Онлайн чтение книги Сегодня мы живы Today we live
3

Среди ночи Матиас внезапно проснулся. Рене лежала, уткнувшись лбом ему в спину и закинув руку на бедро. Он чувствовал на коже тепло ее дыхания, ощущал невесомость детской ладошки, прожигавшей его насквозь. На короткий миг ему захотелось обнять ребенка, но он сразу опомнился. Нужно ее отодвинуть! Что она себе возомнила?! Думает, несколько дней, проведенных в хижине, и совместное поедание зайца сделали их лучшими друзьями? А кстати, сколько дней – три, четыре? Матиас точно не знал, но понимал, что слишком много. Пора заканчивать эту историю. Ей нужен настоящий дом, кровать, тепло, игрушки, свежие овощи… Он отведет ее к хорошим людям – на ферму или в какой-нибудь стоящий на отшибе дом. Матиас осторожно убрал руку Рене и откатился в сторону, бесшумно поднялся и сел у огня.

– Вставай! – громко приказал он.

Рене зашевелилась, приподнялась и начала тереть глаза.

– Нужно уходить. Ты не можешь оставаться со мной.

– Почему? – удивилась девочка.

– Потому. Вставай. Мы уходим.

Рене отвернулась и снова легла.

– Нет. Ты оставишь меня у… людей. Я больше так не хочу.

Матиас подошел, взял девочку за плечо, она вырвалась, тогда он схватил ее за руки и стал трясти. Рене издала жуткий вопль, и он зажал ей рот ладонью. Она продолжала сдавленно кричать и отбиваться, лицо и глаза налились кровью. Матиас растерялся, не понимая, что делать с впавшим в истерику ребенком. Нужно немедленно заставить ее замолчать! Можно решить проблему очень просто, перерезав девчонке горло. Чик – и готово! А что, не самый плохой выход… Или стукнуть по затылку и вырубить, лишь бы заткнулась! Он неловким, даже робким движением обнял Рене, прижал к себе. Она вздрагивала, судорожно всхлипывала, икала и никак не могла успокоиться. Матиас не шевелился, и она мало-помалу затихла, обмякла в кольце мужских рук. Убедившись, что припадок прошел, Матиас вытер ей слезы, пригладил волосы. Рене свернулась калачиком на матрасе и лежала до самого выхода из дома.

Джип стоял там, где они его бросили, что само по себе было чудом: здешние леса превратились в поле битвы, изрытое «лисьими норами»[20]Так во время Второй мировой войны называли укрытия для стрелков, вырытые в стенах общей траншеи. В таких «лисьих норах» можно было уберечься при артобстрелах, иногда их готовили для себя снайперы, если на местности не было естественного укрытия. и усеянное трупами. Еще удивительней, что никто не потревожил их в хижине. Матиас сел за руль, повернул ключ в замке зажигания, и они покатили по тропинке, но не к дороге, а в глубь леса. Когда машина увязла в речке, он подложил камни под колеса и начал толкать ее что было сил, ругаясь и пиная ногой бампер. Рене надоело смотреть, как ее спутник злится на автомобиль, словно на упрямого осла, она спрыгнула в ледяную воду, выбралась на берег и решительно пошла вперед, даже не оглянувшись на Матиаса.

Несносная девчонка! Он ради нее возится с чертовым джипом, а она… Пусть убирается к черту! Матиас подложил еще один большой камень под заднее левое колесо и нажал на педаль газа. Ничего не вышло. Он видел, как малышка, с трудом переставляя ноги, бредет по прилегающему к опушке полю, кинулся вдогонку, быстро перегнал спотыкающуюся, дрожащую от холода Рене, подхватил ее и закинул себе на плечо.

Жанне до смерти надоел этот подвал, населенный заплаканными старухами, бормочущими молитвы, и кричащими от голода детишками, которых утешали глупой приговоркой: «Голоден? Так съешь свою руку, а другую прибереги на завтра». Она больше не могла слушать бесконечные споры о вероятности победы союзников, об опасном упорстве немцев. Сельский полицейский свято верил, что «боши еще не сказали последнего слова», а дядя Артур не умолкая говорил о храбрости американцев, крепких парней, олицетворяющих свободу. Тихая беседа почти всегда перерастала в ссору, и Жюлю Паке, хозяину дома и отцу Жанны, приходилось грубо затыкать присутствующих. Женщины возвращались к хныканью и чтению Pater [21]Pater noster ( лат .) – христианская молитва «Отче наш», или «Молитва Господня». Согласно Евангелию, Иисус Христос дал ее своим ученикам в ответ на просьбу научить их молитве. Приводится в Евангелиях от Матфея и от Луки. Текст Матфея упоминается в письменном источнике конца I – начала II в. и Ave [22]«Аве Мария»..

Жанна сочла за лучшее укрыться на кухне – она часто так поступала, несмотря на всеобщее неодобрение, – села на табуреточку для дойки, стоявшую у печки, где давно не разводили огонь. В помещении царил полный хаос: мебель перевернута, на полу осколки битой посуды. Грузный буфет, продержавшийся двести лет, опасно накренился, как корабль на штормовой волне, тарелки из китайского фарфора соскользнули на одну сторону. Во двор фермы несколько раз падали бомбы. Дом еще стоял, хотя половина крыши обрушилась, а вот рига и часть хлева пропали.

Было только четыре часа дня, но на улице уже стемнело. Немецкое наступление началось 16 сентября, а 18-го семейство Паке переселилось в подвал. Прошло четыре дня, а Жанне казалось, что она тысячу лет не видела солнечного света. Ее, как и всех, мучил голод, но ломтик хлеба с ветчиной можно будет съесть только через два часа. Ветчину она получила у Дюссаров за горшочек топленого свиного сала. Ферму семьи Паке сначала заняли немцы, потом ее отбили американцы, так что почти все запасы были разграблены.

Жанна обхватила голову руками, вздохнула, закрыла глаза и вдруг насторожилась: ей показалось, что с улицы донесся какой-то звук. Девушка встала, собираясь вернуться в подвал, но поняла, что не успеет, и застыла у буфета.

–  Any body home ?[23]Есть кто-нибудь дома? ( англ .) – позвал чей-то голос.

Американец. Жанна не знала, стоит ли этому радоваться. Немцы были высокомерными скотами и невежами, американцы же все время дергались, нервничали, так что из двух зол… Шаги по коридору приближались. Дверь открылась в тот самый момент, когда Жанна опрокинула фарфоровую статуэтку Богоматери, стоявшую на камине. Секундой позже она увидела, что ее держит на мушке солдат в форме американской армии. Короткое мгновение они смотрели друг другу в глаза, потом он обернулся, вытащил из-за спины девочку и поставил ее перед собой. Жанна растерялась. Она никогда не забудет, как на ее кухне, залитой холодным вечерним светом, возникла эта странная парочка – солдат и ребенок. Их глаза – его светлые, ее очень темные – напоминали глаза диких животных.

– У вас есть солдаты на постое? – наконец спросил он.

По-французски он говорил очень неплохо для американца, хотя акцент был странноватый.

– Никаких солдат, – пробормотала Жанна. – Кроме вас…

Губы незнакомца растянулись в улыбке, больше похожей на оскал хищника.

– Можете подержать ее у себя? – Он кивнул на девочку.

Вопрос прозвучал как приказ, пусть и вежливый, и строптивый нрав девушки мгновенно дал о себе знать:

– Подержать? Сколько? Кто она?

– Еврейка. Мне ее передал кюре в Стомоне.

– В Стумоне[24]Стумон – коммуна в Валлонии, расположенная в провинции Льеж, округ Вервье. Принадлежит Французскому языковому сообществу Бельгии.. Нужно произносить Сту-мон.

Еще одна скандалистка! Отлично. Они с девчонкой быстро договорятся. Или вцепятся друг другу в волосы. Ей что, трудно просто сказать «да»? «Нужно произносить «Сту-мон»! А взгляд до чего дерзкий… Стоит лицом к лицу с врагом, но хладнокровия не теряет. Только тут Матиас вспомнил, что на нем американская форма, и похолодел: еще чуть-чуть, и он рявкнул бы на нее по-немецки, приказав заткнуться. Заметив, что так и не опустил оружие, он убрал пистолет. Рене стояла, замерев, как соляной столбик. После вчерашнего срыва она замкнулась в тяжелом молчании. Матиас скучал по ее болтовне, взглядам из-под ресниц, улыбкам, волшебной лошади из сказки, даже по тому, как сурово иногда каменело ее лицо.

Жанна перевела взгляд на малышку, протянула руки, улыбнулась, но та не отреагировала. Матиас слегка подтолкнул ее в спину, и она сделала несколько шагов, как маленький робот. Жанна подхватила девочку и удивилась: такая худенькая, а оказалась довольно тяжелой. Сплошные мускулы и кости.

– Как тебя зовут?

Малышка не отвечала, и вид у нее был неприступно-недовольный. Жанна и солдат переглянулись. Наконец Рене обернулась к Матиасу и произнесла – четко и ясно:

– Меня зовут Рене.

Все три участника странной сцены застыли в молчании. Рассеянный голубоватый лунный свет заливал разгромленную кухню, делая ее похожей на подводное царство.

– Мне пора, – сквозь зубы пробормотал Матиас и вышел. Рене резко дернулась, Жанна выпустила ее, и она подбежала к окну. В воротах Матиас последний раз обернулся и исчез. Девочка смотрела на занесенный снегом двор с обугленным деревом в центре и скелетом мертвой лошади.

Рене не захотела спускаться в подвал на руках у Жанны, пошла сама. В слабом, мерцающем свете керосиновой лампы на нее устремились взгляды множества глаз. Внизу укрывались человек двадцать самых разных возрастов. Сначала Рене заметила детей – двух девочек старше ее по возрасту и одного подростка. Люди зашептались, какая-то женщина воскликнула «Maria Dei!» – и никто не понял, упрекает она Пречистую Деву или благодарит.

– Американский солдат попросил приютить ее, – пояснила Жанна.

– Солдат?! Почему ты мне не сказала? Где он? – зычным голосом спросил Жюль Паке, и Рене сразу поняла, что он здесь хозяин. Высокий, кряжистый, как дуб, с зоркими черными глазами и огромными ручищами, мужчина мог напугать кого угодно, но, как только он встретился взглядом с девочкой, гневное выражение лица сменилось веселой улыбкой.

– Солдат ушел, – продолжила Жанна. – У нее никого нет, и ее зовут Рене.

В установившейся тишине обитатели подвала смотрели на незваную гостью со смесью сочувствия и любопытства. Мать Жанны Берта, крепкая женщина с квадратным волевым лицом, погладила ребенка по волосам. Молчание нарушила Марсель, бабушка Берты:

– Что эти американцы делают в деревне? – раздраженно спросила она.

Ребятишки захихикали, и мамаша Паке наградила их грозным взглядом.

– Они нас освобождают, Бабуля. Пришли спасти нас от бошей, понимаешь?

– Может, и так, – проворчал Жюль.

Берта подошла к Рене, присела перед ней на корточки.

– Не грусти, маленькая фея, все образуется…

Вообще-то Рене в этом не сомневалась. Золовка Берты, тетя Сидони, проблеяла дрожащим голосом:

– Бедная маленькая козочка!

Богоматерь поминала именно она. Рене дернула плечом, метнув в нее недобрый взгляд: никакая она не козочка! До чего же ей надоели такие вот смущенные лица, показная жалость, ускользающие взгляды! Последний мазок на картину положила Жанна, шепнув на ухо матери:

– Она еврейка. Солдату ее поручил кюре из Стумона. У него были эсэсовцы на хвосте.

Берта перекрестилась, остальные глухо ахнули.

– Если боши найдут ее здесь… – В голосе Берты явственно слышался страх.

Вперед вышла женщина с малышом на руках.

– А то мы не знаем! Упаси нас Господь от этой напасти! – истерически выкрикнула она. – Из-за этой… всех нас перестреляют!

«Понятно, она тут самая трусливая», – подумала Рене. Впрочем, не стоит вот так сразу всех осуждать, иногда люди проявляют потрясающую храбрость. Нужно быть настороже, наблюдать. «Детектор» Рене, который бездействовал все то время, что она провела с немцем, вновь заработал. С ним она чувствовала себя в полной безопасности. Рене до конца не осознавала, как сильно она устала быть вечно начеку, а с немцем ослабила бдительность. Теперь он ушел. Вернулся к своим? Она тряхнула головой, гоня мысли прочь. Колесо повернулось. Ситуация изменилась. Нужно приспосабливаться. И жить дальше.