Онлайн чтение книги Воображаемые жизни Джеймса Понеке The Imaginary Lives of James Poneke
Глава 5

Мой mokopuna, слушай. Вот я вижу, как вы тянетесь вереницей впереди меня, мое еще не свершившееся будущее, и так же со своей постели в Лондоне я вижу повторяющийся мотив, растянутый в прошлое до того дня, когда была истреблена вся моя семья: череда уходов, череда возможностей родиться заново, череда событий, в каждом из которых ощущалась возможность – за исключением последнего раза, но к этому мы еще вернемся. Я мог создать того, кем хотел стать, из окружающих меня ингредиентов, и некоторые из этих ингредиентов происходили от моих корней, а некоторые пришли из нового мира, который принесли с собой pakeha. Поэтому прощание с Аной Нгамате и ее детьми было и сладостным, и горьким. Я никогда не принадлежал к их семье, но они приютили меня, полюбили даже, и я любил их в ответ, так сильно, как это было возможно для такого неприкаянного сироты, как я. Когда я объявил о своем уходе, мы с детворой кучей повалились на землю в слезах, гневе и объятиях, таких крепких, что я не знал, где заканчивался один из нас и начинался другой.

– Напишите мне письма, – сказал я, когда мне наконец удалось их оттолкнуть. – Я возьму их с собой в Окленд, а может, и дальше. Что бы вы захотели сказать людям на другом конце света? – И они помчались писать, как всегда, устроив соревнование – лучшие листья, наилучшим образом выведенные буквы. Те, что помладше, принесли мне тщательно выведенные отдельные слова или рожицы, нацарапанные на древесной коре. Старшие принесли свои имена и названия особенных для нас мест. Ана Нгамате принесла мне тщательно составленное письмо на бумаге. В письме говорилось на языке маори:

«Досточтимые вожди, приветствую вас. Мы доверяем вам нашего сына. Позаботьтесь о нем за нас. Он будет усердно работать. Он желает узнать все о новом мире и обычаях pakeha. Он хороший сын».

Письмо было подписано «с огромной любовью». В то мгновение мне потребовались все мои силы, чтобы не передумать и не остаться. Возможно, я глубоко ошибался. Возможно, мой настоящий дом был прямо передо мной. Но этот дом никогда не давал мне того, к чему я стремился, и я знал, что должен воспользоваться возможностью, предложенной Художником. Мы обнялись, один за другим, со всеми, кто меня знал, на что потребовалось время. Даже муж Аны Нгамате пожал мне руку и прижал свой нос к моему. Было много слез. Напоследок я подошел к своей приемной матери, и мы долго простояли, обнявшись. Когда мы расстались, она повесила мне на шею heitiki из pounamu, нефрита, – самый драгоценный подарок, кулон, который мне следовало всегда носить на себе.

– Он будет оберегать тебя, – сказала она. – Мы будем с тобой. – Но на этом ее слова иссякли.

* * *

Итак, я шагал на север, неся вещи и инструменты Художника вместе с Мофаи, знавшим окружающие земли намного лучше меня. Мы шли вдоль побережья от деревни к деревне, при любой возможности останавливаясь и делая зарисовки и набирая все больше поклажи – образцов искусства и ремесел разных племен. Где бы мы ни останавливались, Художник неизменно следовал заведенному распорядку, тут же доставая художественные принадлежности, чтобы обезоружить местных жителей волшебством своего карандаша. В тех немногих случаях, когда местные жители не прельщались рисунками белого человека, мы незамедлительно ретировались, не учиняя обиду. Пару раз мы заходили в город, достаточно большой для того, чтобы в нем был торговый порт, и нам с Мофаи даровалось избавление от наших постоянно растущих тюков, которые Художник отправлял домой в Лондон. Несмотря на это, ему доставляло такое удовольствие совершать новые приобретения, что частенько мы оказывались нагружены заново уже на следующий день.

Всякий раз, как мы останавливались, я пользовался возможностью пустить в дело черновики Художника, записывая то, что помнил из миссионерских уроков, или новые знания, открытые мне Художником. Иногда я пробовал силы в арифметических действиях или в написании писем, которые, казалось, никак не могли хоть сколько-нибудь точно передать то, что мне хотелось сказать. Моя рука явно очень пострадала от недостатка практики.

Таким образом мы шагали по острову на север и наконец оказались в столице. Здесь Художник объявил о намерении купить обратный билет до Лондона, а Мофаи – о намерении вернуться к своим сородичам в Бей-оф-Айлендз еще дальше к северу. Как и следовало ожидать, у Художника оказалось слишком много багажа, и в качестве дополнения к согласованному вознаграждению он предложил Мофаи один из своих наименее модных костюмов.

– Ты сослужил мне хорошую службу, потому что я возвращаюсь домой целым и невредимым, чего вовсе нельзя было ожидать с уверенностью в начале нашего пути.

– Ma pango ma whero ka oti[45]Буквально: «Красные (вожди) и черные (племя) вместе сделают дело». Маорийская пословица о том, что люди разных сословий должны объединяться для достижения общей цели.. – Мофаи притянул Художника к себе и прижался своим носом к его носу в прощальном hongi. – Я доволен своей новой одеждой.

Что до нас с Мофаи, у нас было мало общего, близкими друзьями мы не стали, хотя и делили одну ношу, но теперь Мофаи крепко взял меня за плечо и тоже прижал свой нос к моему:

– Всего тебе хорошего, сирота.

Он был явно доволен своим вознаграждением за пережитое приключение и быстро ушел.

– А что насчет тебя, Джеймс? – спросил Художник, отсчитывая мне в руку половину того, что он дал Мофаи. Мне раньше никогда не платили денег, и я крепко зажал их в кулаке.

Что насчет меня? Мне особо некуда было идти.

– Если я зарекомендовал себя достойным попутчиком, возможно, вы возьмете меня с собой в Лондон? Возможно, посредством оказанных мною услуг я заслужил право сопровождать вас? – Я раскрыл ладонь, показывая банкноты и монеты, которые он только что туда положил.

– Конечно, юный школяр. Я надеялся, что тебе будет по-прежнему интересно посмотреть мир. Полагаю, ты заработал на билет и кое на что еще. Мы немногое сможем тебе предложить, разве что английское образование и крышу над головой, пока ты не найдешь свой собственный путь в этом мире. Что думаешь, парень?

По-моему, это были самые замечательные слова, какие я когда-либо слышал, что я и сказал Художнику. Деньги остались у меня в руке, и Художник протянул свою руку и снова сжал мои пальцы в кулак вокруг них.

– Мы много чем можем друг другу помочь, Джеймс. В Лондоне я сделаю из своих рисунков офорты, чтобы показать их публике и переплести в книги. Многим из членов королевской семьи и аристократии, наших собственных rangatira, если тебе угодно, будет интересно увидеть изображения rangatira твоей земли. Но Лондон – бойкое место, там постоянно проходит множество выставок. Моей выставке понадобится дополнительная приманка – нечто такое, чего наши посетители больше нигде не смогут увидеть.

Речь художника привела меня в полное изумление. У меня было только смутное представление о том, что он имел в виду под «выставкой».

– Джеймс, как насчет того, чтобы в ней поучаствовать? Живой экспонат! Сын вождя – мой оживший рисунок! Я думал об этом все последние ночи нашего путешествия; я должен сделать все, чтобы выставка прошла успешно. Ты красивый и умный парень, Джеймс, и я уверен, что моим соотечественникам и соотечественницам будет крайне любопытно увидеть представителя коренных жителей Новой Зеландии. Лондонские выставки взяли моду показывать туземцев из многих стран. Я надеялся, что в моей коллекции артефактов будет достаточно, но это будет еще великолепнее. Какую толпу мы привлечем!

Мне приятно думать, что я не поддался на лесть Художника, но подозреваю, что в действительности все было как раз наоборот. Меня определенно заразило его волнение. Я одарил его своей самой широкой улыбкой и кивнул. Почему бы и нет? Предложение было странное, но интригующее. И взамен мне бы открылась возможность получить лондонское образование. Все знали, что иногда наши соплеменники нанимались в матросы и уплывали на кораблях, но школа в Лондоне? Я никогда даже поверить не смел, что мне станет доступно нечто подобное.