Онлайн чтение книги Темные силы
Глава XXVI

Француз остался в трактире недолго, он желал видеть Неву и приглашал с собой Ореста. Но тот не выказал склонности к мирному наслаждению красотами природы, к тому же ему давно известными, и предался удовольствиям, которые были ему более свойственны — их могли ему доставить деньги.

Вернулся он домой поздно ночью мертвецки пьяный и на другой день долго приводил себя в порядок. От вчерашних тридцати рублей осталась только мелочь, да и из той пришлось выдать рябой девке Марфе, чтобы она сходила за водкой для опохмеленья.

Орест чистился и приглаживался, обливал голову водой и с удовольствием вспомнил весело проведенное время. Ему хотелось опять и сегодня провести день так, но для этого ему нужны были средства. Эти средства опять мог дать граф Савищев, которого он вчера мысленно посылал к шаху и на которого сегодня возлагал все надежды. Но для осуществления этих надежд нужно было бы привести графу хоть какие-нибудь сведения. Однако для получения последних требовалось объясниться с Маней. И вот для этого-то объяснения Орест и приводил себя в порядок.

Он улучил минуту, когда Маня была у себя в комнате одна, и отправился к ней, ступая на цыпочках, так как чувствовал себя деликатным.

Маня была поражена его появлением у себя в комнате. Это было строго-настрого запрещено ему и все объяснения между ними происходили в столовой.

— Принчипесса! — заговорил Орест. — Прошу тысячу извинений, но верьте, что важные мотивы заставляют меня нарушить ваше уединение.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел входить ко мне! — сердито сказала Маня.

— И я свято хранил завет ваш. . но, я говорю, обстоятельства исключительные, и если вы меня прогоните, то будете сожалеть!

— Если тебе нужен гривенник, я тебе дам; уйди только…

Орест замотал головой.

— Не о едином гривеннике будет жив человек, но о многих. . и дело не в том: у меня вчера был граф Савищев.

Маня, отошедшая было к окну, обернулась и взглянула на Ореста, спросив:

— У тебя?

— Принимаю этот вопрос за начало дипломатических сношений и потому позволю себе сесть! — проговорил тот, опустившись на стул и положив ногу на ногу. — Да, вчера у меня был граф Савищев; его лучезарное появление произошло в вашем отсутствии и нашего дражайшего родителя тоже. Я был один…

— И ты его принял?

— О, принчипесса!.. На своем веку я принимал даже касторовое масло!

— Да перестань ломаться!.. говори как следует: зачем он приходил?

— Понюхать!.. То есть понюхать не то, как у нас в сенях пахнет, а освидетельствовать, так сказать, атмосферу. Он в вас влюблен, принчипесса, и вы это знаете.

— Что же, он говорил с тобой?

— Это наша тайна! Но я пришел вам сказать: оставьте графа Савищева и займитесь нашим жильцом! Здесь дело будет сходнее… Наш жилец получит огромное наследство…

— А ты откуда знаешь?.. Он тебе рассказывал об этом? — насмешливо спросила Маня.

Ее насмешка относилась к Саше Николаичу.

— Нет, принчипесса, он со мной в интимность не входит… но по Петербургу его разыскивает француз, только вчера приехавший и желающий сообщить ему о наследстве… Так вот, принчипесса…

— Ах, какое мне дело до чужих наследств?

— Послушайте, принчипесса, хоть раз в жизни вы можете поговорить со мною серьезно?.. Известно ли вам, например, кто вы такая?

Маня села у стола, сжала губы и не сразу ответила.

— А тебе известно?

Орест молча кивнул головой.

Наступила минута тишины; ясно было слышно тиканье часов в столовой.

— Говори то, что ты знаешь, — сказала, наконец, Маня.

— Я знаю все, принчипесса, но скажу вам под одним условием: чтобы и вы мне рассказали, зачем вы ездили в рессорном экипаже, ожидавшем вас прямо на перекрестке, на Фонтанку, к господину Сулиме, по имени и отчеству Андрей Львович.

Маня быстро встала со своего места и заходила по комнате.

— Ты лжешь! Никуда я не ездила! — воскликнула она.

— Ездили! — остановил ее Орест.

