Проклятая галактика

Онлайн чтение книги Рассказы
Проклятая галактика

Тонкий шелест, похожий на звук рвущейся бумаги, мгновенно превратился в сотрясающий рев, от которого Гарри Адамс тут же вскочил на ноги.

Он метнулся к дверям своей хибары, а раскрыв их, увидел клинок белого пламени, отвесно рассекающий ночь, и услышал оглушительный грохот.

Потом вновь наступила тьма и тишина, но внизу, в долине, под слабым светом звезд, видны стали медленно поднимающиеся клубы дыма.

– Боже ты мой, метеорит! – воскликнул Гарри. – Прямо в руки идет! – Его глаза загорелись. – Вот это будет репортаж! «Журналист – единственный свидетель падения метеорита»!

Он схватил с полки у дверей фонарик и кинулся вниз по колдобистой тропинке, вьющейся от хибары через лес, в долину. Пятьдесят недель в году Гарри Адамс служил репортером в одной из нью-йоркских газет, славящейся раскапыванием сенсаций. Но каждое лето он уединялся в хижине на северных склонах Адирондака в Аппалачах, чтобы отмыть мозги от разной чернухи, скандалов и коррупции.

– Хорошо бы, чтоб чего-нибудь от него осталось, – бормотал он, спотыкаясь в темноте о корни. – Материала будет колонки на три.

Выскочив на опушку, он оглядел темноту долины и увидел то место, откуда еще тянулись струйки дыма, и, не колеблясь, кинулся туда через лес.

Кусты шиповника драли штаны и руки, ветки хлестали по лицу. Раз он уронил фонарик, тот погас, и пришлось поползать, чтобы отыскать его. Потрескивание огня и запах дыма он услышал издали. А через несколько минут выбежал к круговому вывалу среди деревьев, футов сто в поперечнике, образовавшемуся от удара метеорита.

Валежник и трава, загоревшиеся при ударе, еще горели по краям вывала, дым щипал глаза. Когда Гарри наконец проморгался, он увидел метеорит. Это вовсе не был обычный метеорит – сразу было ясно, хоть эта штуковина и ушла на половину в воронку в мягкой земле. Это был блестящий многогранник десяти футов в поперечнике, его поверхность состояла из множества плоских граней безупречной геометрической формы. Это было искусственное сооружение, прилетевшее из открытого космоса.

Пока Гарри Адамс разглядывал диковину, в голове уже складывались черные строки заголовков: «МЕТЕОРИТ ЗАПУЩЕН ИЗ КОСМОСА!», «РЕПОРТЕР НАХОДИТ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ, В КОТОРОМ…»


А что «в котором»?.. Гарри шагнул к нему, осторожно шагнул – от него все еще исходило свечение – казалось, что он до бела раскален. Но что поразительно – поверхность многогранника горячей совсем не была. Земля под ногами была горяча от удара, а эта штуковина – нет. Сияние, исходившее от нее, было вызвано не температурой.

Гарри стоял и смотрел, сдвинув брови домиком, под крышей которого шла кипучая деятельность мозга.

Очевидно, что эту штуку сделали разумные существа где-то во Вселенной. Вряд ли там, внутри, есть живые существа. После такого-то удара. Но могут быть книги, машины, приборы.

Тут пришло решение. Эту историю одному не поднять. Есть человек, который здесь будет полезен. Гарри повернулся и вышел через лес на тропу, но пошел по ней не назад, к хибаре, а дальше в долину, где тропа выходила на узкую грязную разбитую дорогу.

Через час он вышел на другую дорогу, где грязи было чуть поменьше, а еще через час, уже уставший, но все еще возбужденный до дрожи, он пришел в темную спящую деревушку.

Гарри колотил в дверь лавки, пока заспанный ворчащий лавочник в ночной рубахе не спустился вниз и не впустил его. Он тут же бросился к телефону.

– Соедините меня с доктором Питерсом. Доктор Фердинанд Питерс из обсерватории Манхеттенского университета, Нью-Йорк, – кричал он телефонистке, – и звоните, пока не добудитесь!

Десять минут спустя до его слуха донесся сонный раздраженный голос астронома:

– Да! Кто говорит?

– Это Гарри Адамс, доктор! – быстро проговорил Гарри. – Помните репортера, который в прошлом месяце писал о ваших исследованиях солнца?

– Помню, что в вашей статье было никак не меньше тридцати ошибок, – кисло отозвался Питерс. – И какого дьявола вам нужно от меня посреди ночи?

Гарри обстоятельно втолковывал ему суть дела, минут пять, а когда закончил, в трубке так долго стояла тишина, что он заорал:

– Вы меня слышите, а? Где вы?

– Здесь, конечно. Не кричите в трубку, – послышалось в ответ. – Думаю.

