Хэзер Чайлд. Смартфейс

Онлайн чтение книги Смартфейс Everything About You
Хэзер Чайлд. Смартфейс

Heather Child

SMART FACE

Одной пасмурной ночью

Пока асфальт постепенно отдает тепло, накопленное за день, под светом фонарей с датчиком движения идет девушка. Глухо цокает каблуками, касается экрана телефона, ее лицо озаряется жутковатым свечением. Девушка сверяется с картой. Она настроена решительно и не замечает темных закоулков, рекламных щитов, принявших самые необычные формы из-за дождя. Стена склада дает ложное чувство безопасности, девушка хмуро смотрит вниз, вдруг ее лицо накрывают чьи-то грубые руки. Не кричи. Возможно, между ними завязывается борьба или жертву даже усыпляют хлороформом. В любом случае, пока она теряет сознание, нейроны захлестывает ледяная волна ужаса. Телефон падает, отскакивает от бордюра, экран покрывается паутиной трещин, ее тащат на заднее сиденье машины, ботильоны скребут о шероховатую поверхность дороги, и она почти не слышит, как с низким жужжанием заводится двигатель.

Здесь все и прекращается. Должно быть, Фрейя лежит где-то в полудреме, терзаемая своим воображением, в котором вертятся сцены из нуара, или же полностью погружена в сон, но как только в ее голове появляется увитый плющом склад и цветы буддлеи, свисающие с водосточной трубы, где и нашли телефон, все придуманные образы растворяются и, подобно материи, превращающейся в чистую энергию, приводят к очевидной мысли. Руби никогда больше не пройдется по этим улицам, никогда не достигнет пункта назначения, как обещала карта. Остается лишь этот тупик.

1

Молодой, льстивый, оптимистичный голос. Он оседает на коже и вызывает некое чувство, которое невозможно передать словами.

– Просыпайтесь, – повторяет он снова, и Фрейя послушно выбирается из-под пухового одеяла. Оглядывается, вокруг никого нет, но все еще слышится эхо голоса, достаточно убедительного, чтобы заставить сначала действовать, а потом уже задавать вопросы. Штора завешена, грязно-голубой январский свет никак не соответствует лучезарному рассвету, изображенному на интерактивных обоях: птицы, выводящие трели и порхающие тут и там над полянами диких цветов. Обычно подобная гамма оттенков помогает полностью проснуться в течение получаса или около того. Фрейя, наполовину укутанная в одеяло, нервничает и пытается сделать хотя бы глоток воды. Было большой ошибкой устанавливать это приложение, последнюю версию смартфейса, которое настоятельно советует немедленно включить термостат, или она превратится в ледышку. Девушка скользит ладонью по шероховатой коже рук и думает, достаточно ли оно умное, чтобы разглядеть мурашки по веб-камере.

– Почему ты меня разбудила? Разве я куда-то опаздываю?

– Пока нет, – отвечает невидимка.

Вопиющая дерзость. Фрейя хватает со стола шарик в виде улыбающегося смайлика и осматривает, на ощупь пластик напоминает кожу. В шаре нет необходимости, зато людям, которые захотят подарить кому-нибудь смартфейс, есть что завернуть в подарочную упаковку. Запустив приложение прошлой ночью, она увидела на рабочем столе воздушные шарики и надпись: «С днем рождения, Джулиан!» Ей пришлось сбросить настройки до заводских.

Огорченно положив шар на место, Фрейя вспоминает, как накануне вечером отец Джулиана бросил нечто в подарочной упаковке от компании «Смарти» на стол.

– Его подарок, – гаркнул мужчина и стремглав вылетел из комнаты. Такое поведение растревожило ее, в комнате остался терпкий запах лосьона после бритья. Позже Фрейя наблюдала за тем, как Джулиан достает две коробки, самые последние технологии и отнюдь не на последнем месте по цене.

– Очередное барахло, – усмехнулся он. – Думают, оно поможет мне найти работу.

Для него это обычный хлам, который отец притащил домой с работы – даже не удосужился выбрать что-нибудь в магазине. Предметы остались лежать на столе: Джулиан, пренебрежительно разорвав упаковку, ушел на кухню. Вернувшись, он заметил, что Фрейя заинтересовалась маленькой красной сферой, и бросил свой подарок в сторону девушки.

– Хочешь шарик? Да пожалуйста. Я не собираюсь разговаривать с каким-то там ботом.

Джулиан взял под мышку коробку побольше – новейший шлемофон от «Хало», а затем вернулся в свою отвратительно пахнущую спальню.

Может, он и был прав и Фрейя зря повелась на всю эту шумиху, а может быть, ее подкупил Крис – коллега с работы, который буквально влюбился в свой смартфейс. Цены на них падают, но модель Джулиана – самое последнее изобретение, сверхумное и, возможно, учитывая наклейку «бета», еще даже не поступившее в продажу. Приложение запускает прогноз погоды, и после инцидента с мурашками девушка, сама того не замечая, переодевается, спрятавшись за дверцами шкафа. Красный галстук – самая клоунская часть ее рабочей одежды; как бы она его ни повязала, он все равно выглядит не так, как надо. Девушка достает из ящика стола ножницы и отрезает кромки брючин – слишком длинные, тянутся по земле во время ходьбы. Так что просто вопрос времени, заметит ли начальник их состояние или, возможно, уже заметил и просто не подает вида.

Когда в квартире тихо, а бывает это не так уж и редко, Фрейя старается не шуметь и осторожно пробирается через пустую гостиную на кухню. На этот раз тостер срабатывает вовремя, и пальцы ловят идеально зажаренные тосты. Если хочется с кем-нибудь поговорить, то африканские наземные улитки – прекрасные собеседники. Они скользят по стеклу террариума, их заостренные панцири похожи на паруса невероятно медленных кораблей.

– Не желаете ли отведать салата? – спрашивает Фрейя, взяв в руки изогнутый лист латука, и кладет его улиткам, вопросительно вытянувшим рожки. Есть нечто успокаивающее в том, как они перемещаются внутри своего маленького стеклянного мирка. С двенадцати лет девушка держала улиток и обычно вдобавок к ним заводила ящерицу того или иного вида. Питомцы дружно расправляются со своим завтраком, а затем Фрейя замечает, что не закрыла крышку террариума и одна улитка уже успела доползти до столешницы. Животное отрывается от стола с характерным хлюпающим звуком и помещается обратно в террариум.

– Это для твоего же блага, приятель.

Вернувшись в свою комнату, Фрейя надевает обувь и быстро проверяет социальные сети – комментарии так и льются на интерактивные стены – любопытно, не пропущены ли за ночь какие-нибудь интересные записи. Вдруг что-то привлекает внимание и вместе с тем вызывает раздражение, но прежде чем вникнуть в суть дела, девушка вмешивается в спор о яйцах улитки – за их появлением нужно постоянно следить, чтобы вовремя заморозить. Поделившись обучающим видео, она слышит, как из динамиков, постепенно набирая силу, звучит голос смартфейса: он хвалит ее выбор и предлагает опубликовать что-нибудь другое, но уже вместо Фрейи – ей нужно бежать на работу. Она смотрит на время и в ужасе вскакивает. Бросается в свою комнату, накидывает зимнее пальто и уходит, чуть не забыв захватить смарт-очки.

На улице ей на ноги постоянно летят брызги из-под колес беспилотных автомобилей, мчащихся по лужам. В идеальном мире они бы остановились и предложили подвезти, попросив прощения за свое поведение, но вероятность этого так же мала, как и то, что начальник Фрейи не заметит ее опоздания или никак не отреагирует на него. Прямо сейчас он, вероятно, смотрит на свои антикварные часы и улыбается, с нетерпением ожидая момента, когда сможет в очередной раз одарить девушку пренебрежительным взглядом.

Монолитная железобетонная эстакада возвышается над головой и вызывает у Фрейи, спешащей на работу в безвкусной, отвратительно сидящей униформе, чувство собственной ничтожности. Чтобы хоть немного отвлечься, девушка достает смарт-очки с тонкими титановыми дужками, которые тут же становятся невидимыми благодаря технологии абсолютного комфорта. В очках эстакада превращается в крону дерева, покрытую цветами и сочными зелеными листьями. Полупрозрачная проекция лишь слегка дополняет окружение. Фрейя бы и не выдержала полного погружения в виртуальную реальность, ей просто нравилось наблюдать, как граффити превращаются в светящиеся лепестки, проходя мимо цветков мальв, видишь, как они раскрываются, каждая дорожка становится рекой, которую нужно пересечь, перепрыгивая с одного камня на другой.

– Стоп! – командует смартфейс. Вытянутая нога зависает над бордюром, Фрейя отдергивает ее, и в ту же секунду мимо девушки проносится велосипедист.

– Ничего себе, – Фрейя понимает, что едва избежала столкновения. – Как ты узнала?

– Система навигации, – говорящая будто пожимает плечами.

Фрейя снимает смарт-очки, слегка обеспокоенная тем, что привычные спецэффекты чуть было не стали причиной аварии. По-хорошему, при виде велосипедиста изображения должны были исчезнуть, но, возможно, этот ехал слишком быстро. Девушка осторожно идет по тротуару, осталось преодолеть пару сотен метров, уже виднеется стеклянная стена здания. В настоящее время большая его часть отводится под стильные квартиры, хотя когда-то на их месте располагался магазин.

Раньше в «Твоем доме» царило веселье, в те времена, когда его шутливо называли « Поработай с идиотскими фрикадельками». Тогда у них еще был выставочный зал. Клиенты могли легко заблудиться в лабиринтах бесконечных спален, гостиных и кухонь, и Фрейя с удовольствием показывала им кратчайший путь. В магазине было множество всевозможной мебели, бессчетное количество подушек в горошек и милых лягушат, горы разноцветных кружек и складных полок-кубов. Там стоял лес ламп, двухъярусных кроватей, шкафов и прочих тайничков, а также имелись интересные коллеги, чье истинное призвание находилось в сотнях миль от сборно-разборной мебели. Фрейя помнит девушку, которая могла выбраться из шкафа, будучи при этом связанной на двенадцать узлов бельевой веревки, всего лишь за две минуты, в конце концов ее уволили за то, что она предложила слишком многим пожилым джентльменам (они не могли поверить своему везению) связать ее. Во время ремонта ушло большинство друзей Фрейи: Мишель, в голове у которой постоянно играл диджей в стиле нью-вейв, Кэт – ландшафтный дизайнер, а также два студента из Молдовы, утверждавшие, что привыкли закусывать элитную водку только икрой, но почему-то работавшие в магазине.

Позади закрываются раздвижные двери, торговый зал буквально мерцает. Каталог товаров представляет собой голограмму, на каждой стойке лежат тактильные перчатки, чтобы покупатели могли пощупать текстуру ткани, пооткрывать ящики комодов и потрогать матрацы. За стойками хаотично разбросаны деревянные стулья с пружинными спинками, ни малейшего признака обслуживающего персонала. Единственное живое создание, которое видит Фрейя, – Сандор, проходящий мимо островка со столовыми приборами, он улыбается, отчего бакенбарды топорщатся в разные стороны. Надо быть начеку. Обычно на лице начальника читается легкий оттенок горечи, если же он пребывает в другом настроении, значит, у него в рукаве припрятан козырь. Фрейя проверяет, не развязался ли галстук, и в глубине души надеется, что пришла вовремя. На брюках каким-то образом появилось пятно от сыра. А где же Крис? Коллега чаще всего приходит очень рано, особенно если Фрейя опаздывает, в такие моменты ей хочется провалиться сквозь землю. За все то время, что они работают вместе, Крис ни разу не опоздал. Не увидев долговязой фигуры парня, Фрейя начинает нервничать, ведь для нее он – как соломинка для утопающего. Сандор преграждает дорогу рядом с самой большой стойкой и, покачиваясь на носках, стоит так близко, что его зловонное дыхание бьет прямо в лицо.

– Фрейя.

– Доброе утро, – с напускной веселостью здоровается она.

Начальник с трудом сдерживается, ухмыляясь и подергиваясь от нетерпения. Он проскальзывает за стойку, и поэтому приходится на него смотреть через полупрозрачный гардероб, который превращается в книжный шкаф. Закатав рукав рубашки, он взмахивает пальцем так, будто перерезает ножницами ленту на торжественной церемонии, а затем тянется к панели управления.

– Хочу кое-что тебе показать.

Услышав эти зловещие слова, Фрейя не успевает даже нахмуриться, как вдруг с бешеной скоростью вверх взвивается поток света. Фрейя отшатывается, сердце бешено бьется в груди. Фантом стоит и, улыбаясь, говорит что-то, чего она не в силах услышать. Появление из ниоткуда и так было достаточно пугающим, но голограмма приближается, сосредоточив все свое внимание именно на Фрейе. Рука – гладкая, будто покрытая тонким слоем масла – словно сейчас дотронется. Губы существа шевелятся, и Фрейя слышит:

– А вот и вы… а, Фрейя! Надеюсь, у вас выдался отличный денек? Может быть, вас заинтересуют новые жалюзи?

Голограмма – женщина, примерно одного с ней роста. Ослепительно-белая рубашка, идеально повязанный галстук, Фрейя никогда бы не смогла добиться такого эффекта. Но существо тоже не лишено недостатков: глаза слишком сильно светятся, непропорционально большие и неестественно синего цвета. К тому же мультяшная кожа блестит так, будто намазана вазелином. В целом женщина вся какая-то невесомая, без запаха, будто ее вообще нет, но в то же время она искренне ждет ответа. У Фрейи пересохло в горле. Сандор нежно смотрит на голограмму.

– Ну, разве не само очарование?

– Что это такое?

– Я назвал ее Холеной Холли.

Услышав свое имя, оно поднимает голову. Зачем здесь вообще нужен голографический ассистент? Фрейе интересно, уволился ли Крис по собственному желанию или же его выгнали, ведь еще в субботу они работали вместе. Вероятно, Сандор собирается уволить и ее, такая перспектива намного лучше, нежели остаться наедине с этим объектом. Фрейя и раньше видела проекции, но никогда так близко, к тому же они никогда прежде не носили ту же одежду, что и она. На сердцевидном лице молочного цвета играет улыбка. Начальник просовывает руку сквозь живот Холли и смеется: голограмма делает шаг назад и игриво грозит ему пальцем. Должно быть, в программу заложена информация о типичном поведении человека, хотя это не очень-то помогает ей выглядеть естественно. Постепенно происходящее начинает казаться не таким уж и странным, Фрейя понимает, что ее лицо искажено гримасой безумия. Она тихонько пятится назад, и тут из-за кухонь появляется Крис.

– Вот, решил познакомить девочек. – Смех Сандора звучит наигранно, начальник понимает, что никто, кроме него самого, не находит происходящее забавным. Он нажимает на панель управления, и вместе с голограммой исчезают жалюзи с рисунком из листьев.

– Итак, все в сборе, – добавляет он таким тоном, будто подчиненные уже все знают. – Сегодня вам двоим придется поработать в кафе.

Ошарашив молодых людей новостью о понижении, которое, как опасается Фрейя, окажется постоянным, Сандор возвращается в свой офис. Фрейе жаль, что она не может воспринимать начальника так же несерьезно, как Крис, который посылает ему вдогонку парочку непристойных жестов. На коллеге надето два фартука, один поверх другого.

– Что происходит? – спрашивает Фрейя.

– Просто возьми свой фартук.

Пару секунд спустя Фрейя уже стоит за прилавком с едой, волосы кое-как заправлены в сетку, на руках латексные перчатки. Крис вываливает фрикадельки на противень из нержавеющей стали и начинает их разогревать.

– Так мы теперь буфетчицы? – девушка смотрит в чан с серо-коричневым соусом.

– Почему ты так поздно пришла? А вот голограмма тут как тут, не упустит ни одного клиента.

Парень с силой бьет по прилавку, так что подносы с едой громыхают. Парочка ранних покупателей оглядываются, Фрейя съеживается, размышляя, не услышали ли они их разговор из-за усилителя речи под прилавком.

– А что насчет Жаклин? Разве она не собирается вернуться?

В ответ на шепот Крис лишь пожимает плечами.

– Думаю, нет, вот они и решили протестировать ноу-хау.

Поднимается пар, парень с яростью перемешивает бобы. Они оба знают, в трудовом договоре прописано слишком много пунктов, только что не изымать у сотрудников органы. Фрейя сжимает и разжимает кулаки, чувствуя, как латекс обтягивает костяшки пальцев. Фартук доходит почти до пола. Она моргает, перед глазами все еще стоит поток света, принявший форму голографической девицы, которая покачивает круглой атласной головкой и делает шаг назад, когда рука Сандора проходит через несуществующую плоть. Ее голос совсем не похож на голос смартфейса, слишком высокий, слишком искусственный, переливающийся, будто от смеха. Это существо теперь займет место Фрейи, будет разговаривать с клиентами, размещать заказы, принимать платежи со смарт-карт. Внутри возникает странное ощущение пустоты, будто сама Фрейя соткана из света.

