Онлайн чтение книги Инициация The Croning
4

Шпион выставил разочарованных служанок из своих комнат, запер дверь, задвинул засов и лег спать, не снимая сапог на случай, если посреди ночи придется бежать через окно. Это напомнило ему былые деньки, коротаемые в будуарах многочисленных городских замужних дам.

Прошла неделя, и всю неделю он видел во сне женщину из храма. В этих снах пол храма был разделен надвое зияющей пропастью, и она стояла по ту сторону провала, излучая багряное сияние. Она смеялась над ним. Ее глаза и рот сочились чернотой, и она скользила навстречу через дымящуюся рану разлома. Приблизившись почти вплотную, она подносила руки к собственному лицу и натягивала кожу. Раздавался звук трескающейся яичной скорлупы, она сдирала с себя лицо, а он просыпался в холодном поту.

Днем он шатался по полям и пастбищам в попытках выведать что-нибудь у фермеров и пастухов под каким-нибудь шитым белыми нитками предлогом. Большинство отказывались отвечать на вопросы, а те немногие, кто отличался большей разговорчивостью, не могли сообщить ничего стоящего о Карлике.

Ноги привели Шпиона на торфяники – лиги и лиги земель, покрытых туманами и болотами. Он исследовал местность вокруг курганов и фундаментов разрушенных башен, трудясь как муравей, в тени заросших мхами и лишайниками мегалитов. Он осмотрел большую пещеру на каменистых склонах горы Черного Медведя и в самом деле обнаружил следы обитания медведя – кости и помет – в ее глубине. Сам медведь, однако, отсутствовал – к радости Шпиона, не прихватившего с собой ни копья, ни лука.

По ночам он пил медовуху у очага в пивнушке, сушил одежду, которая после его вылазок покрывалась грязью и промокала до нитки, и прислушивался к негромким разговорам и сплетням, которыми обменивались за большим столом фермеры. Крестьяне были поглощены борьбой с дикими кабанами и бандитами, непогодицей, сварливыми женами и случавшимися время от времени вспышками чумы.

Он, конечно, знал, что ответы на кое-какие вопросы следовало бы поискать в замке Графа Мока. К сожалению, Граф отказывался принимать незнакомцев, и без подходящего повода для визита Шпион мог рассчитывать разве что на кандалы, а то и похуже. Пытаться проникнуть внутрь без дозволения было рискованно; обитал Граф как-никак в старой крепости, рассчитанной на то, чтобы пресекать такие затеи. Поэтому Шпиону оставалось только кусать локти, строить планы и бродить по долине в надежде, что боги света или тьмы сжалятся и бросят ему с барского стола какую-нибудь кость.

В один холодный, промозглый вечер в гостиницу заглянул бродячий Торговец; румяный, долговязый парень из столицы, который подсел к Шпиону, поделился новостями из мира цивилизации, после чего, понизив голос и то и дело бросая косые взгляды через плечо, признался, что долина и ее обитатели ему очень не нравятся. Торговец исходил по делам немало разных дорог и успел посетить этот край уже трижды. Он всегда старался закончить все торговые дела в деревне и поместье Мока как можно быстрее. Граф держал для него свои двери открытыми, питая пристрастие к определенным сортам табака, запас которых Торговец всегда имел при себе.

Шпион тут же осведомился у Торговца, не нужна ли ему завтра поутру компания, когда он отправится в замок Мока, крепкая рука, которая обезопасит его от нападения разбойников и волков. Предложение привело Торговца в восторг, и на рассвете они покинули гостиницу вместе: Торговец с парой угрюмых вьючных мулов в поводу и Шпион со своим верным псом.

Погода, по меркам долины, была вполне приемлемой, что означало унылую морось. Дождь некоторое время спустя превратился в мокрый снег и угрожал перейти в снежную бурю. До заката солнца путники шагали по тропе, пролегавшей вдоль укутанных туманом горных вершин и небольшого леса с безлистными искривленными деревьями, а с последними отблесками вечерней зари прибыли к воротам обветшалого замка. Здание стояло на горном склоне; к воротам вел только шаткий подъемный мост, перекинутый через ущелье. Подъемный механизм был неисправен, к тому же мосту недоставало одной из цепей, поэтому он был постоянно опущен. Ржавая решетка ворот тоже казалась вышедшей из строя. Эти детали придали бодрости Шпиону, всегда ценившему наличие путей для спешного отступления, в случае если предстояла встреча с неизвестным.

