Онлайн чтение книги Assassin's Creed. Последние потомки: Гробница хана Tomb of the Khan
Глава 6

Оуэн стоял в подвале жуткого дома ассасина и указывал на новый Анимус.

– Вы хотите отправить меня в Китай?

– Да, – сказала Ребекка. – В 1259 год. Тамплиеры восстановили некоторые данные Монро. Эти данные указывают на то, что Частицей Эдема обладал хан Мункэ.

– Хан Мункэ? – спросил Хавьер.

Ребекка повернулась к нему.

– Внук Чингисхана. Его дедушка был убит Куланом Галом.

Хавьер сложил руки на груди.

– Если вы говорите, что он был убит…

Гриффин кивнул.

– Одним из наших.

– Данные Монро имеют смысл, – сказала Ребекка. – После смерти Чингисхана Монгольская империя продолжала расширяться. Она распространилась на территории России и Персии. Они были на пороге Европы, и большинство людей в то время считали, что монголы были посланы прямо из ада, как наказание Божье. Разумеется, ханам немного помогла невероятная передовая технология, хотя, возможно, они этого не понимали.

– Я даже не знал, что у меня есть китайские предки, – сказал Оуэн.

Ребекка кивнула.

– Большинство людей были бы очень удивлены своими ДНК. Мы все взаимосвязаны. Чингисхан, вероятно, имеет шестнадцать миллионов живых потомков.

– Так что случилось в 1259 году? – спросил Хавьер.

Ребекка подошла к стеклянному столу для переговоров. Когда она коснулась его поверхности, над стеклом появилась голограмма. Монро делал так же с журнальным столиком на своем складе. Оуэну казалось, что это было давным-давно.

Сейчас перед ними была Земля, южная часть Китая была выделена.

– В 1259 году хан Мункэ совершил нападение на одну из последних крепостей империи Сун, – указала Ребекка на мигающую точку на земном шаре. – Место под названием Дяоюйченг[22]Крепость на горе Дяоюй площадью 2,94 км², занимает полуостров, недалеко от слияния рек Цзялинцзян, Фуцзян и Цюйцзян, находится на территории национального парка «Гора Цзиньюньшань». Известна тем, что во время нашествия монголов в XIII веке выдержала осаду, длившуюся более тридцати лет., или Рыбацкий городок. Впечатляющая крепость. Хан Мункэ умер во время нападения, и это приостановило расширение Монгольской империи.

– И если у него был один из зубцов… – сказал Гриффин.

– Он может быть там, – подхватила Ребекка. – Или, по крайней мере, это именно то время и место, откуда мы начнем поиск.

Оуэн шагнул к голограмме, изучая ее.

– Так это как в Нью-Йорке. Я войду в Анимус, чтобы попытаться найти эту вещь или отследить ее путь.

– Совершенно верно, – сказала Ребекка. – Ты готов?

– Конечно, – ответил Оуэн.

– Как насчет меня? – спросил Хавьер.

Ребекка посмотрела на него.

– Пока отдыхай.

Хавьер нахмурился.

– Разве я не могу ничего сделать?

– Нет, – ответила Ребекка. – Пока не можешь.

Хавьеру это явно не понравилось, но если бы их поменяли местами, Оуэн тоже был бы недоволен. Он ничего не мог с этим сделать.

– Как Монро это все выяснил? – спросил Гриффин.

Ребекка переключила голограмму на изображение ДНК. Перед их глазами вращалась двойная спираль.

– В Трезубце нет ничего магического. Это технология. Очень-очень передовая, но все же технология. Похоже, зубцы выделяют уникальную форму энергии, или излучение, которое взаимодействует с ДНК человека. Оно оставляет след, генетический маркер, который передается. На самом деле мы не знаем, что это за маркер, но Монро явно это выяснил. Тамплиеры тоже это поймут, это лишь вопрос времени.

– Излучение? – спросил Оуэн. – Оно изменило мою ДНК?

– Похоже на то, – сказала Ребекка. – Мы все еще пытаемся это выяснить.

– Хотел бы я, чтобы Монро был здесь и все объяснил, – сказал Оуэн.

Он все еще не знал, что ему думать о Монро. Кто он, или где он был.

– Я сам хотел бы поговорить с ним, – сказал Гриффин, но его слова прозвучали угрожающе.

Ребекка выключила голограмму.

– Если ты готов, давай сделаем это. Мне нужно идти.

– Я готов, – сказал Оуэн.

Они подошли к новому креслу Анимуса, которое отличалось от кресла Монро и выглядело куда более изящным и удобным. Оуэн сел в него.

– Я использовала новый процессор и чертежи, – сказала Ребекка. – Но у этой машины есть элемент, который я отключила.

– Какой элемент? – спросил Оуэн.

– Насколько я могу судить, – сказала Ребекка, прикрепляя Оуэна к различным ремням и проводам, – «Абстерго» разработала способ подавления активности теменных долей. Он предназначен для невероятно сильной симуляции, но я не осмелюсь использовать его до тех пор, пока не узнаю об этом больше. Нам не хочется повредить твой мозг. Так что это будет обычная симуляция, очень похожая на те, которые ты уже пережил. Понятно?

– Понятно. Думаю, я готов.

– Тогда давайте сделаем это.

Ребекка начала подключать Оуэна к Анимусу.

– Удачи, – сказал Хавьер.

– Разбуди меня, если я начну пускать слюни, – весело ответил Оуэн.

Ребекка надела на Оуэна шлем. Теперь он не видел ничего вокруг. Он как будто погрузился в воду точно такой же температуры, как его тело, что обострило его чувства и отрезало от окружающего мира.

–  Все в порядке?  – спросила Ребекка. – Ты меня слышишь?

– Четко и ясно.

– Я стараюсь,  – последовала пауза.  – Все хорошо, Коридор Памяти загружен.

– Включайте, – сказал Оуэн.

– Хорошо, поехали.

Ослепляющий, немного болезненный свет ударил в глаза, и Оуэн зажмурился. Но постепенно боль утихла, и, открыв глаза, он обнаружил, что находится в невероятной комнате ожидания Анимуса. Ничего удивительного. Он был здесь раньше. Однако он был удивлен, когда посмотрел вниз.

– Я женщина.

– Это проблема?

– Нет, – сказал он. – Просто… наблюдение.

Он разглядывал предка, в которого вселился. На ней были черные одежды и кожаные доспехи с тиснением. Сбоку висел меч, на руках были перчатки. В одной перчатке спрятан клинок, на другой был арбалет.

Оуэн вытянул руки с оружием перед собой.

– Она ассасин.

– Кажется, да. Но у нас нет записей о ней за этот период времени.

– Это нормально?

–  Это не так уж необычно. Тамплиеры крадут или уничтожают наши записи всякий раз, когда находят их. Ход времени тоже не помогает. Некоторые записи просто слишком хорошо скрыты, даже от нас.

– Я чувствую, как она давит на меня.

Оуэн как будто ощущал тяжесть в голове, перед которой он должен был медленно сдаться.

– Симуляция загрузилась?

–  Еще несколько секунд.

Оуэн провел в ее сознании уже достаточно времени, чтобы узнать, что имя его предка было Чжан Чжи. Ее отец тоже был ассасином.

– Все, готово. Скажи, когда можно начинать.

– Начинайте.

В пустоте Коридора Памяти вспыхнул яркий свет, опалив разум Оуэна, но боль постепенно проходила, и он обнаружил, что сидит на циновке на деревянном полу. Стены вокруг него были обиты бамбуковыми досками, справа была дверь. Стояла летняя ночь, он знал это, и с каждым моментом понимал все больше, поскольку воспоминания Чжан Чжи занимали его сознание.

Монголы были у ворот. Ее отец отправился на бой с их армией. Всю ночь гремели взрывы снарядов. Ее отец не вернулся.

Чжи попыталась сосредоточиться, используя свое Орлиное Зрение, мастерство, которым она еще не овладела. Отец обучил ее искусству рукопашного боя. Он также обучил ее владеть различным оружием и акробатике, которую Оуэн считал разновидностью фрирана. Чжи мастерски овладела всеми этими умениями, но с Орлиным Зрением все еще возникали проблемы. Даже сейчас, когда она пыталась расширить свое сознание, чтобы почувствовать какие-то образы сквозь воздух и вибрации в половицах, у нее ничего не получилось. Она чувствовала, что кто-то приближался к ее дому, ощущала тяжелые шаги, но ничего не знала о пришельцах или их намерениях. Учитывая события ночи, возможно, она и не хотела знать.

Через мгновение она услышала кашель в дверном проеме. Она повернулась и увидела солдата в лакированных пластинчатых доспехах. Он склонил голову.

– Меня прислали сопроводить вас.

– Куда?

Солдат поднял глаза.

– К вашему отцу. Я не вправе говорить почему.

Чжи поднялась на ноги. Было много причин, по которым ее отец не смог прийти сам, и каждая из них пугала ее. Испытывая страх, она последовала за солдатом.

Они шли по улицам Рыбацкого городка, где жизнь текла своим чередом, несмотря на осаду, хотя в это время ночи все находились дома и спали. Улицы патрулировали солдаты империи. В Рыбацком городке хватало и еды, и воды. Единственной сферой, которая в последние месяцы пострадала в связи с осадой монголов, была торговля.

По главной дороге они отправились за город, проходя мимо Императорского дворца на севере, мимо отражения луны в Большом Небесном Бассейне. Они направлялись к хорошо освещенным казармам, в которых, казалось, царила суматоха. К Чжи вернулось тревожное ощущение. Оно увеличивалось с каждым шагом, во рту пересохло, дыхание перехватывало. Очевидно, бой с монголами завершился, но не без потерь.

– Сюда, – сказал солдат, когда они добрались до казарм. Он провел ее к одному из зданий и остановился в дверном проеме.

– Прошу прощения, – сказал он. – Приготовьтесь.

Это подтвердило самые ужасные ожидания Чжи. Она вошла в здание с единственным, большим, прямоугольным помещением, и почувствовала запах крови. В помещении суетились врачи, оказывая помощь раненым. Но она увидела своего отца, лежащего среди мертвых.

Полководец Ван Цзянь стоял над ним с мрачным почтением. Чжи опустилась на колени рядом с телом отца и заплакала.

Вне ее воспоминаний Оуэн почувствовал горечь потери собственного отца. Никто не приходил за ним, как за Чжи. Ни один генерал не отдавал его отцу последних почестей. Вместо этого пришел полицейский в форме, который подчеркнуто официально сообщил о том, что произошло. У отца Оуэна лопнул аппендикс, и он умер в тюрьме.

Вот и все.

Смерть.

Никаких прощаний. Никакого последнего «я люблю тебя». Просто смерть.

– Он спас город, – сказал полководец Ван Цзянь.

Чжи села и вытерла глаза, а Оуэн с усилием вернулся в ее сознание.

– Что произошло? – спросила она.

– Наши разведчики обнаружили, что приближается монгольская армия, – ответил полководец. – Мы были к этому готовы. Твой отец повел свой специально подобранный отряд вниз через пещеру Фейян, чтобы напасть на врага с фланга. Северяне попали в ловушку, и победа осталась за нами. Но маленький отряд напал на твоего отца и его людей. Смертельный удар был почти мгновенным. Он не страдал. Он спас город.

Чжи посмотрела на лицо отца. Глубокие морщины. Шрам от потери большей части уха в битве много-много лет назад. Ей снова хотелось заплакать, но она сдерживала слезы. Она будет скорбеть в одиночестве.

– Мы будем чтить его память, – сказал командир. – Я лично позабочусь об организации его похорон.

– Спасибо, – сказала Чжи. – Он очень уважал вас.

– Мы с твоим отцом часто расходились во мнениях, но я знаю, что он любил наших людей и нашу землю.

Поклонившись, военачальник пошел проведать других раненых воинов, которые еще были живы.

Чжи наклонилась, положила руки на колени и поцеловала отца в лоб. Затем она сняла перчатку со скрытым клинком с его руки. Кто бы ни был причиной его гибели, убийце не сойдет это с рук. Она возвращалась в город, прижимая к груди эту перчатку, которая станет для нее святыней в их доме. Ее доме. В доме, в котором она теперь жила одна.

Но когда она добралась домой, ее уже ждали. Подходя к двери, она почувствовала, что ее ждал Кан. Чтобы понять это, ей даже не требовалось использовать Орлиное Зрение. Старый наставник ее отца вечно пах рыбой.

– Входи, – сказал он с другой стороны двери. – Нам нужно поговорить.

Чжи вошла и увидела, что он сидел на любимом стуле отца – низком, с высокой спинкой и круглыми ножками. Вид этого старика, который сидел на нем, скрестив ноги, взбесил ее.

– Мне не хочется разговаривать, – сказала она, стоя в дверном проеме.

– Если бы только твои чувства могли спасти наших людей, – протянул он. Свет лампы за его спиной отбрасывал тень на его угловатое лицо.

– Он умер из-за вас! – воскликнула она. – Вы приказали ему…

Кан как будто насмехался над ней.

– Ты действительно в это веришь? Поскольку я думаю, что Орда хана с радостью припишет себе честь его убийства.

Чжи хотела обвинить Кана и продолжала злиться на него, но она знала, что старик говорит правду. Оуэн осознал, что они в этом похожи. Когда его отец умер, он хотел хоть как-то обвинить своих дедушку и бабушку. Он злился, потому что они никогда не воспринимали его отца, никогда не считали его никем другим, кроме как хулиганом, с которым их дочь встречалась в старших классах. Но, в конце концов, Оуэн признал, что их вины в его смерти не было.

– Да войди же ты, Чжи, – сказал старик. – Ты же не можешь вечно стоять на пороге.

Она посмотрела на него. Единственным, что заставило ее войти, была любовь, которую ее отец испытывал к своему наставнику. Это была любовь, которую Чжи никогда не понимала, но из уважения к отцу она должна была по крайней мере выслушать Кана.

– Так вот, – сказал он, когда она села напротив него. – Во-первых, я должен поправить тебя. Я не приказывал твоему отцу идти к стене.

Чжи уставилась на него.

– Не приказывали?

– Нет. Я всегда советовал твоему отцу уйти из армии. Наше Братство работает по-другому. Но твой отец, к его чести, никогда не позволял хорошим храбрым людям умирать.

Она поверила ему, и с этим откровением ее гнев на старика практически испарился, хотя небольшой осадок остался.

– Но его честь не спасла его, не так ли? – добавил Кан, чем вызвал новую вспышку гнева Чжи.

– Его сила перешла к тебе, – продолжил Кан. – Ты должна занять место своего отца. Но как ты почтишь его? Умрешь в сражении смертью храбрых, как он? Или выберешь собственный путь?

– Я не знаю, что я буду делать.

– Я не жду ответа на этот вопрос сегодня. Сейчас я ухожу, а ты подумай, – сказал он, поднявшись со стула.

Он взял трость и поковылял к двери.

– Но теперь я твой наставник, и я хотел бы, чтобы ты чтила не только имя своего отца, но и Братство. Ты могла бы спасти наших людей.

– Как? – спросила Чжи.

– Сделай то, чего не могу я.

В дверях старик повернулся и сказал:

– Будь ассасином.

После его ухода Чжи еще долго сидела на стуле, уткнувшись в лампу, вспоминая отца и сохраняя хрупкую надежду на то, что каким-то образом он все еще жив. Он еще вернется домой. Тело, которое она видела, было ошибкой.

Оуэн тоже вспомнил похожие ощущения. После ухода полицейского, в течение следующих двух дней он умолял маму отправиться в тюрьму для посещения. Полиция допустила ошибку, и его отец там, он живой. Наконец он перестал просить, потому что это только заставляло мать плакать, и в конце концов он понял почему. Отрицание очевидного никогда не делало ситуацию лучше. Обычно все было только хуже, если дело касалось личных переживаний.

Чжи осознала это ближе к рассвету. Погасив лампу, она легла на кровать, держа в руке перчатку отца, и снова заплакала. Приняв, наконец, решение, которое требовал от нее Кан, она заснула со слезами на глазах.

Оуэн очутился в серой пустоте симуляции. Он был здесь раньше, с Вариусом.

– Ты в порядке?  – спросила Ребекка.

– Все отлично, – ответил Оуэн, но это прозвучало не так уверенно, как он себя чувствовал.

– Пока все выглядит неплохо. Я собираюсь передать управление Гриффину. Меня, вероятно, уже не будет здесь, когда ты выйдешь, поэтому я попрощаюсь сейчас. И удачи тебе.

– Спасибо, – сказал Оуэн.

Минуту спустя он услышал хриплый голос Гриффина:

– Ты скоро проснешься.

– Понятно, – сказал Оуэн.

– Ты действительно в порядке? Хавьер беспокоится, что эта симуляция может быть для тебя немного трудной.

– Передайте ему мою благодарность за заботу, но я держусь.

– Передам,  – пауза. – Похоже, образы снова появляются.

Черный дым пустоты рассеялся, и Чжи открыла глаза. Было позднее утро очередного жаркого дня, чему она была рада. В городе у них была вода и многочисленные бассейны. Деревья отбрасывали тень, дул легкий ветерок. Внизу, у монголов ничего этого не было.

Она встала, умылась и выпила чаю. Потом Чжи подняла неплотно прибитую половицу в комнате своего отца и положила туда его перчатку. Вернув доску на место, она пошла искать старика.

Город проснулся совсем недавно. Из оживленных разговоров Чжи поняла, что новости о битве минувшей ночью уже распространились. И хотя Ван Цзянь победил, город не будет таким, как прежде, пока Монгольская орда полностью не отступит.

Она прошла через центр города и двинулась по дороге, проходя мимо Большого Небесного Бассейна и мастерской инженеров с девятью котлами. Наконец она добралась до храма Ху Го. За ним находился Рыбный Уступ, где по легенде гигант однажды поймал в реке несметное количество рыбы. Пройдя эту каменную местность, на противоположной стороне Чжи увидела Кана, который сидел возле своей хижины и чинил сетку.

– Рад тебя видеть, – сказал он. – Ты напомнила мне твоего отца, когда я смотрел, как ты подходишь.

Она не хотела слышать, как он говорит об отце. Ей пока приходилось скрывать свое горе, даже от самой себя, но это ей не очень удавалось.

– У меня есть для вас ответ.

– Правда? – спросил он, не отрываясь от своих узлов. – И каков твой ответ?

– Я собираюсь убить хана Мункэ, – сказала она.

Он перестал плести, отложил сетку и поднял глаза на нее.

– Повтори.

– Я собираюсь убить хана Мункэ.

Он улыбнулся.

– Я верю тебе. Теперь можно начать твое настоящее обучение.