Онлайн чтение книги Холодные сердца The House We Grew Up In
Апрель 1987 года

У Бетан выросла грудь. Огромная. Совершенно неожиданно и как будто из ниоткуда. Совсем недавно она была костлявой мелочью в подростковом трикотажном бюстгальтере, но уже в следующее мгновение они с мамой отправились по магазинам и искали размер С. Мэган одновременно это тревожило и наполняло завистью (ведь это ее младшая сестренка!), но больше ее все же приводил в восторг тот факт, что Бетан единственная в семье являлась обладательницей внушительной груди.

– Дайте и мне посмотреть, – надоедала она, пока Лорелея и Бет суетились дома сухим апрельским утром накануне пасхальных праздников.

Бет выглядела смущенной, когда Мэг выхватила у нее сумку.

– Ооо, – проговорила она, перебирая кремовое кружево и не очень вместительные чашечки бюстгальтера с косточками. – Красивый, – проговорила она, пытаясь скрыть зависть. – А еще что-нибудь купили?

– Нет, – ответила Бет, выхватив снова бюстгальтер и заталкивая его в пакет, пока кто-нибудь из младших братьев не увидел его.

– Все же мы сделали это! – воскликнула Лорелея, ее высокие скулы при этом порозовели, а зеленые глаза засверкали как-то по-особенному и казались необыкновенно глубокими. – Взгляни! В городе открылся новый магазин. Как он называется, Бет?

Бет закатила глаза и сказала:

–  «Паундстретчер» [9]«Poundstretcher» – сеть дешевых магазинов в Англии..

– Точно! «Паундстретчер»! Там все по фунту. Представляешь! Смотри!

Она вытряхнула прямо на стол содержимое битком набитой сумки, и ее голодные глаза блуждали по добыче, а радость была почти осязаемой.

– Взгляни! – не унималась она. – Вешалки, десять за один фунт. Разве они не прелесть? Мне так нравится цвет, особенно этот голубой. И набор губок для мытья посуды: двадцать за один фунт…

Мэг тоже посмотрела на предметы на столе и спросила:

– А зачем вы купили три упаковки?

На долю секунды улыбка матери погасла. Потом она засмеялась и сказала:

– Оставим про запас.

– О да, – проговорила Мэг, – только представь, какими мы станем самодовольными, когда будем жить в постапокалиптической пустыне и окажемся единственной семьей в деревне, у которой есть упаковки мочалок. – Мэг заметила, как лицо Бет омрачилось, а затем она слегка, едва уловимо, покачала головой. Мэг громко цыкнула и продолжила: – Бет, у нас есть целых шестьдесят мочалок. Шестьдесят.

Бет виновато улыбнулась, тут же стояла Лорелея, ее плечи слегка поникли, а глаза стали грустными.

– Мэгги, почему ты всегда все портишь? Почему? – Глаза матери наполнились слезами, и она поспешно убрала свои сокровища в сумку.

– Что? – огрызнулась Мэг, глядя в лицо Бет, которая осуждающе смотрела на нее.

– Мэг, почему ты постоянно нападаешь на маму?

– Неужели ты не видишь, – прошипела она, – это все из-за вас, все в этом гребаном семействе виноваты в том, что она такая, какая есть. Вы ей потворствуете!

– Но какое это имеет значение? – спросила Бет. – Кому какое дело, что у нас слишком много мочалок? Какая разница, если эти забавные вещицы делают ее счастливой? Почему это тебя так сильно беспокоит?

– Потому, – начала Мэган, а ее ярость постепенно стала преобразовываться в более контролируемую и приобретающую осязаемые черты теорию, – потому что я думаю, что она больна.

Бет рассмеялась, но потом резко остановилась:

– Больна?

– Да, – сказала Мэг. – Психически. Больна на голову.

– О, не смеши!

– И не собиралась. Я серьезно. Все эти коллекции, навязчивые идеи с цветами, кухонными полотенцами и… радугами…

Бет пожала плечами.

– И думаю, что это началось еще в детстве. Ты же знаешь, она собирала волосы. Все делают вид, что это нормально. Но ведь это не так. Это безумие.

– О чем это вы шушукаетесь? – спросил Рори, застав сестер в прихожей; его длинные светлые волосы нависали прямо на глаза, а тощие ноги, как у отца, скрывали мешковатые джинсы. Несомненно, он был самым красивым мальчиком в классе. Но его пока вряд ли интересовало, обращают ли на него внимание одноклассницы. Ему только что исполнилось двенадцать.

– Ни о чем, – прошипела Мэг.

– Вы говорите о мочалках, ведь так?