Маня вдруг густо покраснела и заговорила с нескрываемой досадой:

— Что же, ты следил за мной?.. Этого только недоставало!.. Кажется, до сих пор ты от меня, кроме хорошего, ничего не видел…

— И благодарен, принчипесса, за те гривенники, что вы отпускали мне от ваших щедрот! Но вы всегда были умны и поэтому сообразите, с какой это стати мне было следовать за вами?.. Вас выследил сам граф Савищев, найдя это занятие более подходящим для себя. Даю слово Ореста Беспалова, что это — истина!

Маня взялась за голову и несколько раз провела рукою по лбу.

— Постой… я ничего не понимаю! — сказала она. — Граф Савищев меня выслеживал… и пришел тебе рассказать об этом?

— Не волнуйтесь, ибо в деяниях мудрых сказано: спокойствие — свет, а волнение — тьма!.. Сиятельный граф не конфиденции мне свои выкладывал, а изволил нанять меня, чтобы я следил за вами.

— И ты согласился?

— Давление капитала, принчипесса!

— Но ведь это же мерзость!

— Совершенно справедливо изволили заметить! С одной стороны это — мерзость, но, с другой — я искуплю ее своим благородством. Благородство же мое в том, что я прямо весь перед вами, как невинный щенок, четырьмя лапами кверху. Берите меня всего и повелевайте. Граф Савищев поручил мне допытаться, как и почему вы вчера путешествовали к какому-то Сулиме; скажите мне, что для вас нужно, чтобы я ему сказал по этому поводу?

— Скажи ему просто, что я ездила за работой.

— Поняли, принчипесса, мою игру?.. Я всегда знал, что ваш ум не лишен остроты и равняется вашей красоте… Но граф Савищев не так прост: он навел справки и узнал, что достопочтенный Сулима живет один в своем доме и никаких швейных работ от портних принимать не может.

Маня заложила руки за спину, опустила голову и опять заходила по комнате.

Глава XXVII

— Ты знаешь ли, — сказала она наконец Оресту, — что все это может быть гораздо серьезнее, чем ты думаешь? Дай мне немного подумать и сообразить, как поступить. Ты не знаешь, почему граф Савищев следил за мной?

— Романея! — вздохнул Орест.

— Брось! Говори яснее! — раздраженно проговорила Маня.

— Чувство любви! — пояснил Орест. — Я вам докладывал, что он влюблен в вас.

— Чувство любви!.. — протянула Маня и покачала головой. — Нет, дай мне подумать.

— А долго вы, извините, размышлять будете?.. Когда я могу надеяться на ответ?

— Завтра утром я тебе скажу.

Орест протяжно свистнул и произнес:

— Ждать до завтрашнего утра, принчипесса, — танталовы муки, на которые я не способен!

— Почему танталовы муки?

— Потому что если я сегодня сообщу графу добытые сведения, получу от него соответствующую мзду…

— И много?

— Вчера он мне дал тридцать рублей пожертвования.

— А если я дам тебе деньги, ты подождешь?

— Посмотрим!

Маня подошла к комоду, выдвинула тяжелый ящик, порылась в нем и достала империал.

— Вы уже столь богаты, — воскликнул Орест, — что можете покупать меня золотом?.. Не ожидал, принчипесса!.. До завтра!

— Погоди! — остановила она его. — Ты мне еще не сказал, что тебе известно про меня?

— Я тороплюсь, принчипесса!

— Но мне нужно знать…

Орест приблизился к ней, нагнулся к ее уху, и, обдавая ее перегаром, тихо шевельнул губами:

— Что вы не дочь титулярного советника Беспалова, а графиня Савищева!

— Так это правда? — вырвалось у Мани.

— А вы были осведомлены об этом?

— Да… то есть, нет… Говори, что тебе известно?

Орест нагнул голову и прислушался в сторону столовой: там Беспалов шлепал своими туфлями.

— Нельзя! — сказал Орест. — Изложение требует времени, а родитель может помешать.

— Тогда вот что. Мне все равно надо идти сейчас. Я выйду черным ходом, а ты пройди на улицу через парадную. Ты проводишь меня, и мы поговорим по дороге.

