Онлайн чтение книги Мир без звезд World Without Stars
Глава 7

В этот вечер галактика взошла сразу после заката. Несмотря на ее приличный угловой диаметр — двадцать два градуса по главной оси, — через семьдесят тысяч парсек невооруженным глазом она была видна, как бледный призрак. Днем она была бы невидима. Если не считать супергигантов, что казались крохотными искорками в галактике, наша ночь была лишена звезд и того рассеянного света, что бывает у планет с более активными солнцами. Чуть-чуть был заметен зодиакальный свет, но это помогало мало. Чтобы продолжать работать, нам приходилось использовать светящиеся панели, фонари, огонь и инфракрасные очки.

Тем временем работа подошла к решающей фазе. Генератор работал, в планктонных баках выращивалась пища, вокруг лагеря вырастал частокол заостренных бревен. Мы продолжали понемногу обустраиваться. Но больше нельзя было прятаться от вопроса: что делать, чтобы освободиться?

Да и выйдет ли? Я предвидел, каков будет результат, если нам не удастся. Когда зубы сотрутся до десен — а биогенных аппаратов у нас нет, — мы сможем изготовить протезы. Если монотонность жизни станет невыносимой, можно начать строительство или организовать исследовательские экспедиции. Но когда накопится слишком много неотревизованных битов памяти, мы понемногу сойдем с ума.

Заснуть не удавалось. В укрытии было жарко и воняло потом. Койки стояли вплотную. Брен храпел. Моя рука уже зажила (действие бессмертной костной и мышечной ткани), но иногда побаливала. В конце концов я встал и вышел наружу.

Внешние огни были погашены. Нет смысла привлекать чужое внимание во время отдыха. Между хижиной и частоколом лежал темный провал, время от времени озаряемый голубоватым отсветом, когда излучатель активировал планктон. Мягко задувал ветер, теплый и противно мокрый, наполненный миазмами болота. В кожухе урчал генератор, где-то вдали протрубил какой-то зверь, шелестел озерный прибой в растениях, которые мы прозвали камышом.

И еще один слышался звук: омнисонор Валланда. Были часы его вахты. Сегодня он не пел, а его пальцы выводили какую-то легкую мелодию, повествующую о мире и покое. Я на ощупь пробрался к грубо сколоченной сторожевой башне, на которой он сидел, готовый включить свет и навести оружие.

Он уловил мое появление.

— Кто это?

— Я. Не возражаешь, если я с тобой посижу?

— Нет. Рад компании. От такого сидения на часах чувствуешь себя одиноким.

Я взобрался на платформу и сел на скамейку рядом с ним. Инфракрасных очков я не взял, и он казался мне просто большой тенью. Небо было чистым, только в нескольких облачках отражалось мерцание галактики. На озере тоже дрожал ее отсвет, но на берегу все поглощала ночь, и я был почти слеп.

Огромная и прекрасная, она еле выходила из-за горизонта и казалась от этого еще больше. Я видел ее рукава, обвивающие ядро… а вот завиток, где зародились люди… хотя если бы я мог сейчас увидеть человека, то это была бы полуголая обезьяна, крадущаяся по лесам Земли… Еще были видны три мерцающие точки, которые, как мы теперь знали, были планетами.

— Что это за мелодию ты играл? — спросил я.

— Это из Карла Нильсена. Вряд ли ты о нем слышал. Был такой композитор на Земле, еще до меня. Он был в моде, когда я был молод.

— Ты после трех тысячелетий еще помнишь такие подробности? — удивился я.

— Да, понимаешь, я это держу из-за Мэри, — ответил Валланд. — Да и Земля не очень меняется, а я туда возвращаюсь, так что я это храню. Более поздние воспоминания я сбрасываю.

Я подумал, что, может быть, из-за этого он, при его способностях, все еще не командует кораблем. Ему тогда пришлось бы совершать прыжки между звезд туда, куда приказывают, а не куда хочется. Я, например, не знаю, когда я теперь снова увижу Литу и Венли, если вернусь в галактику. Компания старается, чтобы работники не засиживались на одном месте, так что пятьдесят лет — вполне реальный срок. А Валланд хочет возвращаться домой гораздо чаще.

— Похоже, что она стоящая девушка, твоя Мэри, — сказал я.

— Это да, — почти шепнул он одновременно с легким порывом ветра.

— Вы женаты?

— Не официально, — засмеялся Валланд. — Видно, шкипер, что ты родился после Исхода. Мэри — девушка прежних обычаев и приняла бы мое имя, если бы…

Он оборвал свою речь.

— Понимаешь, — сказал я, поскольку считал, что в ночи чужого мира это вполне подходящая тема, — ты нам никогда не показывал ее портрета. А практически каждый таскает с собой альбомы с образами своих женщин.

— Без надобности, — кратко ответил он. — У меня в голове портрет получше всех этих стереомультиков. Напряжение оставило его, он рассмеялся:

— Кроме того, она однажды сказала — это было еще тогда, когда в брюках были боковые карманы, — так она сказала, что не так уж это романтично — носить ее портрет возле, — он сделал паузу, — возле сердца.

— Однако ты пробудил мое любопытство. Ты не обидишься, если я спрошу, как она выглядит?

— Да я всегда рад о ней поговорить. Только беда, что словами такого не передашь. Потому-то я и сложил песню. Честно говоря, переделал из одной старинной шведской.

— Шведской? Я что-то не помню такой планеты — Шведа.

— Да нет, Швеция, Сверигия — это такая была страна на Земле, когда на Земле были страны. Там жил приятный народ, хотя и малость грубоватый. Я и сам отчасти швед.

Валланд замолчал. Так холодно мерцала над нами галактика, что я почувствовал необходимость что-то сказать.

— Так как же выглядит Мэри?

— Ах да. Ну, она высокая, у нее упругая походка, она много смеется, а волосы у нее так сияют на солнце… Нет, прости. Словами не опишешь.

— Что ж, я буду счастлив познакомиться с этой леди, — сказал я, — если мы доберемся до Земли.

— Доберемся, — сказал Валланд. — Как-нибудь. Он протянул руку — как массивную жердь на фоне облаков:

— Вон та планета, оранжевая. Это должен быть мир внешников. Нам достаточно добраться только дотуда.

— Двести тридцать тысяч световых лет за одно мгновение, — с досадой сказал я, — а несколько миллионов километров уже никак.

— Вселенная как была большой, так и осталась, — ответил он. — Она не стала меньше оттого, что мы ее перепрыгнули. Через минуту он добавил:

— Но до мира внешников, я думаю, доберемся. Чем больше я прикидываю, чем мы располагаем, тем больше уверен, что среди обломков двух шлюпок и одного корабля можно набрать достаточно деталей и смастерить одно исправное судно. Нет смысла пытаться собрать аппарат для прыжка через пространство. Это просто груда лома, и нам его не починить, даже если бы мы знали как. И этим путем нам не послать сигнал внешникам.

— Я, честно говоря, скептически оцениваю и наши шансы на постройку межпланетного мазера.

— Это мы могли бы сделать, между прочим, — сказал Валланд. — Точно так же, как могли бы поставить какие-то сигнальные маяки на окружающей территории, на случай, если кто-нибудь прилетит нас искать. Но Йо был прав тогда, в разговоре. Вряд ли у внешников на планете найдется подходящий радиоприемник. А шансы на посылку спасательной партии — слишком много пройдет времени, пока кто-нибудь догадается, куда мы девались, и можно пари держать, что этого так и не случится. Слишком мало сведений, чтобы что-то делать, да и те запутанные.

Итак, я полагаю, что наш единственный стоящий шанс — добраться до внешников самим. Нам не нужен какой-нибудь очень уж экстравагантный корабль. Что-нибудь на одного человека для единственного рейса, и даже без радиационной защиты. Я прикинул. Я ведь сам инженер, причем в различных областях, так что я знаю, о чем говорю. Электростанция почти не повреждена. В данных ремонтного робота на борту корабля полный набор спецификаций, и мы можем их изменить для наших целей. Неисправные механические инструменты можно починить или сделать самим.

Конечно, конечно, работа трудная и долгая. Там, где нужна точность — сборка панелей управления или регулировка сервомеханизмов, — будет работа похлеще ювелирной. Но при наличии терпения — сделаем.

— Ну да! — возразил я. — Ты не учитываешь, что есть еще проблема простой физической силы. Шесть человек не могут перетащить на руках тонны металла. Нам понадобятся краны, и еще — ну можешь сам составить список. Нам придется начинать эту работу с такого нуля кораблестроения, что даже подумать страшно.

Понимаешь, Хьюг, у нас просто нет столько человеко-лет. Если мы до того не сойдем с ума от переполнения памяти, мы напоремся на нехватку микроэлементов, которые будут вымываться из планктонных баков. И не говори мне, что с этим мы можем что-нибудь сделать.

— Может быть, и нет, — признал Валланд. — Я никогда не утверждал, что мы сможем завести полноценную биомолекулярную промышленность. Но ты кое-что просмотрел, шкипер. Это верно, что полдюжины людей — слишком маленькая рабочая команда для строительства космического корабля, даже при использовании каннибализма, однако… Эй!

Он вскочил на ноги.

— Что там? — спросил я встревоженно.

— Шш! Там что-то есть. Приближаются медленно и осторожно. Но они двуногие и что-то несут в руках. Давай их не спугнем.

Валланд шагнул к лестнице и протянул мне очки.

— На, надень. Прикрой меня, только не зажигай свет. Наш свет может им здорово резать глаза. Я возьму факел. С огнем они, наверное, знакомы.

Я вглядывался во мрак. Тени в стране теней…

— Похоже, что они вооружены, — пробормотал я.

— Уж конечно. А ты бы на их месте как поступил? Но я не думаю, что они меня заколют, если их не провоцировать. Валланд засмеялся совсем мальчишечьим смехом.

— Смотри, — сказал он, — я только заговорил о черте, а он уж высунул пару таких рогов, каких и Отелло у себя не подозревал!

Его мифологические аллюзии я не понял, но их смысл был ясен. Сердце у меня забилось чаще.

Есть такая старая игра: показываешь кому-нибудь картинку с изображением негуманоида и просишь человека его описать. Ксенологическими координатами пользоваться нельзя — только словами. Неопытный игрок быстро скатывается к аналогиям. Как Валланд, который просто шутки ради заметил, что азкаты напоминают перепончатолапых кенгуру ростом чуть пониже человека, с человеческими руками и серой безволосой шкурой, с бульдожьей мордой, ослиными ушами и глазами величиной с Круглую Башню. Это все, конечно, абсолютно непонятно для девяноста девяти из ста человек, которые никогда не были на Земле и никогда не слышали об этих животных, из которых тем более многие вымерли.

Я лично считаю, что эта игра глупая. Для меня вполне достаточно охарактеризовать этих существ как прямоходящих, приспособленных к жизни в мире воды и болот. Я мог бы упомянуть огромные желтые глаза, видящие чуть-чуть в том диапазоне частот, который мы называем красным, а в основном воспринимающие инфракрасное излучение — поэтому они вполне могут видеть ночью. Я мог бы сказать, что эти существа лишены ноздрей, которые заменены закрывающимися щелями около ушей, что придает голосу ворчливый оттенок. Также существенной характеристикой является бочкообразная грудь, выдающая метаболизм с большим потреблением кислорода, чем у нас, имеющим преимущество в виде железосодержащего гемоглобина. Еще имеет смысл отметить, что эти виды состоят из представителей двух полов, они живородящие и гомеотермные, хотя и не млекопитающие в техническом смысле этого слова.

Вообще говоря, мне безразлично, что вы себе представите. Народ определяется уровнем развития техники, науки, искусства и образом жизни.

Что касается техники, то наши гости-охотники находились на уровне развитого палеолита. Их оружием служили копья, томагавки, ножи и духовые ружья. Камень, кость и дерево были тщательно обработаны и украшены орнаментом. Ходили они обнаженными, если не считать чего-то вроде кожаной перевязи, на которой висела сумка, а также инструменты и оружие. Правда, у старейшего из них, который казался предводителем, была на голове татуировка, изображающая галактику.

Их семантика, к нашему облегчению, не очень отличалась от человеческой. Этих людей было легче понять, чем внешников, — по крайней мере, так мы думали. Например, у них были индивидуальные имена, они делали жесты, подобные тем, которые делают люди, желающие воспользоваться языком знаков. Когда мы принесли подарки — стальной нож для предводителя я-Келы и куски пластмассы и прочей дребедени для остальных, они завопили и заплясали от удовольствия. Они тоже принесли подарки — продукты своего ручного труда, которые мы приняли с подобающим уважением. Через несколько часов они поставили нас в затруднительное положение, когда трое азкатов, скользнувших ранее в лес, вернулись с добытой ими дичью и предложили ее нам. Они, несомненно, ожидали, что мы станем ее есть, а мы понятия не имели, как отказаться от этой отравы. Ситуацию разрешил Валланд: он облил тушу горючим и возложил на кучу хвороста. Наши гости сразу поняли аллегорию: так чужестранцы, показавшие, что пришли из галактики, приняли дар.

— На самом деле, — заметил мне Валланд, — они толковые ребята. Они наверняка наблюдали за нами из леса и только потом послали делегацию. Я полагаю, что они ждали восхода галактики: она для них что-то вроде Бога, и при ней они меньше опасались нашей мана — дурного глаза. А теперь, когда они убедились, что мы никакого вреда не замышляем, они очень стараются пообщаться.

Я-Кела, по крайней мере, старался, и так же поступал Валланд. Большая часть остальных охотников вскоре отбыла отнести весть домой. Люди и негуманоиды собирались группами при свете костра, рисовали картинки и жестикулировали. Рорн жаловался на темноту на территории лагеря. Я подтвердил запрет на свет.

— Ты же видел, что они прячутся от нашего освещения. Нам не надо, чтобы они уходили. Они, быть может, наша рабочая сила.

— В самом деле? — сказал Рорн. — А чем ты им заплатишь?

— Металлом. Ты только подумай, сколько тысяч ножей, пил и топоров мы сможем сделать из обломков корабля. И посмотри, как принял я-Кела тот клинок, что мы ему подарили. Я заметил, как он его держит и возносит ему песнопения.

— Теория хороша. Только знаешь, капитан, я ведь тоже имел дело с первобытными. Они, вообще говоря, цивилизованному человеку не помощники. Им не хватает целеустремленности, настойчивости, порядка и даже способностей к обучению.

— Как твоим пещерным предкам, Йо? — подколол его Урдуга.

Рорн вспыхнул:

— Как хотите, можете называть это первобытной культурой, но я сказал правду.

— Из правил бывают исключения, — сказал я. — Посмотрим.

Чувствуя, как растет надежда, я начал планировать организацию работ. Прежде всего надо было наладить освещение на борту «Метеора». Потом, используя космические скафандры как подводные, заделать самые большие пробоины корпуса, герметизировать оставшиеся отсеки, откачать воду и доставить корабль к берегу. После этого построить сухой док или какую-то похожую конструкцию. Провести полную инвентаризацию и выяснить наши возможности в смысле строительства и составить конкретные планы, а потом… работа казалась бесконечной. При свете факелов и электрического фонаря мы спустили плот и поплыли к кораблю.

Валланд остался на берегу, общаясь с я-Келой. Эта работа казалась не очень трудной, и Рорн снова запротестовал.

— А мне на… что справедливо, а что нет, — бросил я ему через плечо. — Кто-то должен все свое время изучать язык, и у Хьюга на это больше способностей, чем если таких двух дубарей, как ты, вместе сложить.

И это была правда. Из своего омнисонора Валланд мог извлекать звуки, недоступные человеческому голосу, и скоро он научился изображать все фонемы языка азкатов. А для того чтобы объединять их в осмысленные фразы, нужно было скорее поэтическое, нежели лингвистическое чутье.

И я не слишком удивился, когда через несколько земных дней Хьюг сказал, что я-Кела и его охотники собираются домой и хотят прихватить его с собой. Он согласен нанести визит. Я согласился — а что мне оставалось?