Мэг промолчала. Вместо нее ответила Бет:

– Не начинай.

– А я ничего и не начинаю, – небрежно бросил он. – Просто мне кажется, здорово, когда есть запас. Мочалок для посуды никогда много не бывает.

– А где Риз? – спросила Бет, осторожно меняя тему разговора.

– На улице, – ответил Рори. – Пялится на что-то.

Все трое рассмеялись, поскольку ответ был предсказуем. Мэган посматривала то на Бет, то на Рори, ведь, невзирая на все их разногласия, брат и сестра все же были ее единомышленниками. Потом вдруг ее мысли перенеслись к Ризу, крошечному, непостижимому, непонятному Ризу – он в одиночестве лежал в саду, уставившись в пустоту синевы. На мгновение ей захотелось выйти в сад, разыскать его и спросить, о чем он думает. Но тут в прихожей зазвонил телефон; это был Эндрю Смарт, который приглашал ее в субботу на вечерний концерт, и едва он позвонил, как все остальные мысли улетучились из сознания Мэган.

Пасхальное воскресенье выдалось теплым и солнечным. Мэг никак не могла открыть глаза из-за ослепительного утреннего солнца. Радиобудильник только что сообщил ей, что сейчас 8.29. Она перестала бороться с собой и снова сомкнула веки. Пока она ждала, что к ней снова вернется сон, в ее мыслях вертелись воспоминания о приятных событиях вчерашнего вечера: визг шин на асфальте, Эндрю Смарт и его друг Ник подъезжают к ее дому, чтобы забрать ее на концерт, металлический привкус водки из фляжки, которую они по очереди передавали друг другу, солнце, заходящее за силуэты высоких деревьев и окрасившее окрестности в размытые оттенки медного цвета. Она вспомнила пальцы Эндрю, рассеяннно щекочущие ее шею, замечательное взрослое ощущение того, что в этом нет ничего страшного и все так и должно быть, предчувствие скорого побега из дома и из деревни, жужжание голосов в очереди, дразняще окутывающие место проведения концерта, запах холодного пива, прикосновение чужих липких футболок к ее голым рукам, рука Эндрю на ее плече, музыка, рокот голосов и постепенное нарастание и ослабление звука на танцполе, затем прикосновение прохладного воздуха к ее коже, когда они мчались домой вниз по извилистым дорогам, остроконечные тени деревьев, отбрасываемые на дорогу светом фар, потом быстрый поцелуй в губы перед оградой ее дома… Вот и все… Это не было свиданием в привычном понимании этого слова. Ник сидел на заднем сиденье и с нежностью смотрел на них, а потом сказал: «Ох, голубки». Тогда Эндрю бросил в него скомканной бумажкой, а Мэг в это время выскользнула из машины и пробралась в темный спящий дом, легкая, как воздух, улыбающаяся и пахнувшая чужим сигаретным дымом.

Она от неожиданности подскочила, когда увидела в кухне Риза.

– Риз! Черт, я чуть не описалась от страха. Что ты делаешь тут так поздно?

Он сидел в пижаме за кухонным столом, его гладкие светлые волосы аккуратно обрамляли лицо. Руки брата лежали на столе, купаясь в голубоватом свете луны, просачивающемся через окно. Он пожал плечами.

– Мне не спится, – сказал он.

Мэг нахмурилась.

– А почему бы тебе не почитать книгу или еще что-нибудь? – спросила она.

Он снова пожал плечами и сжал руки в кулаки.

– Пойдем, – сказала она. – Я тоже слишком перевозбуждена, не усну сейчас. Пойдем, посмотришь со мной телик.

В гостиной было темно, только в камине поблескивали тлеющие угли. В комнате тут и там были заметны следы родительского ужина: два пустых бокала из-под вина, банка от оливок, почтовая корреспонденция, кулинарная книга, раскрытая на рецепте «Курица Марсала». На продавленном диване по-прежнему виднелись вмятины от родителей и собаки. Подушки не взбиты, мусор не убран – создавалось впечатление, что родители внезапно исчезли, а не просто пошли спать.

Они застали концовку какого-то старого американского фильма с женщинами с филированными стрижками, мужчинами в нелепых брюках-клеш и заунывным саундтреком. Мэган принесла пакет апельсинового сока и два стакана.

– Мэгги! – откуда-то сверху она услышала пронзительный голос отца. – Это ты?

– Да.

– Я просто хотел убедиться, что ты пришла. Доброй ночи, милая!

– И тебе, пап.

Мэг и Риз переглянулись и улыбнулись.

– Ты долго там сидел? – спросила Мэг.