Он быстро заговорил:

– Адамс, я тут же еду в эту вашу деревню, если получится, то аэропланом. Вы меня дожидаетесь и мы идем и осматриваем эту штуку вместе. Если вы говорите правду, то из всего этого выйдет такая история, что вы прославитесь на весь мир. Ну уж если вы решили поводить меня за нос я с вас шкуру спущу, даже если придется искать вас на краю света.

– Умоляю вас, в любом случае – никому ни слова, – предупредил Гарри. – Не хочу, чтобы другие газеты перехватили тему.

– Ладно-ладно, – сказал ученый. – Мне без разницы, на какой подтирке это будет напечатано.

Четыре часа спустя, Гарри Адамс увидел аэроплан, спускающийся навстречу рассветному туману к востоку от деревни. Еще через полчаса появился астроном.

Доктор Питерс увидал Гарри и зашагал прямо к нему. Проницательные черные глаза Питерса за очками на худощавом бритом лице выражали и сомнение, и плохо срытое воодушевление.

Что характерно, он не стал тратить времени на приветствия и предисловия.

– Вы уверены, что это тело представляет собой правильный многогранник? Это не природный метеорит, похожий на многогранник?

– Подождите, увидите сами, – сказал ему Гарри. – Я тут взял машину, мы сможем доехать почти до места.

– Давайте сначала к моему аэроплану, – распорядился доктор. – Я привез оборудование, которое может здесь пригодиться.

Оборудование состояло из арматуры, инструментов, ключей, ацетиленовой горелки с баллонами. Они загрузили все на заднее сидение, а потом долго тряслись по колдобинам заброшенных горных дорог, пока не добрались до тропы.

Когда доктор Питерс с репортером продрался на прогалину, где лежал отсвечивающий многогранник, он некоторое время молча смотрел на него.

– Ну? – нетерпеливо спросил Гарри.

– Безусловно, это не природный метеорит.

– А что это? – воскликнул Гарри. – Снаряд из других миров? Что в нем?

– Вскроем – узнаем, – хладнокровно ответил Питерс. – А сначала надо отгрести от него землю, иначе его не исследовать.

Несмотря на напускное спокойствие Питерса, пока они перетаскивали тяжелое оборудование из машины на прогалину, Гарри видел в его глазах азартный блеск.

А уж та энергия, с которой работал доктор Питерс, была лишь дополнительным подтверждением интереса.

Они сразу же начали откапывать снаряд. На это ушло два часа тяжелой работы. И вот уже чистый многогранник стоял перед ними, отсвечивая белым, под лучами утреннего солнца. Ученый минуту разглядывал вещество, из которого состоял блестящий снаряд. Он покачал головой.

– Это не похоже ни на какое известное мне вещество. Нет ли там следов люка?

– Никаких, – ответил Гарри, потом внезапно воскликнул: – А вот на этой грани какой-то чертеж!

Доктор Питерс быстро перебежал на другую сторону. Репортер показал на свою находку: замысловатый знак, выгравированный на одной из граней на уровне середины многогранника.

Чертеж представлял собой небольшой по размерам спиралевидный вихрь из теснящихся точек. За пределами центрального вихря располагались и другие скопления точек, большинство также спиралевидной формы. А над этим любопытным чертежом шла замысловатая вязь чудных символов.

– Боже! Это же письмена! – завопил Гарри. – Надо было вызвать фотографа.

– И девочку посадить на переднем плане, нога на ногу, чтобы кадр вышел поаппетитнее. Вы еще можете думать о своей подтирочной газетенке в присутствии вот этого?

Его глаза блестели от возбуждения.

– Надпись нам, разумеется, не прочесть, несомненно, она относится к содержимому снаряда. А вот чертеж!

– Что, по-вашему, он означает? – Гарри быстро перехватил паузу.

– Эти скопления точек, кажется, изображают галактики – звездные системы, – медленно говорил Питерс. – В центре, без сомнения, наша Галактика, у нее как раз такая спиралевидная форма. Остальные скопления представляют другие галактики. Но они очень уж близко расположены, слишком близко к нашей. Если они на самом деле располагались вот так, когда была сделана эта штука, то, значит, она была сделана тогда, когда Вселенная еще начинала расширяться.

Тут он стряхнул с себя пыль абстрактных умствований и быстро повернулся к груде инструментов.

– А ну-ка, Адамс, попробуем вскрыть эту жестянку с задней стороны. Не поможет лом – возьмем автоген.


Спустя два часа Гарри и доктор Питерс, запыхавшиеся и обливающиеся потом, обескураженно отступили и молча уставились друг на друга. Все попытки вскрыть этот таинственный многогранник ни к чему не привели. Самые твердые долота не оставляли даже царапин на блестящей поверхности. Ацетиленовая горелка возымела такое же действие. Пламя даже не нагрело вещество корпуса. Кислоты, принесенные доктором Питерсом, не подействовали никак.

