Онлайн чтение книги Тайна скарабея
14

С тех пор как было решено укрепить защитную дамбу, на стройплощадке царило приподнятое настроение, даже несмотря на напряженную работу и происшествие с грузовиком. У Лундхольма и его людей не возникало особых проблем, хотя небольшие прорывы на дамбе все же случались. Швед проложил пять трубопроводов к насосам и гордо заявил, что прорыв, подобный тому, какой случился шесть недель назад, он сможет ликвидировать за одну ночь.

Там, где еще недавно гордо взирала на Нил двадцатиметровая статуя колосса, остался небольшой каменный срез размером метр на метр. После падения блока с грузовика Камински пересмотрел варианты перевозки. Теперь все блоки транспортировались в лежачем положении. Правда, был риск, что песчаник, стоявший так долго вертикально, при смещении центра тяжести мог потрескаться. Но водители грузовика так наловчились, что теперь дистанцию в полтора километра от места погрузки до склада преодолевали одним рывком с постоянной скоростью. И не затормозили бы не только перед кошкой, но и перед человеком.

Новое измерение уровня воды показало значительное замедление ее подъема. Но Якоби все же не отменил работу в три смены, чтобы, как он говорил, быть готовым к любым неожиданностям. Времени было достаточно, чтобы возводить не только новые каменные дома, но и сажать деревья. После долгого пребывания в пустыне глаз радуется каждой травинке. Вдоль Гавернмент-роуд высадили деревья, которые привезли из Асуана, а перед домами в поселке строителей разбили садики, которые должны были защищать от песчаных бурь.

Целую неделю Камински не решался обследовать странную дыру под строительным бараком. Но однажды вечером, после очередной попойки в казино, Якоби предложил заменить барак каменным домом. Камински категорически отверг это предложение, утверждая, что строительство затормозит его работу. В действительности он боялся, что тайна обнаружится, и твердо решил при первой же возможности обследовать шахту.

Возможность появилась двумя днями позже, в пятницу – священный день для египтян.

Работа на стройплощадке прекратилась, машины стояли, так что Камински мог спокойно заняться своим делом. Он приготовил необходимый инструмент: лопату, монтерские кошки, тальк и пеньковые веревки – все это использовалось на стройплощадке.

Вечером Камински закрылся в бараке изнутри и занавесил окна старыми мешками, чтобы свет не вызвал подозрений. После грохота окопавшихся в долине экскаваторов, кранов и бульдозеров тишина казалась непривычной и враждебной, поэтому Камински старался работать как можно тише.

С ним многое случалось на заграничных стройках, но сейчас, он должен был это признать, от страха засосало под ложечкой. Вначале он снял пол, потом убрал щебень, наконец сорвал три доски и посветил вниз фонариком.

Он не знал, что его ожидает там, внизу, но успел разочароваться, когда начал осматривать грубо выложенную квадратную шахту. В пяти метрах от поверхности была площадка, усыпанная пылью и камнями, – настоящий лунный ландшафт. Желтое пятно фонаря осветило боковой ход. Создавалось впечатление, что никто до него сюда не заглядывал: ни окурков, ни каких-либо следов видно не было – только песок и камни.

Камински положил поперек люка толстую доску и привязал к ней пеньковую веревку. Другой конец веревки он обвязал вокруг пояса. Не размышляя, что может ожидать его там, Камински отправился вниз.

Только он ступил на площадку, как поднялось едкое облако пыли и в воздухе растекся непонятный сладковатый запах. Здесь было намного прохладней, чем на поверхности, и Камински понял, что одет «не по погоде»: на нем были шорты, рубашка с короткими рукавами, замшевые туфли на босу ногу – в общем, повседневная одежда в лагере.

Камински взъерошил короткие волосы, что делал всегда в критических ситуациях. Потом он осторожно осветил пол. Ничего. Не было даже вездесущих скорпионов. Низко, почти у самого пола, виднелся лаз, больше похожий на нору, который вел вниз. В полный рост пройти по нему мог разве что ребенок. Нельзя было понять, какой он длины, видно было только, что туннель поворачивает.

