Онлайн чтение книги Тайное место The Secret Place
7

На этот раз суматоха перемены выглядит и звучит иначе. Кучки девчонок жмутся по стенам, тихо переговариваются голова к голове. Низкий гул сотен быстрых шепотков. Но гул обрывается и девчонки разбегаются, едва кто-нибудь оборачивается и замечает нас. Слух уже распространился.

В учительской мы застали несколько педагогов, устроившихся пообедать, – отличная учительская, кофе-машина и постеры с Матиссом, немножко роскоши для создания хорошего настроения. Накануне доску проверяла учительница физкультуры, и она божится, что приходила туда сразу после уроков и все просмотрела очень тщательно. Обнаружила две новые записки, с черным лабрадором и от девочки, которая копит деньги на увеличение груди. Всё, мол, как обычно. Когда доску только повесили, был настоящий взрыв, десятки карточек за день, но постепенно ажиотаж угас. Если бы была еще одна записка, третья, она бы заметила.

Нас провожали настороженные взгляды – настороженные взгляды и уютный запах тушеного мяса, и сразу же, не успели мы удалиться на достаточное расстояние, всплеск возмущенных перешептываний.

– Слава богу, – сказала Конвей, не обращая внимания на шипение нам вслед. – Это сужает круг.

– Она сама могла повесить записку, – возразил я.

– Училка? – Конвей шагала сразу через две ступеньки в сторону кабинета Маккенны. – Если только она полная идиотка. Зачем привлекать к себе внимание? Пришпиль бумажку в тот день, когда ты не дежурная, и пускай найдет кто-нибудь другой, на тебя не подумают. Нет, она не при делах.

Кудрявая секретарша Маккенны, вежливо улыбаясь, вручила нам готовый список. Орла Бёрджесс, Джемма Хардинг, Джоанна Хеффернан, Элисон Малдун – разрешено находиться в художественной мастерской в течение первого вечернего учебного периода (18.00–19.15). Джулия Харт, Холли Мэкки, Ребекка О’Мара, Селена Винн – разрешено находиться в художественной мастерской в течение второго вечернего учебного периода (19.45–21.00) .

– Ха. – Конвей отобрала у меня листок и привалилась бедром к столу секретарши, перечитывая список. – Кто б подумал. Придется поговорить с каждой из восьми, по отдельности. Пускай их немедленно снимут с уроков и присматривают, глаз не спуская, пока я не закончу.

Лучше не давать им шанс сговориться или скрыть улики, если они этого еще не сделали, что, впрочем, маловероятно.

Конвей продолжала:

– Я устроюсь в художественной мастерской, и пускай с нами посидит учительница. Как там ее, французский преподает? Хулихен.

В мастерской было свободно, и нам передали, что Хулихен явится моментально, как только ей найдут замену на уроке. Маккенна безропотно распорядилась: коп захотел – коп получил.

Никакая Хулихен нам не нужна была. Если допрашиваешь несовершеннолетнего подозреваемого, необходимо присутствие его законного представителя, а вот при допросе несовершеннолетнего свидетеля это необязательно. Если можно обойтись без посторонних, лучше так и сделать: иногда наедине подростки могут выложить то, чего никогда не сказали бы в присутствии мамы или учителя.

Если вы приглашаете законного представителя, для того есть причины. В ситуации с Холли я вызвал соцработника, потому что оказался один на один с девочкой-подростком, и еще из-за ее папаши. Конвей тоже вызвала Хулихен не без оснований.

И художественную мастерскую выбрала неспроста.

– Когда наша девица будет проходить мимо, – она мотнула головой в сторону Тайного Места в коридоре, – то непременно туда обернется.

– Если только у нее не железное самообладание, – заметил я.

– Будь оно так, она не прилепила бы эту записку.

– Ей хватило самообладания, чтобы продержаться целый год.

– Да. Но сейчас сломалась. – И Конвей распахнула дверь мастерской.

Чисто и свежо, классная доска и до блеска отмытые длинные зеленые столы. Сверкающие раковины, два гончарных круга. Мольберты, деревянные рамы, сложенные в углу, запах краски и глины. Одна из стен – громадное французское окно, выходящее на газон и парк. Конвей, похоже, вспоминала наши кабинеты рисования – рулон ватмана и несколько баночек засохшей гуаши.

Она расставила в кружок три стула. Вытащила из коробки горсть пастели и прошлась вдоль столов, беспорядочно разбрасывая мелки и отодвигая бедром стулья, нарушая строгий порядок. Солнце слепило глаза, раскаляя воздух в мастерской.

Я молча стоял у дверей, наблюдая за ней. Она заговорила, словно отвечая на мой вопрос:

– В прошлый раз я облажалась. Мы допрашивали их в кабинете Маккенны, в присутствии самой Маккенны. Сидели втроем за ее столом, как инспекция по делам несовершеннолетних, и пялились на бедных деток.

Бросив последний взгляд на парты, она обернулась к доске, нашарила кусочек желтого мела и принялась черкать какие-то каракули.

– Это была идея Костелло. Пускай все выглядит предельно официально, сказал он, как будто их вызвали к директору, только еще страшнее. Надо вселить страх божий в их сердца, сказал он. Звучало убедительно – это же просто дети, маленькие девочки, которые привыкли делать, что велят, нужно просто изобразить верховную власть, и они расколются, верно?

Она отшвырнула мелок на учительский стол и стерла каракули, оставляя разводы на доске. Частицы мела рассеялись вокруг нее золотистым нимбом в лучах солнца.

– Но даже тогда я знала, что он не прав. Сидела там как на иголках и чувствовала, как с каждой секундой наши шансы вылетают в окно. Но все произошло слишком быстро, я даже не успела толком сообразить, как бы это по-другому устроить, а уже все закончилось. А Костелло… хотя на папке с делом и стояло мое имя, это вовсе не значило, что я могла ему приказывать.

Она отодрала клочок бумаги от рулона, скомкала и бросила не глядя.

– А здесь они будут на своей территории. Все мило, ненапряжно, неофициально, нет нужды быть настороже. И Хулихен эта – девчонки прикалываются на уроке, спрашивают ее, как будет по-французски “мошонка”, а она краснеет, – так что им будет пофиг ее присутствие. Уж она-то точно не вселит ни в кого страх божий.

Конвей рывком отворила окно, впустив волну свежего воздуха и запаха травы.

– На этот раз если я облажаюсь, то самостоятельно. На свой лад.

Вот он, мой выход, уже идеально подготовленный.

– Если хотите, чтобы они расслабились, позвольте мне вести беседу, – сказал я.

Пристальный взгляд. Я не моргнул.

Конвей привалилась к подоконнику. Пожевала губами, разглядывая меня с головы до ног. С игровой площадки доносились крики, там полным ходом шел футбольный матч.

– О’кей, – решилась она. – Беседуй на здоровье. И как только я открываю рот, ты тут же захлопываешь свой и не издаешь ни звука без команды. Если я прошу тебя закрыть окно, это означает, что ты вне игры, дальше работаю я, а ты не встреваешь, пока я не позволю. Усвоил?

Щелчок – и в карман.

– Усвоил.

Мягкий золотой свет ласкал мою шею, и я пытался предугадать – неужели именно здесь, в комнате, где таинственное эхо отражается от стен и сияет полировкой старинное дерево, неужели именно здесь я обрету свой долгожданный второй шанс прорваться в заветную дверь? Надо бы запомнить, как выглядит этот кабинет. Как-то почтить место.

– Я хочу полного отчета о том, что они делали вчера вечером. А потом выложить записку, прямо под нос, ни с того ни с сего, чтобы понаблюдать за реакцией. Если скажет: “Это не я”, сразу выяснять, а кто это может быть, на кого она подумала. Справишься?

– Полагаю, справлюсь, да.

– Черт. – Конвей помотала головой, словно сама себе удивлялась. – Просто постарайся не падать ниц и не начинай лобызать их туфли.

– Как только мы выложим перед ними записку, это в считаные минуты станет известно всей школе.

– Думаешь, я не в курсе? Именно этого я и хочу .

– Не боитесь?

– Что убийца прознает и придет по душу автора?

– Ага.