– Что бы это ни было, – выдохнул Гарри, – я бы сказал, что это самое твердое и непроницаемое вещество из всех, какие я знаю.

Астроном задумчиво кивнул.

– Если это вообще вещество, – сказал он.

Гарри широко раскрыл глаза:

– То есть как – если вещество?.. Это же видно! Оно твердое и такое же реальное, как мы с вами.

– Твердое и реальное, – согласился Питерс. – Но из этого не следует, что это – вещество. Я думаю, что это какой-то вид энергии, кристаллизованной неким сверхчеловеческим и неведомым нам способом в подобие твердого многогранника. Замороженная энергия.

– Не думаю, чтобы нам удалось вскрыть ее обычными инструментами. Они справятся с обычной материей, но не с этим объектом.

Репортер в недоумении переводил взгляд с Питерса на сверкающую штуковину.

– Замороженная энергия? И что нам теперь делать?

Питерс покачал головой.

– Это выше моего понимания. Похоже, в мире нет способа…

Вдруг он умолк. Гарри глянул на него и увидел, что на лице ученого появилось такое выражение, словно он прислушивается к чему-то.

И в то же время, это было выражение изумления, будто одна часть мозга удивлялась тому, что говорит ей другая.

Через мгновение доктор Питерс заговорил с тем же удивлением в голосе:

– Что это я говорю? Конечно, мы сможем ее открыть. Я только что понял, как. Объект изготовлен из кристаллизованной энергии. А нам надо лишь вывести ее из кристаллического состояния – расплавить, приложив другие виды энергии.

– Но ведь ваших познаний наверняка не хватит, чтобы такое сделать.

– Как раз наоборот, я легко это сделаю, но мне потребуются еще инструменты, – сказал ученый.

Он выудил из кармана обрывок бумаги, карандаш и быстро набросал список.

– Вернемся в деревню, я позвоню в Нью-Йорк, чтобы прислали оборудование.

Пока астроном диктовал список в телефон, Гарри поджидал его в лавочке. Когда, закончив дела, они вернулись на прогалину, уже стемнело.

Многогранник таинственно светился в ночи, загадочный магический кристалл. Для Гарри составило немало труда оторвать своего компаньона от исследований. Наконец, он утащил его к себе в хибару, на скорую руку они приготовили еду и поужинали.

После ужина они сели и попытались играть в карты при свете керосиновой лампы. Оба молчали, лишь изредка роняя односложные слова. Они все время путали карты, пока Гарри Адамс не отшвырнул их.

– Ерундой-то заниматься! У нас все мозги заняты этой хреновиной, ни о чем больше не думается. Мы же просто оба помираем от любопытства – откуда взялась эта штука и что там в ней? Что означают символы на ней? А эта диаграмма, вы говорите, представляет галактики? Мне бы это и в голову не пришло.

Питерс задумчиво кивнул.

– Такие вещи не каждый день на Землю падают. Похоже, что это первый такой посетитель.

Он сидел, уставившись на огонек лампы. Его взгляд был неподвижен, а худощавое лицо выражало полную сосредоточенность и, вместе с тем, изрядное замешательство.

Гарри вдруг вспомнил:

– Когда вы глядели на эту странную диаграмму, то сказали, что, судя по ней, многогранник был сделан, когда Вселенная только начала расширяться. Что вы под этим понимали? Что, Вселенная на самом деле расширяется?

– Разумеется. Я полагал, что все это знают, – раздраженно сказал доктор Питерс. Внезапно он улыбнулся:

– С тех пор, как я общаюсь преимущественно с коллегами, я что-то стал забывать, что большинство людей совершенно не представляют себе Вселенной, в которой они живут.

– Мерси за комплимент, – сказал Гарри. – Давайте рассеем мое невежество в этом вопросе.

– Хорошо, – откликнулся его собеседник. – Вы знаете, что такое Галактика?

– Скопление звезд, таких, как наше Солнце, да? Целая куча их.

– Верно. Наше Солнце – лишь одна из миллиардов звезд гигантского скопления, которое мы называем нашей Галактикой. Известно, что это скопление имеет приблизительно спиралевидную форму, и что оно перемещается в пространстве как единое целое, вращаясь вокруг своего центра.

В пространстве, кроме нашей, есть и другие галактики, гигантские звездные скопления. Их число оценивается миллиардами, и в каждой из них, повторяю, миллиарды звезд. Но, что любопытно, наша Галактика заметно больше других.

Эти другие галактики находятся от нашей на чудовищных расстояниях. До ближайшей – больше миллиона световых лет, другие же еще дальше. И все они движутся в пространстве. Каждое звездное облако несется в пустоте.