При других обстоятельствах Камински и шагу бы не ступил туда, но сейчас обстоятельства были не совсем обычными. Дальше он продвигался на корточках. Несмотря на напряжение, на лице его мелькнула улыбка: «Увидел бы кто сейчас, как я хожу, вот смеху-то было бы». От сухого воздуха и пыли, которую он поднимал, пекло в легких. Камински хватал ртом воздух, но так было еще хуже. Из кармана он достал большой, пропитанный пóтом платок и завязал так, чтобы он прикрывал рот. Платок дурно пахнул, но действовал как фильтр – по крайней мере несколько минут.

Вдруг с потолка обвалилась плита и разлетелась на куски. Камински замер, но это его не испугало, и он двинулся дальше, шаря лучом фонарика по пыльному проходу, чтобы не напороться на скорпиона. Это было единственное, чего он боялся.

После поворота туннель перешел в еще одну шахту – размером два на два метра. Она была такая глубокая, что свет фонарика не доставал до дна. Камински покачал головой. Такое сооружение могло принадлежать только древним египтянам: лишь они могли делать столь неприступные сокровищницы.

Он решил остановиться. Пожалуй, на сегодня достаточно. Следует получше подготовиться к спуску. Сменить одежду, обязательно нужен защитный шлем, канаты и лестница, с помощью которой можно было бы спуститься в такую шахту, как эта. Раздумывая над списком необходимых вещей, Камински посветил вверх и обнаружил две железные перекладины, вмурованные сверху, над шахтой, на расстоянии полуметра друг от друга. Что бы это значило?

Камински постучал осколком камня по одной из них. Раздался глухой звук, напоминающий разбитый церковный колокол. Он прислушался. Ничего. Камински слышал о ловушках, которыми египтяне защищали гробницы. Железные перекладины по бокам шахты наводили на мысль о западне. Камински еще раз ударил по перекладине, уже сильнее. Раздался только жалобный протяжный звук, поплывший вверх по шахте и по коридору, который вел дальше.

Тщательно осматривая место, где были вмурованы перекладины, Камински вдруг подумал, что на них прежде что-то висело над шахтой, и они вполне могли выдержать его вес. Принимая во внимание глубину шахты, такое предприятие казалось ему крайне рискованным. С другой стороны, он был уверен, что в два-три хвата сможет перебраться по перекладинам на другую сторону шахты.

Камински, недолго думая, сунул фонарик за пояс. Правой рукой он ухватился за камень, а левой – за одну из перекладин, проверяя ее прочность. Перекладина казалась довольно крепкой, и он повис на ней. Затем ухватился правой рукой за вторую перекладину и, прежде чем успел подумать, что это безумный поступок, был уже на другой стороне шахты, у продолжения тоннеля.

Необъяснимая сила влекла его дальше по коридору, который становился все выше. Пол был усеян хрупкими осколками камней, иногда завалы доходили до колен. Вдруг потолок резко поднялся – на семь-восемь метров. Камински посветил вверх и увидел контур древних сводов. Он невольно отступил назад, словно опасаясь обвала. Внезапно его поразила мысль: грузовик!

Хотя Камински и потерял под землей направление, но, приблизительно проследив свой путь, понял, что именно над этим местом с грузовика свалился каменный блок и что как раз здесь произошел обвал. Это, собственно, и было объяснением пыльного взрыва, к которому привел упавший блок, и громадной воронки, оставшейся после этого.

Высокое помещение было небольшим в длину, каких-то двенадцать шагов, и заканчивалось массивным порталом с двумя выбитыми крыльями над ним. «Значит, все же древняя гробница», – подумал Камински. Прежде чем перешагнуть через кучу осыпавшегося камня, он еще раз опасливо взглянул вверх. Конечно, была вероятность, что хрупкий песчаник может обвалиться, придавив его или засыпав выход. Но какая-то сила, разжигавшая в нем интерес и зовущая в глубь лабиринта, все же взяла верх.

Камински осторожно прошел по осколкам камня к порталу, остановился и осветил фонариком смежную комнату.

– Бог ты мой! – только и смог произнести он. Лоб его горел. Он чувствовал, что глаза заливает пот, в висках стучит невидимый мотор. – Бог ты мой! – повторил Камински.

В центре комнаты размером пять на пять метров стоял, поблескивая, саркофаг красноватого цвета. На стенах были высечены такие же крылья, как и над порталом на входе. По пути сюда Камински не заметил орнамента на стенах, но здесь стены отливали матовым золотистым светом. Блуждающий свет фонарика наполнил рисунки на стенах белым, красным и черным цветами.