Конвей легонько постукивала кончиком пальца по полоске жалюзи, заставляя подрагивать и чуть колыхаться всю конструкцию.

– Я хочу движухи. А это запустит события, – сказала она. Резко оттолкнулась от подоконника, подошла к трем стульям, выставленным в проход, развернула один спинкой к учительскому столу. – Боишься за девицу, сочинившую записку? Тогда найди ее раньше, чем найдет кто-то другой.

Осторожный стук в дверь, в комнату просунулось испуганное личико – вероятно, той самой Хулихен – и робко пролепетало:

– Детективы, вы хотели меня видеть?

Первой вокруг Тайного Места вчера тусила компания Джоанны Хеффернан, с них-то мы и начали. Хулихен отправили за Орлой Бёрджесс.

– Джоанна сразу примется психовать, – сказала Конвей, когда за учительницей закрылась дверь, – что начали не с главной. Если распсихуется всерьез, даст слабину. А у Орлы мозги куриные. Застанем ее врасплох, навалимся как следует, и если знает хоть что-то, сразу расколется. Что?

Я совладал с собой и не улыбнулся.

– Я думал, на этот раз планировалась дружеская беседа. А не акция устрашения.

– Да пошел ты! – Но уголок рта Конвей все же дрогнул. – Ладно, ладно. Я злобная сука. Радуйся. Будь я очаровашкой, ты вообще остался бы вне игры.

– Да я не жалуюсь.

– Вот и не жалуйся, не то тут же отыщется парочка безнадежных дел из семидесятых, где ты вволю сможешь воспользоваться своими технологиями дружеских бесед. Если намерен разговаривать, садись уже давай. А я гляну, не захочет ли Орла проверить, где там ее записка.

Я уселся на стул, приняв максимально непринужденную позу. Конвей направилась к выходу.

Торопливый стук каблучков по коридору, и вот уже в дверях стоит Орла, вихляясь и хихикая. Не красотка: маленького роста, шеи почти нет, как и талии; в качестве компенсации – очень много носа. Но она старалась. Тщательно выпрямленные светлые волосы, автозагар. С бровями тоже что-то делала.

Конвей за спиной у нее коротко мотнула головой – значит, Орла не проверяла Тайное Место.

– Спасибо, – обратилась она к Хулихен. – Присаживайтесь вон там, – и показала в дальний конец комнаты, в уголок, прежде чем та успела открыть рот.

– Орла, – начал я. – Я детектив Стивен Моран. – Идиотский смешок в ответ. Ну да, я же известный комик. – Садись, – предложил я стул напротив меня.

Конвей пристроилась прямо у меня за плечом, но, впрочем, не слишком близко. Орла скользнула по ней равнодушным взглядом. Конвей, конечно, из тех людей, что производят впечатление, но девочка едва ли ее узнала.

Орла аккуратно расправила юбку на коленях.

– Это опять насчет Криса Харпера? Ой, вы что, узнали, кто?.. Ну, вы поняли. Кто его?..

Мерзкий голосок. Манерный, тоненький такой, в любой момент готовый перейти в визг. И эти интонации, как у плохого актера, изображающего американский акцент.

– Почему ты так решила? Хочешь рассказать что-нибудь о Крисе Харпере?

Орла чуть не подпрыгнула на стуле.

– Я? Нет! Совсем нет.

– Потому что если тебе есть что рассказать, то сейчас самое время. Ты ведь понимаешь, да?

– Да-а-а. Ой, да. Если бы я что-то знала, я бы обязательно рассказала. Но я не знаю. Богом клянусь.

Нервная усмешка, непроизвольная, смесь надежды и страха.

Входишь со свидетелем в тесный контакт, угадываешь его желания. Потом раздаешь желаемое щедрыми горстями. Я в этом мастер.

Орла хотела нравиться людям. Хотела, чтобы на нее обращали внимание. Чтобы любили.

Глупо звучит, понимаю, да так оно и есть. Но меня как будто обманули. Подманили, а потом вышвырнули, выплюнули, даже гаже – выблевали. От этого места я ожидал чего-то значительного, а как же иначе – под высокими сводами, в облаках золотистого света, благоухающего гиацинтами. Я ждал чего-то особенного, необыкновенного. Невиданного прежде загадочного мерцания тайны.

А тут обычная девчонка, такая же, как сотни других, рядом с которыми я вырос и от которых держался подальше, точно такая же дешевка, только акцент фальшивый да на зубы потрачены сумасшедшие деньги. Ничего особенного. Абсолютно ничего.

На Конвей оборачиваться не хотелось. Не мог избавиться от ощущения, что она прекрасно слышит, что творится в моей голове, и смеется надо мной. Не по-доброму смеется.

Широкая добрая извиняющаяся улыбка, от меня – Орле.

– Не волнуйся так. Просто я надеялся – а вдруг. Ну, просто наугад спросил, понимаешь?

И держал улыбку, пока девочка не улыбнулась в ответ: “Ага” – благодарно, искренне благодарно. Кто-то, вернее всего Джоанна, постоянно срывал на Орле свое дурное настроение.

– У нас есть несколько вопросов – обычное дело, ничего особенного. Можешь ответить? Поможешь мне?

– Да, конечно.

Орла улыбалась. Конвей пересела на стол. Словно ненароком достала свой блокнот.

– Ты умница, – доброжелательно продолжал я. – Давай поговорим о вчерашнем вечере. Первый учебный период, ты была здесь, в мастерской?

Испуганный взгляд на Хулихен:

– У нас было разрешение.

Единственное, что ее тревожило, – претензии со стороны администрации.

– Да, знаю, – успокоил я. – Расскажи, как вы получили разрешение.

– Обратились к мисс Арнольд. Она кастелянша.

– Кто с ней разговаривал? И когда?

Пустой взгляд.

– Это не я.

– А чья была идея заниматься здесь вечером?

Еще более тупой взгляд.

– Тоже не моя.

Охотно верю. Убежден, что Орла вообще редко подает какие-либо идеи.

– Ничего страшного. – Я улыбнулся еще радостнее. – Расскажи мне, как все было. Одна из вас взяла у мисс Арнольд ключи от двери в коридоре…

– Это я. Прямо перед началом вечерних занятий. А потом мы пошли наверх. Я, и Джоанна, и Джемма, и Элисон.

– А потом?

– Мы просто работали над своим проектом. Есть общая тема – искусство и что-то еще. У нас, например, искусство и компьютерные технологии. Вон, – ткнула она пальцем в угол.

Пяти футов в высоту, портрет женщины – кто-то из прерафаэлитов, я видел эту картину раньше, но сейчас не узнал. Готова наполовину, изображение слеплено из квадратиков глянцевой цветной бумаги; вторая половина – расчерченная сетка, в каждой клеточке мелкими цифрами код, какой цвет следует налепить. В итоге красотка с загадочным взглядом превратилась в косоглазую истеричку – жуткое зрелище.

– Ну, это, типа, должно демонстрировать, – пояснила Орла, – что из-за интернета и всякого такого люди воспринимают себя иначе. Ну, как-то так, точно не знаю, это была не моя идея. Мы на компьютере разделили картину на клеточки, а теперь вырезаем квадратики из журнальных страниц, чтобы наклеить, как мозаику. Времени уйма уходит, поэтому приходится доделывать по вечерам. А потом, когда наше время вышло, мы вернулись к себе, в пансион, а ключи отдали мисс Арнольд.

– А кто-нибудь выходил из мастерской, пока вы тут работали?

Орла попыталась вспомнить, от напряжения приоткрыв рот.

– Я в туалет выходила, – наконец произнесла она. – И Джоанна. А Джемма выходила в коридор, потому что звонила кому-то и хотела поговорить без свидетелей . – Сдавленное хихиканье. Понятно, парень. – И Элисон выходила звонить, только маме.

То есть каждая.

– Именно в таком порядке?

Тупой взгляд.

– Чего?

Господи Иисусе.

– Ты помнишь, кто выходил первым?

Мучительные размышления, работа мысли, открытый рот.

– Кажется, Джемма? А потом я, а потом Элисон, и после Джоанна – наверное, не помню точно.

