Онлайн чтение книги Невеста смерти The Bloodletter's Daughter: A Novel of Old Bohemia
Глава 6. Рудольф II и Книга Чудес

Король Рудольф раздраженно почесал в носу наманикюренным ногтем. Не самый изысканный жест, тем более когда находишься при венском дворе, но, с другой стороны, так ли уж это важно? В конце концов, император Священной Римской империи, король Венгрии, Моравии, Богемии и Хорватии может позволить себе кое-что. Восточные королевства платили ему дань и просились под его покровительство и защиту, так что он мог включить их в состав своих владений.

А если принять во внимание последнюю утреннюю новость о возмутительном поведении его бастарда Юлия – которого все, за исключением королевской семьи, называли доном Юлием, – какого осуждения может заслуживать ничего не значащее почесывание в носу? У него есть божественное право, и…

Один из многочисленных карликов, очень прыщавый, хихикнул и прошептал что-то, заслонив рот пухлой ладошкой.

– Уж не надо мной ли ты смеешься, паршивец? – сердито бросил король, зловеще нацелив побывавший в носу палец на неосторожного карлика. – Ну-ка, подойти сюда, жаба бородавчатая!

Глаза у низкорослого человечка полезли от ужаса на лоб, а во рту у него пересохло. Король славился внезапными приступами гнева, а придворный карлик был всего лишь одним из многих, подаренных Рудольфу для развлечения, так что его исчезновения никто не заметил бы. При мысли оказаться в венской темнице несчастного затрясло от страха.

– Конечно, нет, ваше величество! Да я скорее отрублю себе правую руку, чем посмею оскорбить моего повелителя! – ответствовал он.

– Тогда что же так тебя развеселило? Говори!

Карлик заколебался, придумывая, как оправдаться, и глаза его заметались по сторонам, как всполошенные рыбешки.

– Я… я просто… Мне вот подумалось, так ли замечательна и весела жизнь в Праге, как говорят некоторые. Музыка, пиры, искрящаяся зелеными бликами Влтава…

При венском дворе все знали, что его величество предпочитает Вене Прагу, куда он частенько уезжал, сбегая от неотложных государственных дел и королевских обязанностей, досаждавших ему в Вене. Там он мог без помех предаваться своей меланхолии, любви к искусству, увлечению астрономией, экзотическими животными, прекрасными женщинами и часами.

От тюрьмы, а может быть, и чего-то пострашнее карлика спасло вмешательство королевского советника, Вольфганга Румпфа.

– Да уж. Для человека, никогда в жизни не бывавшего в столице и в глаза не видевшего ее неизбывных красот, малыш неплохо осведомлен о достоинствах Праги. – Министр с усмешкой взглянул на трепещущего шута. – Какое прозорливое замечание из уст существа столь ничтожного!

– Чудесный, очаровательный город, – мечтательно пробормотал король, позабыв на миг свой гнев. – Вена меня раздражает уже одним своим видом, и Дунай ни в какое сравнение не идет с Влтавой. Разве я не провозгласил Прагу Вечным городом Священной Римской империи? И почему только государственные дела удерживают меня в продажном, как старая шлюха, городе, где мне постоянно слышится голос моей ворчливой матери? Нужно незамедлительно приготовиться к переезду в Прагу. Румпф, обратитесь сами к этим нудным советникам, опостылевшим мне своими вопросами и прошениями! Я устал от их лести и угодничества.

Министр Румпф, давно привыкший принимать бразды правления империей, особенно в те дни, когда его величество предавался меланхолии, выразил согласие низким поклоном.

– Однако, мой господин, прежде чем вы отбудете в Прагу, – сказал он, обращаясь к начищенному до блеска сапогу короля, – нам нужно, если на то будет ваша воля, обсудить судьбу вашего сына, дона Юлия Цезаря Австрийского.

– В жилах Джулио порченая кровь его матери-итальянки. Это мое наказание за связь с чужеземной шлюхой, – ответил правитель.

