Онлайн чтение книги Золотой вулкан
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

ДЯДЮШКИНО ЗАВЕЩАНИЕ

Восемнадцатого марта третьего года от конца этого столетия почтальон, который обслуживал в Монреале улицу Жака Картье, доставил в дом № 29 письмо, адресованное господину Самми Скиму. Оно сообщало:

«Мэтр Снаббин просит господина Самми Скима принять поздравления и приглашает к себе в контору в связи с экстренным делом, имеющим до него касательство».

Зачем нотариусу понадобилось видеть господина Самми Скима, знакомого с ним не более, чем все остальные монреальцы? Да, это был превосходных качеств человек, надежный и осмотрительный советчик. Канадец по происхождению, он руководил лучшей в городе конторой, той самой, право владения которой шестьдесят лет назад было оформлено на имя знаменитого мэтра Ника, каковым являлся Николас Сагамор, индеец-гурон, столь патриотично вмешавшийся в ужасное дело Моргаза, невероятно нашумевшее в 1837 году[1]Эта волнующая драма легла в основу романа из серии «Необыкновенные путешествия», озаглавленного «Famille-sans-Nom» («Безымянное семейство»). (Примеч. авт.) .

Получив это послание, господин Самми Ским, никаких дел которого мэтр Снаббин не вел, изрядно удивился, но тем не менее приглашение принял. Полчаса спустя он уже находился на площади рынка Бонсекур, в нотариальной конторе, где его встретили и проводили в кабинет патрона.

— Добрый, добрый день, господин Ским, — произнес нотариус, вставая. — Позвольте засвидетельствовать вам мое почтение…

— Разрешите и мне… — ответил господин Самми Ским, подсаживаясь к столу.

— Вы пришли первым, господин Ским…

— Я пришел первым, мэтр Снаббин?.. Стало быть, приглашено несколько человек?..

— Двое. Ваш кузен, господин Бен Реддл, должен был получить такое же приглашение, что и вы…

— Тогда точнее было бы сказать не «должен был получить», а «получит», — заявил господин Самми Ским, — потому что в настоящий момент Бена Реддла в Монреале нет.

— Как скоро он возвратится?

— Дня через три-четыре.

— Жаль.

— Сообщение, которое вы собираетесь нам сделать, настолько срочное?..

— В некотором смысле — да… — произнес мэтр Снаббин. — Что ж, ничего другого не остается, как ввести в курс дела вас, а вы, со своей стороны, оказали бы мне большую любезность, если передали бы господину Бену Реддлу то, что я обязан сейчас вам сообщить.

Нотариус надел очки, покопался в разбросанных по столу бумагах, извлек из конверта какое-то письмо и, прежде чем зачитать его, сказал:

— Господин Реддл и вы, господин Ским, являетесь племянниками мэтра Джосайаса Лакоста…

— Да. Наши с Беном Реддлом матушки были сестрами. Но после того, как они скончались семь или восемь лет назад, мы потеряли с дядюшкой всякую связь. Он уехал из Канады в Европу… Нас вынудили расстаться кое-какие финансовые проблемы. С тех пор он не дал о себе знать ни разу, и мы так и не знаем, что с ним…

— Так вот, — заявил мэтр Снаббин, — я только что получил извещение о его кончине, наступившей двадцать пятого февраля сего года.

Несмотря на то, что всякие сношения между господином Джосайасом Лак остом и его семейством прервались давно, новость произвела на Самми Скима сильнейшее впечатление. Отныне у него и его кузена не было ни одной родственной души на этом свете. Двоюродное родство, подкрепленное тесной дружбой, — единственное, что оставалось им на долю. На глаза Самми Скима навернулись слезы. Опустив голову, он сидел и думал о том, что из всей семьи уцелели только он да Бен Реддл. Конечно, они неоднократно пытались узнать что-либо о судьбе дядюшки, сожалея, что тот порвал с ними всякие связи. Возможно, они верили, что будущее еще подарит им встречу с Джосайасом Лакостом, но смерть разрушила последнюю надежду.

Покойный, к месту будет сказано, отличался не только своей необщительностью, но и склонностью к авантюрам. Его отъезд из Канады на поиски счастья относится к событиям двадцатилетней давности. Он не был женат и имел огромное состояние, которое тщился приумножить посредством спекуляции. Сбылась ли мечта этого человека? Или, повинуясь собственному характеру, толкавшему его на безоглядный риск, он разорился? Намеревался ли он отдать племянникам, единственным наследникам, крохи своего имущества?.. Следует заметить, что мысли об этом никогда не заботили Самми Скима и Бена Реддла, и сейчас, при всей горести утраты последнего родственника, вряд ли они могли думать об унаследованном имении.