Там были сказочные животные, изображенные в человеческий рост, которых Камински никогда не видел. Они торжественно-шутовской походкой шли от стены к стене. Крокодил с человеческими чертами лица совокуплялся с вертикально стоящим гиппопотамом. Человек с головой сокола и непомерно широким туловищем воздевал руки к небу. Сразу за ним, выпрямившись, шел шакал и две женские фигуры в длинных облегающих платьях.

На противоположной стене плыла длинная барка с высоко загнутым носом и кормой. Восемь одинаково одетых гребцов в кожаных фартуках и больших париках держали тонкие весла. Посередине корабля была изображена женская фигура в виде конуса, обернутая в платки. Лысый темнокожий жрец с леопардовой шкурой на плечах стоял перед лодкой, делая пассы руками, словно хотел сказать: «Остановись, ни шагу дальше!»

Камински вошел в комнату и увидел по бокам изображения богов, окрашенных в красный и зеленый цвет: бога с головой барана и солнечным диском меж рогов, извиваясь, обвивала змея. На украшенной листьями и побегами колонне, скалясь, сидел павиан. Казалось, он насмехается над сидящим человеком с головой ибиса и над стоящей рядом мумией с соколиной головой. Своды комнаты были сделаны из глины и разрисованы голубой краской. На них блестели золотые звезды.

Камински не знал, сколько он простоял, осматривая всю эту красоту. Казалось, это сон, но вскоре он вернулся в реальность. Из-за сухости воздуха и пыли было тяжело дышать. Камински начал хватать ртом воздух. Если он хотел выйти отсюда живым, стоило поторапливаться.

Но здесь стоял еще и саркофаг – пурпурный гроб на резных львиных ножках. Он был настолько высок, что Камински едва ли смог бы туда заглянуть. Он колебался. Следовало прислушаться к здравому смыслу и отправиться восвояси – это Камински понимал. Но прислушался ли он к доводам рассудка, когда полез в эту загадочную могилу? И возвращаться сейчас? Никогда! Камински не стал долго раздумывать. Он искал подставку, чтобы заглянуть в саркофаг.

При обычных обстоятельствах Камински, взявшись за край высокого мраморного гроба, просто подтянулся бы на руках. Но сейчас он чувствовал себя как выжатый лимон, был совсем без сил. Легкие болели. Поэтому он, положив фонарик на пол так, чтобы тот освещал высокое помещение, начал собирать камни и складывать один на другой. Воздуха становилось все меньше. Камински казалось, будто его легкие обволакивает слизь, которая мешает вдохнуть. Он надрывно кашлял и отплевывал мокроту, но это мало помогало. Как одержимый он таскал камни: вначале строил фундамент, а потом укладывал их один на другой.

Сердце колотилось в груди, он задыхался от бессилия и волнения. Во время этой адской работы у него промелькнула мысль: какую все же цель он преследует? Но в следующий миг его с новой силой охватила жажда непознанного, и он продолжил укладывать камни один на другой.

«Ты не можешь сдаться! – говорил он себе. – Ты так близко к цели! Ты должен знать, кто похоронен в этом саркофаге. Если ты сейчас сдашься, то будешь раскаиваться в этом уже завтра. Будешь пробовать снова и снова, а риск, что тебя обнаружат, останется. Потому об этом лучше вообще не вспоминать». Думая так, он собрал последние силы.

Камински совсем потерял чувство времени. Его не волновало, как долго он уже здесь, ему было безразлично, сколько еще потребуется времени. «Камень, один на другой…» – иных мыслей у него не было.

Когда куча камней достигла уровня пояса, Камински взобрался на шаткую конструкцию. Его подозрения оправдались: мраморный гроб был закрыт крышкой. Но она была чуть сдвинута в сторону, и Камински посветил туда фонариком.

Казалось, что свет фонаря померк, но его было достаточно, чтобы рассмотреть мумию в коричневых бинтах.

Камински увидел голову, взглянул на женское лицо и желтые, похожие на проволоку волосы. Хотя глаз не было, Камински явственно ощутил пронизывающий взгляд, нагнавший на него страх. Рука, державшая фонарик, дрожала. Прыгающий свет фонаря оживлял лицо мумии. Она словно скалила зубы в чудовищной ухмылке и пыталась что-то сказать. От носа к уголкам рта и посередине лба шли глубокие морщины. Казалось, женщина предвидела свой конец. Такое же впечатление производили скрещенные на груди руки. Из-под коричневых бинтов виднелись сжатые в кулаки ладони.