У Вольфганга задергалась бровь. При дворах европейских монархов уже давно укрепилось мнение, что сам император унаследовал психические расстройства – приступы меланхолии и вспышки гнева – от своей прабабушки, Хуаны Безумной Испанской, возможно, самой сумасшедшей из всех Габсбургов. И вот теперь очередь дошла до дона Юлия, демонстрирующего неопровержимые признаки фамильного умопомешательства. Незаконнорожденный сын не перенял от отца темную, угрюмую меланхолию, но являл воинственные склонности, угрожавшие всем, кому случалось находиться рядом с ним.

По крайней мере, короля Рудольфа скорее следовало называть эксцентричным, чем ужасным, а его приступы проходили довольно быстро, думал министр. Та же Хуана Испанская на протяжении нескольких лет отказывалась предавать земле тело своего супруга, ласкала его и даже спала с разлагавшимся трупом. Держать при дворе гниющее тело и королеву, которая предается с ним любовным утехам, было нехорошо, тем более когда турецкий султан Сулейман вел войну и требовал дани от южных областей. Однако же проблема с бастардом существовала и требовала неотложного решения.

– Прошлой ночью, мой господин, дон Юлий напал с ножом на собственного слугу и ранил беднягу в руку. Его задержали, и сейчас он находится в охраняемой комнате в здании суда, – рассказал Вольфганг.

Лицо короля исказилось. Румпф молча ждал ответа, надеясь, что Рудольф овладеет собой раньше, чем в нем заговорит гнев.

– Чертов ублюдок! – выпалил, не сдержавшись, император. – Будь он проклят со всеми своими братьями и сестрами! Чертовы ублюдки, все шестеро!.. Ладно. Освободите его. Немедленно. По моему приказу.

– Сие деяние, ваше величество, стало кульминацией целой ночи непотребства и дебоша. – Министр Румпф понизил голос почти до шепота. – Дон Юлий поймал на улице двух проституток и совершил насилие на глазах у поддерживавшей и ободрявшей его пьяной толпы. Слуга попытался вмешаться, оторвать его от непотребных девок и прикрыть его голую спину, за что – совершенно незаслуженно – получил от вашего сына удар ножом. Он даже мог бы истечь кровью, если б в толпе не нашелся цирюльник, который и успел остановить кровь.

Король промолчал. Он вдруг вспомнил, как однажды, много лет назад, ударил сына за то, что тот пытался разгадать Книгу Чудес. Вспомнил, как тот интересовался устройством и работой часового и других механизмов, музыкальных шкатулок и заводных игрушек.

Возможно, та же самая склонность к логике и порядку толкала Юлия к изучению непостижимого текста загадочной Книги Чудес.

Почему же он вышел тогда из себя? Почему не сдержался? С того дня прошло семь лет, но память до сих пор не давала правителю покоя, и чувство вины терзало его душу.

Что случилось с тем умным, любознательным мальчишкой? Король так гордился им, возлагал столько надежд на старшего сына, унаследовавшего привлекательные черты его любовницы.

И вот теперь… Джулио вырос вздорным и сварливым толстяком, обжорой, объедающимся пирожными и упивающимся элем. Все чаще и чаще он заказывал в дворцовой кухне блюда одно роскошнее другого, да еще в возмутительных количествах: дичь, ветчину, уток, пироги, сыры, изысканную венскую выпечку, богатую маслом и кремом… По ночам он гулял и играл, являлся домой пьяным и жестоко обращался со слугами. Выставил себя в самом неприглядном виде на улицах и в тавернах Праги, а теперь вот осрамился и в Вене…

Как же разочаровал этот мальчик отца! Юлию уже исполнилось двадцать, и никаких оправданий его возмутительному поведению Рудольф больше не находил. Рыхлый толстяк с опухшими глазами, он выглядел отвратительно. Что случилось с его чудесными, унаследованными от матери глазами цвета венецианского стекла? Утонули в раздувшемся лице, как изюминки в поднявшемся тесте…

Ни стыда, ни совести?

Советник несмело тронул короля за рукав, и Рудольф посмотрел на его руку.

– Ваше величество, – негромко, но с напором сказал Румпф. – Нам непременно нужно предпринять что-то, иначе вашего сына убьют или же с ним случится кое-что похуже.

– Что вы предлагаете?

Министр стиснул зубы и закрыл глаза.

– Приют.

– Никогда! Только не тот кошмар, свидетелем которого мы были! Заговорите об этом еще раз, и я вас уволю.