Оставив клиента наедине с самим собой, нотариус ждал, когда тот наконец начнет задавать вопросы, на которые он был готов дать ответы. Мэтр Снаббин знал все об этой семье, пользовавшейся глубоким уважением в Монреале, знал он и то, что теперь, после кончины Джосайаса Лакоста, господа Самми Ским и Бен Реддл являлись последними ее представителями. Поелику именно его, мэтра Снаббина, губернатор Клондайка известил о смерти золотоискателя, которому принадлежал участок № 129 на Фортимайлз-Крик[2]Фортимайлз-Крик («Сорокамильная речка», англ.) — так в оригинале романа; на современных канадских и отечественных картах название гидронима дается в иной форме — Фортимайл., нотариус пригласил двоюродных братьев к себе в контору, чтобы ознакомить с текстом завещания покойного.

— Мэтр Снаббин, — спросил Самми Ским, — наш дядюшка скончался семнадцатого февраля?

— Семнадцатого февраля, господин Ским.

— Тому уже двадцать девять дней?

— Совершенно верно. Двадцать девять. За меньшее время это сообщение до меня дойти не могло.

— Стало быть, наш дядя находился в Европе… где-нибудь в глубинке, в забытом Богом уголке? — продолжал расспросы Самми, пребывая в уверенности, что Джосайас Лакост после отъезда из доминиона[3]Доминион — самоуправляющаяся колония в составе Британской империи; правительство доминиона получало права заниматься местными финансами, местным административным устройством и местным законодательством. Вопросы внешней политики и военные оставались в ведении имперской власти. В конце XIX века под названием «Доминион» понимали только Канаду. Такая форма устройства колониальных владений была установлена Актом о Британской Северной Америке, принятым британским парламентом 1 июля 1867 года. Первоначально Доминион составили колонии (ставшие отныне провинциями) Верхняя и Нижняя Канада, Новая Шотландия и Ньюбрансуик. Впоследствии в конфедерацию вошли другие территории. В частности, часто упоминаемая в романе Британская Колумбия стала членом конфедерации в 1871 году, а Северо-Западные территории, где происходит значительная часть действия романа, переданы Канаде в 1870 году. в Европу ни разу не ступил на землю Америки.

— Вовсе нет, — ответил нотариус и подал собеседнику письмо, которое украшали марки с изображением Канады.

— Получается, — проговорил Самми Ским, — что он находился здесь, а мы об этом ничего не знали.

— Да, в Канаде… в самой дальней части доминиона, почти что у границы с американской Аляской, но, увы, сообщение с этой местностью так же нерегулярно, как и затруднительно.

— Полагаю, речь идет о Клондайке, мэтр Снаббин?

— Да, о Клондайке, где ваш дядя обосновался около десяти месяцев назад.

— Десять месяцев, — повторил Самми Ским. — Чтобы попасть в этот район рудокопов, он пересек всю Америку и даже не подумал заехать в Монреаль — пожать руки племянникам, как мы теперь знаем, в последний раз!

— Что вы хотите, — ответил нотариус, видя крайнюю взволнованность клиента, — господин Джосайас Лакост явно торопился, подобно множеству таких же, как и он, заразившихся золотой лихорадкой; количество жертв этой эпидемии измеряется тысячами. На открывающиеся месторождения золота люди слетаются со всех сторон, как мухи. Вслед за Австралией нашествие золотоискателей пережила Калифорния, за Калифорнией — Трансвааль, за Трансваалем — Клондайк; за Клондайком последуют другие золотоносные земли. И так будет до самого Судного дня… я хочу сказать: до последних залежей!

В довершение своих слов мэтр Снаббин изложил Самми Скиму содержание письма губернатора. Действительно, в начале 1897 года Джосайас Лакост прибыл в Доусон, столицу Клондайка, имея при себе всю необходимую для золотоискателя экипировку. В июле 1896 года обнаружили золото на Голд-Боттоме, притоке Хантера, и поречье Клондайка привлекло к себе внимание. На этих приисках уже трудилось множество старателей, когда туда приехал Джосайас Лакост, в полной уверенности, что разбогатеет, и с намерением приобрести какой-нибудь участок на немногие оставшиеся у него деньги. Наведя справки, он купил участок номер сто двадцать девять на Фортимайлз-Крик, притоке Юкона, главной аляско-канадской водной артерии.

