Онлайн чтение книги Тайные хроники Холмса The Secret Chronicles of Sherlock Holmes
Наследница изобретателя

В моем описании дела о «Дьяволовой ноге», которое мы с Шерлоком Холмсом расследовали в 1897 году, я рассказывал о том, что здоровье моего старого друга стало ухудшаться от непосильного напряжения во время расследований, которые он взвалил на себя, и о том, как его лечащий врач, доктор Мур Эгер с Харли-стрит, порекомендовал Холмсу отложить на время все дела и хорошенько отдохнуть.

Я также вскользь упоминал о тех драматических событиях, при которых известный врач впервые был представлен Шерлоку Холмсу, и пообещал, что когда-нибудь, возможно, опубликую полный отчет об обстоятельствах той памятной встречи. Поскольку многие поклонники знаменитого сыщика настоятельно просили меня поведать об этом деле во всех подробностях был вынужден взяться за перо и рассказать о нем в этом повествовании.

Тем не менее, несмотря на то что Холмс, прочитав отчет, дал согласие на публикацию, хотя и подверг текст своей обычной критике, заметив, что я уделил слишком большое внимание описанию как таковому в ущерб фактической стороне дела, доктор Мур Эгер высказался категорически против публикации этого материала по соображениям профессиональной этики.

Причины такого запрета мне вполне понятны. Как известный специалист с Харли-стрит он должен был заботиться о безупречности своей репутации. A подробности этого дела в какой-то степени могли бросить тень на доброе имя всеми уважаемого практикующего врача, раскрывая не подлежащие огласке сведения как о нем, так и об одном из его пациентов. Я предлагал доктору изменить имена и внести в рукопись необходимые изменения, соответствующие его пожеланиям, но доктор оставался непреклонным.

Естественно, это меня огорчало. Ведь это расследование свидетельствовало не только об исключительных дедуктивных способностях Холмса, но и о его упорстве в доведении начатого дела до конца. Тем не менее, учитывая непоколебимую позицию доктора Мура Эгера, у меня не оставалось иного выхода, как положить ту историю под сукно вместе с другими записями конфиденциального характера в надежде на то, что когда-нибудь в будущем — после смерти кого-то из описанных героев — можно будет опубликовать полный отчет об этом расследовании.

Началось все одним сентябрьским утром примерно через полтора года после возвращения Шерлока Холмса в Лондон. До этого он был вынужден скрываться, симулируя свою гибель, после того как ему удалось ускользнуть от руки Мориарти у водопада Райхенбах. К тому времени супруга моя скончалась, и я вернулся в нашу старую квартиру на Бейкер-стрит.

Мы уже заканчивали завтрак, когда вошел доктор Мур Эгер. Он был высоким, представительным мужчиной с тонкими чертами лица, гордо посаженной головой и тщательно уложенными седыми волосами, во всей манере поведения, в каждом его жесте сквозило достоинство. Вручив нам свою визитную карточку, он сразу же перешел к делу.

— Не в моих привычках, мистер Холмс, обращаться за помощью к частным детективам. Тем не менее я хотел бы прибегнуть к вашим услугам в связи с чрезвычайными обстоятельствами, поставившими меня в весьма затруднительное положение.

— Присаживайтесь, сэр, прошу вас, — пригласит Холмс и закурил свою послеобеденную трубку, но заметив неодобрение доктора Мура Эгера, выбил ее в ведерко для угля и только после этого сел напротив своего гостя. — Я понял, продолжил мой друг, — что запах табака вам не по душе. Надеюсь, вы не станете возражать против присутствия при нашем разговоре моего старого друга и коллеги доктора Ватсона?

— Нисколько. Прежде всего должен извиниться перед вами за то, что не сумел скрыть своего отношении к табаку. Любой человек имеет право делать у себя дома все, что сочтет нужным. Тем не менее, как врач, я действительно резко выступаю против привычки к курению, которая наносит здоровью непоправимый ущерб. Высказав вам свою точку зрения по этому вопросу, я хотел бы перейти теперь к тому делу, которое привело меня к вам.

Прежде всего хочу сообщить вам, мистер Холмс, что непосредственно над кабинетом, где я веду прием больных, расположена принадлежащая мне частная квартира. Вчера вечером около десяти часов раздался звонок в дверь, вслед за которым горничная проводили ко мне мужчину. Он представился как Джозайя Везербай, но визитную карточку мне не передал, сославшись на то, что в спешке забыл захватить с собой бумажник. Могу добавить, что говорил он с явным американским акцентом и был сильно взволнован. Посетитель попросил меня незамедлительно последовать к нему домой, чтобы оказать помощь его заболевшей дочери.

Учитывая поздний час и тот факт, что раньше мне не приходилось встречаться с этим человеком, я был в некоторой нерешительности и спросил, не лучше ли будет мистеру Везербаю прибегнуть к помощи его собственного лечащего врача. Он ответил, что приехал в Англию недавно и еще не успел обзавестись личным доктором, однако, будучи наслышан о моей репутации, решил обратиться за помощью именно ко мне.

В конце концов я без особого энтузиазма согласился и последовал за ним в ожидавший у дверей экипаж. Как только мы сели, коляска быстро тронулась с места в направлении, о котором я не имел ни малейшего представления, поскольку шторы на окнах были опущены. Путешествие наше продолжалось около часа. Наконец мы остановились перед каким-то домом на плохо освещенной улице. Я быстро поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в комнату, где в постели лежала молодая женщина.

Дыхание больной было слабое и неровное, выглядела она очень вялой и сонной. Эти симптомы дали мне основания предположить, что девушка страдала от последствий наркотического отравления.

— Вы полагаете, это был кокаин? — перебил его Холмс. — Не заметили ли вы у нее на руках следов от иглы?

Доктор Мур Эгер бросил на моего друга долгий проницательный взгляд, как будто понял по заинтересованному тону и знанию дела, что Холмс на собственном опыте изучил воздействие наркотических средств, что, к сожалению, полностью соответствовало действительности[30]Мистер Шерлок Холмс имел достойную сожаления привычку делать себе уколы семипроцентным раствором кокаина, а в отдельных случаях даже использовал морфий. Несмотря на все попытки доктора Джона Г. Ватсона убедить его отказаться от этой привычки, он злоупотреблял ею время от времени еще в 1897 году. Я сделал такой вывод на основании завуалированного намека доктора Ватсона на то, что ухудшение здоровья мистера Шерлока Холмса возможно, усугублялось его собственными неразумными действиями». См рассказ «Дьяволова нога». — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона. .