Конвей заерзала. Я тут же умолк, но она ничего не сказала, просто вытащила фото записки из кармана и протянула мне. Уселась на стол, ноги поставила на стул и опять раскрыла блокнот.

Я вертел в пальцах фотографию.

– По пути сюда ты прошла мимо Тайного Места. И когда ходила в туалет, тоже проходила там. И еще раз, когда вы уже направлялись обратно в пансион. Верно?

– Да. – Орла кивнула. На фото не глядела. Не видела никакой связи с вопросом.

– Ты останавливалась посмотреть, что там?

– Ну да. Когда шла обратно из туалета. Проверить, не появилось ли чего новенького. Но я ничего не трогала.

– И как? Появилось новенькое?

– Не-а. Ничего.

Лабрадор и пластика груди, если верить учительнице физкультуры. Если Орла их не заметила, точно так же она могла не заметить и еще одной записки.

– А ты сама когда-нибудь прикрепляла записки на этой доске?

Орла жеманно состроила глазки:

– Может быть.

Я понимающе улыбнулся.

– Знаю, это личное дело. И не спрашиваю о подробностях. Просто скажи: когда в последний раз?

– Примерно месяц назад.

– То есть это не твоя?

И сунул фото прямо ей в руки, прежде чем она сообразила, что это такое.

Только бы не она.

Мне необходимо, чтобы Конвей увидела, на что я способен. Пять минут беседы и простой ответ не дадут ничего – разве что меня подвезут обратно в Нераскрытые, а не заставят тащиться на автобусе. Мне нужен поединок.

Да, надо признать, где-то там, в глухом темном углу сознания, детективы по-прежнему охотники-дикари. Убиваешь хищника – получаешь его душу, кровь его проливается в тебя. Заколол копьем леопарда – стал храбрее и быстрее. Весь этот блеск и роскошь Килды хлынут прямо на тебя сквозь старинные дубовые двери, станут твоими без всяких усилий. Да, я жаждал этого. И слизывал бы, слизывал со своих разбитых кулаков вместе с кровью врага.

Но эта дурочка, с ее запахом дезодоранта и мерзких сплетен… Нет, я не это имел в виду. Все равно что выкручивать лапки жирному хомячку, детскому питомцу.

Сначала Орла тупо пялилась на фото. А потом взвизгнула. Тоненький противный писк, такой издают старые резиновые игрушки.

– Орла, – резко оборвал я, пока она не довела себя до истерики, – это ты повесила в Тайном Месте?

– Нет! Ой, господи, нет , честное слово! Я ничего не знаю про то, что случилось с Крисом. Богом клянусь!

Я поверил. Она держала фотографию на вытянутых руках, отодвинув подальше, как будто та могла ее укусить; вытаращенные глаза метались от меня к Конвей, потом к Хулихен в поисках помощи и поддержки. Нет, это не наш клиент. Божества криминалистов подбросили мне для начала легкий вариант, чтобы запустить процесс как следует.

– Значит, это одна из твоих подружек, – сказал я. – Кто?

– Я не знаю ! Я ничего об этом не знаю. Клянусь!

– А кто-нибудь из них высказывал предположения, кто мог это сделать?

– Никогда. Ну, мы все думаем, что это сделал садовник – он вечно пялился на нас и лыбился, гадкий такой, и ваши же его арестовали за наркотики, правда? Но всерьез мы ничего не знаем . Во всяком случае, я. А если остальные знают, то они мне никогда ничего не говорили про это. Их и спросите.

– Спросим, – сказал я. Добро и мягко. С улыбкой. – Не волнуйся. Тебя ни в чем не подозревают.

Орла постепенно успокаивалась. Теперь она с интересом таращилась на фото – ей уже нравилось держать в руках такую серьезную улику. Хотелось уже прогнать ее к чертовой матери. Но я позволил ей получить еще немного удовольствия.

Напомнил себе: те, кто тебе не нравится, очень полезны. Им не удастся надуть тебя так легко, как это сделают те, кто тебе симпатичен.

Над головой Орлы словно зажглась лампочка: ее осенила догадка.

– А может, это вообще не мы. Сразу после нас тут занимались Джулия Харт со своими. Может, это они.

– Думаешь, они знают, что случилось с Крисом?

– Да нет. Ну, то есть, может, но вряд ли. Хотя они могли просто всё выдумать.

– Зачем им это?

– Да просто так. Потому что они, ой, ну, такие, придурочные .

– Да ну? – Я наклонился вперед, сцепив ладони, весь внимание и готовность выслушать горячие сплетни. – Серьезно?

– Ну, раньше они были нормальные, очень давно. А сейчас мы, типа, такие “да вообще”, понимаете, да? – И Орла выразительно развела руками.

– А в каком смысле придурочные?

Слишком сложный вопрос. Мечущийся взгляд, как будто я попросил произвести сложные вычисления в уме.

– Ну, просто чокнутые.

Я ждал.

– Типа, они думают, что они такие особенные. – Первый проблеск осмысленности, даже в лице появилось нечто человеческое. Злоба. – Думают, что могут делать что захотят.

Я изобразил крайнюю заинтересованность. Подождал.

– Вот давайте для примера, да? Вы бы их видели на дискотеке в День святого Валентина. Ненормальные, честно. Ребекка приперлась в джинсах , а Селена – я вообще не знаю, что это было , она нарядилась как на карнавал ! – Опять этот визгливый смех, уши режет. – И все такие, типа, аллё, на что вы вообще похожи ? Там же были парни , вот я о чем. Весь Колм собрался. И все мальчики на них смотрели. А Джулия и все они вели себя, как будто это неважно . – Изумленно отвисшая челюсть. – Вот тогда мы и поняли, что они, типа, чокнутые .

Я еще раз понимающе усмехнулся:

– И это случилось в феврале?

– В прошлом феврале. В прошлом году.

Еще до Криса, значит.

– И клянусь, они с тех пор все хуже и хуже . В этом году Ребекка вообще не пошла на дискотеку. Они не красятся – ну, в смысле, нам в школе не разрешают пользоваться косметикой, – добродетельный взгляд в сторону Хулихен, – но они и в “Корт” не красятся, в торговый центр. И еще однажды, как раз несколько недель назад, мы там тусили всей толпой. И тут Джулия говорит, что она идет обратно в школу. И один из парней такой: “С чего вдруг?” И Джулия ему говорит, что живот дико болит, потому что…

Орла выразительно посмотрела на меня, прикусив нижнюю губу, и вся сжалась, будто прячась в собственных плечах.

– Потому что у нее месячные, – вступила Конвей.

Орла покраснела и залилась идиотским смехом, тихонько похрюкивая. Мы ждали. Она угомонилась.

– Ну, понимаете, она прямо так и сказала . Вот так, в лоб. И все парни такие: “Ой, фууууу! Какие подробности!” А Джулия помахала им ручкой и ушла. Понимаете, о чем я? Они говорят что им в голову взбредет, как будто так и надо. И ни у одной нет парня – удивительно, да? – и они ведут себя так, как будто это даже не проблема! – Орла набирала обороты. Лицо разрумянилось, губы поджались. – А вы видели прическу Селены? Мамадорогая. Знаете, когда она постриглась? Сразу, как Криса убили. Это как же надо выпендриваться , а, представляете?

Я чувствовал, что теряю нить.

– Погоди-ка. Ее прическа – это демонстрация, да? А чего именно?

Подбородок Орлы стремительно опустился до того места, где предположительно должна быть шея. Новый ракурс – хитрая, осмотрительная и коварная.

– Того, как она типа путалась с Крисом. Она, видите ли, страдает или типа того. А мы все такие: “Аллё, да кому это вообще интересно?”

– А почему ты думаешь, что она встречалась с Крисом?

Еще хитрее. И еще осторожнее.

– Просто мы так думаем.

– Правда? Видели, как они целовались? Может, держались за руки?

– Ой, ну, конечно, нет . Они бы не стали так откровенно всем показывать.

– А почему?

Тень чего-то странного. Страх. Орла оплошала – или подумала, что оплошала.

– Я не знаю. Просто считаю, что если бы им было все равно, что все про них знают, они бы не скрывали, что встречаются. Я только это хотела сказать.

