Онлайн чтение книги Серебряный лебедь The Silver Swan
Глава 8

Захлопнув входную дверь, я иду на кухню, переваривая информацию, которой только что поделилась Татум. Вытащив из холодильника колу, я закрываю дверь и едва не получаю сердечный приступ при виде Хантера, прислонившегося ко входу.

– Черт! – моя рука взлетает к груди.

– Прошу прощения! – он ухмыляется. – У Нейта тренировка, поэтому он поручил мне присмотреть за младшими.

– Присмотреть за младшими? – обиженно спрашиваю я. – Мне не нужна нянька.

Он пожимает плечами:

– Брантли здесь. Пока он тут, тебе не стоит оставаться без присмотра.

Я поднимаю голову, пробегая по нему глазами. Ростом около шести с лишним футов, он возвышается над моими пятью футами тремя дюймами.

– Почему? – спрашиваю я, переводя взгляд на стену. – Что он мне сделает?

Хантер делает паузу, поднося палец к верхней губе:

– Пока что тебе не стоит об этом думать.

– Я уверена, что смогу получить полную информацию, если спрошу у Татум, – бормочу я, держа у лица банку с колой.

– Татум? – он смеется. – Татум живет ради драм и сплетен. Ничего из того, что она говорит, не стоит принимать всерьез.

Его глаза слегка прищуриваются.

– А твои слова стоит? Мне не нужна нянька, – раздраженно бормочу я, направляясь к лестнице – и в очередной раз прямо в меня врезается гора мышц.

– Боже! – я вскрикиваю, раздраженная тем, что мой дом захватили таинственные парни, которые не могут ответить ни на один мой вопрос. Мой взгляд скользит вверх по широкой груди и останавливается на глазах Брантли. У него на подбородке небольшая щетина – ее совсем немного, но, уверена, она может поцарапать, – а глаза темные, словно бездонные ямы. И как только он открывает рот, я обнаруживаю, что его манеры полностью соответствуют мрачной внешности:

– Было бы неплохо, если бы ты держалась от меня подальше.

Это стало последней каплей, и я скрещиваю перед собой руки. Я та еще штучка.

– Что, черт возьми, я тебе сделала?

Спиной я чувствую присутствие безмолвно наблюдающего Хантера.

Глаза Брантли встречаются с моими, прожигая меня, словно горячий нож, режущий холодное масло:

– Само твое существование – проблема. Все было хорошо, пока ты не вернулась, – резко отвечает он, прежде чем оттолкнуть меня и направиться к двери.

Он останавливается, взявшись за ручку, и быстро смотрит на меня через плечо. Его темные джинсы свисают с узких бедер, а белая футболка облегает фигуру. Он что-то бормочет и распахивает дверь.

– Вернулась? – спрашиваю я Хантера. – Я никогда в жизни здесь не была.

Он наблюдает за мной, отталкиваясь от стены:

– Он просто имел в виду то, что ты приехала.

Направляясь к входной двери, он наконец оставляет меня одну:

– Я ухожу. Моя помощь тут больше не требуется.

Я остаюсь на том же месте, рассеянно глядя на дверь. Что происходит? Сильно сбитая с толку всем, что произошло в моей жизни за такой короткий промежуток времени, я поднимаюсь по лестнице в свою комнату, вытаскиваю альбом для рисования и сажусь за стол. Взяв со стола пульт, я нажимаю PLAY на своем проигрывателе. Затем я прижимаю карандаш к краю чистой белой страницы и начинаю рисовать.

Стук в дверь заглушает музыку и отрывает меня от рисунка.

Бум-бум-бум.

– Мэди!

Отодвигая стул, я смотрю на будильник, который стоит на прикроватной тумбочке. Черт! Сейчас 17.30. Я рисовала ровно три часа без перерыва. До смерти мамы я делала так по меньшей мере трижды в неделю, если не чаще, но после ее смерти мне стало гораздо труднее заниматься творчеством. Музыка всегда была для меня отдушиной, а зарисовки – чем-то личным, чем-то, что мы с мамой делали вместе.