— Нет, мне кажется, это был не кокаин, мистер Холмс. И я не заметил никаких следов, которые свидетельствовали бы о том, что наркотик вводился ей непосредственно в кровь. Скорее я склонен полагать, что этим наркотиком был морфий[31]Морфий получают из сока, находящегося в несозревшей коробочке опийного мака (Papaver somniferum). Впервые морфий был выделен из опиума в 1806 г. немецким химиком Ф. В. Ф. Зертурмером. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона. , который она принимала в виде порошка или таблеток. Мои подозрения подтверждались беспокойством мистера Везербая, пытавшегося мне втолковать, что молодая дама страдала от приступов страшной слабости. Действительно, существует такое медицинское состояние, которое известно под названием нарколепсия[32]Нарколепсия — нервная болезнь, симптомы которой представляют собой внезапные непродолжительные приступы сна. Первое упоминание о ней было сделано 28 января 1888 года. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона. , однако я уверен, но пациентка страдала не от него.

Поскольку Везербай отказался положить свою дочь в клинику, объяснив это тем, что она их терпеть не может, а состояние девушки было не настолько серьезным, чтобы на этом настаивать, я порекомендовал ему незамедлительно дать дочери кофеин, то есть крепкий черный кофе, который должен оказать стимулирующее воздействие и ослабить приступ. Должен добавить, мистер Холмс, что помимо тех обстоятельств, о которых я уже рассказал, были еще два момента, усиливших мои опасения.

Первый состоял в том, что молодая женщина и Везербай, заверивший меня, что был ее отцом, совершенно не походили друг на друга. Второе обстоятельство, насторожившее меня еще больше, заключалось в отсутствии дома слуг, за исключением женщины, которую Везербай представил мне как экономку. Она оставалась в комнате на протяжении всего осмотра пациентки, и, когда я сказал, что девушке нужен крепкий кофе, именно она пошла его готовить.

Состояние моей пациентки стало улучшаться, когда я закончил осмотр, и меня поспешно проводили к ожидавшему экипажу. Везербай проделал вместе со мной обратный путь до Харли-стрит, где я вышел у своего дома.

В ту ночь, мистер Холмс, я почти не сомкнул глаз, меня одолевали дурные предчувствия. Молодая женщина, одурманенная наркотиками, таинственность в поведении Везербая, отсутствие слуг, если не считать экономки… Все это свидетельствовало о том, что меня против моего желания втягивали в высшей степени подозрительную авантюру. Сначала я хотел обратиться в полицию, но информация, которой я располагал, была слишком незначительной: я не мог точно сказать, кто были эти люди, не знал их адреса, понятия не имел даже о том, в какой именно части Лондона расположен дом, куда меня возили.

— Тем не менее некоторыми конкретными сведениями вы располагаете, — заметил Холмс. — При встрече незнакомец представился как Джозайя Везербай. Вы сказали, что он американец. Как он выглядит?

— Это высокий человек крепкого телосложения; мне показалось, что ему под пятьдесят, он носит окладистую бороду с проседью; одет неплохо, но манеры у него несколько вульгарны; джентльменом в полном смысле этого слова я бы его не назвал.

— Вы не заметили каких-то особых примет? Лично я, например, всегда обращаю внимание на руки человека[33]В рассказе «Знак четырех» Шерлок Холмс замечает, что наряду с другими деталями «по ногтям человека» и «мозолям указательного и большого пальцев» можно «без труда определить профессию человека». — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона. .

Доктор Мур Эгер выглядел удивленным.

— Вы очень проницательны, мистер Холмс. Я действительно обратил внимание на его руки. Они были покрыты шрамами, кожа грубая, как будто в прошлом этот человек много занимался тяжелым физическим трудом. Кожа на его лице тоже грубая и обветренная, на основании чего я сделал вывод о том, что работал он на открытом воздухе.

— Прекрасно! — воскликнул Холмс. — Вот видите, теперь нам уже кое-что известно! А что вы можете сказать о молодой женщине?

— Ее светлые волосы и правильные черты лица, придающие ей особую миловидность, заставили меня усомниться в том, что Везербай мог быть ее отцом. Что же касается экономки или служанки, то могу только сообщить, что она — женщина средних лет, небольшого роста, полная, крепко сбитая. Пока я вел осмотр пациентки, она не произнесла ни слова, поэтому ни о ее произношении, ни о социальном положении ничего определенного сказать не могу.

— А что собой представлял тот дом?

— Снаружи я его видел лишь мельком, поэтому описывать его не возьмусь. Помню только, что это был большой особняк, построенный на некотором расстоянии от дороги, и справа от входной двери был эркер с окном.

— В какой цвет была покрашена входная дверь?

— В черный.

— Там был дверной молоток или дверное кольцо?

— Да, действительно, кольцо было, причем оно мне запомнилось, потому что напоминало дельфина. Просто удивительно, мистер Холмс, что непроизвольно я увидел так много деталей, о которых сразу забыл. Теперь я припоминаю, что на калитке был указан номер дома. Да, точно. Номер тридцать два.

— Вы не могли бы рассказать еще о каких нибудь мелочах, независимо от того, насколько важными они вам тогда показались?

— Нет. Разве что от дороги к дому вела дорожка, выложенная красной и черной плиткой. Уличные фонари светили так слабо, что я ничего не мог разглядеть в саду. И еще вот что. На крыльце было много опавших листьев, как будто рядом с ним росло большое дерево. Вчера ночью я вернулся домой и заметил, что один такой лист прилип к подошве моего ботинка. Я на всякий случай захватил его с собой, подумав, что он может как-то пригодиться вам для расследования. Забавно, но этот лист — единственное вещественное доказательство, которое я могу вам предложить. Сам я не могу определить, у каких деревьев такая листва.

Холмс бросил беглый взгляд на лист и, отложив его в сторону, заметил:

— Это нам и вправду сможет пригодиться, доктор Мур Эгер. Я знаю по собственному опыту, что иногда успех расследования зависит от самых тривиальных на первый взгляд сведений. Прошу вас, продолжайте Если вы больше ничего не можете рассказать нам о внешнем виде дома, давайте перейдем к тому, что вы видели внутри.

— Помимо спальни молодой женщины я был только в прихожей и поднимался на лестничную площадку второго этажа, причем почти ничего не заметил, так как мистер Везербай очень торопился. Кроме того, освещение было очень тусклым. Тем не менее у меня сложилось впечатление, что дом снят внаем, потому что там очень мало личных вещей жильцов, даже в комнате моей пациентки. Обстановка в целом старомодна и изрядно обветшала. Штора на окне опущена, там еще стоял комод с выдвижными ящиками…

— Детали обстановки в данном случае для нас менее важны, чем расположение комнаты молодой женщины в доме, — прервал рассказ доктора Холмс. — Где именно она находилась?

— В передней части дома, слава от входной двери.

— Благодарю вас, доктор Мур Эгер. Эта информация для нас чрезвычайно важна. Теперь давайте перейдем к путешествию по этому неизвестному адресу. Вы сказали, что продолжалось оно около часа. Вы совершенно не представляете себе, в каком направлении вас везли?