Зачитав письмо, мэтр Снаббин добавил:

— Похоже, ваш участок еще не отдал всего, что рассчитывал из него извлечь господин Джосайас Лакост. Возможности этой земли, скорее всего, не исчерпаны. Но каким ужасным опасностям подвергают себя несчастные эмигранты! Тут и страшные зимние холода, и всевозможные местные болезни. А сколь убоги условия существования! Увы, многие возвращаются домой еще более нищими, чем до отъезда.

— Что же, дядю погубила нищета? — спросил господин Ским.

— Нет, — ответил нотариус. — В письме ничего не говорится о том, что Джосайас Лакост был доведен до крайности. Его погубил тиф — недуг, унесший неисчислимое множество жизней и невероятно опасный в этом холодном климате. При первых признаках заболевания ваш дядя возвратился в Доусон, где и скончался. Поелику было известно, что он родом из Монреаля, о его смерти сообщили мне, чтобы я поставил в известность вашу семью.

Самми Ским задумался: как же действительно шли дела дяди в период его золотоискательской эпопеи, явно не плодотворной? Не потратил ли он всего, подобно многим опрометчивым старателям, купив участок по завышенной цене? Что, если он умер должником, не расплатившись с рабочими?..

Занятый этими мыслями, он сказал нотариусу:

— Мэтр Снаббин, возможно, дядюшка оставил после себя немалые долги. В этом случае — ручаюсь, что мой двоюродный брат меня поддержит, — мы сделаем все для защиты доброго имени Лакостов, которое носили наши матушки, и если потребуются жертвы, мы принесем их без колебаний. Необходимо как можно скорее составить опись имущества дяди Джосайаса.

— Подождите, дорогой господин Ским! — воскликнул нотариус. — Я вас отлично знаю, и ваши чувства меня не удивляют! Но, думается мне, нет нужды в жертвах, о которых вы говорите. Не исключено, что ваш дядя умер нищим, однако не будем забывать о том, что он владел участком на Фортимайлз-Крик, а ведь эта собственность имеет стоимость, позволяющую справиться со всеми нуждами. Имение вашего дяди отныне нераздельно принадлежит вам и Бену Реддлу, понеже вы являетесь единственными родственниками господина Джосайаса Лакоста, обладающими правами наследников.

Тем не менее мэтр Снаббин согласился, что надлежало действовать как можно более осмотрительно. Братья могли принять наследство лишь при соблюдении условия об описи наследуемого имущества. Им предстояло в первую очередь определить актив и пассив имения усопшего и только после этого принимать какие бы то ни было решения на сей счет.

— Если вы не против, господин Ским, я мог бы вашим делом заняться, — добавил нотариус. — Полагаю, прежде всего надобно собрать самые точные сведения. В конце концов, кто знает?.. Участок — это участок!.. Еще неизвестно, что именно там нашли: ничего или почти ничего. Как говорят старатели, достаточно одного лотка, чтобы набить кошелек до замка!

— Разумеется, мэтр Снаббин, — ответил Самми Ским, — если участок дяди хоть чего-нибудь да стоит, мы поспешим от него избавиться, естественно, на максимально выгодных условиях.

— Конечно, — согласился нотариус. — Но такого ли мнения ваш кузен?

— Полагаю, да, — ответил Самми Ским. — Не думаю, чтобы в голову Бену пришла фантазия заняться добычей самому.

— Как знать, господин Ским… Господин Бен Реддл — инженер. Он может поддаться искушению… Если, к примеру, станет известно, что на участке вашего дяди имеется хорошая жила…

— Уверяю вас, мэтр Снаббин, что это дело не для него! Впрочем, он должен появиться в Монреале через три-четыре дня. Мы с ним поговорим и попросим вас сделать все необходимое для продажи участка на Фортимайлз-Крик тому, кто назначит лучшую цену, или же, — чего я очень опасаюсь, — чтобы расплатиться по обязательствам дяди, если ему пришлось влезть в долги.

Переговоры закончились, и Самми Ским, простившись с нотариусом и пообещав навестить его дня через три-четыре, возвратился на улицу Жака Картье, где жил вместе со своим двоюродным братом.

Мать Самми Скима была канадской француженкой, а в жилах его отца текла англосаксонская кровь. История этой старинной семьи началась в 1759 году, в эпоху завоевания Северной Америки. Скимы обосновались в Нижней Канаде[4]Нижняя Канада — колония, образованная в 1791 году из восточной части колонии Квебек. В 1840 году принят Акт о союзе Верхней и Нижней Канады, а в 1867 году колония была снова разделена на 2 провинции: Онтарио (Верхняя Канада) и Квебек (Нижняя Канада)., в Монреальском округе, где обзавелись поместьем, главной доходной статьей которого были пастбища, леса и пахотные земли.

В те времена, о которых пойдет речь, Самми Скиму исполнилось уже тридцать два года. Росту он был выше среднего, имел приятное лицо, крепкое телосложение человека, привыкшего к вольным ветрам полей, и со своими синими глазами и рыжей бородой являл собой характерный и симпатичный тип франко-канадца, который унаследовал от матери. Господин Ским жил в своем поместье, не изнуряя себя чрезмерными заботами, ни на что особенное не претендуя, ведя завидное существование дворянина-фермера посреди самого благодатного края доминиона. Не будучи крупным, имение Самми Скима давало ему возможность удовлетворять вполне умеренные собственные потребности, а желания увеличить доходы у нашего героя не возникало никогда. Он любил охоту и отдавался ей всей душой, оглашая выстрелами изобиловавшие дичью леса и долы, которые занимали значительную часть округа. Он с удовольствием рыбачил и имел в своем распоряжении все большие и малые притоки реки Святого Лаврентия, не считая огромных озер, столь многочисленных на севере Америки.

Принадлежавший двоюродным братьям дом особым шиком не отличался, но был удобен и находился в одном из самых спокойных кварталов Монреаля, вдали от торговой и промышленной суеты. Здесь они с нетерпением ожидали возвращения весны, стойко перенося невзгоды холодных зим Канады, страны суровой, хотя и лежащей на той же параллели, что и Южная Европа. Увы, сильные ветры не встречают здесь на своем пути ни одной горы, и арктические вьюги с необычайной свирепостью обрушиваются на Канаду.

Монреаль, где в 1843 году обосновалось правительство[5]Монреаль основан французами в 1642 году и вскоре стал столицей французской Канады. После принятия Акта 1840 года о союзе Монреаль в 1844–1849 годах был столицей объединенной Канады., мог предоставить Самми Скиму любые возможности для принятия участия в общественной жизни. Однако, обладая характером независимым и имея мало общего с высокопоставленным чиновничеством, он испытывал перед политикой священный ужас. Впрочем, господин Ским с легким сердцем подчинялся британскому суверенитету, явно более формальному, нежели действительному. К партиям, разделявшим канадское общество, он не примыкал никогда и, презирая официальный свет, в конечном счете оставался философом, что позволяло ему вести жизнь без особых претензий.

Самми Ским был убежден, что любое отклонение от размеренного образа жизни приводит лишь к неприятностям, заботам и ухудшению благосостояния.

Понятно, почему этот философ, несмотря на целых тридцать два года за его плечами, ни разу не подумал о женитьбе. Возможно, если бы он не лишился матери, то удовлетворил бы ее желание иметь сноху; но в этом случае жена Самми Скима обязательно должна была бы разделять все его вкусы. В многочисленных канадских семьях, где часто бывает свыше двух дюжин детей, ему непременно нашли бы подходящую наследницу городского или деревенского состояния, и брак, несомненно, оказался бы счастливым. Но госпожа Ским умерла пять лет назад, через три года после смерти мужа, и если даже она мечтала о жене для сына, то он, скорее всего, о супруге и не помышлял; теперь, когда матери не стало, мысль о женитьбе не приходила ему в голову.

С первым же потеплением, когда утреннее солнце вселяет надежду на скорое возвращение весны, Самми Ским начал готовиться к отъезду в деревню, правда, так и не уговорив кузена покинуть дом на улице Жака Картье и податься на природу. Его путь лежал на ферму, что находилась в Грин-Вэлли, Зеленой долине, в двадцати милях к северу от Монреальского округа, на левом берегу реки Святого Лаврентия. Здесь он готовился вновь погрузиться в сельскую жизнь, прерванную суровой зимой, когда водоемы покрываются льдом, а поля толстым слоем снега. Здесь он снова должен был встретиться со своими фермерами, славными людьми, вот уже полвека работавшими на его семью. Как могли они не испытывать к нему чистосердечной любви, подкрепленной нерушимой преданностью доброму хозяину, если он готов был сделать для них все, пусть даже ценой собственной жизни? Вот почему они всякий раз бурно радовались его приезду и откровенно огорчались, когда он уезжал.

