Онлайн чтение книги Изнанка неба The wrong side of the sky
Часть первая

1

По крайней мере месяца три ноги моей не было в Афинах, и еще месяца три совсем не улыбалось туда попасть. Но вот я стою здесь и вдыхаю бодрящий бензиновый смог аэропорта Эллинико, поджидая, пока не остынет правый двигатель, и у меня появится возможность произвести хирургическое вмешательство в области его генератора.

Когда мы порожняком поднялись в воздух, топлива в баках с лихвой хватило бы до самого Бари и даже дальше, но на этих турецких аэродромчиках не слишком-то беспокоятся о том, сколько воды у них в горючем. Так что, когда в довершение ко всему обороты генератора упали ниже двух сотен, стало ясно: Афин мне не миновать.

В этом мире можно получить только то, за что платишь, а Хаузер не столь щедр, чтобы можно было болтаться над Ионическим морем с полными баками разбавленного водой топлива и ненадежным зажиганием.

Я вызвал аэропорт Эллинико, сообщил им примерное время моего прибытия и попросил связаться с нашим местным агентом Миклосом, чтобы тот телеграфировал в Берн Хаузеру, а затем подсуетился раздобыть нам какой-нибудь груз. Если только это не слишком отвлечет его от предстоящего обеда.

Молодой Роджерс вообще-то не разделял моего беспокойства. В его жилах очевидно текла кровь командного состава транспортной авиации королевских военно-воздушных сил, и падение оборотов генератора было не поводом для беспокойства, а объектом наблюдения. Он еще не слишком долго пробыл на месте второго пилота "Дакоты" с семнадцатилетним стажем и вечно барахлящим двигателем, да к тому же имел слабое представление о паршивом горючем в ее баках.

Ну и черт с ним. Пока он летает со мной, его жизнь вне опасности, и ему это нравится.

Аэропорт отозвался минут через пятнадцать, сообщил, что им удалось связаться с Миклосом, и поинтересовался, не нужна ли мне аварийная посадка. Я вежливо отказался: в конце концов это были лишь мелкие неполадки в состоянии моего транспортного самолета.

Мы добрались до Эллинико около половины второго, и я лихо посадил машину сразу на три точки, чтобы на пункте наблюдения убедились: Джек Клей находится в гораздо лучшей форме, чем его самолет. Не думаю, что это произвело на них впечатление. Да я и сам понял это, когда увидел, как заходил на посадку следующий самолет.

Мы уже были на стоянке, а я стоял в тени крыла своей "Дакоты", пытаясь вспомнить несколько греческих фраз для объяснения с сотрудниками таможни и ждал, пока Роджерс притащит комбинезон и гаечные ключи. В этот момент мое внимание привлек самолет, который поначалу показался мне незнакомым. Небольшой, с высоко посаженными, изогнутыми как у чайки крыльями, он сделал разворот, и тут я понял, что передо мною "Пьяджио 166". Небольшая, ладно скроенная, двухмоторная машина, четыре просторных пассажирских кресла, личный бар и небольшая комната для отдыха хозяина в хвостовой части. С такими машинами приходится сталкиваться довольно редко, и я предположил, что самолет принадлежит одному из крупных греческих судовладельцев.

Он очень гладко зашел на последний поворот. Когда заходишь с моря, из-за перепада давления машину может пару раз тряхнуть, но "Пьяджио" прошел этот участок как нож сквозь масло. Я даже глазам своим не поверил. Только опытный летчик мог заметить это. Но для меня это скорее было похоже на то, как ты заметишь вдалеке интересную женщину и следишь за ее приближением, ожидая неизбежного разочарования, стоит ей только оказаться рядом. И тут ты замечаешь, что она – само совершенство.

Даже трудно объяснить в чем это выражается. Так же трудно, как объяснить, чем так привлекли меня маневры этого самолета. Но они были выполнены великолепно. Его вираж закончился в нескольких футах над началом взлетной полосы. Затем крылья выровнялись, нос вернулся в прежнее положение и он скользнул на дорожку, почти без усилий переходя от одного элемента к другому.

На такое был способен только один пилот из тысячи, а может быть и меньше. Это мог сделать Скрубол Берлинг, Кен Китсон и Зураковский, хотя мне ни разу не пришлось встречаться с последним, и я знал о нем только понаслышке. Во всем мире можно было наскрести не больше дюжины таких асов. Тысячи хороших, даже великих летчиков, у которых была масса достоинств, не обладали этим качеством: полным слиянием со своей машиной и воздухом, что превращало пилотаж в настоящее искусство.

Я не испытывал к ним никакой зависти. Все это было слишком недостижимо, чтобы пробудить во мне это чувство. Да и далеко не каждый пилот может посадить машину сразу на три точки и при этом удержаться на дорожке. Я просто стоял и смотрел. Можно же просто любоваться красивой женщиной и не испытывать к ней никаких чувств.

Носовое шасси "Пьяджио" коснулось земли, потом он замедлил свой бег и начал рулежку. Все это было сделано одним плавным движением, без видимых переходов от одного элемента к другому. Я тяжело вздохнул и почувствовал, что рядом со мной стоит Роджерс.

– Ну, и как тебе это нравится?

– Неплохой самолетик, – отозвался он.

Этот парень мог заметить только зуд в своей спине, а все чудеса ограничивались содержимым карманов его брюк.

– Двигай и уладь все формальности с контрольной службой и таможней, – проворчал я. – Да не забудь прихватить мне бутылку пива.

После этого мне пришлось помахать своей лицензией на ремонт и обслуживание двигателя перед носом молодого, жаждущего получить работу механика, чтобы убедить его в моей способности самостоятельно почистить контакты на "Пратт и Уитни 1830" не только на вполне законных основаниях, но и гораздо дешевле.

Последующие полтора часа я ковырялся в правом двигателе. Роджерс все это время подавал мне ключи и бегал за пивом, втайне желая поскорее смотаться и поболтаться по городу. Стоило мне наконец закрыть капот двигателя, как он появился после очередного похода за пивом, но уже на большом, видавшем виды "додже". Рядом с ним за рулем сидел Миклос.

Это был невысокий, усатый толстяк в сильных очках. Ему уже перевалило за пятьдесят, но он еще не слишком оторвался от этого рубежа. Как агент он мог подрядиться на доставку любого груза и в любую точку на карте. Чем меньше при это возникало вопросов, тем больше ему нравилось. На самом деле это был мелкий жулик, изо всех сил старавшийся стать воротилой среднего класса. На нем был дорогой черно-белый костюм в мелкую клетку, шелковая кремовая рубашка с отложным воротничком и соломенная шляпа. Правда все это выглядело так, словно он искупался в супе.

– Привет, Микки, – сказал я, слезая с крыла.

– Капитан Клей! – отозвался он и протянул маленькую пухлую руку. От нее трудно было ожидать той силы, с которой Миклос сжал мою ладонь. – Я уже виделся с твоим напарником, – тут он махнул в сторону ухмылявшегося Роджерса.

– Извини за вторжение, Микки, – начал я, – но мне не хотелось тащиться до Бари с неисправным двигателем. Как твои успехи на любовном фронте?

Миклосу вопрос понравился: теперь ему не нужно было самому поднимать эту тему. Он пожал плечами и улыбнулся.

– Ах, эти молодые красотки меня не ценят. Вот если бы я был высокий, стройный и симпатичный как ты... – эта идея вызвала у него прилив энтузиазма и агент снова ухмыльнулся.

Мне оставалось только улыбнуться в ответ.

– Ты телеграфировал Хаузеру?

– Конечно. Я сообщил ему, что у меня есть для тебя груз.

– В самом деле? Быстро же ты обернулся.

– Можешь сегодня вылететь в Триполи?

– В Ливию?

– Да, сегодня же.

Шестьсот пятьдесят миль или пять часов полета. Больше часа уйдет на погрузку. Эти вещи порой занимают гораздо больше времени, чем кажется на первый взгляд. Так что раньше девяти мне до аэропорта Идрис не добраться. Довольно неплохо.

Единственная загвоздка состояла в том, что все эти мили пролегали над морем, а в моих баках все еще оставалось слишком много воды. Но я не стал заострять на этом внимание. В конце концов это была работа, за которую мне платили.

– Можно, – согласился я. – Какой груз?

– Запчасти для бурильных установок. Тысяча четыреста килограмм.

– Около трех тысяч фунтов. И где же он?

– Уже здесь, капитан, – он показал в сторону ангара. – Все готово.

Тут Миклос ухмыльнулся, забрался в "додж" и укатил в указанном направлении.

– Забавный коротышка, – заметил Роджерс.

– Ты пиво принес?

– Да, – он протянул мне небольшую коричневую бутылку. – Мы отправляемся в Триполи?

– Если только не будет осложнений, – я откупорил бутылку ключом и стал вливать пиво в глотку.

– Тогда мы сможем вернуться в Берн завтра к обеду.

– Верно. Если только двигатель на полдороге не захлебнется.

Мне было интересно, смогу ли я прямиком добраться до Бенгази и затем держаться вдоль береговой линии. Это прибавит еще миль двести пятьдесят и пару часов полета, но над морем мы будем лететь только двести пятьдесят миль, а не шесть с половиной сотен.

Из-за ангара, поднимая тучи пыли, показался "додж", за ним тащился разбитый грузовичок с высокими бортами. Рядом с Миклосом сидел крупный мужчина с маленькими черными усами и обильной черной растительностью, выбивающейся через открытый ворот его рубахи. Когда агент направился к нему, тот оставался в машине.

– Все готово, капитан, – ухмыльнулся Миклос.

Грузовик медленно подрулил к "Дакоте" и замер в нескольких футах от двери. В его кузове лежало десять деревянных ящиков, сильно смахивавших на гробы, но крепко сбитых из досок дюймовой толщины, и так посеревших от солнца и пыли, словно их возили целую вечность. На них расположился крепко сбитый тип в белой рубашке и таких же свободных спортивных брюках, недружелюбно посматривавший в мою сторону.

Миклос что-то сказал ему на греческом, тот спрыгнул на землю и стал подтаскивать первый ящик на краю кузова.

– С таможней все улажено, – объявил Миклос, дергая за опоясывавшую ящик крест – накрест проволоку со свинцовым медальоном таможенной пломбы, и позвал остальных на помощь сидевшему в кузове типу. Тут он извлек из внутреннего кармана кучу бумаг и протянул мне пару из них: заполненную таможенную декларацию и чистую квитанцию на груз, которую следовало заполнить после его погрузки.

Декларация гласила, что груз состоял из четырех ящиков с резцами для бурильных головок и шести с секциями для тех же установок плюс различные запасные части.

– И все это требуется очень срочно, – заметил я.

– Они притащили бурильное оборудование из Ирака и какое-то время хранили здесь. Теперь оно им потребовалось. Американские нефтяные компании не любят ждать, – Миклос пожал плечами. – Столько всякого барахла, просто негде хранить.

– Хорошо, – сказал я, запихивая таможенную декларацию в нагрудный карман рубашки. – Открой-ка эти ящики.

– Что, капитан?

– Ящики. Открой их.

– Но они уже прошли таможню!

– Кого-нибудь из них можно снова пригласить опломбировать груз. Все равно им нужно будет произвести досмотр самолета, и они смогут потратить еще десять минут на то, чтобы опечатать ящики.

– Все так плотно упаковано.

Два верзилы, водитель грузовика и невысокий, жилистый мужчина в жилете бросили свое занятие и сразу уставились на меня. Я почувствовал, что Роджерс тоже составил им компанию. На лице у Миклоса снова появилась улыбка, правда она стала немного печальнее, но все еще довольно оптимистичная.

– Капитан, почему ты такой подозрительный?

– Думаю, Микки, все дело в том, что я старею. К тому же мне уже приходилось возить грузы нефтяным компаниям раньше. Никому в мире не потребуются четыре полных ящика резцов для бурильных головок так спешно, что их надо везти самолетом. Открывай ящики.

Улыбка Миклоса стала шире и еще печальнее. Он укоризненно покачал головой.

– Капитан, – Миклос взял меня под руку и отвел в тень самолета. Роджерс потащился за мной следом. – Ну хорошо, капитан, все правильно. Может быть там и в самом деле не бурильное оборудование. По обе стороны все улажено, и здесь, и там.

– Ну теперь это ближе к истине. Микки. Но остаются проблемы посередине.

– Пять тысяч драхм, капитан?

Я услышал как шумно засопел Роджерс. Пять тысяч в любых единицах измерения это впечатляет, особенно если ты не силен в курсах обмена. Для меня эта сумма прозвучала как что-то чуть больше шестидесяти фунтов.

– Нет, Микки. Мне это не подходит. Не будем терять время.

– Я добавлю до десяти. Сто двадцать пять фунтов.

– Нет, Микки, – я отвернулся.

Агент схватил меня за руку. Он явно был встревожен. Мне впервые довелось увидеть его в таком состоянии.

– Долларов. Три с половиной сотни. Идет?

– Нет, я его не повезу. Если ты хочешь иметь дело со мной, то сначала надо договориться. Не стоит торчать посреди летного поля и пытаться затолкать мне его в глотку.

Я снова отвернулся и стал огибать нос "Дакоты".

– Ты уже возил оружие, капитан, – бросил мне в спину Миклос. Я даже не остановился, добрался до правого двигателя, поднялся по лесенке и стал закручивать последние болты. По ту сторону самолета послышалась возня и какая-то перебранка. Затем грузовик уехал. Парой секунд позже рассержено урча мотором за ним последовал "додж" Миклоса.

