Онлайн чтение книги Сокровище семи звёзд The Jewel of Seven Stars
Глава XIII. ПРОБУЖДЕНИЕ ИЗ ТРАНСА

Неожиданно брошенная фраза ставит в тупик, потому что сразу невозможно оценить ее содержание, а также интонацию. Наша ситуация не была исключением. Однако, справившись с испугом, я уже не сомневался в искренности заданного Маргарет вопроса. Между тем девушка спокойным тоном продолжала:

— О чем вы беседовали здесь все это время, мистер Росс? Полагаю, мистер Корбек рассказывал вам о своих приключениях в поисках светильников. Надеюсь когда-нибудь услышать об этом от вас, мистер Корбек, но не раньше, чем мой бедный отец почувствует себя лучше. Я уверена, что он и сам с удовольствием присутствовал бы при вашем рассказе. Так я права? — Маргарет быстро оглядела каждого из нас и, очевидно, утвердилась в своих предположениях. — Отлично! Надеюсь, долго ждать мне не придется. — Она помолчала, затем, вздохнув, продолжила: — Меня ужасно расстраивает болезнь моего отца. Я чувствую, что нервы у меня сдают, и поэтому решила прогуляться по парку. Может быть, мне станет легче. Если вы не против, мистер Росс, я попросила бы вас побыть с отцом. Тогда я буду спокойна.

Я с готовностью поднялся, радуясь тому, что бедная девушка хотя бы на полчаса выйдет на воздух. Она казалась очень усталой, и у меня даже кольнуло в сердце, когда я взглянул на ее бледные щеки. Я отправился в комнату мистера Трелони, чтобы занять свое обычное место. В это время у его постели дежурила миссис Грант. В свое время мы приняли решение, что днем в комнате достаточно одного человека, и, когда я вошел, экономка воспользовалась случаем и вышла, чтобы заняться своими делами. Шторы были подняты, но окна выходили на север, и жаркие лучи солнца не попадали в помещение.

Я сидел, размышляя над рассказом Корбека, пытаясь найти связь между этими удивительными событиями и тем, что происходило в доме. Подозрения не оставляли меня, я уже начал сомневаться во всех и во всем, даже в собственных чувствах. В моей памяти то и дело всплывали предостережения опытного детектива. Он считал мистера Корбека ловким и умным лжецом, а мисс Трелони его сообщницей. Маргарет — сообщница! Можно ли оставаться наедине с подобным предположением? Я готов был пожертвовать жизнью, лишь бы она оказалась ни при чем! Один лишь ее образ, нежный голос…

Сильный и властный голос прервал мои мечты:

— Кто вы? И что вы здесь делаете?

Несмотря на все ожидания, касающиеся его пробуждения, никому не приходило в голову, что Абель Трелони может проснуться сразу в ясном сознании, полностью владея собой. Я был настолько поражен, что ответил почти машинально:

— Меня зовут Малькольм Росс. Я присматриваю за вами.

Он казался удивленным и тут же забросал меня вопросами:

— За мной? Что вы подразумеваете? Зачем за мной присматривать? — Его взгляд остановился на собственном плотно перевязанном запястье. Тон его смягчился, стал менее напористым и более спокойным, как у человека, смирившегося с фактами. — Вы врач?

Я едва не улыбнулся, испытывая облегчение после долгого беспокойства за его жизнь.

— Нет, сэр.

— Но тогда почему вы здесь? Если не врач, то кто вы? — Его голос вновь посуровел.

Целый ряд аргументов, на которых должен основываться ответ, пронесся в моем мозгу быстрее, чем слова слетели с губ. Маргарет! Я должен помнить о Маргарет! Сейчас передо мной ее отец, ничего обо мне не знавший; естественно, его заинтересует и наверняка обеспокоит тот факт, что дочь предложила мне стать сиделкой у его постели. Обычно отцы с некоторой ревностью относятся к выбору дочерей, и, поскольку я не рассказал ей о своей любви, мне не следовало какими-то своими словами и поступками ставить ее в неловкое положение.

