Онлайн чтение книги Пропавшие девочки Vanishing Girls
До

27 Марта, Ник

«Хочешь поиграть?»

Эти два слова я слышала чаще всего в своей жизни. « Хочешь поиграть?» — Четырехлетняя Дара, вытянув руки, выскакивает через сетчатую дверь в наш зеленый дворик, не дожидаясь моего ответа. « Хочешь поиграть?» — Шестилетняя Дара среди ночи проскальзывает в мою постель. Ее глаза широко распахнуты и чуть тронуты лунным светом, а влажные волосы пахнут клубничным шампунем. « Хочешь поиграть?» — Восьмилетняя Дара бряцает звонком на своем велосипеде; десятилетняя Дара раскладывает карты на мокрых плитках перед бассейном; двенадцатилетняя Дара раскручивает за горлышко пустую бутылку из-под газировки.

Пятнадцатилетняя Дара тоже не ждет моего ответа.

– Подвинься, – говорит она, толкая коленом в бедро свою лучшую подругу Ариану. – Моя сестра хочет поиграть.

– Места нет, – отвечает та и взвизгивает, когда Дара наваливается на нее. – Прости, Ник.

Полдюжины человек теснятся в пустом стойле на конюшне родителей Арианы, где пахнет опилками и совсем немного навозом. На утоптанной земле валяются полупустая бутылка водки, несколько упаковок пива и куча разной одежды: шарф, две непарные перчатки, пуховик и обтягивающий розовый свитер Дары с надписью, выложенной стразами на спине: « Королева С*чка» . Все это похоже на странное ритуальное подношение богам покера в игре на раздевание.

– Не переживай, – быстро говорю я. – Я не буду играть. Просто зашла поздороваться.

Дара делает недовольное лицо:

– Ты же только что пришла!

Ариана бросает свои карты на землю лицом вниз.

– Тройка королей! – Она открывает банку пива, и пена пузырится по ее пальцам. – Мэтт, снимай кофту.

Мэтт – худощавый парень с чересчур большим носом. Судя по затуманенному взгляду, совсем скоро он будет в стельку пьян. И так как он сидит в одной черной футболке с загадочным изображением какого-то одноглазого бобра, я делаю вывод, что пуховик принадлежит ему.

– Холодно же, – ноет он.

– Либо футболку, либо штаны. Выбирай.

Мэтт вздыхает и нехотя начинает стаскивать с себя футболку, оголяя покрытую прыщами тощую спину.

– Где Паркер? – спрашиваю я, стараясь, чтобы это звучало максимально равнодушно, и тут же начинаю ненавидеть себя за эту попытку.

Но с тех пор как Дара начала… что бы она там с ним ни начала, стало невозможно говорить о моем бывшем лучшем друге без мерзкого царапающего ощущения в горле, словно там застрял осколок елочного шара.

Дара, которая раздает карты, замирает. Но только на секунду. Затем она бросает последнюю карту Ариане и резко взмахивает рукой:

– Без понятия.

– Я отправила ему смс, – говорю я. – Он обещал прийти.

– Да… ну, тогда, может быть, он уже ушел.

Дара бросает мне взгляд, смысл которого предельно ясен. Не надо. Что ж. Видимо, они снова поссорились. Ну, или не поссорились, и в этом проблема. Может, он больше не хочет продолжать эти игры.

– У Дары теперь новый парень, – нараспев сообщает Ариана, и Дара толкает ее локтем. – Да ладно, разве не так? Секретный парень.

– Заткнись! – резко обрывает ее Дара.

Я не могу понять, действительно ли она злится или только делает вид.

Ари притворно надувает губы.

– Я его знаю? Просто скажи мне, знаю ли я его.

– Еще чего, – отвечает Дара. – Никаких подсказок.

Она бросает свои карты, встает и отряхивает джинсы сзади. На ней ботинки на платформе с меховой отделкой и металлического цвета рубашка, которую я вижу впервые и которая выглядит так, будто жидкий металл вылили прямо на голое тело и оставили застывать. Ее волосы, недавно выкрашенные в черный, уложены идеально прямо, словно по ее плечам струится нефть. Как обычно, я чувствую себя Страшилой рядом с Дороти. На мне мешковатая куртка, купленная мамой четыре года назад для катания на лыжах в Вермонте, а волосы – неопределенного оттенка коричневого, напоминающего мышиный помет, – собраны в хвост на затылке.

– Я схожу за выпивкой, – говорит Дара, хотя она еще не допила свое пиво. – Кому-нибудь принести?

– Принеси пару коктейлей, – отзывается Ариана.

Дара не подает вида, что услышала ее. Хватает меня за запястье и тащит из конюшни в сарай, где Ариана – или ее мама? – установила несколько раскладных столов и расставила на них миски с чипсами, солеными крендельками, гуакамоле[1] Гуакамоле – блюдо мексиканской кухни из пюрированного авокадо, имеющее консистенцию густого соуса ( прим. пер .). и печеньем. Из банки с соусом торчит окурок, а в огромном тазике среди тающего льда плавают банки с пивом, словно корабли, бороздящие воды Арктики.

Кажется, здесь собрался весь класс Дары и еще половина моего – обычно выпускные классы не ходят на вечеринки к младшим, но во втором полугодии они не упускают ни единого шанса потусоваться. Между стойлами развешаны гирлянды, и только в трех из них стоят лошади – Мисти, Лусиана и Мистер Эд. Интересно, раздражают ли их глухое уханье басов и пьяные школьники, каждые пять секунд сующие им в морду «Читос», пытаясь накормить с рук?

В тех стойлах, что не набиты старыми седлами, граблями для навоза и ржавым фермерским инвентарем, однажды брошенным сюда и окончательно забытым (хотя единственный урожай, который когда-либо снимала мама Арианы, – это деньги трех ее бывших мужей), одни заняты выпивкой, другие обжимаются или, как в случае Джейка Харриса и Обри О’Брайен, уже вовсю лапают друг друга. А сбруйный сарай, как мне объяснили, негласно закреплен за курильщиками травы.

Большие раздвижные двери открыты в темноту, и с улицы в амбар задувает холодный воздух. Снаружи, на манеже, кто-то пытается развести костер, но этим вечером идет легкий дождь, и дерево не горит.

По крайней мере, Арона здесь нет. Не уверена, что выдержала бы встречу с ним сегодня – после того, что случилось в прошлые выходные. Лучше бы он разозлился на меня, лучше бы он бесился и орал или пустил по школе слух, что у меня хламидии или что-то вроде этого. Тогда я могла бы его ненавидеть. Тогда во всем этом появился бы хоть какой-то смысл .

Но после нашего разрыва он был показательно, просто чудовищно вежлив, прямо как продавец в «Гэп»[2] Гэп (Gap – англ .) – известный американский бренд, выпускающий одежду, обувь и пр. Вторая по величине сеть магазинов одежды в мире ( прим. пер .).. Как будто он очень надеялся, что я что-то куплю, но не хотел показаться назойливым.

– Я все равно считаю, что мы созданы друг для друга, – неожиданно выпалил он, когда возвращал мою толстовку (чистую и как следует сложенную, разумеется) и разные мелочи, которые я оставила в его машине: ручки, зарядное устройство от телефона и чудной снежный шарик, который я высмотрела на распродаже в «Си-Ви-Эс»[3] Си-Ви-Эс (CVS Pharmacy – англ .) – вторая по величине аптечная сеть в США, продающая помимо лекарств по рецептам широкий ассортимент общих товаров, включая косметику, сезонные товары и пр. ( прим. пер. ).. В школьной столовой в тот день на обед подавали спагетти с маринарой[4] Маринара – итальянский томатный соус с добавлением чеснока, лука и пряностей ( прим. пер .)., и в уголке его рта осталось немного соуса. – Может, ты еще передумаешь.

– Возможно, – ответила я тогда.

И больше всего на свете мне хотелось бы, чтоб так и было.

Дара хватает бутылку «Соузен Комфорт»[5] Соузен Комфорт (СоКо) – популярный ликер на основе виски, умеренно сладкий и достаточно крепкий ( прим. пер .)., наливает в пластиковый стакан дюйма на три, а потом доверху наполняет его кока-колой. Я прикусываю губу, словно могу сжевать слова, которые так и рвутся наружу.

Это как минимум третий ее стакан, а у нее и так уже напряженные отношения с родителями. Ей стоило бы избегать неприятностей. Господи, ведь это из-за нее мы обе ходим на терапию.

Но вместо этого я говорю:

– Ну что, новый парень, значит? – Я стараюсь изо всех сил, чтобы это звучало непринужденно.

Дара ухмыляется одним уголком рта.

– Ты же знаешь Ариану, она преувеличивает.

Дара смешивает еще один коктейль, сует мне в руку и прислоняет свой стаканчик к моему.

– За тебя! – произносит она и одним большим глотком опустошает стакан наполовину.

Напиток подозрительно пахнет сиропом от кашля. Я ставлю свой стакан возле тарелки с остывшими сосисками в тесте. Они похожи на сморщенные пальцы, обернутые марлей.

– Значит, нет никакого тайного бойфренда?

Дара пожимает плечами.

– Ну что я могу сказать?

Этим вечером она накрасила глаза золотистыми тенями, которые теперь пылью осыпались на ее щеки. Она выглядит так, будто по дороге сюда заглянула в какую-то сказочную страну.

– Просто я неотразима.

– А что с Паркером? – спрашиваю я. – Снова неприятности в раю?

Улыбка мгновенно исчезает с лица Дары, и я начинаю жалеть о том, что задала этот вопрос.

– А что? – произносит она. Ее взгляд становится жестким и непроницаемым. – Хочешь произнести свое коронное «я же тебе говорила»?

– Забудь. – Я отворачиваюсь, внезапно чувствуя себя обессилившей и измотанной. – Спокойной ночи, Дара.

– Подожди, – она хватает меня за запястье.

В одну секунду напряженности между нами как не бывало, и она снова улыбается.

– Останься, ладно? Останься , Нинпин, – повторяет она, видя мои колебания.

Когда Дара становится такой милой и умоляющей, совсем как прежде, когда моя сестренка забиралась ко мне на грудь и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, требуя проснуться, ей просто невозможно отказать… Почти.

– Мне вставать в семь, – отвечаю, пока она плетется за мной к дверям, за которыми шумит и хлюпает дождь. – Я пообещала маме помочь навести порядок к приходу тети Джекки.

Первый месяц после того как папа объявил, что уходит, мама вела себя как будто абсолютно ничего не произошло. Но в последнее время она часто стала что-то забывать : включить посудомоечную машину, поставить будильник, погладить свои рабочие блузки, пропылесосить. Кажется, вместе с каждым предметом, который папа уносит из нашего дома, – будь то его любимое кресло, шахматы, которые он унаследовал от своего отца, или клюшки для гольфа, которыми никогда не пользовался, – он забирает с собой и частичку ее рассудка.

– Зачем? – Дара закатывает глаза. – Она же все равно принесет с собой эти свои очищающие кристаллы. Пожалуйста, – добавляет она. Ей приходится повысить голос, чтобы перекричать музыку: кто-то только что сделал погромче, и теперь кажется, даже пол вибрирует в такт. – Ты же всегда сидишь дома.

– Неправда, – отрицаю я. – Это просто тебя там никогда нет.

Мои слова звучат жестче, чем я хотела бы. Но Дара только смеется в ответ.

– Давай не будем ругаться сегодня, ладно? – говорит она и прижимается ко мне, чтобы поцеловать в щеку. Ее губы липкие, словно от конфет. – Давай просто радоваться.

Какие-то парни, видимо, десятиклассники, собравшиеся в кучку в одном из углов полутемного амбара, начинают хлопать нам и свистеть.

– Круто, – кричит один из них, поднимая банку с пивом. – Лесбийские игры!

– Заткнись, придурок! – кричит ему в ответ Дара и смеется. – Это моя сестра.

– Вот теперь мне точно пора, – говорю я.

Но Дара не слушает. Ее лицо пылает, а глаза блестят от алкоголя.

– Это – моя сестра, – снова объявляет она, обращаясь ко всем сразу и одновременно ни к кому, ведь Дара – из тех людей, за которыми другие всегда наблюдают, повторяют, следуют. – И моя лучшая подруга.

Еще больше свиста и хлопков.

– Начинайте уже! – орет другой парень.

Дара обнимает меня за плечи, прислоняется к моему уху и шепчет. В ее дыхании ощущается какой-то приятный запах, смешанный с алкоголем.

– Лучшие подруги до конца жизни, – шепчет она, и я уже не могу понять, обнимает она меня или висит на мне. – Правда, Ник? И ничто – ничто – этого не изменит.

Примечание.

Ниже представлен коллаж из открыток, в которых одноклассники и друзья Дары желают ей скорейшего выздоровления, включая записку от Паркера:

«Дара, мне так жаль! Пожалуйста, очнись. Я хочу все исправить» .