– Но если они держали в тайне свои отношения, значит, никогда не вели себя как пара на людях, так что же заставило вас думать, что они встречаются?

– Чего? – Опять эти пустые вытаращенные глаза.

Господи Иисусе. Головой об стол. Больше не могу. Медленно и ласково:

– Почему ты думаешь, что Крис и Селена встречались?

Пустой взгляд. Пожатие плечами. Орла решила больше не рисковать.

– А почему они держали это в тайне?

Пустой взгляд. Пожатие плечами.

– А ты? – вмешалась Конвей. – У тебя есть парень?

Орла слабоумно хихикнула, поджав нижнюю губу.

– И все же?

Смущенное поерзывание.

– Ну, типа того. Ой, мамадорогая, это так сложно.

– Кто он?

Смешок.

– Я задала тебе вопрос.

– Просто парень из Колма. Его зовут Грэм, Грэм Квинн. Но мы не то чтобы встречаемся – в смысле, божемой, я не обнимаю его и не говорю всем, типа он мой парень ! Ну, он, конечно, вроде как парень, но…

– Ясно. – Тон у Конвей такой, что даже тупая Орла поняла и заткнулась. – Спасибо.

– Если выбрать что-то одно, – продолжил я, – чтобы рассказать о Крисе Харпере, что бы ты выбрала?

Опять вытаращилась. У меня постепенно заканчивалось чувство юмора.

– О чем?

– О чем угодно. Что тебе кажется самым важным.

– Ну… он был шикарный парень?

Хихикает.

Я забрал у нее фотографию.

– Спасибо. Ты нам очень помогла.

Подождал секунду. Орла молчала. Конвей молчала. Сидела себе на столе, писала что-то или просто чертиков рисовала, отсюда не видно. Я не собирался оборачиваться, чтобы не выглядело, будто прошу помощи.

Хулихен сдержанно кашлянула, то ли спросить что хотела, то ли просто напоминала о себе. А я о ней и забыл.

Конвей захлопнула блокнот.

– Спасибо, Орла, – повторил я. – Возможно, нам понадобится еще раз поговорить с тобой. И если вдруг припомнишь что-нибудь, что, по-твоему, могло бы нам помочь, все что угодно, вот мой телефон. Звони в любое время. Хорошо?

Орла взяла визитку с таким видом, как будто я предложил ей сесть ко мне в полицейский фургон.

– Спасибо. Еще увидимся, – прервала трогательную сцену Конвей и бросила Хулихен, уже с готовностью вскочившей со своего места: – Следующая Джемма Хардинг.

Я еще разок улыбнулся Орле. Подождал, пока они с Хулихен выйдут за дверь.

– Ну что, господибожемой, а? – усмехнулась Конвей.

– Господибожемой, мамадорогая, какогочерта, твою мать, – отозвался я.

Мы почти посмотрели друг на друга. И почти рассмеялись.

– Не она, – заключила Конвей.

– Не-а.

Я ждал. Не стал спрашивать, уж такого удовольствия ей не доставлю, но мне нужно было знать.

– Все прошло нормально, – сказала она.

С трудом сдержал вздох облегчения, буквально в последний миг. Сунул фотографию обратно в карман для следующей серии.

– Что мне следует знать про Джемму?

– Считает себя секс-бомбой, – скривилась Конвей. – Наклонялась перед Костелло пониже, демонстрируя декольте. Бедолага не знал, куда глаза девать. – И усмехнулась. – Но эта хотя бы не такая дремучая. Совсем нет.

Джемма – это примерно как вытянутая в длину Орла. Высокая, стройная – изо всех сил старается отощать до модной худобы, но телосложение не то. Симпатичная, очень даже симпатичная, но с таким подбородком еще до тридцати лицо у нее станет лошадиным. Старательно выпрямленные светлые волосы, автозагар, выщипанные брови. На Тайное Место даже не покосилась, но Конвей же предупредила, что она совсем не дура.

К стулу она прошла, как по подиуму. Села, положила одну длинную изящную ногу на другую медленным томным движением. Запрокинула голову, выгнув шею.

Даже после того, что сказала Конвей, я не сразу сообразил, с чем имею дело, не сразу разглядел за школьной формой и фактом шестнадцати лет. Джемма рассчитывала вызвать во мне вожделение. Не потому что сама хотела меня, это ей и в голову не приходило. Просто потому что я находился рядом.

И с такими я тоже в школе учился. И в их игры не играю.

Глаза Конвей двумя раскаленными булавками прожигали сквозь ткань пиджака мои лопатки.

Еще раз повторил себе: ничего особенного означает именно ничего, с чем ты не мог бы справиться.

Одарил Джемму медленной ленивой улыбкой. Понимающей улыбкой ценителя.

– Джемма, верно? Я детектив Стивен Моран. Очень приятно познакомиться с тобой.

Прокатило. Тень улыбки в уголках губ.

– У нас к тебе несколько обычных вопросов.

– Без проблем. Всё, что захотите.

Это “всё, что” немножко чересчур. Улыбка обрисовалась отчетливее. Слишком прямолинейно.

Джемма сообщила примерно то же, что и Орла. С тем же дебильным американским акцентом. Нарочито растягивая звуки, лениво, демонстративно скучая в этой школе, для которой она слишком яркая фигура. Покачивая ножкой. Внимательно следя за тем, внимательно ли я слежу за ней. Если вопросы о вчерашнем вечере и породили выброс адреналина, она никак этого не показала.

– Когда ты была здесь вчера, то звонила кому-то, – сказала Конвей.

– Да. Своему парню. – Последнее слово Джемма посмаковала и покосилась на Хулихен – определенно, телефонные звонки во время занятий запрещены, – не шокировали ли ее слова ученицы.

– Как его зовут?

– Фил Макдауэлл. Он из Колма.

Ну разумеется. Конвей села на свое место.

– И ты вышла поговорить с ним, – уточнил я.

– Да, я вышла в коридор. Нам нужно было кое-что обсудить. Личное. – Игривая улыбка, персонально для меня. Будто я посвящен в тайну или могу быть посвящен.

Я улыбнулся в ответ.

– Когда ты выходила, не заглядывала к Тайному Месту?

– Нет.

– Нет? Тебя это совсем не интересует?

– Да глупости это, – пожала она плечами. – Все эти “Ах, меня никто не понимает, а я такая необыкновенная!”. Да можно подумать. Если там появляется что-нибудь крутое, все и так об этом сплетничают. Так что мне незачем туда заглядывать.

– А сама ты когда-нибудь не пробовала поместить там записку, хоть раз?

Она равнодушно дернула плечом.

– Когда только повесили эту доску. Просто для смеха. Я и не помню, про что. Мы все тогда понавыдумывали всякой фигни.

Встревоженный клекот из угла Хулихен. Джемма игриво шлепнула себя по запястью:

–  Плохая девочка.

Забавляется, значит.

– А что скажешь насчет этого? – И я протянул ей фотографию.

Перестала покачивать ногой. Брови взлетели до корней волос.

И через секунду, медленно:

– О. Господи.

А вот это искренне. Участившееся дыхание, потемневшие глаза – прорезалось-таки сквозь тщательно выстроенную сексуальность. Это не наша девица, нет. Вычеркиваем вторую.

– Это не ты повесила?

Джемма медленно повела головой из стороны в сторону, не отводя взгляда от фото, внимательно изучая его.

– Точно? Ну просто ради шутки?

– Я не идиотка. У меня отец адвокат. Я прекрасно знаю, что это не смешно.

– Не догадываешься, кто бы мог это сделать?

Мотает головой.

– А если попробовать угадать…

– Не знаю. Честное слово. Я бы очень удивилась, если это Джоанна, или Орла, или Элисон, но не стала бы ручаться. Просто хочу сказать, что если это кто-то из них, то мне об этом ничего не известно.

Итак, две из двух готовы столкнуть подружек в дерьмо, лишь бы их самих не забрызгало. Как мило.

– Но здесь вчера вечером были и другие, – заметила Джемма. – После нас.

– Холли Мэкки и ее подруги.

– Точно. Эти .

– Эти. А что они за люди?

Джемма настороженно взглянула на меня, протянула фото обратно.

– Понятия не имею. Мы с ними практически не общаемся.