— Я барристер. Но здесь я не в качестве юриста, а просто как друг вашей дочери. Мисс Трелони попросила меня прийти, потому что знала о моей профессии и потому что решила, будто вас пытались убить. Позднее она, видя мое дружеское расположение, позволила мне остаться в соответствии с вашим пожеланием о постоянном дежурстве.

Мой собеседник отличался сообразительностью и, насколько мне было известно, немногословием. Сейчас хозяин дома не сводил с меня внимательного взгляда и, казалось, читал в моем мозгу каждую мысль. К счастью, он, не вдаваясь в подробности, из каких-то своих соображений принял, по-видимому, мои слова на веру. Глаза его блеснули, и губы чуть шевельнулись, следуя собственному ходу мыслей. Неожиданно мистер Трелони спросил:

— Думала, что меня хотели убить? Это случилось вчера вечером?

— Нет! Четыре дня назад.

— Что?!

Пока мы разговаривали, Абель Трелони сел на постели, а теперь, казалось, готов был из нее выскочить. Однако он сумел взять себя в руки и, откинувшись на подушки, тихо проговорил:

— Расскажите мне все — все, что знаете, каждую подробность! Ничего не упускайте. Но погодите: вначале заприте дверь! Прежде чем я кого-либо увижу, мне хочется узнать все детали того, что со мной произошло.

«Кого-либо увижу!» Меня, очевидно, считали исключением. Сочтя это признаком доверия ко мне, я с готовностью подошел к двери и тихо повернул ключ.

Когда я вернулся, мистер Трелони уже удобно устроился на постели.

— Говорите! — приказал он.

Я рассказал ему все, что только мог вспомнить, о событиях, имевших место после моего появления в доме. Конечно, я ни словом не обмолвился о моих чувствах к Маргарет, а о Корбеке сообщил, что тот приехал с какими-то лампами, которые разыскивал по его, Абеля Трелони, поручению. Разумеется, я не стал скрывать от него их пропажу и то обстоятельство, что они неожиданно нашлись в его доме.

Абель Трелони слушал с поразительным в данных обстоятельствах самообладанием, однако нельзя сказать, что он оставался равнодушен, поскольку глаза его иногда загорались, а сильные пальцы здоровой руки сжимали простыню. Это было особенно заметно, когда я говорил о Корбеке и о том, как светильники нашлись в будуаре Маргарет. Иногда он бросал отдельные фразы, словно комментируя мой рассказ. Таинственные события, больше всего интересующие нас, его, казалось, не взволновали; похоже, мистер Трелони уже знал о них. Больше всего его задело сообщение о выстрелах сержанта Доу. Пробормотав: «Тупица», он быстро глянул в сторону поврежденного шкафчика, всем своим видом выражая раздражение. Когда я упомянул о тревоге его дочери, о ее бесконечной заботе и преданности, он, пожалуй, был тронут и с изумлением прошептал: «Маргарет! Маргарет!»

Я закончил рассказ, доведя его до настоящей минуты, когда мисс Трелони отправилась на прогулку (сейчас я не осмелился думать о ней как о Маргарет). Мой внимательный слушатель довольно долго сидел молча — минуты две-три, но мне показалось, что они тянулись бесконечно. Затем он пристально посмотрел на меня и резко бросил:

— Теперь расскажите все о себе!

Это походило на некий намек, и я почувствовал, что краснею. Мистер Трелони не сводил с меня глаз, спокойных и вопрошающих, его взгляд проникал в душу. На его губах появилась легкая улыбка, и это усилило мое замешательство, хотя и принесло некоторое облегчение. Я не люблю витиеватых речей, привык прямо излагать свои мысли и потому твердым голосом произнес:

— Меня зовут, как я уже сказал, Росс, Малькольм Росс. По профессии я — барристер и был назначен на должность королевского адвоката в последний год правления королевы.[20]Имеется в виду королева Виктория, умершая в 1901 году.

— Да, я знаю. Слышал о вас лишь хорошие отзывы. Где и когда вы познакомились с Маргарет?