Стоя по колено в грязи в неухоженном внутреннем дворе, он окинул взглядом покрытые мхом крыши, рытвины, разбитые статуи, поросшие сорняком сады и забитые водорослями фонтаны и не увидел большой разницы между жилищем Мока и некоторыми из руин на болоте – из тех, что получше сохранились.

– Вот дерьмо, – произнес Шпион. Пес зарычал в знак согласия.

– Да уж, у меня всякий раз мороз по коже от этого места, – сказал Торговец, не обращаясь ни к кому конкретно.

Отряд зловещих на вид слуг, одетых в темное, выдвинулся им навстречу, чтобы позаботиться о мулах и препроводить путников в главную башню. Один подступился было к собаке с намерением посадить ее на привязь, но холодный, острый взгляд Шпиона умерил его рвение. Войдя внутрь, путники скинули промокшие плащи и были усажены за банкетный стол в главном зале. О, какие это были мрачные древние палаты! Камень потрескался и заплесневел, доспехи были побиты ржавчиной, полусгнившие вымпелы изъедены молью. В воздухе стоял сильный запах дыма и плесени.

Вскоре с парадной лестницы сошел Граф в сопровождении двух дочерей, Ивонны и Ирины, женщин с бесстрастными лицами, волосами цвета стали и отчетливым фамильным сходством с женщиной из храма. Граф Мок представлял собой пустую человеческую оболочку весьма преклонных лет, с голым черепом; запавший рот, затянутые пленкой, как у змеи, глаза и сбегающая по подбородку струйка слюны завершали облик.

Все трое были одеты в черное.

Хмурые слуги принялись сновать по залу, разнося жилистое жареное мясо с картошкой и разливая дешевое кислое вино. Отца кормила Ирина, время от времени утирая его вялый рот салфеткой. Ивонна от лица Графа поддерживала беседу, подробно расспросив Торговца о его товаре и уделив особое внимание табаку с равнинных земель, который так любил ее отец. Ни та ни другая не выказали ни крупицы интереса к событиям в королевстве или в мире.

Ни одна из них ни разу не обратилась к Шпиону напрямую, принимая во внимание его низкий статус прислужника Торговца, однако обе украдкой изучали его на протяжении обеда. Шпион, в свою очередь, помалкивал, открывая рот лишь для того, чтобы пробубнить пару хвалебных эпитетов в адрес пережаренного мяса и каменных картофелин. В ходе разговора он узнал, что Моки командовали передовым отрядом, который сто пятьдесят лет назад подавил сопротивление местных варваров, и получили титул и землю после того, как улеглась пыль. После этих славных дней, видимо, ничего интересного с их родом больше не случилось.

Тему карликов никто не затронул, а удобного случая направить разговор за обедом в нужное русло Шпиону не представилось. В частности из-за того, что остекленелое лицо Графа изредка оживлялось, он устремлял взор прямиком на Шпиона и вопил: «Спасайся кто может! Беги!» За этим следовал приступ кашля и одышки, после чего Граф снова впадал в оцепенелое молчание.

После десерта, состоящего из кровяной колбасы и фиников, Ивонна обратилась к Торговцу:

– Ты прибыл очень вовремя, любезный Торговец. Мы ждали этого момента; календарь и начало сезона туманов говорили нам о том, что этот день – день твоего четвертого посещения нашего скромного поместья, уже близок.

Шпион, осторожный, как лисица, крадущаяся мимо псарни, пил и ел весьма умеренно, а позже, оказавшись в комнате, отведенной ему для ночлега (взамен конюшни, в знак уважения к Торговцу), немедленно обыскал помещение на предмет угроз, о которых обычные гости даже не подозревали. За считаные минуты он обнаружил под кроватью незакрепленный камень, под которым, несомненно, скрывался пружинный механизм или стальные шипы, а также несколько смотровых отверстий, замаскированных уродливым гобеленом, возле платяного шкафа. Шпион прикинул свои шансы, если вдруг события примут скверный оборот, и единственным утешением ему послужило только то, что он не заметил ни следа замковой стражи, а слуги не производили впечатления подготовленных бойцов.

Ночь вступала в свои права, и замок затихал. Шпион отправился на вылазку, пес следовал за ним по пятам. Человек и зверь крались по сумеречным коридорам, по извилистым лестницам, продуваемым сквозняками; заглядывали в комнаты и вестибюли в поисках – чего ? Шпион не знал и сам. Сестры сказали Торговцу, что ждали его, их слова не выходили у Шпиона из головы, так же как и приступы ужаса у Графа в минуты просветления. Очевидно, Граф действительно разрешил проведение службы в языческом храме, иначе это место давно бы предали огню и сровняли с землей; и так же очевидно, что храм был каким-то образом связан с Карликом. Несмотря на все россказни о пещерах и горах, все дороги к этому шантажисту-недомерку, в конечном счете, вели через зáмок.

