Онлайн чтение книги Закон Моисея The Law of Moses
Глава 4. Джорджия

Папа говорит, что лошади отражают энергетику людей. Если ты напуган, лошадь будет избегать тебя. Если сомневаешься в себе, она воспользуется твоей неуверенностью. Если сам себе не доверяешь, то и она не станет. Они как детектор лжи. Это вам не ядерная физика и не вуду. Есть определенные причины, почему, потерявшись, мы даем лошади самой выбирать направление. Она всегда приведет нас домой.

От моего внимания не ускользнуло, что лошади боялись Моисея. И если папина теория верна, на самом деле страх испытывал Моисей, а они просто отражали самую сильную эмоцию. Некоторые люди опасались лошадей. Они такие массивные и сильные. И, будем честными, в противостоянии человека с лошадью… ну, лошадь надерет вам зад.

Но я не думаю, что Моисей боялся самих лошадей. Не совсем. Он боялся чего-то в общем. Испытывал тревогу, отчаяние, депрессию – что угодно. И наши лошади это чувствовали.

– Помнишь, как Сакетт лягнул меня? – спросила я отца одним утром, пока мы готовились к сеансу иппотерапии.

– Угу.

– Он просто отзеркалил эмоции Моисея, не так ли?

Папа резко поднял взгляд – ему явно не нравилось предположение, что Моисей хотел ударить меня по голове.

– Моисей боится, пап. Мне кажется, рисование помогает ему выпустить часть этой негативной энергии. Но я тут подумала: может, если мы наладим его контакт с лошадьми, ему это тоже поможет…

– Первое правило терапии, Георг.

– Это какое?

– Можно пригнать коня на водопой…

– …Но пить его не заставишь, – вздохнула я, заканчивая старую пословицу.

– Верно. Может, ты и права насчет Моисея, и мы наверняка сможем ему помочь, когда и если он этого захочет. Почти любому можно помочь иппотерапией: детям, супружеским парам, людям с зависимостью, депрессией. Я не знаю никого, кому не стало бы лучше от времяпрепровождения с лошадьми. Но это выбор Моисея. Ты девочка упертая, Георг, но вы с этим парнем два сапога пара.

В этом я даже не сомневалась. В смысле в том, что Моисей – моя пара. Может, тот удар в голову или короткое столкновение с насилием на фестивале навеки меня изменили. Может, дело в его образе спасителя, или же я просто влюбилась в художника, который оживил белого коня на стенах моей спальни. Но Моисей отказывался выходить у меня из головы. Я поймала себя на том, что с утра до вечера искала его взглядом. Его прабабушка обратилась за помощью ко всем знакомым, и как только Моисей закончил работу для моего отца, то начал чинить забор для Джин Пауэлл. Вероятно, это займет его на всю оставшуюся часть лета, учитывая, сколько у нее акров земли. В довершение всего его наняли для демонтажа старой мельницы к западу от города, которую закрыли двадцать лет назад.

Я могла придумать сотню причин, чтобы совершенно «случайно» проехаться вдоль забора, но вот старая мельница – это уже совсем другое дело. В итоге я решила, что буду разбираться с проблемами по мере их появления, но в моей голове уже зарождался план. О своей одержимости я старалась не думать, поскольку тогда пришлось бы признать, что она есть. А я не из тех девушек, которые одержимы парнями и постоянно проверяют, не смазалась ли помада, и поправляют прическу в их присутствии.

Однако именно это я и делала: распускала косичку и расчесывала пальцами волосы, подъезжая на лошади к границе территории Джин Пауэлл поздним июлем. С собой у меня был обед для Моисея. Я специально перехватила Кэтлин, когда она выходила из дома, и как бы ненароком упомянула, что мы с Сакеттом как раз направляемся в нужную ей сторону. Она игриво улыбнулась, давая понять, что ее так просто не обдурить, и я почувствовала себя глупее некуда. Может, Кэтлин Райт и восемьдесят, но она почти ничего не упускала из виду. Особенно учитывая, что я «случайно» перехватывала ее уже третий день подряд.

