Онлайн чтение книги Восторг, моя Флоренция! Florence in Ecstasy
Глава 5

Я проснулась на следующее утро и увидела, что дождь все еще не закончился. В гребном клубе все тренировались в этот день в помещении: народу набилось много, громкие звуки работы на тренажерах, старики, сидевшие на улице у реки, перекочевали в бар. Я приняла решение сегодня не идти в клуб. Надо было начать искать работу, но я и этого не сделала.

Вместо этого я пошла в церковь Сан-Фредиано, расположенную на другой стороне реки в районе под названием Ольтрарно. Лука был совершенно прав – эта церковь удивительно красивая. На стене церкви небольшая табличка с информацией о том, что в монастыре жила и умерла Мария Магдалина де Пацци[10]Maria Maddalena de' Pazzi, 1566–1607, католическая святая, монахиня-кармелитка, мистик (прим. пер.). . На территории церкви святой посвящена целая часовня, в которой я увидела картину с изображением Марии в состоянии экстаза. На выпуклом потолке купола нарисовано, как Мария приветствует души праведников в раю с распростертыми объятиями. Вот, значит, что Лука порекомендовал мне посмотреть. Больше какой-либо информации у меня нет ни в тоненькой брошюрке, которую мне вручили у входа, ни в моем путеводителе. Ворота расположенного рядом женского монастыря оказались закрыты.

Я зашла в кафе поблизости от церкви. День серый, и мне хотелось согреться. Я выпила кофе и не торопилась уходить. Я провела в этом кафе практически до вечера: читала и сквозь большое окно смотрела, как люди пробегали под дождем. Я вернулась в это кафе на следующий день и в день после этого. Официанты ничего не имели против того, что я пью кофе, заказываю салат, а потом бокал вина. Постепенно заведение начинало пустеть, посетители исчезать, и я услышала, как работники кафе начали мыть посуду, ужинать и громко смеяться. Я смотрела, как серый свет освещает столы и окна кафе и отражается в моем бокале.

Я читала про Екатерину Сиенскую. В подростковом возрасте она умоляла родителей разрешить ей вступить в доминиканский орден «кающихся сестер», которых так называли в Сиене из-за их накидок – мантеллаты – и который состоял из престарелых вдов, проживавших в базилике Сан-Доменико, но родители отказали, так как она не была вдовой. Екатерина не хотела выходить замуж. Она разыграла свою «козырную карту» – стала болеть. Отец отвез ее на термальные источники, но горячая вода не улучшила ее здоровья. «Моя болезнь – это знак Господа», – сказала она родителям, после чего те разрешили дочери молиться с вдовами, и Екатерина исцелилась.

У Екатерины были видения, и она периодически входила в состояние экстаза. Находясь в экстазе или в трансе, она не чувствовала боли, когда люди, считавшие, что она симулирует, втыкали ей в ноги иголки. Ее видения, а также то, что она утверждала, что стала «Христовой невестой», обеспечили ей популярность. Потом она начала исцелять хромых, высасывала яд змей из укусов и гной из ран больных. Она научилась читать, стала активно участвовать в политической жизни и переписываться с папой римским.

Святая Екатерина очень мало ела. В возрасте восьми лет она перекладывала мясо из своей тарелки в тарелку брата, а к тому времени, когда ей исполнилось шестнадцать, питалась только фруктами и овощами. После еды она при помощи перышка или стебля укропа вызывала рвоту и избавлялась от всего того, что съела.

Одному из посетителей кафе принесли заказанное им блюдо, запах которого дошел до меня, и в моем животе все сжалось – сначала от голода, а потом от отвращения к еде. Я прекрасно понимала поведение святой, отказывавшейся от пищи. Я прекрасно помнила, когда я сама начала ощущать яркие и странные переживания:

Озноб.

Мне казалось, что солнце светит слишком ярко.

Звуки казались слишком громкими и навязчивыми.

Потом я начала внимательно отслеживать и запоминать все то, что съела. После этого окружающие стали восторгаться моей худобой, а потом задавать вопросы. «Как тебе это удается?» – интересовалась Клавдия, глядя на мою худобу в декабре, январе и феврале. В голосах Клавдии и других, восторгавшихся моим внешним видом, звучал вопрос: «Как тебе удается победить плоть?» После того как Екатерина стала мантеллатой, она практически перестала есть. Мое тело остается без еды, в таком состоянии сладкой пытки, которое я еще никогда не испытывала . Екатерина была пустой и открытой. Мне хотелось думать, что она ни с кем не делилась сладостью своей боли. «Мое тело принадлежит Тебе», – писала она.

Письма Екатерины преисполнены любовью. Душа не может жить без любви. Душа соединяется с предметом любви и изменяется под влиянием этого чувства . Я завидовала экстазу, испытанному святой, которая сделала себя совершенно пустой, освободила от лишнего. Можно ли назвать любовью то, что она переживала? Являются ли любовью вызванные голоданием состояния транса? Любовь, как мне кажется, – это своего рода передача. Визуализация и последующая передача видения, с размытием всех границ до тех пор, пока остается только объект твоей любви. Я очень надеялась на то, что что-то подобное произойдет в моих отношениях с Джулианом. Надеялась на то, что с ним я уже не буду просыпаться по утрам, мечтая вернуться в сны, которые не приносили облегчения. Но Джулиан оказался слабее нового утешения, которое я себе нашла. И он отпал, как отпали и все остальные.

На второй день пребывания в кафе я уже почти дочитала биографию святой до конца. «Душа всегда полна грусти, – писала Екатерина. – Душа не выносит саму себя». На улице люди под дождем бежали на вечернюю службу в церкви. Начали яростно бить колокола, и передо мной появился один из сотрудников кафе.

– Еще один стакан? – спросил он меня, приподнимая мой бокал.

–  Sì , – ответила я, внутренне желая только того, чтобы он побыстрее ушел и дал мне спокойно послушать колокольный звон. Колокола исполняли знакомый мне гимн, от которого я ощущала прилив счастья. Несмотря на то что на улице серо и дождливо, я боялась того момента, когда звон начнет затихать, а испытываемые мной чувства исчезать. Я закрыла глаза и слушала колокольный звон, который спрашивал меня: «Что ты ищешь? Что ищешь ты?»

На третий день дождь закончился и погода стала снова солнечной, но я не пошла в клуб, а с книгой в руках вернулась в то кафе. Я дала себе слово, что, как только закончу биографию святой, начну искать работу. До отъезда из Флоренции мне осталось три недели. Всего три недели.

На этот раз я села не внутри кафе, а снаружи. Солнце сияло, и угол террасы кафе, где я сидела, стал местом, на котором останавливалось и ненадолго задерживалось много разных людей. Сперва я увидела, как молодая женщина на высоких блестящих каблуках оперлась о стену здания. Она запрокинула назад голову и стала смеяться над шуткой своего спутника. Потом на этом месте замер, зажмурив глаза, старый мужчина.

Я сидела на улице и боялась того, что мимо меня пройдет кто-нибудь из клуба. И действительно, ближе к вечеру я увидела, как из-за угла вышла Франческа в сопровождении своей дочери. Ее дочь, хотя на вид ей одиннадцать или двенадцать лет, ростом была почти с маму, но лицо у нее еще детское. Девочка несла привязанный к бамбуковой палочке воздушный шарик, на котором было изображение солнца. Девочка смотрела на шарик, Франческа просила ее поторопиться, и вот через секунду она заметила меня.

– Ханна! Come stai ?

–  Bene.  – Я надеялась на то, что говорю будничным тоном. Ее дочка посмотрела сначала на меня, а потом на свой шарик, и тут я поняла, что это совсем не воздушный шарик, а фонарик с бумажным абажуром. Фонарик раскачивался из стороны в сторону в воздухе, и изображение, напечатанное краской цвета металлик на его округлости, отражало солнечный свет.

– Что-то ты исчезла, – сказала Франческа. – Ты где пропадала?

Я не могла доверять своему голосу, не хотела говорить и поэтому неопределенно пожала плечами. Потом сделала глоток воды.

– Ты знакома с Адрианой? – Франческа легонько ущипнула руку дочери, после чего девочка протянула ее мне для приветствия.

–  Buonasera , – сказала девочка, смотря мне прямо в глаза. Она улыбнулась, но ее улыбка исчезла, как только послышался голос ее матери.

– Что читаешь?

Я показала ей обложу книги.

– А, святая Катерина? Занятно. Ты знаешь, что в Сиене есть ее голова?

– Знаю, я даже ее видела.

–  Allora , мы идем на пьяцца делла Сантиссима Аннунциата[11]Площадь Святейшего Благовещения (прим. пер.). , где будет проходить фестиваль бумажных фонарей Festa della Rificolona . Слышала о таком? Это фестиваль для детей. Я бы сказала, что для маленьких детей. – И потом добавила тихим голосом: – Но она хочет на него сходить.

Андриана снова на меня посмотрела.

– Пойдем. Там будет много детей и туристов, но тебе может понравиться. Заодно и поболтаем.

В моей голове была блаженная пустота. Я сделала глоток воды. Я не в состоянии была придумать причину, по которой могу отказаться от ее предложения.

– Хорошо, – ответила я и оставила на столике несколько банкнот.

Мы направлялись к реке, и солнечные блики от воды слепили мне глаза. Напротив магазина мороженого в конце старого моста Понте-Веккьо толпились люди. Расположенные на мосту ювелирные магазины открыты. С моста видна площадка около гребного клуба, на которую с возвращением хорошей погоды выползли старики. Я увидела Стефано, стоящего у понтона. Он прикрыл глаза ладонью и что-то кричал подросткам в байдарках. Я поискала глазами Луку, но не нашла его.

– Почему ты не приходила в клуб? – спросила Франческа, словно читая мои мысли. – Ты кого-то избегаешь? – Она приподняла брови.

– Нет.

– Да? Такое тоже может случиться.

– У меня были дела, – сказала я, но у меня сложилось такое ощущение, что Франческа меня не услышала.

– Избегать кого-либо просто бесполезно. Флоренция – это настоящая деревня. Мне все равно, что обо мне тебе рассказывают другие. Здесь ни от кого невозможно спрятаться.

– В Бостоне то же самое. Наверное, все города одинаковые, как только ты в них поживешь некоторое время.

– Только не Флоренция, – покачала она головой. Мы приблизились к площади, и народу стало больше. Повсюду были дети с бумажными фонарями. Франческа подталкивала впереди себя Адриану и повышала голос, чтобы я могла услышать ее в окружающей нас толпе людей. – Я приехала сюда из большого города и думала, что переезжаю в большой город. По крайней мере мой муж так утверждал. «Исторический и культурый центр». Не верь, когда тебе это будут говорить. Здесь ни от кого не спрячешься. – Она замолкла, и потом, словно для того, чтобы доказать все то, что мне сказала, произнесла: – Я слышала, что ты ушла с вечеринки вместе с Лукой.

Я покраснела и попыталась оправдаться:

– Он просто вывел меня наружу. Вот и все.

– Конечно. Тебе нечего стесняться, ты же взрослая. Лука, – задумчиво произнесла она. – Он ухаживал за многими женщинами. И одна из них разбила его сердце. Это меняет человека, согласна?

– Не знаю, – сказала я. – У нас ничего не было. Я вообще здесь ничего не ищу.

–  Va bene , – ответила она. – Просто хотела сообщить тебе эту информацию. Эти мужчины совершенно непредсказуемые.

Адриана обернулась и посмотрела на нас.

– У тебя в школе есть английский? – спросила я ее, и она кивнула в ответ.

– Она прекрасно говорит по-английски, – громко заявила Франческа. – В тех случаях, когда вообще разговаривает. Если честно, мне иногда кажется, что я живу в церкви.

Я посмотрела на девочку. Она уже ушла вперед и присоединилась к толпе других детей, над головами которых колыхались бумажные фонарики.

Франческа завела меня на ступени перед расположенной около моста старой больницей. Вдоль портика между заканчивающимися арками колоннами, на фронтоне здания я увидела архитектурные элементы-медальоны, на которых на синем фоне были изображены белые фигуры детей. Я смотрела на детские изображения, которые снизу казались мне совсем маленькими, и думала о том, когда же у меня потечет кровь, когда возобновятся месячные в моем иссушенном и изможденном теле. В конце здания в стену было вставлено большое деревянное колесо. Я читала, что много веков назад на этом колесе жители оставляли своих детей, от которых хотели отказаться. Они клали ребенка на колесо и вращали колесо до тех пор, пока ребенок не оказывался на территории детского приюта.

Сегодня на площади было много детей. Самые маленькие из них сидели на плечах у родителей, а те, которые постарше, вроде Адрианы, ходили по площади среди сверстников. У каждого ребенка над головой реял бумажный фонарик.

– Это часть праздника Мадонны, – объяснила Франческа, глядя на площадь. – Клянусь, что в этом городе больше праздников, чем людей… При этом я выросла в католической семье, и мои родители заставляли меня участвовать во всех этих празднествах. А ты как к религии относишься?

– Мои родители не были верующими. Моя мать верит в йогу и в работу.

– Ха! А твой отец?

– Возможно, что сейчас он и ходит в церковь, но все это влияние его второй жены. Даже если он и нашел Господа, то на отношение к его детям это никак не повлияло. Его и раньше особо не было, и сейчас он с нами не общается.

– Сочувствую.

Солнце исчезло за домами, и в воздухе начало пахнуть серой оттого, что внутри фонариков зажгли свечки.

– В общем, завтра очередной праздник – день рождения Мадонны. Снова надо идти в церковь.

Появилась Адриана в сопровождении какой-то девочки, которая поздоровалась с Франческой и что-то шепнула на ухо подруге, пока та наклоняла свой фонарик в нашу сторону. Франческа зажгла свечку в центре фонарика. Изображенное на фонарике солнце начало играть в свете свечи. По всей площади зажигались свечки внутри фонариков, и изображения на их бумажных боках становились более четкими. Я видела головы животных, звезды, а также несколько крупных точек, составляющих герб семьи Медичи. На фонарике подружки Адрианы был изображен улыбающийся Чеширский Кот. Толпа пришла в движение, фонари заколыхались, и Франческа взяла меня за руку. Следуя за двумя девочками, мы вышли на окруженную старинными зданиями площадь, наполненную светящимися и колыхающимися бумажными фонарями.

– Шествие идет вдоль реки, – объяснила Франческа.

Я услышала крики в толпе и увидела, что один из фонариков взорвался. Держащая фонарик маленькая девочка начала плакать, а обрывки бумаги упали на камни площади. Адриана и ее подруга начали оглядываться по сторонам. В их глазах я увидела возбужденное ожидание.

– А это еще зачем? – спросила я Франческу.

– Не переживай, – ответила она. – Все идет по плану. У некоторых мальчиков есть трубки, из которых они стреляют горохом. – Тут начал звонить ее телефон. – Подожди, – произнесла Франческа, посмотрела на номер звонящего, улыбнулась и только потом ответила: – Pronto? Sì … Да, я с Ханной. Ты ее знаешь… Sì, certo . На мосту Понте-алле-Грацие… Хорошо. Позже. – Она захлопнула «раскладушку» своего телефона. – Вот, смотри, один из этих мальчишек.

Впереди нас в толпе пробежал мальчик. Он поднес ко рту трубочку и нацелился на фонарик с изображением светящегося льва. Потом он подул в трубочку, и фонарик лопнул.

Франческа покачала головой.

– Именно так ведут себя все мужчины, согласна?

Мальчик нацелился в другой фонарик, но на этот раз промазал. Стемнело, и из окон окружающих домов высунулись люди и стали смотреть на шествие фонариков. Мы наконец дошли до реки. Сюда стекались люди из соседних улиц, и фонариков становилось все больше и больше. На быстрых водах Арно покачивались лодки, в которых сидели люди с фонариками. Большое скопление лодок я видела и у моста Понте-алле-Грацие.

– Питер! – крикнула Франческа, и я заметила молодого американца, облокотившегося на стену около моста. Она схватила его за руку и поцеловала в обе щеки.

–  Ciao , Ханна, – сказал он, залившись румянцем. Адриана повернулась и посмотрела на нас. Ее лицо не выдавало ее чувств. Потом она взяла подругу под руку и продолжила молча идти. Питер бросил взгляд на Франческу.

– Не волнуйся, – произнесла она. – Нет проблем.

– Так вы, значит, начали от пьяццы? – спросил бодрым голосом Питер. – Потрясающий праздник, его только во Флоренции проводят. – Он на мгновение замолчал и добавил: – Нам тебя очень в клубе не хватало.

– Спасибо, – ответила я, хотя после того, что мне рассказала Франческа, мне не очень было понятно, кого именно он имел в виду под «нам». Я пыталась вспомнить завершение вечера в танцклубе и то, кто мог видеть, как мне стало плохо. Но я ничего не припоминала, думать на эту тему – значит попусту тратить время.

– А ты на реку уже выплывала? – поинтересовался Питер.

– Нет, думаю, что мне еще рано.

– Обязательно попробуй. Я могу помочь, если хочешь. Да и Франческа в этом смысле молодец.

Она шутливо ударила его по руке, и Питер ухмыльнулся.

Дети вокруг нас начали петь. Они многократно повторяли одни и те же слова, поэтому в конце концов я стала в состоянии их разобрать: Ona, ona, ona. Ma che bella rificolona. La mia l’è co’ fiocchi e la tua l’è co’ pidocchi .

Какой прекрасный фонарь, мой перевязан лентами . Однако последняя фраза меня несколько смутила.

–  Pidocchi ? – спросила я.

– Вши, – перевела Франческа.

– А при чем тут вши?

Она пожала плечами: «Откуда я знаю?»

– Всему есть свое объяснение, – радостно произнес Питер.

Франческа взяла его под руку.

– Ах ты, маленький профессор. Я сказала Ханне, что все это из-за католицизма. Ты будешь со мной спорить?

– Нет, не буду, – со смехом ответил он, притягивая ее поближе, и потом повернулся ко мне. – Это действительно связано с католицизмом. Однако раньше этот праздник сопровождался одной из самых больших ярмарок всего года. Крестьяне приезжали из деревень, чтобы продать свои товары, и на площади не было места, поэтому все приезжали в ночь до наступления дня, чтобы занять себе место.

– А-а, – сказала Франческа. – Это объясняет появление фонариков.

– Верно, – сказал Питер.

–  Ona, ona, ona . – Песня звучала все громче и громче. На следующем мосту впереди нас свет стал подниматься горизонтально вверх – люди расходились.

– А при чем здесь вши? – спросила я.

– Крестьяне, конечно, одевались для этого случая в лучшую одежду, но горожане все равно считали их вшивыми чурбанами. И жившие в городе дети стреляли в их фонарики.

–  Sì , – рассмеялась Франческа. – Флорентийцы очень высокомерные, no ? С тех пор прошли сотни лет, а ничего не изменилось. – Она вздохнула и положила голову на плечо Питера.

– Мне пора, – сказала я, когда мы подошли к следующему мосту. Парад превращался в вечеринку. Взрослые собрались группами, а оставшиеся целыми фонарики дети бросали на улице или начинали друг за другом с ними бегать.

– Я рада, что ты пошла с нами, – произнесла Франческа и обняла меня.

Питер поцеловал меня в обе щеки.

– Увидимся завтра, – сказал он. – Выплывай на реку, хорошо?

Я хотела сказать no , но тут появилась Адриана. В ее руках был пробитый фонарик, но она не плакала, а, наоборот, выглядела очень радостной.

– Лопнул! – сказала она матери и продемонстрировала свой пробитый фонарик. Если фонарик пробит, значит, кто-то хотел показать девочке, что он к ней не равнодушен.

–  Brava, brava.  – Франческа впервые за вечер улыбнулась своей дочери.

– Ну ладно, – сказала я Питеру. – Увидимся на реке.

В ту ночь я дочитала последнюю главу из книги о святой, жизнь которой, как и жизнь многих других великих людей, была короткой. Она умерла в возрасте тридцати трех лет от крайнего нервного и физического истощения. К концу жизни она пила только воду и ела облатки или гостии Святого причастия.