Открыв дверь спальни, я вижу на пороге Татум.

– Мне так жаль, – бормочу я. – Я немного увлеклась своим рисунком.

Татум проходит мимо меня, сжимая в одной руке книгу в мягкой обложке, а в другой – розовую спортивную сумку:

– Я вижу.

Она указывает на мою голову, имея в виду растрепанный пучок, нелепо покосившийся на правую сторону.

– Эй! – я хихикаю, указывая на кровать. – Это еще ничего. Тебе стоило бы увидеть их утром.

Это правда, потому что моя утренняя прическа не поддается никаким описаниям. Мои волосы густые и длинные и вдобавок завиваются в естественные упругие волны, доставшиеся мне благодаря маминым испанским корням.

– Да ладно тебе.

Я с подозрением оглядываю Татум:

– А где твоя пижама?

Она с улыбкой смотрит на меня, вытаскивая пачку конфет:

– В сумке.

Я наклоняюсь, выхватывая сладости из упаковки, и иду к своему шкафу, вынимая хлопковые пижамные шорты и легкую майку:

– Я приму душ. Когда я вернулась, то не успела привести себя в порядок.

– О, – Татум с притворным трепетом прижимает руки к груди, – ты прихорашиваешься для меня, да?

– Еще чего! – усмехаюсь я, направляясь к ванной.

Приняв душ, я быстро чищу зубы, на случай если засну во время просмотра фильма, и запираю дверь со стороны Нейта.

Вернувшись в комнату, я в замешательстве смотрю на гору сладостей у ног Татум.

– Матерь б…

– Что? – невинно спрашивает она. – Ты недооценивала мое пристрастие к сладкому?

Я смотрю на чизкейк, картофельные чипсы, M&M, глазированные пончики, мармеладных мишек и газировку.

– Я думаю, после этого нас обеих ждет диабет.

Татум бросает горсть M&M в рот.

– Возможно.

– Я пойду и принесу ложки. – Щелкаю я пальцами в сторону чизкейка.

Оставив ее один на один со сладостями, я спускаюсь по лестнице и бегу на кухню, качая головой в такт мелодии «Simple Man» Lynyrd Skynyrd – она застряла у меня голове после рисования. Сжимая в руке две ложки, я вылетаю с кухни, но останавливаюсь у подножия лестницы и осторожно заглядываю в гостиную, где на большом диване снова сидят все парни.

Нейт откинулся на спинку, прикрывая рукой рот, но морщинки вокруг его глаз выдают то, как сильно он пытается сдержать смех.

– Что? – огрызаюсь я на него, игнорируя остальных ребят. Боже, он меня раздражает.

Он качает головой:

– Ничего такого.

Мои глаза сужаются:

– Ага, конечно.

Я смотрю налево и вижу Бишопа, раскинувшего руки на кресле. Темная футболка облегает его фигуру во всех нужных местах, а джинсы небрежно сидят на бедрах. На ногах у него белые Air Force, и к моменту, когда я успеваю полностью изучить его взглядом, выражение его лица меняется. Я снова вижу его обычную стервозную физиономию, которую, стоит заметить, он делает просто профессионально.

– Разве вам больше негде встретиться? Почему именно здесь? – я наклоняю голову, глядя на парней.

– Успокойся, котенок. Я работаю няней, так что нам приходится здесь оставаться, – Нейт делает паузу, его ухмылка становится шире. – Если, конечно, ты не захочешь куда-нибудь поехать с нами.

Я оглядываюсь на Бишопа и вижу, как его взгляд, все еще направленный на меня, темнеет. Эйс почему-то раздраженно одергивает Нейта.

– Во-первых, – спокойно говорю я, – никогда больше не называй меня котенком. Или я тебя пристрелю.

Я делаю паузу, внутренне посмеиваясь над его изменившимся выражением лица. Наверное, это было не очень хорошо, особенно учитывая, что все они считают меня сумасшедшей из-за случая с мамой.