— Первый раз мы увиделись на балу десять дней назад. Затем на пикнике, который устраивала леди Стратконнел на реке. Мы проплыли от Виндзора до Кукхема. Map… мисс Трелони оказалась в одной лодке со мною. Я немного занимаюсь греблей, и в Виндзоре у меня есть своя лодка. Мы о многом беседовали… Естественно…

— Естественно! — В голосе его промелькнули насмешливые нотки.

Что ж, поскольку я нахожусь в обществе сильного человека, мне следует показать и свою силу. Мои друзья, а иногда и противники признают за мной это качество. В данном случае демонстрация слабости означала проявление скрытности. Я оказался в трудном положении, мне постоянно нужно было следить за своей речью, чтобы неосторожными словами не усложнить отношения дочери и отца. Я продолжал:

— Место, время дня и окружающая природа настолько располагали к доверию между нами, что разговор дал мне возможность ознакомиться с ее внутренней жизнью.

Лицо мистера Трелони помрачнело, но он промолчал. Теперь я должен был придерживаться определенной линии разговора, прикладывая к этому максимальные усилия. Ситуация могла обернуться серьезными последствиями также и для меня.

— Я не мог не заметить, что она чувствует себя одинокой. Думаю, я понял ее состояние, тем более что побуждал ее говорить со мной откровенно и счастлив был преуспеть в этом. Между нами возникло взаимопонимание.

Изменившееся выражение его лица заставило меня быстро добавить:

— Сэр, она не говорила ни о чем, что могло бы показать ее с дурной стороны. Мисс Трелони лишь рассказала о своем желании быть ближе к отцу, которого она любит и понимает, о стремлении больше ему довериться и разделить круг его интересов. Поверьте мне, сэр, о таких чувствах может лишь мечтать сердце отца. Она — ваша достойная дочь и поделилась со мною своими сокровенными мыслями, очевидно, потому, что сочла меня человеком, которому можно довериться…

Я помолчал. Продолжать было не просто, я боялся навредить Маргарет. Абель Трелони сам облегчил мне задачу:

— Ну а вы?

— Сэр, мисс Трелони очень мила и красива. Она молода, и ее разум можно сравнить с горным хрусталем. Что касается меня, то я еще не стар и ни к кому не привязан. До сих пор мне не приходилось испытывать подобных чувств, могу сказать это вам, хотя вы и являетесь ее отцом!

Здесь я невольно опустил глаза. Подняв же их, увидел, что мистер Трелони по-прежнему внимательно рассматривает меня. Казалось, лицо его осветилось искренней добротой, когда он с улыбкой протянул мне руку и сказал:

— Малькольм Росс, я слышал о вас как о человеке бесстрашном и благородном. Рад, что у моей дочери такой друг. Продолжайте!

Сердце мое дрогнуло. Первый шаг к завоеванию отца Маргарет был сделан. Кстати, я заметил за собой, что, продолжая рассказ, стал более словоохотлив и манеры мои также оживились.

— С годами мы приобретаем опыт, позволяющий пользоваться своим возрастом благоразумно. Могу утверждать, у меня большой жизненный и профессиональный опыт. Я отважился попросить мисс Трелони считать меня своим другом и в случае необходимости согласиться на мою помощь. Она пообещала мне это. У меня даже в мыслях не было, что возможность проявить себя в качестве ее друга не заставит себя ждать. Когда с вами случилось несчастье, ваша дочь послала за мной!

Я замолчал, чувствуя его проницательный взгляд, но спустя мгновение продолжил:

— Когда было обнаружено ваше письмо с инструкциями, я предложил ей свои услуги. Вы знаете, что они были приняты.

— И что вы чувствовали в эти дни?

Интонация его вопроса поразила меня, напомнив о Маргарет и вновь заставив почувствовать себя мужчиной, защитником. Я заговорил более уверенным тоном:

— Эти дни, сэр, несмотря на тревогу и боль, которые я испытывал, видя страдания девушки, любимой мною с каждым часом все сильнее, были самыми счастливыми в моей жизни!