— Я уже говорил вам, мистер Холмс, что занавески на окнах экипажа были опущены, — не без некоторого раздражения ответил доктор Мур Эгер. — Я совершенно ничего не видел.

— Да, вы правы. И тем не менее какие-то ощущения от этого путешествия у вас должны были остаться. Когда вы с мистером Везербаем вышли из дома и сели в экипаж, в каком направлении он поехал: на юг в сторону площади Кавендиш или на север — к Риджент-парку?

— К парку.

— Куда потом повернул экипаж?

— Сначала налево, но вскоре свернул направо.

— Значит, вы продолжали двигаться в северном направлении?

Теперь до доктора, видимо, дошел смысл вопросов Холмса, потому что несколько тяжеловесные черты его серьезного, озабоченного лица внезапно оживились.

— Вы совершенно правы, мистер Холмс! Мне порекомендовал к вам обратиться один мой коллега, отозвавшийся о вас как о лучшем в стране частном детективе. Теперь я вполне могу понять, почему вы пользуетесь столь лестной репутацией. Я и вправду был весьма заинтригован необычностью просьбы Везербая и поэтому в начале нашей поездки пытался как-то определить, куда мы направляемся. Дайте мне пару нут, чтобы припомнить все, как было.

Последовало непродолжительное молчание, во время которого доктор Мур Эгер, слегка нахмурившись, внимательно рассматривал свои тщательно начищенные ботинки и поглаживал подбородок. Потом выражение его лица прояснилось, и он продолжил:

— Какой-то отрезок пути, как мне показалось, мы следовали по прямой. Часть дороги мы проехали по оживленной улице, поскольку за спущенными занавесками на окнах можно было различить яркие огни и мы то и дело обгоняли другие экипажи. Затем свернули направо, и начался долгий, медленный подъем, и чем дальше мы ехали, тем склон становился круче. Где-то именно на этом отрезке пути мы повернули налево.

Доктор Мур Эгер замолчал, и лицо его снова приняло довольно мрачное выражение. Наконец он завершил свой рассказ:

— Боюсь, мистер Холмс, это все, что я могу вспомнить. Потом мы еще несколько раз поворачивали, но налево или направо, я теперь точно сказать не берусь. Мистер Везербай возобновил беседу, и мое внимание было отвлечено.

— Не сомневаюсь, что он заговорил специально, — заметил Холмс. — Хотя для нас это не имеет значения. Думаю, что теперь я располагаю всей необходимой мне информацией.

— Вы хотите сказать, что сможете найти этот дом?

— Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы сегодня же его отыскать, — ответил Холмс на прощание. — Я зайду к вам на Харли-стрит, как только у меня будет какая-то определенная информация. Если в ходе расследования я выясню, что мы имеем дело с настоящими преступниками, полагаю, вы не станете возражать, чтобы позднее я подключил полицию?

Как только доктор Мур Эгер, несколько раз выразив свою благодарность, нас покинул, предварительно дав согласие на привлечение к расследованию в случае необходимости полиции, Холмс удобно устроился в кресле и вполне удовлетворенный тем, как прошла беседа, заново набил трубку и с явным удовольствием закурил.

— Несмотря на суровое осуждение доктором моей вредной привычки, — сказал он, с наслаждением затягиваясь, — ничто так не прочищает мозги и не обостряет работу мысли, как добрая затяжка крепким табачком.

— Значит, вы действительно полагаете, что сможете найти тот дом?

— Думаю, что мне удастся найти по крайней мере район, в котором он расположен. В рассказе доктора Мура Эгера о его поездке содержится несколько важных деталей, которые дают нам основания для успешных поисков. Если вас не затруднит передать мне папку со справочными материалами и крупномасштабной картой Лондона, я начну поиски прямо сейчас. Что же касается того листа, который так предусмотрительно принес нам доктор, я попрошу вас, Ватсон, определить, на каком дереве он растет, потому что я, как вам известно, в ботанике разбираюсь очень слабо. Мне никогда не доставляли удовольствия прогулки на природе и наигранные восторги по поводу великолепия птичек, зверюшек, цветочков и прочей ерунды. Где-то на полках есть справочник по ботанике.

Я уже упоминал о том, что эрудиция Холмса имела весьма существенные изъяны, поэтому, найдя папку со справочными материалами и передав ее Холмсу, я не удержался от того, чтобы не высказать свое мнение по этому вопросу.

— Я искренне удивлен, Холмс, что вас эти вопросы не интересуют. Ведь, что ни говори, природа заслуживает того, чтобы ее изучали с самым пристальным вниманием, а ботаника является частью наук о природе. Вспомните хотя бы о таких интереснейших явлениях, как осмос[34]Осмос — односторонняя диффузия растворителя через полупроницаемую мембрану. — Прим. ред. или естественное распространение семян.

— Пожалуй, мой дорогой друг, я этого делать не стану. Будь у меня выбор, я скорее предпочел бы исследовать следы ботинок, чем наперстянку. Если же вы будете настаивать на том, чтобы я занялся наперстянкой, то я бы сосредоточил свое внимание на изучении ее медицинских свойств: того целительного воздействия, которое это растение оказывает на человеческое сердце.

Покопавшись в иллюстрациях справочника по ботанике, я вскоре без особого труда определил, что опавший лист, прилипший к подошве ботинка врача, был листом бука. О своем открытии я тут же сообщил Холмсу, который все это время внимательно изучал разложенную перед ним карту Лондона.

— Что же касается меня, — сказал он, — то я уже проследил бо́льшую часть того пути, который вчера проделал доктор Мур Эгер.

Я вместе с Холмсом склонился над картой, и он показал маршрут длинным указательным пальцем.

— Харли-стрит находится здесь, и отсюда коляска направилась в сторону парка. Видите, Ватсон? Проехав какое-то расстояние, она повернула налево — почти наверняка на Мэрилбоун-роуд, а затем снова свернула, но на этот раз — направо, как я полагаю, на Парк-роуд. Дальше довольно долго экипаж ехал по прямой. Значит, путь проходил по Веллингтон-роуд, которая ведет на оживленную Финчли-роуд, где доктор Мур Эгер заметил яркие огни и другие коляски, которые они обгоняли. Где-то здесь их экипаж снова свернул направо и начал долгий подъем по склону холма. Похоже, это был поворот на Белсайз-лейн или на любую другую улицу, которая в конце концов выводит на крутой склон Хит-стрит в Хэмпстеде. Если коляска свернула налево именно здесь, то квартал, который нас интересует, находится в этом районе, — сделал вывод Холмс, и палец его остановился на карте. — Именно здесь предстоит найти тот дом, который нам нужен. Как только я сделаю крупномасштабную копию этой части карты, Ватсон, охота начнется.

Вскоре мы сели в кеб, и Холмс детально объяснил кучеру, куда надо ехать, исходя из тех сведений, которые он почерпнул в своем справочнике. Когда мы приехали в Хэмпстед и кеб поднялся по Хит-стрит на вершину пологого склона холма, Холмс велел вознице повернуть налево.

Мы оказались в районе тихих улочек с жилыми особняками, многие из которых были достаточно большими, чтобы соответствовать описанию, данному доктором Муром Эгером. Именно здесь внимание нашего клиента было отвлечено от дороги.

Мы начали настоящие поиски того особняка, который нам был нужен. Холмс держал карту в руках и все время говорил кучеру, куда поворачивать. Так мы прочесывали весь этот район, следуя схеме, заранее разработанной моим другом. После того как мы проехали таким образом несколько улиц, кучер открыл маленькое окошко под крышей кеба, и на нас уставился его недоумевающий глаз.

— Скажите мне лучше, хозяин, какой вам адрес нужен, я сам вас туда довезу, — недовольно проговорил возница.

— Нам скорее нужен старый бук, чем какая-то определенная улица, — ответил Холмс. — Езжайте дальше! Я сам скажу вам, когда надо будет остановиться.

Еще какое-то время глаз кучера подозрительно нас рассматривал, потом раздался его голос, полный сарказма:

— Надо же, старый бук им нужен! — Окошко со стуком захлопнулось, и кеб двинулся дальше.

Буковое дерево мы нашли после седьмого или восьмого поворота. К тому времени я уже сбился со счета улиц, по которым мы проехали, а Холмс все их фиксировал, вычеркивая названия на карте, которой запасся заранее. Интересующее нас дерево росло на Мэйплвуд-авеню у высокого кирпичного особняка, похожего на многие другие в этом районе. Бук стоял в глубине запущенного сада по правой стороне улицы.

Холмс постучал в крышу кеба, мы расплатились с кучером и, пока он отъезжал, некоторое время стояли в молчании. Я ждал, когда мой друг скажет, что мне надлежит делать.

— Сейчас, Ватсон, мы пройдемся около этого дома, как будто просто здесь прогуливаемся. Не надо его пристально разглядывать. Тем не менее постарайтесь, пожалуйста, подметить те отличительные особенности, о которых упоминал доктор Мур Эгер, в частности дорожку, выложенную красными и черными плитками, и дверное кольцо в форме дельфина.

Мы вскоре обнаружили упомянутые Холмсом детали, однако, к своему разочарованию, на калитке я увидел номер двадцать три.

— Холмс, нам надо было попросить кучера подождать нас, — сказал я, когда мы отошли от дома на некоторое расстояние. — Доктор Мур Эгер точно запомнил, что номер дома тридцать второй.

— Нет, Ватсон, думаю, мы правильно сделали, отпустив кеб, — ответил Холмс. — Возможно, вы обратили внимание на то, что эти цифры, выбитые из латуни, привинчиваются и их совсем не трудно поменять местами. Вы, очевидно, не заметили то, на что я обратил особое внимание — на головках шурупов есть почти незаметные, но недавно сделанные царапины, кои свидетельствуют о том, что цифры действительно меняли местами.

Я и вправду не заметил столь незначительную деталь, хотя тот факт, что Холмс обратил на нее внимание, меня совсем не удивил. Помимо поразительной способности подмечать любые, даже самые мелкие детали он обладал исключительно острым зрением.

— Кроме того, — продолжал Холмс, — внешний вид дома в точности соответствует тому описанию, которое дал нам доктор Мур Эгер. Тем не менее одну важную задачу нам еще предстоит решить. Какой бы нам найти убедительный предлог для того, чтобы зайти внутрь? Ведь для того, чтобы подключить к расследованию полицию, я должен получить надежные сведения, подтверждающие, что это именно тот адрес, который нам нужен. Ни Лестрейд, ни кто бы то ни было другой из его коллег не придут в восторг от того, что единственной уликой, которую мы сможем им предложить, будет буковый листок.

— Может быть, нам удастся подыскать достаточно убедительный повод, который позволил бы нам зайти в дом? — высказал я предположение.

— Что вы имеете в виду?

По правде говоря, ничего конкретного я предложить не мог, хотя тут же, вспомнив о другом нашем расследовании, в ходе которого мы не без успеха преобразились в двух священников, чтобы проникнуть в один дом[35]Доктор Джон Г. Ватсон упоминает о раннем расследовании, отчет о котором под названием «Возвышенный клиент» бил опубликован в «Тайных записках о Шерлоке Холмсе». — Прим. доктора Обри Б. Ватсона. , я проговорил:

— Может быть, мы могли бы сыграть роль людей, собирающих пожертвования для какой-нибудь благотворительной организации?

— Нет, нет! Здесь такой номер не пройдет! — решительно и нетерпеливо проговорил Холмс. — Представьте себе, что нам никто не откроет или нас сразу же выгонят вон. Так мы сможем разглядеть только крыльцо, в лучшем случае — прихожую. Для Лестрейда этого будет явно недостаточно. Мы должны быть совершенно уверены в том, что Везербай и молодая женщина, которую он выдает за свою дочь, действительно находятся в этом особняке.

Обсуждая этот вопрос, мы дошли до конца улицы и теперь спускались вниз по отлогому склону холма мимо небольших лавок и неприметных мастерских. Когда по улице проезжал пустой кеб, Холмс внезапно остановил его и, достаточно бесцеремонно усадив меня в экипаж, дал кучеру адрес нашей квартиры на Бейкер-стрит, крикнув мне вдогонку:

— Увидимся немного позже, мой дорогой друг!

Должен признаться, я был не только сбит с толку столь внезапным и неожиданным поворотом событий, но и весьма раздосадован. Поэтому после возвращения домой я с нетерпением ждал Холмса и его объяснений по поводу такого в высшей степени странного поступка. Он вернулся спустя час с небольшим, прошел в гостиную и положил на стол объемный пакет из оберточной бумаги коричневатого цвета.

— Вот, Ватсон! — сказал он с победоносным видом. — Наша проблема решена! Во второй половине дня мы вернемся на Мэйплвуд-авеню и не только увидим, что творится в доме, но — если я не ошибаюсь в своих предположениях — также получим возможность лично познакомиться с мистером Везербаем.

— И как же нам удастся это осуществить? — спросил я. Любопытство мое было теперь гораздо сильнее, чем снедавшая меня обида.

— Очень просто: мы сделаем это под видом мойщиков окон.

— Мойщиков окон? — протестующе воскликнул я. — Неужели вы полагаете, что я могу сойти за мойщика окон? Посмотрите хотя бы на то, как я одет. Мне ведь нужно будет как-то изменить свой облик…

— Здесь все для этого есть… — сказал он, положив руку на бумажный пакет.

— …не говоря уже о специальных инструментах, таких, как ведра, тряпки, лестницы. Интересно, где мы сможем все это достать?

— Я уже обо всем договорился, — ответил Холмс. — Когда мы шли по Хит-стрит, я обратил внимание на одно небольшое заведение, на вывеске которого было сказано, что там находится контора, занимающаяся мытьем окон. Мне показалось, что если мы решим нанести визит хозяину этого заведения вдвоем, у него могут возникнуть ненужные подозрения. Вот почему я так грубо затолкал вас в экипаж, за что, мой дорогой друг, хочу принести вам свои самые искренние извинения.

Владельцем этой конторы является некий Джозеф Смолвуд, который ведет дело совместно со своим сыном — молодым Дорианом. За определенное вознаграждение — если быть точным до конца, за пару гиней — мистер Смолвуд-старший согласился одолжить мне свою тележку, необходимые принадлежности для мытья окон, а также комплект рабочей одежды. Кстати говоря, эта рабочая одежда предназначается для вас, поскольку рост мистера Смолвуда примерно соответствует вашему. Не беспокойтесь, Ватсон, — тут же добавил Холмс, заметив брезгливое выражение на моем лице, — уверяю вас, что хотя дело мистера Смолвуда достаточно скромное, он очень заботится о личной гигиене, да и соседи считают его уважаемым и добропорядочным гражданином. Кстати, эту деталь я выяснил у служителя церкви Святого Иоанна в Черч-роу. Что касается меня, то мой гардероб, вы знаете, достаточно богат, чтобы я мог себе выбрать что-нибудь подобающее к такому случаю.

Кроме того, я зашел в бюро по сдаче жилья в том районе и выяснил, что домом двадцать три по Мэйплвуд-авеню уполномочено распоряжаться агентство «Николз и Эллисон». Под предлогом, что кто-то сказал, будто этот дом сдается и мне очень хотелось бы его снять для себя, если он пустует, я получил весьма интересную информацию о его нынешних обитателях у младшего совладельца агентства — мистера Эллисона.

Так вот, Ватсон, оказалось, что жильцы особняка сняли его всего на месяц, и уже через неделю — в начале октября — должны будут съехать. Из этого обстоятельства мы можем сделать вывод о том, что какими бы гнусными делишками ни занимался мистер Везербай, он рассчитывает их к тому времени закончить. Кроме того, это значит, что у нас осталось совсем немного времени до того, как птичка упорхнет. Именно этим объясняется мое стремление сегодня же во второй половине дня вернуться в Хэмпстед.

Покончив с обедом, мы сразу же занялись изменением нашей внешности. Я надел байковую рубашку, жилет, вельветовые брюки, сильно потертые в коленях, и старую куртку, также сильно вытертую в локтях и на обшлагах. Несмотря на заверения Холмса в том, что мистер Смолвуд носил вещи приблизительно моего размера, он должен был быть значительно полнее меня в талии, поскольку брюки на мне держались только благодаря прочному кожаному ремню, который Холмс извлек из своей коллекции аксессуаров к одежде. Что же касается обуви, то его размер был значительно больше моего, и хотя я набил в носки бумагу, чтобы ботинки не сваливались с ноги, сказать, что мне было удобно в них ходить, я никак не могу.

Просто удивительно, как внешний вид человека может изменить представление о том месте, какое он занимает в обществе! Переодевшись в платье мойщика окон и надев на голову замусоленную кепочку Смолвуда, я взглянул на себя в большое зеркало, висевшее в спальне Холмса, и с удивлением обнаружил, что мой облик теперь выдавал во мне не уважаемого представителя из сословия специалистов-профессионалов, а простого труженика из низших слоев общества. Ощущение, которое я испытал, никак нельзя было отнести к числу приятных.

В отличие от меня Холмса такие проблемы, по всей видимости, совершенно не волновали. Он нашел в своем впечатляющем гардеробе вещи, очень напоминавшие те, в которые облачился я, и, кроме того, небрежно повязал шею платком вызывающего красного цвета.

Я настоял на том, чтобы поверх этих лохмотьев мы надели наши нормальные пальто. Как уважаемый практикующий врач, я просто не мог себе позволить появиться в этих обносках на виду у всех наших соседей, которые после этого просто перестали бы со мной здороваться. Холмс, не придававший значения мнению окружающих, был гораздо более спокоен в отношении такого рода предрассудков. Действительно, мне не раз доводилось быть свидетелем того, как он уходил из дома или возвращался в самых разных одеждах — от рясы священника-сектанта до платья пожилой дамы.

Тем не менее он согласился с моей настоятельной просьбой, и вскоре мы вышли из дома, одетые должным образом, — хотя и не полностью, потому что нижняя часть брюк и обувь оставались открыты постороннему взгляду. Мы почти сразу же взяли кеб, который довез нас до дома мистера Смолвуда в Хэмпстеде, где сам хозяин заведения по мытью окон — полный, жизнерадостный человек — ждал нас, приготовив все необходимые в его нехитром ремесле инструменты. Они уже были погружены на тележку. Вдоль двух ее боковых сторон крупными белыми буквами было выведено: «Джо Смолвуд и сын, Гончарное подворье, Хит-стрит».

Оставив наши пальто у мистера Смолвуда, мы с Холмсом выкатили тележку со двора и направились вверх по улице в сторону Мэйплвуд-авеню. Смолвуды — и отец, и сын — следили за нашими действиями с таким видом, как будто это их очень забавляло. Что же касается меня, то должен откровенно сознаться, мне вся эта затея совсем не нравилась в отличие от Холмса. Он залихватски сдвинул набекрень свою кепочку и насвистывал достаточно вульгарную песенку, которая стала популярной в среде низших классов благодаря Мэри Ллойд, исполнявшей ее в дешевых мюзик-холлах[36]Мэри Ллойд была популярной эстрадной певицей, впервые вышедшей на сцену в 1886 г. В пятнадцатилетнем возрасте под именем Беллы Делмар. Вскоре она взяла псевдоним, под которым и получила широкую известность. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона. .

Когда мы наконец дошли до Мэйплвуд-авеню, мне не только натерли ноги башмаки Смолвуда, но и руки мои стали так сильно болеть от того, что я все время катил в гору груженую тележку, что я дважды вынужден был просить Холмса сдерживать шаг.

Мы заранее договорились: буду придерживать лестницу, а Холмс взберется по ней наверх, чтобы заглянуть в комнату во время мытья окна. Памятуя рассказ доктора Мура Эгера о том, что спальня молодой женщины, которую он осматривал, располагалась в передней части дома с левой стороны от двери, Холмс решил начать мытье окон именно с этого помещения.

Тем не менее, как только мы собрали и установили лестницу, я понял, что все наши усилия оказались тщетными. Штора на окне этой комнаты была плотно задернута, что исключало какую бы то ни было возможность заглянуть внутрь. Я собрался было сказать об этом Холмсу, однако он с ведром в руке уже поднялся по ступенькам с таким проворством и ловкостью, будто всю жизнь только и занимался мытьем окон.

Не успел он протереть верхние части рамы, как входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел взбешенный мужчина.

У меня не было никаких сомнений в том, что перед нами был Джозайя Везербай собственной персоной. Его темная окладистая борода и грубые черты лица полностью соответствовали тому описанию, которое дал нам доктор Мур Эгер. Было совершенно очевидно, что этот человек просто задыхался от гнева.

— Какого черта вы здесь делаете? — спросил он с американским акцентом.

— А вам, хозяин, как кажется? — парировал его резкость Холмс, продолжая спокойно протирать тряпкой стекло.

— Немедленно спускайтесь вниз! — потребовал Везербай, и лицо его при этом стало багровым от ярости. — Я никому не давал никаких распоряжений по поводу мытья окон.

Перед тем как спуститься с лестницы, Холмс в последний раз протер стекло, на котором не осталось ни единой пылинки.

— Это дом двадцать три, как я понимаю, или я не прав? — спросил он, и на лице его отразилось явное замешательство. — Дом мистера Аткинсона? У меня с ним договоренность о том, что я мою окна его дома каждую последнюю пятницу месяца, а сегодня как раз последняя пятница.

— Должно быть, мистер Аткинсон снимал этот дом до меня, — сказал Везербай, все еще со злостью, однако уже немного успокоенный таким объяснением. Я понятия не имел о вашей договоренности, иначе тут же отменил бы ее.

— Так что, хозяин, вы, я так понимаю, не хотите, чтоб мы вам мыли окна? — спросил Холмс.

— Нет, ни сейчас, ни в будущем! Немедленно убирайтесь отсюда!

— Убраться-то мы уберемся, — сказал Холмс с обескураженным видом, — да только нелегко нам было катить сюда в гору эту тележку всю дорогу от Гончарного подворья, и будет совсем несправедливо, если нам придется убираться отсюда с пустыми руками, как вы считаете?

Желая поскорее от нас избавиться, Везербай вынул из кармана монету, протянул ее Холмсу и грубо крикнул:

— А теперь исчезните отсюда и тележку свою проклятую не забудьте с собой прихватить.

Холмс взял под козырек, но еще до того, как он успел что-то ответить, Везербай скрылся в доме, громко хлопнув за собой дверью. Тем не менее я разглядел его за окном: он следил за тем, как мы погрузили все наши инструменты в тележку и покатили ее по дорожке.

До того как мы выехали на мостовую, я хранил молчание, но на улице высказал свое разочарование.

— Это же надо, Холмс, так бездарно потратить столько времени и сил! Из-за этих штор, которыми было закрыто окно, вы ничего не смогли разглядеть.

В ответ Холмс громко рассмеялся:

— Совсем напротив, мой дорогой Ватсон, я прекрасно все разглядел сквозь небольшую дыру в ткани, которую я и рассчитывал найти, внимательно выслушав рассказ доктора Мура Эгера, особенно ту его часть, где речь шла об этом помещении. Он сказал нам, что обстановка в комнате очень убогая. Раньше мне не раз доводилось замечать, что в тех случаях, когда мебелью пренебрегают, шторы почему-то стирают часто, и они быстрее протираются и рвутся.

— Что же вы там увидели? — с нетерпением спросил я.

— Вполне достаточно для того, чтобы убедиться в правильности мнения доктора Мура Эгера о противозаконных делах, творящихся в этом доме. Я видел кровать, на которой лежала девушка, внешность которой полностью соответствует его описанию. Мне показалось, что она спала. В кресле рядом с кроватью сидела полная, крепкая женщина средних лет — вне всяких сомнений, та самая экономка, которая ее стережет. Тем не менее достаточно этого будет для Лестрейда или нет — уже другой вопрос.

— Но, Холмс, если речь, как вы подозреваете, идет о похищении, как же сможет Лестрейд усомниться в том, что необходимо незамедлительно получить ордер ни обыск?

— Избытком воображения Лестрейд не страдает, к тому же он необычайно осторожен. Сочетание этих двух качеств отнюдь не способствует быстрому и оперативному принятию решений. Я нисколько не сомневаюсь, что он выдвинет массу всевозможных возражений. С его точки зрения, все это может выглядеть совершенно невинно: респектабельный американский гражданин с больной дочерью, которая по причине болезни должна лежать в темной комнате под постоянным присмотром сиделки.

— Что же тогда можно сделать?

— Предоставьте это мне, мой дорогой друг. Я знаю, какая наживка заставит Лестрейда проглотить наш крючок.

Больше Холмс мне ничего не сказал, и, возвратив Смолвудам их тележку, мы взяли кеб и вернулись на Бейкер-стрит. Там Холмс быстро переоделся и тут же ушел к доктору Муру Эгеру на Харли-стрит, вместе с которым собирался пойти в Скотленд-Ярд и изложить дело инспектору Лестрейду.

Я тоже переоделся и стал дожидаться возвращения моего друга. Мне не терпелось узнать, удастся ли убедить инспектора предпринять в этом деле незамедлительные шаги. Холмс отсутствовал более двух часов, однако по тому, как он захлопнул за собой входную дверь и весело взбежал по ступеням лестницы, я заключил, что усилия его были вознаграждены.

— Он заглотнул мою наживку! — воскликнул Холмс, войдя в комнату. — Мне удалось убедить Лестрейда запросить ордер, который позже будет подписан судьей. Он согласился на наше с вами присутствие в доме при обыске, как и на то, чтобы там же находился доктор Мур Эгер, поскольку молодой женщине может понадобиться его профессиональная помощь.

— Что же это за наживка, Холмс, которая дала вам возможность убедить упрямого инспектора? — спросил я.

— Имейте терпение, дорогой друг, и скоро вы об этом узнаете, — ответил он, и в его глубоко посаженных глазах мелькнул озорной огонек.

В десять часов вечера того же дня мы в третий раз вернулись в Хэмпстед, на этот раз уже в собственной одежде. Перед тем как свернуть к особняку на Мэйплвуд-авеню, мы ненадолго остановились на Гончарном подворье, чтобы вернуть мистеру Смолвуду пакет с одеждой.

По указанию Холмса наш кеб остановился на некотором расстоянии от дома номер двадцать три рядом с несколькими другими уже стоявшими там колясками и четырехколесным экипажем, в котором приехали Лестрейд, сержант, двое констеблей, и двухместной каретой, где сидели доктор Мур Эгер с медицинской сестрой.

Оставив доктора в ожидании, мы с Холмсом и полицейскими направились к дому, причем один из констеблей вместе с сержантом сразу же прошел к задней стене строения, чтобы блокировать черный ход, если Везербай со своей сообщницей попытаются спастись бегством. Тогда такая предосторожность показалась мне излишней, равно как и тяжелая трость, которой решил на всякий случай вооружиться Холмс.

В доме горел свет, в частности в прихожей, в одной из комнат первого этажа, из окна которой Везербай наблюдал за тем, как мы с Холмсом уходили днем, а также в зашторенной комнате второго этажа, где лежала девушка.

Все мы остановились у крыльца, а Лестрейд поднялся к двери и трижды громко и официально постучал в нее так, что звуки эти должны были гулко разнестись по всему дому. Какое-то время стояла гнетущая тишина, потом послышался стук засова, звук отпирающих замки ключей, и дверь — насколько позволяла цепочка — отворилась. В темном проеме можно было различить бородатую физиономию Везербая.

— Кто вы? Что вам надо? — спросил он.

Боюсь, что на основании некоторых опубликованных мною отчетов о наших с Холмсом расследованиях, в которых принимала участие и полиция, у читателя могло сложиться мнение о недостаточной компетентности некоторых ее представителей, в частности Лестрейда. По сравнению со стремительной мыслью Холмса и его научным дедуктивным методом представители официальной власти иногда выглядели тугодумами.

Тем не менее, когда стоял вопрос о проведении формального ареста или — как в данном случае — о предъявлении ордера на обыск, я сильно сомневаюсь в том, что даже такой великолепный актер, как Холмс, был способен сочетать граничившую с помпезностью манеру обращения и официально-вежливый тон.

— У меня имеется ордер на обыск этого помещения, — заявил Лестрейд, — поэтому, мистер Везербай, вы обязаны подчиниться моему требованию: открыть дверь и впустить в дом меня и моих коллег. Кроме того, сэр, я должен вас предупредить, что еще двое полицейских стоят у задней стены этого здания.

Везербай без особой охоты, но и не выражая протеста снял цепочку и распахнул дверь настежь, чтобы дать нам войти. Поэтому я был весьма удивлен, когда Холмс вдруг, оттолкнув Лестрейда в сторону, бросился в прихожую и сильно ударил Везербая тяжелой тростью по правой руке.

— Что вы делаете, мистер Холмс! — отчаянно запротестовал Лестрейд. — В насилии нет никакой необходимости… — И тут же осекся, заметив, как из руки Везербая выскользнул револьвер фирмы «Кольт». — Вы ничего не сказали мне о том, что Везербай вооружен, — обиженным тоном закончил инспектор.

Два констебля, несмотря на отчаянное сопротивление, скрутили американца, надели на него наручники и вывели из дома с перекошенным от ярости лицом.

— Я заподозрил, что Везербай вооружен, по тому, как был оттопырен правый карман его брюк, когда он вышел на крыльцо во время нашего дневного визита, — объяснил Холмс. — Тем не менее палка, используемая в нужный момент в качестве оружия, не уступает по своей эффективности револьверу. А теперь, Лестрейд, прошу вас, давайте пройдем на второй этаж.

Холмс шел впереди, направляясь прямо к той комнате, где в заточении томилась молодая женщина. Там мы ее и нашли лежащей в постели и одурманенной наркотиками. Экономка, предупрежденная о нашем появлении шумом, произведенным при аресте Везербая, спряталась за дверью. Ее тоже увели для допроса, а констебль отправился за доктором Муром Эгером и медицинской сестрой. Мы с Холмсом подошли к постели, на которой в забытьи лежала женщина, я посчитал ее пульс и сказал, что непосредственная опасность ей не грозит.

Даже в том тяжелом состоянии, в котором она находилась, девушка была очень красива. Пышные светлые волосы, обрамлявшие безукоризненные черты лица, лишь подчеркивали необычайную бледность кожи.

Когда ее отнесли в поджидавший экипаж, чтобы отвезти в кабинет доктора Мура Эгера на Харли-стрит, Лестрейд, с величайшей подозрительностью осматривавший комнату, обратился к моему другу:

— Так где же, мистер Холмс, хочу я вас спросить, тот пресс для печати фальшивых денег, который, по вашим словам, вы увидели через окно?

Холмс изобразил на лице искренне виноватое выражение.

— Боюсь, инспектор, что я ошибся. Как я уже объяснял вам сегодня днем, мне лишь мельком удалось заглянуть в комнату сквозь дырку в занавеске. Видимо, я принял за пресс для печати фальшивых банкнот этот умывальник, который стоит у дальней стены. Согласитесь, что при недостаточном освещении кувшин, стоящий в тазу, очень смахивает на печатный пресс. Несмотря на то что вы потратили время не совсем впустую, я приношу вам свои самые искренние извинения. Вы арестовали негодяя за совершение тяжкого преступления — похищение и незаконное содержание человека под стражей.

По явно подозрительному выражению на лице Лестрейда я понял, что объяснение моего друга убедило его далеко не полностью, хотя сделать он ничего не мог, поскольку Холмс продолжал держаться как человек, искренне сожалеющий о случившемся. Лишь когда мы сели в кеб и отправились на Бейкер-стрит, Холмс громко рассмеялся.

— Теперь вы поняли, Ватсон, в чем состояла моя наживка?

— Да, конечно, однако я очень опасаюсь, что Лестрейд заподозрил обман и затаил на вас обиду.

— Ну, ничего, это ненадолго. Даже если он и не арестовал фальшивомонетчика, то задержал похитителя, и это дело — будьте уверены — на службе ему зачтется. Я совершенно уверен в том, что, как и в том деле, которое мы несколько месяцев назад расследовали в Сюррее[37]Мистер Шерлок Холмс, видимо, говорит о деле, которым он занимался в апреле 1895 года. См. рассказ «Одинокая велосипедистка». — Прим. диктора Джона Ф. Ватсона. Эта дата также подтверждает то, что впервые мистер Шерлок Холмс встретился с доктором Муром Эгером в 1895 году. — Прим. доктора Обри Б. Ватсона. , молодая леди унаследовала значительное состояние, которое Везербай попытался прибрать к рукам.

Сделав такое предположение, Холмс, однако, оказался прав не во всем.

Неделю спустя доктор Мур Эгер нанес нам второй визит, дабы известить, что здоровье молодой дамы, которую звали мисс Элис Мэйтленд, идет на поправку в частной клинике в Кенте. Она уже достаточно хорошо себя чувствовала, чтобы рассказать о себе и своем похитителе, настоящее имя которого было Виктор Роуз.

Как выяснилось, мисс Мэйтленд была единственной дочерью Генри Мэйтленда — калифорнийского золотоискателя, который вместе со своим партнером Роузом некогда приобрел небольшую шахту под названием «Лейзи-Крик». Однако дела там шли ни шатко ни валко. Оба мужчины со временем женились. Справедливо полагая, что лагерь золотодобытчиков не лучшее место, куда можно привести жену и растить детей, — хотя единственный ребенок родился лишь у Мэйтлендов, — они решили вложить свой скромный капитал в небольшое дело в ближайшем поселке и занялись продажей другим золотоискателям припасов и оборудования.