– Во-вторых, – добавляю я, – я не ребенок. Я могу сама о себе позаботиться.

Конец фразы больше похож на бормотание, но все же я уверенно разворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице. Добравшись до верха, я оглядываюсь через плечо, чувствуя на себе чужой взгляд. Бишоп смотрит на меня снизу.

Не выдержав, я поворачиваюсь прямо к нему:

– Что?

Он почти со мной не разговаривал, не считая того случая с Брантли. Татум предупредила меня о его репутации, и это выступало прямым доказательством его заносчивости и надменности. В любом случае – я повторюсь – его личность не вызывает у меня ничего, кроме желания поскорее сбежать. Он напоминает мне королевскую кобру. Бесшумный, смертоносный и заставляющий вас бесконечно гадать, в какой момент он на вас набросится.

Его безэмоциональное лицо сохраняет обычное каменное выражение, сильная челюсть напряжена, пока в конце концов я не разворачиваюсь и не возвращаюсь в свою комнату. Мое сердце бешено колотится, в горле нарастает ком, а во рту становится сухо. Прислонившись головой к дверному проему, я наблюдаю, как Татум располагается на кровати, теперь уже в пижаме.

– Все в порядке?

– Да, – отвечаю я, протягивая ей ложку. – Давай просто съедим все эти сладости.

Я отправляю в рот огромный кусок шоколадного чизкейка, одобрительно мыча из-за нежного сливочного вкуса, обволакивающего мой язык.

– А теперь расскажи мне, – говорит Татум, собирая свои длинные волосы в пучок на макушке и снимая очки в тонкой оправе, – как тебе удалось привлечь внимание единственного и неповторимого Бишопа Винсента Хейнса?

– О боже, только не это, – бормочу я себе под нос, отламывая еще один кусок торта. Фильм уже давно начался, и на фоне слышатся тихие выстрелы. – Он просто на меня посмотрел. Это совсем не значит, что он мной интересуется – или что им интересуюсь я, если уж на то пошло. Я не такая.

– Ммм… – Татум слизывает с ложки остатки чизкейка. – А теперь повтори это еще раз. Только постарайся сделать это чуть более убедительно!

Я хватаю подушку и бросаю ей в голову, но она ловит ее, падает на спину и смеется.

– Ладно, ладно, извини, но все же стоит заметить, что это – она жестикулирует между нашими глазами, – то, что вы двое вытворяли… Я ни разу не видела ничего подобного. Никто в академии не был достоин его королевского высочества.

Она делает многозначительный взгляд и открывает пакет с мармеладными мишками.

– Откуда ты знаешь? Может, он просто осторожничает.

Она качает головой:

– Нет, он был с другими девушками, но они не из Риверсайда. Они… – Татум делает паузу, подбирая подходящие слова, – знаменитости и все такое.

Разочарованная ее косноязычием, я прошу пояснений:

– Знаменитости – и все такое ?

Она кивает, не обращая внимания на мою колкость:

– Ага. Но это все слухи. Никто лично не видел его ни с одной из девушек, с которыми он, по-видимому, встречался. Я имею в виду дочерей магнатов, наследниц и прочую скучную ерунду. Единственной девушкой, о которой можно говорить со стопроцентной уверенностью, была Хейл, и только потому, что они всегда были вместе. Их отношения были похожи на современную сказку про Золушку, где бедная принцесса нашла своего принца.

– Оу! По-моему, ты преувеличиваешь.

Качая головой, она кладет себе в рот еще одного мармеладного мишку, и я тянусь за таким же, пока она не успела съесть всю пачку в одиночку.

– Да, наверное. Конечно, он был таким же надменным, но, по крайней мере, когда она была рядом, он улыбался и не посылал людей куда подальше, если они подходили к нему ближе чем на метр.

Я выдохнула:

– Ну… тогда, думаю, ей повезло. Возможно. Потому что он выглядит засранцем.

Татум смеется, бросая в меня мармеладного мишку:

– Видишь… Я знала, что мы будем подругами.

Она была права.