Когда я спустился по лестнице на землю, меня уже поджидал Роджерс. Он смотрел на меня с плохо скрываемым любопытством.

– Я часто гадал, сможешь ли ты принять подобное предложение.

– Ну, теперь тебе это известно.

– Не обижайся, Джек, но три с половиной сотни долларов это куча денег.

– Слишком много случайностей, от которых мы очень зависим. Из-за плохой погоды полет может закончиться на Мальте или Сицилии, а я не собираюсь попасться с грузом оружия.

Он взял приставную лестницу и пошел за мной к двери.

– Куда оно предназначалось?

– Вероятнее всего в Алжир. Когда-то оно принадлежало ЭОКА, но так и не попало на Кипр. Переправь его по воздуху в Ливию, затем две с половиной сотни миль по пустыне и можешь оказаться в Алжире, даже не надо пересекать Тунис.

Роджерс согласно кивнул.

– Да, я полагаю, это грязный бизнес, – добавил он. – Все же три с половиной сотни баксов.

– Тебе все равно досталось бы не так уж и много.

Похоже он обиделся.

– Миклос сказал, что ты уже возил оружие, – то ли из упрямства, то ли из вредности не унимался Роджерс.

– Он просто болтает. Я бросил лестницу в хвост "Дакоты", хлопнул дверью и отправился запросить у Хаузера новых инструкций по телеграфу. Но мне не стоило беспокоиться. Когда я вернулся и запустил двигатель, чтобы проверить генератор, скопившаяся на дне бака вода едва не смыла двигатель с крыла. Нравилось мне это или нет, а эту ночь предстояло провести в Афинах.

2

Мы сняли пару комнат в небольшом отеле поблизости от площади Омония. Большинство экипажей, останавливаясь в Афинах, выбирают отели в окрестностях площади Синтагма, в одном плевке от королевского дворца. Экипажи транспортных самолетов располагаются там, где позволяют оплаченные Хаузером командировочные. В Афинах это означает площадь Омония.

Залатанные простыни, великолепный вид из окна на овощную лавку и двери того сорта, которые могут сорваться с петель, если чихнуть в опасной близости от них. Не исключено, что такие случаи могли иметь место. Но здесь, в отличие от большинства окрестных отелей, было гораздо чище, но из-за этого с нас брали за каждую ночь на целых пять драхм больше, чем в любом из них.

Мы помылись и переоделись. Я облачился в новый, щегольской летний костюм, купленный во время последней поездки в Рим, и отправился с напарником перекусить. По дороге мы заглянули на почту, чтобы удостовериться в отсутствии новых распоряжений от Хаузера и позвонить Миклосу. Его на месте не оказалось, но мне удалось убедить его секретаршу, что я не держу на него зла из-за последнего инцидента и все еще готов взяться за транспортировку нового груза.

Мы поужинали в небольшом, но опрятном кафе для небогатых туристов, прилепившемся неподалеку от площади Синтагма. У меня нет никаких предубеждений против посещения какой-нибудь таверны – греческая кухня здесь везде более-менее одинакова, но я в своем шикарном костюме не собирался усесться на залитый чьим-нибудь супом стул.

– А что теперь? – поинтересовался Роджерс. Стрелки часов уже приближались к семи.

– Можно сходить в кино, – предложил я, – или же заглянуть в "Короля Георга", пропустить пару стаканчиков и встретить кого-нибудь из летной братии.

Это предложение подошло как нельзя лучше. Пилоты авиалиний вызывали в нем живейший интерес. Он думал, что еще год – два на этой пыльной таратайке и ему удастся пополнить команду огромного сверкающего реактивного лайнера. Он все еще надеялся, и мы отправились в "Короля Георга".

Эта гостиница выходила прямо на площадь Синтагма, и в ее подвальном этаже располагался американский бар. В него можно было попасть как с улицы, так и из самого отеля. В надежде столкнуться в его коридорах с кем-нибудь из знакомых мы прошли через отель, но все было напрасно. Мы спустились в бар: длинное, узкое помещение с вереницей высоких табуретов вдоль стойки по правую сторону и рядом столиков слева. Клубы табачного дыма и гул людской болтовни дополняли этот пейзаж.

Я как-то встретил там одного пилота из ТВА, у которого была со мной небольшая стычка из-за того, что я застрял с лопнувшей шиной на взлетной полосе и помешал его посадке. Трудно сказать, не сгладило ли время острые углы нашей первой встречи, но было бы забавно, если бы он угостил меня выпивкой.

Тут мне на глаза попался Китсон. Со времени нашей последней встречи прошло лет десять, правда несколько часов назад я видел, как он вел этот "Пьяджио". Кен сидел на табурете в дальнем конце стойки и делил свое внимание между какой-то жидкостью в высоком бокале и невысокой, светловолосой, загорелой девушкой, чья внешность и живость стиля олицетворяли собой Америку не хуже, чем статуя Свободы. На ней была рыжевато-коричневая блузка из хлопка с широкой юбкой. Все это было подпоясано широким ремнем из черной замши, а на ногах было нечто похожее на балетные лакированные туфли.

Она носила короткую стрижку и выглядела лет на двадцать семь – двадцать восемь. Хотя одежда выгодно подчеркивала все округлости ее фигуры, но рядом с Кеном она выглядела скорее как студентка.

Сам Китсон больше напоминал подкладку дорогого бумажника: кремовая рубашка тонко выделанной замши, светлые свободного покроя лосины и белоснежные итальянские замшевые мокасины.

– Закажи себе выпивку, – бросил я Роджерсу, – а мне надо перекинуться парой слов с одним человеком.

Его физиономия тут же приняла обиженное выражение и он постарался пристроиться поблизости от капитана реактивного лайнера компании ТВА.

Я подошел и тронул Китсона за плечо.

– Привет, супермен. Хочешь получить место второго пилота "Дакоты"?

Он медленно повернул голову и смерил меня взглядом. Эти десять лет почти не изменили его внешность: продолговатое, худощавое лицо с тонким прямым носом и широким ртом выглядело по-прежнему молодо. Вот только с момента нашей последней встречи его черные волосы стали немного длиннее, а лицо покрылось бронзовым загаром, высветившим мелкие морщинки вокруг его темных глаз. Да, мужчины в двадцатипятифунтовых рубашках почти не стареют.

Не знаю, какого дьявола вся эта чушь пришла мне в голову. Я был чертовски рад его видеть.

– А, они все еще летают? – с ухмылкой процедил Кен и взял меня за руку.

– Позволь мне представить тебя, – тут он показал рукой на меня, а затем на девушку. – Джек Клей, Ширли Берт. Что будешь пить?

– Привет, – улыбнулся я его спутнице и повернулся к Китсону. – Наверное скотч.

– Тогда закажем Старый Стиль, он здесь вполне приличный, – он постучал по стойке. Бармен тут же оставил молодого Роджерса и заспешил к нам. Кен заказал два коктейля с виски и мартини.

– Тебя здесь ценят, – заметил я.

– Деньги могут все, – пояснила мисс Берт. – Он буквально сорит ими налево и направо.

– Как тебе нравится свежий, искренний взгляд на эту проблему у представителя Нового Света? – поинтересовался Китсон.

Девушка улыбнулась. У нее была приятная внешность. Честно говоря, к этому трудно было что-нибудь добавить кроме того, что мне было бы интереснее провести время в ее обществе, чем с иными красавицами.

– Этот "Пьяджио" принадлежит тебе? – спросил я.

– Нет.

Он даже не потрудился узнать, как мне стало известно, кто был за штурвалом. Кен знал себе цену.

– Машина является собственностью моего уважаемого хозяина, грозе неверных, защитнику справедливости, троюродному брату грозовых туч, его превосходительству набобу Тангабхадры. Да будет солнце вечно светить из его кармана, – тут мой приятель торжественно поднял бокал.

– А деньги будут струиться из его бумажника, – подхватила девушка.

Я приложился к своему коктейлю. Китсон оказался прав: здесь знают толк в этом деле.

– А может ему лучше было бы приобрести машину посолиднее? – полюбопытствовал я.

– Это не для него. Тогда ему придется таскать за собой кучу друзей и прихлебателей. Салон моего самолета рассчитан только на четверых плюс два места в кабине.

Я посмотрел на девушку. Она перемешивала в бокале свой мартини с черри-бренди.

– Ты одна из этой четверки?

– Нет. Я, как они выражаются, рабочий персонал. Щелкаю фотоаппаратом для одного агентства в Штатах. Делаю иллюстрированный репортаж о радже.

– Это набоб, дорогуша, – поправил ее Кен, встряхивая лед в бокале.

– К черту титулы, – отрезала мисс Берт. – Пусть этим занимаются умники из агентства.

Кен за три глотка покончил с коктейлем и хлопнул бокал о стойку.

– Повторим?

Девушка смерила его выразительным взглядом, но Китсон ничего не заметил.

– Теперь моя очередь, – заявил я, покончив со своей порцией.

– Не глупи, – отозвался Кен. – За все платит его превосходительство.

– Я пас, – сказала девушка. Китсон заказал еще два коктейля и бармен снова открыл счет.

– Ну, и чем ты теперь занимаешься, приятель?

– Пилотирую "Дакоту" для небольшой швейцарской компании. Чартерные грузопассажирские рейсы. Возим все и куда угодно. Старая песня.

– И долго ты там? – спросил Кен.

– Почти пять лет.

– А как ты здесь оказался? – поинтересовалась мисс Берт.

– Мы перевозили в Турцию груз для голливудской съемочной группы. Вчера все закончили, а на обратном пути в Берн забарахлил генератор, и вот я здесь. К тому же у меня проблемы с топливом.

– Попала вода, – резюмировал Китсон. – Мне это знакомо. Для них это пара пустяков.

– Для них? – взорвался я. – Моя лицензия позволяет разобрать Пратт и Уитни на кусочки. Они моему шефу не по карману.

Кен посмотрел на меня.

– Да, да, – примиряюще согласился он.

Девушка отнеслась к моим словам с одобрением. Ей нравилась мысль, что мужчины должны разбираться в технике. Правда она сильно заблуждалась насчет своего приятеля. Китсон мог бы разобрать его на части даже ржавой булавкой.

Бармен принес заказ. Кен одним махом ополовинил свою порцию. С его личным карбюратором проблем явно не было.

– Кто это "мы"? – поинтересовалась мисс Берт.

– Мой напарник. Молодой парень вон там, – я кивнул в дальний конец бара, где Роджерс с открытым ртом жадно ловил каждое слово капитана авиалайнера.

– Ну и как он?

– Отличный парень, – знал бы мой напарник, как о нем отзывается его шеф. – Но ты ведь уже не первый день торчишь? – сообразил я, глядя как по-хозяйски расположился за стойкой Китсон.

– Нет, пошли уже третьи сутки. Сегодня был просто пробный облет, – отозвался он и покончил с выпивкой.

– Еще три дня, – сказала мисс Берт, – и им придется снаряжать твоими коктейлями пулеметные ленты.

– Неплохая идея, – согласился Кен.

– А что здесь делает его превосходительство? – полюбопытствовал я. – Путешествует?

– Не совсем, – он посмотрел на кубики льда в своем бокале. – У меня снова засуха. Повторим?

– Позволь на этот раз мне угостить тебя. Просто показать, что у меня есть работа.

Китсон ухмыльнулся, а я посмотрел на бокал мисс Берт.

– Я тоже выпью, – сказала она. – Последний раз. Потом пойду перекусить. Где ты будешь ужинать?

– Я уже поел.

– Вот это по-нашему, – оживился Кен, – сначала покончить со всякой ерундой, а потом заняться настоящим делом. Мне придется присмотреть, чтобы тебя не подцепила какая-нибудь незнакомка?

Я посмотрел на мисс Берт. Ее лицо выглядело озабоченным, она даже нахмурилась. Если ей захотелось следить за регулярным питанием моего приятеля, то теперь забот у нее будет по горло. Китсон и раньше был не дурак выпить, но за последние десять лет он стал в этом деле профессионалом. Возможно такие привычки приобретаются вместе с замшевыми рубашками, а может таким образом он выражал свое пренебрежение к ним. Стать личным пилотом у набоба мечтает далеко не каждый, многие мечтают о совсем другой работе, и мне пока не удалось заметить, что Китсону это очень нравилось.

Он подозвал бармена и я сделал заказ. Ему еще придется разочароваться размерами моих чаевых, но, похоже, в этом конце стойки все эти три дня удача ему и так не изменяла.

Я вынул сигарету, и Кен дал прикурить от своего золотого, рифленого Данхила.

– А ты специально приехала сюда из Штатов для своего репортажа? – спросил я у мисс Берт.

– Нет. Постоянно живу в Европе уже года два, главным образом в Париже. Каждый американец, оказавшись в Европе старается сделать его своей базой, и он теперь все больше начинает походить на Пятую авеню. У меня была работа в Бейруте, а набоба и всю остальную компанию я встретила уже здесь, – она посмотрела на Китсона, тот улыбнулся в ответ и потянулся за нашими бокалами.

Я расплатился, и бармен постарался скрыть свое разочарование. Пока мы потягивали выпивку, Кен расправился со своей одним залпом.

– Мне пора и если вы, ребята, собираетесь торчать здесь и дальше... – сказала девушка.

– Мы с места не тронемся, – заверил ее личный пилот набоба.

Она неторопливой походкой лавируя между группами пилотов и туристами направилась к выходу. Толпа заметно стала редеть, и, наконец, у стойки остались только те, кто уже успел поужинать раньше или же кому этот бар стал родным домом.

