валентина спокойно и уверенно отдавалась Оливеру, не бросая ему вызов, не борясь с ним. В ней не было притворства. С появлением Валентины его прошлое осталось наконец позади, тоска превратилась в воспоминания, в ее объятиях он обрел новый дом, пусть даже какие-то двери в этом доме всегда оставались закрытыми для него.

Когда-то в жизни Оливера была другая женщина, и весь мир для него был заключен в ней. Она любила его, но, ощутив дыхание смерти в кабинете онколога, разорвала их отношения, чтобы выстроить менее предсказуемое и более увлекательное будущее. Оливер Гордон остался один, несмотря на свои привлекательность, ум и обаяние. Он тогда разуверился в любви и долгое время предпочитал одиночество, но сейчас осознал, что на смену тому глубокому и сильному чувству пришло новое, не менее удивительное и сильное, что новая любовь незаметно заполнила его изнутри, она не была лучше прежней, она просто была другой.

Сидя на террасе, Оливер думал, как же ему повезло – у него есть и любимая женщина, и дом, и планы. Мечта, благодаря которой он научился дышать полной грудью и ощутил желание жить, теперь определяла все. Будущее, подобно неизведанному полю, расстилалось у его ног, и он был готов ступить на новый путь. Оливер никогда не говорил об этом вслух, но знал, что они с Валентиной по-своему счастливы. Даже слишком счастливы. Однако оба старались не подавать виду, особенно она – всегда начеку и где-то глубоко внутри сохраняет недоверие к тому, что все идет слишком хорошо. Оливер же смаковал эти глотки счастья, как мудрец, понимающий, что нет ничего вечного, и верил, что со временем завоюет полное доверие Валентины.

Тем не менее нутро его сжимала все та же многолетняя боль, будто язва желудка, с разной интенсивностью периодически напоминавшая о себе. Вот уже два года от его брата Гильермо не было никаких вестей, кроме странного звонка около полугода назад. Оливер пытался найти брата, а Валентина как могла поддерживала его – не только словом, но и делом. Но пока все усилия не дали результата.

Потому-то у Оливера иной раз не хватало сил встречать утро улыбкой, он постоянно ощущал горький привкус неизвестности и тоски. Исчезновение брата так просто не сотрешь из памяти. Как можно жить нормальной жизнью, если в твоей семье случилось такое? Сможет ли он когда-нибудь смириться с этим вечным чувством беспокойства?

Оливеру отчаянно хотелось поговорить с братом или хотя бы узнать, что с ним случилось. Он желал рассказать Гильермо обо всем, что произошло с момента его исчезновения, словно это могло смягчить боль, дать силы справиться с горем, принять перемены. За время отсутствия брата их мать погибла в аварии, Оливер переехал в Кантабрию из родного Лондона, а в их испанском фамильном доме нашли скелет младенца. Последовавшие новые смерти и события вскрыли неожиданные кровные связи, но мало того – Оливер узнал нечто, во что, казалось, невозможно поверить. Как же просто все было в детстве. А сейчас ему приходится плавать в море взрослой жизни, полном скрытых угроз.

– Morning, mate![8]Доброе утро, приятель! (англ.) Ну и видок у тебя! Лара Крофт прогнала на диван? Да ладно, не объясняй… – с наигранным драматизмом произнес его невесть откуда взявшийся собеседник. – Что стряслось в любовном гнездышке?

– Good morning, Michael, did you sleep well?[9]Доброе утро, Майкл, тебе хорошо спалось? (англ.)

– In spanish, please![10]По-испански, пожалуйста! (англ.) Мне нужно совершенствовать и полировать мой испанский, старина.

Оливер с улыбкой взглянул на парня, который стоял, привалившись к стойке террасы. Гость продолжил болтать с небольшим, едва уловимым андалузским акцентом, сохранившимся после нескольких лет индивидуальных занятий с преподавателем из Севильи. Майкл Блэйк был его школьным другом. Медно-золотистые длинные волосы и трехдневная щетина придавали Майклу небрежный, почти неопрятный вид – впрочем, это впечатление сглаживали элегантная белая рубашка поло и безупречно чистые голубые джинсы.

– Ага, spanish, иди налей себе кофе, кофейник на плите.

– Это ты обо мне позаботился?

– Конечно, других лодырей тут нет.

– Это я-то лодырь? Я, бедный иммигрант? Прошу во всем винить мое начальство за плохое обращение и низкую оплату труда. – Гость по-хозяйски прошел в дом и налил себе кофе. На кухне он ориентировался совершенно свободно.

– Ты про начальника, который пустил тебя пожить в эту скромную обитель? – с иронией спросил Оливер, кивнув на величественный особняк, виллу “Марина”.

– С тех пор как ты здесь сделался главным, мальчик мой, ты стал просто невыносим, – ухмыльнулся Майкл.

Сев рядом с Оливером, он легонько похлопал его по колену. Некоторая манерность выдавала его сексуальные предпочтения. Сейчас, после двух продолжительных любовных историй, он переживал период затишья и не пытался найти пару.