– Почему бы не поставить на раздачу еды робота? Глупое занятие для нас обоих, – ворчит она. – Просто бред.

У прилавка появляется молодая пара, и лишь спустя мгновение Фрейя вспоминает, что нужно делать. Она сбрасывает оцепенение и пытается положить фрикадельки в тарелки, которые они держат в руках, но люди стоят слишком далеко, поэтому два или три мясных шарика падают, и ей приходится добавить еще один черпак. Чтобы передать тарелки поверх оргстекла, приходится становиться на цыпочки, всему виной низкий рост Фрейи. Коллега смотрит на весь этот цирк и потешается. А затем вздыхает.

– Если задуматься, в этом есть некий смысл. Задача голограмм – говорить, они сделаны из ничего, никаких дорогих роботов, плюс могут удержать в своих маленьких блестящих мозгах каждую мелкую деталь, будь то размер или ткань…

– Я тоже с этим прекрасно справлялась…

– А вот она может подключиться к данным практически любого человека, – продолжает парень, подтолкнув девушку, – и узнать, что он уже купил для дома. А вот ты знаешь, что ищет клиент, только переступив порог магазина? Или что подойдет к его блевотно-желтому дивану? Или какими средствами он располагает?

Девушка снова погружается в раздумья, перебирая в уме все деловые отношения, которые ей доводилось иметь с голографическим персоналом. Часто их ставят на посты сотрудников справочной службы или администраторов, возраст и внешний вид голограммы зависят от целевой аудитории компании. Содержание такого персонала обходится намного дешевле, а его труд намного эффективнее, так что у выпускников практически не остается шансов устроиться на работу. Мать умоляла пройти стажировку в какой-нибудь крупной компании – Фрейе не хотелось платить взнос, – потому что самые низшие должности постепенно отмирали. Несмотря на то что «Твой дом» сконцентрирован лишь на виртуальном каталоге товаров и постепенно уменьшает торговый зал, она и представить себе не могла такого поворота событий. Фрейя не считает себя настолько ужасным сотрудником. Да, бывало, опаздывала, но всегда оставалась профессионалом: изучала новые товары, слушала лекции Сандора и уговаривала клиентов купить как можно больше мебели в свои дома. Два года стабильных продаж должны были означать повышение, возможно, из этого получилось бы что-то вроде карьеры.

Крис протягивает спрей и указывает на столы, покрытые полузасохшими потеками от кетчупа и разлитого кофе. Фрейя берется за дело, стараясь не вдыхать чистящее средство, но оно все равно попадает в нос, разлетаясь мелкими частицами повсюду, после того, как она слишком много раз брызгает на хромированную поверхность. Знакомый запах, девушка осматривает флакон. Лемонграсс. Фрейя постоянно нюхала аромат этого пряного цитруса до переезда. Руби с его помощью маскировала запах сигаретного дыма на одежде, но этот кажется более искусственным. « Тебе бы не понравилось . – Брызги лимона оседают на щеках, и девушка закрывает глаза. – Тебе бы все это не понравилось».

Вернувшись к прилавку, Крис раздает фрикадельки, странное сочетание: состоят из фарша, а пахнут сосисками.

– Соус, сэр? – Парень бойкий и вежливый. В меню есть блюда и для завтрака, но большинство покупателей хочет именно фрикадельки. Кажется, они привлекают людей даже больше, чем мебель. Здесь всегда много покупателей, в любое время дня. Некоторые уже сидят с картонными стаканами, наполненными апельсиновым соком, на вилках – идеально однородное пюре. Люди, которых уже обслужили, выстраиваются в длинную очередь, чтобы заплатить у сканера по отпечатку пальца, Крис кладет руки на ягодицы, откидывается назад и стонет. Сеточка, натянутая поверх челки, мешает парню не меньше фартука. В свободное от работы время коллега одевается круто или, по крайней мере, неожиданно. Недавно парень включил в свой гардероб старые твидовые пальто, что позабавило Фрейю. Девушка не единожды размышляла, что его здесь держит, ведь работа с каждым разом становится все скучнее, а Сандор – все невменяемее. Конечно, Крис перерос это место, он тянется вверх – так же, как и сейчас, – подобно растению в поисках света. Ему двадцать один, парень полон идей. Потянувшись изо всех сил, он поворачивается, и Фрейя, к своему удивлению, понимает, что Крис хмурится.

– В твоих словах есть истина, – продолжает парень, несмотря на то, что их разговор был прерван. – Можно было бы обзавестись ботами для этих целей. Будем вести себя наилучшим образом, обслуживать клиентов, пока они не смогут разглядеть профессионализм в наших глазах.

Фрейя пристально смотрит на коллегу, ожидая встретить в его взгляде иронию. Но на нее нет ни единого намека, и на лице девушки читается сострадание. Без сомнения, Крис боится остаться без работы. Может, дело в деньгах, сейчас не самое подходящее время для поиска вакансий.

– Я буду паинькой, так же, как и всегда.

– Хорошо, тогда поклянемся на фрикадельке.

Лицо парня проясняется, он берет фрикадельку и, разрезав пополам, накалывает кусочек на нож и протягивает девушке.

– Ой! – горячий жир обжигает даже сквозь перчатки.

К вечеру становится намного спокойнее, лишь несколько покупателей листают каталоги с мебелью. Фрейя с Крисом начинают собирать объедки, брошенные детьми на пол, и вытирать пролитую смесь газировки с желоба торгового автомата. К концу смены Фрейя вспоминает, что хотела сказать Крису.

– Ты все еще пользуешься принцем Джорджем?

– Милым принцем? – при упоминании любимого виртуального помощника в его глазах появляется обожание.

– А я вот обзавелась смартфейсом. Самой последней моделью.

– Что, от «Смарти»? Неужто решила разориться…

– Джулиан отдал мне за ненадобностью.

– Ясненько, – ухмыляется парень, собирая в охапку чистящие средства. – Для некоторых такие отношения вполне нормальны.

Когда Крис бросается к шкафу, Фрейя с трудом сдерживается, чтобы не сорвать с него сетку для волос.

– Мы еще не закончили мыть посуду.

– Поверь мне, ты и оглянуться не успеешь, как все уже будет сделано.

Коллега продолжает расставлять чистящие средства, на лице читается мечтательная улыбка. Девушка может понять привлекательность виртуального помощника, но все-таки достаточно странно слышать голос из ниоткуда.

– Что для тебя делает смартфейс? – спрашивает Фрейя, гремя пустым подносом, пока он не сваливается с прилавка. Инфракрасные лампы греют руки, словно тропическое солнце.

– Все. Я очень редко самостоятельно прошу его о чем-либо, Джордж смотрит мои данные и выясняет, что нужно. Больше никаких поисков или принятия решений, весь этот этап полностью пропущен. – Его рука опережает Фрейю и вытаскивает другие подносы. – Хотелось бы иметь новую модель, как у тебя, например, с более мощным самообучающимся процессором. Но и Джордж развивается, уже может сказать, был ли у меня плохой день.

– А разве нам это не под силу?

– Честно говоря, с ним очень удобно. В пятницу был день рождения моего соседа по дому, а я не знал об этом ровно до того момента, пока Джордж не купил подарок – от меня, – не завернул в подарочную упаковку и не положил под дверь.

– Он же купил его на твои деньги?

– Да, купил статуэтку на мои деньги, но сумма не превышала той, что я обычно трачу. С точностью до фунта.

Фрейя молчит, она не уверена, что позволит кому-либо распоряжаться своими финансами. Крис совершенно спокойно разрешает своему смартфейсу, – или принцу Джорджу, выбранной им знаменитости, – вести дела. Прошлым летом парень позволил приложению забронировать билеты в Шотландию после того, как виртуальный помощник измерил давление хозяина и нашел его повышенным. Тогда Фрейя завидовала Крису, вернувшемуся на работу румяным и отдохнувшим, пусть коллеге и пришлось раскошелиться. С тех пор парень был без ума от принца Джорджа: проводил с ним многие вечера или просто болтал, будто тот на самом деле был молодым членом королевской семьи, живущим в арендуемой Крисом части дома в Кэтфорде.

– Не думаю, что мне это нужно.

Парень с грохотом бросает подносы, так что Фрейя подпрыгивает от неожиданности.

– Если это всем нужно, то и тебе тоже. Или ты планируешь прожить с бывшим всю свою жизнь?

Фрейя опешила, но не проронила ни слова. На лице Криса читается отвращение, парень исчезает под прилавком, чтобы вытереть соус.

– Честно говоря, Фрейя, тебе нужен хороший пинок под зад. По крайней мере, позволь устройству это сделать.

Смена подходит к концу, девушка снимает перчатки, замечая на запястьях пятна от горячего жира. Слова Криса тоже оставили свой след. Так больше нельзя жить, разрыв отношений открыл новую сторону Джулиана, с ним стало просто невыносимо. Хотя Фрейя и привыкла терпеливо наблюдать и ждать, кажется, смартфейс попал к ней в руки как раз вовремя. Пожалуй, стоит ухватиться за этот шанс и выжать из устройства все возможные знания – недаром же эти приложения называют «умными».

Преисполненная решимости, девушка надевает очки, розовая линия на карте, проложенная вдоль дороги, указывает маршрут домой. Когда Фрейя проходит мимо пекарни, появляется мультяшная булочка, парящая в воздухе, словно какой-нибудь инопланетянин, и говорит, что с нетерпением ждет ее завтра. Это необыкновенно раздражает Фрейю, девушка моргает, чтобы убрать изображение, чуть не столкнувшись с женщиной, которая поправляет лацканы своей коротенькой модной курточки и насмешливо смотрит на смарт-очки. Сейчас большинство людей пользуется долгосрочными контактными линзами, но Фрейя предпочитает то, что можно легко снять. Когда она уходит, женщина продолжает разговор, возможно, обсуждая со своим личным помощником планы на выходные или решая, какой фильм стоит посмотреть. Это одно из тех изобретений, которое люди находят слишком полезным, чтобы отказаться от него, реклама напирает на то, что желание угодить прописано в самом коде смартфейсов, и, если пользователь смутно понимает, чего хочет – от жизни в целом или хотя бы в ближайшие пять минут, – умный помощник просто проанализирует данные и все выяснит. Изобретение вызывало многочисленные споры в прессе: нельзя точно сказать, можно ли с помощью ваших слов и поступков рассчитать, чего вы захотите в будущем.

– Ладно, смартфейс, – заявляет она, – я хочу, чтобы ты подумала о будущем. Что ты можешь мне предложить?

– О будущем? – щебечет голос. – Вы имеете в виду планы на жизнь? Возможные болезни? Имена детей? Место жительства?..

– Остановимся на последнем варианте, – Фрейя сворачивает с дороги, чтобы срезать путь через заросли колючек. – Погоди-ка, что ты имеешь в виду, говоря о болезнях?

Девушка проводит пальцем по линиям на ладони, думая, стоит ли позволить виртуальному помощнику приоткрыть завесу ее судьбы. Идея совсем не привлекает.

– Неважно. Просто скажи мне, где я могла бы жить.

– Вы хотите съехать от Джулиана, верно?

– Да.

Приятно, как быстро помощник понимает ее желания. Пока алгоритмы исследуют данные Фрейи и вычисляют подходящее место жительства в Лондоне, девушка ступает по мокрым веткам и хрустящим пакетам. Она обнаружила этот кратчайший путь вскоре после своего переезда, повсюду заросли боярышника и незаконно выброшенные холодильники, редкая полоса земли, еще не застроенная, но ее уже никак не назовешь зеленой зоной. Это ближайшее место, позволяющее хоть на несколько минут оказаться будто за городом. Бурая у корней густая трава разлагается у основания и источает сладкий гнилостный запах. В смарт-очках появляются изображения квартир, и если верить проекции, жилища появятся в поле зрения через несколько метров. Основное впечатление создается благодаря бежевым коврам, гофрированному железу и похожим на гаражи строениям, им не очень-то удается скрыть свое однообразие. День постепенно сменяется ночью, небо такое тяжелое, что кажется выпуклым. Впервые Фрейя осознает тяжесть печали, растущей изнутри.

– Знаешь, – бормочет девушка, – меня сегодня понизили, заменили какой-то голограммой.

Когда Фрейя уже и не надеется на ответ, смартфейс отвечает.

– Сочувствую.

Весь день она слушала неискренние голоса, любезности и наилучшие пожелания. В другом настроении девушка приняла бы эти слова сочувствия и, возможно, даже с профессиональной вежливостью поблагодарила компьютер. Но воспоминания о Холеной Холли все еще приносят боль.

– Какого черта. Ты ведь даже не настоящая, – резкие слова освежают, словно мятная конфета.

Ответ смартфейса взвешенный, даже возмущенный.

– Эй, будь я настоящей, мне было бы жаль.

Да что не так с этим голосом? Он полон какой-то неуместной радости. Какое у него право быть настолько фамильярным, если до прошлой ночи его даже не существовало? Фрейя хочет удалить приложение здесь и сейчас, но в ушах все еще звучат слова Криса. Если постоянно отказываться от возможностей, ничего никогда не изменится. Просто дай устройству еще одну попытку, говорит она себе, загляни в настройки и выбери не такую дерзкую «личность».

– Я могу выбрать и знаменитость, так? – размышляет Фрейя вслух. У Криса есть собственный принц, должен же быть актер, чей голос можно вытерпеть.

– Вы можете выбрать абсолютно любую знаменитость, и ваш смартфейс будет функционировать, исходя из их данных. Как бы то ни было, моя личность выбрана с учетом всех настроек по умолчанию, доступных для данной бета-модели.

Первые капли дождя падают на лоб.

– Что это значит?

– Получается, я в некотором роде настоящая. Я основываюсь на данных реального человека.

Фрейя не может скрыть потрясения, услышав, что смартфейс умеет приводить доказательства. Раньше существовал один тест, тест Тьюринга, он проводился, чтобы увидеть, может ли компьютер аутентично подражать разговору человека. Должно быть, прошло пятнадцать или даже двадцать лет с того момента, как чатботы прошли тестирование.

– И кто же это мог быть? – она представляет среднестатистическую помощницу по обслуживанию клиентов, любительницу кошек и готовых полуфабрикатов для микроволновки, которая заплатила символическую плату за то, чтобы ее личность установили на миллионы смартфейсов по всему миру.

– Это я, Руби.

Фрейя останавливается, мокрая трава щекочет лодыжки. Необходимости дышать больше нет. Можно только застыть на месте и позволить словам упасть на кожу, почувствовать их прикосновение, ощущение, которое беспокоило весь день, вгоняло в дрожь, скользившую по позвоночнику. Такой знакомый голос, как давно Фрейя его не слышала. Лоб уже немеет от ледяного дождя, а розовая линия на карте дергается на изображении таймера, растворяется и исчезает.

2

Всю дорогу домой разум вращается, как центрифуга, разгоняя мысли. Лишь когда Фрейя сушит волосы кухонным полотенцем, к ней возвращается ясное мышление. Распахнув дверцы шкафа, девушка достает литровую бутылку водки, очень старую, на донышке осталась лишь пара дюймов. Добавлять что-то в алкоголь, пусть даже лед, Фрейя не хочет – не то настроение.

Липкую, промокшую от дождя кожу невозможно высушить, в ушах все еще звучит шокирующее признание смартфейса. Мерцают огни, Руби превращается в эльфа, который прячется на кухне тут и там, выглядывает из полупустой бутылки с водкой или сидит в шкафу, затаившись рядом с крекерами, диетическими печеньками, похожими на те, что она принесла в общественный центр, когда готовила сморы[1]Смор – традиционный американский десерт, который едят в детских лагерях. Он состоит из поджаренного на костре маршмеллоу и куска шоколада, прослоенных в два куска крекера «грэм». ( Здесь и далее – прим. пер. ) без пламени костра. Дрожащими руками Фрейя их убирает. Печенье – только начало. На ногтях Руби нет лака, удивительно большие пальцы вымыты от земли, держат один крекер и сверху намазывают ножом «Нутеллу». Обычно смор представлял собой кусок шоколада и зефир, расплавленные вместе, но Центр по Охране природы считал костры в лагере слишком опасными. Из-за угрозы судебного разбирательства также пришлось прекратить рыть искусственный пруд, – а Фрейя этого очень ждала – из-за большого количества стекла в земле. А десятилетние дети бросали блестящую землю с лопат на уровне глаз. Фрейя злилась еще и по другой причине, хотя и не понимала по какой; она помнила, как топала на кухню в надежде найти кусочек торта или немного шоколада, а нашла там Руби, воплощавшую в жизнь свои представления об идеальном перекусе.

Старшая девочка была рядом не всегда, чаще всего находилась в центре всеобщего внимания. Формально Руби принадлежала к дурной компании, девчонкам, которые сидели на стене в мини-юбках, курили, просматривали страницы на своих телефонах, смеялись, если вожатый осмеливался предложить какую-нибудь работу. Большинство из них были совершенно типичными, но не Руби. Если бы ей что-то приглянулось, она бы легко спрыгнула со стены и отправилась возиться с семенами, или резать кусочки ткани, или связывать компакт-диски, чтобы сделать забавные украшения. Вожатые зацепились за нее, ключу к перевоспитанию других бунтарей, но, когда поворачивались к Руби спиной, та снова убегала на улицу, громче всех дразня какого-нибудь проходящего мальчишку или пытаясь забраться на крышу, совершенно не думая о собственной безопасности. Девочка казалась самодостаточной, всегда носила один и тот же бордовый джемпер, который напоминал Фрейе пончо. Если вы не знакомы, или же Руби не улыбалась, она могла бы показаться вам немного злой. Но когда она поднимала свои лучиcтые глаза, вы бы могли понять, что она просто очень спокойная. Фрейя прекрасно помнила огромные зевки, растопыренные руки и находившуюся на грани вывиха челюсть; Руби издавала булькающие звуки, словно зомби в поисках мозгов, пока конечности и губы не занимали прежнее положение, и тогда она снова становилась привлекательной девочкой с задорными полузакрытыми глазами. Фрейя еще помнила выражение ее лица, когда она потирала кожу под губой, опасаясь, что помада вышла за контуры, или накручивала прядь волос на палец.

Фрейя, которую на кухню заманил запах орехового шоколада, увидев резкий взгляд незнакомой девушки, ждала, что ей посоветуют проваливать отсюда. Вместо этого Руби прищурилась, вытащила нож из «Нутеллы» и воткнула его прямиков в баночку с белой пеной.

– Где ты достала зефир? – поинтересовалась Фрейя.

После этого вопроса на лице Руби появилась ухмылка.

– Спасибо папе.

По-видимому, он жил в Штатах. Позже, когда девушки познакомились, Руби призналась, что все вкусности, которые приносила, – «Лаки Чармс», «Херши», батончики «О Генри» – были куплены за бешеные деньги в магазинчике, где продавали американские товары. В них крылась причина безмолвных страданий, ведь отец ничего не присылал, с тех пор как он ушел, дочь не услышала от него ни слова.

Для Фрейи подобное было за пределами понимания – мать заморозила свои яйцеклетки, а когда к тридцати годам отчаялась найти достойного спутника жизни, купила донорскую сперму. Все мужчины пугались, как зайцы, могла бы сказать Эстер, выпучив свои глаза так, что становилось немного страшновато. Когда Фрейя рассказала свою историю Руби, то почувствовала, что это звучит намного печальнее, чем было на самом деле.

– Так у тебя никогда никого не было, детка? – спросила Руби, обнимая свои колени. В то время они сидели вместе на стене, когда большинство других подростков уже забрали из лагеря. Фрейя покачала головой – понимая, что мамы, похоже, не в счет, – и старшая передала ей полуистлевшую сигарету. Маленькая палочка отдавала пальцам тепло, и, хотя Фрейя только делала вид, что затягивается, ей доставляла наслаждение связь, которая складывалась между ними. Они словно два атома, а самокрутка – электрон, переходящий от одного к другому, правда, Фрейя держала это ботанское сравнение при себе. Тогда у нее была привычка мыслить, уподобляя все научным процессам, проводить эксперименты, например, чтобы выяснить, сможет ли она вписаться в общество детей из Лондона, или хотя бы понять их странное поведение. Это постепенно приводило к отчаянию.

В Линкольншире, там, где они жили раньше, Фрейя без особых усилий завела себе пару друзей в начальной школе. Если и были моменты, когда приходилось сомневаться в себе или своей способности вписаться в компанию, они не сохранились в памяти. В Пэкхаме же дела обстояли иначе: школа, полная людей, с трудом переносивших окружающих. Фрейя пыталась найти свое место в их экосистеме, но это было похоже на контакт с инопланетной расой. Они стояли в темном нагромождении из наушников и экранов гаджетов, бледная кожа с пирсингом коченела на зимнем морозе. Однажды она подошла к девушке с бело-розовыми косами и попыталась начать разговор. Та отшатнулась, будто Фрейя – липкая клякса на парте.

– Почему ты со мной разговариваешь? – спросила незнакомка, уставившись на нее.

Иногда Фрейю кто-нибудь окликал, она воодушевлялась, но потом замечала в волосах говорившего микрофон. Все взаимодействие учеников друг с другом происходило на уровне лайков и комментариев, и это считалось знаком особой благосклонности. Фрейе хотелось общаться по старинке, поэтому ее быстро окрестили деревенщиной или же просто «северянкой», хоть она и настаивала на том, что Линкольншир находится в Ист-Мидлендсе[2]Регион на востоке Англии..

Ее жажда знаний выходила за пределы школьной программы: выращивая плесень на крышках контейнеров в предвкушении увидеть целый сад, Фрейя забывала делать домашнее задание по английскому языку. Позже она стала задумываться, что с ней не так, закрывалась в комнате и смотрела документальные фильмы, пока не засыпала. Такой образ жизни беспокоил мать, и она проводила со своим ребенком много времени, стараясь заменить друзей, которых Фрейя ожидала завести в средней школе. Когда работа Эстер стала более напряженной, женщина начала потакать прихотям дочери и разрешила ей завести столько животных, сколько вообще могло поместиться в их крохотной квартирке, и записала ее в Центр по охране природы. По крайней мере, теперь Фрейя приходила сюда два раза в неделю, обычно подобные заведения финансировались, чтобы отвлечь посещавшее их «подрастающее поколение» от каких-нибудь асоциальных занятий, так что Фрейю никак нельзя было назвать типичным клиентом.

И Руби тоже, хотя уж она-то несомненно шлялась по всяким закоулкам. Их потянуло друг к другу сразу же после первой встречи, они пытались найти нечто общее, и после каникул Фрейя обрела в школе уважение, болтаясь с девчонкой на пару лет старше себя. Руби занималась ботанскими вещами, но при этом не выглядела заучкой. Ее интересовали факты, факты из определенного периода истории и любого эксперимента: от обжига различных кусочков пластика над зажигалкой до экспериментов вроде «а не сойдут ли они за восемнадцатилетних» (Руби – всегда, Фрейя – никогда). Их можно было видеть на крыше автобусной остановки или лежащими на желтой траве в районе Пэкхам-Рай с банкой газировки, они не обращали внимания на окружающих. Фрейя поражалась тому, что Руби хотела с ней тусоваться, а старшая подружка время от времени подшучивала над ее неуверенностью, иногда даже умудряясь ее побороть.

Пусть они и не виделись с Руби в школе, Фрейя заметила, что кое-что изменилось: в шумных коридорах, в те прежде мрачные промежутки между уроками люди стали ее замечать, не смотрели сквозь, как это было раньше. Сначала она воспользовалась помощью подруги, чтобы сделать первый шаг в осуществлении своего желания попасть на самые популярные виртуальные тусовки. Руби давала хорошие советы касательно взаимных лайков. Каждое сказанное подружкой слово заставляло Фрейю почувствовать, будто она впитывает нечто новое и значимое, становится более материальной, превращаясь в молекулу с другими свойствами.

С момента выпуска из школы прошли годы, но к ней возвращаются те же самые чувства. Фрейя сжимает кружку ладонями и несет ее в гостиную, вспоминая, что в те времена это могла быть керамика: ее было легко разбить и невозможно использовать дважды. Теперь все чашки в квартире сделаны из теплой на ощупь эпоксидной смолы. Девушка нюхает водку и делает первый глоток. Безжалостный напиток лишь обжигает горло, от такого количества даже не опьянеешь. В террариуме напротив леопардовый геккон кладет свою тонкую пятипалую лапку на стекло.

Хотя этого и нельзя утверждать наверняка, Фрейя знает: не встреть она Руби спустя два года после переезда в Лондон, что-нибудь могло произойти. Чувство несправедливости от того, что ее вырвали из спокойной деревенской жизни и оставили без друзей, начинало расти как снежный ком, заполняя сердце злобой и желчью. Руби спасла ее во всех смыслах, и Фрейя думала, что никогда не сможет отплатить подруге тем же. По крайней мере, до Пасхи, когда заметила, что Руби никто не забирает из Центра по охране природы. Никто никогда и не забирал. Почему к Фрейе так долго приходило осознание, что все это время подруга просто ждала, пока остальные участники разойдутся, а затем возвращалась домой в одиночестве?

Руби не любила говорить ни о чем «плохом», поэтому Фрейя почти ничего не знала вплоть до одного июньского вечера, когда обычно безмятежные глаза подружки, густо подведенные карандашом, покраснели от слез. Алкоголизм матери хранился в строжайшем секрете, а теперь у нее обнаружили синдром Корсакова[3]Синдром Корсакова наиболее часто связан с поражением мозга у больных алкоголизмом., который, как поняла Фрейя, был своего рода слабоумием, вызванным употреблением алкоголя. Четырнадцатилетняя девочка никак не могла оставаться под опекой больного человека. Руби сидела на стене возле Центра по охране природы, выкурив половину сигареты, и размышляла сиплым монотонным голосом, где в Пэкхаме можно спокойно поспать: на огромном бревне на детской площадке в Рае, на крыше стоянки или, может, на одной из железнодорожных арок, если ей, конечно, удастся найти убежище между закусочными и барами.

– Или ты могла бы переночевать у меня, Руби, – предложила Фрейя.

Пока что никто из опеки не сказал Руби, что придется съехать от матери, но это лишь вопрос времени. Была только одна родственница, способная приютить девушку, – бабушка, которая жила в Манчестере и сама нуждалась в сиделке. Запасным планом Руби на случай, если ее заставят туда переехать или же захотят отправить в приемную семью, было каким-то образом попасть в Америку и разыскать отца.

– Я могла бы раздобыть денег, – заявила девушка, но не объяснила как.

В ту ночь Руби сдалась и пошла домой вместе с Фрейей. Девушка ночевала у подруги несколько раз в неделю, пока не были приняты соответствующие меры. В то время, когда мать готовилась отправиться в специализированное учреждение, Руби сильно волновалась. Несмотря на то что поведение девушки не изменилось, глаза по-прежнему были красными, она выщипывала из головы волосы, а затем завязывала на них узелки, когда думала, что никто не видит. Фрейя знала, что мысли подруги становятся все более мрачными, план побега зрел у нее в голове, и это было страшно. Тревожило и то, как Руби стала сидеть на подоконнике: нога свисает наружу, а глаза в свете фонарей горят желтым, и кажется, что она готовится спрыгнуть.

Фрейя почувствовала огромное облегчение, когда однажды вернулась домой и увидела, что мама заделывает купленной пашминой щели в окне крошечной комнатушки – какой-то жадный до денег домовладелец Викторианской эпохи разделил вторую спальню на два помещения – и убирает весь хлам в ящики для хранения, чтобы Руби могла устроиться у них более основательно. Эстер купила напольную вешалку для одежды, постельное белье, не изъеденное молью, и абажур с бумажными звездочками. С практическим подходом человека, проработавшего в области здравоохранения всю жизнь, она разместила Руби без излишней суеты, справившись о самочувствии матери, но без смущения и не заострив на этом вопросе внимания, только предложив помощь на случай, если Руби захочет проведать больную.

– Не хочу, – все время отвечала Руби. – Но спасибо.

Всякий раз, когда к ним домой наведывались социальные работники, Эстер умудрялась отвадить их своей простотой. Фрейя вспоминает один конкретный случай: женщина возникла на пороге и представилась кем-то, кого стоит называть миссис, это звучало так старомодно. Одетая в пальто горчичного цвета, она принесла с собой моросящее утро: капельки дождя усыпали ее плечи. Руби взглянула на нее и, оставшись незамеченной, убежала в свою комнату. Входит Эстер с толстым вязаным пледом на плечах, добродушно улыбаясь.

– Она же может остаться здесь ненадолго, правда? – легкий голос обезоруживал.

– Ну, да, но здесь есть целый ряд пунктов… ей самой предстоит принять решение… в свое время.

Женщина рассматривала квартиру, подергивая шарф, намотанный вокруг шеи. Эстер выждала паузу.

– Но это ведь не срочно.

– Нет, конечно, нет.

Фрейя была благодарна за то, что мать умела поражать людей своим молчанием и постепенно отвадила от дома женщину из опеки.

– Она всего лишь делает свою работу, – серьезным тоном объяснила Эстер дочери, когда дверь закрылась.

Уже через пару недель тронулся лед, появились признаки того, что мать хотела оставить у себя Руби на более долгий срок. Фрейю поражала быстрая череда событий. В коридоре все чаще стали раздаваться телефонные звонки, а во время разговоров в замочную скважину проскакивали такие слова, как « опекунство», «легитимность», «семейный бюджет». Эстер отвела Руби в сторонку и в ходе серьезного разговора спросила, не хочет ли та стать ее приемной дочерью. Женщина была честна во всем, включая тот факт, что на нее будут получать пособие, и кроме крошечной комнатушки им больше некуда ее поселить. Теперь все было в руках Руби.

Они пошли в шикарную кофейню, чтобы отпраздновать. Горячий шоколад для девочек и большой капучино для Эстер. Фрейя еще не научилась разделять мамину страсть к качественному кофе, но ей нравился сам запах и множество угощений на прилавке.

– Она не ест пирожные, – объяснила Фрейя Руби, – но ей нравятся эти маленькие карамельные печеньки, которые можно взять бесплатно.

Фрейя взяла свое печенье и придвинула его к блюдцу матери. Руби сделала то же самое, одновременно начав шепотом рассказывать о некоторых деталях «серьезного разговора». Это и восхищало Фрейю в приемной сестре: пережив все это, она никогда себя не обманывала. После того как Руби разрешила взять над собой опеку, она получила радостный прием и любовь без какой-либо тревоги, оставалась лишь толика осознания того, что она недавно обрела новую семью. И Фрейя, и мать были приятно удивлены тому, что процесс удочерения оказался не таким ухабистым, как ожидалось.

Она уже давно перестала с тревогой наблюдать за тем, как Эстер каждый вечер готовит три ужина, слизывая с ложки тахини[4]Распространенная на Среднем Востоке густая жирная паста из молотого кунжутного семени. и разыскивая столовые приборы. Казалось, женщина была создана для того, чтобы предложить приют бездомному ребенку. Эстер всегда нравилось воспитывать, однажды осенью она даже приняла маленького мальчика, тогда Фрейе исполнилось четыре года. Мать, как и прежде, сильно тянуло в «общество», а переезд в этот многоквартирный дом в Пэкхаме, наполненный людьми, но навевающий одиночество, заставил часть ее натуры почувствовать удовлетворение. Теперь жизнь в семье закипела с новой силой, Эстер вернулась в общество и могла претендовать на немного более радикальный образ. Сначала Фрейя боялась, что что-то пойдет не так, но Руби была более подкованной в умении разговаривать со взрослыми, чем можно было вообразить, и иногда разговаривала с Эстер так, будто они старые подруги. Даже готовили они вместе, их руки пахли чесноком и имбирем.

Окно обеих спален все еще было общим, и каждое утро Руби ползла по кровати, откидывала самодельную занавеску и через отверстие шириной примерно с ладонь шепотом звала Фрейю, а если прижималась к стеклу, то подруга даже могла видеть половину ее лица. Девушка даже без возражений отдала свою настольную лампу подружке, чтобы та поставила ее у изголовья; Фрейя никогда не ругалась, если приходилось долго ждать своей очереди, чтобы почистить зубы, или если находила пустую упаковку, в которой должны были быть остатки клубничного крема. Все это не шло ни в какое сравнение с тем восторгом, что Руби отделяет от Фрейи лишь самодельная стенка.

Спустя несколько месяцев у нее возникло такое ощущение, будто всегда за завтраком она видела рядом это спокойное и немного лукавое лицо, будто они всю жизнь стояли вместе на остановке в ожидании двух разных школьных автобусов.

– Теперь мы сестры, – Фрейя уже и не вспомнит, сколько раз произносила эти слова. Иногда девушка могла притормозить, боясь переусердствовать и показаться прилипалой, но Руби показывала язык и спрашивала, имеет ли она теперь право поколотить ее и указывать, что ей делать, как и любая старшая сестра. Внешне они не так уж и сильно отличались – у обеих темные волосы, хотя Фрейя стриглась под боб и Эстер подравнивала ей челку, в то время как Руби позволяла делать со своими волосами все, что угодно, только не стричь их, пряди оставались волнистыми от кос и всегда выглядели поврежденными. Среди своих ровесников Фрейя была самой маленькой, так что ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы посмотреть Руби прямо в глаза.