После этих слов мистер Трелони так долго молчал, что я уже забеспокоился, не слишком ли смелыми были мои слова. Наконец он прервал затянувшуюся паузу:

— Ваши слова могли бы обрадовать сердце ее бедной матери. — По лицу его скользнула тень, и он заговорил быстрее: — Вы определенно уверены в этом?

— Я знаю свое сердце, сэр. По крайней мере, думаю, что знаю.

Он покачал головой:

— Нет-нет! Я имею в виду не вас. Здесь все понятно. Но вы говорили о чувствах Маргарет ко мне… она жила здесь, в моем доме, целый год… и жаловалась вам на одиночество. А я за весь год, — грустно сознаться в этом, но это правда, — не заметил ни одного знака ее привязанности ко мне! — Голос его дрогнул, и Абель Трелони смолк, погрузившись в раздумья.

— Так значит, сэр, мне выпала честь за несколько дней увидеть больше, чем вам за весь год!

Мои слова вывели его из задумчивости, и он с удивлением заметил:

— Я не догадывался об этом, мне казалось, что Маргарет ко мне безразлична. По-моему, это наказание за мое пренебрежение к ней, за то, что я полагал ее созданием с холодным сердцем. Как радостно сознавать, что плоть от плоти моей Дженни… — Он в волнении откинулся на подушки.

Как, должно быть, он любил ее мать! Сейчас его воодушевляла скорее любовь к человеку, в котором он видел воплощение своей жены и даже не воспринимал как собственную дочь. Волна симпатии к Абелю Трелони прокатилась по моему сердцу. Я начал постигать чувства этих молчаливых и замкнутых натур, успешно скрывавших горячую жажду любви друг к другу! Меня не удивило, когда он вполголоса пробормотал:

— Маргарет, дитя мое! Нежная, ласковая, сильная и правдивая! Как она похожа на свою мать!

До самых глубин своего сердца я был рад, что говорил с отцом Маргарет искренно.

— Четыре дня! — задумчиво произнес мистер Трелони. — Шестнадцатого! Так значит, сегодня двадцатое июля?

Я кивнул, и он продолжал:

— Итак, я четыре дня пролежал в трансе. Это не первый случай, однажды я провел в трансе три дня при необычных обстоятельствах и даже не подозревал этого, пока мне не сказали. Как-нибудь я вам об этом расскажу, если вам интересно.

На меня волной накатила радость. Отец Маргарет настолько доверяет мне… Неожиданно он объявил спокойным деловым тоном:

— Пожалуй, пора мне встать. Когда дочь придет, скажите ей, что со мной все в порядке. И передайте Корбеку, что, как только смогу, я увижусь с ним. Я хочу видеть эти светильники и все о них узнать!

Я еле сдерживал радость: в его обращении со мной были заметны родственные чувства, разве подобное не может воодушевить? Я поспешно направился к двери, намереваясь выполнить его распоряжения, но он остановил меня на полпути:

— Мистер Росс, вернитесь, пожалуйста!

Мне не понравилось обращение «мистер». Зная о моей дружбе с его дочерью, он уже называл меня Малькольмом, и возвращение к формальному обращению несколько испугало меня. Я внутренне напрягся, но выполнил его просьбу, стараясь внешне ничем не проявить своего душевного состояния. Мистер Трелони, будучи по натуре проницательным, словно прочел мои мысли, и лицо его заметно смягчилось.

— Присядьте на минуту, поскольку лучше поговорить сейчас, нежели потом. Что касается моей дочери — все это новость для меня, и неожиданная, потому мне и хотелось узнать об этом подробнее. Поймите, я, будучи ее отцом, имею некоторые обязательства, которые могут… одним словом…

Его замешательство почему-то возродило мои надежды, и я с волнением ждал продолжения.

— Исходя из того, что вы говорили о моей Маргарет… у вас есть намерение просить ее руки?

— Именно так! После того вечера на реке я собирался найти вас и спросить, могу ли я поговорить с ней об этом. События прошедших дней сблизили нас больше, чем я смел надеяться, но первоначальное намерение неизменно и крепнет с каждым часом.