Майкл жил на вилле “Марина” уже пятую неделю; в прошлом году он решил провести какое-то время в Испании в компании Оливера, чтобы, по его словам, поискать новые возможности в своих занятиях музыкой – Майкл был кларнетистом и композитором. Заодно он собирался улучшить свой испанский. Они договорились, что в обмен на жилье и питание Майкл будет помогать Оливеру принимать постояльцев и выполнять часть административной работы, большего гость в принципе делать не мог. Завтраками, которые подавали на вилле, занималась Матильда – кантабрийка средних лет, сильная, серьезная и немногословная, хоть и очень обходительная, она же успешно управлялась и с уборкой.

Вообще-то Оливер собирался приютить Майкла безо всяких условий, но тот и слышать ничего не захотел о том, чтобы, как он выразился, “быть нахлебником и паразитом”. Майкл отказался жить в доме с Оливером, понимая, что зарождающимся отношениям с Валентиной требуются пространство и интимность. Хоть Майкл и был склонен к хаосу в быту, как и полагается богеме, он оказался прекрасным управляющим. Возможно, гостей к нему располагала его романтическая ирландская внешность (притом что он был англичанином до мозга костей) или, может, лукавая улыбка и хитроватый взгляд. Или же секрет его обаяния заключался в непринужденной манере изъясняться на испанском – всегда чуть не всерьез. Интерес гостей вызывали и его спонтанные этюды на кларнете в саду или в библиотеке виллы “Марина”.

– Поведайте правду своему дворецкому, мистер Гордон, – с притворным пафосом попросил Майкл. – Взгляд у тебя был задумчивей, чем у Клинта Иствуда. О чем думал?

– О Гильермо, – ответил Оливер, по-прежнему глядя на море, уже различавшееся за дымкой тумана.

– А… понятно. Гильермо.

Майкл тут же оставил шутливый тон и некоторое время молчал, размышляя о брате Оливера, которого знал. А затем задал вопрос, заранее предвидя отрицательный ответ:

– Никаких новостей о том звонке?

– Нет, ничего. Но послушай, ты точно не хочешь перейти на английский? – Оливеру было странно разговаривать с другом на неродном языке.

– Точно не хочу, я же тебе сказал. In spanish, please, неужели ты не видишь, что я – человек мира?

– Ладно, закрыли тему, отныне говорим только in spanish. А я-то думал, ты просто приехал навестить лучшего друга.

– Ну разумеется, мой мальчик. Но дай мне попрактиковаться.

– Какой ты упертый, – вздохнул Оливер. – Но воля твоя.

– Thank you, Mr. Gordon[11]Спасибо, мистер Гордон (англ.).. – Майкл хитро улыбнулся. – Так, о чем мы говорили?.. Значит, из звонка Гильермо не удалось выудить никакой информации?

– Ничего, – покачал головой Оливер. – Отследить сигнал не удалось, я надеялся, что можно установить хотя бы положение терминала по спутнику, но большинство спутников контролирует правительство США, а через этот бюрократический ад не пробиться.

– Да уж, сочувствую, приятель. Не знаешь, у твоего брата был подписанный договор с компанией или это просто одноразовая сим-карта?

– Не был, а есть.

– Ну конечно, дружище, разумеется, я это и имел в виду. Я просто помочь пытаюсь.

– Да, знаю, извини.

– Так договор или симка?

– Симка. Он не хотел заключать контракт с телефонными компаниями, утверждал, что у них слишком много информации о нас, а правительство потом этим пользуется, потому чем меньше они о нем знают, тем лучше.

– Свободолюбивый дух.

– Нет. Просто озлобленный. Он был патриотом, фанател от британских военных, но после операции “Телик” люто возненавидел все, что имеет отношение к войне и государству. Он ведь первое время после возвращения и спать нормально не мог, просыпался от кошмаров, не понимал, где находится. Страдал галлюцинациями даже днем.[12]Военная операция в ходе военной кампании в Ираке в 2003 году.

– Ирак, похоже, сломал ему психику. Я пару раз пробовал его расспросить, но он не хотел ни о чем рассказывать.

– Мне тоже.

– А лечиться он не пытался?

– Поначалу пытался, но спустя пару месяцев забросил. Мать тогда сразу поняла – этот идиот прятал таблетки в ящике с трусами. Короче… – Оливер замолчал и вздохнул.

Друзья немного помолчали. Наконец Майкл задумчиво проговорил:

– Что-то мы наверняка упустили.

– Что?

– Ну должна же быть какая-то зацепка, которая укажет, куда он мог двинуть. А давай-ка начнем заново… У меня есть идея.

Майкл быстро скрылся в доме и вскоре вернулся с блокнотом и ручкой. Усевшись рядом с другом, открыл блокнот.

– Так, точная дата, когда он исчез?

Оливер покачал головой:

– Спасибо тебе, конечно, но я уже сотню раз прогонял это в голове и столько же раз обсуждал с британской и испанской полицией…

– Ты говорил. И толку ноль, – перебил Майкл. – Слушай, я люблю твоего брата и переживаю за него. Давай же!

Оливер вздохнул.

– Двадцать шестого марта, почти два года назад.

– Так, а день недели?

– А это зачем?

– Откуда мне знать, мало ли. Не одно и то же – свалить в среду или в субботу.

Оливер улыбнулся.

– Вторник.

– Вот видишь? Ты в курсе, что по статистике больше всего преступлений приходится на субботу?

– Да ладно тебе.