3

Когда она ушла, у нас появилось ощущение, что мы ослабили тугие узлы наших галстуков и бросили под кухонный стол, подальше с глаз грязную посуду. К ней это отношения не имело, дело было в нас самих. Долгое время мы молчали, заглядывая в свои бокалы и потягивали сигареты.

– Ну как жизнь? – первым нарушил молчание Кен.

– Живу, летаю.

– Да, больше желать нечего. Ну и как работа?

– Платят наличными. Не слишком часто и не так уж много, но, черт побери, это всего лишь "Дакота".

– Чем они собираются их заменить?

Ну, это было трудной задачей для авиакомпаний, да и для всей связанной с авиацией индустрии. Шестерка фирм предлагала самолеты, которые предназначались на смену "Дакоте". Любая авиакомпания, использовавшая их в работе, по колено утопала в сверкающих брошюрах и не успевала отбиваться от торговцев этим товаром.

– Ничем, – сказал я. – Мы все еще будем летать на них, даже если все остальные пересядут на космические корабли.

Кен ухмыльнулся и тут же услышал встречный вопрос.

– А что представляет из себя его превосходительство в качестве хозяина?

– Платит он щедро, – Китсон развел руками. – Ему и в голову не придет дожидаться хорошей погоды. Если он хочет куда-нибудь попасть, то тут же собирается в дорогу. Предполагается, что я сам найду способ доставить его туда.

– Где ты живешь? – поинтересовался я. Мне было ясно, что где бы ни жил набоб Тангабхардры, то это место определенно носило другое название. Тангабхадра был одним из небольших штатов центральной Индии. Его основным населением были индусы, но правители были мусульманами. Такие задачи быстро решались во время раздела страны. Теперь эти люди могли жить только где-нибудь в Пакистане.

– Он купил место неподалеку от Форт Манро. Ты помнишь, где это находится?

Я знал это место у подножия гор, в западной части равнины реки Инд.

– Ничего особенного, просто губернаторский дворец: всего тридцать спален и взлетно-посадочная полоса в саду за домом. Зато, по крайней мере, никаких религиозных наставлений.

– В общем, скучать не приходится. Китсон утвердительно кивнул, достал белый шелковый платок и вытер пот со лба. Жары еще не было, ее время в Афинах еще не наступило, не говоря уже об американском баре "Короля Георга". После ухода его знакомой скорость потребления спиртного заметно упала, но в нем начинал говорить выпитый ранее виски.

Роджерса уже давно разбирало любопытство. Словно случайно он с почти пустым бокалом оказался за спиной Кена и его внимание привлекла роскошная замшевая рубашка пилота.

– Тони, – сказал я ему, – я хотел бы познакомить тебя с моим старым другом Кеном Китсоном.

Кен повернулся, и я объяснил, что Роджерс является моим напарником и как летал с Кеном во время войны. Бокал моего второго пилота похоже напомнил моему другу о его предназначении. Он подозвал пальцем бармена и, даже не спросив у Тони, заказал три порции своей любимой смеси.

Роджерсу не терпелось узнать, чем занимается Китсон, но после его ответа он разочарованно скривил губы. Ему так хотелось высказать свое благоговение перед пилотами реактивных самолетов и выслушать любые откровения командира авиалайнера известной всему миру компании, но личный пилот для него стоял на социальной лестнице на одну ступеньку ниже проститутки. Об этом можно было судить по тому, как он презрительно поджал губы. Вообще-то трудно было винить его за это, но мне это не понравилось.

Китсон спикировал в новую порцию выпивки и начал разглагольствовать про свой "Пьяджио". Это вызвало у меня улыбку, но в глубине души я ему завидовал. В "Заметках пилота" крейсерская скорость "Дакоты" отмеряна ста сорока узлами. Наша старушка в данный момент не дотягивала до этого рубежа добрую десятку, а "Пьяджио" уверенно держал сто восемьдесят и его максимальная скорость превышала две сотни.

Конечно, их было трудно сравнивать. Его машина была задумана как комфортабельный, скоростной лимузин для миллионеров, а моя лошадка предназначена для транспортировки людей и грузов самым экономичным путем, и в этом смысле среди транспортных самолетов она была вне конкуренции. Но вряд ли можно найти хоть одну из них моложе пятнадцати лет. Поэтому, когда я сижу с коллегами в баре, меня охватывает желание пилотировать что-нибудь не столь дребезжащее на стыках.

Для Роджерса, однако, это было не мимолетное желание, а постоянный ход мыслей. Но у него еще была возможность воплотить его в жизнь, а мне скорее всего это уже не удастся. И это многое объясняло.

Мы сделали еще один заход, и тут Роджерс спросил Кена, чем занимается здесь его хозяин, неужели того привлекают местные достопримечательности.

Китсон покачал головой и убрал волосы со лба.

– Не совсем. Мой патрон напал на след одной загадочной истории. Набоб, да преумножится его банковский счет и мужская сила, пытается разыскать фамильную драгоценность.

– Одна из его жен сбежала с греческим матросом? – съехидничал я.

– Он холостяк. Мой патрон – человек старой школы.

– Не надо меня дурачить. Я не раз видел, чему эта школа их научила.

Кен снисходительно ухмыльнулся.

– Ну, если тебе действительно интересно, и разговор останется между нами, то могу сказать, что он пытается вернуть свои драгоценности. Настоящие драгоценные камни, золото. Два ящика от патронов, – тут он положил руки на стойку и развел их друг от друга фута на два, – вот таких размеров. Приблизительная стоимость их содержимого достигает полутора миллионов фунтов стерлингов. Ему хочется снова заполучить их обратно.

Роджерс подозрительно посмотрел в его сторону.

– Когда это произошло? – спросил я. – Я имел в виду кражу.

– Рад был услышать от тебя умный вопрос, – Кен облокотился на стойку и продолжил. – Это случилось, мой дорогой друг, во времена нашей молодости, в золотую пору раздела страны, когда у набоба в Тангабхадре был дворец из розового мрамора, и спокойная жизнь текла своим чередом, вот только за его оградой ревела толпа индусов, хотевших перерезать ему глотку. Ну и понимая, что такая перспектива несообразна с существующим порядком вещей его западные друзья пришли ему на помощь с целой эскадрильей самолетов. Началась транспортировка по воздуху золотой утвари, драгоценностей и прочего добра под защиту Пакистана и истинной веры.

В моем приятеле заговорило выпитое виски, но он даже ни разу не запнулся.

– Они также вывезли самого набоба и его высших сановников, но в процессе претворения этого доброго деяния в жизнь один из пилотов, наверняка происходивший из низкого сословия и явно получивший образование не там, где нужно, огляделся по сторонам и увидел эти два ящика, полных всякого добра. Тут уж остановка в Пакистане показалась ему излишней, – Кен погремел льдом в своем бокале и махнул бармену. Роджерс тем временем посмотрел на меня и скорчил недоверчивую гримасу.

– Так вот, – продолжил Китсон, закончив свои переговоры с барменом, – мы оставили нашего героя в кабине "Дакоты" как раз в тот момент, когда он решил начать новую жизнь и прекратить каторжную работу во второразрядной авиакомпании. Он добрался до небольшой португальской колонии на западном побережье, заправил полные баки и предложил второму пилоту проверить состояние хвостового колеса.

Он сделал паузу и отхлебнул из нового бокала.

– Ничего не подозревающий парень вышел из самолета и, к своему удивлению, услышал как захлопнулась дверь и взревели моторы. Не успел он выразить свое возмущение, как "Дакота" превратилась в крохотную точку на горизонте и стала прокладывать свой одинокий путь над Аравийским морем навстречу тропическому закату. Надо признаться, что я для усиления драматического эффекта несколько погрешил против истины, ведь было только одиннадцать часов утра, но тем не менее он полетел на запад.

– В это можно поверить, – согласился я. – Так как ты говоришь его звали?

– Я этого не говорил, но если тебе интересно, то Моррисон.

– Никогда о таком не слышал. Так это случилось лет десять – двенадцать назад?

Кен энергично кивнул, пожалуй даже сильнее чем следовало. У него на лбу обильно выступил пот, но он этого уже не замечал.

– Все давно разломали, золото переплавили, камни получили новую огранку. Набоб сможет часами разглядывать в витрине магазина свое добро, но так ни о чем и не догадается.

– В принципе ты прав, Ястребиный Глаз, но факты говорят обратное: два месяца назад пару – тройку вещиц из этих драгоценностей купили для набоба в Бейруте. Вот тут он и начал охотиться за своим добром.

– А почему вы оказались именно в Афинах? – полюбопытствовал Роджерс.

– Узнали в Бейруте от... – но неоконченная фраза так и повисла в воздухе.

Я не заметил, как она подошла, но рядом с Роджерсом неожиданно выросла фигура мисс Берт.

– О, Боже, – заявила она. – Ну просто муссон прошел.

– Тебе мартини? – невозмутимо поинтересовался Кен.

– Старые фронтовые приятели, – фыркнула она.

Я осушил свои бокал и соскользнул с высокого табурета.

– Пожалуй мне пора.

– Сначала отведи его в постель, – решительно сказала мисс Берт.

Мне захотелось огрызнуться на тему, что он уже не маленький, но затем я передумал. Роджерс к этому времени успел испариться, а Китсон поморщился и спустился на пол и, к моему удивлению, остался стоять на ногах.

– Я думаю, мы еще увидимся, – сказал он мне.

– Я буду неподалеку.

Кен кивнул и начал прокладывать свой путь к лестнице отеля, а нам пришлось поддерживать его под руки. Бар стал снова заполняться людьми. По их многозначительным взглядам и ухмылкам можно было понять, что эту картину они наблюдают вот уже третий день подряд.

Мы уже миновали пролет и почти столкнулись с высоким, крепко сбитым мужчиной.

– Мистер Китсон, – грубо сказал он, – когда закончится эта пьянка? Так больше продолжаться не может! – в его голосе явно чувствовался немецкий акцент.

Мне очень захотелось испортить ему обедню, но для такого серьезного противника я был слишком пьян. Тем временем Кен посоветовал ему отправляться куда подальше.

Лицо мужчины побагровело и он толкнул Китсона в плечо, но тому на помощь пришла стена, и Кен смог удержаться на ногах. А наш противник промаршировал в бар.

– Может быть все-таки стоило ему пару раз врезать, – не слишком решительно предложил я.

– Сегодня, пожалуй, не стоит, – неожиданно мягко возразила мисс Берт.

Кен уже оторвался от стены и, ухмыляясь, посмотрел на дверь бара.

– Пора в постель. Еще увидимся дети мои.

Девушка посмотрела вслед его удаляющейся нетвердой походкой фигуре.

– Мне бы очень хотелось хоть раз застать его трезвым после семи вечера, – с грустью заметила она.

– А кто этот прусский гвардеец?

– Герр Хертер – личный секретарь набоба. Не стоит его винить, кому может понравиться, что пилот его шефа каждый день напивается до умопомрачения.

– А я и не виню. Мне просто не нравятся его манеры, – парировал я.

– Оставим это. Что-то неладное творится с Кеном, – озабоченно сказала она. – Он как-то сказал мне, что не может вернуться в Англию. Что тебе об этом известно?

– Пустая болтовня. Для этого ему просто надо купить билет, вот и все.

Я достал сигарету и закурил.

– Так что же все-таки творится с твоим приятелем? – не успокаивалась девушка.

– Я познакомился с ним пятнадцать лет назад, не советовал ему бросить пить тогда, не стану и теперь. Если ему хочется увидеть, как у него из ушей польется виски – это его дело, а не мое. Оно может стать твоим, но и это меня не касается.

– Все ясно и понятно, – мрачно процедила мисс Берт. – Фронтовые приятели. Спокойной ночи, капитан.

Я пожал плечами и направился к выходу из отеля.

4

На следующее утро я чувствовал себя отвратительно, но не хуже чем можно было ожидать. Мне пришлось побриться в холодной воде, надеть свою лучшую летную форму и отправиться на встречу с Роджерсом в кафе на другом конце улицы. Мы заказали йогурт, хлеб с маслом, джем и побольше кофе.

Первые две чашки я выпил почти залпом.

– Что там вчера случилось с твоим приятелем Китсоном? – поинтересовался мой напарник.

– Он отправился спать.

– Боже, что за историю он вчера нам рассказывал, – усмехнулся второй пилот. – Его всегда так распирает, когда он хлебнет лишнего?

– Ты ошибаешься, с ним все в порядке.

– Но ведь ты тоже в нее не поверил, не так ли?

– Тебе ни разу не приходилось летать в Индии, а нам с Кеном пришлось немало там поработать.

– Мне также ни разу не довелось покупать золотые часы с аукциона на Оксфорд-стрит.

Я мог бы только пожать плечами и оставить все как есть, но у меня в это утро было совсем другое настроение.

– Знаешь, а ведь это далеко не самая необычная история из тех, что мне доводилось слышать во времена раздела страны. И многие из них, как я точно знаю, абсолютно правдивы.

– Может быть, но два ящика из под патронов, набитые драгоценностями – это больше миллиона фунтов. Мне конечно доводилось слышать о "баснословных сокровищах Востока"...

– Чушь. Всего два ящика. Да у них там таким добром набиты целые комнаты.

Роджерс забыл о еде и ловил каждое мое слово.

– Между войнами некоторые из князьков приглашали для оценки своего состояния ювелиров с Бонд-стрит, и однажды мне довелось с одним из них встретиться. У него был двадцатилетний опыт работы, но по его словам он растерялся первый раз в жизни. Ему просто не с чем было сравнивать это богатство. Запомни эти князья совсем непохожи на арабских принцев нефтяной крови с гаражами, забитыми "кадиллаками" и хором девочек на кухне. Они копили эти сокровища на протяжении трех тысячелетий, так что результат может оказаться довольно внушительным.

Мой напарник наградил меня недоверчивым взглядом.

– Что бы ты сделал, окажись у тебя такое богатство? На что его можно было бы потратить? У этих ребят уже все было. Их цивилизация имеет долгую историю – она может быть старше, чем греческая. Поэты этой страны не уступят Гомеру, да и жили они с ним в одно время.

– Но и войн у них тоже хватало; налеты, погромы и все такое.

– Несомненно, ведь у них была довольно развитая цивилизация. Каждые двадцать лет они отправлялись рубить друг друга на куски, ну и что из того? Войны не могут повредить бриллиантам, они просто меняют хозяев, вот и все.

Я махнул официанту, чтобы тот принес еще кофе и достал сигарету.

– Удивительная вещь эти бриллианты, самая надежная форма собственности. Они не бьются, не горят и не девальвируются. Даже если уровень цен на фондовой бирже рухнет с верхнего этажа небоскреба, их стоимость останется прежней. Тебе даже не нужно знать их родословную, просто насыпь горсть этого добра в карман и ты состоятельный человек. Легко и просто.

– До тех пор, пока кто-нибудь не проломит тебе голову, – задумчиво процедил второй пилот, – и не обчистит твои карманы.

– Верно. Именно этого они и боялись во времена раздела страны. До этого там были довольно странные районы: мусульманские штаты с правителями индусами и наоборот. Набоб был только одним из них. Когда начался раздел страны, для них пришло время уносить ноги. Сошкам помельче перерезали глотки, и их драгоценности попали на рынок. Но крупная дичь смогла позаботиться о себе и вовремя смотать удочки.

Я глотнул кофе.

– Какого черта мне приспичило давать уроки истории в афинском кафе, да еще в половине девятого утра, – подумалось мне, но я все-таки решил закончить свою мысль и вслух продолжил. – Вот тогда-то и пригодились бывшие армейские летчики. Многие из них после войны болтались по Индии в поисках хоть какой-нибудь работы. Мы с Кеном не были исключением. В тот момент началась настоящая воздушная лихорадка, надо было переправить массу беженцев из Индии в Пакистан и наоборот. Оба правительства были озабочены тем, чтобы вывезти свою элиту и не дать противнику завладеть их состоянием.

Между нами говоря, Британское правительство поддерживало их в этом. Если бы даже скромная часть этих драгоценностей попала в свободную продажу, это могло привести к краху алмазного бизнеса в Южной Африке. По воздушным мостам переправляли людей, драгоценности и оружие. В "Дакоту" за один раз могли нагрузить до пяти тысяч фунтов этого добра: жемчуг, бриллианты, золотую посуду, предметы роскоши. А потом тут же приходилось возвращаться за новым грузом.

Роджерс недоверчиво посмотрел на меня.

– А тебе приходилось иметь с этим дело?

Я отрицательно покачал головой.

– Такая работа доставалась далеко не каждому. Мне приходилось иметь дело с обыкновенными беженцами, но я встречал ребят, которым доводилось иметь дело с драгоценностями: им платили по пять тысяч фунтов за один полет.

– Тогда некоторые из них смогли сколотить на такой работе состояние.

– Это была не та публика, и как бы то ни было, работа того стоила. Им приходилось поднимать в воздух старые развалюхи, самим устранять неполадки и садиться на любую мало-мальски пригодную площадку. Их часто обстреливали, а им не хотелось умирать богачами. Они все проматывали.

– Ну, хорошо, – согласился он, отхлебнув кофе из чашки. – Пусть будет так: все это правда и они возили драгоценности. И что дальше? Что случилось со всеми этими сокровищами?

– Ничего. Они все еще там. Принадлежат разным вельможам. Те, что стали достоянием толпы, попали на рынок. Но если кому-то удалось сохранить свое состояние, то это его собственность и никакое правительство не вправе наложить на него свою лапу. Это самое замечательное свойство бриллиантов: их нельзя национализировать. Можно проломить голову хозяину и все отобрать. Но правительство так поступить не может. Так что все по-прежнему пылится в чулане.

– Кроме, – процедил он сквозь зубы, – двух ящиков.

– Верно, – согласился я, – кроме двух ящиков.

Он ненадолго задумался.

– Трудно в это поверить, что с такими деньгами они не смогут нанять детектива, чтобы выяснить, куда все подевалось.

– Не стану с тобой спорить.

– Значит все это не слишком правдоподобно.

– Ты прав, – сказал я. – Но как мне кажется, все это могло случиться именно так. Хотя ручаться не могу. Нет никаких гарантий, что вся эта история не блеф.

Мой напарник с облегчением кивнул. С этой мыслью ему жить было легче. Это было вполне в его духе.

Я допил свой кофе.

– Пожалуй тебе стоит зайти на почту и справиться насчет телеграмм от шефа. Увидимся на аэродроме.

5

У меня не было желания снова испытывать местную телефонную сеть, а так как до конторы Миклоса было не более ста ярдов, то я отправился туда пешком, чтобы узнать не нашел ли он для нас какой-нибудь груз.

Он снимал две комнаты над магазином, торговавшим велосипедами. Два пролета по узкой, темной, каменной лестнице, поворот направо и ты стоишь перед массивной деревянной дверью. Остается только постучать и дожидаться, пока его секретарша не крикнет что-нибудь в ответ.

На этот раз за дверью стояла тишина. Я подошел и дернул за ручку. Дверь открылась, и мне ничего не оставалось как пройти внутрь.

За последние четыре месяца здесь ничего не изменилось: затхлый воздух, покрытая пылью картотека и кипы бумаг, сваленные у стены. Вряд ли кто-нибудь пользовался этим добром, повсюду лежал толстый слой пыли.

Посреди комнаты стоял большой стол, заваленный бумагами. Секретарши не было. После недолгих раздумий я направился к двери его кабинета, но она открылась еще до того, как мне удалось дотянуться до ее ручки. На пороге появилась встревоженная физиономия Миклоса.

– Капитан! – обрадовался толстяк. – Рад тебя видеть. Милости прошу в мой кабинет.

Не успел я войти в комнату, как он уже оказался за своим столом и быстро убрал что-то в правый верхний ящик.

– Присаживайся, – Миклос махнул рукой в сторону потрепанного кожаного кресла.

Я положил фуражку на край стола и воспользовался его любезностью.

– Извини, – сказал агент, кивая в сторону двери. – Я ненадолго отправил Марию по одному делу. Ну, так чем могу быть полезен? Твоя машина уже на ходу?

– Не совсем, но к обеду все будет в порядке. Тебе передали вчера мое послание?

– Да. Ты еще не передумал по поводу этого груза?

– Извини, Микки, – покачал я головой.

– Уверяю тебя, здесь нет никакого риска. Все будет в полном порядке. Я же не могу доверить его первому встречному. Мне нужен человек, которому можно доверять.

– Все правильно, только я предпочитаю держаться от него подальше. У тебя есть для меня что-нибудь другое?

– Ничем не могу помочь, – он обвел рукой кипы бумаг на своем столе. – Коровы, козы, сельскохозяйственные машины, запчасти. Все это не по твоей части. Греция бедная страна, авиаперевозки здесь многим не по карману. А что слышно от Хаузера?

– По поводу твоего груза?

Микки кивнул.

– Еще не знаю, но это не имеет для меня никакого значения, – я встал и взял фуражку. – Так ничего больше нет?

– Ничего, – он мрачно посмотрел мне в глаза. – Ты не боишься разочаровать своего шефа?

– Хаузера? Он всегда расстраивается, когда деньги текут мимо его карманов. Но это ерунда по сравнению с тем, что будет, если я окажусь в тюрьме. К тому же это может повредить его репутации.

– Извини, капитан, – печально изрек расстроенный Микки, но больше тебе предложить ничего не могу.

Тут он нагнулся к левой тумбе своего письменного стола, вынул оттуда бутылку анисовой водки и понемногу налил в две небольшие рюмки. Потом обильно разбавил водой из стоявшего на полке кувшина и протянул одну из них мне.

– Будем здоровы, капитан.

Я поднял рюмку и отпил глоток. Мне не очень-то нравится запах аниса, но, слава Богу, там была почти одна вода. Я в два глотка покончил с выпивкой и обошел край стола, чтобы поставить рюмку рядом с бутылкой, но затем резко выдвинул правый верхний ящик. Поверх пачки бумаг лежал пистолет "Беретта" калибра 7, 65.

Я толкнул ящик на место. Должно быть, когда Микки выглядывал из-за двери, именно эта игрушка была у него в руке за спиной.

– Тебе стоит привести в порядок все свои дела. Это благотворно влияет на нервную систему.

Он проводил меня печальным взглядом, а может быть Микки был просто разочарован моим отказом.

В приемной наконец появилась секретарша. Мне она была незнакома. Миклос любил менять их по нескольку раз в год, а, возможно, они сами любили менять Миклоса. Во всяком случае у него была на эту тему какая-то сумасшедшая теория.

Эта оказалась довольно смуглой, невысокой женщиной с курчавыми как у пуделя черными волосами. Похоже, я напугал ее, и она так и застыла, пытаясь вытащить лист бумаги из пишущей машинки.

В конторе Миклоса в то утро была нервная обстановка. Вероятно, и ночь его прошла не лучше. Я приветливо усмехнулся и отправился по своим делам.

6

Когда я появился в аэропорту, Роджерс все еще болтался по городу в поисках какого-нибудь сувенира с местным колоритом для своей швейцарской толстушки. Я залез в самолет и переоделся в комбинезон. Потом разыскал пустую банку и стал сливать топливо из правого бака. Когда жидкость расслоилась, на дне банки собралось на добрую четверть дюйма превосходной турецкой воды. Я залез на лестницу, снял капот с двигателя и начал разбираться с фильтром карбюратора.

В половине одиннадцатого наконец появился Роджерс со своим сувениром: яркой красно-черно-белой сумкой из козьей шерсти, которая не только могла служить ей для покупок, но и вполне сойти за половинку бюстгальтера. Он принес телеграмму от Хаузера, в которой тот просил еще раз подумать по поводу предложенного груза. Если больше ничего не подвернется, то мне надо будет появиться в Берне завтра к вечеру.

На это трудно было что-либо возразить, так что в целях экономии средств ответного послания не планировалось. Я посоветовал Роджерсу облачиться в комбинезон и прийти мне на помощь. Это предложение пришлось ему не по вкусу, но спорить он не стал. Я уже собрался снова заняться двигателем, как из-за ангара показалась фигура Кена.

На этот раз он был одет несколько по-другому, но по-прежнему в пределах рамок своего дохода, что означало плотную белую шелковую рубашку с отложным воротничком, замшевую куртку на молнии, пару легких брюк для верховой езды и открытые замшевые туфли.

Конечно в такую жару замшевую куртку одевать было не обязательно, но в конце концов это было не мое дело. Он был свеж, собран и очень серьезен, а на его лице не осталось никаких следов вчерашнего вечера.

– Когда ты улетаешь, приятель? – спросил Китсон.

– Еще не знаю, – ответил я, не понимая зачем ему это нужно.

Он посмотрел на снятый капот правого двигателя.

– Сможем мы его запустить через полчаса?

– Ну... а зачем это нужно? К чему такая спешка?

– Я хочу отправиться с тобой.

– Слушай, подожди немного...

– Так мы сможем его запустить? – нетерпеливо перебил он меня.

– Погоди. Я никуда не собираюсь, у меня нет заказов.

Похоже его это удивило.

– А я думал у тебя есть груз. Кажется в Африку.

Неужели я рассказывал ему про предложение Миклоса? Мне кажется, нет.

– У меня была одна заявка, – медленно процедил я. – Но мне не захотелось связываться с этим делом. Да и ты бы тоже не стал. Так в чем же все-таки дело?

Китсон прикусил губу и стал что-то рассматривать за моей спиной. Похоже теперь ему стало жарко в этой куртке.

– Мне нужно поскорее смотаться из Афин, – наконец выдавил он.

– Ну, для этого есть масса возможностей, – на моем лице появилась вымученная улыбка. – Ты можешь уехать в любое время, было бы желание. Не унывай, приятель, – я похлопал его по бокам и почувствовал под курткой пистолет.

– Пошли в самолет. Не будем мозолить глаза.

Кен внимательно посмотрел на меня и пошел к двери моей "Дакоты". Роджерс все еще не мог справиться с комбинезоном.

– Тони, – сказал я ему, – сходи к ангарам и постарайся найти большую банку или что-то в этом роде. Мне нужно будет промыть в бензине фильтр.

Он вытаращил на меня глаза, потом что-то проворчал себе под нос и снова занялся комбинезоном. Я угостил Китсона сигаретой, мы закурили и стали ждать пока Роджерс оставит нас наедине. Наконец ему удалось облачиться в комбинезон, он нерешительно посмотрел на нас и спрыгнул на землю.

– О'кей, теперь выкладывай.

– Я слишком много болтал вчера в баре. Мой шеф считает, что все дело поставлено под угрозу. Он поручил Хертеру принять меры. А у меня нет никакого желания сидеть сложа руки и ждать, так что я сматываю удочки.

– Это не трудно сделать. Отсюда можно выбраться самолетом, пароходом, по железной дороге, наконец. В это время года можно вылететь любым рейсом.

– Ты прав, – согласился он и жадно затянулся сигаретой.

– Если хочешь, можешь нанять мою "Дакоту". Вот только промою карбюратор. Это не займет много времени. Потом, в воздухе можно сменить курс, и это собьет их со следа.

– Да, да. Ты прав, – снова подтвердил Китсон и выбросил сигарету на бетонную полосу аэродрома. – Спасибо, Джек. Мне кажется, я и сам управлюсь. В любом случае, спасибо. Еще увидимся.

Он легко выпрыгнул из самолета и широко зашагал к ангарам.

Я проводил его взглядом. Потом Кен скрылся из виду, а мне осталось только откинуться в кресле и смотреть как сигаретный дым поднимается к потолку.

Воздух внутри салона был затхлым, но все еще хранил следы ночной прохлады. Скоро солнце нагреет обшивку, и здесь станет жарко как в духовке. Но пока в сумраке салона пахло дымом, последним грузом, пассажирами, маслом, бензином и кожей. Но все это не могло заглушить какой-то особый, резкий запах, присущий только "Дакоте". Мне не составит труда узнать его спустя годы, когда в памяти сотрется даже не только запах, но и образ любимой женщины.

Я словно вновь узнал его. Это был один из тех моментов, когда с удивлением узнаешь давно знакомые для себя вещи. Они настолько привычны для тебя, что их уже не замечаешь. Я снова затянулся сигаретой и задумался.

Миклос держит пистолет в верхнем ящике своего стола. Это часть всех этих хитроумных, построенных на лжи и обмане комбинаций, которые рождаются в его конторе. Оружие – символ удачи, амулет двадцатого века. Его можно понять, Китсон с пистолетом – совсем другое дело, и мне было непонятно, к чему это приведет.

Я сделал последнюю затяжку и вылез из двери. Появился Роджерс. В руках у него была половинка жестяного барабана из под смазочного масла. Он бросил его в тени самолета и повернулся.

– Что ему было нужно?

– Просто зашел попрощаться. Сегодня он отбывает.

Я снова взобрался по лестнице и стал снимать фильтр карбюратора. Наконец он оказался у меня в руках, и Роджерс забрал его у меня для промывки. Затем мне пришлось качать топливо через форсунку, пока наконец не перестала идти вода.

– А вот и они, – послышался голос второго пилота.

Я выглянул из-под крыла. Поднимая тучи пыли, к взлетной полосе выруливал малютка "Пьяджио". Мне сразу стало понятно, что кроме Китсона на борту никого нет. Он выбрал самый быстрый способ убраться отсюда. Его Превосходительству может быть безразлично, куда исчез его пилот, но ему определенно интересно будет узнать о пропаже собственного самолета.

Я выпрямился и обошел свою "Дакоту", чтобы посмотреть, как он взлетит. "Пьяджио" занял место позади авиалайнера и стал ждать своей очереди. Большой самолет выехал на взлетную полосу, разбежался, оторвался от земли и стал набирать высоту. Кен выжал секунд пятнадцать и тронулся вслед за ним. Взревели моторы, уже через двести ярдов "Пьяджио" оказался в воздухе и сразу начал крутой поворот.

– О, Боже! – выдохнул Роджерс.

Самолет тем временем прошел над контрольной башней, зданием аэропорта, вернулся к ангарам и описав три четверти круга выровнял свой полет. На высоте пятисот футов он прошел почти над моей головой, так что можно было легко различить большие зеленые буквы на его серебристых крыльях.

Тут один из двигателей начал барахлить, раздался громкий хлопок, потом он пару раз чихнул, выдал тонкую струйку дыма и заглох. Самолет качнуло, потом он выровнял свой полет и, набирая высоту, стал удаляться в сторону моря.

– О, Боже, – повторил мой напарник.

Я подбежал к двери, одним прыжком влетел в салон, проскочил в кабину и рывком включил питание, а затем радиоприемник. Пока он прогревался, мне удалось достать наушники и надеть их.

Через боковое окно можно было видеть, как "Пьяджио" медленно удалялся в сторону моря. Наконец радио стало оживать, в наушниках послышался гул, затем потрескивание и наконец голос, призывавший на английском языке Китсона ответить наблюдательной службе аэропорта.

Ответа не было.

Самолет все еще оставался в пределах видимости и летел на высоте не более тысячи футов.

Голос в наушниках продолжал на английском языке вызывать пилота и спрашивать, что произошло. Не получив ответа, он повторил то же самое по-французски. Затем уже другой голос повторил эти фразы по-немецки, и тут все смолкло. Я переключил канал и снова услышал первый голос, но ответа так и не последовало. К этому времени "Пьяджио" уже исчез над морем. Тогда я выключил радио, потом питание, убрал на место наушники и выбрался на свежий воздух. Роджерс продолжал смотреть на горизонт.

– В чем дело? – поинтересовался мой напарник. – Что он ответил?

– Я ничего не слышал, – отрезал я. – Пошли ставить фильтр на место.

Двадцать минут спустя в воздух поднялись два истребителя греческих военно-воздушных сил и на небольшой высоте ушли на запад в сторону моря.

– Поисковая команда, – буркнул Роджерс себе под нос и проводил их взглядом. – Похоже набоб приказал ему продолжить полет. Ты об этом и не подумал.

– Его босса на борту не было, – обескуражил я второго пилота. – В самолете был только Кен.

– Тогда почему же он не вернулся после того, как заглох двигатель?

– Не знаю. Но на случай, если кто-нибудь будет спрашивать, его здесь не было... Ты понял?

Он с любопытством посмотрел на меня.

– Послушай, Кен повздорил с хозяином. Что он хотел сделать, я не знаю и знать не хочу. Меня это не касается. Так что он здесь никогда не появлялся. О'кей?

– Хорошо.

Я поставил фильтр на место, закрыл капот и решил не заправляться горючим до самого отлета. Мы переоделись и к полудню попали в пункт наблюдения за полетами.

Я справился по поводу "Пьяджио": никто ничего не знал, и даже истребители ничего не смогли обнаружить. Тогда они попросили пару пилотов в этом районе быть повнимательнее и передали сообщение в штаб военно-воздушных сил на Мальте.

Больше делать было нечего и мне захотелось зайти в бар. Не успел я допить свое пиво, как появилась мисс Ширли Берт. Должно быть, она разыскивала именно меня и, не теряя времени, сразу направилась в мою сторону. Было заметно, что она расстроена.

– Ты не знаешь, что случилось с Кеном? – не тратя времени на приветствия спросила Ширли.

– Не более того, что я мог увидеть, – похоже ее это заинтересовало, и мне пришлось продолжить. – Он взлетел, потом у него заглох один двигатель, но Китсон взял курс в сторону моря. На запросы по радио он не отвечал.

Службы аэропорта сейчас ведут предварительные поиски, но если они не дадут результата, то через несколько часов этим займутся вплотную.

– Целых несколько часов!

– Пока не о чем беспокоиться. Любой двухмоторный самолет может лететь на одном двигателе до тех пор, пока хватит горючего. Правда, мне не было известно, каков запас топлива у "Пьяджио". Конечно, запаса прочности у него не осталось, и не так уж много летчиков рискнет перелететь море в такой ситуации. Тем более их беспокоит, что он не отвечал на их запросы.

Это были азбучные истины, и я изложил их соответствующим назидательным тоном.

– Где он может приземлиться?

– Вряд ли до Крита ему подвернется что-либо подходящее. Все острова довольно скалистые, и ни на что подходящее в Эгейском море рассчитывать не приходится.

Она прикусила губу. Меня это совсем не касается, но вид у нее сегодня был великолепный. Легкое кремовое платье, блузка, коричневый кожаный ремень и туфли того же цвета. Ширли провела рукой по волосам, потом неуверенно посмотрела на меня.

– Этот паразит мог бы с ней попрощаться.

Но это тоже меня не касалось.

– Выпьем пива, – предложил я.

Пить ей не хотелось, но и делать в баре было больше нечего, так что она взяла охлажденное пиво и сигареты.

В бар вошел Хертер и сразу подошел к нам. На всякий случай я поставил свое пиво на стойку и теперь мои руки были свободны. Он остановился прямо предо мной.

– Капитан Клей?

Я кивнул.

– Меня зовут Хертер, я личный секретарь Его Превосходительства набоба Тангабхадры.

– Из форта Манро, – с издевкой добавил я. Если ему хотелось затеять свару, он мог рассчитывать на мое содействие. У меня во рту появился неприятный кислый привкус. Дело было вовсе не в том, что я что-то там съел или выпил, просто один хороший свинг в челюсть этому головорезу мог вполне поправить мое состояние.

Он слегка нахмурился, но не стал заострять на этом внимание.

– Ты видел мистера Китсона сегодня утром?

Я покачал головой.

– С час назад видел, как он взлетел.

– Его Превосходительство очень обеспокоен. Кажется у самолета отказал один двигатель, но он не стал возвращаться назад.

К счастью, я не стал первым затевать потасовку и теперь мог сесть обратно на табурет.

– Я слышал, что можно нанять твой самолет? – продолжил личный секретарь Его Превосходительства.

– Да, все обстоит именно так, – медленно процедил я.

– Он готов к полету?

– Надо только заправиться топливом.

– Это надолго?

– Нет. Ну, скажем, полчаса.

– Его Превосходительство хочет отправиться с тобой на поиски мистера Китсона. Полчаса тебе будет достаточно?

– Если мне удастся получить кое-какую помощь.

– Сделай все необходимое. Его Превосходительство приедет сюда через тридцать минут.

Он повернулся ко мне спиной и собрался уходить.

– Мы не договорились о цене, – заметил я.

Герр Хертер оглянулся и так смерил меня взглядом, словно я стал ниже ростом.

– Его Превосходительство такими мелочами не занимается, – бросил он через плечо и вышел.

Роджерс недоуменно посмотрел на меня, потом на девушку, и в конце концов его взгляд остановился на моей персоне.

– Ну, что ж, – ответил я на его немой вопрос, – мы летим.

– Возьмите меня с собой, – взмолилась Ширли.

– С моей стороны возражений не будет, – заверил я. – Трудно сказать, что скажет по этому поводу набоб, но мы сделаем все от нас зависящее. А пока тебе не помешает перекусить и захватить нам сэндвичи или что-нибудь в этом роде. Встретимся за ангаром у "Дакоты".

Я допил остатки пива и отправился к руководителям различных служб аэропорта, чтобы на практике убедиться, насколько они уважают титул моего клиента.

Полчаса спустя вся наша троица уже стояла у готовой к полету "Дакоты": имя и титул его превосходительство возымели должный эффект, и моя старушка с момента своего рождения не помнила такого трогательного внимания со стороны техников и заправщиков. Баки были полны топлива, все окна помыты, а давление в шинах точно соответствовало норме. Я не слишком удивлюсь, если старушка проявит свой капризный характер и вся гидравлика вдруг выйдет из строя, но все, что мне удалось проверить, работало нормально, и даже прогноз погоды не сулил ничего неожиданного.

Незачем было об этом думать, но сегодня мы снова можем оказаться в графах регистрации прибыли бухгалтерских книг Хаузера.

Большой черный "Мерседес 300" появился из-за угла ангара и подъехал к "Дакоте". Насколько мне удалось заметить, за рулем находился Хертер, а на заднем сиденье устроился небольшой, смуглый человечек. Он был там не один, но второго лица разглядеть не удалось. Даже ума не приложу, где они умудрились в Греции раздобыть такую машину. Местные дороги такой чести не заслужили. Не исключено, что моя оценка этой ситуации страдает субъективностью, и на приличном шоссе Его Превосходительство пользовалось только "Роллс-Ройсом" ручной сборки.

Хертер выскочил из машины, промаршировал к задней дверце и помог выйти третьему пассажиру. И тут у меня перехватило дыхание.

Это было самое очаровательное создание из всех, что мне приходилось видеть, а у меня в этом отношении все-таки был немалый опыт... это была довольно высокая особа, ростом около пяти футов восьми дюймов, с темными до плеч волосами. На ней было простое белое платье с открытым воротом и роскошные белые туфли. Трудно описать словами какую роль в этом ансамбле играла ее фигура, но можете мне поверить, что незнакомка производила неизгладимое впечатление.

Теплый, медовый оттенок е кожи в сочетании с высокими скулами и большими темными глазами наводили на мысль, что она была евразийка. Природная грация ее походки породила во мне массу новых предположений, анализировать которые я не стал.

Его Превосходительство поспешил за ней, а Хертер направился к багажнику и стал доставать из него корзины с провизией, ковры, одежду.

– На этот раз ты возьмешь управление самолетом на себя, – наставлял я Роджерса вполголоса. – Все свое внимание мне придется уделять пассажирам.

– Тебе потребуется пятьдесят миллионов баксов, – раздался из-за моей спины голос Ширли.

– Зачем мне такие деньги?

– Для нее.

Местный обслуживающий персонал словно мухи кружился поблизости. Немец подробно проинструктировал одного из них и отдал ключи от машины. Парень обалдел от счастья и укатил на "Мерседесе".

Теперь Хертер направился к самолету. Я толкнул напарника локтем. Только тогда тот сообразил сделать пару шагов вперед, чтобы принять вещи у него из рук. Секретарь кивнул и представил меня хозяину.

– Ваше Превосходительство, позвольте мне представить нашего пилота, капитана Клея.

Набоб кивнул мне и едва заметно улыбнуся. Это был невысокий, немного сутулый, смуглый тип лет тридцати пяти с вытянутым узким лицом. Его прямые жесткие волосы были расчесаны на прямой пробор, а при внимательном рассмотрении можно было заметить, что его улыбка отливала в углах рта золотом коронок. Для воздушной прогулки он выбрал белую рубашку с короткими рукавами, из нагрудного кармана которой торчали солнечные очки, свободные желтовато-коричневые брюки и пару довольно потрепанных сандалий. Одежда для миллионеров изысканностью не отличалась.

Хертер повернулся к девушке.

– Мисс Браун, могу я представить Вам капитана Клея, пилота нашего самолета.

При упоминании ее имени я едва не рассмеялся. Лучшие поэты Индии наизнанку выворачиваются, подбирая эпитеты, соответствующие ее облику, а она оказывается мисс Браун. Я криво улыбнулся и пожал протянутую руку. Она приветливо улыбнулась, а когда мои пальцы почувствовали энергичное пожатие ее изящной прохладной руки, то я почувствовал себя немного выше ростом.

Все это время мою голову украшала фирменная фуражка, и я, очевидно, должен был отдавать честь при каждом упоминании моего имени.

Хертер помогал набобу подняться в самолет по деревянным ступеням неизвестно откуда появившейся лестницы. Мисс Берт упорно не замечали, да она, похоже, никого и не интересовала.

– Ваше Превосходительство, – обратился я к нему и впервые приложил два пальца к козырьку фуражки. – Могу я попросить вас об одном одолжении. Мисс Берт очень беспокоится за мистера Китсона. Вы не позволите ей полететь с нами?

Маленький человечек остановился на полдороге и посмотрел на нас. По его лицу трудно было судить о судьбе моей просьбы.

– Разреши ей полететь с нами, Али. Но если только она не потащит с собой свои камеры.

Набоб сдержанно кивнул и продолжил свой путь. Мисс Браун и Хертер последовали за ним.

– Слышала, что сказала леди, – подтолкнул я Ширли. – А ну давай в самолет.

Девушка поджала губы и смерила меня презрительным взглядом, но я только улыбнулся в ответ. Ей очень хотелось полететь с нами, вот только сама мысль, что формально она становится гостьей мисс Браун, вызывала у нее бурный протест. Но я был абсолютно непробиваем и продолжал скалить зубы. Мисс Берт поколебалась, а затем решительно вошла в самолет.

Рядом со мной по-прежнему с ворохом вещей в руках стоял Роджерс.

– Хватит пялить глаза. Какого черта ты на меня уставился?

– Да вот, мне показалось, еще секунда, и ты вместо ковра расстелишься по лестнице, чтобы ей было удобнее вытереть ноги.

– А ну, давай на борт, – пригрозил я. – Вот погоди, выйдем за пределы трехмильной зоны, и слово командира станет для тебя законом.

Второй пилот повернулся и стал карабкаться по ступенькам. Затем настала моя очередь. Я оттолкнул ногой лестницу, прыгнул в самолет, закрыл за собой дверь и направился в кабину.

Набоб с мисс Браун расположились в центре салона, позади них устроился Хертер, а мисс Ширли Берт выбрала первый ряд рядом с кабиной.

– Пристегните ремни, – объявил я. – Через пять минут мы уже будем в воздухе.

Хертер пристально посмотрел мне в лицо.

– Его превосходительство хочет занять место в кабине рядом с тобой, капитан.

– Сразу же после взлета, – заверил я, заканчивая застегивать ремень безопасности у мисс Браун. Когда мне удалось добраться до Ширли, она уже пристегнулась и смотрела в окно. – Все о'кей? – поинтересовался я.

– Да, – не поворачивая головы сухо ответила девушка.

Я шагнул в кабину и хлопнул за собой дверью. Роджерс уже начал последнюю проверку, и мне пришлось поскорее занять свое место.

7

Я закончил облет аэропорта, выровнялся на высоте тысячи футов и поставил триммеры и дроссели в привычное положение. Передо мной маячил Кеа первый из островов Циклад, сливавшийся на горизонте с полуостровом. За ним, изогнувшись дугой, миль на восемьдесят тянулась к югу цепочка западных Циклад: пять крупных островов и множество каменистых, торчащих из воды глыб.

Воздух был хрустально чист, что может случиться только весной или осенью, когда жара еще не заявляет о себе повисшей в воздухе дымкой, а путешествующие хаусфрау не поднимают клубы пыли своими девятыми размерами.

Я открыл боковое окно и на несколько секунд высунулся наружу. Холодный поток воздуха взбодрил меня, привкус во рту исчез.

– Сходи в салон и скажи набобу, что он может занять твое место в кабине, – приказал я Роджерсу. – Если мисс Браун чувствует себя одиноко, можешь подержать ее за руку. Но если ей захочется подержаться за что-нибудь другое, отошли мисс ко мне.

Он скорчил страдальческую рожу, но поскольку до мисс Маттерхорн было довольно далеко, мой напарник не слишком огорчился представлявшейся возможности примоститься возле мисс Браун.

Набоб вошел в кабину и устроился в кресле справа от меня. Похоже, он чувствовал себя здесь как дома. Я закрыл окно со своей стороны.

Его превосходительство надел солнечные очки и стал разглядывать море. Я вытащил видавшую виды карту, свернул ее так, чтобы показать Эгейское море и передал ему в руки.

Он вежливо кивнул и углубился в ее изучение.

– В каком направлении полетел мистер Китсон? – наконец спросил он хорошо поставленным голосом. Его произношение скорее наводило на мысль об Оксфорде, чем о форте Манро.

– На юго-восток, – я вытащил ручку и провел линию на сто пятьдесят градусов от Афин. Она прошла через изогнутую цепь островов и закончилась на последнем из них, на Саксосе.

Набоб снова склонился над картой.

– Мы осмотрим каждый остров, – наконец решил он.

– Идет, – согласился я и качнул штурвал влево.

Все это было не так легко, как казалось: надо было снижаться до тысячи футов, чтобы иметь возможность осмотреть береговую линию, а затем набирать высоту для осмотра самого острова. Не смотря на то, что ни один из островов не превышал в поперечнике нескольких миль, их вершины достигали полутора тысяч футов и выше.

"Пьяджио" будет выделяться на этом фоне как золотой зуб. Правда самолету после вынужденной посадки в гористой местности не всегда удается сохранить отдаленное сходство с летательным аппаратом. Иногда удается двумя руками удержать на весу все самые крупные обломки, если они не рассыпятся в прах после пожара.

В любом случае то же самое касается и пилотов.

Мы вдоль и поперек изучили Кеа, потом Кифнос, а затем Серифос.

После двадцати минут полета на высоте три тысячи футов набоб со своими спутниками принялся изучать содержимое корзин с припасами, а я передал управление самолетом Роджерсу и отправился на следующий сеанс созерцания мисс Браун, а также для выяснения того, что Ширли Берт захватила мне на обед.

Мисс Браун была свежа как персик, а на обед мне достался хлеб, довольно приличный острый сыр и зеленые смоквы. Я присел рядом с девушкой и уперся ногами в переборку кабины. Она встревоженно заглянула мне в глаза. Все это время Ширли выглядывала из небольшого окна, но как и я поняла одну простую истину: места для посадки на этих островах не было. Все это начинало сказываться у нее на нервах.

– По радио ничего не сообщали?

– Справлялся несколько минут назад. У них ничего нет.

– Он уже... должен был приземлиться?

Стрелки часов показывали половину третьего. Кен уже находился в воздухе (если он все еще продолжал лететь) три с половиной часа. У него еще должен был оставаться порядочный запас топлива, что я и постарался ей объяснить.

Она кивнула и буквально ткнула мне в лицо бутербродами.

– Куда мы направимся дальше? – спросила Ширли после некоторой паузы.

– Не мне решать. Мы осмотрели около половины островов в этом направлении. Когда мы покончим с этим, у него может появится желание осмотреть те, что на востоке или перейти на Крит. Он заказывает музыку.

– Похоже, ты не очень-то и расстроен, – упрекнула меня Ширли.

Она оказалась права. Может и на самом деле я оставался слишком спокоен, но трудно было волноваться за Китсона, если тот сидел за штурвалом.

Правда, мне уже приходилось ошибаться в подобных случаях, но одно мне было известно точно: если из этой ситуации мог выкарабкаться всего десяток пилотов во всем мире, он будет среди них. Я снова попытался донести это до ее сознания.

– Этот ублюдок входит в десятку лучших пилотов мира, – добавил я для убедительности.

Она с любопытством посмотрела на меня.

– Один из пилотов на Афинском аэродроме уже говорил мне что-то подобное, стоило ему только увидеть, как Китсон сделал пробный круг и зашел на посадку.

– Для опытного человека этого вполне достаточно, чтобы оценить мастерство пилота. Впервые я встретил его в школе переподготовки пилотов. Тогда, в сорок третьем, нас учили летать на "Оксфордах". Взлетная полоса была со значительным уклоном, и когда он совпадал с траекторией посадки, то казалось, что сажаешь машину на горном склоне. Так вот, если за штурвалом был Кен, то даже инструкторы выходили из казармы, чтобы посмотреть, как он садится. А уж они на своем веку всякого насмотрелись.

– Это похоже на старую притчу, которую можно услышать про многих известных музыкантов. Почти каждому из них его первый учитель музыки сказал буквально следующее: "Иди домой, мой мальчик, и скажи своему папочке, что я не смогу тебя учить. Я смогу только учиться у тебя".

– Не буду спорить, – криво улыбнулся я. – Вся наша жизнь напоминает череду затертых клише.

– Например, вон та парочка у нас за спиной. Маленький богатый коротышка и высокая красавица.

– Не стоит бередить мои раны. Тем более сейчас, когда этот сыр помогает моему организму усваивать витамины.

– Послушай, парень, витамины тебе не помогут. Здесь нужно пятьдесят миллионов баксов.

– Ты уже просветила меня по данному вопросу, а я упорно работаю в этом направлении. Вот увидишь, какой счет получит Его Превосходительство за свой вояж.

Ширли улыбнулась и откусила смокву.

– А что она из себя представляет? – небрежно спросил я.

– Личная секретарша.

– Мне казалось, что это место уже занято.

– У них совершенно разные сферы деятельности. Большинство ее обязанностей Хертеру просто не по силам, – сказала она с невинной улыбкой.

– Понятно. Да я и сам стал догадываться, что в обязанности Китсона входило не только вождение самолета, – неосторожно брякнул я. Это было чертовски глупо с моей стороны: мы снова вернулись к тому, с чего начали. В ее глазах заблестели слезы, и мисс Берт быстро повернулась к окну. Мне оставалось только взять с собой фрукты и вернуться в кабину.

Моя старушка вела себя безупречно. Я еще раз все проверил, слегка приоткрыл окно, уселся в кресло и стал дожидаться Его Превосходительства. Мы уже провели в воздухе два часа, а впереди у нас оставалось горючего на шесть часов спокойного полета плюс небольшой запас для нештатных ситуаций.

Маленький человечек появился минут пять спустя, и Роджерс отправился перекусить. Мы облетели Сифнос, затем Михнос и у нас оставался только Саксос.

Этот остров по сравнению с остальными был несколько пониже и не так изрезан скалами. Самая высокая вершина на его северном берегу немного не дотягивала до тысячи футов. Ее уступами окружали каменистые террасы, которые словно гигантские ступени вели к ее подножию. Восточный берег представлял собой изрезанную оврагами пересеченную местность, и только на западном можно было заметить среди утесов несколько отмелей.

Береговая линия была довольно неплохо застроена: вдоль нее тянулась цепочка довольно больших по местным понятиям двухэтажных зданий, чаще всего белых или кремовых. Серовато-желтый шрам дороги извивался по склону, а затем мили на полторы протянулся до поселка в центральной части острова. На этом участке дорога была почти прямой и ее путь пролегал среди холмистой местности, не вдохновлявшей местных фермеров на возделывание небольших клочков земли размером с цветочную клумбу.

На высоте ста футов мы прошли над дорогой и миновали поселок. Ребятишки в белых штанишках высыпали на улицу и задрав головы провожали нас взглядом. Однообразную белизну небольших, квадратных строений нарушал только голубой купол церкви.

Набоб наклонился вперед и внимательно разглядывал местность. Ничего особенного он увидеть не мог, но я мог угадать ход его мыслей: эта дорога была единственной возможностью для посадки самолета. Ничего подобного на других островах нам не попадалось.

Я набрал высоту и стал обследовать южный берег острова. Вскоре мне стало понятно, что на расстоянии одной мили к западу был еще один островок, не больше полумили в поперечнике с небольшой деревней на дальнем конце. Перед ней лежала почти треугольная долина, выходившая к морю на северо-западе. Узкая полоска песка быстро переходила в поросшую травой равнину с кипарисовой рощей перед самым поселком.

Облет острова не принес никаких результатов. Мы развернулись и я посмотрел на своего соседа. Его Превосходительство внимательно изучал потрепанную карту.

– Есть ли что-нибудь южнее этого острова? – наконец спросил он.

– Только Крит, – пояснил я. – В восьмидесяти милях отсюда.

– Ты уверен?

Конечно я был абсолютно уверен в этом.

– А что нам говорит карта? – вежливо поинтересовался я.

Он снова углубился в ее изучение. Самолет продолжал набирать высоту. Наконец мой спутник оторвался от карты и посмотрел перед собой.

На высоте трех с половиной тысяч футов я выровнял самолет. Позади остался Саксос, а перед нами на добрые сорок миль до самого горизонта простиралась серо-голубая гладь моря. Смотреть было нечего. Я сделал круг. На севере и востоке маячили Олос и Антипарос, где-то за ними виднелся силуэт Пароса.

Я посмотрел на своего именитого пассажира. Он угрюмо смотрел как перед ним проплывают острова. Никаких распоряжений не последовало, и мне ничего не оставалось, как сделать разворот в обратном направлении. Левое крыло опустилось, и обзор с моего места значительно улучшился. Где-то посреди этого круга я заметил нечто необычное.

Грязное пятно темно-серого цвета, словно отпечаток большого пальца на зеркальной глади. Больше всего это было похоже на скопление плавающих водорослей. Я сбросил газ и стал снижаться по спирали. Набоб тоже заметил необычное пятно и посмотрел в мою сторону. На высоте двух тысяч футов это пятно все еще можно было принять за водоросли. Мне не раз приходилось встречаться с ними. Но и с нефтью я тоже сталкивался не раз. У нее был такой же приглушенный блеск.

На шестистах футах я еще снизил скорость и стал кружить над морем. К этому времени никаких сомнений у меня не осталось: пятно было масляным. В центре его виднелись какие-то предметы.

Я прибавил мощность, нырнул ниже и почти поставил "Дакоту" на крыло. До поверхности моря было не больше ста пятидесяти футов.

Один из перепачканных маслом предметов очень напоминал спасательный жилет, другой смахивал на колесо.

Я выровнял самолет, стал набирать высоту и сказал набобу о своих предположениях.

– Мы должны приземлиться на острове, – приказал он.

– Если сможем, – отозвался я.

Мы еще раз обследовали поверхность моря между масляным пятном и островом. Ничего примечательного обнаружить не удалось.

Дорога на Саксосе была узкой, но более-менее ровной. Я медленно пролетел над ней, прикидывая состояние дорожного покрытия и вероятный пробег самолета при посадке. На протяжении почти трети мили она была почти идеально прямой, и если зайти со стороны гавани на низкой высоте, то этого вполне могло хватить. Сама дорога оказалась мощенной гравием, и мне оставалось только надеяться на добросовестность ее создателей.

Хороший пилот может благополучно посадить самолет, а сохранить при посадке жизнь себе и пассажирам по силам любому летчику.

А я был хорошим пилотом.

Перед последним виражом я предупредил Его Превосходительство:

– Вряд ли мы сможем снова поднять в воздух самолет прежде, чем вечер принесет прохладу. Сейчас слишком жарко и мне не удастся выжать из двигателя полную мощность. Взлететь можно будет не раньше сумерек.

Он молча кивнул.

– Да, вот еще: мне надо будет связаться с Афинами, а то они могут начать разыскивать нас. Надо будет сообщить, что вероятно мы обнаружили место гибели "Пьяджио"?

– Нет. Сначала надо удостовериться.

– О'кей.

Я и сам не хотел этого. Ведь если Китсону где-нибудь в другом месте требовалась помощь, то давать отбой поисковой работе именно сейчас было бы неразумно.

Хотя вряд ли Кен станет дожидаться, пока его вытащат из моря.

Мне не удалось связаться с аэропортом Эллинико: из-за небольшой высоты на таком расстоянии это было почти невозможно, да и особого желания собачиться по поводу причины вынужденной посадки с диспетчером у меня не было. Но я смог обменяться сообщениями с экипажем рейсового авиалайнера и попросить их передать сообщение о моей посадке из-за неполадок в карбюраторе. Спорить со мной по этому поводу будет затруднительно, а мне хорошо была известна дурная репутация грузовой авиации, так что сообщение выглядело вполне правдоподобным.

Когда к собственному удовлетворению я покончил со всеми формальностями, то вежливо попросил своего спутника пройти в салон и прислать мне Роджерса.

– Я могу быть полезен, – возразил набоб. – Мне не раз приходилось пилотировать мой собственный самолет.

– Для этой работы мне потребуется мой второй пилот, – отрезал я и не стал уточнять разрешал ли ему Китсон сажать машину на аэродроме или просто давал подержаться за штурвал во время полета.

Он ушел, а его место занял Роджерс.

8

При заходе на посадку я сбросил скорость узла на три больше, чем обычно, и мы шлепнулись на дорогу как мокрая губка. Пока все шло по плану. После нескольких неприятных моментов, когда мне с трудом удалось удержать "Дакоту" на дороге, которая строилась в расчете на местный автобус, я пустил в ход все свое искусство вождения. С помощью двигателей, рулей управления, тормозов и всемогущей молитвы мне удалось остановить свою старушку, не использовав еще добрую сотню ярдов прямого участка дороги. Позади осталось четверть мили облака белой пыли и безраздельное внимание местного населения.

Требуется немало сил, чтобы пробудить интерес у грека-островитянина, но мы постарались на славу и у нас оставалось кое-что в запасе: они еще не видели мисс Браун. Я закончил маневрирование, выровнял самолет по дороге и заглушил двигатель.

– Надеюсь, мы еще сможем взлететь обратно, – выпалил мой удивительно тактичный напарник. Но после этого мне стало гораздо легче объяснить ему, что именно он останется присматривать за самолетом.

К тому времени, когда я открыл дверь, самолет уже был окружен толпой ребятишек и молодежи.

– Кто здесь может говорить по-английски? – выкрикнул я.

– Инглиш, – вопил я, не обращая внимания на их недоуменные взгляды. – Инглес, Британия.

Наконец они поняли, что мне нужно. Началась страшная суета и неразбериха, но наконец кто-то из них привел мужчину лет тридцати в голубой рубашке. К тому времени все мы уже выбрались из "Дакоты", а все мужское население старше десяти лет потеряло всякий интерес к самолету и таращило глаза на мисс Браун, но это ее, похоже, не беспокоило.

Парень в голубой сорочке пробился вперед, с явным сожалением заметил, что она здесь не командует, и обратился ко мне.

– Добро пожаловать на Саксос, – оживленно затараторил он. – Меня зовут Нисис Маринос. Я возглавляю Туристический комитет Саксоса.

Впоследствии мне удалось выяснить, что он был не только его главой, но и единственным членом. К тому же ему приходилось работать здесь школьным учителем.

Я назвал себя и уже стал сомневаться, стоит ли мне представлять своих пассажиров, как вперед вылез Хертер и взял инициативу в свои руки. Он стал объяснять кто мы и зачем здесь оказались. Поскольку ему не было точно известно, что мне удалось увидеть и где, то он постоянно обращался ко мне, а школьному учителю постоянно приходилось прерываться и раздавать затрещины ребятишкам, решившим растащить "Дакоту" на сувениры.

Сам Нисис, как оказалось, ничего не видел. Он построил ребят и кратко изложил им суть нашего рассказа. Некоторые из них кое-что заметили, и после недолгих расспросов он повернулся к нам.

– Около трех часов назад на небольшой высоте мимо острова пролетал самолет, он держал курс на юг и издавал забавные звуки.

Я поинтересовался его размерами, и Нисис снова возобновил свои переговоры с детьми. Все сошлись на том, что тот самолет был меньше "Дакоты", но никто из них ничего подобного вблизи не видел, а все летающее в воздухе кажется гораздо меньше.

Зато они единодушно сошлись на том, что самолет был серебристого цвета.

Оставалось только выяснить, чем он отличался от "Дакоты".

В это время к нам присоединились несколько взрослых островитян. Один из них был довольно грузным мужчиной с густыми белыми усами. У него на этот счет существовало довольно определенное мнение. Он пробился сквозь толпу, подошел к "Дакоте" и постучал кулаком по крылу, а затем вытянул руку вверх и похлопал по фюзеляжу. Несколько ребятишек согласно закивали головами.

Мне стало понятно, что тот самолет был с верхним расположением крыльев.

Я с благодарностью пожал ему руку и несколько раз сказал "эфкаристо", чем в значительной мере исчерпал свой запас греческих слов, который не простирался за пределы списка коктейлей в баре.

Хертер отправился передавать эту информацию своему хозяину, который вместе с мисс Браун стоял поодаль от нашего сборища. Я усмехнулся и стал искать сигареты. Неожиданно со мной рядом появилась Ширли Берт.

– Какие новости?

– Ничего хорошего, – отозвался я и закурил. И, ведь, действительно так оно и было. Ширли упрямо продолжала стоять передо мной, и мне пришлось поделиться с ней своими соображениями.

– Все указывает на то, что часа три назад здесь пролетел "Пьяджио" Китсона. Он шел на небольшой высоте, и у него явно барахлил двигатель, все в один голос говорят, что "он издавал забавные звуки". Тебе уже известно о масляном пятне в семи милях южнее острова, и как мне показалось, в нем плавает спасательный жилет.

– Какие у него шансы на спасение, если самолет упал в море? – неуверенно спросила она.

Я ненадолго задумался. Вокруг нас собрались ребятишки. Их глаза горели любопытством, они жадно ловили каждое слово, но ничего не понимали и напряженно следили за выражением моего лица.

– В этом отношении "Пьяджио" проигрывает многим самолетам. После падения они некоторое время остаются на плаву, благодаря топливным бакам в крыльях, которые в этом случае служат поплавками. Из этого следует, что крылья останутся на поверхности, а кабина "Пьяджио" скроется под водой.

Эта информация окончательно ее подкосила.

– Почему он не попытался приземлиться здесь? – запричитала Ширли. – Упрямый дурак, черт его подери.

Она отвернулась и прислонилась к двери самолета. Дети смотрели на нее с благоговейным страхом, потом они стали таращиться на меня. Под их взглядами мне стало не по себе.

Расталкивая толпу, ко мне пробирался Хертер.

– Капитан. Мы собираемся нанять лодку, чтобы осмотреть район, в котором было обнаружено масляное пятно. Поскольку ты разбираешься в самолетах, то тебе лучше присоединиться к нам.

Он сразу дал понять, что это единственная причина, по которой меня пригласили. Четырнадцатимильная поездка по морю на рыбацкой лодке со скоростью пять узлов далеко не самый лучший способ отдохнуть, и поэтому я не умер бы от горя оставшись на Саксосе.

– С самолетом здесь ничего не случиться? – заволновался личный секретарь Его Превосходительства.

– Здесь останется второй пилот.

Мы направились к Нисису и стали объяснять, что от него требуется. Пока Хертер уточнял детали, в толпе появился невысокий, сгорбленный человек с крючковатым носом, его волосы были белы как снег. Все почтительно расступились перед ним. Ему хотелось выяснить причину такого оживления.

Нисис представил его как самого уважаемого жителя острова, и мы обменялись рукопожатиями. Старику было не меньше восьмидесяти лет, но под его белыми, колючими бровями блестели пытливые, по-юношески голубые глаза.

Наш гид пустился с ним в пространные объяснения, а Хертер нетерпеливо заворчал. Неожиданно старик махнул рукой на юг и что-то недоверчиво спросил. Нисис рассмеялся и снова стал ему объяснять цель нашего визита. Наконец они закончили свои дебаты.

– Что его так заинтересовало? – спросил я.

Глава местного комитета ухмыльнулся. У него было узкое, добродушное лицо с полоской черных усов и гладко зачесанными назад темными волосами.

– Он думал, что вы прилетели взглянуть на разбившийся на Кире самолет. Это небольшой остров к югу отсюда. Но этот самолет разбился очень давно.

– А если точнее?

– Лет десять назад, – пожал он плечами. – А может и больше.

Я оставил Хертера заниматься устройством нашей поездки и направился к Ширли, которая пудрилась, стоя в тени самолета.

– Мы собираемся отправиться на лодке взглянуть на масляное пятно, – сказал я. – Можешь пока побродить по окрестностям, нас не будет по крайней мере три часа.

Девушка щелкнула крышкой пудреницы и положила ее в один из карманов своего платья.

– Я понимаю, что это звучит глупо, но мне необходимо поехать вместе с вами, – решительно заявила она.

– Это не слишком приятное занятие. К тому же под вечер на море станет совсем прохладно. Мы можем не найти это место или же просто не выяснить ничего определенного.

– Мне все-таки лучше будет поехать.

Я кивнул и отправился сказать Роджерсу, что он остается.

Мы наконец собрались и пошли к гавани, сопровождаемые шумной толпой ребятишек, которые буквально облепили меня. Юноши постарше старались держаться поближе к мисс Браун. Моя "Дакота" буквально всколыхнула жизнь на острове.

Нисис выслал вперед делегацию, чтобы подготовить лодку к поездке. И, к моему удивлению, когда мы притащились на место, она была уже на ходу. Этой посудиной оказалась открытая турецкая шлюпка, без палубы, или как ее называют местные жители каик, двадцати пяти футов в длину. Она была выкрашена в белый цвет с темно-красной полосой вдоль борта. Как почти у всех лодок средиземноморья у нее была преувеличенно вогнутая форма, и это придавало ей карикатурный вид. Кроме того, в передней части ее торчала короткая, толстая мачта, а на корме установлен старенький, забрызганный маслом, фордовский двигатель, и ни одного достаточно чистого места, чтобы разместить пятьдесят миллионов долларов и его спутницу. Хертер хотел произвести небольшую уборку, но его хозяину не хотелось терять ни минуты. С видимым отвращением немец выкинул за борт несколько несвежих кусков рыбы и сдался. Мы стали грузиться на борт.

Натружено загремел старый "форд", но старый рыбак со знанием дела ударил его в нужном месте, после чего грохот сменился ровным гулом и каик тронулся в путь. Как я и предполагал, скорость была не больше пяти узлов.

Мы пересекли спокойную гладь воды в гавани, потом послышался глухой удар и лодка вышла в открытое море. Мисс Браун прильнула к своему спутнику, а Хертер вцепился обеими руками в планшир и застыл как изваяние.

Мы сделали левый поворот на юг и оставили остров Кира в стороне. Я смотрел на него и гадал, где находятся останки потерпевшего аварию самолета.

Мой интерес не ускользнул от внимания Мариноса.

– Самолет лежит вон там, среди деревьев, – он ткнул рукой в кипарисовую рощу в конце небольшой долины.

Мне по-прежнему ничего не было видно. Набоб, очевидно, тоже заинтересовался.

– Что за самолет?

Нисис снова рассказал ему эту историю.

– Это было во время войны? – уточнил Его Превосходительство.

– Нет. Лет десять назад.

– А что это была за машина? – спросил я.

– Ну, он совсем почти как ваш.

– Пилот остался жив?

– Точно не знаю, – он развел руками. – В то время я был в Афинах.

Набоб напряженно вглядывался в кипарисовую рощу. Он со своей спутницей, похоже, был заинтересован этим сообщением.

– Давай посмотри на него, Али, – предложила очаровательная мисс Браун. Она готова была отправиться посмотреть хоть на кучу дохлой рыбы, только не болтаться по волнам в этой лодке.

Набоб, очевидно, тоже разделял ее чувства и после недолгих раздумий решил отправиться с мисс Браун к разбитому самолету, а оставшиеся продолжат свой путь к масляному пятну.

Я осторожно заметил, что если этот самолет их действительно интересует, то мне лучше было бы сопровождать их на случай, если им потребуется квалифицированные объяснения.

Ширли наградила меня пронзительным взглядом.

– Полагаю тебе известна причина нашего появления в Афинах? – кисло процедил Али.

– Кое-что слышал.

– От мистера Китсона, разумеется.

Я пропустил его замечание мимо ушей. Он некоторое время поколебался, но затем пришел к выводу, что я прав. Мы втроем отправимся осматривать самолет, а остальные с Хертером во главе продолжат нашу экспедицию.

Нисис Маринос объяснил ситуацию старому рыбаку на корме, спокойному, морщинистому типу с белой щетиной на давно небритом лице. Тот налег на румпель и лодка направилась к острову.

Как только мы стали подходить к берегу, а я уже собирался было покинуть лодку, позади меня раздался голос Ширли.

– Разве тебе не хочется взглянуть на место, где...

– Вряд ли там можно будет что-нибудь увидеть. Хертер может и сам взглянуть на масляное пятно, а если ему удастся выудить из моря какие-нибудь вещи, то он может справиться с этим и без моей помощи.

Она смерила меня уничтожающим взглядом и потеряла всякий интерес к продолжению дискуссии.

– Почему бы и тебе не сойти на берег? – несмотря на это спросил я. – Там смотреть особенно не на что.

Она демонстративно продолжала смотреть на горизонт.

Мы оказались в заливе ярдов двести шириной. Вода стала гораздо спокойнее, чем в открытом море, а наш рулевой переключил двигатель на холостые обороты и ткнул рукой в сторону берега.

Нужно было брести по колено в воде, и пока я думал, стоит ли предлагать свою помощь мисс Браун, Хертер уже прыгнул за борт, взял ее на руки и направился к берегу. Набоб не стал дожидаться повторения этой процедуры и решил замочить ноги, а я последовал его примеру.

– Спросите Николаса Димитри. Он говорит по-английски, – раздался нам в спину голос Мариноса.

Я помахал ему рукой, а вскоре Хертер вернулся в лодку, и она легла на прежний курс.

В центре долины полоса песка достигала пятидесяти ярдов в поперечнике и была очень плотной, ведь штормовые волны беспрепятственно могли доходить до этого места.

Справа и сверху от нас на крутом бугре белели дома поселка. Узкая тропинка, извиваясь, вела наверх и исчезала за первыми же строениями. Другая тропинка лежала прямо перед нами и вела через заросли травы. Я боялся, что она окажется заболоченной, но мои опасения не подтвердились. По идее здесь должно было быть русло ручья, но вероятнее всего местные жители где-то там, наверху перекрыли его.

Я пошел вперед. Следующие сто пятьдесят ярдов местность была довольно ровной, а затем по мере того, как долина сужалась стала повышаться до самой кипарисовой рощи. Самолет мне удалось заметить только когда до ее начала оставалось не больше двадцати ярдов. Еще секунду назад я не мог угадать его очертаний за стволами кипарисов, м вдруг он как по команде возник передо мной. Во всем этом было нечто таинственное и загадочное.

Это была "Дакота". Она лежала на брюхе, раскинув крылья. За эти десять лет роща поглотила ее, вокруг выросли деревья, и вряд ли кому-нибудь удается заметить ее с воздуха, если только не оказаться точно над ней.

Самолеты – это мое дело, а "Дакоты" были моей специальностью, но только не эта. Когда я ступил под сень этой рощи, гул моря, теплые лучи солнца – все это исчезло, словно захлопнулась дверь, разделявшая два этих мира. Мне стало не по себе от щемящего чувства одиночества и наступившей тишины.

За эти десять лет "Дакота" приобрела зеленовато-серый оттенок и стала неотъемлемой частью своего окружения. Ничто не указывало на катастрофу. Она оказалась здесь по собственной воле, словно мечтала стать еще одной деталью этой рощицы и лежит здесь уже тысячу лет. Это наводило на мысли о других рощах, где обитали люди с козлиными ногами и бородой. Самолет мог принадлежать только их миру и не иметь никакого отношения к реальности.

После нескольких шагов я понял, что иду на цыпочках. Эта усыпальница для самолета оказывала на меня какое-то магическое действие. Даже громкий кашель показался мне едва различимым. Я оглянулся по сторонам: мисс Браун и ее спутник остановились на солнце перед рощей и словно не решались ступить под ее сень. Мне почему-то захотелось, чтобы они ушли, но вряд ли моему желанию суждено было сбыться.

Я снова громко откашлялся и повернулся к самолету. Теперь он был почти похож на потерпевший аварию самолет. Но только почти.

Наружная дверь отсутствовала, и некоторые окна смотрели на меня пустыми глазницами. Ткань на рулях высоты и элеронах истлела и рассыпалась в прах, остался только металлический каркас. Я заглянул под обтекатели двигателей: заржавевшие двигатели лишились значительной части своих деталей, но кто-то аккуратно прикрепил на место оба капота, а на фюзеляже и крыльях никаких повреждений видно не было.

Я обошел вокруг него. Правая часть носа уткнулась в большой, плоский валун. Все это теперь заросло лишайником и не было заметно никаких следов от их первой встречи десятилетней давности. Я вернулся назад и залез в самолет.

В салоне царил густой полумрак. Когда мои глаза привыкли к темноте, я направился в кабину. Пол был почти горизонтальным, поэтому шагать по нему было непривычно. Кресел в салоне не было, но фанерные панели пола остались на месте и только покоробились от сырости.

В кабине кресла пилотов остались на месте, что нельзя было сказать об их обивке. Сохранился штурвал и панель управления двигателем. Все тумблеры и приборы отсутствовали, равно как и люк аварийной эвакуации в крыше кабины.

Мне много пришлось повидать на своем веку: самолеты после аварии и разобранные на запчасти, словно съеденные своими собратьями машины. Этот же совсем не походил ни на один из них. Кто-то не спеша поработал над ним, разворовал различные детали, очевидно представлявшие для него какую-то ценность, но остов остался нетронутым. В первый момент этот мародер представился мне человеком с козлиными рогами на лбу, но скорее всего это была работа местной детворы.

Меня потянуло на свежий воздух. Набоб и мисс Браун стояли у входа и нерешительно заглядывали внутрь. Я пригласил их пройти в салон и отошел от "Дакоты". Мне хотелось представить себе, что могло с ней случиться десять лет тому назад.

Летчик заметил эту долину с очень небольшой высоты. Иначе как объяснить то, что он проигнорировал широкие и ровные площадки на Саксосе, всего в паре миль отсюда? Причина, по которой пилот решил садиться должна была бы быть очень серьезной: один двигатель заглох, а второй с перебоями работал на последних каплях горючего. Он повернул сюда со стороны моря, опустил закрылки (они до сих пор остались в этом положении) и заскользил по траве вверх по отлогому уклону, пока не уткнулся в этот валун. А что затем? Сейчас узнать об этом никто не мог, а гадать было бесполезно.

Я вернулся к хвостовой части фюзеляжа и стал пристально разглядывать металлическую обшивку. Она была покрыта слоем мха. После первых же попыток он стал слезать словно кожура, из под которой появилась старая краска. Я достал носовой платок и, насколько мог дотянуться рукой попытался очистить вертикальный стабилизатор. В тот момент у меня было такое чувство, которое может испытывать человек, собирающийся ограбить чужую могилу.

Наконец мне удалось обнаружить предмет своих поисков и более-менее тщательно очистить его от грязи. Он сильно потускнел, да кроме того в результате моих усилий краска местами сильно пострадала, но сомнений не было: зеленый квадрат с желтой звездой между рогами полумесяца. Эмблема Пакистана и символ ислама.

Я отошел и посмотрел в сторону своих спутников. Набоб долго смотрел на эмблему, потом еще раз внимательно обвел взглядом самолет. Скомканный платок в моей руке все еще ожидал своей участи. Мне то хотелось положить его в карман, то забросить подальше от себя. И все-таки он оказался в моем кармане.

Его Превосходительство наконец решился войти внутрь самолета.

– Там ничего не осталось, – предупредил я его.

Не думаю, чтобы он меня услышал. Набоб решительно шагнул к темной дыре дверного проема и исчез. Было видно, что ему точно известно, куда он направляется.

Мисс Браун осталась на месте и напряженно ждала появления своего спутника. Она оторвалась от созерцания входа в салон "Дакоты" и бросила на меня быстрый, нервный взгляд, словно все это время ей пришлось дожидаться какого-то известия, но какого именно она точно не знала. Я поморщился. Хотелось курить, но делать это здесь мне почему-то не хотелось.

До нас доносились гулкие шаги набоба. Вот он прошел в хвостовую часть, потом вернулся назад и вышел из самолета.

По его лицу было трудно судить о том, насколько его взволновала эта находка.

– Что случилось с пилотом? – неожиданно спросил Его Превосходительство.

– Он мог свернуть себе шею, – я пожал плечами. – Но не исключено, что пилот остался невредим и ушел отсюда своим ходом.

– Нельзя ли точнее? – нетерпеливо бросил набоб.

– Видимых повреждений нет. Можно с большой долей вероятности предположить, что летчик мог остаться жив.

– Но груз? Что с ним могло случиться?

– Откуда мне знать? – спокойно парировал я его наскоки.

– Часто ли местные жители занимаются мародерством на месте крушений самолетов? Как это обычно бывает? – настаивал он.

– Я оказался здесь потому, что в качестве пилота мне не раз приходилось видеть потерпевшие аварию машины. Откуда мне, черт возьми, знать, на что способны здесь местные жители?

– Но разве это не обычная практика после аварий? – запротестовал набоб.

У меня нет никаких предубеждений против того, чтобы применять формы физического воздействия к людям его положения и происхождения, но, по крайней мере, этот должен был со мной сначала рассчитаться за этот вояж. Я повернулся и пошел к опушке.

– Капитан рассказал тебе все, что смог, – заступилась за меня мисс Браун. – У него нет причины скрывать что-либо от тебя. Неужели кто-либо другой на его месте мог бы рассказать о событиях десятилетней давности?

Ее слова прозвучали очень убедительно. Он резко повернулся к ней, и они обменялись пристальными взглядами.

Мне тоже не удалось удержаться, чтобы лишний раз не посмотреть на мисс Браун. Это была уже совсем не та девушка, которая захотела поскорее выбраться из прыгающей на волнах лодке на твердую землю. Моему взгляду предстала холодная, расчетливая, уверенная в своих силах женщина. Она не только могла посоветовать набобу не делать из себя посмешище, но и заставить его выслушать это.

Его Превосходительство понял намек, недовольно хмыкнул и опустил глаза. Его секретарь повернулась ко мне.

– Возможно тебе будет лучше побродить поблизости, капитан, а мы поднимемся в поселок.

– Да, мадам.

Эта фраза совершенно естественно слетела у меня с языка, и я даже не почувствовал себя идиотом. Это был единственно возможный ответ в такой ситуации.

Они вышли на открытое место, вернулись к первой тропинке и стали подниматься по довольно крутому склону.

Я сделал несколько шагов вслед за ними и закурил, потом снял фуражку, задумчиво почесал затылок и вернул ее на место. Здесь на самом краю рощи ярко светило теплое солнце, а кроны деревьев над моей головой тихо шелестели под ласковым ветром.

Трудно было упрекать набоба за эту вспышку дурного настроения. Ему хотелось выудить луну из моря, а она по каплям прошла между пальцами. Не стоит думать, что это очень легкое дело. Где бы сейчас его драгоценности не лежали, то уж определенно не в салоне разбившейся лет десять назад "Дакоты", да еще в четверти мили от поселка. К тому же он не мог не знать, что часть содержимого этих двух ящиков оказалось аж на бейрутском базаре.

Я докурил сигарету, тщательно затоптал окурок и стал искать другую тропинку в деревню. От разбитого самолета толку уже было мало, все-таки прошло десять лет.

Наконец мне удалось выйти на пыльную тропинку, которая зигзагами петляя по склону перешла в широкие каменные ступени. Несколько цыплят у ближайшего дома подняли испуганный писк, но больше мое появление в поселке никто не заметил.