Онлайн чтение книги Выслушай меня Take Me In
Она

– Ну, как прошел отпуск?

– Просто чудесно.

Он поднял чашку с кофе к губам, глядя мне в глаза.

– Погода была хорошая?

– Да, погода тоже была замечательная, – улыбнулась я. – Спасибо.

– А перелет?

– Тоже прошел спокойно.

Я лишь слегка кивнула ему, все еще не в состоянии отвести взгляд.

– Что ж, очень рад это слышать.

Эспрессо ему принесли в маленькой чашечке с крохотной дугообразной ручкой, и он с трудом удерживал ее между большим и указательным пальцами. Размеры чашки лишь усиливали впечатление от его большой, сильной руки – такой мужской, с мощными, чуть напрягшимися в незначительном усилии мышцами и сухожилиями. Пальцы его были покрыты золотистым пушком волос, который казался совсем светлым на фоне его загорелой кожи.

– Ну а ты как? – поинтересовалась я и, зачерпнув пальцем немного пены с поверхности моего капучино, слизнула ее и почувствовала, как она тает на языке. – Чем ты занимался?

Мое сознание автоматически зафиксировало слова, сказанные им в ответ, – работал над расширением сети франшиз, совершенствовал систему маркетинга, ездил на встречу в Женеву. На самом деле все мое внимание было сосредоточено на собственном дыхании, трепетании моих ресниц. Когда я закусила губу, мне показалось, что он заметил и обратил на это внимание – словно наш разговор состоял только в обмене какими-то незначительными мимическими проявлениями, которые напоминали игру на соединяющих нас невидимых струнах.

Мой собеседник надолго замолчал. В заведении было довольно шумно – вокруг громко звучала музыка, разговоры, лязганье приборов и гудение кофеварки. Скрипели стулья, где-то лаяла собака. Мимо меня прошла женщина, направляясь к стойке. За соседним столиком какой-то мужчина рисовал на Макбуке, как мне показалось, похожие на птиц пробки для бутылок.

– Ты по мне скучала? – спросил он, одновременно накрыв ступней мою ступню – правда, предварительно сняв туфлю. Я почувствовала, как его пальцы под тонким носком скользят по моей обнаженной коже.

– Так ты по мне соскучилась? – повторил он свой вопрос.

Я уже открыла рот, чтобы ответить отрицательно. На этот раз я собиралась положить этому конец. Мы зашли уже так далеко, как могли, – дальше некуда. То первое утро отпуска, когда мне так хотелось услышать его голос, в итоге привело к тому, что я едва не потеряла самое дорогое… Нет, подумала я, между нами все кончено. О том, что кто-то по кому-то соскучился, говорить больше не следовало.

Тем временем его ступня добралась до моего колена и продолжила движение вверх по бедру, отодвигая в сторону юбку, на которой, как назло, почти сразу же расстегнулась пуговица.

Я почувствовала, как к моим щекам прилил жар. Он теперь уже открыто улыбался мне, а ступней продолжал орудовать под столом, стараясь забраться между бедер.

Я отвела глаза, закусила губу и сдалась, чувствуя, как дыхание мое все учащается:

– Да, я соскучилась.

– Как тебе кофе?

– Прекрасный.

– Уверена, что не хочешь что-нибудь съесть?

Я отрицательно качнула головой.

Мой собеседник взял со стола меню и сделал вид, что изучает его, а сам продолжил свои скрытые манипуляции, мягко нажимая пальцами ноги на мои трусики и пытаясь отодвинуть их в сторону.

– Хм-м… размятое авокадо? – пробормотал он. – Тосты из муки с полбой и миндальным маслом?

– Ах ты, мерзавец, – прошипела я, держась из последних сил.

Он отложил меню и поставил ногу под столом на пол.

– Ну ладно, – сказал он. – Пойдем отсюда.

Пока он расплачивался, я ждала на тротуаре, стоя рядом с лающей собакой – это был светло-коричневый, пушистый кокер-спаниель. Пес радостно вилял хвостом – совсем как я, мелькнула у меня мрачная мысль. Я погладила собаку по голове, и, дернувшись на поводке, пес резко подался вперед, чтобы лизнуть мою руку горячим влажным языком, продолжая отчаянно вилять уже даже не хвостом, а всей задней частью спины. Оба мы с тобой хороши, подумала я.

В это время на улицу вышел мой собеседник, запихивая банковскую карту в нагрудный карман пиджака. Мы направились за угол к его машине, не прикасаясь друг к другу. На этот раз он выбрал Далвич, жилой район в несколько милях от того места, где жила я. Располагался он достаточно далеко от моего дома, чтобы чувствовать себя в безопасности, но все же я нервничала – вероятно, потому что все вокруг выглядело очень знакомым. Прямые ухоженные улицы, на которых были обозначены места с запрещенной и ограниченной парковкой, ряды вилл в викторианском стиле, жильцы которых оставляли машины на участках, рядом со своими жилищами, снабженные сетками гигантские батуты, двойные беседки в садах – все это было похоже на наш район. Я была убеждена, что за мной кто-то наблюдает, буквально чувствуя спиной чей-то взгляд.

В окружающих домах светились окна спален.

Ричарду, однако, все было нипочем. Я начинала подозревать, что для него это необходимый компонент игры, приключения – загородная жилая зона, риск. Когда мы добрались до его машины, черного «Мерседеса» с тонированными стеклами, он крепко поцеловал меня, стоя напротив передней пассажирской двери, размашисто обнял меня обеими руками, так что его пиджак широко распахнулся. Его галстук к этому времени был уже наполовину развязан. Он прижался ко мне так плотно, что я не понимала, что сейчас будет – то ли я испытаю оргазм, то ли упаду в обморок. Потом, звякнув ключами, он открыл дверь машины и втолкнул меня в салон. Затем последовал смешной момент, когда мы оба барахтались, пытаясь разложить переднее сиденье – я в машине, а он все еще снаружи. Затем он тоже ввалился внутрь. Моя юбка задралась и сбилась на сторону. Брюки моего спутника к этому времени уже были расстегнуты. Я просунула руки под его белую, накрахмаленную рубашку, ощущая ладонями и пальцами его кожу. Еще одна моя пуговица оторвалась и со звоном закатилась куда-то под сиденье. Я ударилась локтем о рычаг переключения передач. Голова моя задралась, а шея так изогнулась, что я почувствовала сильную боль. При этом я осознавала, что дверь машины осталась наполовину открытой, а машина стояла в людном месте. Мне явно следовало что-то сделать, чтобы все это остановить. Но я так ничего и не предприняла. Меня словно подхватил вихрь, в котором было все – и пытка, и наслаждение, и настоящий взрыв чувств, и самоотречение. И в этот момент ничто для меня не имело значения – ни беспокойство, ни беды, ни вина.

Я была знакома с Ричардом Тэйлором восемь лет, а спала с ним три месяца. Он был одним из первых клиентов – я помогала запустить его первую экологически чистую пиццерию. Это было задолго до того, как она превратилась в успешную сеть. Наши отношения с самого начала были странными – без флирта, какими-то нервными. Он пленил меня, хотя был не в моем вкусе – слишком высокий, слишком широкий, слишком, если можно так выразиться, альфа-самец. Я же обычно предпочитала мужчин с тонкой душевной организацией, чутких, отзывчивых. Но его самоуверенность была по-своему неотразима – так же, как и его умение спрятать свою грубую мощь под маской игривости. Он очень любил сидеть на краю чьего-нибудь стола. Руби, моя ассистентка, отговаривала меня от сближения с ним, говоря, что среди женщин у него ужасная репутация. Для них он был чем-то вроде плохой новости. Пару раз я перехватывала его взгляд, устремленный на меня, но только когда он пригласил меня отпраздновать мою помолвку и поднял бокал, произнося тост «за все, что могло состояться и не состоялось» и разглядывая при этом мои губы, я поняла что наша симпатия была взаимной.

Когда в марте он позвонил мне и пригласил к себе в офис для разговора, я была польщена. Тогда я порадовалась тому, что кто-то помнит обо мне как о специалисте в сфере цифровых маркетинговых решений. Отдав в чистку свои старые брюки, я купила новый топ, чтобы прикрыть полнеющую талию, обтерла от пыли ноутбук и рысцой отправилась в Уэст-Энд.

Все случилось не в первую встречу, не во вторую и даже не в третью. Надо отдать ему должное – он был терпелив. Он играл на моих страхах, стимулировал мою уверенность в себе, делал вид, что внимательно выслушивает идеи, которые я излагаю. Каждое свидание было продолжением предыдущего. Как-то он пригласил меня в ресторан «Нобу» и спросил, счастлива ли я.

– Да, конечно.

– По тебе этого не скажешь. Я всегда чувствую твое настроение – впрочем, это неважно. Не мне об этом судить.

– Что?

– И все же у меня такое ощущение, что тебе чего-то не хватает.

Я решила не задумываться слишком глубоко над этими словами и сказала:

– Мне, пожалуй, не хватает работы, это правда. Я скучаю по офису.

– Так почему бы тебе не отправиться туда? «Эклунд» сделает из тебя просто конфетку.

– Для меня важно проводить как можно больше времени дома. И еще мне хочется, чтобы у моего сына было самое счастливое детство, какое только возможно.

– Такое, как у тебя?

Я не ответила.

– Правду говорят, многие придают совершенству слишком большое значение.

Когда чуть позже он, глядя мне прямо в глаза, заявил, что ему хотелось бы лечь со мной в постель, я рассмеялась, словно приняла его слова за шутку. И ответила, что не могу продемонстрировать свое тело даже мужу, не говоря уже о каком-то другом, практически малознакомом человеке.

Взгляд он не отвел, но при этом процедил довольно небрежным тоном:

– Вообще-то, я собираюсь трахнуть тебя, а не раздевать.

Неизвестно почему согласившись, я вспомнила наш с мужем последний день в Греции. Мы с Маркусом сидели на нашем обычном месте на пляже, довольно далеко от воды, вблизи лодок. Галька неприятно давила на тело, и к тому же надо было проявлять осторожность, чтобы не испачкаться смолой, которой пропитывали швы лодок. В воздухе пахло рыбой, а среди камней застряла пара пластиковых пакетов. Всего в нескольких футах от нас кто-то оставил грязный подгузник.

Я во время отпуска практически не купалась, боясь оставлять без присмотра Джоша. Но понимая, что это последний день нашего отдыха, я, морщась, спустилась по гальке к воде и, обходя морских ежей, вошла в море по пояс. Затем, преодолевая желание броситься обратно, медленно опустилась в волны, почувствовав шок и в то же время облегчение. Затем я отплыла от берега так далеко, что фигурки Маркуса и Джоша стали совсем маленькими, перевернулась на спину и стала грести дальше. Мое сознание, измученное беспокойством за безопасность сына на море и во время рискованного путешествия обратно домой, словно вырвалось из тисков тревоги. Я перестала бесконечно размышлять о том, как организовать дела таким образом, чтобы все прошло, как надо. Лежа в воде на спине с облепившими лицо волосами, я ощутила, как мое тело словно раскрывается, как цветок под лучами солнца, и отдалась на волю волн.

Я приехала на машине забирать Джоша раньше времени и, сидя за рулем, слушала на «Радио-4» репортаж о краже документов, удостоверяющих личность. При этом я думала, как легко какие-то чужие люди могут проникнуть в вашу жизнь и представиться, что они – это вы. Бдительность имела огромное значение. «Ваши персональные данные – один из ваших наиболее ценных активов, – сказал представитель отдела борьбы с мошенничествами лондонской полиции. – Старайтесь предпринимать все необходимые меры предосторожности».

Я выключила приемник. Моя бдительность оставляла желать лучшего. Я не предпринимала необходимые предосторожности, чтобы защитить свои персональные данные. Все навыки пиарщика, которые я использовала, чтобы улучшить свой имидж добропорядочной жены и хорошей матери, не помогли мне, и вот теперь весь мой мир мог развалиться на куски. Меня в любой момент могли изобличить как похотливую, недостойную женщину, мать, которой нельзя было доверять даже в самых важных, элементарных вещах.

Где-то на краю моего сознания ворочалось, не давая мне покоя, воспоминание об утре того страшного дня в Греции. О жаре, ослепляющем свете солнца, о том, как Маркус, сидя в лодке, равномерно греб веслами, о том, как толстый канат, словно хвост какого-то морского животного, скользил у меня между ступней, об ощущении жжения, которое вызывал в пальцах ног горячий песок. О внезапной темноте ресторана. О коридоре, туалете, где я переодевалась и где пахло мочой и рвотой. О звучавшей в ресторане музыке – одной из композиций Саймона и Гарфанкела. И о том, как сиденье из синтетической кожи прилипало к моим бедрам, когда я сидела за столом и разговаривала по телефону с Ричардом, поглаживая ладонью салфетку из тонких ивовых прутьев и время от времени трогая себя большим пальцем за нижнюю губу. Мой сын тем временем один слонялся по пляжу.

Внезапно в груди у меня возникло странное ощущение. Мне словно бы стало трудно дышать. Я потерлась затылком о подголовник сиденья, и мне вдруг захотелось несколько раз больно удариться о него головой.

Мимо машины прошла Роуз, и я сжалась на сиденье. Нелл, трехлетняя дочурка Роуз, должно быть, проснулась и закричала, потому что Роуз остановилась и стала поправлять ей ножку в слинге, а затем большим пальцем убрала от ее щеки складку ткани. Подняв голову, Роуз увидела меня, и я сделав над собой усилие, бодро и весело помахала ей рукой, как бы давая понять, что подойду через минуту, и наклонилась к полу, делая вид, что хочу что-то достать из сумки.

Я выждала, пока Роуз присоединится к другим собравшимся во дворике церкви матерям и няням, детям, супружеским парам, нескольким отцам – в общем, к обычной толпе родителей, собирающихся отвезти домой своих отпрысков в колясках и на самокатах с детскими сиденьями. Поправив макияж я вышла из машины и направилась к дворику церкви. Роуз в этом время разговаривала с Ясмин – журналисткой, которая недавно переехала жить на мою улицу. Раньше это был один из моих самых любимых моментов дня. В такие минуты ты понимаешь, что в случае необходимости тебе помогут с ребенком, и ценишь возможность провести хоть немного времени в покое.

Открыв калитку, я почувствовала, как взгляды всех собравшихся обратились на меня.

– Вы только посмотрите на нее! – воскликнула Ясмин. – Надо же так вырядиться!

– О, – протянула я. Пожалуй, мне в самом деле следовало переодеться. На Ясмин были шорты и сандалии на пробковой подошве. Роуз облачилась в свободный комбинезон из легкой хлопчатобумажной ткани и короткий желтый топ – это был наряд, в котором она обычно посещала благотворительные магазины. Неудивительно, что я в своих туфлях на высоком каблуке и тонкой хлопковой мини-юбке показалась остальным расфуфыренной. Я выглядела, как… как кто, собственно? Наверное, как женщина, которая только что занималась сексом со своим любовником на заднем сиденье машины. Лицо и подмышки у меня вспотели, на рубашке и на юбке отсутствовало по пуговице.

– Я встречалась с одним перспективным клиентом, – пояснила я.

– Как все прошло? Надеюсь, ты довольна? – спросила Роуз.

Кровь резко прихлынула к моим щекам.

– Что? – переспросила я.

– Я про отпуск.

– Ах, отпуск. Я думала, ты имеешь в виду мою встречу. Извините, я немножко рассеянная. Да! Отпуск прошел чудесно. Я, правда, немного вымоталась, но в целом все было просто великолепно.

– Посмотрите, – сказала Ясмин и, покопавшись в своем телефоне, протянула его в мою сторону экраном вперед. – Это вас рассмешит.

На экране проигрывался ролик из «Ютьюба», который я видела уже много раз. Тем не менее я смотрела, делая вид, что мне интересно и что я вижу ролик впервые. Женщина лежала в ванне, пила вино и ела пончики – плюнув, как она сама сказала, на уборку и стирку. «Главное – это приоритеты, мои дорогие леди, – говорила она с экрана смартфона. – Мои дети получат гораздо больше любви от более или менее спокойной матери, находящейся в хорошем настроении, чем от замученной уборщицы».

Я принялась старательно издавать звуки, изображающие смех. Рядом со мной кудахтала Ясмин.

– Здорово, правда? – спросила она, когда ролик закончился.

– Да, очень. Очень здорово.

Тут к нам присоединился Патрик.

– Это что же, выходит, все можно, так получается? – спросил он. – Я, предположим, не большой любитель лопать пончики, принимая ванну. Но если моя жена получит больше позитива от более или менее спокойного Патрика, то я могу найти для себя другие удовольствия. Например, я мог бы в дневное время по-быстрому перепихнуться с горничной, убирающей соседнюю квартиру. Так, что ли, получается?

И Патрик с довольным видом оглушительно расхохотался.

– Ой, заткнись, Патрик, – отмахнулась Роуз и, расширив глаза, снова поглядела на меня. Я почувствовала, что опять краснею.

В этот момент мисс Дженни открыла дверь церкви, и препорученные ее надзору дети в сине-белых блузах выстроились позади нее. Джош оказался в самом конце колонны – он смеялся и болтал с каким-то мальчиком. Дети стали проходить вперед, но медленно, так что мне пришлось подождать, пока очередь дошла до Джоша. Он вышел вперед с раскрасневшимися щеками, растрепанными волосами, прижимая к себе нечто, завернутое в огромный, размером почти с него кусок коричневой бумаги.

– Можно мне змею? – осведомился он. – Настоящую. Желтую или, может, розовую – это мне все равно.

– А ты нарисовал картину? – спросила я, отбрасывая со лба влажные волосы сына. Джош был просто образцом здорового, хорошо развитого мальчика. И главное – он был жив.

– Ну да, нарисовал. Она называется «Мои каникулы».

Я поцеловала сына в щеку, на секунду вдохнула его запах вместе с запахом красок и карандашных грифелей.

К нам подошла Роуз, и мы двинулись вдоль улицы к моей машине. Хлоя и Джош убежали вперед, на ходу отрывая листики от живой изгороди. На улице было тепло и сухо, воздух был наполнен пыльцой растений.

– Выходит, отпуск оказался не таким уж замечательным? – спросила Роуз через некоторое время.

– Ага.

– Я так и знала, что что-то не так. Это не результат тренинга по сближающему общению, на который мы возлагали такие надежды?

– Да нет.

Роуз остановилась и чуть наклонила голову, чтобы подправить пару небольших косичек, которыми была украшена ее прическа. Нелл в слинге забеспокоилась.

– Что-нибудь конкретное, или все дело в какой-то обычной бытовухе? Ты ведь не хочешь сказать, что устала от ребенка и тебе нужен перерыв?

Я искоса взглянула на Роуз: вид у нее был замученный. Щеки порозовели и слегка припухли. На ее шее висел медальон с выгравированными на нем инициалами детей.

Я невольно задумалась о том, насколько много могу позволить себе ей рассказать.

– Честно говоря, все было ужасно, причем с самого начала, – произнесла я и поведала Роуз об ужасах первого утра в Греции, в том числе о том, как я, выйдя из таверны, увидела, что Джош тонет в море.

– О боже, – пробормотала она. – А где был Маркус?

Я почувствовала, как у меня напряглись мышцы пресса.

– Он уснул.

Произнеся эти слова, я тут же почувствовала, что они по-настоящему шокировали Роуз – и в душе у меня словно распустился какой-то тяжелый болезненный узел. Да, это была вина Маркуса. В свете этого тот факт, что я позвонила Ричарду, не имел никакого значения. Я оставила ребенка на попечении мужа. Я доверила ему сына.

– Мне показалось, что Джош утонул, – сказала я. – У меня в голове так и бились слова: «Я мать погибшего ребенка».

– Бедная, – с сочувствием произнесла Роуз. – Слава богу, что все обошлось.

– Да. Один мужчина нырнул в воду и вытащил Джоша. Не Маркус. – Я покачала головой и издала саркастический смешок. – Он даже по грудь в море не зашел.

Я отвернулась, вспомнив, каким жалким выглядел Маркус, сутулый, тощий, стоящий в воде по щиколотку, и то, как он упал в моих глазах.

– Я понимаю, что эта история могла вызвать между вами отчуждение, – сказала Роуз и вздернула брови. – Что ж, счастье, что там оказался другой мужчина, верно?

Мы дошли до машины. Джош и Хлоя уселись на тротуар и по очереди бросали мелкие камешки в решетку уличной канализации.

– Да, после этого у нас все как-то не ладится. Мы стараемся что-то исправить – делаем все возможное, но ничего не получается. Мне бы помогло, если бы он говорил со мной о работе. Я знаю, он из-за нее очень беспокоится. Но у меня такое впечатление, будто он считает, что я в этом плане ему не ровня – кажется, он совсем забыл, что у меня тоже есть мозг. Он не хочет разговаривать со мной откровенно. Все крутит что-то, крутит. Мы оба так делаем, но при этом притворяемся, будто говорим по душам.

– Ну ты хоть нашла с кем завязать знакомство? Скажем, какие-то другие супружеские пары, семьи? Я считаю, в отпуске это всегда помогает найти альтернативные формы развлечения.

– Нет, нет, что ты, вовсе нет. Впрочем, кроме… – Моя рука против воли взлетела вверх и коснулась рта. – Мы видели мужчину, который спас Джоша – пару раз в разных местах. Я его встречала несколько раз… то здесь, то там.

– Ну и прекрасно.

– Да, – кивнула я, стараясь отвести глаза, чтобы Роуз не заметила, что я лгу.

Мы действительно видели Дэйва пару раз за отпуск – оба раза в порту. В первый раз мы возвращались с пляжа в середине дня, и Маркус разглядел его рядом с баром, на площади около небольшого супермаркета. Джош капризничал, и я повезла его в коляске на другую сторону улицы. Мы помахали друг другу рукой – Дэйв даже изобразил некий жест, словно отдал честь. Пару дней спустя мы увидели его снова – в том же баре. Но на этот раз мы сделали вид, что не заметили его и прошли мимо. Думаю, мы оба его избегали. Позже я об этом пожалела. Я была уверена, что он нас видел, и наше поведение, должно быть, показалось ему невежливым. После этого он попросился ко мне в друзья в «Фейсбуке». Наверное, мне следовало бы ответить на запрос, но я до сих пор его игнорировала.

Я знала, что веду себя плохо, неправильно, понимала, что мне вообще-то следовало как-то выразить ему мою благодарность за то, что он сделал. Но Роуз бы меня не поняла. Впрочем, я и сама себя не понимала.

– Джош, может быть, ты перестанешь это делать? – окликнула я сына.

– Да, Хлоя, хватит. Ты сейчас будешь вся грязная.

Дети посмотрели на нас, друг на друга и хихикнули. Джош взглянул на свои пальцы, которые были все выпачканы грязью, снова перевел взгляд на Хлою и вытер пальцы о волосы. Хлоя сорвала листик, скомкала и стала пытаться пропихнуть его сквозь сливную решетку.

– Ты думаешь, он мог завести роман?

В тот момент, когда я посмотрела на Роуз, ее губы сжались, словно она уже успела пожалеть о своем вопросе. Кровь отлила от моих щек. Я отвернулась, чтобы отпереть ключом дверь машины.

– Кто? Маркус? Нет, не думаю.

– Прости меня. Я не должна была этого говорить. Просто некоторое время назад так было у Патрика. Ты ведь знаешь, многие мужчины это делают.

Это я действительно знала. Сайт Firstdate.com был клиентом в «Эклунде». Я видела результаты исследования – очень многие мужчины, подписавшие договор с агентством, были женаты и в то же время искали развлечений на стороне. Джеффа, партнера Маркуса, когда я еще работала в «Эклунде», застали за шашнями с его помощницей. Да, мужчины постоянно заводили романы, но неужели для женщин все это намного серьезнее? Нет, решила я. И ни те, ни другие не заслуживают прощения.

Я подняла Джоша на ноги и заставила его сесть в машину. Пристегивая его ремнем, я подумала о том, что будет, если рассказать Роуз, во что влипла я сама, и пришла к выводу, что она отнесется к этому нормально. Тогда я решила, что так и сделаю.

Я повернулась было – роковые слова уже готовы были слететь с моих губ, – но как раз в этот момент Роуз опустила голову, чтобы поцеловать Нелл, и приложилась губами к прекрасному гладкому лбу девочки. И я поняла, что не смогу осуществить свое намерение.

Я толкалась на стоянке супермаркета – машины вокруг сдавали задним ходом, то и дело сигналили, останавливались под странными углами друг к другу. Воздух вокруг, кроме выхлопных газов, был буквально пропитан городской смесью раздражения и паники. Наконец, в дальнем конце парковки появилось свободное место. Воткнувшись туда, я подумала, что, может, стоит оставить Джоша одного в салоне, пока я схожу через всю стоянку, чтобы взять парковочный талон. Сколько это могло занять времени? Минуту? Две? Три? Нет, это было слишком долго, я не могла рисковать.

Я отстегнула сына и, чтобы сэкономить время, понесла его на бедре, придерживая одной рукой. Он задергался, стараясь освободиться. Боясь, что он вырвется и побежит куда-то между машинами, я наклонила корпус в противоположную сторону. Первую фунтовую бумажку автомат отверг. Затем то же самое произошло и со второй. Вокруг нас медленно двигались автомобили, водители напряженно высматривали каждую щелочку между бортами других машин. Неподалеку от нас выстроились в очередь сразу три авто. К тому моменту, когда я, наконец, справилась с оплатой, силы у меня почти кончились.

Когда мы уже дошли до входа в магазин, мне пришло в голову, что, наверное, следовало найти тележку и посадить Джоша в нее, прежде чем оплачивать стоянку. Так было бы и мне легче, и ему безопаснее. Меня захлестнул приступ ненависти к себе. Как часто хорошие, полезные мысли приходят мне в голову с опозданием! Я все время пыталась делать все наилучшим образом – и вечно у меня ничего не получалось.

Мы приехали в магазин, чтобы купить продуктов к ужину. Пока мы отдыхали, по почте пришла поваренная книга Оттоленги, и я решила приготовить по одному из содержавшихся в ней рецептов блюдо из цыпленка, но список ингредиентов оказался довольно обширным. В нем, в частности, оказался арак – ароматизированный анисом крепкий алкогольный напиток, распространенный на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Надо сказать, в супермаркетах не жалуют домохозяек, особенно тех, которые возят с собой в тележке усталого и голодного ребенка. Пока я катила тележку между полками, Джош начал хватать с полок все подряд – банку пророщенной сои, большой пакет смородины, бутылку напитка «Пимм» с витрины с надписью «Освежающее лето». Я почувствовала, как от напряжения у меня сжались челюсти и окаменели плечи.

В моей голове роились мысли. Почему у меня ничего не получается? Почему я не могу даже нормально совершить покупки в супермаркете? Мои навыки домоводства давно уже стали для нас с мужем темой для шуток. Впрочем, после рождения Джоша кое-что все же изменилось. Я даже стала думать, что если целые дни буду проводить дома, то всему научусь и как-нибудь справлюсь. И вот теперь мой внутренний голос прошептал: «купи готовое рагу по-китайски и консервированные равиоли, на которых ты выросла. Что и кому ты пытаешься доказать? Брось, оставь все это».

Я находилась в задней части магазина, когда мне вдруг пришла в голову мысль, что дело пойдет быстрее, если я на минутку припаркую где-нибудь тележку с Джошем. Вероятно, там, на автостоянке я проявила чрезмерную осторожность. Мы с сыном бывали в супермаркете множество раз – и никогда раньше ничего плохого не случалось. Так с чего я сейчас так волнуюсь? Я пристроила тележку сбоку от прилавка мясника, примыкающего к боковой стороне стеклянного холодильника. И убедилась, что мне хорошо слышно голос сына, распевающий песенку «Колеса автобуса» – он легко перекрывал несущийся отовсюду металлический лязг и гудение холодильной установки. Я немного задержалась в отделе круп и каш, помогая пожилому джентльмену достать последний на полке пакет хлопьев «Олл Бран». После этого он ушел, и я тут же забыла об этом эпизоде.

Когда я свернула за угол отдела сухофруктов, тележка находилась не совсем там, где я ее оставила. Теперь она стояла на некотором расстоянии от витрины мясного отдела, посреди прохода, и под каким-то странным углом. Джош тоже развернулся в другом направлении – он сидел ко мне спиной. Сын уже не пел, и плечи его были сгорблены. Лампа над его головой неприятно моргала.

Пока я бежала к нему, у меня возникло странное ощущение, что сейчас я обнаружу в тележке не своего, а какого-то чужого ребенка. Разумеется, это была глупость: Джош был все в том же детском комбинезоне из белой хлопчатобумажной материи.

– Вот я и вернулась, – сказала я, разворачивая тележку и бросая в нее упаковку куриных бедер и укропа.

Мальчик в тележке взглянул на меня. Это был Джош. Конечно, это был Джош. Но он сжимал в руке большую шоколадку «Тоблерон» – одну из тех огромных плиток, которые можно купить в магазинах дьюти-фри. При этом шоколад был размазан по его лицу – по щекам, по подбородку. Джош ухмыльнулся, глядя на меня. Зубы у него были коричневые – один кусок он еще не успел прожевать.

– Где ты это взял? – спросила я.

– Это мое.

Я попыталась выхватить у него шоколадку. Он сорвал с нее только верхнюю обертку, а фольга осталась на месте. Она тоже была выпачкана в шоколаде. На ней были видны следы зубов. Джош отдернул руку.

Я огляделась. За мясной витриной стоял продавец, молодой человек в сером колпаке и переднике – он разрубал бараний бок мясницким топором.

– Дай мне это! – потребовала я и снова попыталась вырвать шоколадку из руки сына, разжав ему пальцы. Джош поднял крик.

Мясник посмотрел в нашу сторону. Женщина, катившая мимо тележку, окинула нас взглядом – и сочувственно улыбнулась.

– Это не твое, – спокойно сказала я. – Где ты это взял?

К этому моменту я уже завладела шоколадкой. Джош заплакал.

– Я не брал, – протянул он, всхлипывая. – Мне это дал один дядя.

– Какой еще дядя? – спросила я, оглядывая покупателей, сновавших с тележками и корзинами между мясной витриной и рыбным прилавком, за которым продавец взвешивал большую треску, держа ее за хвост.

– Так какой дядя? – повторила я свой вопрос.

– Это подарок. Это мое.

Джош заерзал в тележке, стараясь дотянуться до шоколадки, и я сделала шаг назад. За мясным прилавком стояла мусорная корзина. По моей просьбе мясник взял у меня шоколадку и выбросил ее туда.

Оглядываясь назад, скажу, что это был лишь первый такой случай. Произошло нечто необъяснимое, но, по всей вероятности, в этом не было ничего особенного. И все же этот инцидент каким-то образом повлиял и на меня, и на Джоша. Конечно, вряд ли стоило придавать случаю в магазине какое-то серьезное значение, да и обсуждать его с кем-то было бы, пожалуй, странно – история этого не заслуживала. Но какое-то тягостное чувство у нас от нее осталось.

– Ты уверена, что он не взял шоколадку с полки?

– Да. Мы были чуть ли не в нескольких милях от кондитерского отдела и вообще в него не заходили. Но даже если мы там и были, там на полках такого «Тоблерона» не бывает. Я проверила это первым делом.

– Может, он взял последнюю?

– Нет. Такие плитки они не закупают. Я нашла ассистента продавца и спросила. В этом магазине продают только маленькие плитки, больших там не бывает.

Маркус откинулся на спинку стула.

– Ты не спрашивала его – может, шоколадку ему кто-то дал в детском саду, и он таскал ее с собой с тех пор?

– Я бы заметила. Я же говорю, плитка была здоровенная.

– Но ты его спрашивала?

– Да, конечно, спрашивала. Но он только плакал и ничего не отвечал. Не устраивать же ему допрос с пристрастием. Ему только три года.

– Значит, кто-то дал ее в супермаркете.

– Именно. А кто и зачем мог это сделать? Кто мог сунуть ребенку огромную плитку швейцарского шоколада?

– Ну, люди постоянно дарят детям шоколад…

– Да, но не так. Ты должен признать, что все это очень странно.

– Да. Это странно. Значит, ты на какое-то время оставила его без присмотра?

У меня больно заколотилось сердце.

– Ненадолго, Маркус. Всего на несколько минут.

Муж, нахмурив брови, устремил на меня тяжелый, подозрительный взгляд. У меня тут же возникло желание оправдаться.

– Послушай, я думаю, что отойти от ребенка на несколько минут в супермаркете – это совсем не то, что заснуть на пляже у моря, вместо того чтобы присматривать за сыном, – бросила я.

Маркус взялся за узел галстука и ослабил его, дергая из стороны в сторону, словно он его душил.

– Что ж, по крайней мере, с ним ничего не случилось. – Муж взял нож и вилку, но тут же снова отложил их. – Будем считать это одной из странных вещей, которые время от времени случаются.

Маркус покончил с зеленой фасолью, но оставил на тарелке фенхель и большую часть цыпленка.

– Что-то ты почти ничего не съел.

– Я не очень голоден. Извини. Но вообще-то было вкусно. Просто замечательно. Восхитительно. Спасибо.

Каждый комплимент вонзался мне в душу, словно кинжал.

Я оттолкнула свою тарелку.

– Все получилось сухое, разве не так? Похоже, я все передержала в духовке.

– Да нет, все просто чудно.

– Да какое там чудно. – Мне хотелось, чтобы муж был честен, и было бы намного проще, если бы он не восторгался все время моей готовкой. Это было что-то вроде игры, которую начала я и в которую Маркус когда-то включился.

– Нет, правда, все отлично. Просто у меня был очень обильный ланч. К нам приезжали русские. Они были настроены праздновать, так что мы пошли в «Уолсли».

Муж чувствовал себя виноватым – я ясно это видела по тому, как он встряхивал головой, и почему-то захотела усугубить это его состояние.

– Ты ведь не стесняешься показываться в их обществе на улице? – спросила я.

– Знаешь, они вообще-то не какие-нибудь дикари. Да, я понимаю, ты считаешь их бандитами, но Олег учился в Даремском университете, а Дмитрий – в Лондонской школе экономики.

Маркус встал, отнес обе наши тарелки в раковину, подержал их под струей воды и поставил в сушилку. При этом он сделал небольшую паузу, чтобы переставить тарелку и чашку Джоша, которые я оставила в раковине раньше. Движения его были точными и экономными, как и его речь. Теперь я поняла, в чем дело, что именно стояло за его слишком активной мимикой и какова причина того, что его голос кажется чуть странным – он все еще был слегка пьян.

Зазвонил его мобильный телефон, и он бросился через всю комнату, чтобы достать его из кармана пиджака.

– А, Мэри! – сказал он в трубку, склонив голову и потирал свободной рукой лоб.

Я домыла посуду и направилась в сад, чтобы снять сушившиеся после стирки белье.

На улице было еще тепло. Оранжевые солнечные лучи проникали в сад через большое окно чердака соседнего дома. Я ощутила синтетический запах дыма от барбекю, которое кто-то жарил неподалеку, услышала в соседнем саду цоканье пластмассового мячика по столу для настольного тенниса, и подумала, что, когда Джош станет старше, мы обязательно купим стол для пинг-понга. И батут (разумеется, с сеткой для обеспечения безопасности). Так делали все люди нашего круга. Эти предметы были атрибутами счастливой семьи.

В тени с жужжанием роились крохотные мошки. Установив поливальную установку так, чтобы она доставала до цветочной клумбы рядом с вишневым деревом, я обратила внимание на то, как неподалеку от меня двое черных дроздов порхали над землей, время от времени садясь и выклевывая что-то в траве. Они двигали головами вверх-вниз, как заводные игрушки – вроде той, которая когда-то была у Джоша: чтобы заставить птицу дернуть головкой, нужно было потянуть за веревочку.

Как богаты мы были. Мне никогда не приходило в голову, что у меня будет столько всего.

Я этого не заслуживала.

– А что, действие сертификатов приостановлено? – Маркус, все еще продолжая говорить по телефону, встал в проеме кухонной двери.

Я смотрела на него.

В первый раз я увидела его во время работы с фокус-группой. Я только-только закончила работать бухгалтером, а он был новым ассистентом, более возрастным, чем большинство предыдущих. Он добивался внесения каких-то изменений в законодательство, но затем отказался от этой затеи. Мне понравилось его лицо, мягкие, растрепанные волосы, манера мять пальцами горло, чтобы помочь себе прокашляться. Но больше всего меня впечатлило его умение видеть главное. В нашем бизнесе много всякой чуши и ерунды, но Маркус обладал способностью сразу же выделить основное.

«У вас в принципе неправильный подход, – заявил он одному из клиентов с таким видом, как будто ему было не все равно, что тот думает. – Кому охота пить растаявшее мороженое?»

Клиент, по-видимому, человек болезненно стеснительный, смущенно рассмеялся.

– А что «Юнилевер»? – произнес в трубку Маркус, рассеянно ковыряя стену ногтем. – Они высказали свою позицию?

Я собрала в корзину белье, которые успело высохнуть и теперь пахло свежестью, и прошла мимо мужа в дом. Сложив вещи в корзину для глажки, я убрала кубики «Лего», которые разбросал Джош, раньше до этого у меня просто не доходили руки – слишком уж я была занята цыпленком и араком. Потом я налила себе бокал розового вина. Сделав глоток, я почувствовала, как напряжение отпускает мои плечи: я выдержала еще один день.

Маркус, наконец, закончил говорить, сжал в ладони телефон и стал всматриваться в сад, забыв, по-видимому, что я оттуда уже ушла.

Он снова уткнулся в телефон, большим пальцем набрал на клавиатуре текст смс или электронного письма, а затем, обернувшись, увидел меня.

– О боже. Это так выматывает. Такая скука.

– Запомни, не для меня.

– Да, конечно. – Он вдохнул через нос, а затем выдохнул воздух короткими равномерными толчками сквозь зубы. – Мы занимаемся кризисом Тилли Элсусорси – пальмовое масло, Гринпис, орангутанги. Ей придется уезжать из Индонезии и искать альтернативные источники сырья.

– А что, если заглянуть в ее корпоративную программу ответственности? Там должно быть что-то, что…

– Послушай, я сыт всем этим по горло, – отрезал Маркус. – Может, посмотрю прямо в кровати сериал. У меня был ужасно тяжелый день.

Муж вышел из комнаты, а я постояла на месте еще какое-то время, а потом закрыла и заперла заднюю дверь и погасила свет, прежде чем последовать за Маркусом наверх. Он уже сидел в кровати, прислонившись спиной к изголовью, в трусах-боксерах и белой футболке, раскрыв на коленях компьютер и надев очки.

– Так, – отсутствующим голосом сказал он, быстро щелкая мышкой, – что касается тех кроссовок. Кажется, я их нашел.

– Каких кроссовок?

– Марки «Суперстар». Тех самых, одну из которых Дэйв Джепсом утопил в море, спасая нашего сына.

Меня словно обдало ледяной волной. Безвольные руки Джоша, его белое лицо. Волны, швыряющие его оранжевый надувной нарукавник. Звук моего собственного крика. Дэйв Джепсом, смотрящий на меня через стол.

– Белая кожа, – продолжал Маркус. – Со вставкой вокруг пятки. Они называются «Ретфорд». Черт.

– Что?

– Они дорогие. Двести девяносто пять фунтов. Их можно приобрести в «Мистер Портер». Сорок пятый размер еще есть в наличии. Он говорил, что у него сорок пятый размер. Я слышал, как он это сказал, и записал.

Маркус задумчиво постучал себя пальцем по лбу.

– Кому нужны кроссовки с логотипом «Бэрберри»?

– А откуда ты знаешь, куда их нужно послать? – спросила я.

– Я нашел его рабочий адрес в интернете. Компания «Джепсом Солюшнз», Кэтфорд. Мы отправим их ему с благодарственной запиской.

– Я думала, он строитель.

– Конечно, строитель. Компания этим и занимается.

Маркус явно пытался меня разговорить, но я не поддалась его усилиям. Я вспоминала, как Дэйв перехватил мой взгляд, когда мы видели его в порту, и снова подумала о запросе в друзья в «Фэйсбуке». Почему он решил войти в контакт со мной именно таким путем?

– Ты придумал прекрасную идею, но давай не станем ее воплощать, – сказала я в конце концов. – Просто оставим ее – и все. То, что он сделал – прекрасно, но теперь это позади. Мы угостили его и всю его семью ланчем. Мне кажется, этого достаточно. Разве не так?

Маркус захлопнул компьютер и сложил очки.

– Ты права. Мне не следовало поднимать эту тему.