Лицо его смягчилось. Как видно, мысленно он возвращался к собственной юности.

— По-видимому, Малькольм Росс, — это обращение вновь ободрило меня, — пока что вы еще не говорили с моей дочерью о ваших чувствах?

— Об этом не было сказано ни слова, сэр.

Скрытый смысл моей фразы вызвал серьезную и добрую улыбку на его лице, и он заметил:

— Ни слова! Это хорошо. Слова бывают двусмысленны, порой — лживы, а она могла бы поверить им!

Мое лицо залила краска.

— Я сознавал, насколько затруднительно ее положение, а также испытывал глубокое уважение к вам, хотя мы не были знакомы, сэр, поэтому не осмелился делать никаких заявлений. Мистер Трелони, клянусь вам: мы с вашей дочерью всего лишь друзья — не более!

Мистер Трелони протянул ко мне руки и с волнением сжал мои. Затем великодушным тоном произнес:

— Я удовлетворен, Малькольм Росс. Конечно, до тех пор, пока мы с ней не увидимся, я не дам вам своего разрешения по поводу каких-либо заявлений — на словах, — с улыбкой добавил он. Внезапно лицо его снова посуровело. — Но мне еще нужно кое-что обдумать. Это касается моей семьи. Именно поэтому я углубился в обсуждение жизненного пути дочери и ее будущего счастья с незнакомым человеком. Мои проблемы столь насущны, что я не могу терять ни минуты.

В его голосе прозвучало достоинство и гордость, что, несомненно, произвело на меня впечатление.

— Не забуду ваших пожеланий, сэр, — пообещал я, открывая дверь, и спустя мгновение услышал, как он запер ее за мной.

Когда я сообщил мистеру Корбеку о том, что Абель Трелони пришел в себя, тот запрыгал от восторга, словно ребенок. Но почти мгновенно его радость сменилась озабоченностью: он попросил меня проявить осторожность и воздержаться от рассказа о его посещении гробницы и о том, как были найдены светильники.

— В случае, — добавил Корбек, — если Трелони заговорит с вами на эту тему, а он это несомненно сделает.

Он бросил на меня косой взгляд, выдающий его осведомленность о моих сердечных делах.

Я кивнул, соглашаясь с ним. Интуиция подсказывала мне, что мой собеседник прав, хотя причина этого осталась для меня не совсем ясной. Однако у меня не возникало сомнений, что Трелони — человек необычный и вести себя с ним надо соответственно. Кстати, скрытность — качество, не всегда почитаемое сильным человеком.

Отмечу, что реакция остальных на выздоровление хозяина дома была весьма разнообразной. Миссис Грант расплакалась от избытка чувств, а затем бросилась хлопотать, желая навести повсюду небывалый порядок. Лицо сиделки вытянулось: она лишилась больного, который не вызывал особых затруднений в уходе и приносил неплохой доход. Но разочарование длилось не более мгновения, и мисс Кеннети разделила всеобщую радость по поводу того, что беда миновала. Она сообщила нам о готовности прийти к больному по первому зову и занялась упаковкой своей сумки.

Я пригласил сержанта Доу в кабинет, чтобы остаться с ним наедине. Когда он услышал новость, судя по выражению его лица, всегдашнее самообладание на какой-то момент изменило ему. Надо сказать, я тоже удивился, услышав вопрос полицейского:

— А он объяснил хотя бы первое нападение? Ведь он уже был без сознания, когда произошло второе.

Профессиональный инстинкт в этом человеке был столь силен, что подавил все прочие.

Собственно нападение, благодаря которому я оказался в этом доме, уже перестало занимать мои мысли.

— Знаете, мне даже не пришло в голову спросить его об этом!

Детектив выслушал мой ответ с неодобрением.

