Онлайн чтение книги Путь гейши
Глава 12. Наложница

Сережку с противозачаточным заклинанием Акио подарил ей сразу после завтрака.

– Привез тебе подарок из Тэйдо, – пояснил он с кривой улыбкой в ответ на ее вопросительный взгляд. – Давай надену.

Боль кольнула мочку, и в ухе расцвел золотой цветок с крохотными каплями бриллиантовой росы на листьях.

Мия взглянула в зеркало, ощущая странную горечь. Она не чувствовала в себе готовности стать матерью, но этот подарок задел и даже обидел. Как напоминание, что Мия должна знать свое место – место наложницы. А рожать детей ему будет жена из знатного рода.

А потом Акио ушел, оставив Мию почти на весь день. Встреча с советниками, начальником стражи, главой купеческой гильдии, срочные прошения, обеспечение армии, непонятная задержка налогов из северных поселений. У даймё много дел.

Девушка слонялась по замку, чувствуя себя еще более неприкаянной, чем до его возвращения. Юрико пыталась развлечь ее музыкой и чтением стихов, но Мия была рассеянна, почти не слушала, отвечала невпопад, то и дело кидала быстрые взгляды за окно, а когда даймё появился на заднем дворе, и вовсе высунулась почти по пояс.

Она со смутной обидой следила, как Акио направляется стремительным шагом от казарм к хозяйственным складам, как суетится и приплясывает вокруг него господин Масуда собственной низкорослой персоной. Внезапно даймё остановился и поднял голову. Мия шарахнулась от окна и налетела на стену.

– Госпожа, что случилось? – испугалась Юрико.

– Ничего.

Мия снова прокралась к окну и выглянула так, чтобы ее нельзя было заметить со стороны двора, но Акио уже ушел.

– Вы смотрели на господина? – догадалась служанка. – Я тоже иногда так делаю. Он такой, такой… Только всегда сердится, если замечает. Говорит, чтобы не пялилась и шла работать. – Юрико восторженно вздохнула. – Ах, госпожа, вы счастливица…

Мия фыркнула. Ее неожиданно взяла досада, и девушка поклялась себе, что больше не взглянет лишний раз в сторону даймё. Пусть он занимается своими делами, а она будет заниматься своими.

Но дел у Мии не было.

У майко или гейши много обязанностей и почти нет прав. Жизнь наложницы оказалась зеркальным отражением прежней жизни. От Мии никто ничего не требовал, и сотни слуг Инуваси-дзё были готовы исполнить любую прихоть девушки по первому слову. Только пожелай.

Но чего желать, когда она сыта, одета изысканней придворной дамы? Когда к ее услугам множество музыкальных инструментов, свитки с романами и поэмами, рукоделие, если госпожа наложница пожелает им заняться, или любое другое развлечение, которое приличествует знатной женщине?

А Мии было скучно.

Она не привыкла к излишку свободного времени. Безделье, которым так кичились иные высокорожденные, угнетало девушку. Ей не хватало дружеского общения и участия. Юрико, при всей ее доброжелательности, не уставала подчеркивать, что она не ровня госпоже. Мия задумчиво ковыряла иголкой вышивание и вздыхала, вспоминая резкую, импульсивную Кумико или веселого Дайхиро.

Где они теперь?

Девушка попробовала вернуться к танцам – занятие, которое всегда дарило ей особую радость, но оказалось, что в замке нет музыкантов. Госпожа Масуда предложила вызвать артистов из Асикавы, но Мия представила, сколько суеты поднимется, как будут бегать и готовить зал для занятий служанки, как отправят посыльных в город, привезут музыкантов – их ведь и поселить где-то нужно. Весь замок будет знать, что госпожа наложница занимается танцами, еще и подглядывать начнут, обсуждать…

Представила все это – и отказалась.

Плохо было, что Мия сама не понимала до конца, что ей позволено как наложнице и в каких пределах. И мысленно сравнивала себя с бесполезной красивой безделушкой в жизни даймё.

Не с кем было поговорить, не к кому обратиться. На холодном неласковом Эссо вовсю бушевала весна, и казалось, что жизнь проходит мимо, касаясь лица краешком рукава. Снова вернулось тоскливое чувство беспомощности, ощущение, что Мия ничего не решает в своей судьбе.

И ведь не на что жаловаться! Одета, обута, сыта. Слуги обращаются к ней, как к знатной даме, мужчина рядом – предмет тайных воздыханий половины женщин острова. А она опять несчастна.

Неблагодарная!

Кроме Мии, в Инуваси-дзё не было бездельников. Каждый житель замка, от служанки, драившей полы, до даймё, занимал свое место в четко отлаженном механизме. И на фоне этой всеобщей занятости девушка особо остро ощущала свою бесполезность и ненужность.

Единственную свою обязанность – отдаваться господину – Мия не могла воспринимать как обязанность. Обязанность – что-то скучное, неприятное, но необходимое. Она же дарила ласки искренне, с наслаждением. Таяла под поцелуями, хмелела от его низкого хриплого голоса, подчинялась, готовая исполнить любое его желание. И с восторгом ловила выражение блаженства на его лице, когда они становились единым целым.

Он был страстным и неутомимым любовником. Властным, но заботливым. Секс с ним открывал ей новые, неизведанные грани собственной чувственности. Мия не узнавала себя, такой изобретательной и бесстыдной она становилась в его объятиях.

Но стоило ему утолить голод, как Акио снова замыкался. Это ранило, обижало до слез. Мия знала, что не имеет права претендовать на что-то еще, он и так давал ей куда больше, чем может ожидать наложница от самурая. И все же от его холодности было больно.

После близости он часто дарил подарки. Мия принимала их – наложнице нельзя не принять подарок своего господина. Но девушка не могла избавиться от унизительного чувства, что он только что заплатил ей за секс.

Как гейше.

Она прятала драгоценности в шкатулку и мечтала забыть о них. Благо даймё не требовал, чтобы Мия носила подаренные украшения.

Акио Такухати все так же вызывал у нее противоречивые чувства. Они жили рядом, спали в одной постели, занимались сексом, но оставались чужими друг другу. Бывало, что он почти демонстративно не замечал Мию. Тогда ей хотелось уйти, сбежать, навсегда покинуть проклятый Эссо, забыть его холодную красоту и его повелителя. В иные минуты даймё, напротив, смотрел на нее так, будто на свете нет ничего интересней и значимей Мии. Тогда она ощущала себя самой прекрасной и желанной женщиной в мире. И это тоже пугало, потому что было самообманом.

Энергия и ритм жизни даймё восхищали. Казалось, Акио знал по именам и в лицо всех солдат своей армии и слуг в замке, помнил, кому и когда отдал какое распоряжение, кто справился, а кто проявил себя не лучшим образом.

Он вставал в пять утра, шел на двухчасовую тренировку, потом выливал на голову ведро ледяной воды, переодевался и до обеда успевал побеседовать со всеми советниками, просителями и подчиненными, вникнуть в каждую проблему и решить ее в своей обычной манере – быстро и жестко. После обеда приходило время работы с бумагами. Акио разбирал бесконечные прошения, жалобы и предложения. Потом еще одна тренировка, легкий ужин и несколько коротких часов перед сном, которые он мог посвятить себе.

Родовая магия словно накладывала свой отпечаток на личность Акио Такухати. Мия чувствовала опасливое восхищение его страшной силой – силой холодных северных штормов и ледяного ветра. Трепет перед умением быть непреклонным, решать любые задачи, давить, гнуть и ломать других людей.

Порой ей казалось, что первым человеком, которой изведал эту силу даймё и подчинился ей, был он сам. Тот незнакомец, который иногда мелькал за высокомерной и отстраненной маской.

Она хотела бы увидеть его, узнать поближе. Заслужить доверие. Но как Мия ни пыталась, все ее попытки наталкивались на стену, которую Акио возвел вокруг своей души.

Одержимость усиливалась с каждым днем. Потребность видеть Мию, слышать ее голос приобретала размер болезненной мании. В минуты просветления Акио с ужасом понимал, что готов сделать что угодно, лишь бы вызвать на ее лице счастливую улыбку.

Болезнь. Сумасшествие.

Войдя в помещение, он первым делом инстинктивно искал глазами свою наложницу. Вглядывался в лицо, когда она спала, словно силился запечатлеть навсегда в памяти эти черты. Она бывала веселой, хмурой, серьезной, иногда даже сердитой, но всегда бесконечно милой. И грозный даймё Эссо стискивал зубы и отводил взгляд, пережидая приливы неконтролируемой мучительной нежности.

В надежде избавиться от наваждения он уходил в дела и тренировки. Старался не обращать на нее внимания, чтобы не выдать случайно позорной слабости. И только в мгновения, когда она была в его объятиях, Акио давал волю постыдному и сладкому чувству. Ласкал ее, выцеловывая каждый пальчик, каждую клеточку тела, разбирал волосы по прядкам, снова и снова доводил до высшего наслаждения. И отворачивался после, стараясь подавить глупые признания.

А Мия день ото дня становилась все печальнее. Ее не радовали новые наряды. Украшения вызывали на лице бледную дежурную улыбку, она кланялась, говорила «спасибо, господин», и Акио понимал – не то. Она положит очередной подарок в шкатулку к другим драгоценностям и забудет.

Что ей нужно? Он хотел, чтобы Мия была счастлива, ее улыбка была нужна ему почти так же, как воздух! Но что нужно ей – маленькой, такой хрупкой и такой сильной, так не похожей на всех остальных женщин, когда-либо бывших в его жизни? Почему ей плохо с ним, он же старается, чтобы у нее было все?

Ми-я… Его солнце, его счастье, его сокровище.

На пятый день Мия поняла: еще немного и она взвоет от вынужденного безделья. Стены замка давили, в окно заглядывали ветра, приносили запах почти отцветшей сакуры, звали прогуляться по холмам. Госпожа Масуда, вздохнув, выделила девушке двух уже знакомых самураев. Но в тот момент, когда они почти пересекли двор и подошли к центральным воротам, судьбе было угодно столкнуть Мию с Акио Такухати.

– Куда собралась?

Мия даже споткнулась, напоровшись на злой голос, как на нож. Он стоял у нее на пути, перекрыв дорогу, и смотрел так, словно поймал на месте преступления.

– На прогулку. – Она услышала в своем голосе просительные нотки, как будто и правда была застигнутой преступницей, и рассердилась. – Госпожа Масуда разрешила…

Он сжал челюсти так, что желваки заиграли под кожей.

– Она не госпожа, Мия! Твой даймё я, только я могу что-то разрешить тебе делать. Никаких прогулок. Пошла домой! Я скажу страже, чтобы тебя не выпускали.

Мия развернулась и побрела обратно. Хотелось разрыдаться от несправедливости полученной выволочки. За что он так с ней? Она же не хотела ничего плохого! Неужели теперь ее судьба вечно сидеть в четырех стенах и развлекать даймё, когда тот пожелает плотских утех?

Чтобы никто не видел, она забилась в комнату для хозяйственных нужд в дальнем крыле замка. Свернулась калачиком на циновке в углу и уже там дала волю слезам, оплакивая глупые девичьи мечты. Зря она надеялась стать для Акио Такухати чем-то большим, чем просто постельной игрушкой. Да, даймё одержим ее телом, но и только. Однажды он насытится и выкинет ее из своей жизни.

Верно говорили в школе. Нельзя доверять мужчинам. Они предают, используют и бросают. Да, формально Акио Такухати выполнил свою клятву – он не бил, не насиловал и не унижал Мию.

Но обидеть можно не только действием. Иногда невнимание обижает сильней.

Наплакавшись вволю, она уснула.

Проснулась Мия оттого, что стало жарко. Отбросила в сторону тяжелое шерстяное одеяло и села, удивленно моргая.

Она помнила, что уснула на циновке, но сейчас под ней был футон. И даже вышитая подушечка под головой, а рядом валялось одеяло.

Знакомая обстановка подсказала, что Мия в спальне даймё. За наполовину задвинутыми ставнями сгущались сумерки, и комнату освещал дрожащий огонек в масляной лампе.

Но как она здесь оказалась, если уснула совсем в другом месте?

Со второго взгляда Мия поняла, что она не одна в комнате. Акио сидел на футоне рядом и смотрел на нее внимательным тяжелым взглядом.

– Господин Такухати!

– Проснулась? Хорошо.

Судя по его тону, все было совсем нехорошо.

– Как я здесь оказалась?

– Я принес тебя. – Теперь голос Акио был просто ледяным.

– Ясно.

Он зло сощурил глаза.

– Ясно? А мне нет! Что это за фокусы, Мия? Моя наложница не должна спать на полу в чулане.

Мия опустила взгляд. От его суровости снова захотелось разрыдаться.

– Простите. Больше не повторится.

Акио медленно выдохнул, словно пытался успокоиться.

– Ты плакала. Почему?

Мия пожала плечами. Любое объяснение прозвучало бы как претензия, а разве у нее есть право их предъявлять?

– Я задал вопрос!

– Простите, – буркнула она, отводя взгляд. – Это тоже больше не повторится.

– Какого… – Владевшая им ярость прорвалась наружу. Даймё с размаху саданул рукой по стене, разбив в кровь костяшки, и вскочил. Его лицо было искажено, магический огонь в глазах полыхал так ярко, что казалось, синева заливает глазницы. Мия съежилась, отползла в угол.

Она только раз видела Акио Такухати в таком гневе. В тот вечер, когда он унизил ее, а потом овладел.

– Чего ты хочешь? – прорычал он. – Что тебе нужно, Мия?!

– Простите… – Мия всхлипнула и заревела.

Акио сжал кулаки и выругался, беспомощно глядя на рыдающую девушку. Прошелся по комнате, усмиряя гнев, снова опустился на татами рядом.

– Мия…

Она шарахнулась от протянутой ладони. Мужчина тяжело выдохнул и привалился к стене.

– Чего ты хочешь, Мия? – с болью в голосе повторил он. – Чего тебе не хватает?

– Простите…

– Это я уже слышал. Будем считать, что простил. – Он шумно выдохнул несколько раз, успокаиваясь. – Итак, – голос зазвучал равнодушно и жестко, – почему ты рыдаешь в чулане? И почему шарахаешься от меня? Разве я не клялся не причинять тебе вреда?

Она сглотнула и постаралась взять себя в руки. Гнев даймё пугал, но бесстрастный тон ранил сильнее. Всякий раз, когда Акио становился таким отстраненным и высокомерным, у Мии появлялось ощущение, что она бьется всем телом о глухую стену.

Зачем? Для чего пытаться стать близкой с мужчиной, которому эта близость не нужна? Зачем протягивать свое сердце в ладонях тому, кто швырнет его в грязь? Акио нужно ее тело, нужна послушная красивая игрушка в постели? Пусть так. Мия тоже научится равнодушию.

У нее получилось ответить так же безразлично и холодно:

– Глупая женская истерика, мой господин. Больше не повторится.

Акио дернулся, как от пощечины.

– Позвольте, я приведу себя в порядок. – Она встала.

– Мы не договорили.

Он тоже встал.

– Что еще угодно господину?

– Прекрати! – Акио надвинулся, взял ее за плечи, стиснул до боли, встряхнул. – Посмотри на меня!

Она неохотно подняла лицо. Под его горящим взглядом удерживать почтительную безучастную маску было непросто.

– На меня, а не сквозь меня, Мия!

– Я смотрю, господин.

– Хватит! – Он навис сверху – опасный, непонятный, требовательно заглядывая в ее лицо. – Хватит изображать образцовую наложницу!

– Вы же сами хотели… – Надолго ее не хватило, губы снова начали дрожать.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не плакала, – тихо сказал Акио. – Что не так, девочка?

И столько внезапной нежности было в этом коротком «девочка», что Мия растаяла и раскрылась.

– Я вам не нужна, – выдавила девушка. – Я никому здесь не нужна.

Его зрачки расширились. От изумления даймё даже ослабил хватку.

– Что за чушь! Ты нужна мне!

– Вы не обращаете на меня внимания.

– Я провожу с тобой каждую ночь!

– Вы не обращаете на меня внимания, – с отчаянием повторила она. – Не разговариваете, только приказываете. Гоните из комнаты, когда заняты. Не замечаете, пока я вам не понадоблюсь…

Мия говорила торопливо, пытаясь выплеснуть наболевшее. Рассказать о горьком чувстве одиночества и неприкаянности, которое испытывала последние дни. О том, как невыносимо быть бесполезной. Как Мия чувствует себя пустым местом, когда Акио не замечает ее, находясь в той же комнате. И как больно и обидно, когда он отворачивается и засыпает сразу после секса или уходит по своим делам, не подарив даже поцелуя на прощанье.