Риз в очередной раз пожал плечами.

– Не знаю.

– И часто ты так?

– Не так чтобы очень.

– О чем ты думал?

– Да особо ни о чем.

По телевизору американская дамочка кричала на американского мужика в авиаторских очках и золотой цепочке. При этом они стояли под пальмой. Обычно на таких сценах Мэган переключала канал. Но сейчас из-за музыки и водки она расслабилась, а первые робкие признаки влюбленности еще сильнее погрузили ее в благостное состояние, поэтому она ближе придвинулась к брату, задумчиво посмотрела на него и спросила:

– Ты счастлив, Риз?

Он слегка развернулся к ней:

– Конечно, я счастлив.

– А в школе все в порядке?

– Да. Все отлично.

Она немного помолчала, а потом продолжила:

– Просто, знаешь, мне кажется, у Рори уже столько друзей, а ты…

– Уместнее назвать их приятелями, а не друзьями, – огрызнулся он.

Мэган кивнула.

– Конечно, – согласилась она, – а в школе у тебя есть кто-то, с кем ты много общаешься, ну, в обеденное время и прочее?

– Разумеется, – ответил он. – Куча народу.

– А они хорошо к тебе относятся?

Риз вперил в нее злобный взгляд.

– Давай просто посмотрим фильм, хорошо? – сказал он.

– Я не хочу смотреть фильм. Я хочу поговорить с тобой. Мы никогда не разговариваем.

– Болтовня – это пустая трата времени.

– Как ты можешь так говорить?

Он отвернулся от нее и отодвинулся на другой конец дивана.

Какое-то мгновение Мэган разглядывала его хрупкие черты, жилистые руки, торчащие из-под мешковатой серой футболки, острые колени, торчащие сквозь старомодные джинсы. Он казался таким сердитым и одновременно грустным.

Она вздохнула, а через пять минут, когда закончился фильм, встала с дивана, мягко провела рукой по голове Риза и начала подниматься наверх в свою спальню, даже не пожелав брату спокойной ночи.

Через пару часов после пробуждения Мэган наконец поднялась с постели и спустилась вниз. Лорелея в розовой пижаме суетилась на кухне, ее длинные волосы были собраны в пучок.

– О, как хорошо! – просияла она. – Ты проснулась! Через полчаса Боб и Дженни пришлют своих малышей охотиться за яйцами. Мне понадобится ваша помощь.

– Концерт был фантастическим, спасибо, что спросила, – парировала Мэг. – Эндрю Смарт поцеловал меня в губы, и в четверг мы снова договорились встретиться.

Лорелея удивленно заморгала.

– О, – неопределенно проговорила она, – хорошо. Это очень здорово.

– Конечно, это здорово. Все равно я не слишком надеялась, что ты проявишь к этому какой-то интерес, когда есть такая жизненно важная вещь, как охота за яйцами.

– О, Мэгги, – мать сложила руки и надула губы. – Никто не говорит, что это жизненно важно, просто в этом все мы. Берды. Это традиция. Мы делаем это каждое пасхальное воскресенье, при любой погоде.

– Да, мама, но твоим младшим детям уже по двенадцать. Пора покончить с этой традицией.

– Чепуха.

– Я хочу сказать, что у Боба и Дженни есть свой сад. Почему они не могут устроить там охоту на яйца? Для собственных детей?

– Потому, – начала Лорелея, – что в нашем саду есть более укромные уголки и тайные местечки. А у них лужайка находится прямо рядом с дверью… ты ведь знаешь, она совсем плоская…

Мэган глубокомысленно кивнула.

– О да, – протянула она. – Очень плоская. Бедняжки!

– Итак, – Лорелея проигнорировала сарказм дочери и просияла. – Мне нужно пойти наверх и переодеться. Могу я попросить тебя открыть пакеты?

Мэган вздохнула:

– Да, конечно.

– Хорошо. – Лорелея лучезарно улыбнулась. – Спасибо, моя милая девочка.

Боб, Дженни и трое их детей пришли сразу после 11.00. Рори и Риз согласились присоединиться к малышам, и к 11.30 все яйца были найдены. В то время как соседские дети вручали своей матери собранные яйца, чтобы та сохранила их до «после ланча», глаза Лорелеи сияли, в них читалось удовлетворение, но от Мэган не ускользнули едва заметные признаки надвигающейся паники.

– Не забудьте сохранить фольгу, – пропела она. – У нее такая милая и симпатичная расцветка!

Мэган цыкнула и пробормотала себе под нос, что она думает о своей матери, но, к счастью, Лорелея этого не слышала.

