Онлайн чтение книги Весна в Карфагене
XXXV

Все ушли. Машенька закрыла глаза и словно провалилась в теплую, мягкую яму. Она спала минут сорок, а когда проснулась, не вспомнила ни о Николь, ни о докторе Франсуа с его рыжим потертым портфелем, ни о горничной Клодин, у которой было такое выражение пухлого нарумяненного лица, как будто она прислуживает своей хозяйке из милости.

Сквозь ресницы Машенька видела, как поток воздуха колеблет и втягивает в распахнутое настежь высокое венецианское окно белую занавесь легчайшего тюля, и ей сразу вспомнился родной дом в Николаеве, похожее окно из ее спальни в сад, похожий тюль, с которым так же шалил ветерок, но, увы, не со Средиземного, а с Черного моря. Машенька была в ясной памяти и в твердом уме – это она почувствовала сразу; пошевелила руками – слушаются, ногами – слушаются, ощупала плечи, грудь, живот, о котором обычно говорила мама, что он "к спине прирос", – все было живое, атласно гладкое, теплое. Только предплечья и кисти рук в шершавых царапинах и пальцы на ногах сбиты и саднят, а в общем, все ничего, все неплохо. Машенька присела на кровати, огляделась: большая белая комната, розовые мраморные полы, огромная кровать со спинками в форме львов, вырезанных из какого-то неизвестного Машеньке розоватого дерева, за окном просматривается свежая зелень высоких кустарников, тишина полная.

Машенька встала на мраморный пол, приятно холодящий босые ступни, особенно ссадины на пальцах, и пошла к двери, обозначенной лишь высокой белой аркой. Анфилада белых комнат тянулась довольно далеко, и нигде не было ни души.

– Мадемуазель, вы ищете ванную? – вдруг негромко раздалось за ее спиной.

Машенька вздрогнула и повернулась на голос – это была горничная Клодин.

– Да, мадам, если можно, – миролюбиво согласилась Машенька, хотя еще секунду назад и не помышляла о ванной.

– Мадемуазель! – строго поправила ее Клодин, горделиво блеснув маленькими черными глазками.

– А-а, хорошо, мадемуазель.

Тридцатипятилетняя горничная Клодин носила свою непорочность, как орден Почетного легиона.

– Вам помочь? – спросила горничная, проводив Машеньку до дверей ванной.

– Спасибо, не надо.

Ванная комната, стены которой были облицованы белым мрамором, а пол вымощен розовым, поражала размерами, никогда в жизни Машенька не видала подобных. Первым делом она взглянула в громадное зеркало, отразившее ее во весь рост. Присмотрелась к лицу. Лицо в зеркале было вроде бы прежнее, то, которое она знала, но чужое. Такая же гладкая, чистая кожа, как и раньше, те же лоб, нос, губы, шея, все чистенькое, видимо, ее помыли, перед тем как положить в постель. Да, лицо было то же самое, будто бы такое же юное, как всегда, и в то же время лет на десять старше… Глаза были другие – вот в чем дело, вроде такие же дымно-карие, чуть раскосые, но не было в них прежнего света, а какая-то отчужденность, спокойная холодность, даже пустота. Да, глаза были пустые – вот в чем секрет… Это не испугало и не удивило Машеньку, ей было как-то все равно.

Купание освежило ее, махровая простыня порадовала своей шершавой свежестью; на белые мраморные стены было приятно смотреть, было приятно отражаться с головы до пят в огромном зеркале, видеть капельки воды на своем лице – каждый миг жизни стал физически ощутим так остро, так радостно, как было с ней только однажды, когда после давки на Севастопольской пристани и после ее чудесного спасения она вдруг проснулась в каюте линкора "Генерал Алексеев", который уже давным-давно был в безопасном открытом море. Да, тогда к ней явилось похожее чувство обладания жизнью – каждым своим вздохом, взглядом, мановением пальца и движением бровей. Тогда было так. И сейчас так. А может быть, еще острее.

В дверь ванной комнаты отрывисто постучали, и тут же вошла Клодин с нежно-розовым махровым халатом.

Машенька глянула в зеркало на свои косы, до этого она как-то не обратила на них внимания. Косы были заплетены аккуратнейшим образом.

