Онлайн чтение книги Тайна исчезнувшей шляпы The Roman Hat Mystery
Глава 6. В которой окружной прокурор рассказывает биографию Филда

Инспектор Ричард Квин был необычный человек. Небольшого роста, жилистый, с седыми висками и морщинами, говорившими о богатом жизненном опыте, он мог бы выдать себя как за управляющего банком, так и за ночного сторожа: для этого ему понадобилось бы лишь соответствующее одеяние.

Так же легко он приспосабливал к обстоятельствам и манеру поведения. Мало кто знал, какой он на самом деле человек. Он оставался загадкой и для своих коллег, и для своих врагов, и для того человеческого мусора, который он передавал судебным органам. Он принимал самые разнообразные позы: мелодраматическую, напыщенную, отеческую или по-бульдожьи настырную.

Но под всем этим скрывалось, как кто-то сказал в порыве сентиментальности, «золотое сердце». В глубине души Ричард Квин никому не желал зла, был целеустремлен и очень страдал от несправедливостей, которым нет числа в нашем мире. Личность его была многогранна. Однако люди, с которыми он имел дело в силу своих служебных обязанностей, не имели понятия, какой именно гранью своей личности он к ним повернется. Инспектор культивировал эту свою многоликость, считая, что она хорошо ему служит. Те, кого он допрашивал, никогда не понимали его, не знали, чего от него ждать, и в результате всегда его побаивались.

Но сейчас, оставшись за закрытыми дверями в кабинете Панзера и временно приостановив расследование, Ричард Квин перестал следить за выражением своего лица, и в эти минуты оно отражало его истинный характер. Это было лицо физически уставшего и умудренного жизненным опытом пожилого человека. Он был под впечатлением сцены с Фрэнсис, которая от его слов упала в обморок. Он не мог забыть ее посеревшее от ужаса лицо. Фрэнсис Айвз-Поуп представлялась ему воплощением всех тех качеств, которые пожилой человек хотел бы видеть в своей дочери. У него щемило сердце, когда он вспоминал, как она съежилась от его слов, словно обожженная хлыстом. И ему было стыдно вспоминать, как ее жених с негодованием бросился на ее защиту.

У привычного к всевозможным лишениям инспектора была лишь одна маленькая слабость, и сейчас он, вздохнув, достал табакерку и взял большую щепоть табаку.

Тут раздался властный стук в дверь, и он опять с быстротой хамелеона сменил обличье: за столом сидел следователь, погруженный в несомненно мудрые и тяжелые размышления. На самом-то деле ему больше всего хотелось посоветоваться с Эллери.

Он жизнерадостно крикнул «Войдите!», и в кабинет вошел худой человек в теплом пальто. Его шея была обмотана толстым шарфом.

— Генри! — воскликнул инспектор, вскакивая на ноги. — Как это тебя сюда занесло? Разве доктор не велел тебе лежать в постели?

Окружной прокурор Генри Сэмпсон, подмигнув, плюхнулся в кресло.

— Ох уж эти доктора, — отмахнулся он, — их только послушать. Ну, как делишки?

Он закашлялся и схватился за горло.

Инспектор сел в свое кресло.

— Такого недисциплинированного больного поискать, Генри, — сурово сказал он. — Ну что ты творишь? Смотри, заработаешь воспаление легких!

— Ну и пусть, — ухмыльнулся прокурор. — Я застраховал жизнь на большую сумму, так что мне беспокоиться не о чем. А ты так и не ответил на мой вопрос.

— Ну да, ты, кажется, спросил, как делишки. Делишки, дорогой Генри, в настоящий момент у нас никудышные. Этот ответ тебя удовлетворяет?

— А поподробнее нельзя? — спросил Сэмпсон. — Я человек больной, и у меня шумит в голове.

— Я должен тебе сказать, Генри, — инспектор подался вперед, — что такого головоломного дела у нас давно не было. Говоришь, у тебя шумит в голове? А у меня голова кругом идет.

Сэмпсон нахмурился:

— Если так, то это дело свалилось на нас в самое неподходящее время. На носу выборы, и нераскрытое убийство некоторые могут представить как…

— Можно на это и так посмотреть, — заметил Квин. — Но я-то особенно о голосах не задумывался, Генри. Убили человека, а я, признаюсь честно, понятия не имею, кто это сделал и как.

— Ты прав, инспектор, укоряя меня в излишнем практицизме, — усмехнулся Сэмпсон, — но если бы ты слышал, что мне только что говорили по телефону…

— Минуточку, дорогой Ватсон, как сказал бы Эллери, — шутливо сказал инспектор, у которого вдруг произошел свойственный ему удивительный перепад настроения. — Я очень хорошо себе представляю, что произошло. Ты, наверно, лежал в постели, и тут позвонил телефон. На другом конце провода раздался возбужденный голос, который, захлебываясь от негодования, кричал, что не позволит полиции обращаться с собой как с уголовником и требует, чтобы на Квина наложили взыскание. Этот человек ни в грош не ставит свободу личности. И так далее в том же духе.