— У меня жажда, и ваш империал просто горит у меня в кармане! — продекламировал нараспев Орест и добавил: — Разве отложить объяснение подробностей нельзя?

— Нельзя. Мне нужно сейчас, иначе я не смогу разобраться! — настаивала Маня очень серьезно и требовательно.

Орест повиновался и, проходя через столовую, видел, как отец, отперев дверцу буфета, запахнув халат и прижав к себе локтем трубку, налил из заветного графинчика рюмку и опрокинул ее в рот.

Проглотив водку, он мельком взглянул на Ореста и демонстративно запер буфет: «А тебе, мол, не дам!»

Орест ответил ему взглядом сожаления.

«Если бы ты знал, — подумал он, — что я вчера протравил тридцать целковых, а сегодня у меня в кармане империал!»

В передней он без смущения надел плащ Саши Николаича, который был у себя в комнате и читал «Санкт-Петербургские Ведомости», и вышел на улицу.

Маня сразу и не узнала его в этом нарядном плаще их жильца: до того в нем изменилась фигура Ореста.

— Что это ты? — удивленно спросила она.

— Чтобы быть достойным вас и не скомпрометировать вашего изящества своим костюмом, слизнул без спроса чужие ризы! — пояснил Орест, довольный своей находчивостью.

Маня опустила вуаль на шляпе и пошла вместе с Орестом.

— Ну, говори скорее! — шепнула она.

— Да ведь рассказ довольно длинен! — начал Орест. — У отца графа Савищева…

— Был брат! — перебила его Маня. — Он был женат на француженке и скрылся по обстоятельствам…

— По обстоятельствам, которые ему грозили виселицей! — бесцеремонно добавил Орест. — Ну так вот-с! У француженки, графини Савищевой, была камеристка, то есть, попросту, горничная девка; но так как и она была француженкою, то ее звали камеристкой. В один прекрасный день эта камеристка оказалась беременной. Вы меня извините, принчипесса, что я называю вещи своими именами, но в деловом разговоре иначе нельзя!

— Да, да, скорее!

— Так камеристка оказалась беременной; от кого и как — пусть будет покрыто мраком неизвестности, но этот мрак неизвестности оказался все-таки настолько благороден и состоятелен, что соблазненную девицу-француженку выдал замуж за титулярного советника Беспалова, чтобы дать имя ребенку. А невинный младенец сей, получивший имя Беспалова, ваш покорнейший слуга! Но это только так, кстати! Дело совсем не в этом. А сущность всего интереса для вас заключается в чувствительности этой самой камеристки, а впоследствии госпожи Беспаловой. Когда она узнала, что ее бывшая госпожа скончалась, родив дочь, которую отдали в воспитательный дом, потому что ее отец бежал, а родственники не хотели ее признавать, она, с согласия мужа, Беспалова, взяла девочку и воспитала ее как родную дочь. Это были вы, лучезарная принчипесса, которая, насколько я мог судить, еще недавно ничего не подозревала…

Маня, сильно взволнованная, шла так быстро, что Орест едва поспевал за ней.

— Я солгала, я ничего не знала до вашего рассказа! — с трудом выговорила она.

— Тем приятнее для меня, что я вас смог обогатить такими ценными сведениями! — поклонившись, промолвил Орест.

— Но достоверны ли они?

— Вполне! Когда все это происходило, мне было семь лет и все переговоры шли при мне. Думали, что я ничего не понимаю, но я и в детстве отличался своими выдающимися способностями, и все это помню, как вчера!

— Так что, Беспалов недаром называет меня своей воспитанницей? — спросила Маня.

— Как видите, моя краса! Из всех нас, составляющих население его палаццо, один только Виталий его подлинное детище.

Они уже завернули с Невского на Фонтанку и Маня остановилась у ворот дома, который, как легко догадался Орест, принадлежал Андрею Львовичу Сулиме.

— Благодарю, — сказала она, — мне надо зайти в этот дом.

Орест снял картуз и галантно произнес:

— Не смею вам мешать, принчипесса, поступайте, как вам заблагорассудится… Вы предупреждены обо всем!

Проговорив это, он грациозно раскланялся и, картинно задрапировавшись в плащ, удалился, довольно правдоподобно избражая собою действующее лицо французского таинственного романа.