– А почему?

Пожимает плечами.

Улыбаюсь многозначительно.

– Дай-ка угадаю. Ваша компания наверняка довольно популярна у парней. А Холли и остальные вам мешали, да?

– Просто они другого типа люди.

Плотно скрещенные на груди руки. Джемма не купилась.

Тут что-то было. Орла, может, и впрямь искренне верила в эту муть про дурацкий прикид Селены для танцев, а может, и нет, но у Джеммы, похоже, точная и взвешенная позиция. Между двумя компаниями определенно что-то происходит.

Если Конвей намерена надавить, пускай займется этим сама. Не мое амплуа. Я Мистер Симпатяга, со мной можно поболтать. Если я продолбаю эту роль, у Конвей не останется причин со мной работать.

Конвей не издала ни звука.

– Что ж, понятно, – сказал я. – Давай поговорим о Крисе Харпере. У тебя есть какие-нибудь соображения насчет этой истории?

Пожимает плечами.

– Псих какой-нибудь. Садовник, которого вы арестовали, как его там. Или вообще кто-то случайно мимо проходил. Откуда мне знать?

Руки все еще сложены. Я наклонился вперед, изобразил улыбку, типа мы одни в баре поздно вечером:

– Джемма. Ну просто поболтай со мной. Давай так: выбери что-то одно о Крисе Харпере и расскажи мне. Одну важную деталь.

Джемма задумалась. Вытянула свои длинные стройные ноги, провела ладонью по бедру – так, мы вернулись на исходные позиции. Я внимательно наблюдал, чтобы она поняла, что старается не напрасно. Жуть как хотелось отодвинуть стул подальше. Я готов был расцеловать Конвей только за то, что она находится в этой же комнате. Джемма дьявольски опасна и прекрасно это понимает.

– Крис – это последний человек, про которого можно было бы подумать, что его когда-нибудь убьют, – произнесла она.

– Даже так? Почему же?

– Потому что его все любили. Вся наша школа от него балдела. Некоторые, конечно, говорили, что нет, но только потому, что хотели выделиться, или потому, что у них в любом случае не было шансов ему понравиться. И все парни в Колме хотели тусить с ним в компании. Потому я и думаю, что это сделал кто-то со стороны, случайный прохожий. Никто не стал бы намеренно вредить Крису.

– А тебе Крис нравился?

Пожимает плечами.

– Я же сказала – он всем нравился. Ничего в этом не было особенного. Мне многие парни нравятся. – Легкая улыбочка, с намеком.

– Ты с ним встречалась? В смысле, у вас был роман? – поддерживаю тон.

– Нет, – резко и сразу.

– Но почему? Если он тебе нравился… – Подчеркнутое тебе. Стоит тебе пожелать, и любой парень твой.

– Да так просто. У нас с Крисом никогда ничего не было. Точка.

Джемма вновь закрылась. И тут тоже нечисто.

Конвей не стала давить, я тоже. Вот моя визитка, если вспомнишь о чем-нибудь… и все такое. Пока Конвей отряжала Хулихен за следующей, Элисон Малдун, я успел улыбнуться на прощание Джемме, разве что не подмигнул, когда она выходила и обернулась убедиться, что я провожаю ее взглядом.

Выдохнул, провел рукой по лицу, чтобы избавиться от сальной улыбочки.

– Не она, – констатировал я.

– А что это за фигня с одной важной деталью про Криса? – поинтересовалась Конвей.

У нее был целый год, чтобы все узнать про него. А у меня несколько часов. Хоть что-нибудь выяснить – уже хорошо.

Конечно, зачем мне знать про Криса. Не мое дело – не мое тело. Я здесь исключительно для того, чтобы хлопать ресницами, вовремя улыбаться и разговорить девчонок.

– А что это за фигня с бойфрендами?

Конвей спрыгнула со стола, придвинулась почти вплотную к моему лицу:

– Ты что, меня допрашиваешь?

– Я просто спросил.

– Здесь спрашиваю я. Не наоборот. Если пойдешь в сортир, я, если пожелаю, могу спросить, помыл ли ты руки. Усвоил?

Да, про “почти рассмеялись вместе” можно забыть.

– Мне нужно знать, как они относились к Крису, – пояснил я. – Нет смысла рассказывать, какой он был милый и как несправедлива жизнь, если я беседую с человеком, который ненавидел его до чертиков.

Конвей еще некоторое время злобно таращилась на меня. Я не терял самообладания, помня, что осталось еще шесть девиц и что без меня Конвей недалеко уйдет. Молился, чтобы Конвей думала о том же.

Она опять взгромоздилась на стол.

– Элисон, – буркнула она. – Элисон впадает в ступор от всего, чтоб ее. Включая меня. Буду держать рот на замке, если ты не облажаешься. Гляди не облажайся.

Элисон выглядела, как Джемма, севшая после стирки. Мелкая, щуплая, плечики узенькие. Пальчики нервно теребят юбочку. Старательно выпрямленные светлые волосы, автозагар, выщипанные брови. На Тайное Место не обернулась.

И вот она-то точно узнала Конвей. Едва Элисон появилась в дверях, Конвей, впустившая ее, попыталась скрыться из поля зрения, но Элисон буквально шарахнулась от нее.

– Элисон, – поспешно начал я ласковым голосом, отвлекая девочку. – Я Стивен Моран. Спасибо, что пришла. – Улыбка. На этот раз ободряющая. – Садись, пожалуйста.

Никаких тебе ответных улыбок. Элисон пристроилась краешком задницы на краешке стула и уставилась на меня. Мелкие черты лица, зубы торчат, мышь белая. Хотелось вытянуть пальцы и пощелкать языком, подманивая.

Но вместо этого я вежливо проговорил:

– Всего пару вопросов, это займет несколько минут. Не могла бы ты рассказать о вчерашнем вечере? Начиная с первого учебного периода?

– Мы были здесь. Но ничего не сделали . Если что-то произошло, что-то украли или сломали, это не я. Клянусь .

И голосок тоже тоненький и мерзкий, переходящий в нытье. Конвей была права, Элисон боится всего – боится, что проштрафится, что все, что она говорит, делает и думает, – неправильно. Хочет, чтобы ее убедили в том, что она молодец. Я видел это и в школе, и миллион раз у свидетелей, гладил по головке и произносил все нужные слова.

И здесь тоже:

– Да, конечно, я знаю. Ничего не пропало, не сломалось. Никто ничего дурного не совершил. – Улыбка. – Мы просто проверяем некоторые факты. Тебе всего лишь нужно в подробностях вспомнить вчерашний вечер. И все. Давай попробуем, хорошо?

Кивнула:

– Да.

– Ну вот и прекрасно. Это будет вроде теста, где ты знаешь все верные ответы и никак не можешь ошибиться. Так пойдет?

Едва заметная улыбка. Крошечный шажок к расслаблению.

А мне нужно, чтобы Элисон расслабилась и успокоилась, прежде чем я выложу перед ней фото. Именно этого я и добивался вопросами к Джемме и Орле: успокоить и отвлечь, а потом резко вытолкнуть из этого состояния.

Элисон выдала мне ту же самую историю, но из нее приходилось выуживать ее по кусочкам и клочкам, как играть в бирюльки: вытащил не ту, обрушил хрупкую конструкцию – ты проиграл. Рассказывая, она опять вся подобралась и зажалась. И не поймешь, серьезная для того причина, не очень серьезная или вообще нет никакой причины.

Она подтвердила версию Орлы о том, кто и когда выходил из мастерской – Джемма, Орла, она, Джоанна, – причем гораздо более уверенно, чем Орла.

– Ты очень наблюдательная, – похвалил я. – Это как раз то, что нам нужно. Я прямо мечтал, что найдется кто-то вроде тебя, представляешь?

Еще одна улыбка. Еще шаг навстречу.

– Ну а теперь давай ты меня осчастливишь окончательно. Расскажи, что, выходя в коридор, ты поглядела, как там ваше Тайное Место.

– Ну да. Когда я выходила в… На обратном пути посмотрела. – Короткий взгляд на Хулихен. – Только на секундочку. А потом сразу вернулась заниматься проектом.

– О, чудесно. На это я и надеялся. Заметила там новые записки?

– Ага. Одна такая с собакой, ну прямо мимими. И еще кто-то написал про… – Нервная ухмылка, прячет лицо. – Ну вы поняли .

Я ждал. Элисон ерзала.

– Ну, это… как бы женщина… верхняя часть. Одетая , конечно! Не… – Неестественный смешок. – И написано: “Я коплю деньги, чтобы, когда исполнится восемнадцать, купить себе такую же!”

Наблюдательная, да. Качество, часто сопутствующее пугливости. Жертвы хищников опасаются каждого куста и потому всё подмечают.

– И все? Больше ничего нового?

– И все, – покачала головой Элисон.

Если она говорила правду, это возвращало нас к исходной мысли: Орла и Джемма ни при чем.

– Отлично, – сказал я. – Просто замечательно. Скажи, а сама ты когда-нибудь помещала там записки?

Глаза забегали.

– Это совершенно нормально, если ты пользовалась доской объявлений. Она ведь именно для такого и предназначена. Было бы странно, если бы доска пустовала.

Вновь слабая улыбка.

– Ну… да… Всего пару раз. Просто… когда меня что-то тревожило и я не могла об этом поговорить, я… Но это было давным-давно. Приходилось действовать очень осторожно, и потом я каждый раз так боялась, что кто-нибудь догадается, что это я, и разозлится, что я повесила записку, вместо того чтобы рассказать ей. И поэтому я перестала. И все свои записки сняла.

Кто-нибудь . Девица из ее компании, которой боится Элисон.

Она расслабилась практически максимально, как смогла. То есть не особенно.

– А это тоже одна из твоих записок? – осторожно спросил я.

Фотография. Элисон ахнула. Прижала свободную ладонь ко рту. Пронзительное верещание сквозь пальцы.

Страх, но не могу понять какой. Страх, что ее застукали, что где-то неподалеку бродит убийца, что кто-нибудь знает, кто это, а может, просто рефлекторная реакция на любое потрясение – поди разбери. Впадает в ступор от всего, чтоб ее , сказала Конвей. Элисон вся потускнела и стала какой-то непрозрачной и размытой, как ветровое стекло под дождем.

– Это ты повесила записку?

– Нет! Нет-нет-нет… не я. Честно!..

– Элисон, – мерно, убаюкивающе говорил я. Наклонился, чтобы забрать у нее фотографию, да так и остался. – Элисон, взгляни на меня. Если это сделала ты, в этом нет ничего страшного. Хорошо? Кто бы это ни сделал, он, то есть она поступила правильно, и мы ей очень признательны. Нам просто нужно с ней поговорить.

– Это не я. Не я. Я этого не делала. Пожалуйста…

И все, больше я ничего не добился. Дальнейшее давление ничем не помогло бы, разве что похерило мой следующий шанс, равно как и этот.

Конвей выступила из своего угла, все еще стараясь не попадаться на глаза. Прощупывала ситуацию.

– Элисон, – сказал я. – Я тебе верю. Мне просто нужно было спросить. Такой порядок. Вот и все. О’кей?

Наконец мне удалось поймать ее взгляд.

– Итак, это не ты. А как думаешь, кто бы мог это сделать? Кто-нибудь из девочек говорил о своих подозрениях насчет того, что случилось с Крисом?

Мотает головой.

– А это может быть кто-то из твоих подруг?

– Вряд ли. Не знаю. Нет. Спросите лучше у них.

Элисон соскальзывала обратно в панику.

– Ну вот и отлично. Это все, что я хотел знать. Ты большая молодчина. А скажи-ка нам вот что: ты ведь знакома с Холли Мэкки и ее подружками, верно?

– Да.

– Расскажи мне о них.

– Они просто чокнутые. Реально придурочные.

Плотно обхватила себя руками. Надо же: она боится компашки Холли.

– Это мы уже слышали, да. Но никто так и не смог объяснить, а в чем же их придурочность. Думаю, если кто и сумеет растолковать, так именно ты.

Затравленно смотрит на меня.

– Элисон, – ласково уговариваю я. Я сильный, я защитник, я вживаюсь в образ и становлюсь воплощением ее мечты. Не моргнув глазом. – Расскажи мне все, что знаешь. Никто никогда не узнает, что это ты. Ни одна душа. Клянусь.

И Элисон выдала – наклонившись вперед, прошептала едва слышно, чтобы не дошло до Хулихен:

– Они ведьмы .

Что-то новенькое.

Я услышал отчетливое “ Какого хрена? ”, прозвучавшее в голове Конвей.

– Вон оно что, – невозмутимо кивнул я. – Как ты это выяснила?

Краем глаза я заметил, как Хулихен уже наполовину сползла со стула, пытаясь подслушать. Слишком далеко. А ближе подойти нельзя. Едва попытается, ее тут же остановит Конвей.

Элисон задышала чаще, возбужденная собственным признанием.

– Раньше они были, ну, нормальные. А потом просто стали странными . Все это заметили.

– Да что ты? И когда?

– Ну, где-то с начала прошлого года или года полтора назад.

Еще до Криса; до той вечеринки в День святого Валентина, когда даже Орла заметила неладное.

– Разное говорили насчет того, почему это случилось…

– Например?

– Фигню всякую. Типа того, что они лесбиянки. Или пережили насилие в детстве. Я разное слышала. Но мы-то считали, что они ведьмы.

И взгляд испуганный – на меня.

– А почему?

– Ну, не знаю. Потому что. Просто думали так, и всё. – Элисон съежилась еще больше, будто прятала что-то. – Наверное, я не должна была вам это рассказывать.

Голос упал до шепота. Конвей перестала записывать, чтобы не заглушать звук. Я не сразу допер: Элисон решила, что только что навлекла на себя проклятие.

– Элисон. Ты правильно поступила, рассказав нам. Это защитит тебя.

Не убедил.

Я чувствовал, как с трудом сдерживается Конвей. Молчит, конечно, как обещала, но очень громко молчит.

– Еще пару вопросов. Ты встречаешься с кем-нибудь?

Алая волна румянца, в которой Элисон утонула. Глухое бормотание, слов не разобрать.

– Повтори, пожалуйста?

Мотает головой. Сжимается почти в комок, глаза утыкаются в коленки. Элисон уверена, что я сейчас начну тыкать пальцем и ржать над ней, потому что у нее нет парня.

– Не встретила нормального парня, да? – сочувственно улыбнулся я. – Молодчина, это правильно, лучше подождать. Полно времени еще.

Опять бормотание.

Я все же спросил – да пошла она, эта Конвей, у нее свои вопросы, а у меня свои:

– Если бы ты рассказывала о Крисе и надо было выбрать что-то одно, самое важное, что бы ты выбрала?

– А?.. Да я его почти не знала. Может, спросите остальных?

– Спрошу, конечно. Но у тебя талант, ты очень наблюдательная. И мне любопытно, что запомнилось тебе.

На этот раз улыбка автоматическая, рефлекторный спазм в ответ на раздражитель, без всяких чувств.

– На него обращали внимание, – сказала Элисон. – Не только я, его все замечали.

– С чего бы?

– Он был… в смысле, был такой красавчик. И везде первый – регби, баскетбол. И общительный такой, веселый. И еще я однажды слышала, как он поет, очень хорошо, по-настоящему классно, и ему все говорили, что надо участвовать в телешоу… Но не только в этом дело. Он был… заметнее, что ли. Его как бы было больше, чем прочих. Вот как бы входишь в комнату, где веселятся пятьдесят человек, а видишь только Криса.

И что-то тоскливое в голосе, в повисших веках. Джемма была права: Криса любили все.

– Как ты думаешь, что же все-таки произошло?

Элисон опять скукожилась.

– Не знаю.

– Понимаю, что ты не знаешь. Это нормально. Я спрашиваю о твоих соображениях. Ты же мой наблюдатель номер один, помнишь?

Призрак улыбки.

– Все говорили, это садовник.

Никаких собственных мыслей, или просто уходит от вопроса.

– Ты тоже так думаешь?

Пожимает плечами, не глядя на меня:

– Наверное.

Я держал паузу, сколько мог. И она тоже. Ну, значит, это все, чего я добился.

Визитка, предложение звонить, улыбка. Элисон ринулась к выходу, как будто в комнате пожар. Хулихен засеменила следом.

– Эту пока оставляем в разработке, – решила Конвей.

Глядя на дверь, не на меня. Я не уловил, точно ли она имела в виду: ты облажался .

– Да если бы я продолжал давить, все равно ничего толкового не вышло бы. У нас хотя бы установился контакт. В следующий раз, если придется еще беседовать, можно будет продвинуться дальше – возможно, и результат будет.

Конвей искоса глянула в мою сторону:

– Если придется еще беседовать.

И сардоническая ухмылка: я, Капитан Очевидность, сделал ее день.

– Верно, – спокойно согласился я. – Если.

Конвей перевернула страницу в своем блокноте.

– Джоанна Хеффернан, – провозгласила она. – Джоанна – настоящая сука. Наслаждайся.

Джоанна представляла собой усредненный вариант трех предыдущих. Я ожидал чего-то грандиозного, учитывая весь этот хайп. Средний рост. Среднее телосложение. Средняя внешность. Старательно выпрямленные светлые волосы, автозагар, выщипанные брови. На Тайное Место не оглянулась.

И лишь манера подать себя – бедро чуть в сторону, подбородок чуть прижат, брови чуть приподняты – говорила: ну, удиви меня. Я здесь босс.

Джоанна хотела, чтобы я подумал – нет, признал, – что она важная фигура.

– Джоанна, – для нее я поднялся навстречу, – я Стивен Моран. Спасибо, что пришла.

Мой акцент. Тррр , стремительно перелистнулась картотека Джоанны. Меня выкинули в нижний ящик. Презрительное трепетание век.

– А что, у меня был выбор? И кстати, мне действительно было чем заняться в течение последнего часа . У меня были дела гораздо важнее, чем торчать тут под кабинетом, умирая от скуки, и не иметь возможности даже поболтать .

– Прости, пожалуйста. Мы вовсе не хотели заставлять тебя ждать. Если бы я знал, что беседы с девочками затянутся так надолго… – Я подвинул ей стул. – Прошу тебя, садись.

Скривила губы в сторону Конвей: а, это ты.

– Итак, – сказал я, когда мы уселись, – у нас к тебе несколько обычных вопросов. Мы побеседуем еще со многими, но мне крайне важно услышать именно твои соображения. Они могут принципиально изменить положение дел.

Почтительно. Сложив ладошки. Как перед Принцессой Всей Вселенной, оказавшей нам честь.

Джоанна внимательно изучала меня. Блеклые светло-голубые глаза, немножко слишком большие. Редко мигающие.

И наконец кивнула. Величественно, снисходя до меня.

– Спасибо, – обрадовался я. Широкая улыбка смиренного слуги. Периферическим зрением углядел, как дернулась Конвей, – вероятно, попытка сдержать рвоту.

– Если не возражаешь, давай начнем со вчерашнего вечера. Не могла бы ты просто описать его в подробностях начиная с первого учебного периода?

Джоанна изложила все ту же историю. Медленно и отчетливо, простыми словами, понятными для плебса. И – Конвей, царапавшей что-то в блокноте:

– Успеваете? Или мне говорить помедленнее?

Конвей расплылась в ослепительной улыбке:

– Если мне что-нибудь потребуется, ты тут же узнаешь. Не сомневайся.

– Спасибо, Джоанна, – вмешался я. – Это очень любезно с твоей стороны. Скажи, когда вы работали здесь, ты не заглядывала к Тайному Месту?

– На секунду буквально, когда выходила в туалет. Проверить, не появилось ли чего-нибудь любопытного.

– И как?

– Все та же прежняя чушь, – пожала плечами Джоанна. – Тоска.

Ни лабрадора, ни сисек.

– А там есть твои записки?

Взгляд мельком в сторону Хулихен.

– Нет.

– Уверена?

– В смысле?

– Я спрашиваю только потому, что одна из твоих подруг говорила, что раньше ты туда иногда писала.

Глаза похолодели.

– И кто это сказал?

Смущенно развожу руками:

– Я не могу раскрыть эту информацию, прости.

Джоанна задумчиво пожевывала губами, от чего лицо ее несколько перекосило. Кому-то достанется.

– Если она сказала, что это делала я одна, то наврала. Мы все этим занимались. И давно всё оттуда убрали. Ну послушайте, ну что за ерунда. Вы так говорите, будто речь идет о чем-то серьезном. Мы просто развлекались.

Конвей была права: вранья на этой доске не меньше, чем секретов. Маккенна повесила ее ради своих целей, а девчонки используют для собственных.

– Ну а что насчет этого? – Фотографию ей в руки.

Уронила челюсть. Отшатнулась. Заверещала “О господи!”. Прижала ладонь ко рту.

Чертовски фальшиво.

Но это ничего не значит. Есть такие люди – всё, что они ни делают, кажется лживым. Не потому что они записные лжецы, просто не умеют говорить правду. И у тебя нет способа отделить настоящую ложь от притворной.

Мы подождали, пока она иссякнет. Быстрый взгляд на нас в промежутке между истеричными завываниями – убедиться, что мы потрясены.

– Ты повесила эту записку в Тайном Месте?

– Я? Вы что? Нет! Ну вы что, не видите, что я практически в шоке ?

Рука прижата к груди. Часто, взволнованно дышит. Мы с Конвей с интересом наблюдаем.

Хулихен завозилась на стуле. Что-то прощебетала.

Конвей, не оборачиваясь:

– Сидите спокойно. Она в полном порядке.

Джоанна метнула убийственный взгляд на Конвей. Но задыхаться перестала.

– Может, просто для смеха? Если да, то ничего страшного. Ты же не под присягой даешь показания. Мы просто хотели выяснить, и все.

– Я уже сказала. Нет. Понятно?

Если она меня отфутболит, прощай, мой шанс исключить всех, кроме одного подозреваемого, услышать щелчок открывшегося замка.

Джоанна смотрела на меня, как на дерьмо, прилипшее к подошве. Еще миг – и меня вышвырнут в ту же помойку, что и Конвей.

– Абсолютно, – согласился я. Забрал фотографию, убрал подальше, как будто ее и не было. – Просто на всякий случай спросил. А кто из твоих подруг это сделал, по-твоему?

Что-то блеснуло в глазах Джоанны, на этот раз настоящее. Негодование, ярость. И тут же погасло.

– Не-а. – Погрозила пальчиком. Улыбнулась. – Никто из них не мог этого сделать.

Уверена на сто процентов. Они не осмелились бы.

– Тогда кто?

– А что, это моя проблема?

– Нет, конечно. Но ты держишь палец на пульсе школы и знаешь обо всем, что происходит. Если кто-то и обладает стоящей информацией, то именно ты.

Удовлетворенная улыбка, Джоанна получила полагающиеся ей почести. Я в ее свите.

– Если это сделал кто-то, кто был в школе вчера вечером, тогда точно те, что занимались здесь после нас. Джулия, Холли, Селена и эта, как ее там.

– Правда? Думаешь, им известно, что произошло с Крисом?

– Может, и так, – пожала она плечами.

– Интересно, – веско произнес я, медленно кивая. – У тебя есть серьезные основания так думать?

– Ну, доказательств у меня нет. Это по вашей части. Я просто говорю.

– Я хотел бы узнать твое мнение еще по одному вопросу. Любое твое соображение может нам помочь. Как ты думаешь, кто убил Криса?

– А разве это не садовник Петушок? Ну, в смысле, я не знаю, как его зовут , но мы все его так называли, потому что ходили слухи, будто он предлагал одной девчонке экстази, если она… – Покосилась на Хулихен, которая сегодня определенно получила порцию новых знаний в несколько неожиданных областях. – То есть я не знаю, извращенец он или просто наркодилер, но в любом случае – ффууууу . Я думала, вы в курсе, что это он, просто у вас доказательств не хватило.

Та же история, что с Элисон: может, и впрямь так думает, а может, это просто ширма.

– И ты полагаешь, у Холли и ее подружек могли быть доказательства? Откуда? Джоанна задумчиво вытянула прядку волос из прически и принялась рассматривать кончики.