Вольфганг вздохнул.

– Тогда, если его нельзя поместить в приют, вам, ваше величество, скорее всего, доведется увидеть, как вашего сына убьет кто-то из ваших же подданных. Или ваш брат, Матьяш, использует его как повод, чтобы захватить корону. Если ваш сын продолжит в том же духе, ни один житель Вены не выступит против Матьяша.

Рудольф выпрямился и напрягся.

– Да падет чума на его голову!

– Вы не должны давать ему такое преимущество. Выкажите монаршую силу, уберите сына подальше, прежде чем им воспользуется Матьяш.

Король посмотрел на министра. С усилием сглотнул.

– Предложите решение! Я не могу обречь своего сына на ад, подобный тому, что мы видели.

В памяти правителя встали картины с бритыми наголо женщинами и визжащими головами вкопанных в землю безумцев, умолявших отпустить их.

– Я не допущу, чтобы бастард стоил мне трона, – заявил император. – Клянусь! Может быть, астролог был прав в своем предсказании и в могилу меня сведет член моей собственной семьи…

Вспомнив о пророчестве, король задумчиво покрутил на пальце перстень с рубином.

– Так скажите мне, Румпф, скажите! Что вы предлагаете? Но только имейте в виду, что я не упрячу сына в ту поганую яму, которую мы посещали.

– Я пытался отослать его в Трансильванию, как вы и надеялись, но его не желают там принимать. Если мы дадим ему назначение, нам снова придется воевать с валахами.

– Нет, – покачал головой Рудольф. – Нельзя допустить ослабления еще одного фронта против армии Сулеймана.

Тогда министр напомнил ему, что другой, уже испытанной альтернативой было помещение дона Юлия в монастырь.

– Ваше величество, вы не хуже меня знаете, что восемнадцатимесячное пребывание с монахами в альпийских горах никак не сказалось на его болезни.

– То была идея его матери, – проворчал Рудольф. – Она постоянно твердит, что ему недостает религиозной дисциплины.

– Мой господин, вы знаете, как я отношусь к духовенству, – прошептал Вольфганг. – Они только все усложняют. Тем не менее у меня есть еще одна идея, которая, возможно, понравится вашему величеству. Я даже взял на себя смелость изучить возможности ее осуществления. В Южной Богемии, меньше чем в двух днях пути от Вены, есть городок. Называется Чески-Крумлов. Лежит на той же реке, что и Прага, – Влтаве. Петр Вок и Рожмберки испытывают серьезные трудности в связи с финансированием оборонительных мероприятий против турок в Богемии. Думаю, мы смогли бы убедить их продать вам замок, куда и поместили бы дона Юлия под надежной охраной.

– Как заключенного?

– Под стражей до поправки его здоровья. Он будет укрыт в прекрасном замке на возвышающемся над городом холме. Об обстановке Рожмберки позаботились, замок вполне может соперничать с вашим градом. Они до сих пор держат во рву диких медведей как напоминание жителям об их принадлежности к итальянскому королевскому роду Орсини.

– Богемская семья – родственники Орсини? – усмехнулся король. – Не может быть!

Румпф кивнул. Богемская знать и особенно протестантское семейство Рожмберков давно были для Рудольфа чем-то вроде бельма на глазу. Без их согласия он не мог даже поднимать тамошние налоги.

– Вопрос, конечно, спорный, но я это к тому, что в свое время они не поскупились на обустройство и оснащение замка, – пояснил министр. – В такой обстановке ваш сын, несомненно, найдет покой и снова обретет здравый рассудок.

По лицу короля скользнула улыбка. Представляя сына хозяином собственного замка и владельцем богемского поместья, он даже потянул себя за мочку уха.

– Будем считать, что дело решено! Договоритесь с Петром Воком о приемлемой цене и приобретите замок, а заодно, раз уж вы этим займетесь, и весь городишко. Мой сын станет владыкой Чески-Крумлова. Решено. А теперь мне нужно приготовиться к отъезду в Прагу. Карлик, приведи моего лакея!

– Так вы даете, ваше величество, разрешение на перевод дона Юлия в Чески-Крумлов? – уточнил Вольфганг.