— Вот почему раскрывают лишь малое количество дел, когда в них не принимают участие наши люди, — заметил он. — Детектив-любитель никогда не доведет дело до конца. Что касается обычных людей, напряжение опасности проходит, и они обо всем забывают. Это похоже на морскую болезнь, — философски добавил он. — Будучи на берегу, вы о ней даже не вспоминаете, а бежите в буфет подкрепиться! И все же, мистер Росс, я рад, что дело закрыто. Полагаю, мистер Трелони сам разберется во всем. Впрочем, не исключаю и такой возможности, что он ничего не будет делать, поскольку, очевидно, ожидал каких-то событий и не обратился в полицию. Я считаю, он хотел, чтобы кто-то избежал наказания… Итак, нам сообщат официально, для соблюдения всех формальностей в отделе регистраций, о несчастном случае или о случае сомнамбулизма. Скажу вам честно, сэр, меня это устраивает. Мне уже порой начинало казаться, что я схожу с ума. Слишком много тайн — а это не моя область, предпочитаю иметь дело либо с фактами, либо с их причинами. Теперь я могу умыть руки и вернуться к своей обычной работе. Разумеется, сэр, буду рад вас услышать, если вы решите пролить свет на эту загадку. Если не затруднит, пожалуйста, сообщите мне, каким образом человека вытащили из постели, когда именно его поцарапал кот и в чьих руках был нож во второй раз. Ведь наш приятель Сильвио не способен на подобный подвиг. Видите ли, я до сих пор об этом думаю и боюсь, что эти мысли будут отвлекать меня от других дел!..

Когда Маргарет вернулась с прогулки, я встретил ее в холле. Девушка по-прежнему оставалась грустной, и румянец не вернулся на ее щеки, а я, как ни странно, предполагал увидеть ее повеселевшей. Едва она меня увидела, как глаза ее загорелись и она выжидательно уставилась на меня.

— У вас для меня хорошие новости? — спросила она. — Отцу лучше?

— Да! А как вы об этом догадались?

— Поняла по вашему лицу. Я должна пойти к нему.

— Он сказал, что пошлет за вами, как только оденется.

— Сказал, что пошлет? — изумленно повторила она. — Значит, он пришел в себя! А я и не знала, что все столь замечательно! О Малькольм!

Опустившись на стул, она расплакалась. То, что она назвала меня по имени, обещало мне чудесные возможности, и я чувствовал, как сильно бьется мое сердце. Заметив охватившее меня волнение, девушка протянула мне руку. Я крепко сжал ее и поцеловал. Подобные минуты предоставляют удобные возможности влюбленным — поистине, это настоящий дар богов! До этого момента, несмотря на мою любовь к ней, у меня была лишь надежда. Но теперь, когда Маргарет с готовностью позволила мне пожать и даже поцеловать ей руку, ее пылкое ответное пожатие и огонь любви в темных, глубоких глазах красноречиво говорили обо всем, чего только мог пожелать самый нетерпеливый из влюбленных.

Мы не произнесли ни слова — разве они были нужны? Слова показались бы пустыми, ничтожными и не смогли бы выразить наших чувств. Не разъединяя рук, словно дети, мы поднялись по лестнице и у дверей комнаты мистера Трелони стали ожидать его приглашения. Я шепотом рассказывал ей на ухо — насколько это было приятнее разговора на менее близком расстоянии! — о том, как очнулся ее отец и какой разговор состоялся между нами, разумеется опуская подробности, касавшиеся ее самой.

Вскоре в комнате прозвенел колокольчик, и Маргарет, высвободившись из моих рук, приложила палец к губам. Она подошла к двери и тихо постучала.

— Войдите. — Произнес мистер Трелони громким голосом.

— Это я, отец!

Голос девушки дрогнул от волнения. Сколько в ее кратком ответе было любви и надежды!

Послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и Маргарет бросилась в объятия Абеля Трелони. Мой слух уловил лишь несколько несвязных фраз:

— Отец! Дорогой отец!

— Мое дитя! Маргарет! Мое милое, нежное дитя!

— Ах, отец, отец! Наконец-то, наконец-то!

Отец с дочерью скрылись в комнате, и дверь за ними закрылась.