Онлайн чтение книги Серебряная ведьма The Silver Witch
2

Тильда

Свет утренней зари не режет глаз Тильды, пока она бежит по дорожке, огибающей дальнюю часть озера. Но она все равно не снимает затемненных защитных контактных линз. Этим утром с поверхности озера поднимается дымка, приглушающая звуки и размывающая очертания деревьев. Во мгле Тильда едва различает силуэт ветхого заброшенного лодочного сарая. Все кажется расплывчатым, нечетким. Крошечные капельки воды оседают на ее черной вязаной шапочке и длинной светлой косе, болтающейся при беге. Тильда смотрит на часы, желая проверить темп с помощью специального таймера. И с досадой замечает, что они замерли. Она останавливается, тяжело дыша, и ее выдохи разгоняют туман. Это подарок Мэта – специальные часы для той, которая всерьез занимается бегом. Тильда, недовольно хмурясь, стучит по ним пальцем, но стрелки остаются неподвижными, как и крошечные циферблаты.

Я же говорила ему, что механизм слишком сложен. Много деталей, каждая только и ждет, чтобы выйти из строя.

Правда, часы ни разу не ломались за те два года, что она ими пользуется. Они всегда показывали точное время, а секундомер исправно отражал ее успехи в беге. До этой минуты. Теперь часы стоят. Тильда с силой зажмуривается, готовясь к очередному возвращению в прошлое, еще одному яркому, четкому видению смерти Мэта.

Нет. Только бы оно не повторилось, не сегодня, не здесь. Пожалуйста.

Она открывает глаза. Вокруг клубится туман, но на этот раз терзающее душу видение так и не приходит. Тильда подается вперед и продолжает бежать, не сбавляя темпа. Когда полностью рассветает, становится видно озеро. Пелена испарений поднимается, обнажая его гладкую, как шелк, поверхность, мерцающую в лучах осеннего солнца. Она снова чувствует нервную дрожь, которую каждый раз вызывает приближение к кромке воды. Тильде кажется, что, глядя на воду так часто, пробегая от нее так близко, она обуздывает страх перед глубинами. Она никогда не сомневалась, что это настоящая фобия. Отец сделал все, что мог, чтобы помочь ей. Из школы родителям то и дело приходили записки: «Тильда отказывается залезать в бассейн», «Тильда должна научиться плавать, но не выходит из раздевалки». Мать и бранила ее, и всячески выражала досаду, не намеренная терпеть подобные глупости. Отец замахнулся на то, чтобы сделать что-то конструктивное . Подразумевались походы субботним утром в местные бани, где они садились на деревянную скамью рядом с детским бассейном. Она – в закрытом купальнике неуместно веселой расцветки и до отказа надутых нарукавниках для плавания, он – в бежевых клетчатых шортах с голой волосатой грудью и бледным одутловатым животом. Отец крепко держал ее за руку.

– Тебе нечего бояться, крольчонок. Я же здесь. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Знаешь, этот бассейн очень мелкий. Можешь пройти по дну от одной стороны до другой. Почему бы тебе не попробовать просто по нему походить, а?

– Но вода…

Тильде было тогда восемь лет, и до сих пор ей не удалось объяснить кому-нибудь, что именно она чувствует. Дело не в том, что она по-настоящему боялась утонуть, дело было в самой воде. В том, как она выглядит. В том, как она движется. В том, что Тильда чувствует, когда вода тянет ее за ноги, нарушая равновесие, грозя опрокинуть. А что будет потом? Она никогда не могла окунуться с головой, даже в ванне. Что же она сделает, если голова окажется под водой? От одной мысли об этом у Тильды перехватывало дыхание. Она была уверена, что погружение похоже на смерть – смерть, которая поглотит ее в беззвучном пространстве, где нет воздуха. Вода создана для рыб, а не для того, чтобы в нее залезали люди.

– Папа, – наконец отозвалась девочка. – Я же не рыбка.

Это было самое убедительное объяснение, на которое она была способна.

Отец уставился на нее, удивленно подняв брови, и добродушно рассмеялся, похлопывая по руке.

– Нет, малышка, – согласился он. – Ты не рыбка.

Тильда так и не научилась плавать, и даже отец, самый тактичный человек из всех, кого она знала, не смог скрыть изумления, когда узнал, что дочь собирается поселиться так близко от озера.

Чего только не сделаешь ради любви.

Сегодня Тильда получает удовольствие от возбуждения, которое вызывает у нее близость опасности. От того, что ей удается обуздывать страх. Тильда успевает пробежать совсем немного, когда до нее доносится звук голосов. Хотя их приглушает туман, слышно, что они повышены и сердиты. Замедлив бег, она вглядывается во мглу. Тильда еще ни разу никого не встретила во время своих ранних утренних пробежек вокруг озера. Голоса доносятся с поля, находящегося от нее слева. Она различает двух мужчин; они ругаются, но, похоже, не друг с другом. Внезапно раздается визг, и Тильда понимает, на кого направлена их ярость. Она подбегает к неровной живой изгороди и скорее перебирается через нее, чем протискивается, как раз в тот момент, когда высокий юнец снова сильно пинает худую серую собаку со взъерошенной шерстью, съежившуюся от страха.

– Эй! – кричит Тильда, прежде чем подумать о том, благоразумно ли в одиночку выступать против двух рассерженных незнакомцев. – Сейчас же перестаньте! Оставьте бедную собаку в покое.

Молодые люди поднимают головы и видят выбегающую из тумана Тильду. Ее появление удивляет их, и мгновение они изумленно смотрят на нее.

– Вам-то какое до нее дело? – ворчит тот, что пониже.

Подойдя к животному ближе, Тильда видит струйку крови, вытекающую из пасти. Собака дрожит от страха, но не может убежать, так как один из парней удерживает ее на цепи, обмотанной вокруг шеи.

– Почему вы ее мучаете? Что ужасного она сделала?

– Она ни на что не годится, – говорит тот, кто бил собаку. – Она не хочет делать свою работу.

– Свою работу?

Парни переглядываются, и тут до Тильды доходит: чем бы они сейчас ни занимались, скорее всего, они делают это без разрешения владельца земли.

– Вы охотились на лис? – спрашивает она, хотя понимает, что этого не может быть.

– Ха! – усмехается низкорослый парень. – Эта никчемная тварь не смогла бы поймать даже лисенка.

– Это помесь шотландской овчарки и борзой, – добавляет второй парень, как будто порода все объясняет. Видя по лицу Тильды, что она по-прежнему ничего не понимает, он продолжает. – Ей полагается охотиться на зайцев.

– На зайцев. Но… зачем?

Услышав вопрос, молодые люди теряют терпение.

– Послушайте, – говорит тот, который стоит к Тильде ближе. – Это ведь не ваше дело, верно? Вы вообще ничего не знаете о собаках.

– Я знаю, что их ничему не научишь, выбивая зубы, – подбоченившись, спорит она.

Парень, который повыше, дергает за цепь и заставляет собаку встать на подкашивающиеся лапы.

– Пошли, – говорит он спутнику. – Глупая сука! – со злостью бросает парень, и Тильда не вполне уверена, что он обращается к собаке, а не к ней. Бедное животное оборачивается, когда его начинают тащить прочь. У собаки продолжает течь кровь, и она заметно хромает. Тильда не выдерживает.

– Подождите! – кричит она вслед парням. – Если вам не нужна собака, я возьму ее себе.

Они останавливаются и оборачиваются.

– На что она вам? С какой стати мы должны ее отдавать?

– Вы только что сказали, что она не годится для… охоты. А ведь содержать и кормить такую собаку, наверное, дорого. Я могу избавить вас от забот.

– Да ну? Сколько?

– Что?

– Сколько вы дадите? Она хороших кровей. Эти зайчатницы, знаете ли, стоят денег.

– Даже те, что не годятся для охоты?

Парни бросают на Тильду сердитые взгляды и идут прочь. Она бежит за ними и нагоняет высокого, того, который держит цепь. Тильда инстинктивно кладет ладонь на его руку.

– Послушайте, у меня при себе нет денег. Но я буду заботиться о ней. И сэкономлю вам стоимость корма и услуг ветеринара.

Парень смотрит на ее руку и замечает часы.

– Я возьму эти часы в обмен на собаку.

– Мои часы? Но ведь они…

Тильда хочет сказать, что они не работают, но видит, что стрелки движутся.

– Это подарок мужа.

Парень пожимает плечами.

– Так вы хотите получить собаку или нет?

Она колеблется не больше секунды, думая о Мэте и о том, как он радовался, когда отыскал для нее эти часы, и тут же осознавая, чего бы муж ожидал от нее сейчас. Сняв часы с запястья, она отдает их парню и сразу же забирает цепь, пока он не передумал. Тильда тихо свистит собаке, чтобы та пошла с ней, и чувствует облегчение, когда животное, прихрамывая, начинает охотно трусить рядом. Она видит, что молодые люди наблюдают, как она помогает собаке перебраться через изгородь, и начинает дышать ровно, услышав, что они, громко топая, уходят через поле.

Чтобы добраться до дома, уходит вечность, потому что собака избита, хромает и страдает от недоедания. Костюм, который Тильда всегда надевает для пробежек, не может защитить от утреннего холода, так что, когда они добираются до коттеджа, обе – и она, и ее новая питомица – озябли и дрожат. Собака покорно входит в дом вслед за ней. И только сейчас Тильде приходит в голову, что она не спросила, как зовут псину. На ошейнике нет таблички с кличкой, к тому же он явно причиняет животному боль. Тильда снимает цепь с собачьей шеи.

– Как же тебя назвать, собаченция? Какая ты тощая, наверное, тебя держали впроголодь, и ты росла, как сорная трава? Худосочная, серая, с клочковатой шерстью. Ага, знаю! Ты будешь зваться Чертополошкой! Да, эта кличка тебе подойдет. Ну так как, Чертополошка, что бы ты хотела съесть? Чем, интересно, питаются зайчатницы?

Странно слышать свой голос в доме, в котором она до сих пор жила одна. Тильда приносит блюдечко с молоком, и собака устремляет на нее взгляд, ясно говорящий: «Я не кошка», но все равно лакает. Тильда опорожняет в миску для каши банку консервов из тунца, и от них через несколько секунд не остается и следа. Вид собаки, жадно вылизывающей пустую миску, напоминает ей, что скоро придется пополнить запасы провизии. Без машины это нелегко.

Когда Тильда сообщила родителям, что и без Мэта собирается остаться в коттедже, это было первое, о чем заговорила мать.

– Как ты будешь жить в удаленном от всего и всех месте, если отказываешься водить машину? Честное слово, Тильда, это неразумно. Как ты будешь делать покупки?

– В ближайшей деревне есть почта и магазины.

– Но ты не можешь жить только на консервах и шоколадных батончиках.

Ты и тут оказалась не права, мама.

Чертополошка встает на длинные тощие лапы и, склонив голову набок, вопросительно смотрит на Тильду.

– Ну хорошо. Может, тебе и правда будет нужен настоящий корм. Попозже посмотрю, нет ли в округе супермаркета со службой доставки, ладно? А сейчас нам с тобой нужно согреться.

Тильда открывает заслонку чугунной дровяной печи и кочергой мешает тлеющие угли. Затем берет из решетчатого короба полено и кладет его в топку. И получает в результате много дыма и совсем немного тепла. Закрыв заслонку, она сдергивает с кухонного стула подушку и подзывает собаку, чтобы та легла на нее. Но подушка слишком мала, и как Чертополошка ни пытается свернуться клубком, лапы все равно свешиваются и оказываются на холодном полу.

– Ну, вот, из-за тебя я начинаю чувствовать себя хозяйкой, которая плохо заботится о своей собаке. Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло? Ну все, у меня нет времени с тобой возиться. У меня полно работы. Мне надо обустроить студию. И выполнить заказы.

Собака смотрит на нее печальными глазами.

Вздохнув, Тильда вытаскивает из угла кухни электрический вентилятор и ставит на пол рядом с ложем собаки. Она включает его, ожидая увидеть веселый огонек и почувствовать волну тепла, но вместо этого раздается раздражающий нервы громкий хлопок, и свет в доме гаснет.

– Черт!

В полумраке коридора Тильда, щурясь, смотрит на щиток с пробками – переплетение проводов и пыльной оснастки. В конце концов она все-таки находит в этом спутанном клубке центральный переключатель, щелкает им, и свет загорается снова.

Весьма довольная собой, Тильда возвращается на кухню.

– Вот и все. Мне нужно работать. Придется тебе обойтись дровяной печкой. Я не рискну снова включить вентилятор.

Идя к двери, Тильда чувствует, как на нее удрученно смотрит пара блестящих круглых карих глаз.

Может быть, ей здесь будет одиноко? Может, стоит взять ее с собой? Ох, да это просто смешно.

– Через пару часиков я вернусь, – говорит она Чертополошке, взявшись за дверную задвижку.

Тильда собирается выходить, когда раздается еще один громкий хлопок, и электричество снова выключается.

– Черт побери! Опять? – Она разворачивается и направляется на другой конец кухни.

Не заметив, что Чертополошка встала с подушки, Тильда спотыкается о собаку и ударяется коленом о край деревянного стула.

– Лежи смирно! Ой, больно! Вот черт!

Продолжая ругаться, она тяжело опускается на пол, держась за ушибленное место. Собака снова ложится на подушку и сворачивается клубком, стараясь занять как можно меньше места. Тильду мучает совесть за то, что она говорила так резко. Она подавляет всхлип и крепко зажмуривается. Она знает: если позволит себе заплакать – по-настоящему заплакать, – горе овладеет всем ее существом.

Ты дура, преисполненная жалости к себе, Тильда Фордуэлз! Вставай, девочка! Вставай и пошевеливайся!

Она вытирает лицо рукавом, встает и, сделав два глубоких вдоха, открывает глаза. Чертополошка смотрит на нее из-под косматых бровей. И Тильду тотчас охватывает жалость к собаке. Она медленно подходит к лохматой зайчатнице, садится рядом на корточки и ласково гладит ее по голове и ушам.

– Прости меня. Ах ты бедолага. У тебя из пасти все еще идет кровь. Я тебе вот что скажу – сейчас поставлю чайник, чтобы заварить чай и умыть твою морду теплой водой. А потом мы с тобой позвоним электрику. Возможно, сотовый здесь и не ловит, зато наверняка работает домашний телефон. Вот оно – преимущество старых телефонов, которые не нужно включать в электросеть. Ну что скажешь, хорошая мысль? Быть может, к чаю осталось одно-два печенья. Ты могла бы помочь мне их съесть.

Чертополошка слабо, но дружелюбно виляет хвостом, поднимая в воздух маленькие облачка пыли. Соринки кружатся и пляшут в солнечном луче, падающем из окна.

– Да кому он вообще нужен, этот электрический свет, верно? Во всяком случае, не мне. И уж точно не тебе, – произносит Тильда, замечая, как успокаивающе действует на нее прикосновение пальцев к собачьей шерсти.

Она начинает выполнять обещание, данное Чертополошке, и постепенно обретает спокойствие, наводя порядок, занимаясь бытовыми мелочами, благодаря чему время летит быстрее. Умыв морду собаки теплой водой, уложив ее спать и вызвав электрика, Тильда наконец выходит из дома и идет в гончарную студию.

Сирен

Солнце отошло ко сну и оставило задачу образования теней факелам, ярко горящим в вечерней тиши. Оттуда, где сижу я – у входа в мой маленький домик на берегу озера, – ясно виден искусственный остров. Кажется, он удерживается на плаву вместе со всеми постройками благодаря неведомым чарам, но на самом деле остров тверд и крепок. Он создан отнюдь не колдовством, а тяжелым трудом и потом. Он вовсе не плавает, а покоится на прочном основании, состоящем из слоев камней и бревен, которые свозили на середину озера в течение многих месяцев. Остров сооружен в соответствии с замыслом умных и честолюбивых людей.

Сегодня на нем горит больше факелов, чем обычно, чтобы лучше освещать дорогу в большой зал. И чтобы лучше были видны богатые наряды и украшения приглашенных на сбор. Как же люди хватаются за любую возможность похвастаться друг перед другом дорогими одеждами и безвкусными драгоценностями. Они делают вид, что торопятся на встречу с государем, чтобы выказать ему свою поддержку и внимать каждому его слову. На самом же деле их верность – ничто по сравнению с гордыней и тщеславием. А разве сам искусственный остров – не проявление гордыни? Подумать только – человек может создать целый остров! Вместо того чтобы строить дворец, кузню и дома на берегу, ему нужно было соорудить собственный остров. Сидеть над водой, как будто он подчинил себе стихии, чтобы показать, что он один способен заставить невероятно тяжелые здания возвышаться над обиталищем угрей и рыб. Можно подумать, что его стопы слишком нежны, слишком царственны, чтобы ставить их на каменистую землю.

Озеро сегодня спокойно. Пустяки, которыми занимаются живущие на нем и на прилегающих землях люди, его не волнуют. Сильный ветер может поднять на его поверхности зубцы волн. Мороз может сковать его льдом. Летним утром от солнечного тепла над ним может подняться туман. Но плеск, с которым по озеру движутся люди, лишь на краткое время нарушает его покой. Принц Бринах почитает себя властителем земель, и, наверное, так оно и есть, но над водами озера он властен ничуть не больше, чем над звездами или над громом. И неважно, сколько еще искусственных островов он соорудит.

Подданные спешат на сбор, желая занять лучшие места, достаточно близко к огню, чтобы он освещал их, но не так близко, чтобы страдать от удушающего дыма больше, чем необходимо. Они будут тепло приветствовать друг друга, но стоит им повернуться друг к другу спиной, как дружеские улыбки превратятся в презрительные усмешки. У принца есть королевский чертог – дворец, словно парящий над водой. Он привлекает честолюбцев, как пламя – мотыльков. Принц виноват в том, что его окружают люди, которые при случае будут с охотой сражаться против него. Он хороший государь и преисполнен благих намерений, но иногда ему не хочется видеть правду. У него прекрасные глаза, трогающие сердце, темные, как торф, с золотыми искорками. Смотрит он прямо и твердо, но не может разглядеть предательства у себя под носом, указать на которое принцу выпало мне.

Я не тороплюсь к Бринаху, я выжидаю. Пусть те, кто пришли раньше, вдоволь нахвастаются и угомонятся. Мне неинтересно наблюдать, как гости будут расшаркиваться и обмениваться любезностями. Вечер становится прохладнее, и я рада, что надела плащ и головной убор из волчьих шкур. Мое появление всегда вызывает у подданных принца тревогу. Мой вид напоминает им о том, чего они не понимают. О том, чего страшатся, но в чем нуждаются. Но сегодня я должна предстать перед ними не только как Сирен Провидица, Сирен, живущая на отшибе в одиночестве. Сегодня я должна заставить принца услышать меня. Заставить всех услышать меня! Я – Сирен Эрайанейдд. Сирен, вызывающая из озера саму Аванк. Сирен Пророчица. Сирен Ведьма. В мои светлые косы вплетен зеленый тростник с озерных берегов. Под тонкой звериной шкурой я нага, не считая короткой шерстяной туники, кожаных доспехов, серебряных украшений на шее и запястьях и рисунков на коже. Мои ноги босы, но шаги слышны всем из-за перестука ножных браслетов из костей и ракушек. Клинок висит у меня на поясе. Я подвела глаза, чтобы они, светлые, как стекло, казались пронзительными, и усеяла лоб и щеки крыльями жуков, которые будут трепетать и поблескивать в свечении огня. Люди будут смотреть на меня и испытывать страх, который заставит их слушать. Прежде чем покинуть неприкосновенное святилище – мой маленький дом, – я захожу в озеро, и оно мягко плещется о ступни. Мне нужно, чтобы спокойствие вод помогло сдержать мой гнев. Сегодня я не могу дать волю горячему нраву. Обучая премудростям прорицательницы и ведьмы, матушка часто журила меня за то, что я недостаточно владею собой.

Я прохожу короткий путь от дома до узких деревянных мостков, соединяющих остров с берегом, быстро и молча. Большинство гостей уже на месте, так что одинокий стражник смотрит на меня с опаской, когда я прохожу мимо. На посту только он видит, что я иду во дворец. Стражник сначала вздрагивает, потом таращится на меня и, наконец, быстро отводит взгляд. Это обычная реакция людей на появление провидицы. Что ж, мне, по крайней мере, не надо называть свое имя, и он, не говоря ни слова, отступает в сторону и дает пройти. В небольших строениях на острове сейчас тихо – в кузнице, в амбаре, в домах с хлевами, – все их обитатели отправились в большой зал, чтобы занять там свои места. Лошади принца спят в конюшне; длиннорогий бык дремлет, низко опустив голову; пастушьи собаки слишком утомлены, чтобы лаять. Я останавливаюсь перед дверью в зал и прислушиваюсь. Хивел Грифид, верный капитан принца, в грубоватой повелительной манере выкрикивает слова приветствия гостям, напоминая о величии их правителя, сообщая о недавних территориальных приобретениях принца или о событиях, способствовавших повышению его статуса, призывая гостей поприветствовать Бринаха в знак признания его мудрого руководства и храбрости. В ответ на этот призыв тут же раздаются дружные возгласы. Хивел замолкает, и, даже стоя за массивной дубовой дверью, я могу легко представить, как он опускает широкий зад на сиденье по правую руку от своего господина, привычно перенося вес на одну сторону, чтобы унять боль в толстеющей ноге. Он уже не тот искусный воин, каким когда-то был, но напоминать ему об этом стал бы только глупец. И вот люди начинают один за другим вставать со своих мест и говорить: кто-то хочет задать вопрос, кто-то ждет оправдания в ссоре, кому-то надо разрешить спор по поводу принадлежности скота, кто-то жалуется на невыполнение обещания, кто-то выдвигает обвинение в краже, кто-то просит о вспомоществовании. Обращаясь к принцу, все тщательно подбирают слова, но голоса их напряжены, горла перехватывает либо гнев, либо душевная боль. Если другие начинают перебивать жалобщика, или спорить с ним, или пытаются его перекричать, Хивел быстро кладет этому конец, веля выволочь из зала тех, кто не умеет вести себя как должно.

Принц Бринах выслушивает каждого. Я знаю это, хотя по-прежнему стою за дверью. Я закрываю глаза, чтобы видеть его яснее: сильное тело, облаченное в дорогие одежды, корону, внимательные глаза, нарочито непроницаемое выражение лица. Он держит мысли при себе, не давая им отразиться на красивом челе. Он не страшится выказывать перед другими свои заботы или страсти, но он знает, что должен вести себя так, чтобы казаться подданным чем-то большим, чем простой смертный. Он – принц, покровитель, кормилец, мудрец, защитник, опора и меч. Он не должен показывать людям, что он такой же, как они.

Однако я вижу, каков принц на самом деле. Вижу человека, состоящего из плоти и крови, человека, у которого есть сердце и душа. Вижу правду, которую он скрывает.

Наступает подходящий момент для моего появления, и я, распахнув дверь, широким шагом вхожу в зал. Стражники начинают вытаскивать мечи из ножен, но, едва узнав меня, останавливаются. Все взоры устремляются на меня, и я пристально смотрю на тех, кто готов встретиться со мною взглядом. В безмолвии, которым люди встречают меня, смешиваются уважение и страх, а также ненависть, хотя открыто никто не посмеет в ней признаться. Даже Хивел со своими угрозами приумолк. Мне дозволяется выйти на середину зала и встать перед моим принцем. Он наклоняет голову в знак невозмутимого внимания. Я опускаю посох и низко кланяюсь – теперь я ниже моего вождя, хотя зоркие волчьи глаза моего головного убора останутся на одном уровне с глазами принца. Ни к кому другому из живущих ныне я бы не проявила такого почтения. И он это знает.

– Сирен Эрайанейдд, – приветствует Бринах. – Добро пожаловать! Для нас честь быть удостоенными твоим присутствием.

Я выпрямляюсь и оглядываю зал. Хотя слова принца были произнесены искренне, многие из присутствующих желали бы унести меня подальше в своем воображении. И самая ярая из моих недругов сидит по левую руку от принца в украшенном искусной резьбой кресле. Принцесса Венна. В отличие от мужа, она не скрывает свое мнение от окружающих, и сейчас ее красивое породистое лицо и зеленые, как листья молодого остролиста, глаза омрачены лютой ненавистью, которую она питает ко мне. Рядом сидит мерзкая жаба – брат принцессы Родри, за благородной наружностью которого скрывается низкая душа. Этому малому я не доверила бы присматривать и за котелком, в котором готовится пища, не говоря уже о ведении дел во владениях принца, а между тем Бринах из преданности жене доверяет ему заботу о казне. В один прекрасный день Родри сбросит маску и покажет истинное лицо.

– Может быть, посидишь с нами? – спрашивает принц и подзывает пажа. – Принеси вина Сирен Эрайанейдд.

Мальчик бросается было выполнять приказание господина, но я отрицательно качаю головой.

– Я пришла не пить, а говорить.

В зале повисает гробовое молчание.

– Мы всегда готовы выслушать твои слова, – заверяет принц, выказывая всего лишь ту церемонную учтивость, которую от него ждут.

– Я пришла предостеречь тебя.

Услышав это, Хивел не может удержаться от вопроса, которым сейчас задаются все:

– У тебя было видение?

– Да, было.

Гости потрясенно ахают, слышится тревожный ропот – приходится повысить голос, чтобы меня услышали все.

– Видение ясное и четкое, как полная луна на безоблачном небе.

– И что ты увидела? – спрашивает Хивел, не в силах ждать, пока заговорит принц, ибо он так взволнован, что начисто забыл о правилах хорошего тона.

– Я видела этот остров покинутым, опустошенным. И все строения на нем давно исчезли.

– А как насчет людей? – раздается крик из глубины зала.

– Не осталось никого, даже малого ребенка. Ни животных, ни птиц, ибо земля была бесплодна, и ничто не росло ни на острове, ни на окружающих его берегах.

Слышится женский плач, мужчины начинают шуметь, задавать вопросы, просить меня истолковать видение. Им нужна правда, но они страшатся ее. И не мудрено.

– А в прахе и золе, оставшихся от дворца, лежала скорлупа разбитых яиц.

Услышав это, принц подается вперед.

– А какой птице принадлежали яйца? Орлу? Или соколу?

– Как бы я желала, чтобы это было так, мой принц. Но, увы, то было гнездо не птиц, а гадюк.

– Тогда нам не о чем беспокоиться, – успокаивается принцесса Венна, положив ладонь на руку мужа. – Разве в старой вере гадюка не символизирует разом, и мудрость, и плодородие? То есть продолжение жизни. Разве не так, Сирен?

Я не позволяю себе впасть в ярость от того, что она обратилась ко мне столь фамильярно, но ее слова приводят меня в замешательство. Возникшей паузой тотчас пользуется священник, чтобы напомнить: теперь мы должны следовать заветам новой веры.

– Змеи надо бояться, – настаивает он. – Мы были лишены благодати и изгнаны из садов Эдема, когда Ева польстилась на коварные речи искусителя. С тех пор люди научились остерегаться змей.

– Мужчины, может, и научились, а вот некоторых женщин все еще может прельстить змей, если у него достаточные размеры! – бурчит Хивел Грифид.

Замечание снимает напряжение, в зале раздается смех. Как это часто бывает, людям хочется высмеять то, что внушает им страх, и обратить опасность в шутку. Я вижу, как принц Бринах бросает взгляд на капитана, но даже он не сдерживает улыбки. Священник качает головой, глядит на меня и хмурится. Должно быть, он осознает: сам того не желая, сказал то, что можно расценить как согласие со мной. Такое положение дел не устраивает нас обоих. Принц считает себя христианином, поэтому живущие под его покровительством с готовностью следуют заветам веры, которую он избрал. В наших краях построены красивые церкви и развелось множество монахов. Но втайне многие продолжают придерживаться старой религии и почитают ту древнюю мудрость, которая так хорошо служила нам многие века. Будь иначе, разве бы меня терпели? И наши различные вероучения с неизбежностью противоречат друг другу, а порой на чем-то сходятся.

– Принцесса Венна права, – говорю я собравшимся, словно соглашаясь с их приподнятым настроением. – Незачем бояться гадюк, которые делят с нами жилища, разве что какая-нибудь случайно укусит кого-то. И змея может предвещать тучное время изобилия. Но гадюки из моего видения – не земные змеи. Вылупившиеся существа были нечистыми тварями, несущими зло и разрушение. Запомните мои слова! Это видение – предостережение. Острову грозит опасность!

– Нам это известно. – Принц Бринах с легким пренебрежением машет рукой, пытаясь в зародыше погасить панические настроения, которые могут овладеть гостями. – Всегда есть те, кто зарится на наши владения и желает отнять то, что у нас есть. Война подобна кузену или соседу – она в любую минуту может явиться без приглашения, ведь мы живем в немирные времена.

– Ты можешь построить дворец на воде, – продолжаю я. – Можешь возвести палисад и поставить воинов со стальными мечами. Да, это удержит врагов на расстоянии.

Я делаю два шага вперед, и в моей повадке сквозит такая настойчивость и напряженность, что охраняющий принца стражник выхватывает из ножен меч. Но Бринах поднимает руку, делая ему знак оставаться на месте. Я наклоняюсь к высокородному правителю: мое лицо оказывается на расстоянии ширины ладони от его лица. Он смотрит мне в глаза и твердо выдерживает ледяной взгляд. Немногие на это способны. Я продолжаю говорить, и голос мой все так же тих и ровен.

– Но ничто из того, что ты можешь построить, не спасет тебя от опасности, которая идет не извне, а изнутри.

Его глаза расширяются, но он не двигается и не отводит взгляд.

– Ты хочешь сказать, что у меня есть враг… в собственном лагере?

– Видение было явственным, и его смысл понятен. Ты живешь в гнезде гадюк, мой принц, и они желают тебе смерти!