– Я серьезно. И на декабрь.

– Семейные рождественские сборища располагают, – усмехнулся Оливер. – Но напомню тебе, что мы сейчас обсуждаем не преступление.

– Да, но у исчезновений тоже может быть какая-то закономерность.

– Возможно, но в этом случае день недели значения не имеет. Так мы ничего не добьемся.

– Это что еще за настрой, – нахмурился Майкл. И бодро продолжил: – Так, ладно, давай пройдемся по фактам. Гильермо был военным… прости, он военный, и сейчас ему сорок один. Верно?

– Верно.

– Когда ему было двадцать девять, его командировали в Басру. Из Ирака он вернулся еще до окончания военной операции и был среди тех, кто свидетельствовал против своих товарищей и командиров, обвиняя их в пытках и расправах… Жуть, конечно, но вам он наверняка подробностей не рассказывал?

– Никогда.

– Так, что там дальше… Гильермо в полной жопе и решает спасать мир в духе харе кришны.

– Господи, какой ты идиот. Что еще за “в духе харе кришны”? – невольно рассмеялся Оливер.

– Ну это мое определение. Ладно, он заделался волонтером, сотрудничал со всякими неправительственными организациями по всему миру, вы периодически теряли его из виду, потому что ему в голову не приходило позвонить родным, и объявлялся он непредсказуемо. В общем, вел себя как полный мудак. – Майкл жестом остановил Оливера, порывавшегося что-то сказать: – Все, успокойся, я же не говорю, что он мудак, в смысле, полный идиот. Понятно, что это просто последствия войны и прочего дерьма.

– Травматический невроз, если точнее.

– Вот-вот. На момент исчезновения у Гильермо уже целую вечность не было никаких отношений, насколько нам известно, а лондонские друзья ничего о нем давным-давно не слышали, потому что последние года три-четыре он спасал китов и прочих зверушек неведомо где.

– Спасал китов, работал на “Международную амнистию”, сотрудничал с ЮНИСЕФ и с Born Free[13]Born Free Foundation (Фонд рожденных свободными) – фонд защиты диких животных..

– Born Free? Британцы? Это ведь они борются с нелегальной торговлей дикими животными?

– Они самые. А также он сотрудничал с Гринписом и еще одной британской организацией, Earth Action[14]Некоммерческая сеть, устраивающая всевозможные акции по всему миру, направленные на привлечение внимания к глобальным проблемам, объединяет почти 3000 организаций, а также самых разных людей, от актеров до политиков., слышал про такую?

– Разумеется. – Голос у Майкла теперь звучал серьезно. – Но чего он хотел? Искупить свое военное прошлое? Спасти мир?

– Наверняка что-то в этом духе. Думаю, для него это был способ жить согласно принципам, которые он выбрал, вернувшись из Басры.

– А вы с родителями в эту благородную систему ценностей явно не вписались.

Майкл тут же пожалел о сказанном и взглядом попросил у Оливера прощения.

– Ладно. Если настаиваешь, – Оливер встал, – я расскажу, что знаю, а доктор Ватсон может делать записи в своем блокноте.

Майкл кивнул:

– Начинай.

– Тогда слушай. Гильермо обычно прощался с нами, когда уезжал на свои “миссии”; говорил, куда направляется, в каком проекте участвует, мы только не знали, когда он вернется, ну и когда позвонит, чтобы сообщить, что у него все в порядке. Поначалу он довольно часто звонил родителям, но постепенно звонки становились все реже, он все больше уходил в себя. Со мной он почти не общался. Если честно, он меня вообще избегал. Не знаю почему. Потом он внезапно объявлялся – на Рождество или просто так, без предупреждения. Единственной связью был мобильный, который он постоянно держал выключенным. Если нам было нужно поговорить с Гильермо, мы отправляли ему сообщение, и в самом лучшем случае он перезванивал через несколько дней.

– Заботливый сын.

– Человек с посттравматическим расстройством.

– Ты же сказал – невроз?

– Ну какая разница. Мне продолжать?

– Да, пожалуйста.

– За несколько дней до своего исчезновения Гильермо позвонил маме с Лансароте и объявил, что занят новым очень важным проектом, который займет много времени, и что штаб-квартира проекта находится очень далеко от Лондона. Кажется, что-то[15]Один из Канарских островов. связанное с окружающей средой, но больше он ничего не сказал.

– И какого дьявола твой брат делал на Лансароте? На пляжах валялся?

– Нет, конечно. Ты не помнишь?

– Ох, боже мой, дружище, я же тогда был в Париже, а вы не сразу придали этому значение, сначала думали, что очередная его вылазка…

– Да, правда, извини. Ты тогда готовился к экзаменам в Парижской консерватории, верно?

– Именно, – ответил Майкл, не скрывая гордости.

– И жил тогда вроде бы… с Пьером? Кстати, что-нибудь о нем слышно?

– Ну ты и зануда. Я сейчас занят только музыкой. И вообще-то мы о твоем брате говорили.

– Ладно, прости.

– Давай уже дальше.

– Ну, короче, Гильермо отправился на Канарские острова, чтобы встретиться там с представителями пяти некоммерческих организаций, которые занимались проблемами окружающей среды. Они готовили акции против разработки нефтяных месторождений, испанское правительство как раз собиралось одобрить эти разработки. Он даже рассказал мне о некоторых исследованиях, они хотели представить их правительству вместе с моделью устойчивого энергетического развития на основе возобновляемой энергии… Да ты и сам знаешь про все эти аргументы экоактивистов.

– И это последнее, что о нем известно?

– Нет. Последнее, что я знаю, – он побывал на нескольких встречах в Лансароте, а потом объявил коллегам из Гринписа, что ему нужно срочно уехать из-за нового проекта, а вот куда уехать – не сказал.

– Но ведь не пешком же он с острова ушел. Его данные наверняка сохранились в каком-нибудь аэропорту.

– Если бы! Полиция проверила все рейсы после того, как Гильермо попрощался с товарищами, но его данных нигде нет. В аэропорту Арресифе знают, что надо сообщить, если вдруг мой брат появится там.

– А если он вовсе не покидал Лансароте? Напился и свалился со скалы. Ну или спутался с какой-нибудь девкой, та оказалась проституткой, и сутенер пришил Гильермо…

– Притормози свое буйное воображение. Ты как будто уверен, что он мертв.

– Я не уверен, просто не исключаю такой возможности, Оливер.

Молчание друзей было сродни темной пропасти, дна которой не видно. Наконец Оливер вздохнул.

– Понимаю, но как же звонок. И еще я чувствую вот здесь, – Оливер указал на сердце, – что это не так, что он жив.

– Надеяться – хорошо, но быть реалистом тоже неплохо. Подумай, как он мог покинуть остров? И если он до сих пор там, почему ни разу не вышел на связь за целых два года? Ваша мать умерла, а он, видимо, даже не в курсе.

– Знаю. Но бывает так, что кто-то покидает остров контрабандой. Показываешь паспорт – и тебя даже не регистрируют. Помнишь, как на твое совершеннолетие мы на автобусе из Лондона доехали до Нормандии?

– Еще бы, наше нормандское путешествие!

– Так вот, помнишь, до чего легко мы оплатили билет на вокзале, как на какой-нибудь парковке? А на таможне у нас только посмотрели паспорта, прямо из рук, даже из автобуса выходить не пришлось, чтобы подняться на паром. Внутри Европы легко пересечь границу, если ты европеец и не выглядишь подозрительно.

– Ты прав, – согласился Майкл.

– К тому же я уверен, что брат искал вариант подешевле. На счету почти ноль, работы нет. В Лондоне он жил у родителей, это они давали ему деньги на “проекты”. Думаю, оплачивать жизнь хиппи было ошибкой, но мать хотела, чтобы он как-то оправился после Ирака.

Майкл продолжал записывать.

– Ясно. То есть ты отрицаешь вариант, что он все еще на Лансароте?

– Все возможно. Но полиция его везде искала. Мама даже сдала свою ДНК, чтобы его могли опознать в случае чего. Нигде никаких следов. Я сам ездил на остров, хотел поговорить с теми, кто видел его последним, но, кажется, Гильермо никого не оповестил о дальнейших планах.

– А если он угодил в секту?

– И это не исключено. Думаю, Гильермо вполне того типа человек, чтобы попасться на крючок. Ему нужно было во что-то верить.

– А как с его банковским счетом? Карты? Должны же сохраниться какие-то сведения, за что-то он все-таки платил.

– У него не было банковской карты.

Майкл округлил глаза.

– Серьезно? С какой вообще планеты наш Гильермо?

– Карточками он не пользовался – дескать, это “еще один способ контроля со стороны государства”. Поэтому всегда имел при себе наличные. А счет у него был почти на нуле, так что деньги с него он тоже не смог бы снять.

– Ага, значит, никаких денег.

– Не совсем так. У него есть вклад в пятнадцать тысяч фунтов в банке “Ллойдс”, это часть маминого наследства, но Гильермо же не знает, что она умерла… И еще она ему завещала квартиру в Челси.

Майкл восхищенно присвистнул:

– Ого!

Оливер помолчал пару секунд и продолжил:

– Итог такой: спустя бог знает сколько времени, хоть британская и испанская полиция допросили всех на свете и осмотрели все места, где он побывал, у нас есть только телефонный звонок полгода назад…

– Оливер, насчет звонка… Может, это вовсе и не Гильермо был? Может, кто-то нашел его телефон и случайно набрал твой номер?

– Я понимаю. Ты даже не представляешь, как я мучаюсь, оттого что пропустил звонок. Если бы я тогда ответил, может, не было бы сейчас всего этого разговора.

– Эй, ну теперь еще начнешь себя винить, прекрати. Остается только ждать, когда янки поделятся данными со своих чертовых спутников.

– Похоже на то, – устало улыбнулся Оливер. – Какие-то там тридцать спутников, которые вращаются на расстоянии двадцати тысяч километров от Земли. Только они и могут сообщить, где сейчас мой брат.

– Других способов нет? Неужто никак не отследить мобильный телефон?

– Ну, еще применяли триангуляцию.

– Триа… что?

– Телефонную триангуляцию. Это вычисление той мощности, при которой сигнал от конкретной антенны достигает мобильного терминала, даже если тот выключен. Сравнив мощность различных антенн, можно получить приблизительное местоположение телефона. Конечно, это тоже оказалось непросто, ведь задействованы телефонные операторы, а у брата английская компания. Поэтому пришлось скоординировать работу испанских компаний, которые работают на территории, откуда поступил вызов, с британскими, которые контролируют его терминал. Если бы не Валентина с Хорхе Талаверой… – Оливер вздохнул. – Ладно, как насчет продолжить расследование чуть позже, мистер Ватсон? Или лучше Холмс?

– Договорились, приятель. К тому же мне надо на почту. – Майкл сунул блокнот под мышку и резко поднялся.

– На почту? Решил отправить домой посылку?

– Нет, конечно. Видишь ли, я кочевник. А кочевники никогда не знают точно адреса, по которому будут обитать. Вот я и попросил пересылать всю корреспонденцию на местное отделение. Я уже так делал, когда жил в Амстердаме и Париже. – Майкл подмигнул. – В Амстердаме я жил в трех разных местах, вот и представь, каково было бы менять каждый раз абонентский ящик. Кошмар!

Уже в дверях он обернулся:

– Если нет постоянного дома, приходится изворачиваться всеми возможными способами! – Он помахал блокнотом: – Вот увидишь, что-нибудь мы найдем.

Оливер задумчиво смотрел на море. Почта. Абонентский ящик. Чертов абонентский ящик. Самая обычная почта. И как он не додумался раньше?

Он быстро направился в дом, сердце учащенно колотилось.

* * *

Валентина Редондо переговорила с капитаном Карусо и теперь готовилась встретиться со следственной группой в Пеньякастильо, пригороде Сантандера, где находилось их отделение. Нужно обсудить новое дело и распределить обязанности. День клонился к полудню. Судья Талавера уже распорядился увезти тело средневековой дамы. Валентина вошла в конференц-зал, через стену от ее кабинета, там уже собралась вся ее группа. Только Ривейро заметил ее появление, и она жестом попросила его помолчать. Ей хотелось послушать, что думают подчиненные о принцессе с Моты-де-Треспаласиос.

– Вы только представьте! – восторгалась Марта Торрес, самая молодая в группе. – Путешествие во времени! А почему нет? Сто лет тому назад и подумать нельзя было о мобильных телефонах или, скажем, о лечении рака…

– Не то чтобы я совсем в такое не верил, хоть это и попахивает дурдомом… – Сабадель, как обычно, прищелкнул языком и тоном опытного лектора продолжил: – Но Альберт Эйнштейн со своей теорией относительности полностью изменил наше представление о пространстве и времени.

Капрал Камарго, куда менее восторженный, чем его подопечная Марта Торрес, покачал головой:

– Невозможно. Абсолютно исключено. Поверю, только если увижу собственными глазами. К тому же, раз уж речь о путешествиях во времени, они должны осуществляться только в будущее, но не в прошлое, ведь прошлого уже не существует, а любое изменение может привести к тому, что, например, сам путешественник во времени вообще никогда не родится, так что мы опять возвращаемся к тому, с чего начали. Одним словом, это невозможно. Женщина просто нарядилась, вот и все.

– В Кантабрии в средневековые наряды облачаются летом, в туристический сезон. А сейчас февраль, – возразила Марта Торрес – похоже, всерьез увлеченная романтическим аспектом нового дела.

– Да ладно тебе, Торрес, наряжаются не только для туристов. К тому же она явно не отсюда. Не похожа на местную.

Камарго говорил покровительственно, именно ему Валентина Редондо поручила опекать двух молодых новичков, Марту Торрес и Альберто Субисаррету. Хотя Роберто Камарго был всего на каких-то четыре-пять лет старше своих подопечных, опыта он уже набрался изрядно, побывал не в одной передряге, о чем с удовольствием рассказывал всем, кто готов был его слушать.

– И вообще, вы как это себе представляете? У нас тут что, “Звездные врата” и путешествия сквозь галактики?

– Ну нет, Камарго, звездные врата соединяют два разных мира, а не разные временные эпохи! – выпалила Торрес и победно улыбнулась.

– Извините, ваше межгалактическое высокопреосвященство. Действительно, это я, дорогая Торрес, лажанулся.

Камарго рассмеялся. Все понимали, что Торрес просто шутила, но Камарго уже изучил ее и знал, что молодая оперативница порой слишком увлекается и дает волю ребячливости. Агент Марта Торрес была хрупкая и очень хорошенькая, с гладкими каштановыми волосами, обычно собранными в слегка растрепанный кокетливый хвост. Камарго она очень нравилась, тем более что несколько месяцев назад он расстался со своей девушкой.

Младший лейтенант Сабадель со значением проговорил:

– Стивен Хокинг вслед за Эйнштейном утверждает, что путешествовать во времени можно сквозь кротовые норы…

– Это вполне возможно, – вступил второй новичок, Субисаррета, который обыкновенно помалкивал. – В мире столько всего неизученного! А что вообще такое время? Ведь все относительно. Звезда умерла тысячи лет назад, но мы до сих пор видим ее свет. Для нас она по-прежнему существует, но в своем измерении – нет. Время существует только в нас, а мы есть то, что мы делаем, но что бы мы ни делали, мы все равно исчезнем.

– Господи, еще один философ, – проворчал Сабадель.

Марта Торрес, проигнорировав глубокомысленный пассаж своего напарника Субисарреты, продолжила гнуть свое:

– Средневековая дама. А вспомните “Доктора Кто”, там все туда-сюда скачут во времени в обычной телефонной кабинке.

– Ты смотрела “Доктора Кто”? – изумился Сабадель. – Это же фильм моей молодости… Эх, старый добрый Доктор и его “Тардис”, – мечтательно протянул он.

Торрес собиралась было ответить, но ее опередила Валентина Редондо:

– Как я погляжу, вы уже вовсю работаете над новым делом. Но надеюсь, что подобные экспертные теории не проникнут потом в отчеты. – Ледяной взгляд разноцветных глаз ясно давал понять, что веселье закончилось. – Поделюсь с вами фактами, от которых мы будем отталкиваться в расследовании. Первое: звездных врат не существует. Второе: путешественников во времени – тоже. Третье: все, кто родился в Средневековье, уже лет пятьсот как мертвы. И наконец, жертва, – она указала на разложенные фото, – вероятно, умерла от отравления и, еще вероятнее, в другом месте. Но не много веков назад, а примерно за шесть-восемь часов до того, как нашли тело.

Среди подчиненных пробежал гул. Отравлена? Восемь часов назад? Получается, еще накануне вечером эта женщина, так похожая на средневековую принцессу, была жива?

– В руке у нее была зажата монета, судя по всему, шестнадцатого века, и это – уточняю специально для Малдера и Скалли, – с легкой усмешкой Валентина посмотрела на Субисаррету и Торрес, – вовсе не означает, что женщина явилась к нам из другой эпохи.

При упоминании агентов ФБР из “Секретных материалов” все рассмеялись. Марта Торрес, восхищавшаяся Валентиной Редондо, слегка покраснела. Альберто Субисаррета обиженно уставился в окно.

Сабадель расхохотался.

– Какие-то проблемы, Доктор Кто? Хотите доложить мне о кротовых норах? – вопросила Валентина, в упор глядя на него.

Сабадель умолк, поняв, что утренний инцидент с председателем сообщества жильцов еще не забыт.

Валентина принялась распределять работу. Торрес, Субисаррета и Камарго отправятся опрашивать жителей в окрестностях моты. Сабадель пусть изучит руины и попытается что-то выяснить про эту монету, а также установит, что за одежда на принцессе. Платье наверняка из определенной эпохи, ткань следует отдать на экспертизу. Она еще поговорит об этом с Лоренсо Сальвадором. Ривейро займется протоколом, а затем проверит последние данные о пропавших. Она же сама отправится на моту и займется опросом свидетелей, начнет со старика, обнаружившего труп.

Валентину не оставляло неприятное чувство, что дело это куда более сложное, что за смертью таинственной принцессы таится нечто еще более страшное. Она никак не могла понять причину этого чувства. Странные обстоятельства дела? Ее так поразил явно ритуальный характер страшной находки? Или же атмосфера моты, этого зловещего места, пробралась ей под кожу? Она буквально ощущала сгущающееся вокруг зло. Валентина постаралась стряхнуть с себя этот морок. Подумала об Оливере, о том, чем он сейчас занят. Надо будет ему позвонить позже.

– Редондо, – услышала Валентина у себя за спиной.

Она оглянулась. На нее обеспокоенно смотрел капитан Карусо.

– Загляни, пожалуйста, ко мне в кабинет.

– Да, капитан… Мы как раз заканчивали совещание по поводу женщины с моты.

Валентина удивилась: она ведь только-только побеседовала с боссом.

– Знаю. Зайди, – коротко приказал капитан.

Все переглянулись. Валентина последовала за капитаном Карусо в его кабинет и закрыла за собой дверь.

– Еще один, Редондо.

– Еще один? О чем вы?

– Еще один труп. Еще один труп, мать твою. Мне только что сообщили.

– Что? Но где? На моте? Быть такого не может, я только оттуда…

– Нет, не на моте. В Комильясе.

– Но… в каком смысле в Комильясе? – удивилась Валентина. – В городе, на руинах?.. Где?

– Где? Что за вопросы? Место не имеет такого уж значения, важен способ. Тело нашли в болоте, в природном парке. В Ойамбре, знаешь это место?

– В Ойамбре? Конечно, это на выезде из Комильяса в сторону Сан-Висенте-де-Баркера, там длинный пляж.

– Ну вот там-то его и нашли, лейтенант. В чертовом болоте, которое, судя по всему, доходит до пляжа Ойамбре, где в море впадает речушка. Гражданский патруль Комильяса уже там, стерегут труп и ждут экспертов и судью. И все это накануне пасхальной недели. Хуже некуда, Редондо. Вот же скотство какое.

Обескураженная Валентина несколько секунд молчала.

– И кто это? Еще одна девушка в средневековой одежде?

– Девушка? Нет. – Капитан Карусо, похоже, пришел в себя после выплеска эмоций. – Это очень прилично одетый мужчина, и, если не ошибаюсь, одежда современная.

– Его уже опознали?

– Пока нет. Тело могло пролежать в трясине достаточно долгое время.

– Но, капитан, ведь тогда… Оба преступления должен расследовать наш отдел?

– Оба? Ты о чем?