— Ну, Квин…

— Владелец этого возбужденного голоса — толстенький человек, носит очки в золоченой оправе, говорит противным тенорком и без конца поминает «своего доброго друга окружного прокурора Сэмпсона». Разве не так?

Сэмпсон вытаращил на него глаза, потом улыбнулся.

— Истинно так, уважаемый Холмс, — проговорил он. — Раз уж ты так много знаешь об этом моем друге, может быть, назовешь его имя?

— Но ты не отрицаешь, что это он звонил, — уклонился от ответа инспектор. — А, Эллери, наконец-то! Очень рад тебя видеть, сынок!

Эллери пожал руку Сэмпсону, который приветствовал его, как доброго знакомого, пошутил насчет тяжелой участи окружного прокурора, поставил на стол огромный термос с кофе и положил рядом бумажный пакет, от которого исходил аромат французских пирожных.

— Что ж, джентльмены, все обысканы и все обыскано. Утомленным детективам пришло время подкрепиться, — сказал Эллери, добродушно хлопнув отца по плечу.

— Как это мило с твоей стороны, Эллери! — воскликнул его отец. — Ну что ж, отпразднуем. Присоединишься к нам, Генри?

— Не знаю, что вы собираетесь праздновать, — отозвался прокурор, — но от кофе не откажусь.

И все трое потянулись за пирожными.

— Ну, что там происходит, Эллери? — спросил Квин, с удовольствием прихлебывая кофе.

— Боги не едят и не пьют, — с полным ртом проговорил Эллери. — Я не всемогущ. Может быть, ты мне расскажешь, что произошло в этой твоей пыточной камере? Я же могу сообщить тебе лишь одну новость: мистер Либби, хозяин кафе-мороженого, где я приобрел эти превосходные пирожные, подтвердил рассказ Джесса Линча относительно имбирного эля. А мисс Элинор Либби слово в слово повторила рассказ Джесса о том, что произошло на площадке возле театра.

Квин вытер губы огромным носовым платком.

— Подождем результатов анализа этого эля, тогда и посмотрим. Что касается меня, я допросил несколько человек, и теперь мне нечего делать.

— Благодарю за подробное сообщение, — сухо сказал Эллери. — А окружному прокурору ты рассказал о бурных событиях, происшедших здесь этим вечером?

— Джентльмены, — сказал Сэмпсон, ставя чашку на стол, — вот что я о них знаю. Полчаса тому назад мне позвонил один из «моих добрых друзей», который пользуется некоторым влиянием среди властей предержащих, и сообщил, что в этом театре во время спектакля убили человека. Он сказал, что инспектор Ричард Квин со своими подручными обрушился на зрителей как смерч и заставил их оставаться на местах целый час, чего он не имел никакого права делать. Более того, инспектор обвинил в преступлении его самого и отпустил его с женой и дочерью домой только после унизительного обыска. По сути дела, это все, что я знаю, поскольку в остальном сообщение моего «доброго друга» состояло из не имеющих отношения к делу жалоб и проклятий. Кроме того, я знаю личность убитого. Это мне сообщил Вели, когда я встретил его у входа. И это, пожалуй, самое интересное во всей истории.

— Я гляжу, ты знаешь о происшествии немногим меньше меня, — буркнул Квин. — Может быть, даже больше, поскольку ты, видимо, хорошо осведомлен о деяниях покойного Филда… А во время обыска зрителей что-нибудь интересное произошло, Эллери?

Эллери закинул ногу на ногу.

— Как ты мог бы предположить, обыск ничего не дал. Ничего интересного не нашли, ни у кого не было виноватого вида, и никто не признался в совершении убийства. Короче говоря, обыск оказался полнейшим фиаско.

— Естественно, — сказал Квин. — Наш убийца — парень с мозгами. И никакого намека на лишнюю шляпу?

— На этот предмет я и украшал собой все это время вестибюль, отец, — ответил Эллери. — Нет, шляпы не обнаружилось.

— Обыск закончен?

— Да. Тут-то я и пошел в кафе-мороженое за пирожными, — сказал Эллери. — Там нечего было больше делать, кроме как наблюдать за разозленной толпой, которая спустилась с балкона и вывалила на улицу. Сейчас в театре не осталось никого: ушли и зрители с галерки, и обслуга, и актеры… Странная это публика — актеры. Весь вечер они возносятся над простыми смертными, потом переодеваются в обычную одежду, и вдруг обнаруживается, что они подвержены обычным человеческим слабостям. Между прочим, Вели обыскал и тех пятерых, что вышли из этого кабинета. Я уж подумал, не забыл ли ты об этой компании.

— Значит, сидим в калоше? — пробурчал Квин. — Ну, так слушай, Генри.

И он вкратце, но четко изложил прокурору содержание событий, произошедших в театре. Тот выслушал его, молча хмурясь.

— Вот и все, — заключил Квин, описав сцену в кабинете. — Ну а теперь, Генри, расскажи нам о Монте Филде. Мы знаем, что он был пройдоха, но этим наши знания и ограничиваются.

— «Пройдоха» — это слишком мягко сказано, — прорычал Сэмпсон. — Могу вам рассказать историю его жизни. Сдается мне, что это расследование будет не из легких и что какой-нибудь инцидент из его прошлого может подсказать вам решение. Филд впервые оказался в поле зрения прокуратуры при моем предшественнике. Его подозревали в участии в мошеннических биржевых спекуляциях. Но Кронин, который тогда был помощником прокурора, ни в чем не смог его уличить. Филд умело спрятал концы. У нас была только история, рассказанная осведомителем, который имел связи с мафией. Да еще неизвестно, соответствовала ли эта история истине. Разумеется, Кронин ни словом не обмолвился Филду о наших подозрениях. Дело постепенно затихло, и, хотя Кронин был упорен, как бульдог, каждый раз, когда ему казалось, что он нашел улики против Филда, оказывалось, что никаких улик нет. Да уж, ловкач Филд был первостатейный.

Когда пост прокурора занял я, мы, по настоянию Кронина, предприняли обстоятельное расследование деятельности Филда. Он об этом, конечно, ничего не знал… Вот что мы обнаружили: Монте Филд родился в Новой Англии, в семье настолько уверенных в себе аристократов, что им нет нужды хвастаться предками, прибывшими в Америку на «Мейфлауэр». Ему приглашали учителей на дом, потом его отдали в привилегированную школу, которую он сумел закончить с большим трудом. Отчаявшийся отец под конец отправил его в Гарвардский университет. Похоже, он и в юности был порядочным шельмой. То есть до преступлений дело не доходило, но темные делишки за ним водились. С другой стороны, была в нем, видно, какая-то фамильная гордость, потому что, когда случился скандал, он укоротил свою фамилию Филдинг и стал Монте Филдом.

Взор Эллери был устремлен словно бы внутрь самого себя, его отец пристально смотрел на Сэмпсона.

— Не то чтобы Филд был совсем уж никчемным парнем, — продолжал Сэмпсон. — Мозги у него были в порядке. Он блестяще закончил юридический факультет Гарварда. У него был прирожденный дар оратора, и вдобавок он досконально знал все юридические тонкости. Но почти сразу после окончания университета, не дав своим родителям возможности порадоваться его успехам, он попал в очень некрасивую историю: от него забеременела девушка. И тут терпению отца пришел конец, и он отказал ему в финансовой поддержке и вычеркнул его из завещания. Хватит, дескать, достаточно он позорил наше честное имя, пусть катится ко всем чертям… и все такое.

Но наш приятель не впал в отчаяние. Жаль, конечно, что наследства ему теперь не видать как своих ушей, но, в конце концов, он и сам может заработать денежки. Как он перебивался первые годы после окончания университета, мы не знаем, но потом образовал фирму в партнерстве с неким Кохеном. Вот уж был продувная бестия! Они подобрали себе клиентуру среди самых беспардонных мошенников в городе и загребли кучу денег. Вы, конечно, знаете не хуже меня, как трудно подловить продажного юриста, который знает больше лазеек в законах, чем члены Верховного суда. Этой парочке все сходило с рук. А их клиенты знали, что им ничто не грозит, если их будут защищать в суде Кохен и Филд.

Но однажды зимней ночью мистера Кохена, старшего и более опытного партнера, который досконально знал свое дело: как добывать клиентов, какие назначать гонорары и так далее — а он во всем этом был мастер, хотя и говорил с жутчайшим еврейским акцентом, — так вот, этого мистера Кохена нашли в доке с простреленной головой. И хотя со времени этого счастливого события прошло двенадцать лет, кто его убил, неизвестно и поныне. Были у нас кое-какие подозрения, и я вовсе не удивлюсь, если кончина мистера Филда поможет нам закрыть дело Кохена.

— Так вот что он был за птица, — сказал Эллери. — Один из тех покойников, о которых, как ни старайся, ничего хорошего не скажешь. Жаль только, что я из-за него упустил ценную книгу.

— Да забудь ты о своих книжках, — прорычал его отец. — Продолжай, Генри.

— А теперь, — сказал Сэмпсон, который взял со стола последнее пирожное и стал его с наслаждением жевать, — в биографии мистера Филда наступает светлый период. После несчастья с партнером он вроде бы начал новую жизнь. Даже стал заниматься законной юридической практикой — а мозгов у него для этого хватало. За несколько лет он почти восстановил свою репутацию и даже заслужил некоторое уважение среди наших юридических светил.

Этот период внешне добропорядочного поведения продолжался шесть лет. Потом он познакомился с Беном Морганом. Это был крупный юрист с добрым именем и безупречной репутацией, которому, пожалуй, не хватает только той самой божьей искры, которая позволяет человеку подняться на вершину своей профессии. Каким-то образом Филд уговорил Моргана войти с ним в партнерство. И тут все пошло-поехало.

Если помните, в то время в Нью-Йорке творилась масса темных дел. До нас доходили слухи об огромном преступном сговоре, в который входили жулики, скупщики краденого, мошенники, продажные юристы и даже некоторые политики. В то время произошло несколько грандиозных ограблений; подпольная продажа спиртного расцвела махровым цветом; налетчики творили что хотели, вплоть до убийств. Полицейскому управлению пришлось удвоить и утроить усилия. Но об этом вы знаете не хуже меня. Кое-кого вы поймали, но разгромить всю шайку вам не удалось, и до главарей ее вы так и не добрались. Я убежден, что наш покойный друг мистер Монте Филд был в этой шайке мозговым центром. С его талантами он как раз годился на эту роль.

Его первый партнер Кохен ввел его в мир преступных воротил. Когда Кохен стал не нужен, его убрали. После этого Филд — заметьте, с моей стороны это только догадки, доказательств у нас нет никаких, — так вот, под прикрытием законопослушной юридической фирмы Филд потихоньку создал разветвленную преступную организацию. Как он это сделал, нам, естественно, неизвестно. Когда он почувствовал, что пора запускать фейерверк, он образовал партнерство с добропорядочным юристом, обеспечил свои тылы и принялся за дело. Я считаю, что большинство крупных преступлений последних пяти лет было задумано им.

— А какую роль играл Морган? — осведомился Эллери.

— Сейчас расскажу про Моргана. У нас есть все основания полагать, что он не принимал участия в преступных махинациях Филда. Сам он был абсолютно порядочен и часто отказывался от сомнительных клиентов. Когда Морган проведал, чем занимается его партнер, их отношения, видимо, сильно обострились. Подтверждение этому вы можете получить у самого Моргана. Так или иначе, их партнерство распалось. С тех пор Филд стал действовать более открыто, но настоящих улик, которые можно было бы предъявить суду, мы так против него и не добыли.

— Извини, что я тебя перебиваю, Генри, — задумчиво сказал Квин, — но ты не можешь поподробнее рассказать о том, как распалось партнерство Филда и Моргана? Мне нужен рычаг, которым я мог бы надавить на Моргана.

— Пожалуйста, — с готовностью сказал Сэмпсон. — Спасибо, что напомнил. Перед тем как были оформлены документы о расторжении партнерства, между Морганом и Филдом произошла жесточайшая ссора, которая чуть не закончилась трагедией. Дело было за обедом в «Вебстер-клубе». Они пришли в такой раж, что пришлось вмешаться окружающим. Морган был вне себя и даже угрожал тут же расправиться с Филдом. А тот, как я понимаю, был совершенно невозмутим.

— А свидетели не поняли, из-за чего началась ссора? — спросил Квин.

— К сожалению, нет. Историю эту быстро забыли, расторжение партнерства прошло вполне мирно, и больше об этом никто не вспоминал. До сегодняшнего вечера.

Прокурор замолчал, и в кабинете наступила многозначительная тишина. Эллери стал насвистывать мелодию Шуберта, а Квин опять достал табакерку.

— Сдается мне, — сказал Эллери в пространство, — что мистер Морган попал в хорошенький переплет.

Его отец хмыкнул. Сэмпсон серьезно сказал:

— Ну, этим делом вы уж сами занимайтесь, джентльмены. А я займусь своим. Теперь Филд уже не помешает мне перетрясти все его бумаги. Его убийство еще сослужит нам свою службу: теперь появилась надежда покончить с его шайкой. Утром пошлю человека к нему в контору опечатать все его дела.

— Там уже обосновался мой человек, — заметил Квин. — Значит, ты думаешь, что убийца — Морган? — спросил он Эллери.

— Минуту назад я сказал, что мистер Морган попал в хорошенький переплет. Никаких других заявлений я не делал. Готов признать, впрочем, что подозрения логически падают на Моргана — если забыть об одной детали.

— Шляпе? — подхватил инспектор.

— Нет, — сказал Эллери, — другой шляпе.