Нам, астрономам, удалось определить скорость и направление их движения. Когда звезда либо звездное скопление удаляется вдоль линии, соединяющей ее с наблюдателем, спектральные линии сдвигаются по направлению к красной части спектра. Чем больше скорость удаления, тем больше красное смещение спектральных линий. Используя эту методику, Хаббл, Слайфер и другие астрономы измерили скорость и направление движения других галактик. Они обнаружили удивительное явление, которое вызвало настоящую сенсацию в научных кругах. Они установили, что все остальные галактики удаляются от нашей!

Не то, чтобы удалялись некоторые. Нет! Разбегаются все галактики! Со всех сторон все галактики в космосе спешат прочь от нашей. И разбегаются они со скоростью около пятнадцати тысяч миль в секунду, то есть, почти одной десятой от скорости света.

Сначала астрономы просто не поверили своим наблюдениям. Казалось невероятным, что все галактики удаляются от нашей. Некоторое время полагали, что часть ближних галактик сближается с нами. Но оказалось, что это лишь ошибка наблюдений. И теперь считается бесспорным фактом, что все галактики разбегаются от нашей.

Что это значит? Это значит, что некогда существовал момент, когда все разбегающиеся галактики вместе с нашей были собраны в единую сверхгалактику, содержащую все звезды Вселенной. Исходя из нынешних их положений и скоростей, мы смогли установить, что это было около двух миллиардов лет назад.

Затем какая-то причина разбросала сверхгалактику, и все ее внешние части разлетелись в пространстве по всем направлениям. Улетевшие части – это и есть те галактики, которые до сих пор убегают от нас. Наша же, без сомнения, – центр, сердцевина прежней сверхгалактики. Что вызвало взрыв гигантской сверхгалактики? Этого мы не знаем, хотя выдвинуто много гипотез. Сэр Артур Эддингтон считает, что взрыв был обусловлен каким-то неизвестным принципом отталкивания материи, который мы называем космологической константой. Другие полагают, что начало расширяться само пространство. Есть и еще более невероятные предположения. Каковы бы ни были причины, мы знаем, что сверхгалактика взорвалась и что все другие галактики, образованные при этом взрыве, улетают от нашей с громадными скоростями.

Гарри Адамс внимательно слушал, пока доктор Питерс как астроном излагал ему суть дела в своей быстрой нервной манере. Его худощавое лицо, покрытое свежим загаром, казалось очень серьезным в свете лампы.

– Да, все это кажется весьма странным, – прокомментировал он. – Космос, в котором все галактики удирают от нашей. Но эта диаграмма на корпусе снаряда – вы сказали, что из нее следует, что эта штука была сделана, когда разбегание только началось?

– Да, – кивнул Питерс. – Видите ли, эта диаграмма выполнена разумными – или сверхразумными – существами, поскольку они знали, что наша Галактика имеет спиралевидную форму, и так ее и изобразили.

Но на изображении другие галактики почти касаются нашей. Другими словами, эта диаграмма была изготовлена, когда другие галактики только начали разбегаться. Это произошло около двух миллиардов лет, как я уже говорил. Две тысячи миллионов лет! Понимаете? Если этот многогранник действительно сделан в то время…

– Пока я понял, что от этих рассуждений у меня голова пошла кругом, – сказал Гарри Адамс, поднимаясь. – Пойду прилягу. Не знаю только, смогу ли заснуть.

Доктор Питерс пожал плечами:

– Пожалуй, можно и вздремнуть. Заказанное оборудование раньше утра все равно не прибудет.

Гарри Адамс залез на верхнюю из двух коек хижины и лежал в темноте, размышляя, что же это за визитер из открытого космоса и что же там внутри?

Его раздумья перетекли в туманные грезы, от которых он пробудился внезапно, обнаружив, что хибара ярко освещена солнцем. Он разбудил ученого, и после спешного завтрака они заторопились вниз, к тому месту дороги, куда доктор Питерс распорядился доставить заказанное оборудование.

Ждать им пришлось не более получаса. По узкой дороге прикатил лощеный мощный грузовик. Увидев их, водитель остановился. Они помогли ему разгрузить привезенное оборудование. Потом он развернулся и уехал обратно.

Гарри Адамс недоуменно оглядел кучу оборудования. Оно показалось ему чересчур простецким: дюжина опечатанных контейнеров с химикатами, несколько больших контейнеров из меди и стекла куча полосовой меди и проводов и несколько тонких стержней из эбонита. Он повернулся к доктору Питерсу, который тоже разглядывал эту кучу.

– Мне это здорово напоминает свалку, – сказал репортер. – И как вы собираетесь всем этим барахлом распорядиться, чтобы разморозить кристаллизованную энергию многогранника?

Питерс растерянно взглянул на него.

