Онлайн чтение книги Храню тебя в сердце моем The Tailor's Girl
Глава 6

Том отвернулся, когда дверь дома Леви закрылась и скрыла Иди от него. Но он успел заметить ее смущенный взгляд через плечо и понял, что она знает, что он здесь и мечтает украсть ее у семьи, которая все сильнее пыталась прижать ее к своей груди. Думала ли она об их поцелуе, хотела ли продолжения? Его ум мучительно пытался осмыслить новый удар, а нервы все еще были напряжены от накопившегося желания. Иди! Если память так и не вернется к нему и все, что у него останется, – это будет Иди, ему хватит этого за глаза. Бену ее не видать!

Где-то над головой запел одинокий соловей, и на несколько секунд его ошеломило воспоминание о точно такой же птичьей трели. Свист, ужасающий грохот бомб, уносящих жизни и лишающих семьи их родных, вдруг отчетливо возник у него в сознании, и у него заболела голова. Перед его мысленным взором падали на землю храбрецы, которых поразило оружие, точно мишени в тире, только это были живые люди, и у них были семьи, и они любили и мечтали, это были люди величайшего мужества, готовые пожертвовать всем, – и они умирали, едва ступив на холодную землю чужой страны. Соловей запел громче, словно он один обладал властью над его памятью и словно тоже видел обезумевших солдат, истекавших кровью, – некоторым оторвало руки или ноги, и образы становились все ужаснее, пока ему не начало казаться, что у него вот-вот взорвется голова. В этот момент видение пропало, и он вернулся в тихий парк Голдерс-Грин, где соловей продолжал петь, но теперь уже только чтобы привлечь самку, а не терзать его.

Соловьи… точно! Одна из медсестер говорила, что другие солдаты вспоминали этих птиц, казалось, равнодушных к жутким звукам войны, в редкие минуты полной тишины они ошеломляли солдат, неожиданно начиная выводить свои красивые и сложные песни. Если он смог вспомнить эту маленькую деталь, почему не может вспомнить остальное?

– Я знаю, что все это там, – пробормотал он, бросив последний взгляд на уютно светящиеся окна дома Леви, и заставил себя отвернуться. Вскоре он обнаружил, что сидит за барной стойкой в пабе и заливает свою печаль стаканом виски, заказанным на маленькую монетку, которую дала ему Иди. Карамельный привкус с дымком ударил по его вкусовым рецепторам, прежде чем огненная жидкость обожгла пищевод, напомнив ему о пожаре, разгоревшемся внутри от поцелуя Иди. Он чувствовал пряное послевкусие во рту и все еще ощущал губы Иди, аромат ее духов на своей одежде, ее прикосновения. Ему хотелось закрыть глаза и снова пережить этот поцелуй, но люди в баре, скорее всего, сочтут его странным, а не просто томящимся одиночеством.

«Нет, Бенджамин ее не получит. Бенджамин погубит ее, разрушит ее мечты и будет держать под контролем…»

– Отбей ее у него, приятель, – предложил человек средних лет с седыми бакенбардами. Он сидел поблизости, и Том понял, что говорит вслух.

Он слегка пожал плечами.

– Возможно, я так и сделаю.

– Двадцать четвертый батальон, – сказал тот, протягивая руку. Том прикинул, что ему должно быть около сорока.

Он крепко пожал руку.

– Не знаю, какой батальон. – Том усмехнулся. – Немцы отняли у меня память.

– Да, ну, может, тебе и повезло.

– Именно это я и говорю себе, когда не могу вспомнить детство или своих друзей в окопах.

– Я заметил, что ты хромаешь.

Том кивнул.

– Ипр, я думаю. Третья битва, по крайней мере, так мне сказали. Я вернулся домой в середине 1918 года, не имея никакого понятия о том, кто я и где побывал.

– А, Пашендаль.

Том снова отхлебнул из стакана, и выпивка снова обожгла его, словно огненный метеорит, пронесшийся по его горлу. Он поморщился.

– А вы? – Он застонал.

– Адская дыра по названием Бомон-Амель. Сомма.

– Вы неплохо выглядите после такого.

– Я хороший актер, – сказал человек, оставляя своим пивом круги на барной стойке, которое вспенилось и стекало по его кружке.

Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым в плотное облако табачного дыма, висевшее у них над головами.

Том понял, что он имеет в виду.

– Как и все мы.

Человек вздохнул.

– Меня зовут Альфред… Альф. Раньше я был букмекером.

– Раньше?

Собеседник Тома пожал плечами.

– Я по-прежнему слежу за забегами, – сказал он, подмигнув. – Просто не строю на этом бизнес. Делаю ставки только для себя… деньги на пиво и чипсы, можно сказать.

– У вас есть семья?

Альф кивнул:

– Была. Жена и дочь умерли от испанки.

Лицо Тома помрачнело.

– Искренне соболезную.

– Какая глупость, ты только подумай! Возвращаешься домой с Западного фронта, пережив бомбы, пулеметы, горчичный газ… и наблюдаешь, как твоя жена задыхается, а маленькая дочка угасает за несколько дней. Обе сгорели за две недели. Я, великий герой, которому удалось выжить, не смог спасти тех, кого люблю.

Том не знал, что сказать. Не было никаких слов утешения, которые сейчас имели бы смысл. Он поймал взгляд бармена и жестом попросил еще одну порцию виски. Получив желаемое, он толкнул стакан вдоль барной стойки.

– Добавьте это себе в пиво.

– Я вообще-то стараюсь держаться подальше от крепких напитков. Длинная история. Но спасибо. Выпей лучше сам за компанию со мной.

Том не планировал больше пить, но поднял стакан, чтобы чокнуться с Альфом.

– Тогда ваше здоровье, Альф. Меня зовут Том… наверное.

Это показалось Альфу очень забавным, и он прыснул со смеху прямо в свое пиво.

– Влюбленный дурак. Смотри, что ты наделал. – Он облизал пену на губах. – Что там у тебя за история?

Том объяснил ситуацию и рассказал Альфу куда больше, чем намеревался, предусмотрительно опустив имена и профессии, так как догадывался, что городок достаточно маленький и Альф вполне может знать семью Валентайн. Он понял, что говорил, вероятно, достаточно долго, потому что, когда он снова посмотрел на свой стакан, виски уже закончилось, а кружка Альфа тоже оказалась пустой. Он чувствовал себя ужасно трезвым… и все еще ощущал руки Иди вокруг своей шеи.

– Ох… Понятно, – сказал Альф. – И ты думаешь, что, будь у тебя деньги, эта молодая красотка согласилась бы стать твоей девушкой?

Том театрально поднял и опустил плечи.

– Я хочу, чтобы она стала не просто моей девушкой, Альф. Я хочу жениться на ней.

– О, вот это да, ты летишь как ветер, парень.

– Думаете?

– Ну точь-в-точь Красотка Пенни, – сказал Альф и снова подмигнул, явно по привычке.

Том удивленно посмотрел на него.

– Пенни?

– В Челтнеме в эту пятницу. Она великолепна и готова выиграть по-крупному, хотя никто на нее не ставит. – Альф постучал себя по носу, продемонстрировав на этот раз новый заговорщический жест. – Низкий рейтинг, крупный выигрыш, парень.

Том прищурился.

– Сколько?

Альф засмеялся и подтолкнул свой стакан к бармену.

– Спроси что полегче.

– Сколько, если я дам вам полсоверена?

Выражение лица собеседника изменилось, веки приподнялись, открыв выцветшие голубые глаза, которые до того были скрыты под ними.

– Это много денег для скачек, парень.

– Мне надо выиграть много денег.

Альф заколебался, ему было неловко.

– Давайте, Альф. Вы же сами сказали, что лошадь великолепна. Вы верите в Красотку Пенни. А я верю вам.

Том смотрел, как Альф гасит окурок в пепельнице и выдыхает последнее зловонное облако дыма. Потом он почесал подбородок, и Том заметил, что он барабанит пальцами по стойке.

– На текущий момент ставки пятнадцать к одному. – Он улыбнулся. – На то, что она не выиграет.

Том покачал головой, показывая, что не понимает.

– Это означает, что букмекер выплатит тебе выигрыш и вернет саму ставку. Пятнадцать к одному – это огромный выигрыш, мало кто будет ставить на нее.

Сразу схватив суть дела, Том понял, что все, связанное с коммерческой выгодой, дается ему легко. Может, это и есть ключ к его прошлому?

– Я согласен на тринадцать к одному. Вы можете забрать все, что получите сверху.

– Что? Да ты сошел с ума, приятель. Ты отдашь мне кучу денег, если мы выиграем.

– Если выиграем. Если же этого не случится, я теряю полсоверена. Кроме того, если она не выиграет, я не буду ругать человека, который дал мне наводку.

– Почему бы тебе не пойти и не поставить самому, а потом забрать весь выигрыш?

Том пожал плечами.

– Я не знаю, как это делается. И не думаю, что хочу узнать. Да и нельзя, чтобы меня заметили в букмекерской конторе. – Говоря это, он думал про Эйба.

Альф поразмыслил над его словами.

– Ладно, сынок. Давай сделаем так. Я даю тебе тринадцать к одному. Некоторые считают это число несчастливым. – Он снова протянул руку.

– До сих пор мне везло, – язвительно проговорил Том, вытаскивая монету из внутреннего кармана. – Числа меня не пугают. – Он положил полсоверена на ладонь Альфа, где монета тускло поблескивала, лежа вверх изображением всадника на коне, возвышающегося над поверженным драконом. В этом было что-то пророческое. Том знал каждую выпуклость и неровность этой монеты. На обратной стороне была голова Георга V. – Не надо еще раз спрашивать, уверен ли я, – сказал он, предвосхищая реплику Альфа, который уже открыл рот, чтобы задать этот вопрос. – Выиграйте мне небольшое состояние, Альф.

Альф присвистнул, шутливо плюнул на ладонь и пожал руку Тома.

– Договорились, мой мальчик. Встретимся здесь в пятницу днем.

Том кивнул.

– Если вы не придете, я буду знать, что мы проиграли.

– Без обид?

– Разумеется.

– Ты очень доверчив. А что, если я спущу все деньги на пиво?

– Вы этого не сделаете. Мне кажется, что я хорошо разбираюсь в людях.

– Ну… тогда посмотрим, поможет ли Красотка Пенни в твоих сердечных делах, парень. – Альф поднял руку на прощание и вышел из паба.

Том подождал еще пять минут, чтобы убедиться, что твердо стоит на ногах, а затем тоже открыл дверь паба и вышел на морозный воздух. От резкого перепада температур он закашлялся. Виски согревало его изнутри, и он старался не обращать внимания на еще одно воспоминание, связанное с выпивкой. Он обнаружил, что его рука сама тянется к бедру, словно стремясь нашарить что-то, фляжку, наверное, потому что ему слышался лай гончих и звук охотничьего рога, а затем воспоминание мгновенно рассеялось, как растворился в воздухе дым сигареты Альфа.

* * *

Когда Иди вернулась домой, было чуть больше половины десятого, и Эйб потягивал бренди у камина.

– Ох, ты впустила мороз с улицы, моя девочка. Снимай пальто и посиди у камина со своим стариком, – проворчал он.

Она подошла, чтобы поцеловать его, и он театрально вздрогнул от прикосновения ее холодной щеки.

– Не продолжай, – предупредила она. – На самом деле на улице очень красивая лунная ночь.

– Бен проводил тебя домой?

– Конечно.

– Не стал заходить?

Она прищурилась.

– Как видишь, не стал, – ответила она, поднося руки к огню.

– Почему нет?

– Потому что я не пригласила его, папа! У него завтра тяжелый день, и у меня тоже, – сказала она, стараясь говорить непринужденно. – Тебе что-нибудь принести?

Он покачал головой.

Уходя, она сделала над собой усилие, чтобы вопрос прозвучал как можно обычнее.

– Где Том? – Она исчезла на кухне и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Он рано лег спать. Голова болит или что-то вроде того.

Она ничего не ответила и оставила все свое разочарование в стенах кухни. Почувствовав, что готова, Иди вновь появилась в гостиной.

– Леви, как всегда, передают самые горячие приветы. Мы провели прекрасный вечер. – Она села. – Фаршированная рыба.

– Хорошо… хорошо.

– Итак, насчет головной боли Тома… Ты предложил ему таблетки, которые всегда принимаешь?

Отец оторвался от книги и внимательно посмотрел на Иди поверх очков. Этого взгляда она и боялась, того самого, который, казалось, видит ее насквозь и читает ее мысли. Он оценил ее действия еще прежде, чем она сама определилась, как поступить.

– Разумеется, – сказал он.

Она подождала.

– Мы оба пришли к выводу, что, вероятно, все дело в виски и хороший сон будет наилучшим решением.

– Том напился? – удивленно спросила она.

– Я этого не говорил, – по-прежнему тихо и спокойно сказал Эйб.

– Но зачем же ты дал ему скотч, зная, что он еще не оправился от…

– Во-первых, Иди, мне кажется, что ты лучше всех должна понимать, что Том сам себе хозяин. Твоему юному и доброму сердцу он может казаться раненой и страдающей мальчишеской душой, но Том, несомненно, человек сильный, привыкший добиваться своего. Поверь мне, дитя, когда я говорю, что в нашем госте нет никакой беспомощности.

Иди не хотела слушать, но не посмела закатить глаза или хотя бы отвести взгляд, когда отец смотрел на нее как сама истина.

– Я ему не нянька. Если Том хочет выпить виски и у него есть на это деньги, это его право. Более того, я не давал Тому никакого алкоголя. Он сказал, что забрел в паб и познакомился там с кем-то. – Отец опустил глаза, и Иди поняла, что это было все, что он намерен сказать. В его словах слышались упрек и предупреждение, которые, он это знал, она услышит.

И, словно догадавшись о поцелуе, добавил, на этот раз не поднимая взгляда.

– Обсудили детали свадьбы?

Она знала еще до того, как открыла рот, что не стоит этого говорить, но поцелуй внушил ей отвагу.

– Мне не очень хотелось обсуждать это сегодня.

Эйб Валентайн осторожно отложил книгу на маленький столик рядом со своим креслом. Затем привычным движением снял очки, медленно сложил их и потер глаза.

– Присядь, дитя мое, – сказал он.

Иди глубоко вздохнула и села, как ее просили. Вот оно: сейчас отец разразится яростью. Иди знала, что все будет выражено в той же спокойной, здравомыслящей манере, в какой он мог бы посоветовать ей что-нибудь насчет выкройки. Отец мастер самообладания. Но и она тоже не новичок.

– Ты что-то хочешь рассказать мне, Иди?

Это ее потрясло. Она-то была уверена, что ее ждет нотация. Она сама еще не успела обдумать свои чувства, не говоря уже о том, чтобы найти правильные слова, чтобы их объяснить.

Ее молчание, вне всяких сомнений, говорило о многом. Эйб наклонился вперед, слегка нагнув голову.

– Ну и?

Слова вырвались сами.

– Все происходит так быстро, папа. Я не уверена, что хочу выходить замуж за Бенджамина Леви. – Удивление Иди от слов, которые она не собиралась произносить, читалось и на лице ее отца, который опустил глаза, чтобы справиться с этим ударом, а затем перевел взгляд на уютный огонь, хотя тепло от него не могло рассеять холодок, пробежавший между ним и его дочерью.

– Почему? – ровным голосом спросил он.

«Да, почему? – подумала Иди. – Говори правду».

– Потому что я не уверена, что люблю его.

Отец тяжело кивнул.

А она продолжала, внезапно заторопившись:

– На самом деле это неправда. Я очень люблю Бенджамина. Просто я люблю его как брата, и это всегда так и будет.

Отец наконец поднял на нее глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы друзья. Я боюсь, мне сложно будет относиться к нему как-то иначе. И уверена, что это сделало бы нас обоих несчастными.

– Бенджамин Леви боготворит тебя!

– Я знаю, – грустно сказала Иди, вскочив, чтобы подойти еще ближе. Она присела у колен отца и взяла его за руку. – Я знаю это. Но от этого только еще хуже. Я чувствую… что меня душит то, как он ко мне относится. Мне кажется, Бен считает, что его любовь – это более чем достаточно, чтобы удовлетворить меня в жизни.

– Ну, – сказал отец, качая головой, – я никогда не слышал, чтобы девушки жаловались на то, что их слишком сильно любят.

– Папа, выслушай меня, – взмолилась она. – Мы с Беном были лучшими друзьями с детства. Ты это знаешь. Он никогда не был ни с кем другим, чтобы увидеть разницу.

– Конечно, как и ты.

Она почувствовала, как к лицу прилила кровь, и, несмотря на всю свою решимость, отвернулась.

– Иди?

Она покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Она не могла врать, но и не смела сказать отцу правду. Разрываясь между долгом и чувством, она молчала.

– Это совершенно нормально… Нет ничего необычного в том, чтобы сомневаться на этой стадии. Уверен, что твоя мать плакала каждый вечер всю неделю перед нашей свадьбой. Она так боялась расстаться со своей семьей… начинать новую жизнь. Все это самое обычное дело.

– Я просто его не люблю. Не так, как ты любил маму… и до сих пор любишь. – Отец приподнял ее лицо за подбородок, чтобы посмотреть в ее влажные глаза, когда она это говорила. – Я хочу быть влюблена так же, как были вы.

Она поняла, что задела нужную струну в его душе, и ему стало ее жалко.

– Мне кажется, что Тому придется за многое ответить, – мягко проговорил Эйб. – Он отвлек тебя от Бенджамина, заставил сомневаться в твоем выборе.

Иди почувствовала себя так, словно он ее ударил. Она запнулась, на глаза снова выступили слезы.

– Нет, папа…

– Этот человек ворвался в твою жизнь, как метеорит, и ослепил тебя своим сиянием.

Она покачала головой, но поняла, что отрицать это бесполезно. Она ненавидела себя за то, что причиняет ему боль.

– Он забивает тебе голову своими идеями.

– Нет. Эти идеи всегда были там, папа.

Он печально кивнул, пристально глядя на нее.

– Я могу чем-нибудь помочь, Иди? Ты знаешь, что все, чего я хочу, это чтобы ты была счастлива.

Это был ее шанс. Никогда больше у нее не появится подобной возможности, в этом она даже не сомневалась.

– Дэниел всегда говорил, чтобы я стремилась к своей мечте, папа.

Он ничего не сказал на это, словно не желая упоминать имя Дэниела в разговоре о том, что она не любит Бена.

– А Том?

– Я хочу, чтобы ты… Нет, мне просто необходимо, чтобы ты дал ему шанс.

– Шанс отнять у меня дочь? Ни в коем случае. – Эйб Валентайн, поморщившись, встал, и она поняла, что это от артрита, которым он страдал потому, что почти всю жизнь провел, склонившись над столом для кройки и разметки ткани. Она тоже встала и позволила ему нежно взять ее руки в свои и поцеловать их. – Я люблю тебя, детка, но ты слишком наивна – и я говорю это вовсе не затем, чтобы тебя обидеть. В том числе и твоя наивность делает тебя столь неотразимой и прекрасной. Ты в каждом видишь лучшее. Ты щедрая и ласковая. – Он вздохнул. – Думаю, рано или поздно Том узнает правду о себе.

– Ну и что?

Он пожал плечами.

– Это принесет тебе только страдание. – Она хотела было что-то возразить, но он поднял палец. Она благоразумно промолчала. – Ложись спать, Иди. Подумай над тем, что я сказал. Твоя мать хотела этого. Я тоже хочу этого для тебя. Бенджамин – прекрасный молодой человек из хорошей еврейской семьи.

– Я сильнее, чем ты думаешь, папа. Не забывай, что, когда ты лишился жены и сына, я тоже потеряла мать и брата. Мы оба пережили большое горе, и оба выжили. Теперь у меня есть мечта. Позволь мне попытаться ее осуществить.

– Ты уверена, что Том испытывает к тебе те же чувства?

Иди была поражена тем, как резко и точно отец перевел разговор в то русло, где на самом деле и крылся корень проблемы.

– Я… я его не спрашивала, – сказала она, убеждая себя, что вообще-то это было правдой, если только не принимать во внимание, что он признался ей в своих чувствах всего несколько часов назад. Следовало щадить нервы отца.

– У Бенджамина крепкое здоровье, постоянство, хорошая семья, доход и надежное будущее. Я могу прямо тебе сказать, что у Тома нет ничего из этого списка…

– Пока нет, папа, – вставила она, и он кивнул.

– Ну, объясни мне, как Том, у которого за душой нет ничего, кроме подаренного костюма и утраченной памяти, собирается обеспечить тебе дом, содержать семью, воплотить в жизнь твою мечту о магазине, Иди?

– Не могу объяснить тебе как. Зато могу сказать, что Бен никогда не позволит мне открыть магазин, даже если у нас будут деньги. Бен хочет, чтобы я забеременела, а потом стояла с ребенком на руках у плиты.

– Это так уж плохо?

– Папа, я хочу шить красивую одежду для женщин и свадебные платья. Я хочу быть владелицей, хозяйкой. Я хочу собственное ателье, – сказала она, пожав плечами, словно извиняясь за то, что у нее есть такие стремления.

Он медленно вздохнул.

– И ты думаешь, что Том может тебе это дать?

Она рассердилась.

– Мне не нужно, чтобы Том дал это мне. Но я не хочу выходить замуж по расчету или ради комфортного будущего. Я не хочу жить всю свою жизнь с тем, кого не люблю так, как должно. Я хочу выбирать сама… во всем – от карьеры до любимого человека – и в конечном счете выбрать, за кого выйти замуж.

Эйб тихо проворчал что-то себе под нос.

– Я бы солгал, если бы сказал, что этот разговор меня не расстроил. Мне тоже нужно многое обдумать и принять решение. Я твой отец и намерен исполнить свой долг по отношению к тебе. – Он кивнул, снова тихо вздохнув. – Пора спать, Иди. Завтра тяжелый день.

Она встала и крепко поцеловала отца в щеку.

– Подумай, как сильно ты любишь маму, и спроси себя, хочешь ли ты для меня меньшего после моей свадьбы, чем такая любовь. Пожалуйста.