– Я ведь уже сказал! Здесь он – источник неприятностей и угроза. Но мне придется настоять на том, чтобы его сопровождал священник – это поможет уговорить его мать. Ни она, ни мой дядя Филипп и слушать не станут, если за ним не будет присматривать какой-нибудь иезуит.

Император остановился, не закончив жеста, с повисшей в воздухе рукой.

– И вот что еще, Румпф. Я знаю, убедить Джулио поехать туда добровольно будет непросто, не говоря уже о том, чтобы как-то договариваться с ним, когда он окажется в заточении в том замке. Однако же, если он не исправится, мне придется принять более строгие меры – сократить средства на его содержание и вернуть в тот альпийский монастырь в Австрии, и пусть с ним снова разбираются чертовы монахи!

Румпф поджал губы, вспомнив, что монахам так и не удалось справиться с воинственным отпрыском короля. Никто не произнес больше ни слова, и тишину зала заполнило тиканье.

И тут правителю в голову пришла интересная мысль.

– А-а! – произнес он, глядя на огромные серебряные часы с фигуркой играющего на дудке Бахуса.

Каждый час эта фигурка оживала, и миниатюрный деревянный орган начинал играть музыку. Джулио было запрещено не то что разбирать их механизм, но даже прикасаться к ним.

– Для каждого осла есть своя морковка – сказал Рудольф. – У меня для моего упрямца-сына тоже найдется. Скажите, что если он согласится на наше предложение, то получит награду. Да. Скажите, что я позволю ему взять с собою Книгу Чудес. Пусть расшифровывает ее, но только при условии умеренного поведения и подтверждения такового священником или ответственным смотрителем.

– Я займусь этим.

– Я не разрешал ему прикасаться к ней еще тогда, когда он был мальчишкой, а не скотом, как сейчас.

– По-моему, прекрасное занятие – разгадывать таинственный текст. Достойное и полезное применение ума и знаний.

– Да, клянусь именем Господа! – с широкой улыбкой воскликнул король. – Книга Чудес могла бы увлечь его на годы. Прочитать ее не удалось самым лучшим математикам и языковедам… Хорошо бы занять его голову чем-то полезным, отвлечь от дебошей. В конце концов, я изрядно потратился на преподавателей и книги, а теперь дон Юлий расплескивает семя по канавам Праги и Вены на потребу пьяному сброду!

– От этого его излечит строгий распорядок, – сказал министр, стараясь зарядить правителя надеждой и не дать ему снова погрузиться в тьму меланхолии. – Иезуиты любого приучат к дисциплине.

– Ах да, иезуиты… Я помню их по Испании – с ними не поспоришь. Румпф, мне нужен врач. Такой, который всерьез занялся бы его лечением. Поговорите с моим доктором, Яном Есениусом, и узнайте, сможет ли доктор Мингониус поехать в Чески-Крумлов и уделить мальчику несколько месяцев. У Мингониуса могло бы получиться, он человек ответственный и не стал бы терпеть угрозы и лесть моего сына… Да, решено, я дам Джулио Книгу Чудес как награду за успешное излечение от темных гуморов.

Вольфганг кивнул. Доктор Мингониус пользовался при дворе большим уважением и имел репутацию почти столь же высокую, как и польский врач Ян Есениус. Единственным его недостатком была привязанность к супруге и семье, и ему, конечно, не захотелось бы оставлять их в Праге на время лечения королевского внебрачного сына.

– Я позабочусь о том, чтобы доктор Мингониус занялся доном Юлием, – сообщил министр. – А пока я уже отправил Якоба Хорчицкого в Чески-Крумлов с заданием подобрать прислугу и подготовить замок к приезду вашего сына. Он будет на месте самое позднее завтра, осмотрит дворец и выберет комнаты, подходящие для размещения дона Юлия. Нам еще предстоит определить затраты и расходы, а также стоимость покупки для королевского казначейства. Хорчицкий подготовит полный отчет.

– Хорчицкий? Мой ботаник?

– Да, ваше величество, наш императорский аптекарь. По счастливому совпадению, доктор родился в Чески-Крумлове и рос в тамошнем монастыре иезуитов. Он присмотрит за всеми приготовлениями и порекомендует надежную прислугу. Хорчицкий говорит на их диалекте и имеет хорошие связи с Орденом иезуитов.

