Онлайн чтение книги Срубить дерево
Эпилог

Человек, спасший деревню, поставил локти на стойку бара, бывшую некогда алтарем, в гостинице, бывшей некогда храмом.

– Вот и мы, мэр. Пришли бизонов топить.

Мэр, заменивший бармена ради такого случая, недоуменно нахмурился.

– Выпить всего лишь, – пояснил Райт.

– Могу предложить наш лучший марсианский бурбон, – просиял мэр, – произведенный из отборнейшего маиса Эритрейского моря.

– Давай, лезь в погреб, тащи обросший паутиной сосуд, – одобрил Стронг. – Отведаем.

– Бурбон отличный, но бизонов в нем не утопишь, – вставил Синее Небо. – Я тут с утра торчу, знаю.

– Иди ты со своими бизонами, – сказал Зухр.

Мэр, поставив стаканы перед Райтом, Стронгом и Зухром, наполнил их золотистой жидкостью.

– У меня тоже пусто, – заметил Синее Небо. Мэр налил и ему.

Колонисты из уважения к древосекам к стойке не лезли, но все столики были заняты. Время от времени кто-то произносил тост: за Стронга в частности, за древосеков в целом – и все, мужчины и женщины, вставали и пили до дна.

– Шли бы лучше домой и оставили меня в покое, – пожелал Стронг.

– Не пойдут, – разуверил Райт. – Ты их новый кумир.

– Еще, мистер Стронг? – спросил мэр.

– И еще, и еще. Надо смыть из памяти это скотство.

– Чье, мистер Стронг?

– Да хоть бы и твое, жирный коротышка-землянин.

– Они надвигались из-за горизонта в облаке пыли, взметаемой их копытами, – изрек Синее Небо, – и были прекрасны в своем косматом могуществе и величественны, как сама смерть.

– Ловите нам ничтожных землян, которые портят виноградники, а виноградники наши в цвету.

– Том, – сказал Райт.

– Можно я подам заявление об уходе? В жизни больше не убью ни одного дерева. Завязываю с нашей вонючей профессией!

– Почему, Том?

Стронг молчал. Пальцы стали липкими от пролившегося бурбона. За стойкой, в бывшей храмовой стене, сохранились резные ниши, где теперь стояли бутылки с вином и виски – всюду, кроме одной.

– Что там за кукла, мэр? – спросил он, чувствуя, как пульсирует кровь в голове.

– Где? А, эта… Туземцы держали такие фигурки над очагами для защиты домов. – Мэр поставил ее перед Стронгом. – Превосходная работа, не правда ли, мистер Стронг? Мистер Стронг!

Стронг, не отрываясь, смотрел на фигурку. Длинные руки и ноги, маленькая грудь, тонкая шея, прелестное лицо в ореоле желтых волос, зеленая туника из тщательно вырезанных листьев.

– Кажется, это называется «фетиш», – продолжал мэр. – Изображение их главной богини. Мы о них мало что знаем, но они будто бы так в нее верили, что даже могли ее видеть.

– На дереве?

– На нем тоже.

Стронг бережно взял статуэтку в руки. Она подмокла снизу от пролитого виски.

– Выходит, это богиня дерева?

– Не дерева – домашнего очага. Прогрессисты ошибаются, видя в деревьях религиозные символы. Мы живем здесь долго и знаем, что туземцы поклонялись дому, а не деревьям.

– Домашнего очага? Что ж она тогда на дереве делала?

– Прошу прощения?

– Я ее там видел. На дереве.

– Вы шутите, мистер Стронг?

– Черта с два! Она-то и была деревом! – Стронг грохнул по стойке кулаком. – Она была этим деревом, и я убил ее.

– Возьми себя в руки, Том, – сказал Райт. – Все смотрят.

– Я убивал ее дюйм за дюймом, фут за футом. Отрезал ей руки-ноги и убил наконец! – Стронг осекся, сознавая, что случилось нечто из ряда вон. А, вот в чем дело: он не почувствовал боли, ударив по стойке. Его кулак провалился в дерево. Гнилое оно, что ли? Ну да, пахнет гнилью.

Богиня очага. Дома. Деревни.

Стронг, пошатываясь, пробрался между столиками к наружной стене и насквозь пробил кулаком полированную панель. Взялся за край дыры, рванул. Оторвался большой кусок, и гнилью запахло еще сильнее.

Колонисты смотрели на него с ужасом.

– Прогнила ваша гостиница, – сказал Стронг. – Вместе со всей вашей треклятой деревней!

Его разбирал смех.

– Прекрати, Том! – крикнул Райт, закатив ему оплеуху.

– Ты разве не понимаешь, Райт? – Стронгу расхотелось смеяться. – Не врубаешься, как эти деревья достигали такого роста и как потом выживали? Им же тонны питательных веществ требуются! Им нужна почва, которую удобряют покойники и орошают водохранилища, доступные только крупным общинам. И что же эти деревья делали? Веками, а то и тысячелетиями привлекали к себе гуманоидов. Как, спросишь ты? Они выращивали дома! Дома, столь привлекательные для нас, произрастали из их корней. Понял теперь, Райт? Понял, почему в соке содержится столько полезных веществ, кислорода и гидроокиси углерода? Это дерево питало не только себя, но и всю деревню, но вечный человеческий эгоизм и вечная глупость пресекли это!

Стронг взял ошеломленного Райта под руку и вернулся с ним к стойке. Мэр все еще таращился на рваную дыру в дереве.

– Ну что, нальешь еще спасителю твоей драгоценной деревни? – спросил его Стронг. Мэр не шевелился.

– Древние определенно знали об этом и передавали из поколения в поколение – но не как знание, а как суеверие, – рассуждал Райт. – Со временем эта раса по примеру всех повзрослевших рас отказалась от суеверий, научилась пользоваться металлами, проложила канализацию, построила мусоросжигатели и крематории. Они отвергли то, что им обеспечивали деревья, превратили в площади древние захоронения у корней. И нарушили экологический баланс.

– Сами о том не ведая, – подхватил Стронг. – Потом они спохватились, но было поздно: деревья уже начали умирать. Когда погибло первое дерево и первая деревня стала гнить на корню, туземцы ужаснулись: похоже, они любили свои дома так, что жить без них не могли. Потому они и уходили на северные пустоши, потому и совершали массовые самоубийства – или просто замерзали в пещерах смерти.

– Пятьдесят миллионов могучих косматых зверей, – вставил Синее Небо, – жили на плодородных равнинах, ставших теперь Великой Североамериканской пустыней. Питавшая их трава вырастала вновь, удобренная навозом. Пятьдесят миллионов! Когда белый человек спохватился и остановил бойню, их осталось пятьсот.

– Эту деревню, как видно, «модернизировали» в последнюю очередь, – продолжал Райт, – но дерево стало умирать задолго до прибытия колонистов. Вот почему дома прогнили так быстро.

– Смерть дерева ускорила разложение, – согласился с ним Стронг. – Через месяц здесь не останется ни одного дома… но дерево могло бы прожить еще сотню лет, если б местные не тряслись так над своей поганой недвижимостью. Дерево такой величины умирает медленно. Теперь я догадался, почему сок был такого цвета – это наша совесть делала его красным. Думаю даже, что она… что оно хотело умереть поскорее.

– Земля будет все так же приносить урожай, но колонистам придется теперь жить в землянках, – подытожил Райт.

– Возможно, я совершил акт милосердия, – сказал Стронг.

– О чем это вы? – спросил Зухр.

– Пятьдесят миллионов! – сказал Синее Небо. – Пятьдесят миллионов.