– Да, капитан, я имею в виду мужчину в болоте и женщину с моты, а как я понимаю, связи между ними нет. Это два дела.

– Ошибаешься, Редондо, это не два дела. В том-то и загвоздка, понимаешь. Кажется, между телами есть связь. У этого парня тоже нашли монету в руках, как и у красотки, понимаешь? Эта дурацкая монета все меняет.

– Монета…

– Да, лейтенант, монета. Надеюсь, мы не имеем дело с психопатом, как в прошлом году… только бы не это! Слишком много сумасшедших за такой короткий срок. Надеюсь, эти ублюдки не возьмут моду приезжать сюда на каникулы! – Он угрюмо ухмыльнулся своей шутке. – Так или иначе, монету сначала надо отправить на экспертизу, остается мизерный шанс, что это просто совпадение, но не верю я в случайные трупы с одной и той же подписью.

Валентина вспомнила свой разговор с Ривейро несколько часов назад. Труп на моте с монетой в руках – “подписью”, как выразился Ривейро. Мужчина на болоте, пролежавший там, возможно, уже несколько дней, с точно таким же знаком, такой же “подписью”. Она ошибалась. Думала, что убийца сделает это снова, но он, похоже, все уже сделал. И начал еще до принцессы на Моте-де-Треспаласиос. Лейтенант Редондо осознала, что вступила в игру, которая ведется на ринге необозримых размеров и по чужим правилам. И что игра эта началась не сейчас.

Нёрдлинген, Бавария

Пять лет назад

Ванда внимательно разглядывала четырех мужчин, сидящих за столом в очаровательной нёрдлингенской таверне, имитирующей средневековую. О каждом она навела справки еще до их приезда, поскольку ей поручили сопровождать их и помогать проекту “Даймонд” с логистикой.

Под действием пива и духоты все расслабились, и разговор потек более непринужденно. Рядом с Вандой сидел Марк Льянес – один из наиболее авторитетных специалистов по пещерам и палеолитическим захоронениям. Он сразу понравился Ванде, ее впечатляли его обширные познания и огромный опыт в раскопках.

Ванда перевела взгляд на сидящего напротив Артуро Дюбаха. Швейцарец Дюбах, с очень бледной потрескавшейся от солнца кожей, был крупнее и крепче своих коллег. Она знала, что Дюбах – геолог и историк, в сотрудничестве с НАСА он изучал геологическую среду для подготовки космических миссий. Он вовсе не производил впечатление зануды, как поначалу опасалась Ванда.

К Хельдеру Нунесу она до сих пор не особо присматривалась, он был самый молчаливый, но из всех четверых лишь он ей не понравился. Ее немного коробило, что португалец хвостом следует за Марком, вот и в таверне сел с ним рядом – верный оруженосец, на которого его рыцарь, правда, не обращает особого внимания.

А вот Паоло Иовис, напротив, вызвал у нее огромный интерес. Он совершенно не соответствовал расхожему представлению об ученом. При такой привлекательной и яркой средиземноморской внешности его легко можно было бы принять за актера, а легкий бронзовый загар впечатляюще контрастировал с холодным октябрьским городом, где они сейчас находились. О Паоло ей было известно мало: геолог, как и Артуро, работает в Университете Фридриха II в Неаполе, на кафедре науки о Земле и окружающей среде; заработал вполне серьезный авторитет как научный фотограф. Журналы вроде Nature, Science и Geology регулярно публикуют его снимки.

– Извините, вы сказали, путешествие к центру Земли? – недоверчиво спросила она у Паоло.

– Именно так, сеньорита, – ответил он с улыбкой.

– Вы, верно, воображаете себя Жюлем Верном. – Ванда иронично изогнула бровь.

– Ох, нет, сеньорита. Если вы про книгу о подземном мире, то, на мой взгляд, это просто приключенческая история, которая, если подумать, могла происходить как в недрах Земли, так и где-нибудь в амазонских джунглях. Тогда уж уместнее вспомнить По.

– Эдгара Аллана По? – удивилась Ванда.

– Именно. – Паоло снова сверкнул улыбкой. – Единственный его оконченный роман как раз посвящен встрече с подземными созданиями.

– Вы ведь шутите?

– И вовсе не шучу, сеньорита. Советую вам почитать “Повесть о приключениях Артура Гордона Пима”, это одна из самых жутких и загадочных вещей, которые я читал в своей жизни.

– Понятно… Вы, наверное, обожаете научную фантастику.

– Я в принципе обожаю читать.

– Но вы же всерьез не думаете, что можно совершить путешествие в центр Земли, правда?

– Разумеется, нет. Но можно узнать о ней намного больше и лучше понять нашу собственную историю, если как следует поскоблить кору.

Тут вмешался Марк:

– Сеньорита Карсавина, я, конечно, не геолог, но соглашусь с коллегой, что ответы на главные загадки науки и истории скрываются в недрах Земли. Просто подумайте, почему наш мир так отличается от прочих планет? Почему тут есть тектоническая активность плит, а на других известных нам планетах ее не существует? Почему на Земле есть вода, а на других известных нам планетах – нет? Ответы на все эти вопросы стоит искать в самом сердце Земли. Вот это и есть верный путь, а не всякие космические экспедиции.