С годами дело их стало процветающим, Роуз взял на себя проблемы, связанные со сбытом, а Мэйтленд, который был инженером от Бога, после смерти жены занялся изобретением нового оборудования, в частности, особого бура, позволявшего дробить скальные породы, содержащие драгоценный металл.

Создание бура находилось еще в экспериментальной стадии, хотя заявка на патент уже была подана, когда Мэйтленд погиб. Это случилось во время оползня при испытании его изобретения. По завещанию все имущество Мэйтленда, включая принадлежавшую ему половину магазина, а также все бумаги и записные книжки переходили к его дочери Элис, которой тогда уже исполнился двадцать один год.

Именно этими записями — в большей степени, чем деньгами, — и решил завладеть его партнер Роуз, прекрасно понимавший, что успешное завершение работы над новым буром и последующая его продажа могут принести ему немалое состояние[38]В данном случае читателю может быть интересно сравнения с изобретениям Говарда Р. Хьюза (1860—1924), сделавшего свое состояние на разработке и производстве нового типа сверла для буров, применяемых в нефтедобывающей промышленности. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона. .

Для осуществления своих коварных замыслов компаньон отца предложил мисс Мэйтленд совершить путешествие в Англию, полагая, что вдали от родных и друзей быстрее убедит девушку передать ему документы отца. В качестве компаньонки Элис он взял свою жену Агнес, которая играла роль экономки. Поводом к такому путешествию стала мнимая забота о том, что мисс Мэйтленд было совершенно необходимо отдохнуть и сменить обстановку после трагической смерти отца.

Сначала Роузы сняли комфортабельный дом в престижном районе Лондона и стиснув зубы занялись развлечениями молодой особы, посещая с ней магазины Вест-Энда, театры и картинные галереи. Тем не менее мисс Мэйтленд оставалась непреклонна, и никакие доводы и увещевания в пользу того, чтобы подписать документы, передающие права отца на изобретение Роузу, на нее не действовали.

Неделя проходила за неделей, и когда дата их отплытия в Америку уже была не за горами, Роуз перешел к более решительным мерам: принудить ее к этому шагу. Роуз снял в Хэмпстеде стоявший особняком дом, куда ночью перевез мисс Мэйтленд в бессознательном состоянии, предварительно усыпив ее снотворным, которое добавил в вино за обедом. Он решил держать девушку в состоянии наркотического опьянения, постоянно подмешивая ей в еду и питье морфий, пока не найдет какого-нибудь нотариуса сомнительной репутации, чтобы тот засвидетельствовал юридическую силу документа, который безропотно должна была подписать сломленная мисс Мэйтленд.

По возвращении в Калифорнию Роуз намеревался рассказать всем друзьям, что в Англии дочь его друга тяжело болела. Он рассчитывал на то, что отсутствие свидетелей и смутные воспоминания одурманенной наркотиками девушки о том, что произошло, позволят ему спрятать концы в воду.

— Удивительная история! — воскликнул Холмс, когда доктор Мур Эгер закончил свой рассказ. — Когда вы в следующий раз встретитесь с мисс Мэйтленд, убедительно прошу вас передать ей наши пожелания скорейшего и полного выздоровления. Я полагаю, для окончательной поправки здоровья она вернется в Америку?

— Да, именно это она и собирается сделать, — ответил доктор Мур Эгер. — Насколько мне известно, там мисс Мэйтленд собирается выйти замуж за молодого человека, кстати, как и ее отец, весьма одаренного инженера. Уверен, что он сумеет довести до конца создание сверла для бура и запустить его в производство. Я непременно передам ей ваши наилучшие пожелания, мистер Холмс. В свою очередь должен от имени мисс Мэйтленд поблагодарить вас и доктора Ватсона за все, что вы для нее сделали, и вручить эти скромные знаки ее благодарности.

Он передал каждому из нас по небольшому свертку. Развернув их, мы увидели две серебряные коробки для сигар, на каждой из которых были выгравированы наши инициалы.

Доктор Мур Эгер неодобрительно заметил:

— Честно признаюсь вам, джентльмены, что я такого рода подарки не делаю никогда. Тем не менее их выбрала для вас сама мисс Мэйтленд. Что же касается меня, то в знак выражения моей глубокой признательности за расследование этого дела я хотел бы предложить свои профессиональные услуги. Если вам когда-нибудь понадобится медицинская помощь, мистер Холмс, убедительно прошу вас оказать мне честь. Ни о каких гонорарах, естественно, не может быть и речи.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответил Холмс. — Однако, как может засвидетельствовать мой добрый друг доктор Ватсон, обычно я пребываю в отменном здравии, поэтому в настоящее время, пожалуй, воздержусь от визита к вам в качестве пациента. Тем не менее, если в будущем мне понадобится медицинская консультация, я непременно загляну к вам на Харли-стрит.

Доктор Мур Эгер пристально оглядел комнату, ненадолго задержав взгляд на полке, где были разложены трубки Холмса и пакетики с табаком, а также на комоде, за стеклянными дверцами которого выстроились в ряд графины с напитками.

— Перед тем как откланяться, хотел бы дать вам один совет, — сказал он, поднявшись с кресла и протянув руку для прощального пожатия. — Если вы и дальше хотите пребывать в столь же отменном здравии, как ныне, позвольте мне настоятельно рекомендовать вам регулярное питание, прогулки на свежем воздухе, занятия физическими упражнениями и воздержание от каких бы то ни было возбуждающих средств, в частности спиртного, табака и других, к которым вы, возможно, время от времени прибегаете. Они отравляют ваш организм, мистер Холмс. Желаю вам всего хорошего. До свидания.

Холмс подождал, пока дверь за нашим гостем захлопнулась, и звонко рассмеялся. Я же был не склонен поднимать на смех разумные советы врача.

— Он совершенно прав, Холмс, — серьезно проговорил я. — Вам следует чаще бывать на воздухе, больше заниматься физическими упражнениями и расстаться с этой вашей в высшей степени губительной привычкой. Я уже давно настоятельно вас к этому призываю.

В ответ на мои слова Холмс рассмеялся еще веселее и еще громче.

— Ну ладно, будет вам, друг мой! — воскликнул он. — Ведь это вы, а не я жаловались на то, что вам трудно катить тележку вверх по Хит-стрит.

— Тогда дело было в том, что мне сильно натирали ноги башмаки Смолвуда, — запротестовал я.

— Ну что ж, давайте посмотрим, кто из нас способен пройти дальше и быстрее, — предложил Шерлок Холмс, надев шляпу и взяв в руку трость. — Предлагаю, Ватсон, дважды обойти вокруг озера в Риджент-парке. Тот, кто проиграет, угощает победителя виски с содовой в баре «Критерион»!

С этими словами, продолжая весело смеяться, Холмс стал спускаться по лестнице.