Рудольф пощипал нижнюю губу.

– Сделайте так, чтобы Хорчицкий не оставлял слишком надолго без внимания наш ботанический сад. Обеспечить цветение орхидей по силам только ему одному. Если б только он смог изобрести снадобье, способное исцелить моего сына от безумия! Да, и поищите того цирюльника, который спас жизнь слуги, – распорядился король, поднимаясь с трона. – Он защитил моего сына, не допустив его смерти на улицах Вены. Вознаградите его достойно.

Это распоряжение императора Вольфганг Румпф так и не выполнил – отыскать цирюльника, спасшего жизнь слуги дона Юлия, он не смог.

Между тем этим цирюльником был не кто иной, как Зикмунд Пихлер, отец Маркеты, который в тот же день оседлал лошадь и отправился домой, в Чески-Крумлов.

Отвратительный эпизод с доном Юлием лишь укрепил его в желании как можно скорее покинуть Вену, на улицах которой насилие и разврат отдавались хохотом пьяниц и шлюх. Бывая здесь по несколько раз в год на протяжении многих лет, цирюльник до сих пор чувствовал себя чужим в этом городе. Мать воспитывала Зикмунда в строгом католическом духе, а его старшая сестра была настоятельницей женского монастыря Святой Клары, более известного как монастырь Бедной Клары из-за того, что поступавшие в него монахини принимали обет бедности. Жажда знаний влекла Пихлера в Вену, поскольку он хотел развить и усовершенствовать свои навыки и лечить еще больше больных, но ему была не по душе атмосфера непристойности и распутства этого города, неизменно вызывавшая у него отторжение. К тому же из-за его сильного чешского акцента венцы делали вид, что не понимают немецкий, на котором говорил Зикмунд, и грубо высмеивали его провинциальную чопорность и щепетильность.

Он мог бы не соглашаться, спорить, указывать на то, что ему принадлежит баня в Чески-Крумлове и что он сам не считает себя ханжой, а просто знает, какое поведение считается пристойным в бане и какое – на улице. Но Зикмунд Пихлер никогда и никому – а тем более чужестранцу – не признался бы, что является собственником такого заведения.

В этот раз поездка далась ему труднее обычного. Пришлось искать новое жилье, и доходный дом, комнату в котором снял Пихлер, хотя и находился неподалеку от гильдии, оказался намного хуже прежнего, где он неоднократно останавливался прежде, а жильцы его были грубее и куда менее благовоспитанны.

Услышав богохульство за столом во время завтрака, цирюльник перекрестился, что было встречено смешками со стороны других постояльцев. Ухмылки вызвал и его старомодный костюм, мешковатый и потертый, ясно выдававший глубокого чешского провинциала.

Тем не менее Пихлер стерпел насмешки, пусть даже лишь ради того, чтобы послушать выступление своего наставника, магистра Вайсса, на собрании Гильдии цирюльников и хирургов. Именно за ней, несравненной эрудицией Вайсса, он и приезжал в Вену, гонимый жгучей жаждой знаний.

Подходя к светлому, кремового цвета, зданию гильдии, Зикмунд испытывал примерно те же чувства, что и его сестра – при приближении к алтарю Божьему. Волнение подстегивало сердце, заставляя его биться быстрее и быстрее и гоня холодок по разгоряченной спине.

Магистр Вайсс пригласил Пихлера для изучения книги, своего рода Нового завета для посвятивших себя профессии цирюльника-хирурга. Он также расстелил свитки, наглядно представлявшие анатомию человеческого тела и пути движения крови. Знание эти были поистине бесценны. Английский парламент уже принял закон, согласно которому в целях продвижения медицинских знаний тамошняя гильдия получала четыре тела – специально отобранных и доставляемых тюремными носильщиками – каждый год. Бывали случаи, когда члены семьи совершали нападение на телеги, перевозившие тела их близких для препарирования. Тем не менее Генрих VIII отдал предпочтение науке, а его дочь, правившая ныне Елизавета I, оставила этот закон без изменения.