– Ты еще вырастешь, – успокаивающим голосом говорила сестра. Она всегда делала комплименты Фрейе, будь то осанка или улыбка; Руби даже отрицала у нее наличие выступающих резцов. Многое значило услышать это от того, кто умел выглядеть сногсшибательно лишь при помощи нескольких взмахов кисточки для макияжа. Конечно, Руби не могла удержаться, чтобы не превратить свою лесть в игру, пока комплименты не становились настолько дикими, что спокойно могли сойти за красивые оскорбления. Когда приходила очередь Фрейи, та старалась как можно реалистичнее передать выражение лица своей сестры: отвисшая челюсть, надутые губы, поднятые брови и опущенные веки, отчего, по словам Руби, она становилось похожей на паралитика или наркоманку.

Притягательность личности Руби не ослабевала, пока она жила с ними в Пэкхаме; девушка продолжала вращаться в своих кругах, в которых состояла с незапамятных времен, и беспокоилась, если приятели уезжали на один из своих праздников в Брайтон, или если на улице стояла неважная погода. Судя по здоровому блеску глаз, Руби ничего не беспокоило. То были золотые деньки приготовления блинчиков на завтрак, вырезания валентинок из журнальных страниц, обустройств и перестановок в крошечной комнате Руби, прогулок по зеленым зонам или набережным. Девушки укутывались в одеяла и смотрели онлайн-видео, которые снимали друг для друга, не в силах дышать от смеха.

Тогда Фрейя даже не подозревала, что золотой век не продлится вечно.

3

Фрейя просыпается и видит, что комната превратилась в пещеру. Девушка невольно протягивает руку к сталактиту, но встречает на своем пути лишь стену, на которой появляется пиксельная рябь. Фрейя вспоминает, как сама прошлой ночью установила это изображение на рабочий стол. Взмах пальца – и картинка сменяется новостями и обновлениями, видео, улыбающимися лицами и лягушонком, забавно падающим с веточки. Нужно взбодриться. Девушка начинает одеваться – натягивает штаны с флисовой подкладкой, которые носит на протяжении всей зимы, кардиган из неопрена, купленный на Рождество. На столе среди окаменелостей, значков, одиноких шлепанцев, расчесок, проводов, полимерных кружек, пакетов из-под конфет и поломанного оборудования вивария лежат очки в черной оправе, которые она берет в руки. Воспоминания постепенно возвращаются вместе с острой головной болью от выпитой водки: чувство тревоги, когда прошлой ночью она вошла в комнату и, вновь услышав этот голос, в панике взвизгнула:

– Выключись! Пауза! Выключись!

Затем Фрейя посмотрела документальный фильм о летучих мышах, который милосердно оставил ее одну в темной пещере и в конце концов убаюкал.

Сквозь закрытое окно доносится шум уличного движения, кто-то из жильцов квартиры этажом выше смывает унитаз – банальное утро. Девушка не помнит, в каком ящике лежат носки, она пролистывает несколько заставок рабочего стола, но ни одна ей не нравится. Фрейя, как наяву, чувствует сладковатый запах гниющей травы и слышит слова смартфейса: « Это я, Руби». Будто они никогда и не расставались. « Это всего лишь я, не сходи с ума». До этого голос смартфейса звучал ровно так же, как и у других компьютеров, ни одной знакомой нотки. Последние слова перевернули все с ног на голову: ритм голоса внезапно обрел смысл, а приятный акцент кокни вызвал далекие воспоминания. Слишком жутко. Фрейя нервно проводит руками по волосам и останавливается на шее. Чувствует, как изнутри поднимается научное любопытство, некое напряжение между лопатками. Любопытство – враг, который ведет ее, словно пленника со связанными руками, прямиком к страху. Придется услышать этот голос, по крайней мере, еще раз.

Прихватив пирог с крошкой из гранолы, девушка идет в гостиную и сворачивается в кресле, заменив обычные очки на умные. Каждая клеточка тела дрожит, но Фрейя заставляет себя сказать:

– Ты здесь?

Мгновение спустя голос отвечает:

– Конечно. Что случилось?

Речь не такая грубая, как у техники, но и не такая плавная, как у человека. Очень хочется услышать Руби.

– Скажешь что-нибудь еще?

– Например?

Две нотки, вторая, восходящая в конце – бойкие интонации Руби, хорошо поставленная речь с легким оттенком скептицизма. Все они присутствуют в этой крошечной звуковой иллюзии, скользящей по комнате; ужас словно касается спины сухим льдом. Но каким образом программа способна на такое? Разум Фрейи не может этого понять. Девушка вспоминает, как Руби разговаривала по смартфону, поднося его близко к губам. Может, тогда кто-то распознавал слова, а затем записывал? Могут ли они воссоздать любые фразы, даже те, которых сестра не произносила, используя какую-то формулу?

– Это запись? – спрашивает Фрейя, чтобы нарушить тишину.

– Нет.

– Но это, очевидно, и не Руби, ведь так?

Фрейя бессознательно выуживает из воспоминаний один образ. Давно забытая картина: сестра пытается хоть где-нибудь спрятаться на железной дороге и прижимает телефон к уху. Всякий раз, когда Фрейе кто-то звонил, это в первую очередь всплывало в голове. Озябшая Руби, с волосами, прилипшими ко лбу, дрожащим голосом просит подвезти.

– Я не Руби, – отвечает программа, – я лишь основываюсь на ее данных.

Конечно, это так, но есть в этом голосе нечто, отчего так и хочется представить, как движения губ превращают дыхание в слова.

– Почему Руби? – Фрейя старается сдерживаться. – Я же не выбирала ее.

– Во время установки ты выбрала настройки по умолчанию, помнишь?

– Разве?

– Ага, смысл в том, чтобы отсканировать твои контакты, составить список, а затем выбрать один из них.

– Но ты даже не…

Говоря это, Фрейя понимает, что в любом онлайн‑анализе данных обнаружится имя Руби, не важно, старом или новом. В течение тех мрачных месяцев, когда Фрейя ходила к психологу, девушка создала вокруг себя «защитный барьер» из разговоров.

– Ты все еще можешь выбрать любую знаменитость или кого-то из своих друзей, знакомых, пока они не запретили распространять свои данные. Ну, или существует десять стандартных помощников.

Смарт-очки любезно проецируют на ковер коллаж из фотографий знаменитостей: спортсменов, музыкантов, актеров, писателей, телеведущих, а также одного или двух ученых. Взгляд Фрейи прикован к комику из одного старого ситкома.

– А что, если… что, если знаменитость мертва?

– Неважно. Их можно воссоздать благодаря имеющимся данным.

Пирог из гранолы, к которому Фрейя так и не притронулась, стоит на подлокотнике кресла. Фрейя хватает подушку и держит ее на уровне живота, словно щит. Сложно поверить, что они могли воссоздать личность только из тех данных, которые Руби оставила в Интернете. Разве этого было достаточно?

Ящерица, не мигая, смотрит на Фрейю из своего террариума, животному непривычно слышать разговор. Девушка нерешительно задает вопрос:

– Хорошо, а если я спрошу тебя, почему мы рано ушли с вечеринки Лоры?

– Быть не может, чтобы ты забыла, – веселый тон кажется неуместным.

– Давай, скажи мне.

Следует короткий, добродушный вздох.

– Мы сидели на больших воротах и качались, пока одна створка не слетела с петель.

Правильный ответ. Фрейя роняет подушку, заинтересованная, но и все еще обеспокоенная.

– Точно, – бормочет она. На этих воротах можно было достаточно быстро раскачаться, они то и дело врезались в изгородь. Когда левая сторона ворот отвалилась, Фрейя хотела остаться и во всем признаться. Теперь она грызет ноготь на большом пальце.

– Откуда тебе это известно? Какой-то особый метод?

Голос спокоен.

– Ты сама написала мне об этом на следующий день.

– Да, – соглашается Фрейя. – Верно.

Девушка щелкает пальцами, чтобы убрать изображения знаменитостей. Касается рукой лица, чувствуя упругую щеку и пушок на ухе.

– А как ты выглядишь?

– Хочешь увидеть меня?

– Нет. Выключись!

Сердце бешено колотится в грудной клетке, смарт-браслет на запястье пищит, а давление подскакивает. Да что с ней такое? Фрейя не хочет видеть голографическую версию Руби, демонстрирующую полупрозрачную улыбку. Невыносимое зрелище. Коробка от смартфейса все еще небрежно лежит на столе, такая безобидная, будто внутри было мыло или парочка шоколадок, а не крошечная бомба, способная сорвать Фрейе крышу. В целом это и неважно, программа, будто подводное течение, помогала ей почти целый день, пока течение не превратилось в цунами.

Неожиданно в коридоре раздается щелчок и скрип. Так может открывать дверь только Джулиан. Голова просто раскалывается. Возможно, бывший услышал разговор или пришло время выйти из убежища и порыться в холодильнике в поисках чего-нибудь съестного, хотя для завтрака поздновато. Смартфейс начинает что-то говорить, но девушка заставляет его замолчать.

– Джулиан идет.

Целыми днями Фрейя только и слышит, как из комнаты Джулиана раздаются странные удары и стоны, иногда ранним утром он просачивается сквозь дверь из ванной комнаты. Еда исчезает из холодильника – если бы у них не было умного холодильника, заказывающего продукты, бывший бы просто-напросто умер от голода, – а чашек в раковине, наоборот, становится все больше и больше. Фрейя жаловалась на то, что Джулиану проще напечатать на 3D-принтере чистую посуду, нежели запустить посудомоечную машину. Теперь девушка была бы счастлива услышать жужжание головок, работающих с полимером. Ей не хватает пыли от горячего шоколада, словно по трафарету вычерчивающего на кухонной столешнице дно кружки парня, отпечаток, похожий на луну в небе из какао, и даже запаха липких рисовых шариков, которые он ел на обед. Иногда Джулиан разогревал лишнюю порцию, и Фрейя расправлялась с ней за пару укусов, не обращая внимания на странный привкус ароматизатора сыра.

Когда девушка прислушивается к словам парня, становится понятно, что, несмотря на язвительное замечание по поводу подарка отца, смартфейс нужен ему даже больше, чем Фрейе. Джулиан мог бы воспользоваться рукой помощи, которая крохотными шажками вытащит его из спальни и приведет к тому, чего он действительно хочет. Красная сфера лежит у нее в кармане, девушка готова вернуть подарок, поэтому достает предмет и кладет на кофейный столик. Не придется решать, что делать со странным голосом Руби – что может быть лучше. Устройство подстроится под Джулиана и сыграет «С днем рождения» – так, как и планировал его отец.

Фрейя выпрямляет спину, подергивая пряди челки и заправляя их за уши, на лице появляется улыбка, девушка уже готова шутить о том, из чего парень собирается слепить себе еду. Когда Джулиан заговорит, Фрейя будет смотреть на его шевелящиеся губы и вдыхать запах апельсина. Почему он так долго не появляется? Когда Джулиан наконец медленно, словно облако, вплывает в гостиную, Фрейя видит, что он еще не до конца проснулся. Парень потирает глаза и собирает в кучу клетчатый халат, бледный живот свисает над штанами.

– Хочешь чаю? – предлагает Фрейя. – Я даже могу помыть пару чашек.

Девушка разворачивается, поэтому приходится стоять коленями на подушке и смотреть на него через спинку кресла. Лицо бывшего какое-то рыхлое, а под глазами желто-зеленые круги. Сколько же часов он не спал?

– Джулс, я тут думала о смартфейсе…

Фрейя неуверенно смотрит на него издалека. Глаза Джулиана бегают по сторонам.

– А где другая девчонка? – шепчет он.

Девушка пристально смотрит на него.

– Какая еще другая?

– Еще одна.

– Какая? О чем ты вообще?

Даже если бы бывший что-то и услышал, то лишь ее собственный голос. Только владелец очков может слышать, что они говорят.

Джулиан покачивается. Сложно вспомнить, когда он в последний раз выглядел так плохо. У бывшего влажный лоб. Девушка чувствует, как он сверлит ее глазами, в их темноте читается похоть. От него пахнет потом. Вдруг Фрейя понимает, что Джулиан только что был в своей комнате с одной из тех женщин, каких она видела, пытаясь следовать за ним в его виртуальные игровые миры. Должно быть, парень провел в компании какой-нибудь послушной нимфы часы или даже дни, а затем просто свернул не туда, следуя за ней по коридору вместо обитых бархатом подземелий.

– Девушка.

Голос все тот же, но становится понятно, что Джулиан начинает сердиться. Отвращение к бывшему возвращается. Девушка слезает с кресла и начинает пятиться к кухонной двери.

– Ты меня пугаешь.

Ящерица из террариума, стоящего рядом с диваном, издает низкий квакающий звук. На лице Джулиана появляется смущение. К облегчению Фрейи, он разворачивается и отступает в свою комнату, закрывая за собой дверь. Наконец она может выдохнуть. В комнате царит тишина. Не абсолютная тишина, ее нарушают еле различимые звуки, указывающие на то, что Джулиан где-то роется и сопит, а затем падает на кровать, нащупывает некое устройство, и вот тут-то все и начинается: шепот, стоны, стук, вопль, рев. Парень возвращается обратно в фантастический мир, созданный только для него, такой приятный, такой соблазнительный, что невозможно вовремя остановиться.

Чтобы отвлечься от звуков, Фрейя ставит на кухне чайник. Девушка крепко держится за него до тех пор, пока руки не начинают гореть от боли. Нет смысла отрицать это, больше нет. Зависимость, будто плесень, быстро пустила корни в Джулиана и теперь постепенно забирает силы – некогда угловатый мужчина стал пухлым, бесцветный голос и обрывистая речь изменили его до неузнаваемости.

Каково это, знать, что твой парень предпочитает коротать дни, свернувшись рядом с женщиной невероятной красоты и, возможно, необычным строением тела, в то время как ты просто пялишься на закрытую дверь? « Бывший парень, – напоминает себе Фрейя, – сосед». Все равно такое поведение не самое лучшее, даже для соседа. Девушка подтягивает пальцем смарт-очки и входит в социальные сети, на холодильнике проецируются буквы, которые затем отрываются и вместе с ней плывут в гостиную. Здесь геккон встречает взгляд Фрейи своими желтыми доисторическими глазами. Как она развилась, эта тяга к погружению в порно? Должно быть, сначала все воспринималось как некое поощрение. Никакого алкоголя или наркотиков, просто укол эндорфина, чтобы противостоять стрессу во время бесконечных поисков работы. Было бы неправильно сказать, что пара рассталась из-за этой одержимости. Она стало катализатором уже начавшейся реакции.

Тогда Фрейя, должно быть, верила, что осталась надежда. Почему же еще она заставила себя войти под учетной записью Джулиана? Исследования всегда были рефлексом на кризисные ситуации. Если бы Фрейя только могла узнать, чего их отношениям не хватает – что нужно сделать, – проблема была бы решена. В конце концов, люди посещают такие сайты для терапии, лечения эректильной дисфункции или чтобы устроить тест-драйв перед началом новых отношений. Перспектива найти всему логическое объяснение заставила надеть смарт-очки и после пары глубоких вдохов сесть на кровать, скрестив ноги, приглушить свет в комнате для создания лучшей проекции.

Фрейя оказалась на сайте с бесконечным потоком видео, все было каким-то чистым, даже сказочным. Начиналось все спокойно и гостеприимно; привлекательные мужчины и женщины разговаривали в прихожей. Пожалуй, такое порно могло завести ее так же, как заводило Джулиана. Но вскоре Фрейя обнаружила, что не сможет остаться в царстве похоти под логином бывшего. Волнующие сцены происходили так близко, что приходилось откидываться назад, прижимаясь к изголовью кровати.

– В зависимости от размера тела, каждый человек может выделить количество тепла, равное мощности старой стоваттной лампочки, – однажды сказала ей Руби.

Хотя проекции и не выделяли тепла, казалось, температура в комнате повысилась, будто все героини видео находились на расстоянии вытянутой руки. Здесь было место любой фантазии, настроенной согласно вкусам пользователя, без какого-либо осуждения, тебя будто берут за руку и помогают узнать, что тебя возбуждает, если, конечно, такое существует. С подобным нельзя было соперничать, никак не угодить желаниям человека, которого Фрейя знала, ведь здесь Джулиана все равно удовлетворят необычный реквизит, герои, изгибы женских тел и сцены более экстремальные, чем вообще можно себе вообразить. Секса было недостаточно: бывший хотел наброситься на кого-нибудь, уничтожить, не имея сил сопротивляться желанию, и затем вычеркнуть из памяти. Всего через несколько минут Фрейя почувствовала знакомый привкус страха от нахождения в виртуальном мире, поэтому заставила все исчезнуть и смотрела фильмы о дикой природе, пока не пришла в себя.

Чайник выключается. Присутствие Джулиана снова становится явным: еле различимые звуки, которые совсем не хочется слышать.

– Вот, составила плей‑лист, – говорит голос.

Фрейя прижимает руки к груди и оглядывается, пока не осознает, кто это говорит. Спустя мгновение она решается перевести дыхание.

– Да, поставь его.

Из наушника Фрейи звучат струнные инструменты, поверх которых наложены духовые, мелодия, способная увести разум подальше от спальни Джулиана.

– И что теперь? – спрашивает смартфейс.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… может, пройдемся?

Подойдя к террариуму с гекконом, Фрейя извлекает из ящика контейнер и бросает в виварий двух сверчков, покрытых кальциевым порошком. Всегда интересно понаблюдать за реакцией ящерицы. Иногда она часами не обращает на насекомых внимания, будто хочет обмануть их, заставить подумать, что их просто так переселили в пятизвездочный отель. Фрейя изо всех сил пытается заметить геккона, а затем понимает, что за ту долю секунды, когда крышка террариума была открыта, он воспользовался ситуацией и вскарабкался на диван.

– Выйти на улицу? – спрашивает Фрейя, снимая прохладное тельце ящерицы с подушки.

– Да.

Девушка уже качает головой:

– В этом нет нужды.

Затхлый запах рассеивается, когда она закрывает крышку террариума.

– Как только Джулиан почувствует голод, он снова станет нормальным.

Каким-то образом ей кажется, что смартфейс стоит на своем и упорно хочет что-то сказать. Сквозь музыку Фрейя все еще может различить редкие хлопки из комнаты Джулиана, настолько нерегулярные, что даже невозможно предугадать, когда раздастся следующий. К конечностям возвращается жесткое напряжение.

– Я так не думаю, – возражает голос. – Да ладно тебе, давай пройдемся.

– Куда, например?

– Да куда угодно. Разве у тебя не выходной?

Удар, на этот раз сильный, за которым тут же следует стон, почти сразу сошедший на нет. Лицо выражает потрясение, она ничего не может с этим поделать. Она чувствует, как смартфейс подталкивает ее к двери. Твердые, практически несгибаемые ботинки, пуговицы на пальто напоминают деформированные семена. Сжав дверную ручку, Фрейя понимает, что дверь в спальню Джулиана приоткрылась, видна узкая полоска его комнаты. « Вот, – хочет сказать девушка своему смартфейсу, – я же говорила». Что программа может знать о ее бывшем? Фрейя, колеблясь, стоит на коврике, разворачивается и принимает такой вид, будто бы все в порядке.

– Фрейя, – слабым голосом зовет Джулиан, – холодильник сломался. Он не заказал мне еду.

Дверь снова захлопывается. Минута молчания, а потом раздается нечто похожее на вздох. Настроение хуже некуда.

– Даже не думай об этом, – успокаивает смартфейс, очевидно, боясь, что она повернет назад. Но вместо этого Фрейя уже тяжело вдыхает холодный утренний воздух.

– Куда мы направляемся?

– Выбери сама.

4

Фрейя впервые встретила Джулиана Оомена на вводном занятии по синтетической биологии и биотехнологии, на сессии в стиле экспресс-знакомств, которые заставляют студентов максимально контактировать друг с другом. Они не обсудили ничего интереснее его почти сошедшего калифорнийского загара, но девушке не давала покоя фамилия парня, которую она уже где-то раньше слышала. Может, он родственник знаменитости? Парень закрыл от посторонних профиль в социальных сетях, поэтому к разгадке тайны было никак не подобраться, пришлось сесть к нему за парту во время первой лабораторной и тем самым невольно подписаться на совместную работу в течение всего учебного года. Наконец Фрейя увидела фото, которое и прояснило ситуацию. На снимке был запечатлен его отец, напыщенный бизнесмен, они встречались, когда Эстер привезла дочь в компанию «Смарти» на экскурсию. Семья пообедала с ним, и, хотя это было много лет назад, Фрейя помнила, как прочитала на его бейдже: «Талис Оомен» и лениво гадала, достаточно ли имя смешное, чтобы привлечь внимание Руби, ведь та сидела по другую сторону стола. Оу, мэн[5]Обыгрывается фамилия Oomen. Оо… men – Вот черт! !

– Однажды я встретила твоего отца в «Смарти», – призналась Фрейя Джулиану, с облегчением обнаружив, что эта информация его огорошила. – Он брал тебя с собой на экскурсию? У них очень вкусное печенье.

Парень засмеялся и сказал, что это было тогда, когда он еще не оправился от перелета. Позже, когда они вдвоем с помощью пестика растирали в ступе листья, измельчая их в зеленую слизь, обрызгавшую рубашку Фрейи, девушка призналась ему, что выбрала это направление, поскольку здесь больше настоящих лабораторных работ и меньше виртуального обучения. Фрейя лучше училась, когда пачкала руки. Джулиан сказал, что поступил сюда, поскольку институт престижный, да и отец процитировал множество статистических данных об успехе здешних выпускников. Фрейе было интересно это услышать, так как мама тоже засыпала ее показателями, и позже девушка узнала, что у них на работе только об этом и говорили. Отец Джулиана всеми силами хотел убедиться, что сын не записался на второсортное направление, и Фрейя быстро пришла к выводу, что их семьи совершенно разные.

В перерыве между занятиями Джулиан вскрывал органический банановый молочный коктейль, пил сколько нужно и выбрасывал наполовину пустую упаковку на переработку. Наблюдая, как он вытирает рот и поправляет пояс дорогих джинсов, Фрейя поняла, что парень привык жить в роскоши. Когда юношу спросили, что его мать делала в Дубае, он ответил:

– Ей до тупого много там платили.

В свободное время Джулиан увлекался сноубордингом и немного винтажными американскими бокс-сетами[6]Красиво упакованный комплект виниловых пластинок или CD, включающий в себя всю дискографию группы либо самые известные ее хиты.. Его предпочтения в еде удивляли, иногда он был заносчив, но прекрасно ладил с Фрейей на лабораторных. В конце второго курса напарники поделились секретами о жизни с родителями: он рассказал о властном и вечно отсутствующем отце, а она – о замкнутой и точно такой же отсутствующей матери. Разговор, как обычно, перешел на цифровые платформы, и вскоре ребята обсудили возможность переезда в следующем году, поделившись ссылками на съемное жилье для студентов в Лондоне: среди едва доступных квартир и домов иногда случайно попадались и удачные варианты. Внезапное решение было единственным способом что-то изменить, поэтому Джулиан взял все в свои руки, отмахнувшись от тревог Фрейи, которая втайне была рада собрать вещи и переехать в свое собственное жилье – или «жилище», как назвала его Эстер – в начале третьего курса.

Джулиан был внимательным соседом, хотя и слегка ленивым. Он не жаловался на чешуйчатых и скользких существ, которые вместе с Фрейей заселились в их квартиру, а она не поднимала шум, когда юноша в любое время дня и ночи смотрел научную фантастику. Полнейшей неожиданностью стал момент, когда после бутылки рисового вина на китайский Новый год девушка обнаружила на своем затылке его большую ладонь, уговаривающую на близость с такой уверенностью, какой она не ожидала, будто любовные отношения всегда ждали их где-то там на подсознании. Наивно ли было думать, что они могут жить вместе и оставаться просто друзьями? Память горькая штука и, возможно, имеет такое же послевкусие. В те времена их отношения были самой захватывающей вещью в мире.

Шагая по молчаливому ряду террасных домов, Фрейя пытается вспомнить, каково это было. Одно из взрослых ощущений – вроде и страшно, но так надо. Долгожданный следующий шаг. С Джулианом было неплохо, они ездили за пиццей каждую пятницу, рано уходили с концертов, чтобы избежать спешки, и обнимались перед встроенным кинотеатром, который парень поставил в их спальне. Что он в ней нашел? Фрейя могла лишь предположить, что дело в личных качествах, хотя однажды Джулиан описал подругу как соотношение девяти частей кротости и одной части безумия таким тоном, будто проводил анализ.

– Эй, – недовольно пробурчала Фрейя, зная, что парень хочет ее растормошить. Джулиан засмеялся и провел ладонью по волосам девушки.

– Именно это мне в тебе и нравится.

Наконец жизнь наладилась. Слишком часто девушка начинала что-то только для того, чтобы оно сошло на нет. Отношения легко начинать, но больно заканчивать. Если что-то не заладилось, можно подыскать себе еще одного партнера. Добавьте к этому тот факт, что половина таких партнеров интересовалась только сексом, и все долгосрочные отношения покажутся почти мифическими. Они с Джулианом продержались больше двух лет, практически неслыханная цифра в их возрасте, даже поразительная, учитывая, что никто из них не задумывался о будущем. Фрейя, словно змея из игры, приземлилась на самую большую лестницу[7]Отсылка к детской настольной игре «Змея и лестница»., которую только можно было себе вообразить: быстро перешла к статусу совместной жизни . Даже воспоминание об этом приносит удовольствие, будто желудок наполняется горячей едой.

Прошла всего пара дней после официального разрыва отношений, а Фрейя уже пожалела, что позволила Джулиану занять их спальню, себе пришлось поставить раскладушку в рабочем кабинете. Было очень неудобно переносить сюда всю свою одежду, вещи, комнатка стала казаться еще меньше, даже несмотря на цифровые обои – подарок матери. Фрейя и сейчас чувствует здесь тревожный запах сырости. Часто лежит глубокой ночью в своей комнатушке и думает, что ее будто засунули в маленький шкаф; наушники, чтобы попытаться заглушить звуки из коридора, к которым примешивается стук двери, к тому же твердые поверхности в комнате Джулиана прекрасно усиливают любой шорох.

Непрерывный гул транспорта на перекрестке в какой-то момент превращается в визг тормозов – машины еле успевают остановиться, чтобы пощадить отчаянного рыжего кота. Фрейя бесцельно блуждает, а розовая путеводная линия на карте изгибается и поворачивает, когда девушка пытается предвидеть дальнейший маршрут. Настало время принимать решение: найти другого соседа или даже – если дела пойдут совсем плохо – подумать о том, чтобы вернуться обратно к матери, хотя это шаг назад. Светофор мигает желтым, когда Фрейя торопливо идет по пешеходному переходу, наблюдая за тонированными ветровыми стеклами беспилотных автомобилей – девушка принимает их за слепых, и на то есть свои причины: вокруг почти никого, только женщина, шагающая в дизайнерской обуви на каблуках, разговаривает с невидимыми людьми на другом конце телефона. Запах жареного лука разносится из магазинов с заколоченными окнами, которые в течение года во время беспорядков разбивали слишком много раз, теперь они работают тайно, но там по-прежнему полно людей. Когда Фрейя проходит мимо домов, окна закрываются, тишина пропитывает те районы, где правительство может внезапно вмешаться в привычный ход жизни.

Вскоре начинают болеть ноги, и девушка садится на автобусной остановке, чтобы передохнуть. Машины урчат на заданных им скоростях. Фрейя тратит время впустую, но не может вернуться обратно. Экран автобусной остановки, покрытый белыми каплями птичьего помета, замечает смарт-очки и начинает показывать изображения игрушек, которые можно было бы купить ящерице. Не обнаружив ни намека на ответную реакцию, экран начинает показывать фотографии с согревающими зимними блюдами, тушеной курицей, гуляшом, спагетти и фрикадельками, что напоминает Фрейе о резиновых перчатках, которые придется завтра надеть. Крис говорит, что виртуальный помощник понимает, что ему нужно, и подает это на блюдечке с золотой каемочкой. « Больше никаких поисков, никаких решений, этот шаг можно полностью пропустить».

Тревога во время принятия решений – безусловная проблема. Когда наступает выходной, у Фрейи обычно так много идей, как его провести, что в конце концов она просто остается дома. Смартфейс мог бы помочь, используя необходимые данные для вычисления того, на что бы девушка потратила несколько минут или даже часов тревожных раздумий. Может, личный помощник нужен ей даже больше, чем Джулиану. Но этот голос она сменит.

– А почему ты должна быть чьей-то личностью? – спрашивает Фрейя вслух. Конечно, после каждого вопроса девушки смартфейсу достаточно погрузиться в базу данных и выудить оттуда ответ.

– Более простой смарт‑агент версии 1.0 просто отвечает на вопросы и предлагает варианты решения проблемы. Смартфейс добавляет к этому функцию чатбота – людям нравится разговаривать с другом или знаменитостью.

Фрейя согласна, в этом есть смысл. Естественнее принимать другого человека за своего личного помощника, нежели разговаривать с компьютером или же с самим собой. Как бы то ни было, девушка возмущена тем, что сухие факты подаются голосом ее приемной сестры. Каждое слово – безобразная подделка, украденная из прошлого.

– А как насчет стандартных смартфейсов-помощников, могут ли они принимать чью-то личность?

Фрейя знает, как их зовут – навигатор Салли, весельчак Чак или музыкальный Майк. Существует даже белка, но ее предпочитают в основном дети. То были личности, доступные самому первому смартфейсу, появившемуся на рынке; в более поздних моделях выбор расширили, он стал включать в себя всех, кто когда-либо оставлял след в Интернете, за исключением людей, которые четко дали понять, что против всей этой идеи.

– Да, они на это способны, я бы сказала, за исключением весельчака Чака, мне кажется, он страдает биполярным расстройством.

– Шутишь?

– Конечно же, нет! – у компьютера нет чувства юмора, а вот смартфейс умеет шутить. Он даже может поворчать, как Руби, если шутка получается недостаточно остроумной. Это кажется Фрейе особенно странным. Ветер треплет волосы, и она прижимает смарт-очки, чтобы они не свалились, хотя у звука всегда подходящая громкость.

– Мне, скорее всего, придется тебя удалить, – обращается девушка к программе, но слова звучат достаточно подло.

– Не волнуйся, детка. Хочешь сделать это прямо сейчас?

Скептическое повышение интонации, как у Руби. Горло девушки сжимается. Фрейя качает головой. Не сейчас. Еще не время. Прямоугольный массивный автобус плывет по улице, тот самый, который доезжает практически до ворот офиса матери. Двери открываются, думая, что девушка ждет, и она машинально заходит внутрь. Смарт-очки автоматически синхронизируются, чтобы оплатить проезд, и Фрейя опускается на сиденье. Возможно, все это время она собиралась связаться с матерью, поговорить с кем-то настоящим.

Когда Фрейя подходит к внешним воротам, одна из линз очков показывает карту кампуса, местонахождение матери отмечено маркером-булавкой. Извилистые тропинки ведут по газону. Земля хлюпает под ногами – траву тщательно поливают. То, что на первый взгляд кажется пчелами-переростками, на самом деле оказывается крошечными дронами со встроенными освежителями воздуха, маскирующими загрязнение Лондона. Фрейя останавливается, чтобы посмотреть, как кто-то наклоняется над клумбой и вдыхает нежный аромат. Сегодня он сладкий. Фрейя угадывает сорт розы, слишком просто. Может, это «Турецкая сладость».

– Добро пожаловать в «Смарти», – она вздрагивает, увидев молодого веселого человека, который появляется на пути, а затем идет с ней в ногу. Он одет в белую рубашку, руки сложены за спиной, а кожа гладкая, как яйцо.

– Если вам что-нибудь понадобится, просто скажите.

И исчезает. Фрейя вздыхает, осознавая, что еще не раз придется столкнуться с подобным. Прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз посетила кампус «Смарти», достаточно, чтобы стереть из памяти то, что теперь, при виде здания, грозило вернуться.

Девушка щурится, чтобы с помощью очков увеличить изображение двери фойе впереди. Буквы складываются в слово «Смарти», они сделаны так, словно вокруг них застыла стена. Вскоре Фрейя оказывается в приемном атриуме, прохладном месте с шестью стеклянными лифтами, расположенными вокруг центрального сада-оазиса с огромными деревьями. Роскошная обстановка, а ведь это всего лишь фойе. Мать как-то обмолвилась о киосках с вафлями, велосипедах, развозящих смузи, кофейнях с запасами самого лучшего кофе, да к тому же у них есть микроорганизмы, с помощью которых делается шоколад на заказ, игровой комплекс, расположенный на крыше, скалодромы, гидромассажные ванны и спальные капсулы. Спальные капсулы? Фрейе хотелось знать, пользовалась ли ими мать.

– Вот еще, – заявила она дочери. В подушках встроена та же система, что и в шлемофонах «Хало», синхронизирующаяся с мозговыми волнами и отправляющая сны в базу данных компании.

– Не то чтобы они получили бы от меня много, – добавила Эстер, – но в других отделах людей взволновали мысли сотрудников, тикающие ночью внутри их подсознания, и они пытались обуздать их силу.

Когда мать описывает свою работу, ее тон всегда немного язвительный, будто она считает, что начальство излишне увлекается игрушками и фантазиями. Но Фрейе эти описания кажутся более заманчивыми, чем то, что скрывается за кулисами «Твоего дома», где нет ничего, кроме крошечного офиса Сандора и кишащего чайками двора.

Проходя мимо двух мужчин в ретротренчах, Фрейя вспоминает, что отец Джулиана тоже должен находиться где-то на территории кампуса, хотя она и не знает наверняка, в каком отделе тот работает. В фойе полно раздражительных типов в широких штанах, деловых людей старшего возраста и, кажется, несколько подростков, обилие персонала создает впечатление, что в этом месте дела идут очень даже хорошо. Женщины в лакированных туфлях на каблуке и модных митенках, обтягивающих кожу ниже коротких рукавов, восхищаются гаджетами других сотрудниц. Фрейя с уколом зависти вспоминает, что парочка человек, которые учились с ней на одном направлении, должно быть, еще работают в «Смарти», хотя, скорее всего, не в самом здании. Для подобного нужны наивысшие оценки и хорошие связи, Фрейя обладала и тем, и другим. Осознание того, что она просто упустила возможность, причиняет постоянную душевную боль.

Постаменты демонстрируют новую продукцию, их практически невозможно не заметить. Когда Фрейя была здесь в прошлый раз, посетитель мог надеть тактильный костюм и прыгнуть в гигантский пудинг. Такое развлечение в основном подходило для детей, тем не менее девушка вспоминает, как погрузилась в голограмму бланманже и наслаждалась вязким желе. Сейчас на дисплеях отображаются серьезные вещицы, в основном гарнитура «Хало», – с тех пор, как «Смарти» выкупила компанию, которая занимается их производством, – шлемофон сидит на голове и считывает мозговые волны. Когда Фрейя проходит мимо демонстрационного анализа мыслей, прибор говорит, что мысли подопытной на семьдесят пять процентов заполнены позитивом и что она думала о своем муже сорок четыре раза. Беззаботная улыбка женщины наталкивает на мысль, что та просто позирует, думая на самом деле о коктейлях в Сохо, которые сможет купить на заработанные здесь деньги.

Несмотря на то что Фрейя концентрирует внимание на сокращении расстояния между собой и крошечной булавкой, которая обозначает маму, девушка просто ошеломлена, когда проходит мимо демонстрационного постамента и видит свое лицо в трех измерениях.

– Хорошо выглядишь, Фрейя, – говорит прибор ее собственным голосом, – погляди на меня, видишь разницу?

Кремово-желтая безупречная кожа, волосы немного гуще, чем у нее, и аккуратно подстрижены до линии подбородка. Все это делает ее сверхъестественно красивой, но услужливое выражение лица настораживает девушку. Должно быть, оно сканирует лицо Фрейи и затем продолжает:

– Ты выглядишь… неуверенной. Может, я чем-то могу помочь?

Теперь Фрейя понимает суть приложения, вряд ли люди будут задавать свои личные вопросы здесь и сейчас, когда смартфейсы базовой версии становятся все более распространенными. Тем не менее в новинку слушать зажигательную речь от более красивой версии себя.

За круглой стойкой регистрации, усеянной орхидеями, стоят два настоящих человека, которые приветствуют ее одновременными улыбками. Одна из девушек касается стола, проецируя над собой расписание Эстер, в то время как другая несколько раз касается пальцами воздуха.

– Просто регистрирую тебя, – объясняет девушка.

Позже Фрейя увидит в социальных сетях следующее: Фрейя Уолкер зарегистрировалась в кампусе «Смарти» – приходите убедиться, что ваша база данных знает вас как никто другой!

Первая секретарша поднимает глаза:

– Боюсь, Эстер на встрече.

– Надолго?

– Они забронировали кабинет на некоторое время.

Несмотря на сочувственную улыбку, кажется, что в глубине души секретарше все равно. Фрейе ничего не остается, как просто пойти обратно, моргая. Она крутит вокруг запястья смарт-браслет: интересно, Эстер еще носит подвеску, которая связана с ним и показывает настроение дочери? Если бы мама прямо сейчас проверила цвет кулона, то обнаружила бы, что он огненно-рыжий, свидетельство стресса у Фрейи. Но он, вероятно, спрятан под рубашкой или даже лежит в ящике. Фрейя никогда не понимала, с какой стати некто столь практичный, как мать, будет возиться с безделушками, показывающими настроение.

Люди вокруг спешат, в воздухе смешиваются ароматы кофе и чистящих средств. Стеклянная крыша пропускает угрюмый январский свет. Может, уйти? Очки показывают приблизительную схему здания, она видит, что мать сейчас не в медицинском крыле, а где-то поблизости, приблизительно над стойкой регистрации. Посмотрев вверх, Фрейя замечает над атриумом значок булавки.

– Руби, – обращается девушка к смартфейсу, а затем добавляет, – я называю тебя так только сейчас.

– Хорошо.

– Что мне делать?

Мимо проходят люди, недостаточно близко, чтобы услышать их разговор. В любом случае рабочие заняты переговорами со своими коллегами из Сан-Франциско либо чатятся с собственными смартфейсами.

– Мы могли бы зайти позже. За углом отличный маникюрный салон…

Фрейя вздыхает, засовывая руки в атласные карманы пальто, которые порваны то там, то тут. Несомненно, Эстер покажется странным, что дочь объявилась раньше дня, когда они собираются за чашечкой кофе. Все это из-за Джулиана, который даже не пытается приложить никаких усилий к пониманию того, что она нуждается в людях, настоящих людях, с которыми можно поговорить. Все эти смартфейсы уже порядком осточертели. Фрейя хочет услышать низкий, успокаивающий голос матери, объясняющий, что происходит.

– Дело в том, что… – начинает Фрейя, ей едва хватает воздуха, чтобы произнести фразу, отчасти она надеется, что сказанное невозможно будет расшифровать, – тебя больше нет, Руби. Ты не существуешь. Прости, но это так! Все это кажется ненастоящим.

Она вытаскивает кулак из кармана, полный ниток из подкладки.

– Я имею в виду, тебе до сих пор семнадцать? А вот мне двадцать три. Я больше не могу зависать в Рае.

Голос смартфейса мягко отвечает, подстраиваясь под тон девушки:

– Я тоже больше не делаю всякие поделки и не пью колу.

– На что перешла?

– Кое-что другое. Знаешь…

– Например?

– Мы могли бы приодеться и поехать в Медиэвиль.

– Медиэвиль? – Фрейя хмурится. Этого места еще не существовало, когда они были детьми. Откуда Руби могла узнать о нем? – Так тебе до сих пор семнадцать? – Этот вопрос заставляет девушку почувствовать себя слегка чокнутой.

– Двадцать четыре, – пауза, которая позволяет принять информацию. – Понимаю, детка, понимаю. Если тебе что-то не нравится, можешь выбрать базу данных другого человека.

– Тебе двадцать четыре?

Фрейя закрывает глаза, совершенно бессильная перед образом, который вырисовывается в сознании. Она видит Руби до мельчайших деталей: на пару сантиметров выше, на румяном лице признаки грусти, зрелые сформировавшиеся черты, идеально сочетающиеся с голосом. Почуяв аромат белого шоколада, которым пах ее блеск для губ, Фрейя с трудом дышит. Девушке срочно нужно поговорить с матерью.

– Как я могу с ней увидеться? – голова кружится, когда Фрейя осматривает фойе. – С мамой, я имею в виду.

– А что тебя останавливает? – трудно вынести озорные нотки в голосе. Фрейя взглядом следит за лифтами: то вниз, то вверх, к небесам. Как только один из них останавливается, выпуская наружу трех мужчин в костюмах цвета мокрого асфальта, девушка заходит внутрь, сразу же почувствовав запах освежителя воздуха. Может, во время совещания будет перерыв, и Фрейя встретит мать, которая возьмет на перекус кофе марки «Смарти» и маленький черничный кекс.

– Давай. Поднимайся, – лифт не двигается.

– Мне жаль, Фрейя, – услышав из динамиков отчетливый голос, девушка подпрыгивает от неожиданности. – У вас недостаточно прав, чтобы покидать приемную.

– Да ладно тебе, просто поднимись наверх, – голос надламывается, и Фрейя подпрыгивает, будто от этого толчка лифт двинется с места. За дверями стоит женщина в фирменной рубашке компании, она смотрит внутрь и улыбается. Еще одна секретарша.

– Привет, Фрейя. Могу я помочь?

– Простите, – сердце бешено колотится в груди девушки, совсем не хочется выходить из лифта. – Мне нужно встретиться с матерью.

– Боюсь, она все еще на совещании. У тебя срочное дело?

Лицо женщины покрыто тонким слоем светлой пудры, отчего оно выглядит матовым, за исключением губ, накрашенных серо-коричневой глянцевой помадой.

– Да.

Секретарша колеблется.

– Ладно. Мы можем пойти и посмотреть, не найдется ли у нее парочки свободных минут.

Фрейя поднимает глаза и мысленно благодарит «Смарти» за твердую клиентоориентированность. Секретарша заходит в лифт, и тот начинает движение, быстро поднимаясь над деревьями. Они выходят на перекрестный мост, который выглядит как длинная терка для сыра, ноги странно звенят по металлу, отчего можно понять, что до земли очень далеко. На противоположном конце моста находится коридор, на двери написано « Лазурный кабинет» . Секретарша хмурится.

– Прошу прощения, они только что дали понять, что отстают от графика. Думаю, мы не должны им мешать.

Синяя дверь, окошко, похожее на иллюминатор, вибрирует от разговора внутри. Фрейя может различить быструю речь матери, она убедительна и в то же время прекрасно контролирует громкость голоса. Это наполняет девушку решимостью. Прежде чем секретарша успевает что-либо предпринять, Фрейя стучит в дверь, а затем дергает ручку. Говорящие замолкают. Секретарша пытается преградить путь и начинает многозначительно повторять свое:

– Не думаю, что мы должны мешать…

В окошке-иллюминаторе появляется лицо. Сначала оно выглядит кукольным, а затем, к своему облегчению, девушка видит Эстер, которая озадаченно щурится. Можно разобрать кожаные кресла и беговые дорожки, мужчину, который вскакивает со своего места, чтобы увидеть, кто пришел. Мать выходит из комнаты, тянет ручку двери и говорит сидящим там людям:

– Прошу прощения. Дайте мне полминутки.

Фрейя замечает на ней одежду, которую раньше не видела: коралловую блузку и узкий серый кардиган. Щеки матери краснеют – она явно удивлена:

– Фрейя, что, ради всего святого, ты здесь делаешь?

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Прямо сейчас? – мать оглядывается назад и плотно закрывает дверь, так что они остаются в коридоре только вдвоем. – Я бы сказала, не самое подходящее время. – Эстер потирает глаза. Секретарша переминается с ноги на ногу, натягивает на лицо улыбку и уходит.

– Извини, это касается Руби.

Эстер застывает на месте, ладони так и остаются на глазах.

– Не говори мне… – уставилась она на дочь. – Не говори мне, что ее нашли… – Эстер отступает от двери и опирается одной рукой о меловую стену, чувствуя под своей рубашкой кулон, который связан со смарт-браслетом Фрейи. Женщина перебирает его пальцами, от волнения он светится красным.

– Нет, дело не в этом. Мой смартфейс. Он впитал в себя личность Руби. Но она… он… звучит так похоже. То, что она говорит… – Фрейя делает глубокий вдох, внезапно осознав, что должна сказать то, чему с трудом можно было поверить. – Будто она и дальше живет. Что, если ее данные продолжают откуда-нибудь поступать? Это могло бы значить, что она… все еще жива, правда? – хочется, чтобы выражение лица матери, сейчас холодное и даже какое-то болезненное, изменилось. – Ты же сама говорила, что профиль «Смарти» надежен, даже если ты выходишь из социальных сетей, каждый твой шаг, каждая твоя покупка отслеживается. Может быть, ты знаешь, где хранится вся эта информация…

– Тсс, – мать поднимает указательный палец. Эстер прикусывает губы. Делает глубокий вдох. – Хватит. Больше не хочу слышать ни слова. Где ты достала этот смартфейс?

– Это… – она импульсивно продолжает. – Разве ты не слышишь, что я тебе говорю? Он выудил Руби из моих данных, но сестра будто жива, повзрослела.

Матери нужно время, чтобы переварить информацию. В конце концов Эстер всплескивает руками.

– Существуют определенные алгоритмы. Они берут данные ребенка, рассчитывают, когда тот выйдет замуж или женится, как будут развиваться его интересы… – голос Эстер звучит раздраженно. – Ты знаешь об этом, ведь так? А если нечто и выглядит непривычно, так это по той причине, что технология умна, или, может, Руби делилась онлайн тем, чем не делилась с тобой, – глаза снова устремляются к окну-иллюминатору.

– А что, если все не так, – сердце Фрейи обливается кровью. Она думала, что известие воодушевит мать, которая уже отчаялась расследовать дело Руби.

– Прости, милая, просто спустись обратно на лифте, хорошо? Уверена, ты немедленно удалишь эту личность – обещаешь мне, что именно так и поступишь? Поговорим позже, – Эстер одергивает блузу и принимает рабочую позу, отчего становится выше на пару дюймов, а затем тянет дверную ручку.

– Ты даже не хочешь посмотреть на мой смартфейс, – слова Фрейи звучат как обвинение.

Мать равномерно втягивает воздух в легкие, будто это поможет подкрепить ответ.

– Поверь, я видела их сотни раз. Мне жаль, но Руби погибла много лет назад. Если кто-нибудь найдет ее… от нее мало что осталось.

С этими словами Эстер возвращается на совещание, ее встречает веселый мужской голос. Фрейя опустошена, стоит, беспомощно уставившись в окно-иллюминатор. Девушка знает, что спровоцировала мать произнести эти слова, но все равно их трудно простить. Как все изменилось, а ведь когда-то Эстер бросала все дела, чтобы идти по малейшему следу, который давал надежду.

Булькает вода в кулере. Воздух здесь слишком свежий, отфильтрованный и, возможно, ароматизированный системой кондиционирования. Он проникает сквозь шерстяные легинсы, ноги пробирает холодок, когда девушка в полушоковом состоянии блуждает по коридору. Повсюду куча разноцветных дверей, Фрейя настолько поглощена мыслью найти кого-нибудь, кто смог бы запустить «специальный поиск» информации о Руби, что идет не в ту сторону, и ей приходится развернуться. Проходя мимо «Лазурного кабинета» еще раз, Фрейя слышит гомон говорящих, за которым следует специфический, похожий на детский голос:

– Это трусость! Давайте не будем трусить!

Работа в странном мире стеклянных водопадов и мостов, похожих на терку для сыра, может заставить вас свернуться, словно оригами, уголок к уголку, превратить в замкнутого и целеустремленного работника. Эстер часто говорила, что старается не соответствовать такому описанию, буквально из кожи вон лезет. Мать утверждает, что слишком практична, чтобы связывать себя с идеями по модификации человеческих тел, нервных имплантатов, сверхмощных глазных яблок и кучи робо-рук.

– В глубине души я все еще рядовой психотерапевт, – любит говорить Эстер. Но, возможно, годы работы здесь взяли свое. Она перестала верить в то, что у людей могут быть секреты. Все прозрачно, каждый человек – плавающая булавка на карте.

Спускаясь на лифте, Фрейя думает, во сколько мать выйдет с работы, может, в восемь или девять часов вечера, с грустным лицом из-за воспоминаний об останках своей приемной дочери. Сейчас в голове Эстер нет места ничему другому, кроме костей Руби, которые, должно быть, рассыпались в прах, словно лежали в склепе. Мать отложит эту мысль в сторону, просмотрит бумаги об опеке или приготовит ужин, так и не заметив, что кулон под рубашкой стал голубовато-серым от горя.

5

Замкнутость – то, что выбираешь, когда уже никто не может помочь в поисках. Замкнутость Эстер проявляется в строгой униформе, вырезках из прессы и записях к дантисту. Фрейя все эти годы вела себя по-другому. Время от времени, когда реальность кажется не такой жестокой, она представляет себе, будто тогда у Руби был тайник с деньгами, той же ночью она поехала прямиком в аэропорт, присоединилась к каким-нибудь путешественникам, сбежала, пустилась в путь, как современный фланер, и сейчас гуляет под коваными балконами улиц Европы или среди небоскребов, где ее никто не знает.

Будь это так, можно было бы никого не винить.

Фрейя спускается в фойе, неохотно покидая «Смарти», так и не получив ответы на свои вопросы. Девушку манит сад атриума, разнообразие деревьев вызывает восторг: клены, чилийские араукарии и японские секвойи растут прямо из пола. Несмотря на то что ветра нет, слышится шелест листьев, шум в фойе постепенно стихает. Несколько сотрудников шагают среди деревьев в поисках умиротворения. Мужчина проверяет, смотрит ли на него кто-нибудь, а затем прислоняет лоб к коре сосны и массирует затылок, из горла вырывается сдавленный стон. Фрейя наблюдает, как рабочий поспешно удаляется с отпечатком коры на лбу и следом живицы. В воздухе что-то появляется, кажется, смарт-очки синхронизируются с садом, проецируя вереницу лимонно-желтых бабочек, в ушах раздается пение птиц. Будто на улице весна.

Стоял конец мая, когда Фрейя в последний раз видела сестру, и с тех пор прошло чуть меньше восьми лет; на улице уже почти было лето. Руби сдавала экзамены, но училась она спустя рукава. В то утро на холодильнике висела записка: «Удачи на химии. Завтра, когда я вернусь, будем есть торт». Эстер отправилась на поезде в Уэльс на музыкальный фестиваль, пятидесятилетие подруги, хотя и не хотела оставлять девочек одних во время экзаменов. Руби махнула рукой на свои проблемы, не говоря уже о том, что ей все равно было скучно учиться. Несколько месяцев спустя Фрейя увидела результаты экзаменов: у сестры был самый худший из всех сданных ею тогда предметов.

Перед отъездом мать разрешила Фрейе сходить к Терри на игровую вечеринку, но только с условием вернуться домой засветло, в 9 часов, ведь ее никто не сможет подбросить. Трудно описать словами, как Фрейя волновалась перед предстоящим событием, венцом стараний завести друзей в течение последних двух семестров. Благодаря растущему интересу к играм в виртуальной реальности девушке неожиданно повезло, на нее обратили внимание люди, которые увлекались масками виртуальной реальности, сенсорными узлами и графическими рожками. Но их нельзя было назвать гиками. И это было не просто приглашение в гости, Фрейя волновалась вдвойне, ведь Терри была очень популярна в своей компании, а играть им предстояло в «Метаморфозы в Амазонии», модное неоплатформенное приключение. Фрейя получила привилегию одной из немногих избранных попробовать маску от «Смарти», которую, как говорили, отделяли световые годы от последней модели «Окулус Рифт».

Надев маску, девушка мгновенно утратила чувство реальности: она стояла, хотя точно знала, что на самом деле сидит, а поворачиваясь, видела простирающиеся во все стороны джунгли, толстые стволы, увитые лианами и губчатым мхом. Взмахом головы заставляла обезьянку-аватара прыгнуть в деревья, а вскоре уже не требовалось никаких усилий, чтобы поверить в то, что девушка сжимает ветку, качаясь вместе со своими приятелями‑приматами. Фрейя хватала фрукты, уворачивалась от врагов и, когда переходила на следующий уровень, оказывалась в шкуре другого животного. В пустыне ей предстояло стать пустынным хамелеоном, прорываться сквозь алоэ и суккуленты, так что ноги становились липкими от сока. Детализация захватывала дух: хотелось оставить все позади, провести вечность, исследуя этот волшебный мир.

Игра поглотила Фрейю настолько, что, когда в половине десятого зазвонил телефон, она не обратила на это никакого внимания, равно как в десять и в половину одиннадцатого. Около одиннадцати часов наступило кратковременное спокойствие, когда ребята превратились в цапель и покатались по реке на бегемотах. Фрейя не могла разобрать, что это за странные звуки. В конце концов любопытство пересилило и девушка сняла маску, но слишком быстро, отчего на нее накатила волна тошноты. На другом конце провода была Руби, она рвала и метала – это был один из тех редких случаев, когда ее чаша терпения переполнилась и выплеснулась на младшую сестру.

– Я звонила миллион раз, – разразилась она гневом. Но голова Фрейи все еще кружилась от игры, и, когда она попыталась объясниться, Руби оборвала ее на полуслове. – Ты не знаешь чувства меры, ведь так? Уже очень поздно. Что скажет Эстер?

Оглядываясь назад, Фрейя понимает: не нужно было играть с доверием сестры; в первый раз мать оставила дочерей одних на ночь и, должно быть, взяла с Руби определенные обещания. Тем не менее приемная сестра никогда раньше так не сердилась. Она была той, кто обычно нарушает правила, независимо от того, что под этим подразумевала Эстер. Возмутительно, что Руби пыталась требовать что-то сейчас, когда Фрейя наладила отношения с местными жителями Пэкхама. Ей даже пришло в голову, что сестра ревнует. Когда голос в трубке назвал Фрейю глупой и пекущейся только о своих интересах, девушка больше не могла этого вытерпеть. Фрейя будто с цепи сорвалась, разразилась тирадой, из которой теперь в памяти всплывают лишь отдельные фразы, словно обломки после кораблекрушения:

– Можешь говорить сколько угодно! С каких это пор ты следуешь всем правилам матери? Просто не лезь не в свое дело, Руби! Я просто хочу поиграть. Отвали от меня.

Иногда припоминаются новые подробности, и они даже сейчас причиняют боль.

Фрейя замолчала, и на несколько секунд, прежде чем Руби ответила ей, воцарилась тишина.

– И как ты собираешься добираться до дома? Тебя никто не подбросит на машине.

– Я останусь здесь. Я, наверное, смогу здесь переночевать.

Фрейя бросила вопросительный взгляд на Терри, но та была слишком занята стаканом воды, чтобы обратить на нее внимание. Фрейя сбросила вызов . Оказалось, что все остальные планировали устроиться на ночлег в гостиной, и найти спальный мешок не составило большого труда. Ребята проходили уровень за уровнем, глубоко погрузившись в виртуальный мир, и остановились только тогда, когда Терри уснула и они поняли, что уже перевалило за четыре утра.

Игра перенесла Фрейю в царство невесомости, в состояние свободного плавания, где можно было делать и говорить все, что угодно. Маски в то время были визуальными, и недостаток сенсорного восприятия приходилось заполнять собственным воображением. Так что выйти из игры означало окунуться в густой утренний аромат бекона, предвещавший день, уютный, как старый диван. Терри с остальными слонялись вокруг, смотрели скверные дневные передачи по телевизору, по мере сил стараясь приготовить на плите завтрак. В обед ребята сонно попрощались, Фрейя пошла домой, а изнутри ее точил червь какой-то смутной тревоги. Сестры ссорились не впервые. Всегда казалось, будто они разругались окончательно, но со временем обе успокаивались, и ни одна не держала на другую зла. Фрейя мысленно сформулировала извинение и уже слышала ответ Руби:

– Не волнуйся, все в порядке.

Возможно, к утру сестра уже успокоилась, она посочувствует Фрейе и согласится с ней. А если нет, девушка попросит у Руби прощения. Все будет в порядке.

Фрейя совсем не удивилась, когда, вернувшись домой, никого не обнаружила. Гора тостов с лимонным кремом помогла продержаться весь день, девушка так сильно устала, что постоянно зевала и не могла съесть слишком много. Вспоминая этот день позже, она чувствовала отвращение. Руби, возможно, долго колотила по стенкам фургона, вертела ручку закрытой двери, всеми силами стараясь привлечь внимание. Полиция могла бы идти по горячим следам. Как бы то ни было, кошачья независимость Руби объясняла ее отсутствие. Лишь спустя несколько часов, когда Эстер вернулась с вокзала, Фрейя написала сестре сообщение, извиняясь. И неважно, что за этим не последовал немедленный ответ.

– Я так предполагаю, вчера все прошло хорошо? – мать кинула рюкзак в коридоре и нетерпеливо начала готовить свиные ребрышки по-китайски, которые купила по дороге домой. Эстер хотелось знать, придет ли Руби к ужину. В этот момент Фрейе пришлось объяснить, как она осталась с ночевкой у Терри, и робко рассказать, как Руби звонила ей на мобильный. Голос дочери становился все тише и тише. Только сейчас Фрейе пришло в голову, что Руби, возможно, не пошла спать после ссоры.

– С ночевкой? Ты же обещала, что вернешься вовремя, – прикусывая влажный конец лопатки, мать суетливо ходила по комнате.

– Знаю, было слишком поздно…

Эстер в разноцветной толстовке и солнцезащитных очках принесла в дом летнее праздничное настроение, которое теперь быстро испарялось. Фрейя вошла в комнату Руби и увидела, что любимые ботильоны сестры пропали вместе с тканым мешком, который та везде носила с собой. Смарт-очки – подарок на день рождения – лежали на тумбочке.

Именно Эстер высказала догадку, что Руби могла попытаться прийти к дому Терри после последнего телефонного звонка.

– Глупо, глупо, – продолжает повторять мать, хотя в сознании Фрейи эти слова сливаются со звуком прокалывания пакета риса, предназначенного для микроволновки, вилка сначала погружается в него, а затем столовый прибор вытаскивают. Позвонив Руби на сотовый, они услышали лишь автоответчик, хождение по улице туда-сюда не дало никаких подсказок. Нельзя сказать, что мать с дочерью ожидали найти ее, просто позвав по имени. Но это помогло отсрочить обращение в полицию – шаг, который приводил семью в ужас. Фрейя по сей день вспоминает, как мать набирала номер Руби, как при этом хрустела ее шея, как холодной рукой она охлаждала пульсирующий от боли лоб, а ребрышки с пятью специями превращались на плите в угольки.

Постоянно одно и то же. Нужно было рассказывать эту историю снова и снова, полиции и социальным службам. Фрейя знала, мать словно побывала в аду – приходилось оправдываться перед людьми, которых она сама так часто уверяла, что все в порядке. Хотя Руби никогда того не замечала, Фрейя улавливала те кратковременные моменты, когда мать сомневалась в себе. Эстер так старалась быть хорошим опекуном, запирала свои страхи, и вот наконец они вырвались и раздавили ее. Камеры наблюдения показали, что Руби действительно вышла из дома около одиннадцати двадцати, укутавшись в теплую одежду и проверив свой телефон, предположительно, для того, чтобы проложить маршрут к дому Терри. И телефон нашли, он, разбитый, валялся на тротуаре в пяти улицах от их дома, оказалось, что последними на нем открывались карты «Смарти».

Фрейе никогда бы не пришло в голову, что Руби заупрямится перед вполне логичным решением проблемы. Вечеринка не нарушала маминых правил касательно ночевок, ведь там не употребляли алкоголь. Равно как и наркотики. Конечно, этого было недостаточно, чтобы Руби отправилась за сестрой. Независимо от того, что могла бы сказать Эстер, суть была в том, что ни одна из них не должна была самостоятельно выходить из дома после наступления темноты. Руби никогда не боялась темноты.

« Будь как тень , – любила повторять она Фрейе, – даже еще темнее» .

Их беспокоило то, насколько подавленной чувствовала себя Руби после телефонного разговора. Может, она решила притащить Фрейю домой из-за того, что не хотела ей уступить, или испугалась, что младшая сестренка попытается добраться до дома одна. Или Руби могла сказать себе:

– Фрейя права, Эстер не моя мать и никогда ею не станет.

Привычное желание выйти из дома гонит ее на открытый воздух, только на этот раз Руби не вернется. Полиция разыскивала девушку в течение нескольких недель, и всякий раз, когда казалось, что они хотят прекратить поиски, мама шла и обвиняла их в бездействии за то, что пытались списать Руби со счетов, как и любого другого ребенка, которого не удалось найти. Фрейя тоже вела поиски, равно как и некоторые учителя, друзья Руби из Центра по охране природы, который та давно перестала посещать. В течение нескольких месяцев Фрейя ходила по жилым улицам, думая, как такие мирные пейзажи могли поглотить приемную сестру. Крошащиеся стены, ворота на частную территорию, горшки на веранде, тройное остекление и мусорные баки – ничто из этого не выглядело способным на волшебный трюк с исчезновением. Проводить поиски в зеленых зонах было куда сложнее, особенно в одной, через которую, скорее всего, пролегал путь Руби. У растущих там деревьев корни напоминали пальцы рук, всполохи мусора могли быть красного цвета, такого же, как и ее лосины, грибы походили на плоть.

Запаха влажной почвы достаточно, чтобы заставить Фрейю напрячься даже здесь, в саду «Смарти», где каждое дерево совершенно, его обрезают. Над головой ломается веточка, девушка смотрит вверх и замечает маленький дрон, который в очках выглядит как пчела, взгромоздившаяся на слишком тонкую ветку. Он поднимается и с помощью крохотных лопастей вертолета с жужжанием улетает прочь. Есть нечто утешительное в том, что даже дикая природа находится здесь под контролем. В течение нескольких месяцев после исчезновения Руби все казалось опасным, даже бытовые мелочи. Фрейя боялась включить телевизор, боялась, когда кто-то – особенно мама – начинал предложение со слов «у меня есть новости». Девушка больше не ждала погружения в сон, ведь там все было хорошо, а проснувшись, чувствовала себя совершенно раздавленной. Незнакомые люди советовали улыбаться, но это заставляло Фрейю чувствовать себя фальшивкой, реквизитом на съемочной площадке, как будто сердце не разбилось под тяжестью произошедшего. Эстер стала до жути нежной. Она всегда была толстокожей, как баскетбольный мяч, и такой же твердой. Теперь же мать слишком многое ей позволяла: когда нужно было сказать «нет», женщина говорила «да». Всякий раз, когда поднималась тема ночевки, Эстер пресекала просьбы дочери.

– Я поехала шляться, как какая-нибудь восемнадцатилетка, когда у Руби были экзамены…

То, как решительно мать брала на себя вину, сильно расстраивало Фрейю, и поэтому она перестала поднимать эту тему, уводя своих собственных демонов на безопасное расстояние. Даже сейчас, когда Фрейя заглядывает в школьный альбом, она видит массу вопросительных знаков, всплывающих сотнями, все они разных размеров, цветов, девушка сводила себя с ума вопросами. Почему это произошло? Почему Руби вышла из дома той ночью, п очему она так и не дошла до Терри? Вопросы, на которых до сих пор нет ответа.

Всю свою жизнь Фрейя могла подключиться к мега-мозгу и мгновенно стать экспертом в любом вопросе. Нет необходимости запоминать что-либо или изучать другие языки, даже на прием к стоматологу может записать зубная щетка, если найдет слишком много зубного камня. Все, что нужно, – пальцы, а теперь все иначе. Информация, которую никак не заполучить, – просто немыслимо, осознание этого сводит с ума. В конце концов Фрейя стоит в здании «Смарти», громадном храме информации. Как можно не найти здесь ответов? Информация должна конденсироваться из воздуха так же легко, как влага из сада оседает на холодной стеклянной крыше.

Они так и не выяснили, что стряслось с Руби. Эстер встречалась с полицейскими еще несколько месяцев после случившегося, но это ничего не дало. Люди, которые пропадали без вести летом, могли выживать на улицах целую вечность. Зимой все было бы иначе, но теперь дело затянулось, а затем и вовсе прекратилось. Фрейя проводила свободное время в одиночестве, боясь, что люди могут заметить пустоту внутри, а она никак не могла разделить с ними свое горе. Казалось, им все равно. Компания Терри перестала общаться с Фрейей. Другие, не скрывая грубости, издевались над девушкой и распускали сплетни о том, что Руби якобы занималась проституцией и ее сутенер наконец-таки расправился с ней. Все тусовщики Пэкхама теперь свидетельствовали, что она была гулящей и праздно шаталась по зеленым зонам поздно ночью в поисках клиентов. Именно тогда Фрейя ушла в себя. Люди оставляли кучи комментариев онлайн, в школе девушка носила наушники и стояла снаружи на холоде, вдали от остальных. Несмотря на эмоциональное потрясение, Фрейя показала на экзаменах хорошие результаты, что весьма удивило и обрадовало мать. Она заслужила стипендию, с помощью которой смогла ходить с Джулианом в один университет, благодарная за большое количество часов, посвященных лабораторным работам. Реальность без Руби стала трудной, а погружение в виртуальную реальность чем-то невыносимым. Когда Фрейя надевает маску, голова начинает кружиться и приходится немедленно ее снять. Ни один семестр не обходился без обучения в виртуальной реальности, сначала девушка думала, что придется пропустить много занятий. Потом обнаружила, что, сосредоточившись на эксперименте, проводимом исследовании, можно все это вынести. Фрейя говорила себе, что, пока это не игра, невозможно потерять голову и обнаружить в конце нечто ужасное.

Что касается Эстер, та погрузилась в работу с головой, мешки под глазами не пропадали, в светлых коротко стриженных непослушных волосах пробивалась седина. Фрейя знала, что мать смирилась с мыслью о смерти Руби. Может, так и надо было поступить. Ходили истории о множестве пропавших без вести школьниц, а после этого одного мужчину задержали по обвинению в совершенных убийствах. О них писали в газетах. Пускай и прошли годы, но всякий раз, когда в новостях появлялось нечто подобное, Фрейя внимательно смотрела на свою мать и читала мысли в ее глазах. Появится ли фото Руби среди списка жертв на этот раз? Такой исход, конечно, был маловероятен, их бы заранее проинформировали, но все же лицо Эстер искажал спазм боли.

Неужели только мать верила, что Руби отправилась в лучший мир? Если кто-нибудь спрашивает о приемной сестре, Фрейя отвечает в прошедшем времени. У нее нет выбора. Тем не менее мечты так и роятся в голове у девушки, она представляет, как Руби бодро идет по неизвестным дорогам или хрустящему гравию, в то время как ее собственные ноги шагают по искусственно выращенному саду. Откуда-то доносится запах тунца, Фрейя замечает, что одна из секретарш сидит на скамейке и жует бутерброд, в волосах поблескивает гарнитура. Мини-водопад сначала сужается, а затем снова расширяется, он течет под сильным наклоном и брызгает во все стороны. Эстер говорила дочери, что всякий, у кого есть шлемофон «Хало», может контролировать водопад силой мысли, если им, конечно, больше нечем заняться. Добравшись до центра сада, Фрейя обнаруживает мост в восточном стиле – идеальный полукруг из дерева, окрашенный в голубой цвет. Она перекидывает туловище через ограждение и замечает, что смарт-браслет на запястье указывает на низкий уровень серотонина.

– Руби? – шепчет она, но смартфейс слышит.

– Эй, – мягко отвечает голос, – тебе бы не помешало поднять уровень эндорфинов. Как насчет горячей ванны по возвращении домой? Могу для тебя это устроить.

– Для чего ты говоришь о ванной?

Климат в саду-оазисе влажный, почти тропический в отличие от январского холода снаружи.

– Тебе нравится купаться. В этом плане ты практически лягушонок.

– Руби, – упорствует девушка, – ты говоришь как живая.

– Я жива настолько, насколько позволяет база данных.

– Разве ты не видишь, что со мной происходит? Я не знаю, что с тобой делать.

Склонив голову, Фрейя пускает слезу, которую глотает появившаяся на мгновение стайка золотых рыбок. Каждое слово пульсирует, эхом повторяя удары сердца, что-то невидимое, но ощутимое, наличие которого невозможно уловить. Если бы только она могла закрыть глаза и удержать это. Девушка сжимает кулаки, пытаясь почувствовать доски под ногами. Творится что-то неладное. Каждая попытка объяснить происходящее логически погружает все дальше в мир безумия. Руки дрожат, девушка рывком застегивает пальто, уходит прочь из сада и пересекает фойе. Фрейя наконец-то на улице, морозный воздух бьет в лицо.

– Руби, мне нужно удалить тебя, я обещала маме.

– Ничего страшного, милая. Я все понимаю.

В саду кампуса полно бегунов, одетых во всевозможные флисовые костюмы от «Смарти». Без сомнения, компания хочет удостовериться, что сотрудники – здоровые, полные жизненных сил люди. Фрейя уклоняется от них, иногда сходя с дорожки. Сверху пробивается солнечный свет, в то время как небо на горизонте затянуто тучами. Должно быть, компания наконец получила разрешение на локализацию погоды.

– Я этого совсем не хочу, – продолжает Фрейя, дрон практически врезается в ее голову. – Но мама права. Ты ведь… мертва?

Кажется, смартфейс обдумывает ответ.

– Технически я всего лишь база данных и набор алгоритмов.

– Но в настоящем мире ты мертва, – Фрейя прикусывает губы, уклоняясь от бегуна и балансируя на краю бордюра.

– Похоже на то. По крайней мере, нет никаких записей о моей смерти, но я могла залечь на дно.

Подобные слова может сказать только человек, оглядывающийся на свою смерть. По коже Фрейи бегут мурашки, в формулировке проскакивает нечто странное.

– Залечь на дно? Ты имеешь в виду, вышла из сети, сменила профиль или что-то вроде этого?

– В таком случае я бы проделала кропотливую работенку, – Фрейя так и видит ухмыляющуюся Руби. Девушка понимает, что нужно выключить эту штуку, избавиться от этой личности. Уши уже привыкли к голосу, они внимательно слушают.

– Это все, что ты знаешь? – каждое слово заводит все дальше.

– Я лишь личность, созданная на основе базы данных.

Фрейя ускоряет шаг:

– Что произошло тогда, той ночью?

– Я помню, как добралась до улицы Хайдаун, больше ничего.

При упоминании этого места по коже бежит давно забытая дрожь. Едва не порезав руку, Фрейя хватает жесткую траву, которая смогла пережить суровую зиму.

– Где ты была с тех самых пор? Где ты сейчас?

– Не знаю. В любом случае, если это не публичная информация, я не смогу дать ответ.

Фрейя отбрасывает траву в сторону. Однажды Крис рассказал, как пытался выпросить у своего смартфейса настоящее нахождение принца Джорджа. Взамен парень обещал программе выходной, серенаду и даже собственный стриптиз перед зеркалом. Естественно, принц с присущей монаршей особе непоколебимостью придерживался политики конфиденциальности.

У ворот кампуса Фрейя оглядывается на роскошное здание, якобы светоч информации посреди хаоса. Компания ее подвела.

– Прямо за углом прекрасная кофейня, – подмечает Руби.

– Извини, – Фрейя впивается ногтями в ладони. – Я обещала маме.

– Разве?

– Я должна тебя выключить.

Пауза. Стараясь услышать, она сильнее прижимает защитные наушники к ушам. Голос становится таким же низким и чарующим, как тот, который разбудил ее в первый раз.

– Все в порядке, милая, давай. Избавься от меня.

6

В морозном ярком солнечном свете, какой бывает только в середине зимы, Фрейя проходит сквозь облачка, порожденные ее собственным дыханием. Шарф, внутренний нагреватель которого вышел из строя пару месяцев назад, плотно намотан под пальто. Незнакомая улица ведет мимо итальянского ресторана, в который любил наведываться Джулиан. Через окно смарт-очки улавливают меню заведения и показывают, как готовятся блюда, от соуса песто поднимается зеленоватый дымок. Пока изо рта не потекли слюнки, Фрейя двигается дальше.

Есть некий декаданс в нарушении традиций, раньше девушка встречалась с матерью в Камбервэлл за чашечкой кофе, а теперь прогуливается здесь просто так. Если Эстер захочет проверить местоположение Фрейи, то увидит, что дочери нет дома. На улице, может быть, и февраль, но зачем сидеть дома, когда живешь в Лондоне? Огромная улица ломится от модных кафе, а витрины через дорогу – некогда линия магазинчиков – следуют за Фрейей со всякими мексиканскими штучками, которые можно купить: кофейные зерна, корма для животных, закуски, грелки и вещицы для дома, совпадающие с тем, что ей может понадобиться, по индивидуальной цене.

– Улыбнись и получи бесплатную песню! – призывает хомяк-талисман медиамагазина. Девушка знает, что у нее на лице написано, «интересно» ли ей это или «нет». Магазины, которые не нравятся Фрейе, – это магазины одежды, где висят зеркала размером со стену, показывающие девушку в своих товарах. Торговая сеть, специализирующаяся на стиле гранж, напяливает на нее митенки и каблуки из автомобильных шин, в то время как в канадском магазине на голове появляется меховая шапка, пока, смахнув по волосам, Фрейя ее не убирает. Будто бы она купила все это барахло. Магазины напоминают ей о куче одежды Руби, два или три предмета гардероба на каждой вешалке. Не то чтобы сестра была помешана на вещах, она просто покупала не думая, Фрейя в этом плане была куда более практичной.

Справа появляется салон красоты и напоминает о чем-то.

– Ты пару раз говорила о маникюре от Нейлз, так ли он хорош?

В сувенирном магазине, расположенном рядом, замечают Фрейю и показывают несколько фартуков с улитками и чашки для яиц. Девушка останавливается, чтобы посмотреть на лаки для ногтей, при этом внимательно слушая.

– Классные, можешь создать свой собственный дизайн, – Руби с волнением вытягивает из себя слова, в воздухе появляется предпоказ накладных ногтей с различными дизайнами.

– Я бы поломала такие, – смеется Фрейя. Последние пару недель девушка жила словно в тумане, с трудом находя минутку, чтобы подумать. А с личным помощником, снявшим с плеч заботы, Фрейя получила больше времени для чего-то нового, и у смартфейса всегда было что предложить. Девушка пыталась удалить программу. Начинала процесс несколько раз, но, когда дело доходило до решающей точки, всегда находилось что сказать, хотя бы одно последнее слово. Ничего страшного не произойдет, если Фрейя позволит ей остаться немного подольше, и, как Руби уже сказала, она никому ничего не обещала в прямом смысле этого слова. Мать не понимает, что теперь у нее есть кто-то после всех этих месяцев, когда она возвращалась домой и видела перед собой только дверь в комнату Джулиана, откуда доносились странные звуки. Каждый день, проведенный со смартфейсом, был намного ярче предыдущего.

– Обычные я бы тоже сломала, но эти крепкие, как сталь, – успокаивает ее голос.

Фрейя шевелит своей маленькой ручкой, ногти пока еще не накрашены.

– А что бы ты предложила?

– Я? Мне нравится вот этот.

Смарт-очки проецируют бледно-зеленый ноготь, на котором изображена золотистая fleur-de-lys [8]Геральдическая лилия.. Фрейя прищуривается, чтобы увеличить изображение. Несмотря на старомодность, этот знак имеет к сестре прямое отношение. Существует некая семейная история о предке, сбежавшем в Англию во время Французской революции, к которой Руби с каждым рассказом добавляла новые, все более сомнительные детали. С изображением в памяти всплывают времена, когда сестры сидели вместе в ненастную погоду и мастерили кораблики или рисовали друг другу татуировки с помощью подводки для глаз. Фрейя кивает в знак того, что дизайн ей тоже нравится.

– Раньше у Руби был только один лак для ногтей, – размышляет Фрейя. – Даже у меня их было несколько, хотя я никогда ими не пользовалась. То был сумасшедший неоново-синий, вероятно, купленный на распродаже. Сестра изгрызала ногти даже больше, чем я.

Фрейя проходит мимо закрывающегося минимаркета, кислый запах от заполненных контейнеров с мусором заставляет ускорить шаг. Дорога сворачивает, на углу растет клочок травы и стоит металлическая фигура лисы.

– Тот самый, который мать купила, когда нам отрубили электричество. Электрический синий от «Шанель».

Фрейя останавливается, обдумывая, правильно ли услышала.

– Что ты сказала?

– Лучше бы она оплатила счет.

Этот факт, совершенно новый для Фрейи, звучит до жути правдиво. Мать Руби не умела распоряжаться деньгами, не составляет труда представить, как она возвращается домой с крошечным пакетиком от «Шанель», не обращая внимания на почтовый ящик, который переполнен последними предупреждениями от электрической компании. Но как же смартфейс узнал об этом? Фрейя предполагает, Руби могла написать одному из своих друзей сообщение, в котором рассказала историю, или, возможно, покупка отслеживалась. В любом случае это прекрасно сохранившаяся частичка информации о сестре из далекого прошлого. Опасность заключается в том, что какой-нибудь факт, поданный смартфейсом, может превратить Руби в незнакомого человека.

– Мы когда-нибудь бывали здесь раньше?

Фрейя меняет тему разговора. Впереди станция метро, железнодорожный мост и несколько квартир из красного кирпича. Машины медленно поворачивают за угол, двигаясь на одной скорости.

– Думаю, да. Видишь ту лису? Здесь должны быть еще статуи… их убрали.

Фрейя осматривает ржавый металл, искусно сваренный в заостренную морду. Вероятно, какой-то националист намалевал на спине лисы красный крест в годы массовых беспорядков. Девушка касается лисьего уха, на пальце остается чешуйка краски. В Линкольншире лисы боятся ружей фермеров и держатся подальше, но лондонские лисы сами ждут, пока люди уйдут с их пути. Они стоят на своем, одаривая вас взглядом, словно говоря: «А ты попробуй». Не так сильно отличается от блеска, который появлялся в глазах Руби, когда она что-то вбивала себе в голову. Только это больше походило на: «Попробуй, останови меня».

По особым случаям Руби отвозила Фрейю на автобусе в город, который не походил на то, что видели туристы, равно как и не подходил для поприща молодых специалистов. То был Лондон лис, закоулков, нор, сумеречных обитателей и талонов на питание. До тех самых пор Фрейя придерживалась идеи о том, что столица – это стерильное место, состоящее из бетона, машин и тел: людей, которые снуют повсюду с мертвыми глазами, не глядя друг на друга. Вскоре после переезда девушка решила, что ее естественная среда обитания находится где-то в небольшом местечке, с людьми, которых она могла узнать, и пением птиц в саду. Казалось, Лондон всегда направлял в одни и те же места: закрученное безумие улицы Пикадилли или мрачные дороги между Трафальгарской площадью и Гайд-парком. Подруга, еще не ставшая тогда приемной сестрой, была возмущена этим упрощенным представлением о любимом городе.

– Пошли, – заявила она однажды вечером в Центре по Охране природы, передав Фрейе маленький рюкзачок и открыв дверь пожарного выхода. Некоторое время назад Руби зарабатывала деньги, следуя за гидами и отправляя их маршруты в приложение под названием «Не-турист», весьма популярное среди людей, путешествующих самостоятельно. Поскольку Лондон был наполнен ловушками для туристов, посетители щедро платили за диковинки. Руби выдумала несколько довольно странных развлечений: туристам предлагалось промыть золотоносный песок на берегу одной реки или протиснуться через решетку подземки, чтобы пройти лабиринт канализаций, похожих на колоннады. Девушка делала это довольно хорошо, пока боты не поняли, что некоторые развлечения она просто-напросто выдумала. Фрейя постоянно об этом думала, но Руби называла подобное «бесполезными пустяками», как бы то ни было, она этим немного гордилась и была не в силах сдержаться, чтобы не обращать на них внимание.

– Вы не знали, но под подвалом паба протекает подземная река. Смотрите, видите нос, торчащий из стены Адмиралтейской арки?

Они отправились на набережную, ползая по черным бронзовым львам в поисках идеального места для загара и цепляясь за выступы от взрывов бомб. Для Фрейи это был шанс показать свои навыки скалолазания, но едва она начала подниматься, как Руби обогнала ее, бесстрашно карабкаясь по гладкому металлу. Так девушка проявила один из своих многочисленных талантов. Позже девчонки зашли в закусочную, расположенную на Брик Лейн, к знакомому повару Руби, который угостил их лапшой с солониной, а затем топали многие мили по городу, пока Фрейя не почувствовала, что у нее отваливаются ноги.

– Куда пойдем теперь? – вопрос, который Руби задавала постоянно, а секунду спустя сама же на него отвечала, причем порой ответы были весьма непредсказуемыми. Фрейя не ожидала, что Руби с ее замысловатыми знаниями о городе будет утруждать себя походами в жуткие музеи восковых фигур, но они не раз пробирались с группками туристов через турникеты какого-нибудь подземелья или псевдомузея, чтобы увидеть, как интерактивные палачи рубят головы на плахе. Фрейя робко слонялась среди манекенов с торчащими пучками волос и потрескавшимися щеками, пока не поняла, что Руби не интересовали экспонаты: ее развлекали туристы. Дети закрывали глаза и бежали обратно к родителям, а молодые пары либо зарывались лицами в пальто друг друга, либо с восхищением таращились на изображения лондонцев, вздернутых на дыбе. Фрейя никогда не брезговала, но если что-то ее пугало, Руби всегда была рядом, она смеялась и говорила:

– Здесь все понарошку, милая.

Затем они проходили в другую комнату.

Однажды девочки отправились в Университетский колледж Лондона, чтобы увидеть «символ своего времени», мумифицированное тело Джереми Бентама[9]Английский философ-моралист и правовед, родоначальник одного из направлений в английской философии – утилитаризма.. Фрейя никогда бы не открыла для себя ничего подобного самостоятельно, она была крайне удивлена, когда Руби рассказала, что этот странный человек в стеклянном шкафу завещал, чтобы его тело сохранили для потомков. После того как подружки заглянули через стекло и убедились, что он действительно там, они сбежали из затхлых залов и пошли прямо к автомату с замороженным йогуртом на центральной улице. Как раз вовремя: Фрейя увидела шумных школьников, которые заставили почувствовать вину за невыполненное домашнее задание. У жизни есть срок годности, так любила говорить Руби, да и как куча уравнений может сравниться с открытым воздухом и тающим, вкусным мороженым из питайи? Иногда Фрейя, словно бы очнувшись ото сна, понимала, что рядом с ней стоит не просто кто-нибудь, а Руби, фееричная, крутая Руби, и тогда кровь начинала бурлить от радости. Фрейя растирает между пальцами красную краску со статуи лисы, находя ее слишком клейкой, и считает, сколько времени прошло с того времени.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию

Хэзер Чайлд. Смартфейс

Обсудить

Онлайн чтение книги Смартфейс Everything About You Хэзер Чайлд. Смартфейс

1

2

3

4

5

6

Конец ознакомительного фрагмента.

Отзывы и комментарии

Онлайн чтение книги Смартфейс Everything About You
Хэзер Чайлд. Смартфейс