– Не знаю, – медленно пробормотал он.

– Не знаете? – отозвался Гарри. – То есть как так? Вчера там, у многогранника, вам все было ясно. Вам же все было понятно, когда вы запрашивали этот хлам.

Астроном был еще больше обескуражен:

– Гарри, я помню, что я все знал, когда я писал список, а сейчас не знаю, совершенно ни малейшего понятия, что тут зачем.

У Гарри даже руки опустились. Он недоверчиво глядел на компаньона. Попытался что-то сказать, но увидев, как расстроен его напарник, решил не углублять тему.

– Ладно, перетащим все к многограннику, – спокойно сказал он, – а к тому времени вы, наверное, уже вспомните, как и что.

– Но я никогда ничего так не забывал, – потрясенно сказал Питерс, помогая собрать с земли кучу снаряжения. – Просто за пределами понимания.

Они выбрались на прогалину, где загадочный многогранник все еще сиял таинственным светом.

Они сложили поклажу возле снаряда и тут Питерс внезапно разразился хохотом.

– Ну конечно, я знаю, что со всем этим добром делать! Проще некуда!

Гарри снова уставился на него.

– Вы вспомнили?

– Разумеется, – уверенно ответил ученый, – передайте-ка мне самую большую коробку, на которой написано окись бария, и вот эти два контейнера. Скоро мы его откроем.

Репортер с отвисшей от изумления челюстью наблюдал, как Питерс решительно управлялся с инструментами и реактивами. Он быстро смешивал в сосудах растворы. Вздымалась пена.

Работал он быстро, сноровисто, и не просил у репортера никакой помощи. В движениях его была настолько совершенная точность и уверенность, так не похожая на былую нерешительность, что в мозгу Гарри Адамса вспыхнула и разгорелась невероятная идея.

Внезапно он сказал Питерсу:

– Доктор, вы полностью представляете, что и зачем вы делаете?

Питерс досадливо оглянулся.

– Ну разумеется, – отрывисто бросил он. – А что, не похоже?

– Пожалуйста, сделайте для меня одну такую вещь, – попросил Гарри, – давайте вернемся к дороге, туда, где разгрузилась машина.

– Это еще зачем? – возмутился доктор. – Я хочу побыстрее все закончить.

– Не сердитесь, я прошу вас не просто так, это очень важно, – сказал Гарри. – Это очень важно.

– Глупости все это. Ну ладно, идем, – сказал ученый, отрываясь от работы. – Полчаса потеряем.

Продолжая ворчать, он потащился за Гарри к грязной дороге за полмили от многогранника.

– И что же вы хотели показать мне, – спросил он, озираясь.

– Только спросить, – сказал Гарри, – вы все еще помните, как надо открывать многогранник.

Лицо Питерса вспыхнуло гневом:

– Вы… вы… кретин малолетний! Время ему некуда девать! Конечно, я…

Он сразу умолк. На лице отразился панический, слепой ужас перед неведомым.

– Не помню! – закричал он. – Пять минут назад все помнил, а сейчас даже не знаю, что я там делал.

– Так я и думал, – сказал Гарри Адамс. Хотя его голос был ровен, но по спине вдруг пробежал холодок. – Когда вы стояли возле этого многогранника, вы превосходно знали, как вести процесс, абсолютно неизвестный современной человеческой науке. Но стоило вам отойти от многогранника подальше – и вы уже знаете об этом не больше, чем любой другой ученый на Земле. Вам понятно, что это значит?

Лицо Питерса моментально прояснилось:

– Вы считаете, что некто… нечто в многограннике или возле него вкладывает в мой мозг сведения о том, как его открыть?

Его глаза расширились.

– Невероятно, но похоже, что так оно и есть. Ни я, и никто другой на Земле не знает, как расплавить замороженную энергию. Но когда я стою возле многогранника, я знаю, как это сделать.

Их глаза встретились.

– Если кто-то хочет открыть эту штуку, – медленно проговорил Гарри, – он должен сидеть внутри многогранника. Он не может вскрыть его изнутри, но может заставить вас сделать это снаружи.

Некоторое время они стояли в теплых утренних лучах солнца, глядя друг на друга. Окружающий лес испускал аромат теплой листвы, сонно гудели насекомые. Когда репортер вновь заговорил, его голос невольно стал тише.

– Вернемся – сказал он, – вернемся, и если возле него вы снова будете все знать, то это значит, что мы правы.

Они шли медленно, нерешительно. Хотя Гарри и молчал, но, когда они вышли на прогалину и стали приближаться к многограннику, волосы у него встали дыбом.

Они все приближались, пока не остановились возле самой цели. Тут питерс повернул к репортеру побледневшее лицо:

– Вы были правы, Гарри, – сказал он. – Вот мы вернулись сюда, и мне вдруг стало ясно, как его открыть. Кто-то изнутри говорит со мной, вы правы. Кто-то, запертый внутри долгие века, и теперь стремящийся на свободу.