Шпион и пес передвигались от тени к тени, спускаясь все ниже и ниже, в глубину подвалов. Стражников по пути они не видели, хотя обычные подземные хранилища для вина и продуктов вскоре сменились сырыми, грубо отделанными коридорами – служившими, судя по всему, темницами. Шпион прокрался мимо череды пустых камер, миновал комнату с покрытой пылью дыбой, «железной девой» и анатомическим столом, затем прошел сквозь низкую арку, шириной ненамного больше его плечей, и продолжил спускаться по очередной лестничной спирали. На нижнем ярусе царила еще большая сырость, а освещение было еще более тусклым, чем в других помещениях этой угрюмой крепости, свет исходил лишь от редких факелов и закопченных светильников, установленных в глубоких нишах. С потолка капала вода, а из трещин фундамента текли небольшие ручейки, из-за чего спуск по стертым ступеням становился опасным для жизни. Потревоженные летучие мыши пищали и хлопали крыльями.

Где-то впереди послышались низкие, глубокие звуки ритуального распева.

Шпион испытал странное, неприятное чувство сна наяву – яркого сна, который стремительно превращается в мучительный кошмар.

Тебе сказали, что на ужин подавали говядину? Глупец! Шипящий голос донесся из черноты слева, и от неожиданности Шпион чуть не полетел со ступеней головой вниз. Он прищурился, но никого не увидел во мраке; шепот больше не повторялся, и через несколько мгновений Шпиону стало казаться, что у него попросту разыгрались нервы. Тем временем он достиг конца лестничного пролета и вступил в узкий тоннель. Пение раздавалось все ближе, и от этого волосы на затылке Шпиона зашевелились. Слова напоминали латынь, но латынью отнюдь не были. Хотя он не понимал их смысла, в его воображении возникли образы зловонных скопищ личинок, кровавой реки, в которой кишат извивающиеся черви, себя самого, совокупляющегося с женщиной из храма в адской пещере, в то время как гигантская беззубая пасть колосса обрушивается сверху и поглощает их обоих.

Он выругался и до крови прикусил язык, а затем двинулся дальше.

Тоннель вывел его в узкий каньон по другую сторону горы. Пространство освещалось костром подле дольмена, сооруженного в глубокой-глубокой древности. На дольмене, составленном из четырех вертикально стоящих глыб внушительного размера и увенчанном еще одной каменной плитой, были высечены руны, сходные с символами на многочисленных варварских мегалитах и пирамидах на болотах. У входа в дольмен высился валун с приделанными к нему цепями и оковами.

Обнаженная красавица из храма, скованная по рукам и ногам, лежала, устремив безмятежный взгляд на костер и окружавшие его фигуры в черных капюшонах. Шпион насчитал тринадцать человек в робах с капюшонами, надвинутыми на лица, и предположил, что это были слуги из поместья, собравшиеся, чтобы поучаствовать в кровавом жертвоприношении.

От дольмена до уступа, где они с псом расположились, было около пятидесяти ярдов. Шпион ущипнул себя в мрачной надежде очнуться от ужасного сна, потому что только во сне был возможен такой зловещий ход событий, не имеющих логического объяснения в разумной вселенной.

Последний намек на то, что вселенная была хоть в каком-то отношении разумна, растаял, прихватив с собой большую часть его собственной разумности, когда Ивонна и Ирина сбросили капюшоны и извлекли зазубренные кинжалы. Одним режущим движением, не отрывая руки, Ирина располосовала скованную женщину от головы до бедра. Из раны хлынула кровь. Присутствующие пели, а женщина разразилась криком, перешедшим в исступленный смех, который набирал силу, раскатываясь по каньону громовым эхом.

Призванный этим смехом, пением, потоками крови, переливающейся темным медовым блеском в отсветах костра, из дольмена выскочил Карлик, облаченный в рясу. Он сорвал с себя одеяние и обнажил серо-бурую плоть, свободно свисающую с его приземистого костяка, как надетый впопыхах плохо подогнанный костюм. С яростной живостью карлик прыгнул вперед, схватил закованную в цепи женщину и вцепился в нее. Шпион почувствовал дурноту, убежденный, что пигмей и в самом деле пытается освежевать ее заживо.

В этот момент из тьмы выскользнули ползуны, спеша присоединиться к веселью. От этого зрелища его способность воспринимать пошла трещинами, обрушилась и погребла рассудок под своими останками. Он пронзительно вскрикнул и ринулся обратно в тоннель.