Заметив мое приближение, Моисей недовольно нахмурился, и я уже в энный раз задалась вопросом, чем я так ему не угодила.

– Где Пиби? – спросил он.

– Кто это?

– Моя прабабушка. Но я зову ее сокращенно Пиби.

– Я увидала, что она идет в эту сторону, и поскольку я с Сакеттом и так сюда направлялась, то решила прихватить твой обед.

– Правильно говорить «мы с Сакеттом». И ты «увидела», что она идет в эту сторону, – он посмотрел на меня с отвращением. – А не «увидала».

Мне так не казалось, но я взяла его слова на заметку. Мне не хотелось, чтобы Моисей считал меня глупой.

– Все местные так говорят. Даже моя бабушка! Этот город сведет меня с ума, – проворчал Моисей.

Да, похоже, кто-то встал не с той ноги. Но, как по мне, пусть жалуется сколько влезет – главное, чтобы он общался со мной.

– Ладно, я поработаю над своей грамматикой. Может, тебя еще что-то во мне не устраивает? А то это явно не единственный пункт в твоем списке.

Моисей вздохнул, но вместо ответа предпочел задать собственные вопросы.

– Почему ты здесь, Джорджия? Твой отец в курсе, где ты проводишь дни?

– Чтобы доставить тебе обед, Эйнштейн. А по поводу второго вопроса – нет. С чего бы ему знать? Я не обязана отчитываться перед ним каждый раз, как решаю прокатиться на лошади.

– А он знает, что ты перепрыгиваешь через заборы?

Я пожала плечами.

– Я научилась держаться в седле раньше, чем ходить. Это пустяки.

Он позволил теме закрыться, но, немного пожевав сэндвич, вновь начал придираться ко мне.

– «Джорджи-Порджи, ну и нахалка! Всех мальчишек перецеловала»[2]Искаженная версия популярного английского детского стишка про Джорджи-Порджи.. Что это вообще за имя – Джорджия?

– Мою прапрабабушку звали Джорджия. Первая Джорджия Шеперд. А папа зовет меня Георг.

– Да, я слышал. Звучит отвратительно.

От злости к моим щекам прилила кровь, и мне искренне захотелось плюнуть ему в лицо, глядя с высоты своего коня на его аккуратно подстриженную, идеальной формы голову. Моисей поднял на меня взгляд и слегка ухмыльнулся, что привело меня в полное бешенство.

– Не смотри так на меня. Я не пытался тебя обидеть. Но Георг ужасное имя для девочки. Черт, да оно для любого ужасное, за исключением разве что короля Англии.

– А мне кажется, что оно мне подходит, – надулась я.

– Ой, да неужели? Георг – это имя для старомодного мужчины с британским акцентом или для мужчины в белом напудренном парике. Я бы на твоем месте надеялся, что оно мне не подходит.

– Ну, мне ни к чему кокетливое имя, не так ли? Я никогда не была сексуальной.

Я пришпорила Сакетта и резко натянула поводья, желая поскорее убраться отсюда. Клянусь, больше никаких обедов для Моисея! Он придурок, и мое терпение подошло к концу.

Но, отъехав чуть подальше, мне показалось, я услышала его бормотание вслед:

– Просто продолжай убеждать себя в этом, Джорджи-Порджи. Как и я.

На следующий день я снова привезла ему обед.

Моисей

– Знаешь, а ведь ты ей нравишься, – игриво улыбнулась мне Пиби.

Я просто хмыкнул в ответ.

– Ты нравишься Джорджии, Моисей. И она чудесная девочка – милая, симпатичная! Почему бы тебе не уделить ей немного внимания? Это все, чего она хочет. – Пиби подмигнула, и по моей груди и животу начал распространяться жар, хотя я всегда гордился своей способностью его контролировать.

Может, сейчас Джорджия и хочет только внимания, но долго это не продлится. Если я проявлю к ней интерес, она захочет проводить больше времени вместе. А затем захочет, чтобы я стал ее парнем. И в таком случае она захочет, чтобы я был нормальным – как она. А нормальный – это настолько не про меня, что я даже не представляю, как им стать.

И все же…

Я подумал о том, как она уснула, пока я расписывал потолок ее комнаты. Я посмотрел через щель между подмостков и увидел ее прямо под собой – свернувшуюся калачиком вокруг подушки, которую стащила с кровати. Казалось, будто я парил в двух метрах над ней. Ее волосы цвета пшеницы, которая росла в полях вокруг нашего городка, рассыпались вокруг плеч. Но они не были жесткими и не торчали во все стороны. Нет, они были густыми, шелковистыми и вились из-за косички, которую она носила весь день. Джорджия была высокой – не настолько высокой, как я, – и стройной, с карамельной кожей и темно-карими глазами, которые резко контрастировали с русыми волосами. Моя полная противоположность. У меня были светлые глаза и темные волосы. Может, если нас скрестить, все физические различия сгладятся. Мой живот сжался. Никто бы о таком и не подумал. И уж тем более со мной.

Временно позабыв о картине, я просто наблюдал, как она спит. Мужчина в углу комнаты – он мысленно визуализировал мне историю Джорджии, и мои руки быстро воплощали в жизнь образы из головы – исчез. Я гадал, удастся ли мне призвать его обратно. Картина еще не была готова.

Но я этого не сделал. Вместо этого я очень долгое время смотрел на Джорджию – на девушку, которая обосновалась в моем разуме так же бесцеремонно, как призраки. В кои веки в моей голове витали собственные образы и идеи для картин. Я впервые заснул с умиротворением на душе и Джорджией рядом.

Джорджия

До того, как Лакки оказался у нас, его вообще никто не пытался укротить. У папы не было времени его дрессировать, а вот у меня его было навалом. К тому же все говорили, что я в этом деле мастак. Так что я проводила с Лакки несколько часов каждое утро, чтобы он привык ко мне, собственноручно кормила его и делала все возможное, чтобы он изо дня в день видел только меня. Он отбегал при моем приближении, нервно топтался, когда я преграждала ему желанный путь, и всем своим видом показывал, что мое присутствие ему досаждает. Только спустя целый месяц он наконец позволил мне закинуть лассо ему на шею и выгулять его на лужайке. Еще через две недели он позволил надеть на него уздечку и поворачивал голову в ту сторону, в которую мне надо.

– Вот так, хороший мальчик. Ты наконец-то начал слушаться, да? – я улыбнулась, пытаясь не выдать свою радость.

Лошадей нужно тренировать при помощи физических нагрузок. Не бить их, нет. Нагружать. Лошадь не хочет забираться в фургон? Не стоит заталкивать ее. Пусть наматывает круги вокруг фургона, пока не выбьется из сил. Затем снова попытайтесь поднять ее по рампе. Не хочет? Пускай еще побегает. В конце концов она поймет, что, если залезть в фургон, ей дадут отдохнуть. И каждый раз будет подниматься по рампе с энтузиазмом.

Я начала терять терпение. Папа всегда говорил: работая с людьми или животными, главное – не терять терпение, это большая ошибка. Но меня немного занесло. Лакки позволил управлять его головой, а я хотела управлять им целиком. Я сжала его гриву в кулаках и подтянулась, задевая животом его бок. Он замер, слегка подрагивая, и я почувствовала эту вибрацию в своем животе. Меня охватило предвкушение, затуманившее здравый смысл.

– Мы же друзья, Лакки, верно? – прошептала я. – Давай немного пробежимся. Так, совсем чуть-чуть.

Он не отстранился, и я приняла это за знак согласия. А затем одним быстрым движением перекинула ногу и забралась на него. Как только мой зад приземлился на его спину, мы сорвались с места, и мой желудок скрутило от чудовищного понимания, что он не готов. Но было слишком поздно. Я уже сидела на нем, и деваться было некуда. Лучше бы он просто решил меня сбросить – я умела группироваться при падении. Вместо этого он помчался галопом по полю, и я насмерть вцепилась в его гриву. Мы перепрыгнули через забор, отделяющий наш участок от Джин Пауэлл, и я изо всех сил попыталась слиться с ним в одно целое, но очень трудно держаться на лошади без седла. Они гладкие, скользкие и могучие, и мои бедра дрожали от прилагаемых усилий. Мне удалось преодолеть еще один забор и остаться верхом, но я боялась, что Лакки может себе навредить. Если лошадь сломает ногу, то поездка в больницу и гипс с костылями не помогут. Для нее все будет кончено. За себя я не волновалась, только корила за ошибку в своих суждениях – я перегнула палку и не знала, как теперь все исправить.

Перепрыгнув через очередной забор, Лакки приземлился с такой отдачей, что я начала соскальзывать. Ругаясь самыми грязными словами из своего арсенала, я что есть силы дернула его за гриву и попыталась вернуться на место. Но мое падение было не остановить, и я сильно ударилась плечом и бедром о землю. Перекатившись, я уставилась на небо – слишком голубое, как для загробного мира.

Не будь я так занята попытками сделать вдох и пошевелить своими конечностями, я бы непременно заметила, куда Лакки меня привез. Но осознание пришло лишь тогда, когда Моисей присел рядом и всмотрелся мне в лицо.

Он не интересовался, цела ли я. Да вообще ничем не интересовался. Мы просто пялились друг на друга, и оба часто дышали. Мне было приятно думать, что он помчался мне на помощь, чтобы убедиться, что я не смертельно ранена.

– Вот дерьмо, – вздохнула я, пытаясь присесть.

Моисей отодвинулся и наблюдал, как я стряхиваю грязь с правого бока. Проведя рукой по плечу, я скривилась. От предплечья до локтя тянулась длинная царапина, но в остальном обошлось без травм. Завтра все тело будет чертовски болеть, но зато я ничего не сломала. Поднявшись без какой-либо помощи со стороны Моисея, я начала отряхивать себя сзади, не сводя глаз с горизонта.

– Ты видел, куда он побежал? – спросила я, осматривая поле.

– Нет, – наконец ответил Моисей. – Я был слишком занят, наблюдая за твоим падением.

– Я довольно долго продержалась, – возразила я с оскорбленными нотками в голосе. – Мы перепрыгнули через два забора!

– И это у тебя в порядке вещей?

– Что?

– Ездить без седла на коне, который явно не хочет, чтобы на нем катались?

– Он дал мне свою голову. Я думала, он готов… но ошиблась.

– Дал тебе свою голову?

– Да… забей, это профессиональный термин. Когда лошадь позволяет тебе управлять ее головой, откидывает ее и двигает в нужном тебе направлении, значит, она под контролем. Но Лакки никто не объезжал. Нужно было еще немного за ним поухаживать.

Моисей поджал губы и вскинул брови, и на секунду мне показалось, что он вот-вот рассмеется. В моем присутствии с ним это частенько случалось.

– Заткнись, – огрызнулась я.

Как я и предсказывала, он разразился смехом.

– Я молчал!

– Ты громко думал.

– И о чем же я думал?

– О чем-то грязном. У тебя это на лице написано.

– Не-е, это не грязь. Я просто черный.

– Ха-ха.

– Тебя раньше никогда не скидывали, не так ли? – Он встал рядом со мной.

– Да кучу раз, – отрезала я, отворачиваясь.

Я направилась в сторону дома, чтобы взять грузовик. Искать Лакки по округе пешком не было смысла.

– Так вот что ты пытаешься сделать? Хочешь, чтобы я дал тебе голову, как лошадь? – крикнул Моисей мне в спину.

Я резко остановилась. Моисей не слишком радовал меня своим вниманием. С тех пор, как он разрисовал мою комнату, я вилась вокруг него каждый день, неделями напролет, прямо как с Лакки. Лакки поддался. Моисей – нет.

– Ни черта мне от тебя не нужно, – солгала я.

– Поэтому ты постоянно приносишь мне обед, шпионишь за мной и останавливаешься у бабушкиного дома каждый вечер?

Я будто бы снова рухнула с небес на землю, только на сей раз у меня заболело не плечо. По моему сердцу словно потопталась лошадь.

– Не нужна мне твоя голова, Моисей. Я просто думала, что тебе не помешает друг.

– Я не дам тебе пробраться ко мне в голову, Джорджия. Поверь, ты сама этого не хочешь.

– Ладно, пусть так. В таком случае я дам тебе свою, – ответила я, быстро поворачиваясь. И куда только подевалась моя гордость? Мне стоило плюнуть ему в лицо и послать ко всем чертям. Вместо этого я кланялась ему в ноги.

– Судя по моим последним наблюдениям, в твоей голове пусто. Тебя и лягали, и сбрасывали, но могу поспорить, как только ты найдешь своего коня, то возьмешься за старое.

– Иди в задницу, Моисей.

– О, наконец-то ты предложила хоть что-то интересное.

Я ахнула, а он рассмеялся. Снова. Понятное дело, он просто пытался вывести меня из себя, чтобы я убежала в слезах. Но я ему не плакса какая-нибудь. Меня лягали и сбрасывали, а я приходила за добавкой.

Поэтому я сделала кое-что неожиданное. Я промаршировала к нему, взяла его лицо в руки и быстро поцеловала. Наверное, это был худший поцелуй за всю историю сердитых поцелуев. Просто ужасный. Раньше я никогда не целовалась. Мои губы поджались ниточкой, глаза зажмурились, ладони вцепились в его лицо, как в гриву Лакки.

Моисей слегка отстранился, обдавая меня своим теплым дыханием.

– Осторожней, Джорджия. Тебя вот-вот сбросят.

– Ах ты су…

А затем его губы снова слились с моими, прерывая мою гневную речь, и я сразу же забыла, какой он придурок. Моисей не был торопливым, напористым или грубым – в отличие от меня. Он никуда не спешил и учил меня наслаждаться моментом. Одной рукой он придерживал мою голову, а другой скользнул вокруг талии и остановился на пояснице. Но как только я попыталась перехватить инициативу, он укусил меня за губу.

– Прекрати, – прошипел Моисей. – Позволь мне руководить.

И я позволила.

Он направлял меня по кругу, вверх и вниз, пока у меня не подкосились ноги и не закатились глаза от удовольствия. Мне пришлось опереться на него, чтобы не упасть.

Моисей тихо посмеялся, а я с трудом подняла отяжелевшие веки и вернулась в реальность.

– Кто бы мог подумать, а?

Я помотала головой, чтобы прочистить ее, и проследила за его взглядом.

По полю позади нас как ни в чем не бывало прогуливался Лакки, будто ничего страшного и не произошло.

– Видишь? Как только ты перестала гнаться за ним, он сам к тебе пришел. Он ревнует. Думает, что ты нашла ему замену.

Мы встретились взглядами, и я отстранилась от него, пытаясь вести себя так, словно уже сотню раз целовалась с другими парнями.

Моисей посмотрел на мои губы, и я спрятала руки в карманы, чтобы побороть искушение вновь притянуть его к себе и доказать, что я тоже неплохо могу руководить.

Словно прочитав мои мысли, Моисей кивнул на Лакки.

– Ступай. Ты выучила свой урок. Он не хочет, чтобы его объезжали.

Желание снова его поцеловать как рукой сняло. Стиснув зубы и сжав кулаки, я развернулась и промаршировала к своему коню.

Лакки пристально наблюдал за моим приближением, но не отступал и не напрягался. Не позволяя себе поддаться сомнениям, я схватила его за гриву и за секунду запрыгнула ему на спину. Он немного привстал на дыбы, покрутился, потоптался на месте, но я была к этому готова и не ослабила хватку.

И тогда Лакки сдался.

Я направила его в сторону дома и, не сдержавшись, оглянулась. Моисей стоял, как громом пораженный, с выражением чистого изумления на лице. Теперь пришла моя очередь посмеяться.