Внезапный страх сковал обоих, повеяло ледяным дыханием неведомого.

– Бежим отсюда, – крикнул Гарри. – Ради Бога, бежим скорей!

Они развернулись и бросились прочь, но успели пробежать лишь четыре шага, когда в мозгу у Гарри ясно и громко прозвучало:

– Подожди!

В голосе была такая мольба, так ясно он проник в сознание Гарри, как будто бы тот слышал голос своими ушами.

Они остановились, Питерс ошеломленно поглядел на Гарри.

– Я тоже слышал, – прошептал он.

– Подождите, не уходите! – проникло в их головы торопливое послание. – Выслушайте меня, наконец, дайте мне все объяснить, пока вы не убежали.

– Идем, пока еще можем, – закричал Гарри ученому. – Питерс! Кто бы там ни был внутри, кто бы ни говорил с нами, это не человек, он не с Земли. Он пришел из космоса, из далекого прошлого. Уйдем же!

Но доктор Питерс уже снова зачарованно смотрел на многогранник. На лице его отражались следы душевной бури.

– Знаете, Гарри, я останусь и выслушаю его, – вдруг сказал он. – Я должен узнать все, что только возможно. Вы не ученый – вы не поймете. А вы идите, вам незачем. Я возвращаюсь.

Гарри уставился на него, потом ухмыльнулся, хоть бледность еще не совсем сошла с его лица.

– У ученого своя страсть, у журналиста – своя. Я возьму и тоже вернусь. Но, ради Бога, не беритесь за инструменты, не пытайтесь вскрыть многогранник, пока мы не поймем, хоть немного, что же там, внутри.

Доктор Питерс молча кивнул, и они медленно направились к сияющему многограннику. Им казалось, что обычнейший солнечный полуденный мир вдруг утратил реальность. Когда они приблизились к многограннику, мысль, исходящая изнутри, ворвалась в их мозги.

– Я чувствую, что вы остались. Подойдите ближе к многограннику. Мне очень трудно пробить своей мыслью силовую оболочку капсулы.

В каком-то оцепенении они приблизились к самому боку сияющего многогранника.

– Помните, – свирепо прошептал Гарри ученому, – что бы он нам ни внушал, что бы ни обещал, не открывать!

Ученый нерешительно кивнул.

– Я и сам боюсь не меньше вашего.

Теперь мысленные послания из многогранника увереннее достигали их сознания.

– Я заключен в эту оболочку из замороженной энергии, вы поняли правильно. Я запечатан в ней столько времени, что вы даже не можете себе вообразить.

Узилище мое попало, наконец, в ваш мир. Мне нужна ваша помощь, но я вижу, что вы боитесь меня. Когда я открою вам, кто я такой и как оказался заточенным в этом сосуде, вы не будете так меня бояться. Вот почему я хочу, чтобы вы вняли моим мыслям.

Гарри Адамсу казалось, что все это происходит в каком-то странном сне, а мысли из многогранника все текли и текли в его мозг.

– Я не только буду передавать вам мысленные сообщения, чтобы рассказать вам то, что я хочу, но вы и увидите все, что я буду описывать, и поймете все гораздо лучше. Мне не известны возможности вашей мыслительной системы по приему подобных изображений, но я попытаюсь сделать так, чтобы вы четко их восприняли.

Не пытайтесь размышлять над тем, что вы увидите, просто настройте свой мозг на восприятие. Вы увидите все то, что я хочу вам показать, и хотя бы часть из показанного сможете понять, потому что мысли мои будут сопровождать те образы, что предстанут перед вами.

Гарри охватила внезапная паника – он почувствовал, что мир вокруг него исчез. Доктор Питерс, многогранник, вес залитый полуденным солнцем ландшафт – все мгновенно пропало. Теперь Гарри уже не стоял на солнечной полянке, а висел под бескрайним черным куполом космоса – бессветная, безвоздушная пустота вокруг.

Повсюду вокруг него была лишь пустая чернота. Лишь внизу, под его ногами, далеко-далеко, плыло колоссальное звездное облако, похожее на сплюснутый шар. Звезды в облаке можно было считать только на миллионы миллионов.

Гарри знал, что он смотрит на Вселенную, какой она была два миллиарда лет назад. Он знал, что под ним находится гигантская сверхгалактика, в которую собраны все звезды космоса. Следующим его видением было стремительное движение к могучему звездному вихрю со скоростью мысли, и теперь он видел, что миры солнц этого вихря обитаемы.

Их населяли эфирные создания, сложенные из сгустков энергии. Каждое из них было похоже на высокий столб из голубого сияния, увенчанный диском. Они были бессмертны; они не нуждались в пище; они пронизывали пространство и материю на своем пути одной силой воли. Они были единственными существами, обладавшими волей и разумом в сверх галактике, а инертная материя почти всецело подчинялась их воле.

Теперь Гарри смотрел на этот мир уже из центра сверхгалактики. Там он увидел одно из эфирных существ, которое ставило новый опыт на материи. Он пробовал создавать новые ее формы, составляя и переставляя атомы в бесчисленных комбинациях.

Внезапно оно наткнулось на странную комбинацию. Материя в этой форме обретала свое собственное движение. Она оказывалась способной воспринимать воздействия, запоминать их и действовать в соответствии с ними. Она оказалась в состоянии ассимилировать другую материю в себе и, таким образом, расти.

Эфирный экспериментатор был удивлен этой странной заразой, охватившей материю. Он попытался воспроизвести опыт в большем масштабе, и зараженная материя стала распространяться, захватывая все больше и больше обычной материи. Создатель назвал эту болезнь материи именем, которое воспроизвелось в мозгу Гарри словом «жизнь».

Эта странная болезнь вырвалась за пределы лаборатории экспериментатора и начала распространяться по всей планете. И повсюду она инфицировала остальную материю. Экспериментатор попытался уничтожить ее, но было поздно – инфекция распространилась слишком широко. Наконец, он и его сородичи покинули зараженный мир.

Но болезнь перекинулась и на другие миры. Споры ее, влекомые давлением звездных лучей, достигли других солнц и планет, распространяясь по всем направлениям. Зараза жизни приспособлялась к любым условиям, принимала различные формы в разных мирах, но при этом непреклонно распространялась, заражая все больше и больше материи.

Эфирные создания объединили свои усилия для того, чтобы стереть с материи отвратительную заразу, но им это не удалось. Пока они уничтожали ее на одной планете, она захватывала два других мира. Кроме того, всегда оставались сохранившиеся споры, избежавшие уничтожения. Вскоре почти все миры центра сверхгалактики были охвачены чумой жизни.

Гарри видел, как эфирные создания предприняли последнюю отчаянную попытку уничтожить эту патологию, заразившую их вселенную. И эта попытка потерпела неудачу. Чума продолжала свое неостановимое шествие. Существам стало ясно, что так будет продолжаться, пока зараза не охватит все миры сверхгалактики.

Они решили воспрепятствовать этому во что бы то ни стало. Они задумали разбить сверхгалактику, отделить незатронутые заразой внешние части от больной центральной области. Это была бы колоссальная задача, но она не устрашила их.

Их план состоял в том, чтобы привести сверхгалактику во вращательное движение с большой скоростью. Это они осуществили, посылая мощнейшие волны энергии через эфир, волны, направленные так, что постепенно они стали раскручивать сверхгалактику вокруг ее центра.

Шло время, и гигантский звездный вихрь все быстрее и быстрее раскручивался. Зараза жизни все еще распространялась по центральной области, но теперь у эфирных обитателей вселенной появилась надежда. Они продолжали свою работу до тех пор, пока сверхгалактика не раскрутилась столь быстро, что уже не могла более удерживаться в едином целом. Центробежные силы разметали ее как взорвавшийся маховик.


Гарри увидел этот взрыв как бы сверху. Он увидел, как распадается колоссальное звездное облако. Один звездный вихрь за другим отрывался от скопления и улетал в пространство. Бесчисленные новые галактики меньших размеров отделялись от материнской сверхгалактики до тех пор, пока от нее не осталось только центральное ядро.

Оно все так же вращалось и из-за вращения приобрело спиральную форму. Теперь жизнь охватила почти все миры в нем. Последний островок чистых незараженных звезд оторвался от него и улетел прочь, как и остальные.

Как только отделилась последняя чистая часть, состоялся суд и был вынесен приговор. То существо, чьи опыты напустили на Вселенную заразу жизни, и из-за которого пришлось пожертвовать всей Вселенной предстало перед собратьями.

Они решили, что он навсегда должен остаться в зараженной Галактике, которую все остальные покидают. Они заточили виновника в оболочку-многогранник из замороженной энергии, изготовленную так, что ее никогда нельзя было открыть изнутри. После чего они забросили эту оболочку в зараженную Галактику, которую сами покидали.

Гарри Адамс видел, как этот сияющий многогранник бесцельно плавал по орбитам Галактики, и годы проходили миллионами. Другие галактики устремлялись все дальше и дальше от зачумленной, где зараза жизни охватила уже все возможные миры. Здесь оставалось одно единственное эфирное создание, навечно заключенное в свою сияющую тюрьму.