Камински долго не раздумывал. Охваченный непонятным, почти бесстыдным, навязчивым любопытством, которое заглушало здравые мысли, он отодвинул бинты с кулаков. Он не знал, зачем это делает и чего от этого ждет. В тот же миг руку, да и все тело Камински, свела судорога, будто исходившая от мумии. Каждое движение стоило ему титанических усилий, но он не отказался от своего намерения.

Тонкие костлявые руки мумии странным образом притягивали внимание Камински. Он часто замечал, что женские руки волнуют его больше, чем грудь или ноги. И все же ему надо было пересилить себя, чтобы коснуться маленьких кулаков мумии. Прикосновение привело его в ужас – он будто дотронулся до гладкого бумажного листа.

Ему бросилось в глаза, что в правой руке мумии зажато что-то зеленое. Не составило труда вырвать у нее этот предмет. Это был зеленый блестящий камень в форме скарабея, не больше куриного яйца. Изящно выполненная фигурка была очень тяжелой. Камински зажал скарабея в руке и почувствовал исходящую из него энергию, словно через тело проходил ток. Он положил скарабея в карман.

«Я в своем уме? – подумал Камински. – Время убираться отсюда». Как только он это подумал, обернутая в коричневые бинты женщина начала медленно поворачиваться к нему. Инженера охватило болезненное замешательство. Через мгновенье он уже не понимал, где находится. У Камински потемнело перед глазами, и он заорал от страха:

– Где я?

Его голос эхом отразился от разрисованных стен. Боги и сказочные существа сдвинулись с места и зашагали в ритуальной процессии. Камински услышал шорохи и звуки незнакомой музыки, раздававшейся у него в ушах торжественным хоралом.

Мумия улыбалась, обнажив длинные желтые зубы. Камински было нечем дышать. Еле держась на ногах, он ухватился за уложенный им же камень и, не удержавшись, рухнул на пол.

Там он очнулся, словно после тяжелого сна. Прислушался. Вокруг было тихо. Фонарик желтел в темноте. «Надолго батареи не хватит. Прочь, прочь отсюда!» – мелькнуло у него в голове.

Камински с трудом поднялся. Хромая, прошел через портал, потом по каменным ступеням в высокий коридор и, кашляя, добрался до узкого лаза. Хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, он полз на четвереньках по низкому тоннелю. Добравшись до вертикальной шахты, не раздумывая сунул фонарик за пояс и перемахнул через бездну. Он уже не думал об опасности. В мозгу судорожно билось лишь одно слово: «Прочь, прочь, прочь…»

Фонарик начал меркнуть, и Камински выключил его. Ход был такой низкий и узкий, что он смог нащупать дорогу вытянутыми руками. В темноте расстояние кажется больше. Низкий коридор, по которому Камински шел, согнувшись в три погибели, казался бесконечным. Один раз он даже остановился передохнуть. Камински был мокрым от пота, ему было больно дышать. Но останавливаться нельзя. Только бы не потерять сознание!

Шаг за шагом Камински ощупывал дорогу. И наконец ему показалось, будто повеяло свежим воздухом. Он вытащил из-за пояса фонарик (батарейки еще работали) и увидел перед собой канат, свисавший из строительного барака. Наконец-то!

Камински ухватился за канат, но только теперь, так близко от цели, заметил, насколько изнемог. Все попытки подняться по канату оказались безуспешными. Камински висел на нем, словно мешок с песком. Подтянувшись два раза, он сдался. Потом попытался подняться другим способом: держась руками за канат и опираясь ногами о стенки шахты. Уже на самом верху он чуть не потерпел неудачу, но успел ухватиться за доску, лежавшую поперек люка, и, собрав последние силы, перебросил тело на пол барака.

Еще минуту он лежал с закрытыми глазами. Тело словно налилось свинцом. Возможно, он бы так и заснул на полу от изнеможения, как вдруг на фоне шипения керосиновой лампы услышал какой-то звук. Словно он был не один в комнате.

– Вам нехорошо, Камински? Я могу вам помочь?

Голос донесся до Камински откуда-то издалека. Он не мог понять, наяву это или во сне. Он открыл глаза и увидел Геллу Хорнштайн, которая стояла прямо над ним.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – повторила доктор.

Камински не смог произнести в ответ и звука. Он лишь отрицательно покачал головой и попытался привести мысли в порядок. Наверное, уже глубоко за полночь, а возможно, и раннее утро. Прежде чем спуститься в гробницу, он закрыл барак изнутри. Как же доктор Хорнштайн могла оказаться здесь? Как ей объяснить, почему пол в бараке сорван и зачем он спускался в шахту?

Гелла Хорнштайн, очевидно, лучше ориентировалась в сложившейся ситуации. Во всяком случае, она больше не задавала вопросов, а просто помогала Камински подняться. Он упал в кресло и вытер рукавом пот со лба.

– Бог мой, на кого вы похожи! – сказала доктор Хорнштайн.

Она смочила носовой платок водой из сифона, стоявшего возле двери. Потом вытерла с лица Камински пыль, грязь и пот.

– У вас что-нибудь болит? – снисходительно поинтересовалась она.

– У меня все болит, – простонал Камински. – Но если вы хотите знать, не ранен ли я, то, к счастью, нет.

Камински был не против помыться от грязи и ждал вопроса: «Что вы, собственно, здесь делали?» Но казалось, что для доктора в этом не было ничего необычного. Камински не знал, что делать. В конце концов, это же ненормально: мужчина среди ночи вылезает из дыры в полу и падает без сил! Еще необычнее было то, что эту сцену наблюдает доктор и при этом не задает ни единого вопроса. Какого черта! Что происходит?

Наконец Камински прервал неловкое молчание:

– Как вы сюда попали, доктор?

Гелла Хорнштайн кивнула в сторону окна, словно хотела сказать: «Вы что, еще не поняли?»

– Ах вот оно что… – пробормотал Камински.

Он увидел мешок с остатками цемента, которым она, очевидно, разбила стекло в окне. Окно было открыто настежь.

– Разве вас не интересует, что я здесь делал? – наконец спросил он.

– Конечно, интересует!

– Так почему же вы не спрашиваете?

Гелла Хорнштайн улыбнулась.

– Я уверена, что вы и так мне все расскажете. В общем… ну, я хотела сказать, что обстоятельства очень странные.

Камински кивнул.

– На самом деле чертовски странные. И по правде сказать, вообще мало приятного в том, что вы здесь появились. Почему вы пришли сюда среди ночи?

– Я вас искала, – ответила Гелла Хорнштайн. – Я везде спрашивала о вас, но никто не знал, где вы. Тогда я села в машину и приехала сюда. Было закрыто, но сквозь щель в занавеске я увидела свет. Я испугалась, что с вами что-то случилось. Извините, если помешала.

– Да ладно уж, – недовольно проворчал Камински.

А что ему оставалось? Он должен был ей довериться, но не знал, с чего начать. Доктор не спускала с него глаз, а он смущенно подыскивал слова.

– Все это не так-то просто объяснить, доктор. Все началось пару недель назад, когда блок 17 свалился с грузовика. Я был как раз здесь, в бараке. Из-под досок пола ударил столб пыли. Это меня удивило, я стал искать причину и обнаружил эту шахту. Там, внизу, ход в гробницу. И там лежит мумия.

Камински остановился. Он внимательно посмотрел на девушку, ожидая хоть какой-нибудь реакции: восторга, недоверия, удивления. Но доктор Хорнштайн продолжала смотреть на него так же невозмутимо. Казалось, она ничуть не удивлена, так что Камински вынужден был задать вопрос:

– Что вы скажете по поводу всего этого?

Доктор Хорнштайн подошла к письменному столу Камински и уселась, свесив ноги. Потом она спросила:

– А мумию вы своими собственными глазами видели, Камински? Я хочу сказать, в возбужденном состоянии… А это абсолютно невероятная история… Так вот, в возбужденном состоянии люди иногда могут видеть вещи, которых на самом деле нет.

Камински состроил ехидную гримасу. То, что она не верила, сильно его задевало. Он даже подумал, не обидеться ли. Но потом полез в карман, достал скарабея, положил его на стол возле Геллы и сказал:

– И этого скарабея тоже не существует?

Женщина оцепенела. Она осматривала зеленого скарабея, будто какую-то омерзительную тварь. Потом положила зеленого жука на ладонь и другой рукой начала гладить его, словно он был живой.

Камински замер, глядя на руки Геллы. До этого времени он не обращал на них внимания, но теперь, когда она гладила скарабея, они напомнили ему тонкие желтые руки мумии. Сквозь тонкую кожу светились кости кисти и длинные фаланги пальцев. Разница состояла лишь в том, что в руках доктора струилась жизнь. Камински видел пульсирующую в венах кровь. Она двигалась толчками, словно от ударов током. И в нем проснулось страстное желание этой женщины.

Однако ситуация требовала объяснений. В стороне лежали длинные доски, в полу зияла глубокая дыра. На дворе уже серело, до рассвета оставалось совсем немного времени. До начала дня нужно было скрыть все следы.

Казалось, Геллу Хорнштайн это совершенно не волнует. Все ее внимание было сосредоточено на скарабее, которого она очень нежно, осторожно ласкала. Камински и комнаты для нее будто не было, а он не решался напомнить о своем существовании.

Проходили бесконечные минуты. Доктор Хорнштайн вздрогнула, словно на нее снизошло вдохновение. Она перевернула скарабея на спину и с удивлением начала изучать его отшлифованное брюшко.

Камински теперь и сам увидел семь косых иероглифов, таких же непонятных, как арабские или индийские письмена. Ему показалось, что и Гелле не под силу расшифровать тайный смысл этих знаков.

Когда Гелла начала бормотать какие-то непонятные слова, которые звучали как «аге-нефер-айати-нен», Камински удивленно взглянул на нее. Но потом вдруг понял, что она шутит, и от души рассмеялся. Смехом он разрядил накопившееся напряжение, и Гелла словно очнулась.

– Вы не могли бы перевести то, что сейчас прочитали? – весело спросил Камински.

Гелла Хорнштайн раскрыла от удивления глаза.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Об иероглифах, которые вы только что прочли. Вот! – Он указал на скарабея.

– Как это пришло вам в голову?

Камински разозлился:

– Я не знаю, чего вы хотите добиться, доктор, и мне это, пожалуй, совершенно все равно. Но вы только что вели себя так, словно читали текст на этом скарабее. Аге-нефер… Или что вы там еще произнесли? Действительно, очень смешно.

– Я ничего не говорила, – упорствовала Гелла. – Даже если бы я и смогла расшифровать эти знаки, чему не училась, то все равно не смогла бы их прочесть. Разве вы не знаете, что это мертвый язык и никто не знает, как правильно произносить древнеегипетские слова?

– Я не понимаю. Уже сотни иероглифических текстов расшифрованы, значит, их все же можно прочесть!

– Правильно, они расшифрованы. Но это не значит, что эти тексты можно прочитать вслух. Вернее, прочитать вслух их можно, но это звучало бы не так, как произносили эти слова древние египтяне.

– Интересно, – заметил Камински. – Несмотря на это, вы только что прочитали этот текст. Может, попробуете еще раз?

– Но я не умею! – закричала Гелла и швырнула скарабея на стол. – Послушайте, не надо делать из меня идиотку!

С этими словами она спрыгнула со стола, и Камински успел заметить ее загорелые бедра.

– Что вы теперь намереваетесь делать? – робко спросила Гелла и заглянула в яму посередине комнаты.

Камински еще не представилось случая об этом подумать. Ситуация резко изменилась, когда здесь неожиданно появилась Гелла. Доктор Хорнштайн наверняка бы раструбила, что он обнаружил под своим бараком. Но он недооценивал ее.

Она подошла к нему и тихо, не дожидаясь ответа на свой вопрос, сказала:

– Надеюсь, Камински, вы предоставите мне возможность собственными глазами взглянуть на ваше открытие, прежде чем откроете эту тайну общественности. Или я прошу слишком многого?

– Нет-нет! – удивленно возразил Камински, не ожидавший такого поворота событий. – Но вы никому не должны рассказывать об этом, понимаете!

Доктор Хорнштайн удивилась:

– За кого вы меня принимаете, Камински? Это все-таки ваше открытие, и я рада, что была первой, кому вы рассказали о нем. Об этом больше никто не знает?

– О чем вы говорите, доктор! Еще пару часов назад я и сам не знал, что меня ожидает там, внизу. Но позвольте заметить: спуск в шахту – дело небезопасное! Вы должны это четко уяснить.

– Понимаю, – ответила доктор Хорнштайн. – Но если бы я была труслива от природы, то не поехала бы в Абу-Симбел.

Пока она это говорила, Камински понял, что она способна выдержать путешествие в шахту. Ему льстило, что теперь эта женщина зависит от его решения.

– Договорились! – заявил Камински и протянул доктору руку. – Когда вам удобно?

Гелла Хорнштайн пожала его руку холодно, но крепко. И сказала:

– Я обращаюсь к вам на «вы», но нахожу это нелепым, когда мы вот так общаемся. Мы должны говорить друг другу «ты». Меня зовут Гелла.

– Артур! – сказал Камински, смутившись, и добавил: – Хорошее у тебя имя…

Он смотрел на нее, не веря своим глазам и сомневаясь в серьезности происходящего. Ему захотелось высвободить руку из ее ладони, но не потому, что ему было неприятно прикасаться к ее телу, вовсе нет. Он просто хотел узнать о ней больше.

Она, казалось, догадалась, о чем он думает, и крепко сжала его руку.

– Не делай неправильных выводов, – серьезно сказала она. – Ты мне с самого начала понравился, но на этом все и закончится. Думаю, мы понимаем друг друга.

Она отпустила его руку. Камински стоял будто громом пораженный. Еще никогда ни одна женщина так с ним не говорила. Еще ни одна не смотрела на него свысока и ни одна так его не привлекала. Он не знал, в чем причина. Может быть, дело в скрытой сексуальности этой женщины, в ее таинственной сущности или даже в самом факте, что она была холоднее и неприступнее, чем все остальные женщины, которых когда-либо знал Камински.

– Хорошо! – ответил он, только чтобы хоть что-то сказать.

Потом начал закрывать шахту: на доски снова насыпал щебня, уложил назад половицы.

Гелла попыталась с помощью мешков убрать грязь и пыль, чтобы не возникло подозрений, потом отряхнула от пыли одежду Камински.

– А то все сразу поймут, откуда ты вылез! – засмеявшись, сказала она.

Камински впервые увидел настоящую, живую улыбку на ее лице.

По дороге в лагерь в «фольксвагене» Геллы он спросил:

– Ты знала Мессланга?

– Твоего предшественника? – Гелла, казалось, более внимательно уставилась на дорогу. – Что значит «знала»? Не больше, чем всех остальных. А почему ты спрашиваешь?

– Никто не был с ним близко знаком. Я спрашивал всех, кого только мог.

– Он был, как бы получше сказать… одиночка. Наверное, в этом причина.

– Одиночка?

– Я больше ничего не знаю. – Ее голос стал более низким, чем обычно.

– Оно-то так, – осторожно начал Камински, – но Мессланг не мог не знать о гробнице. Он построил барак именно на этом месте не случайно, а с явным намерением скрыть от других свою находку. Все было толково придумано, как видишь. Он бы достиг своей цели, если бы не случай с каменным блоком.

– Могу себе представить… – согласилась Гелла, сворачивая на главную улицу, ведущую к госпиталю. – Послушай, если Мессланг знал, что находится под бараком, зачем ему было скрывать это?

– А почему мы скрываем?

Гелла Хорнштайн сделала вид, что не поняла вопроса, и у Камински зародилось подозрение, не знала ли она о гробнице раньше и не следила ли за ним. В конце концов, он был единственным, кто имел постоянный доступ в барак. И единственным, кто, не вызывая подозрений, мог остаться в нем даже на ночь. Но прежде чем он смог осознать все это, он прогнал из головы подобные мысли.

Женщина за рулем, казалось, почувствовала его подозрения.

– Я могу на тебя положиться, Артур? Могу рассчитывать, что это останется между нами?

– Обещаю! – ответил Камински.

Они доехали до ее дома. Машина остановилась.

– А это? – Она вытащила из нагрудного кармана блузки скарабея.

– Можешь оставить себе, если он тебе так дорог! – великодушно сказал Камински.

И тут же пожалел бы об этом, но в следующий момент случилось нечто неожиданное.

Гелла, холодная и неприступная Гелла наклонилась, обвила руками его шею и поцеловала в щеку сухими губами. Она не сказала ни слова, Камински же онемел от счастья.