– Вы, вероятно, считаете, здесь все такие ангелочки, ни за что не станут пробовать наркоту. Вот, например, Ребекка – господи, она ведь сама невинность , да?

– Я с ней пока не встречался. А они что, употребляют наркотики?

Еще один взгляд на Хулихен. Пожала плечами:

– Я этого не сказала. И я не говорю, что у них были дела с Петушком. – Презрительная усмешка. – Я просто говорю, что они ненормальные и нельзя понять, на что они способны. И только.

Она бы с наслаждением играла в эту игру весь день, с невинным видом бросая намеки, – это как пернуть и тихонько отойти в сторонку, типа воняет не от меня.

– Расскажи мне о Крисе что-нибудь одно, – решительно предложил я. – Выбери, что тебе кажется самым важным.

Джоанна задумалась – что-то очень неприятное появилось в изгибе ее губ – и как по заказу произнесла:

– Мне не хотелось бы говорить о нем дурно.

Любуется мною из-под ресниц.

Я наклонился вперед. Суровый, сосредоточенный, брови сведены в линию, когда я сверлю взглядом юную благородную девушку, хранящую тайну, которая может спасти мир. Низким густым голосом:

– Джоанна. Я знаю, ты не из тех, кто дурно отзывается о покойных. Но сейчас истина важнее милосердия. В жизни бывают такие моменты.

Я практически слышал, как зазвучал саундтрек. Конвей за моей спиной едва сдерживала ржание.

Джоанна глубоко вдохнула. Собиралась с духом, готовясь отважно принести собственную совесть на алтарь правосудия. Ложь и фальшь висели в воздухе, и вся эта история казалась грандиозной фальшивкой, а Криса Харпера будто вообще выдумал лично я.

– Крис. – Тяжелый вздох. Немного печали, немного сожаления. – Бедный Крис. Для такого очаровательного парня у него был исключительно дерьмовый вкус.

– Ты имеешь в виду Селену Винн?

– Вообще-то я не хотела называть никаких имен, но раз уж вы все равно знаете…

– Дело в том, что никто не видел, чтобы Крис и Селена вели себя как обычная парочка. Не целовались, не держались за руки, никуда вдвоем не ходили. Почему ты думаешь, что они встречались?

Ресницы затрепетали.

– Мне бы не хотелось говорить.

– Джоанна, я понимаю, ты стараешься поступать достойно, и я высоко ценю это. Но ты должна рассказать мне, что ты слышала или видела. Все до конца.

Джоанне нравилось наблюдать, как я стараюсь. Нравилось чувствовать, что ее информация стоит того. Она сделала вид, что напряженно размышляет, проводя языком по зубам, что ее отнюдь не украсило.

– Ладно, – решилась она. – Крису нравилось нравиться девушкам. Понимаете, о чем я? Ну, он вечно пытался заполучить каждую девчонку в зоне видимости, чтобы они все к нему липли. И вдруг внезапно, буквально в одну ночь , все меняется, он не замечает никого, кроме Селены Винн. Которая, короче, я не хочу показаться, типа, стервой, я просто говорю откровенно, как есть: в ней ведь ничего особенного, верно? Она, конечно, ведет себя, как будто прям фу-ты ну-ты, но, простите, большинство людей вообще-то не любят… ну, вы понимаете. – Джоанна многозначительно ухмыльнулась и обеими руками очертила в воздухе полную фигуру. – Ну то есть реально, я думала, может, это типа как в дурацком кино, ну, знаете, на спор, ну чтобы поиздеваться, потому что, если бы это оказалось не так, мне было бы до смерти неловко за Криса.

– Но все это не означает, что они встречались. Может, он и был в нее влюблен, а она вовсе нет.

– Вот уж не думаю. Если б такой, как она, удалось заполучить Криса, это была бы безумная удача. И в любом случае Крис не из тех, кто стал бы терять время, если не может немедленно получить что хочет. Если вы понимаете, о чем я.

– Но зачем им держать это в тайне?

– Ну, может, он не хотел, чтобы знали, что он с такой . И я его понимаю.

– Вы именно поэтому не ладите с компанией Селены? Потому что у нее был роман с Крисом?

Прокол. Опять это пламя в глазах Джоанны, холодное и яростное настолько, что я едва не отшатнулся.

– Э, простите ? Мне было абсолютно все равно, что Крис Харпер сохнет по бегемотихе. Я считала это забавным, но и только, а вообще это никак не мои проблемы.

Я судорожно закивал: да, понял, уяснил, знаю свое место, больше не буду таким дерзким мальчиком.

– Да, конечно. Это разумно. Но отчего тогда вы не ладите?

– Потому что нет закона, что мы обязаны ладить со всеми. Потому что я действительно разборчива насчет того, с кем общаться. С придурками и уродами? Нет уж, спасибо.

Маленькая сучка, точно такая же, как маленькие сучки из моей школы, да из каждой школы, чего уж. Десяток на пенни, дешевки за полцены, по всему свету полно таких дешевок. И с чего вдруг меня тошнит именно от этой?

– Понятно. – Я лыбился, как псих.

– У тебя есть парень? – не выдержала Конвей.

Джоанна помедлила. Немного – Мне послышалось?  – и неторопливо обернулась к Конвей.

Конвей улыбалась. Совсем не мило.

– Э-э-э, простите, но это моя личная жизнь.

– Я думала, ты стремишься помочь в расследовании.

– Верно. Но не понимаю, какое отношение к расследованию имеет моя личная жизнь . Не потрудитесь объяснить?

– Не-а, – отрезала Конвей. – И не подумаю. Тем более что я в любой момент могу просто пойти в Колм и все выяснить там.

Я удвоил дозу сочувствия.

– Ну что вы, детектив, и помыслить невозможно, что Джоанна может нас вынудить так поступать. Особенно теперь, когда она понимает, насколько существенной для нас может оказаться любая информация, которой она владеет.

Джоанна обдумала услышанное. Нацепила опять свое благородное добродетельное лицо. Мне, благосклонно:

– Я встречаюсь с Эндрю Муром. Его отец Билл Мур – возможно, вы слышали.

Девелопер, из тех, про которых в новостях рассказывают, что они одновременно банкроты и миллиардеры. Я изобразил нужный уровень восхищения.

Джоанна взглянула на часы.

– Хотите еще что-нибудь узнать о моей личной жизни? Или мы наконец закончили ?

– Пока, – бросила Конвей. И в сторону Хулихен: – Ребекка О’Мара.

Я проводил Джоанну к выходу. Придержал дверь. Посмотрел, как Хулихен c трудом поспевает за Джоанной, которая даже не обернулась.

– И еще одна остается в списке, – констатировала Конвей.

В голосе – ничего. И опять никакой возможности понять: это “ Поднимай ставку” или как?

Я захлопнул дверь.

– Она ведь прикидывала, не рассказать ли нам кое-что, но не стала. Так могла бы себя вести наша девушка.

– Ага. Или она просто хочет заставить нас думать, что у нее туз в рукаве. Убедить, будто она наверняка знает, что Крис и Селена встречались, или что у них там было, а на самом деле ничего ей не известно.

– Можем вызвать ее еще разок. Надавить.

– Не. Не сейчас. – Конвей наблюдала, как я возвращаюсь на свое место. И угрюмо буркнула: – Классно ты с ней. Лучше, чем я.

– Большой опыт лизания чужих сапог. Пригодился наконец-то.

Покосилась на меня не без иронии, но коротко. Джоанну она отложила на потом, а сейчас идем дальше.

– Ребекка – слабое звено в этой компашке. Робкая до чертиков, вся краснеет и узлом завязывается, стоит только спросить, как ее зовут; громче шепота звуков не издает. Давай надевай свои бархатные перчатки.

Снова звонок, топот множества ног, голоса. Мой обеденный перерыв давно прошел. Я бы приговорил сейчас громадный бургер или что у них тут подают в столовке – небось органические стейки и руколу. Но ни за что не сознаюсь раньше, чем Конвей. А она, похоже, о еде вообще не думает.

– И поосторожнее с этой компанией, – посоветовала Конвей. – Пока не въедешь в ситуацию как следует. Эти красотки – совсем не то что предыдущие.