Гарри, словно сквозь сон, видел, как этот многогранник, кружащийся по бесконечным орбитам среди солнц, натолкнулся на одну из планет. Он видел…

Туман. Только серый туман. Видение исчезало. Внезапно Гарри осознал, что он все так же стоит на солнцепеке возле многогранника, потрясенный и завороженный увиденным.

А доктор Питерс, также потрясенный и завороженный, стоял рядом и машинально собирал какую-то треугольную установку из медных и эбонитовых стержней, направленную на многогранник.

Внезапно Гарри все понял и, ринувшись к астроному, завопил:

– Питерс! Не надо!

Питерс, еще не вполне пришедший в себя, завороженно глядел на прибор, который его руки заканчивали как бы сами по себе.

– Разбейте его! – орал Гарри. Этот, из многогранника, околдовал нас своими видениями, и теперь вы работаете механически, не осознавая, что делаете все, чтобы он мог освободиться. Нет, нет! О, Господи!

Пока Гарри кричал, руки ученого со щелчком сомкнули последние детали медно-эбонитового треугольника. Из его вершины вырвался желтый луч, ударивший в сияющий многогранник.

Желтая вспышка внезапно распространилась по всей поверхности снаряда. Гарри и разгибающийся Питерс, не отрываясь, окаменев, смотрели, как многогранник исчезает в шафранном сиянии.

Ячейки замороженной энергии мгновенно таяли и исчезали. Из заточения восставало Существо, что прежде было заперто в своей клетке.

Сорокафутовой башней из голубого, торжествующего света, увенчанной сияющим диском, Оно выросло, божественно прекрасное, во вдруг наступившей тьме, ибо яркий солнечный полдень мгновенно угас, как будто выключили лампочку. Оно кружилось в ужасающем, неземном торжестве. Питерс и Гарри кричали, заслоняясь руками от слепящего света.

Из сияющего столпа в из мозги ворвалась колоссальная волна экзальтации, триумфа триумфов, радости, с которой не сравнима была никакая человеческая радость. Это было могучая песнь Существа, звучащая не в звуке, но в мысли.

Оно было заточено, отрезано от бескрайней Вселенной на протяжении веков, ползущих один за другим, но теперь Оно обрело свободу и – ликовало. Необоримый экстаз космического блаженства исходил от Него в полуденной тьме.

Затем Оно устремилось в небеса гигантской голубой молнией. Сознание Гарри померкло и он упал без чувств.


Когда он открыл глаза, то увидел полуденные лучи, бьющие через окно. Он лежал в хижине, день за дверью был вновь светел. Откуда-то доносился металлический голос.

Он понял, что этот голос, доносился из его батарейного приемника. Гарри лежал не двигаясь, и ничего не понимая в происходящем, а голос все вещал:

– …как нам удалось установить, охваченная зона простирается от Монреаля до Скрэнтона на юге, и от Буффало на западе до акватории Атлантики в нескольких милях от Бостона на востоке.

Это продолжалось менее двух минут, в течение которых вся указанная зона была полностью лишена солнечного света и тепла. Отказали все электрические приборы, не функционировали телефонная и телеграфная связь.

Жители Адирондака и северо-западного Вермонта наблюдали необычные физиологические явления. Они выражались в приступе бурной радости, совпавшем по времени с затемнением, после чего следовала кратковременная потеря сознания.

До сих пор никто не знает причин столь необычного феномена.

Предполагается что это может оказаться каким-либо проявлением солнечной активности. В настоящее время ученые проводят исследования, и как только они…

Гарри тем временем, цепляясь за койку, силился сесть.

– Питерс, – перекрикивал он жестяной звук радио, – Питерс!

– Я здесь, – сказал астроном, подходя к нему.

Лицо ученого было бледно, движения слегка неуверенны, но он также серьезно не пострадал.

– Я пришел в себя немного раньше и перетащил вас сюда, – сказал он.

– Это… Это Существо – это из-за него вся темнота, и остальное, о чем по радио? – крикнул Гарри.

Доктор Питерс кивнул:

– Это было Существо из энергии, силы столь могучей, что, когда оно вырвалось, то вобрало в себя все тепловое и световое излучение Солнца, электрический ток из всех машин в округе и даже электрические импульсы нашего мозга.

– Оно ушло? Оно, правда, ушло? – восклицал репортер.

– Оно устремилось вслед за своими собратьями, в бездну межгалактического пространства, вслед за улетающими от нас галактиками, – торжественно произнес доктор Питерс. – Теперь мы знаем, почему все галактики во Вселенной улетают от нашей. Теперь мы знаем, что на нашей Галактике лежит проклятие – она заражена чумой, заражена проказой жизни. Но мы никогда не поведаем об этом миру.

Гарри Адамс слабо кивнул:

– Нет. Никогда. И лучше бы нам самим поскорее забыть об этом. Лучше забыть.


Читать далее

Проклятая галактика

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть