Онлайн чтение книги Украденное лицо Social Creature
Глава 3

Третья вечеринка, куда Лавиния берет Луизу – это сборище на Джефферсон-стрит на линии L в культурном пространстве, которым заправляет один ее знакомый, где переделали весь верхний этаж под библиотеку поэзии. Четвертая вечеринка, куда Лавиния берет Луизу – благотворительное танцевальное действо в театре Лори Бичман в Адской кухне, где всем, кроме Луизы и Лавинии, по девяносто лет, у них татуаж на веках и накидки в блестках. Пятая – праздник в Грамерси по поводу выхода огромной тяжеленной книги под названием «Сексуальные тайны Европы», написанной австралийским писателем-декадентом и путешественником по фамилии Лидгейт, которому, наверное, пятьдесят пять лет, но выглядит он на восемьдесят, и там Луиза в первый раз нюхает кокаин и несется наперегонки с Лавинией по всей Первой авеню.

Они ходят по вечеринкам, куда никого из них не приглашали.

– Все просто, – объясняет Лавиния. – Приходишь, и делу конец.

Они делают себе одинаковые татуировки. Это идея Лавинии.

– Никогда не хочу забывать ту нашу с тобой прогулку к морю, – говорит она. – Хочу все время вспоминать ту ночь. Хочу ее увековечить.

Они стоят на площади Св. Марка, где помещается самое дорогое и самое негигиеничное место в Нью-Йорке, где делают татуировки. Они выпивши, поскольку заглянули в кабачок, куда можно попасть лишь через телефонную будку и где нужно записываться за два часа. Чуть раньше они забежали в парфюмерный магазин на Восточной Четвертой улице, где Лавинии надо было сделать заказные духи под названием «Томление», запах которых Луиза чувствует у себя на всей одежде, и в тот вечер Луиза заполучает свой собственный парфюм (поскольку Лавиния и за него платит), сделанный из одуванчиков, папоротника, табака и вереска, но когда она теперь его нюхает, то думает, что запах у него совсем не тот, что нужно, поскольку он нисколько не похож на запах духов Лавинии.

– Да ладно тебе, – заявляет Лавиния. Она заходит в паршивое заведение, о котором даже Луизе известно, что его посещают лишь первокурсники из Нью-Йоркского университета. – Господи, Луиза, разве тебе не хочется жить?

Спустя два часа Луиза трезвеет в Вашингтон-сквер-парке и понимает, что у них обеих на предплечьях красуются вытатуированные маленькими буквами слова «БОЛЬШЕ ПОЭЗИИ!!!», и не ужасается этому, как следовало бы.

– В самом худшем случае, – пожимает плечами Луиза, – ты сможешь свести ее лазером. Не так уж это и дорого.

Она приставляет свою руку к руке Луизы.

Они фотографируются вдвоем, держась за руки.

В Интернете масса их симпатичных фотографий. На одной они в Линкольн-центре в промежутке между походом в оперу и костюмированной вечеринкой в гостинице «Макинтайр» снимают вечерние платья и демонстрируют корсеты. На другой они в кутузке на сборище под названием «Твидовый пикник», которое представляет собой флеш-моб в Брайант-парке.

Все, буквально все, их лайкают.

– Ты и вправду выглядишь так, как будто больше за собой следишь, – говорит Луизе ее мать по телефону. – Волосы у тебя просто прелесть.

Луиза красит их с добавлением розоватого оттенка. На Лавинии он смотрится просто прекрасно, считает она, и кожа у них одинакового тона.

Люди из Девоншира лайкают фото – люди, которые едва с ней заговаривали. И Беовульф Мармонт тоже лайкает. А также парень, который писал за нее в профиле.

И не раз.

* * *

Луиза принимается заканчивать свои рассказы. Она даже рассылает их по изданиям.

Они с Лавинией сидят на диване в квартире Лавинии, пахнущей ладаном, устроившись за лэптопами и поставив таймер на час. Они пишут, и хотя Лавиния половину отведенного времени скучает и встает, чтобы заварить чай с корицей, изюмом и финиками, а потом и о нем забывает, Луиза сидит и печатает. Лавиния заказывает им ужин в ресторане «Симлесс», и так славно поглощать еду, приготовленную кем-то, а потом не убирать со стола.

– Это самое малое, что я могу сделать, – говорит Лавиния. – Ты держишь меня в правильных рамках. Ты меня вдохновляешь.

После вечеринки в «Скрипаче» в честь дня Св. Валентина Луиза отсылает Гевину Маллени свой очерк о Девоншире. Рассказ не из тех, который ей уж очень хочется писать, ведь он о якобы проведенной в Академии неделе, поскольку она не любит писать о себе, но она делает его в репортерском стиле о безумном происшествии, случившемся с ней на втором курсе, когда пара ребят из Академии спятили и сбежали, а вся полиция за ними гонялась. Гевину очерк нравится.

Я не очень-то большой поклонник повествовательного стиля , отвечает Гевин, и к тому же мне лично не очень близки приемы вроде создания образов, поскольку лично я не слишком сочувствую людям, но вещь читается на ура, и людям, очевидно, очень нравятся истории, в которых присутствуют яркие эмоции .

Ты можешь ее твитнуть, когда у тебя выдастся возможность?

Спустя несколько дней он предлагает ей поболтать с его второй по списку персоной из всех, с кем он встречается (он ведет таблицы), с женщиной по имени Мишель-Анна, которая ушла из «Мужененавистничества», чтобы основать новый, более многогранный журнал под названием «Новое мужененавистничество». Луиза соглашается.

Луиза позволяет себе глупить.

Она перестает уделять столь пристальное внимание деньгам (каким-то образом, даже когда Лавиния за все платит, Луиза все время остается на мели, и сама точно не знает, почему). Она начинает манкировать работой для «ГлаЗама». Она начинает есть хлеб (Лавиния обожает круассаны от «Агаты и Валентины» и настаивает на покупке целой дюжины, хотя сама съедает лишь один). Она начинает доверять людям, как им доверяет Лавиния, уверившись в убеждении, что мир хорошо упорядочен и логичен и в нем никогда не случится ничего непоправимого.

Луиза перестает ждать конца света.

Пока однажды вечером он едва не наступает.

В тот вечер Луиза так счастлива. Они отправились на вечеринку, которую давал художник, делающий эротические иллюстрации для серии книг «Русский балет», устроенную в музее гей-культуры в Нижнем Ист-Сайде, и они так поздно засиделись в коктейль-баре, отделанном в стиле Марии-Антуанетты, и Луиза так довольна, что выпивает последний бокал шампанского, о котором знает, что он уж точно лишний. Она долго и медленно едет домой, а когда выходит из поезда, то поет.

Луиза никогда не поет.

Когда она шагает к дому, она всегда горбится. Держит руки в карманах. Смотрит прямо перед собой. И сжимает в пальцах ключи.

Всегда.

Но сегодня вечером Луиза в подпитии, и Лавиния пригласила ее в оперу через пару недель и пообещала сшить ей платье. Разумеется, шитье ложится на Луизу, но Лавиния купит материал и винтажную базу, и у них так много великих планов, так что Луиза тихонько напевает песню «Пока течет время», потому что ее без конца играли на вечеринке в «Русском балете», и оставляет ключи в сумочке.

– Голосок у тебя ничего себе, малышка.

Он всегда на своем «посту».

Сегодня Луиза его не боится. Она откидывает свои розовато-белокурые волосы и одаривает его всесокрушающей улыбкой, которой Лавиния удостаивает барменов, когда той не хочется за что-то платить.

– Может, дашь мне уроки пения.

– Нет уж, спасибо!

Она почти бежит.

– Как тебя зовут?

– А тебе-то какое дело?

Господь на небесах , думает Луиза той частью головы, что еще способна соображать, и все праведно в этом мире .

– Я спросил, как тебя зовут?

– Артемезия Джентилески! – Она размахивает руками.

– Ты мозги мне пудришь?

Парень совсем рядом. Она так и не понимает, как он близко.

– Эй! Я тебе вопрос задал!

Он хватает ее за руку.

Вот в чем штука: себе можно врать лишь до какого-то предела. Можно притупить инстинкты, если хочется – можно перепить, можно смеяться, улыбаться, без конца подкрашивать губы и говорить: «Давай упьемся поэзией и добродетелью», можно делать вид, что ты человек – ненадолго. Но, в конечном итоге, ты та, кто ты есть.

Кто-то подходит слишком близко – ты бежишь.

Он за тобой – ты бежишь быстрее.

Он тебя нагоняет – ты останавливаешься.

Оборачиваешься.

Он в нерешительности.

Ты делаешь то, что должна.

Если ты достаточно ленива, глупа и самонадеянна для того, чтобы забыть сжать ключи в пальцах – один раз, в тот самый раз, когда ты достаточно ленива, глупа и самонадеянна, чтобы не зажать ключи в пальцах, – ты используешь все, что у тебя есть.

Локти. Ногти. Зубы.

Ты бьешь незнакомца прямо в глаз, прежде чем он сможет тебе сказать, что хочет тебя изнасиловать или же что ему просто нравится твоя улыбка.

Ты бьешь его, царапаешь, таскаешь за волосы и даже пинаешь прямо между ног, пока не убедишься, что он валяется на земле.

Пинаешь еще разок на случай, если ему все же захочется броситься за тобой.

И бежишь.

Луизу трясет, пока она не оказывается на лестнице.

Она не позволяет себе заплакать, пока не попадает в квартиру.

Она не дает себе закричать. Не теперь. Никогда. Она лишь прижимает к груди кулак, кулак со ссадиной там, где он ее схватил, и надписью «БОЛЬШЕ ПОЭЗИИ!!!», заживающей у нее на предплечье, она дышит очень медленно, размеренно и глубоко, от такого дыхания колет и давит в груди, но не издаешь ни звука.

Вот дурочка , думает она. Ты заслуживаешь всего плохого, что с тобой случается .

Может, это полная луна. Может, это ярко светят звезды. Может, это сигареты пахнут, как ладан.