– Да, мы с госпожой Николь причесали вас и заплели косы, – перехватив ее взгляд, сказала Клодин. – Было много песка и водорослей. У вас прекрасные волосы – это большое счастье для женщины.

– Наверно, – согласилась Машенька и взглянула на горничную: не лысая ли она? Оказалось, что нет. Волосы у Клодин были просто роскошные – золотистого цвета, кольцами, ниже пояса.

– О-о, а какие дивные волосы у вас, мадемуазель Клодин! Настоящее чудо! – искренне восхитилась Машенька и навсегда завоевала себе союзницу.

– Мадам Николь приготовила вам на выбор несколько платьев и все прочее, пойдемте глянем, – предложила Клодин.

Машенька выбрала легчайшее бордовое платье с длинными рукавами, чтобы прикрыть царапины на руках, и туфельки такого же цвета.

– Мадемуазель, – вдруг оживилась Клодин, – если вы не против, давайте заколем вам в волосы алую розу. Тогда во всей Бизерте не будет вам равной! – И, не ожидая, что скажет Машенька, горничная с удивительным при ее полноте проворством бросилась в сад и быстро вернулась с розой. – Мадемуазель, я вас умоляю! Разрешите?

– Пожалуйста, если вам нравится…

Клодин ловко приколола розу к Машенькиным волосам.

– Королева! – всплеснула руками Клодин. Оказывается, она умела радоваться за других и не все делала из милости. – Мадемуазель Мари, – добавила она церемонно, – мадам Николь приглашает вас к обеду, тет-а-тет!

– Хорошо, ведите.

Госпожа Николь ждала Машеньку в белой столовой.

– Салют, Мари, ты прелестно выглядишь! – как старую подружку, приветствовала Машеньку губернаторша. – Слушай, я умираю с голоду! Ничего, если нам подадут баранину по-бордоски? Я заказала на свой риск, ты любишь?

– Баранину – да, а по-бордоски – не пробовала, – с полуулыбкой спокойно отвечала Машенька. Только сейчас она почувствовала, как хочет есть, аж слюнки потекли при слове "баранина".

– У меня повар очень медлительный, но знаток своего дела. Мы его специально выписали из Марселя. Да ты садись за стол, сейчас принесут. А хочешь аперитивчик?

Машенька отрицательно покачала головой.

– Правильно, я тоже не люблю перебивать аппетит.

Стол был сервирован на две персоны и накрыт розоватой скатертью с такими же салфетками на ней. Машенька первый раз пристально взглянула на Николь, благо та отошла от стола посмотреть в окно на дорогу – не едет ли муж, который обещал быть к обеду, но неточно, поэтому для него и не поставили

прибор.

"А она прехорошенькая, – отметила Машенька, – фигурка точеная, высокая шея, чистая, белая кожа, ходит очень грациозно, умеет ходить…"

– Нет, он наверняка не приедет, – сказала о муже Николь, присаживаясь к столу.

Машенька разглядела и глаза Николь – большие, темно-карие, с тяжелым металлическим блеском, и зубы, чуть крупноватые, но белые, ровные, и яркие полные губы.

Лакей прикатил тележку с блюдом баранины, от нее шел такой дух, что у Машеньки закружилась голова.

– Ты знаешь, Мари, у меня родители живут под Бордо. Папа – прекрасный кулинар, лучший в нашей деревне. Ох, мы и любим поесть! Это у нас фамильное. Я обожаю мясо! Я обожаю рыбу! Я обожаю сыр! Ой-е-ей, какие сыры варит моя мама! У нас своя сыроварня. А какие вина давит папа! У нас несколько солнечных склонов отличных виноградников. Сейчас мы попробуем наше домашнее «бордо» под сыр, а?

– Да, мадам.

– Ой, ради всего святого! Не называй меня мадам! И на «вы» не называй. Зови просто Николь. А то я чувствую себя такой старухой! Договорились?

– Да, ма… да, – засмеялась Машенька, – договорились!

Бараниной по-бордоски оказалась слепленная в большой оковалок и перевязанная бечевкой мякоть баранины, фаршированная ветчиной и филе крохотных анчоусов, обваленная в толченой петрушке, луке, политая красным вином и коньяком и в довершение запеченная на сале на медленном огне с луком, морковью и ломтиками телятины.

И Николь и Машеньке только одного мяса лакей положил граммов по семьсот, не считая гарнира из молодого картофеля и зелени. Машенька сначала испугалась, но когда начала есть, то поняла, что справится.

– Да, я деревенская. Родители до сих пор работают с утра до ночи. У них, конечно, теперь есть с десяток работников и прислуга, я этим обеспокоилась, но они у меня такие, что минуты не сидят сложа руки, – продолжала болтать Николь, умудряясь при этом жевать. – Ах, какое мясо, ай-я-яй!

– Да, очень вкусно, – согласилась Машенька.

– Мустафа! – хлопнула в ладоши Николь. – Пойди позови Александера.

Лакей повиновался и вскоре ввел в столовую тщедушного старичка в белом поварском колпаке и белом фартуке.

– Александер, графине нравится баранина по-бордоски, – торжественно произнесла Николь. – Я довольна тобой!

Маленький старенький Александер почтительно, но лишь чуть-чуть склонил голову набок, чтобы не свалился стоячий колпак, и прикрыл веки, словно сощурился от удовольствия, при этом кончик его длинного носа так и крутился, привычно вынюхивая пространство перед собой.

– Оба свободны. Сыры подадите через четверть часа – и ни минутой раньше, ни минутой позже. Их надо хвалить, – снисходительно добавила Николь, обращаясь к Машеньке, – они у меня как дети!

Машенька наелась так, что у нее перед глазами полетели блестящие мушки.

– Ты передохни, это у тебя с голоду, – успокоила Николь. – Чуточку отдохнем и еще что-нибудь съедим!

– Ой, я не могу!

– Это тебе кажется, Мари. Сейчас они принесут такие вкусные сыры, что пальчики оближешь! Вообще ты посмотри дворец, здесь у нас замечательно, а какие люди! Я тебя познакомлю со всеми. Какие офицеры – о-ля-ля! Здесь у нас очень весело. Есть свой квартет, я играю на рояле, а ты?

– Немножко.

– Ну вот, будем играть в четыре руки, есть чудные пьесы! Мы устраиваем балы для наших гарнизонных и для местной знати, среди них есть весьма образованные люди, весьма. Есть и прелестные дамы, а какие украшения – о-ля-ля! Настоящее высшее общество. Нет, нет, ты не думай, здесь все чудесно! Просто рай! К нам приезжают из Марокко и из Алжира, я уж не говорю про Марсель и Париж. Сама видела, даже маршал Петен приехал. Кстати сказать, он очень ценит моего мужа, очень! Нет, нет, жизнь здесь кипит, я счастлива! Доктор Франсуа говорит, что ты просто обязана месяц пожить у меня, а лучше – два или три. Он такой чудак, этот доктор Франсуа, изучает арабские диалекты, знает берберский и даже говор отдельных племен. Он даже издал за свой счет словарь и еще какие-то книжонки. Сам ходит по пять лет в одном мундире, живет в казарме, а все жалованье вбухивает в эти глупые словари и всякую чепуху. Ну, в общем, он у нас ку-ку! – И Николь выразительно покрутила пальцем у виска.

– Создатель нашего русского словаря Владимир Даль тоже был морской офицер и врач. И он не ку-ку, а великий человек, – кротко, но очень холодно сказала Маша.

– Представляешь, моя Клодин влюблена в доктора Франсуа, – пропустив Машенькину реплику мимо ушей, продолжала тараторить Николь. – А ты ездишь на лошадях?

– Немножко. Давно не ездила, но у нас дома была конюшня. И папа, и мама, и я – все любили верховую езду.

– Ну, чудно! Тот, кто приучен к этому с детства, хорошо ездит. Значит, ты составишь мне пару. Здесь прелестные места, и у меня чистокровные арабские скакуны, но мой муж постоянно занят, а кататься с его ординарцем – это, знаешь ли, дурной тон. И так про меня всякое болтают, еще бы – я на виду! Катание на лошадях очень полезно. А я начала только здесь, в Африке, я ведь парижанка, выросла на брусчатке, мой отец – неплохой художник, выставлялся в салонах. Я тоже немножко рисую и пишу маслом.

Машенька посмотрела на Николь с недоумением, но сдержалась, не спросила: как это – то отец крестьянин из-под Бордо, то парижский художник?

– Ты любишь писать картины маслом?

– Я не пробовала.

– О, я тебя научу в два счета, сама я бесталанная, а учить умею! – Николь засмеялась искренне, то ли над своей бесталанностью, то ли над педагогическими возможностями.

Принесли сыры на широкой доске.

Болтовня Николь нисколько не раздражала Машеньку, а как бы даже снимала с ее души последний груз, вернее, даже последний слой чего-то липко-тягостного, о чем ей хотелось бы забыть и не вспоминать никогда.

– Да, Мари, приезжал старый адмирал, он обещал приехать завтра. Ты готова его принять?

– Да, ма… да, Николь, я буду очень рада.

– И еще, приезжал молодой адмирал, какой интересный мужчина! Он просил меня узнать, когда вы смогли бы увидеться?

– Никогда!

– Почему? – горячо вырвалось у Николь. – Я устрою все в лучшем виде! – От волнения она аж облизнула губы.

– Не хочу, – спокойно ответила Машенька.

– О-ля-ля! Это меняет дело! – растерянно и восхищенно пролепетала Николь.

Возникла неловкая пауза.

– Рокфор очень хорош, попробуй, Мари!

– Я не люблю рокфор.

– Почему? Он такой замечательный.

– Просто не люблю – и все. Раньше любила, а теперь нет.

– Бывает, – сказала Николь вдруг поникшим голосом, видно, вспомнив что-то свое, заветное. – Но, может, это у тебя не навсегда?

– Может, и не навсегда. Чего загадывать…

– Тогда пойдем в парк, я покажу тебе мои розы, – предложила Николь,

и они вышли в парк.

– Посмотри, какие розы, я их привезла из Марселя. Нет, ты только понюхай! Они пахнут, а здешние без запаха, как бумажные. Тебе нравится мой парк?

– Да.

– Ну, вот и славно. Знаешь, Мари, – Николь доверительно взяла ее за руку чуть выше локтя, – я горжусь, что ты настоящая графиня и говоришь со мной!

– Николь, ты что? Не валяй дурака! – засмеялась Машенька, и на душе у нее стало совсем легко.

– Взгляни, какая красота вокруг, – не отпуская руку Машеньки, горячо продолжала Николь. – Море, горы, оливковые рощи, дороги… Как далеко видно! Почти до Сицилии! Какая прелесть! И этот парк, и море, и розы, и белая Бизерта внизу, и мои фонтаны… Ни у кого здесь, в Тунизии, нет таких фонтанов – всем воду жалко! – В темных глазах Николь вдруг пробежал диковатый черный огонек, она неожиданно побледнела и с надрывом выкрикнула: – Боже, какая тоска! Я сдохну тут от тоски! – И, уткнувшись лицом в грудь Машеньки, заплакала навзрыд, некрасиво, с простонародным бабьим подвыванием, с хлюпаньем носом, с размазыванием макияжа по лицу.

Машенька пыталась ее утешить, бормотала что-то вроде: "не надо", "не плачь", "все будет хорошо", а потом и сама заревела как маленькая. Никогда в жизни не плакалось ей так сладко, такими облегчающими душу слезами.

Как говаривал позднее благодетель Мари, парижский банкир Жак: "Если человек едет на роллс-ройсе, то это еще не значит, что ему не хочется удавиться".


Читать далее

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 04.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
XIII 04.04.13
XIV 04.04.13
ХV 04.04.13
ХVI 04.04.13
ХVII 04.04.13
ХVIII 04.04.13
ХIХ 04.04.13
ХХ 04.04.13
ХХI 04.04.13
XXII 04.04.13
XXIII 04.04.13
ХХIV 04.04.13
ХХV 04.04.13
XXVI 04.04.13
XXVII 04.04.13
XXVIII 04.04.13
XXIX 04.04.13
XXX 04.04.13
ХХХI 04.04.13
ХХХII 04.04.13
ХХХIII 04.04.13
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
XXXIV 04.04.13
XXXV 04.04.13
ХХХVI 04.04.13
ХХХVII 04.04.13
ХХХVIII 04.04.13
ХХХIХ 04.04.13
XL 04.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть