Онлайн чтение книги Смерть Канарейки
Глава 4. Отпечаток руки

Вторник, 11 сентября, 9 часов 30 минут утра

Через несколько минут после того, как мы возвратились в гостиную, приехал доктор Доремус, главный медицинский эксперт, оживленный и энергичный. Сразу вслед за ним появились еще трое людей, один из которых нес объемистую камеру и складной треножник. Это были эксперты по отпечаткам пальцев – капитан Дюбуа и сыщик Беллами и полицейский фотограф Питер Квакенбуш.

– Ну и ну! – воскликнул доктор Доремус. – Весь великий клан в сборе. Большие неприятности, а? Я бы предпочел, чтобы ваши друзья, инспектор, выбирали более подходящие часы для улаживания своих маленьких затруднений. Когда меня рано поднимают, это плохо отражается на моей печени. – Он проворно и деловито пожал всем руки. – Где же тело? – спросил он, оглядывая комнату. Взгляд его упал на тахту. – Ага. Это дама.

Торопливо подойдя к мертвой девушке, он быстро осмотрел ее, особенно внимательно шею и пальцы рук, потрогал руки и голову, чтобы определить условия, при которых наступила смерть, и, наконец, распрямил ее сведенные члены и положил ее на диванные подушки, приготовив таким образом тело для более подробного исследования.

Все остальные двинулись в спальню, и Хэс пригласил экспертов по отпечаткам пальцев следовать за ним.

– Посмотрите все как следует, – обратился он к ним. – Но обратите особое внимание на этот стальной ларец и на ручку кочерги. Да и шкатулку для документов в той комнате проверьте сверху донизу.

– Ладно, – согласился капитан Дюбуа. – Мы начнем тут, пока док возится в той комнате.

И они с Беллами принялись за работу. Естественно, нас больше всего интересовало то, что делал капитан. Целых пять минут мы следили за тем, как он исследует погнутые стальные стенки ларца и гладкую полированную ручку кочерги. С величайшей осторожностью он придерживал исследуемые предметы за края и, вставив в глаз стеклышко ювелира, направлял свет своего карманного фонарика на каждый их квадратный дюйм. Наконец он хмуро обернулся к нам.

– Ни одного отпечатка, – объявил он. – Чисто вытерто.

– Так я и знал, – проворчал Хэс. – Ясно, что это была профессиональная работа. – Он повернулся к другому эксперту: – Нашли что-нибудь, Беллами?

– Ничего утешительного, – последовал ответ. – Несколько старых запылившихся пятнышек.

– Похоже, что ничего у нас не вышло, – с досадой отметил Хэс. – Хотя я надеюсь кое-что найти в той комнате.

В эту минуту доктор Доремус вошел в спальню, снял с кровати простыню, вернулся к тахте и накрыл тело убитой девушки. Затем он захлопнул свой чемоданчик, нахлобучил шляпу и выступил вперед, всем своим видом показывая, что он очень торопится.

– Простой случай удушения с захватом сзади, – проговорил он, почти не разделяя слов. – Синяки от пальцев на передней части горла. Нападение, должно быть, неожиданное. Быстрая работа. Хотя покойная, очевидно, пыталась сопротивляться.

– Как вы думаете, доктор, как было разорвано ее платье? – спросил Вэнс.

– Ах, это. Не могу сказать. Она могла сделать это сама – знаете, бессознательные движения в поисках воздуха.

– Не очень-то вероятно, а?

– Почему бы и нет? Платье разорвано, букет сорван, а тот парень, который ее душил, держал ее за горло обеими руками. Кто еще мог это сделать?

Вэнс пожал плечами и закурил сигарету. Хэс, раздраженный его вмешательством, как будто не относящимся к делу, задал следующий вопрос:

– Не могут ли эти следы на пальцах означать, что с нее срывали кольца?

– Возможно. Это свежие ссадины. Кроме того, на левом запястье есть несколько царапин, указывающих на то, что у нее с руки, возможно силой, снимали браслет.

– О’кей, это подходит, – удовлетворенно заметил Хэс. – И похоже, что они сорвали у нее что-то с шеи.

– Вероятно, – согласился безразлично доктор Доремус. – Кусочек цепочки порезал ее правое плечо.

– А когда это было?

– Девять-десять часов назад. Скажем, около половины двенадцатого… может быть, немного раньше, во всяком случае не позже полуночи. – Он беспокойно покачивался на носках. – Еще что?

Хэс задумался.

– Я думаю, что это все, док, – решительно заявил он. – Я сейчас же отвезу тело в морг. Вскрывать будем как можно скорее, когда вы освободитесь.

– Утром вы получите рапорт.

И, несмотря на явное желание уехать побыстрее, доктор Доремус прошел в спальню и пожал руки Хэсу, Маркхэму и инспектору Морану, вслед за чем торопливо вышел.

Хэс проводил его до двери, и я слышал, как он велел офицеру, дежурившему снаружи, позвонить в департамент здравоохранения, чтобы за телом прислали санитарную машину.

– Просто восхищен всем этим, – сказал Вэнс Маркхэму. – Вы тут из кожи лезете по случаю отбытия в мир иной белокурой и нежной красотки, а этот веселый доктор беспокоится только о своей печени, функции которой нарушены ранним пробуждением.

– Что же тут поделаешь? – вздохнул Маркхэм. – Его-то газеты не пришпоривают как следует… А кстати, почему это вы спрашивали о разорванном платье?

Вэнс лениво осматривал кончик своей сигареты.

– Заметьте, – сказал он, – леди была явно захвачена врасплох, потому что, если бы перед этим была борьба, ее не смогли бы схватить сзади, сидящую на тахте. Поэтому ее платье и корсаж, несомненно, были еще целы, когда ее схватили. Несмотря на утверждение вашего лихого Парацельса, не похоже, чтобы она почувствовала, что платье ей сдавило грудь и ей не хватает воздуха: тогда бы она разорвала сам лиф, зацепив его изнутри. Но, если вы заметили, лиф цел, единственно, что было разорвано, это пышная кружевная оборка снаружи, и ее разорвали, сильно потянув сбоку, тогда как, при данных обстоятельствах, она могла бы потянуть ее вниз от себя.

Инспектор Моран слушал внимательно, но Хэс казался нетерпеливым и обеспокоенным; он, очевидно, относился к разорванному платью как к не имеющему значения второстепенному обстоятельству.

– Больше того, – продолжал Вэнс, – на ней был корсаж. Если бы она сама сорвала его, когда ее душили, он несомненно упал бы на пол, потому что она ведь яростно сопротивлялась. Мы видели, как изогнулось ее тело, ее колено было подвернуто, и одна туфля свалилась с ноги. Никакой пучок шелковых цветов не удержался бы при этом у нее на коленях. Даже когда женщина сидит спокойно, то перчатки, сумка, платки, программы и салфетки вечно соскальзывают с колен на пол.

– Но если ваши доводы правильны, – запротестовал Маркхэм, – то кружева могли быть разорваны и корсаж сорван после ее смерти. А я не вижу никакой цели в таком бессмысленном вандализме.

– Я тоже, – вздохнул Вэнс, – все это чертовски странно.

Хэс пристально поглядел на него.

– Вы говорите это уже второй раз. Но в этом нет ничего, что можно было бы назвать странным. Тут все ясно. – Он говорил слишком настойчиво, как бы желая убедить самого себя. – Платье могло быть разорвано в любое время, – упорно продолжал он. – А цветы могли запутаться в кружевах юбки, поэтому не упали на пол.

– А как бы вы объяснили взлом ларчика из-под драгоценностей, сержант? – спросил Вэнс.

– Ну, этот парень, вероятно, попробовал взломать его кочергой, увидел, что это не пройдет, и воспользовался своей отмычкой.

– Если у него была отмычка, – возразил Вэнс, – зачем ему нужно было приносить из гостиной эту дурацкую кочергу и возиться с ней?

Сержант в замешательстве покачал головой:

– Никогда нельзя наверное сказать, почему они поступают так или иначе.

– Ну вот, – укоризненно сказал Вэнс. – В словаре детектива не должно быть места такому слову, как «никогда».

Хэс пристально посмотрел на Вэнса. У него опять появились неуловимые сомнения.

– Вам, может быть, еще что-нибудь показалось странным?

– Ну, пожалуй, лампа на столе в той комнате.

Мы стояли около прохода под аркой, соединявшей обе комнаты, и Хэс быстро оглянулся и озадаченно посмотрел на упавшую лампу.

– Я не вижу здесь ничего странного.

– Ее опрокинули? – спросил Вэнс.

– Ну и что же из этого? – Хэс был искренне удивлен. – Почти все в этой проклятой квартире вышиблено со своих мест.

– Ага. Но тому, что трогали ящики комода и отделения письменного стола, и вазы, и стенные шкафы, есть объяснение. Их определенно обыскивали, в них чего-то просто искали. Но эта лампа как-то выпадает из всей картины. Это фальшивая нота. Она стояла на краю стола, противоположном тому, возле которого совершено убийство, по крайней мере в пяти футах от него. Ее, конечно, не могли опрокинуть во время борьбы. Нет, это ни к чему. Ее требовалось перевернуть не больше, чем разбить вот это прелестное зеркало над столиком с гнутыми ножками. Вот почему это странно.

– А как насчет этих стульев и столика? – спросил Хэс, показывая на два золоченых стула, которые были опрокинуты, и на красивый столик, лежавший на боку около рояля.

– О, это вполне входит в ансамбль, – ответил Вэнс. – Это все легкие предметы, которые торопливый джентльмен, грабивший квартиру, мог легко перевернуть или отшвырнуть в сторону.

– Лампа могла быть точно так же опрокинута, – возразил Хэс.

Вэнс покачал головой:

– Неубедительно, сержант, она на массивной бронзовой подставке в глубине стола и не могла никому помешать… Эту лампу опрокинули умышленно.

Сержант мгновение молчал. Опыт уже научил его – пренебрегать замечаниями Вэнса нельзя; и должен признаться, когда я смотрел на лежащую на краю стола и достаточно удаленную от всего беспорядка в комнате лампу, аргументы Вэнса казались очень вескими. Я усердно старался включить лампу в воспроизведенную нами картину убийства, но не мог этого добиться.

– Что еще противоречит общей картине? – спросил, наконец, Хэс.

Вэнс указал сигаретой на стенной шкаф в гостиной.

– Мы могли бы на минутку заняться положением этого шкафа, – беззаботно предложил он. – И вы бы заметили, что, хотя дверь у него распахнута, ничего внутри не тронуто. И это, пожалуй, единственное непотревоженное место в квартире.

Хэс подошел к шкафу, заглянул внутрь.

– Да, я согласен, что это странно, – признал наконец он.

Вэнс лениво последовал за ним и теперь стоял, пристально вглядываясь через его плечо.

– Ого, – сказал он внезапно, – ключ торчит с внутренней стороны. Однако это забавно. Нельзя запереть дверь шкафа, когда ключ внутри, не правда ли?

– Ключ может и ничего не значить, – многозначительно заметил Хэс. – Может быть, дверь не была заперта. Во всяком случае, мы это скоро выясним. Там нас ждет горничная, и я впущу ее, как только капитан кончит работу.

Он повернулся к Дюбуа, который завершил свои поиски в спальне и осматривал сейчас рояль.

– Все еще ничего?

Капитан покачал головой.

– Перчатки, – коротко ответил он.

– То же самое и здесь, – хмуро сказал Беллами, стоявший на коленях возле письменного стола.

Вэнс, сардонически улыбаясь, отошел к окну, где стоял и спокойно курил, как будто весь его интерес к этому делу успел уже испариться.

В этот момент дверь из главного холла открылась, и вошел невысокий худощавый человек с седыми волосами и жидкой бородкой, который остановился, мигая от солнца, ударившего ему прямо в глаза.

– Доброе утро, профессор, – приветствовал его Хэс. – Рад вас видеть. У меня есть кое-что по вашей части.

Инспектор Бреннер был одним из тех незаметных, но способных и опытных экспертов, которые связаны с Нью-Йоркским департаментом полиции и постоянно дают консультации по трудным техническим вопросам, но имена и заслуги которых редко появляются в печати. Он специализировался на замках и орудиях взлома, и вряд ли среди самых дотошных криминалистов Лозаннского университета нашелся бы человек, который мог более точно расшифровать следы, оставленные взломщиком. Внешне и манерами он напоминал старенького профессора колледжа. Его черный костюм был старомодного покроя, он носил очень высокий жесткий воротничок, как патер, с узким черным галстуком. Очки в золотой оправе были с такими толстыми стеклами, что зрачки его пронизывающих глаз казались совсем рядом с вами.

Когда Хэс заговорил с ним, он продолжал стоять на месте и посматривал вокруг; казалось, что он совершенно не замечал никого в комнате. Сержант, очевидно привыкший к странностям маленького человека, не стал дожидаться ответа и направился прямо в спальню.

– Сюда, пожалуйста, профессор, – льстивым голосом позвал он, подходя к туалетному столу и приподнимая ларчик для драгоценностей. – Взгляните на это и скажите мне, что вы видите.

Инспектор Бреннер прошел за Хэсом, не глядя по сторонам, и, взяв ларчик, молча отошел к окну и принялся его рассматривать.

Вэнс, интерес которого, казалось, пробудился вновь, вышел вперед и стоял, наблюдая за ним.

Маленький эксперт рассматривал ящик целых пять минут, близко поднеся его к глазам. Потом он поднял глаза на Хэса и часто заморгал.

– Открывая этот ларец, пользовались двумя инструментами. – У него был тихий тонкий голос, но в нем слышалось непререкаемое достоинство авторитета. – Одним погнули крышку и поцарапали эмаль. Другим был, я бы сказал, стальной резец, им сломали замок. Первым тупым инструментом пользовались неумело, под неправильным углом, и всех усилий хватило лишь на то, чтобы погнуть выступающий край крышки. Но стальной резец с полным знанием дела был приложен к точке, где минимума усилий, приложенных к рычагу, оказалось достаточно, чтобы сорвать замок.

– Профессиональная работа, – предположил Хэс.

– В высшей степени вероятно, – ответил инспектор, опять заморгав. – Взлом замка произведен профессионалом. И инструмент, которым он пользовался, был специально приспособлен для этих незаконных целей.

– Можно было сделать это при помощи такой штуки? – Хэс протянул кочергу.

Инспектор пристально взглянул на нее и повертел в руках.

– Это могло быть инструментом, погнувшим крышку, но сломать им замок невозможно. Чугунная кочерга сломалась бы под большим давлением, потому что ящичек сделан из восемнадцатикалибровой стали холодного проката с внутренним цилиндрическим замком. Рычагом, которым сняли крышку, мог быть только стальной резец.

– Ладно, все в порядке. – Хэс, казалось, был совершенно удовлетворен заключением инспектора Бреннера. – Я отправлю ящик к вам, профессор, и вы дадите мне знать, если обнаружите что-нибудь еще!

– Я заберу его с собой, если не возражаете.

И маленький человечек, засунув ларец под мышку, вышел, волоча ноги, не сказав больше ни слова. Хэс усмехнулся, обернувшись к Маркхэму:

– Забавная птица, он счастлив только тогда, когда измеряет следы отмычек на дверях и всяких вещах. Он даже не мог подождать, пока я отправлю ему ящичек. Он будет бережно держать его на коленях всю дорогу в метро, как мать ребенка.

Вэнс все еще стоял у туалетного стола, озабоченно глядя в пространство.

– Маркхэм, – заговорил он, – с этим ларчиком происходило что-то совершенно необычайное. Это необъяснимо, нелогично – это безумно. Это чертовски запутывает дело. Этот стальной ящичек просто не мог быть взломан профессиональным вором… и все же, знаете ли, так оно и было.

Не успел Маркхэм ответить, как довольное бормотание капитана Дюбуа донеслось до наших ушей.

– У меня тут есть кое-что для вас, сержант, – объявил он.

Мы с нетерпением двинулись в гостиную. Дюбуа склонился над краем столика розового дерева, почти позади того места, на котором было обнаружено тело Маргарет Оделл.

Дюбуа вынул распылитель, похожий на маленькие ручные мехи, и равномерно покрыл целый квадратный фут полированной поверхности стола. Потом он осторожно сдул лишний порошок, и на столе появилось отчетливое изображение человеческой руки.

Припухлость большого пальца и бугорки в тех местах, где соединяются пальцы, и вокруг ладони, выступали как крошечные круглые островки. Был ясно виден рисунок кожи. Фотограф сейчас же водрузил свою камеру на специальный треножник и, тщательно наведя фокус, сделал два мгновенных снимка с отпечатка руки.

– Отлично, – Дюбуа был доволен своей находкой. – Это правая рука – ясный отпечаток, а парень, который его оставил, стоял прямо позади дамы. И это самый свежий отпечаток во всей квартире.

– А как насчет шкатулки? – Хэс указал на черную шкатулку из-под документов, на столе рядом с опрокинутой лампой.

– Ни единого следа – чисто вытерто. – Дюбуа начал укладывать свои принадлежности.

– Простите, капитан, – вставил Вэнс, – хорошо ли вы проверили внутреннюю дверную ручку этого платяного шкафа?

Капитан негодующе взглянул на Вэнса:

– У людей нет привычки хвататься за внутренние ручки шкафов. Они открывают и закрывают их снаружи.

Вэнс приподнял брови в деланом изумлении.

– Неужели? Как интересно… Но если человек находится внутри шкафа, он не может дотянуться до ручки с наружной стороны.

– Люди, которых я знаю, не запираются в стенных шкафах, – с тяжеловесным сарказмом возразил Дюбуа.

– Вы просто поражаете меня! – воскликнул Вэнс. – А все те люди, которых я знаю, имеют такую привычку – это для них нечто вроде ежедневного развлечения.

Маркхэм вмешался в спор:

– Что вы думаете насчет этого шкафа, Вэнс?

– Увы. Желал бы что-нибудь думать по этому поводу, – был печальный ответ. – Потому-то я и заинтересовался опрятным видом этого шкафа, что не могу увидеть в этом никакого смысла. Действительно, он просто артистически ограблен.

Хэс тоже не был совершенно свободен от смутных подозрений, беспокоящих Вэнса, потому-то он обернулся к Дюбуа и сказал:

– Вы могли бы осмотреть эту ручку, капитан? Как говорит этот джентльмен, с этим шкафом что-то неладно.

Дюбуа молча, с недовольным видом подошел к двери шкафа и покрыл своим желтым порошком ручку на внутренней стороне. Удалив лишние частички, он нагнулся над ней с увеличительным стеклом. Наконец он выпрямился и недружелюбно взглянул на Вэнса.

– На ней свежие отпечатки, это верно, – неохотно сказал он. – И, если я не ошибаюсь, их сделала та же рука, след которой остался на столе. На больших пальцах одинаковый рисунок, да и указательные очень похожи… Эй, Пит, – позвал он фотографа, – щелкни-ка тут пару раз.

Когда это было сделано, Дюбуа, Беллами и фотограф уехали. Через несколько минут, после взаимного обмена любезностями, отбыл инспектор Моран. В дверях он столкнулся с двумя людьми в белой униформе, которые приехали забрать тело девушки.