Артуро, участвовавший в проектах НАСА, не удержался:

– Согласен с тобой, Марк, но знание о других планетах поможет нам лучше понять собственную. Задумайся лучше, почему камни в пустынях Аризоны так похожи на марсианские. Или Рио-Тинто…

– Риутинто? – повторила сбитая с толку Ванда.

– Да, Рио-Тинто, река на юго-западе Испании, в области Уэльва, состав тамошней почвы и живущие там бактерии поразительно схожи с теми, что обнаружены на Красной планете, – ответил Артуро.

Ванда, поразмыслив над услышанным, наконец сказала:

– Ладно, господа, если честно, меня куда больше интересует средневековая история человечества, чем научные сведения о геологии, земном ядре и космических экспедициях…

– Ах, дорогая коллега, – с широкой улыбкой сказал Марк, – на самом деле все связано! Возьмем, к примеру, тектонические сдвиги – кто может утверждать, что у нас под ногами не скрыта параллельная история человечества, независимая и сложная, с собственным Средневековьем, ритуалами и верованиями?

– Я не утверждаю, что это невозможно, но считаю маловероятным, сеньор Льянес, – серьезно ответила Ванда. – К тому же, существуй нечто подобное на самом деле, как бы вам удалось туда добраться? С помощью спелеологии? – насмешливо спросила она.

– Как знать, – ответил явно оживившийся Марк. Перегнувшись через стол, он придвинулся ближе к молодой специалистке по археологии и доверительно прошептал: – Вы слышали о Металлической библиотеке?

– О чем? – изумилась Ванда.

Паоло, которого ее изумление развеселило, ответил за товарища:

– Металлическая библиотека – уникальный архив исчезнувшей цивилизации, она могла бы поведать историю человечества за последние двести пятьдесят тысяч лет. Библиотека состоит из керамических, каменных и металлических пластин с гравюрами и рисунками, хотя большую часть материала разворовали…

– Да что вы говорите! – в притворном потрясении воскликнула Ванда. – Звучит невероятно. А можно поинтересоваться, где хранится то, что осталось от этого чуда? Не рядом ли с Розеттским камнем в Британском музее?[16]Знаменитый артефакт, ставший ключом к пониманию иероглифического египетского письма.

– Там ей самое место, – согласился Паоло. – Хотите верьте, хотите нет, но сохранившиеся таблички осели в частных коллекциях, часть переплавили, поскольку они были из золота. По правде говоря, нынешнее местонахождение металлических табличек загадка. То немногое, что осталось, растворилось неведомо где в восьмидесятые, когда умер салезианский священник, хранивший их.

– Где хранивший?

– В кантоне Лимон-Инданса, это в Эквадоре. Там обнаружили металлические таблички в геологической породе, возраст которой двести миллионов лет.

– В пещере…

– Да, в одной удивительной пещере на склонах Кондорских Кордильер. Найденные таблички содержали изображения пирамид, слонов и даже динозавров и с трудом поддавались датировке. Но самое интересное – это как выглядела пещера. Правильные геометрические формы и идеально симметричные пе[17]Часть горной цепи Кордильер на границе Эквадора и Перу. ремычки отчетливо указывают на искусственное происхождение.

– Впервые про это слышу, – призналась Ванда, которой уже овладело любопытство. Она уже не думала, что ее разыгрывают. – Почему же никто этим не занимается? Ведь историки, археологи должны просто с ума сходить?

Паоло кивнул:

– И сходят. В этой пещере побывало несколько исследователей, более того, в сопровождении эквадорских солдат, но самый известный ее посетитель – Нил Армстронг.

Ванда снова не поверила своим ушам:

– Астронавт?

– Он самый. Проведя в пещере три дня, он потом уверял, что ощущения были мощнее тех, что он испытал на Луне.

– Ой, ну это уж точно выдумки! – рассмеялась Ванда и тряхнула золотистыми волосами.

– А вы погуглите, сеньорита, – предложил Паоло.

– Непременно погуглю, – с готовностью ответила Ванда. – Допустим, все это правда и за всеми этими пещерами, домыслами и находками действительно что-то есть. Так почему тогда никто не исследует недра Земли и не ведет глубинные раскопки?

Паоло сделал глоток пива и как-то через силу улыбнулся.

– Потому же, почему и всегда, дорогая коллега. Финансирование. Политиков не интересуют ни наука, ни знания. Думаю, вы тоже не раз бились за гранты. Или я ошибаюсь?

Ванда кивнула:

– Нет, не ошибаетесь.

Минутное молчание нарушил Хельдер Нунес, до этого не участвовавший в разговоре:

– Сеньорита Карсавина, не буду оспаривать сказанное коллегами, но позвольте поделиться мнением: секрет того, кто мы такие, зеркальное отражение нашей истории можно обнаружить как в космосе, так и в пещерах, ведущих в подземный мир. Вот только пещер таких мало, и нужного исследовательского материала куда больше на поверхности Земли. Поэтому любые догадки и домысливания – это путь в никуда.

– И что вы предлагаете?

– Исследовать земную поверхность в местах, где воздействие человека было минимальным. Я уверен, что именно в таких местах сохранилась уникальная информация об истинной истории нашей планеты.

Ванда заинтересованно подалась к португальцу, готовясь услышать его рассказ об истинной истории мира и человечества.