– Как обидно, что вы не можете остаться на обед, – сказала Лорелея, когда полтора часа спустя соседи засобирались домой.

– Да, но из Ирландии приезжает мама Боба, и у нас намечается что-то вроде исторического воссоединения большого клана.

Пандора с Лоуренсом в этот день были на Багамах, а Лорна с друзьями в Девоне. Впервые пасхальное воскресенье семейство Бердов проводило в одиночестве.

– Так, – сказал Колин, собирая после обеда столовые приборы и смяв салфетку, – у меня есть идея. Немного безумная. Но все же выслушайте… Что, если на следующую Пасху мы все вместе куда-нибудь съездим. Ведь вполне может так случиться, что следующий год будет последним, когда мы все вместе соберемся под одной крышей. С тех пор как родились близнецы, мы ни разу никуда не выбирались. А на эти дни туроператоры предлагают на удивление дешевые туры. К тому же я давно хотел съездить в Грецию.

Даже не глядя на Лорелею, Мэган почувствовала, как изменилось выражение лица матери. Это походило на плавучую льдину, внезапно появившуюся в комнате, твердую и зловещую.

Сначала она рассмеялась, как и предполагала Мэган. Этот смех напоминал угрожающий девичий визг. А потом сказала:

– Что за глупая идея, Колин. Каким образом мы куда-то поедем с четырьмя детьми? Откуда у нас на это средства?

– Ну, – довольно нервно начал Колин, складывая грязные тарелки. – Я тут подумал, что девочки уже выросли и нам уже не нужна огромная машина. Я в том смысле, что… когда мы в последний раз куда-то ездили вшестером? На самом деле мы можем продать нашу…

– Я тебя умоляю! – фыркнула Лорелея. – Ну кому нужна наша отвратительная грязная старая машина?

– Мы могли бы продать ее Миллерам, – терпеливо продолжал отец. – Со дня на день у них родится четвертый ребенок. Они предлагают за нее пятнадцать тысяч.

– Ага! – воскликнула Лорелея. – Будут эти Миллеры бросать деньги на ветер.

– Кроме того, если у нас будет одна машина, нам больше не понадобится двойной гараж. Я совсем недавно разговаривал с Бобом, и он сказал, что купил бы вторую половину нашего гаража за пять тысяч долларов…

Почти тридцать секунд Мэган не дышала, наблюдая за тем, какой оборот принимает этот почти комичный и заранее обреченный на провал разговор.

– Пять тысяч! Ха! Да это просто смешно.

– Нууу… Маловато, конечно. Но он хочет сделать пристройку позади дома, а гараж использовать как мастерскую, поэтому гараж им очень пригодится. А мы получим пять тысяч долларов.

– А как же все наши вещи? Я хочу сказать, у нас там столько всего хранится…

– Ну да, разумеется. Вроде нескольких проколотых бассейнов, любовь моя. Как раз выбросим весь хлам.

Мэган заметила, что на лице Лорелеи появилось то же выражение, как и в тот момент, когда соседские дети уносили с собой все собранные яйца, как будто внутри нее происходила невидимая решительная борьба. Было совершенно очевидно, что в гараже давно пора сделать генеральную уборку, но в тот момент Лорелея не могла думать ни о каком наведении порядка.

При отсутствии каких-либо логических аргументов Лорелея просто взмахивала костлявыми руками и бормотала:

– О, это просто глупо. И турпакет в Грецию… Это звучит довольно призрачно.

Колин нежно улыбнулся и перевел взгляд на своих четверых детей:

– Дети? Ну а вы что думаете? О Пасхе под греческим солнцем? Кальмары и чипсы на обед! Бассейны с горками! Дискотека на территории отеля! – Последнюю фразу он адресовал Мэган и Бетан.

Лорелея снова пронзительно рассмеялась, как глуповатая школьница:

– Ха! Похоже, кто-то очень хорошо взялся за агитацию.

– Есть несколько брошюр, – продолжал Колин, – агенты на шоссе раздавали. Хотите взглянуть? – Он улыбнулся и поочередно посмотрел на каждого ребенка.

– Честно говоря, Колин, – сказала Лорелея, складывая горкой тарелки со своей стороны стола, – это на самом деле наиглупейший план из всех, что мне приходилось слышать. И даже если мы и можем себе это позволить, хотя кто даст гарантию, что Боб и Миллеры не передумают и мы не влезем в огромные долги из-за какого-то дешевого туроператора, – а вдруг это действительно будет наша последняя совместная Пасха, тогда тем более мы должны встретить ее здесь! В гнезде Бердов. Ведь верно, детки?