Жажда знаний у некоторых членов гильдии обострилась до такой степени, что они ссорились из-за трупов и даже похищали их, раскапывая могилы. Когда тела нищих и шлюх исчезали с переполненных кладбищ, куда родственники умерших никогда не приходили, этого никто не замечал.

Старательно копируя схемы кровеносных сосудов на пергаментные свитки, Зикмунд думал о том, как обрадуется Маркета, проявлявшая почти пугающий интерес к этим проводникам жизненных токов.

Но на следующее после отвратительного случая с доном Юлием утро до пана Пихлера дошли новости, заставившие его спешно собраться домой.

– Похоже, к вам, в Чески-Крумлов, пожалует гость королевской крови, – обронил мимоходом магистр Вайсс.

Зикмунду понадобилось несколько секунд, чтобы в полной мере понять смысл сказанного, – с немецким у него все еще возникали затруднения.

– Гость? – переспросил он.

– Внебрачный сын Рудольфа, безумный бастард, станет в ближайшее время новым хозяином крумловского замка и поселится во дворце.

– Но ведь Рожмберки живут там веками!

– Им нужно императорское золото, – объяснил герр Вайсс. – А вы получите королевского бастарда. Мне неприятно сообщать вам столь печальную новость, поскольку этот юнец – далеко не подарок. Грязный распутник и пьяница. В Праге, когда станет известно, что город избавился от него, люди будут всю ночь гулять на Староместской площади. Надеюсь, несчастному обеспечат надежную охрану, иначе женщины – да и мужчины – Чески-Крумлова не смогут чувствовать себя в безопасности.

Магистр наклонился и, понизив голос, прошептал цирюльнику на ухо:

– Я слышал, что прошлым вечером он совокуплялся со шлюхами прямо на улице – только ради того, чтобы дурная слава о нем разнеслась по всей Вене.

Только теперь цирюльник понял, что его собеседник имеет в виду того самого юного варвара, который накануне набросился с ножом и едва не убил собственного слугу. Он, наверное, и убил бы его, если б не вмешательство Пихлера, стараниями которого несчастный остался жив.

– И этот дьявол приедет и поселится в Чески-Крумлове? Да как же так? – возмутился Зикмунд. – Я уведомлю власти, и мы поднимем такой шум, что нас услышат даже глухие!

Вайсс лишь печально улыбнулся своему протеже.

– Можете шуметь, можете выть, как собаки на луну, но цвет лунного света от вашего воя не изменится. – Магистр наклонился еще ближе. – Наш император и сам не совсем в себе. Хотя об этом все знают, мне за такие слова вполне могут отрубить голову… И все же наш Рудольф – скорее меланхолик, чем холерик. А вот в его сыне преобладает желчь, и ему следовало бы проводить кровопускания – ради избавления от опасного гумора и защиты горожан.

– Я должен вернуться домой, – пробормотал Пихлер, осторожно закрывая драгоценную книгу Клоуза и закрывая ее на застежку. – Нужно незамедлительно предупредить город.

– Пожалуй, что так. Жаль, что вы не можете сейчас сосредоточиться на работе. Я многое хотел вам показать. В частности, познакомить с процедурой прижигания, которая может спасти много жизней… Рассказать о том, как важно хранить хирургические инструменты в надежном месте, подальше от зловоний и остриженных волос, способных испускать собственные дурные гуморы…

– Хирургическими инструментами я пользуюсь только для хирургии и храню их в дубовом ящике. Этим занимается моя дочь. А парикмахерские бритвы и ножницы держу на отдельном подносе. Одни никогда не смешиваются с другими, как мясо с молоком у еврея.

– У вас хорошее чутье. Говорят, волосы обладают собственной силой, как доброй, так и злой. На вашем месте я бы сжигал их или закапывал, чтобы ваша дочь не притронулась ненароком.

– Спасибо за совет, – сказал Пихлер, собирая в мешок вещи и записи. – Постараюсь вернуться следующим летом, если накоплю денег на поездку.

– Нет, приезжайте раньше. В конце января королевский врач Ян Есениус проведет первое публичное препарирование трупа. Ожидается около тысячи зрителей со всего света. Друг мой, соберите кроны для этого путешествия!

– Здесь, в Вене? – удивился цирюльник.

– Нет; по распоряжению короля Рудольфа оно пройдет в Праге.