Над столом повисла угнетающая тишина. Рори опустил глаза, уставившись взглядом в колени. Бетан грызла ногти, а Риз пялился в потолок. Мэган пристально смотрела в окно на сороку, прыгавшую с ветки на ветку, и старалась не искать скрытый символизм в этой конкретной сцене.

– Мне хотелось бы куда-нибудь съездить, – произнесла Мэган, беря на себя ответственность по праву старшего ребенка в семье. – Я хочу сказать, я знаю, что всегда смогу сюда вернуться, даже спустя годы, но когда мне придется уехать из дому, кто знает, будет ли у нас когда-нибудь возможность поехать в отпуск всем вместе? – Она пожала плечами, а ее слова повисли в воздухе.

Ненадолго наступило хрупкое молчание, во время которого Колин ободряюще кивнул, а Лорелея сердито приподняла брови.

– А ты что думаешь? – спросил он Бет.

Она виновато улыбнулась и ответила:

– Я как все.

– Рори?

– Круто, – сказал Рори. – Да. Гениально. – Он выглядел слегка смущенным своим предательством и поспешил отвернуться.

– Риз?

Риз покраснел и пожал плечами.

– Не возражаю, – почти бесшумно произнес он.

– Вот видите, – торжественно начала Лорелея, держа перед собой огромную стопку тарелок. – Никому это особенно не интересно. Я уверена, нам надо думать о более важных вещах, на которые мы могли бы потратить все эти деньги. Я имею в виду, Мэган в следующем году надо поступать в колледж. А это недешевое предприятие.

Колин нахмурился и сказал:

– Ты знаешь, что моя мама предложила нам помочь с оплатой колледжа, так что это не проблема, дорогая.

– Ну, – проговорила Лорелея, с оглушительным грохотом ставя груду тарелок в раковину. – Я до сих пор не вижу смысла тратить все деньги на праздник, к которому на самом деле все равнодушны.

Мэган уставилась на неподвижную и слишком тонкую фигуру матери рядом с кухонной раковиной, ее лопатки, выступающие из-под украшенной оборками туники, и с трудом подавила в себе желание подойти и со всей силы ударить ее ложкой по затылку. Вместо этого она вздохнула и произнесла:

– Гм, мама, не помню, говорила я или нет, что мне надо идти.

– И мне, – сказал Рори.

Плечи Лорелеи поникли, она тяжело вздохнула. Потом очень медленно вышла из кухни, тихонько всхлипывая себе под нос.

25 июля того же года, пока Лорелея ходила по магазинам, Мэган страстно целовалась с Эндрю Смартом на покрывале где-то в поле, а Бетан с близнецами оставались дома одни, туда вломились два шестнадцатилетних подростках в куртках с капюшонами и после неторопливого исследования вынесли видеоплеер, два телевизора, несколько ювелирных украшений, ногу ягненка, кусок говядины из морозильника. Все это они проделали, даже не потревожив детей, которые поняли, что в доме посторонние, только в тот момент, когда за ними с шумом захлопнулась кухонная дверь. Риз выглянул в окно как раз вовремя и увидел, как они бегут по садовой дорожке за ворота. Он бросился к окну, выходящему на улицу, и увидел, как они запрыгнули в черный «Форд Эскорт». Машина с визгом помчалась по деревне, а они, высунувшись в окна, гикали и что-то орали, словно находились в Гарлеме[10]Район в северной части Манхэттена, считающийся родиной гангстеров и оплотом криминальных группировок..

Риз нашел этот эпизод таким захватывающим, что даже не мог выразить произошедшее словами. Он позвонил в полицию, прежде чем сообщить всем остальным, потому что боялся, что его опередят. И в течение нескольких дней после этого события он от скуки то и дело переваривал ужасные события. Но для Лорелеи это была далеко не безобидная драма. По ее излишне эмоциональным высказываниям это «преступление было сродни изнасилованию». Она продолжала безутешно бродить по дому, заглядывая во все углы и трогая вещи. И от малейших звуков шагов по мостовой за окном или воя машин, мчавшихся слишком быстро, или автомобилей, наоборот, ехавших чересчур медленно, хруста ветки под лапами белки, шелеста листьев на ветру Лорелея, обхватив себя руками, почти задыхаясь, бежала к ближайшему окну; она всегда была начеку.

«Они еще дети, – имела обыкновение говорить Мэган, – всего лишь парочка прыщавых подростков».

Но для Лорелеи это было слабым утешением.

«Короче, в следующем году вы все можете отправляться в Грецию, – самоуверенно заявила она, – но я остаюсь, чтобы защитить наш дом».

Поэтому в Грецию, конечно же, никто не поехал.