Имение в Зеленой долине каждый год приносило около двадцати тысяч франков прибыли, которую братья делили пополам, поскольку эта недвижимость принадлежала им в равных долях — точно так же, как монреальский дом. На плодородной почве хорошо росли травы и пшеница; другой доходной статьей были великолепные леса, еще покрывавшие доминион, особенно его восточную часть. В состав фермы входил комплекс прекрасно оборудованных и ухоженных зданий и, сверх того, конюшни, амбары, стойла, курятник и сарай. Братья располагали всем современным сельскохозяйственным инвентарем. Что касается их жилища, это был просторный дом, расположенный при входе на обнесенный забором участок, раскинувшийся в тени деревьев и похожий на сплошной зеленый ковер. Это строение, при всей его простоте, вовсе не было лишено комфорта.

Так выглядели пенаты, где Самми Ским и Бен Реддл жили в теплое время года и которые они, во всяком случае первый из кузенов, не променяли бы ни на какой барский дворец любящих пышность американцев. При всей своей скромности это жилище совершенно удовлетворяло Самми Скима, и он не хотел ни увеличивать его, ни украшать, довольствуясь тем, что создала природа. Здесь проходили его дни, заполненные, охотничьими развлечениями, и пролетали ночи, приносившие здоровый, крепкий сон.

Само собой разумеется — и это необходимо подчеркнуть, — Самми Ским был довольно богат благодаря своим землям, умея извлекать из них выгоду с изобретательностью и методичностью. Но если он не мог допустить, чтобы его богатство сокращалось, то точно так же ничего не предпринимал для его приумножения — он не пускался ни в какие аферы, для коих в Америке так много имелось возможностей; Скима не привлекали ни коммерческие, ни промышленные спекуляции, ни железные дороги, ни шахты, никакие другие кампании, включая морские. Этот мудрец боялся всего, что было связано с риском и даже просто со случайностью. Ставить себя в зависимость от удачи или неудачи, от развития событий, которых нельзя ни предвидеть, ни избежать, просыпаться утром с мыслью: «Богаче ли я сегодня или беднее, чем вчера?» — все это вызывало у него ужас. Он предпочел бы никогда не засыпать либо никогда не просыпаться.

В этом-то и состояло коренное различие между двоюродными братьями, одинакового франко-канадского происхождения. В жилах кузенов текла французская кровь, так как матери их были родными сестрами. Но если отец Самми Скима был англосакс, то отец Бена Реддла по национальности являлся американцем, а между англичанином и янки[6]Янки — прозвище уроженцев Новой Англии, северо-восточного района США; к концу XIX века часто употреблялось в отношении всех жителей северных штатов. существует заметное отличие, со временем лишь усугубляющееся. Если Джонатан[7]Джонатан — прозвище американцев, в особенности — граждан. Возникло от шутливого обращения «Брат Джонатан», употреблявшегося Джорджем Вашингтоном в разговорах с губернатором штата Коннектикут Джонатаном Трабаллом. и Джон Булль[8]Джон Булль — шутливое прозвище типичного англичанина. действительно родственники, то лишь в некоторой степени, едва уловимой и не наследуемой, и сие родство тяготеет к исчезновению.

Вот почему следует заметить, что эти двоюродные братья, безгранично привязанные друг к другу и никогда не думавшие, что в будущем нечто сможет их разлучить, обладали совершенно разными вкусами и характерами. Бен Реддл был на два года старше Скима и меньше его ростом, волосы и бороду он имел темные и на свое существование смотрел иначе, нежели Самми. Тогда как последний довольствовался жизнью фермера, первый со всей страстью увлекался промышленностью и наукой. Бен Реддл выучился на инженера и уже успел принять участие в одном из грандиозных дел, в которых Америка стремится опередить всех с помощью новизны замыслов и смелости их исполнения. Одновременно он мечтал сильно разбогатеть, воспользовавшись теми необыкновенными, но рискованными возможностями, которых довольно много имеется в Северной Америке, наипаче там, где ведутся разработки минеральных богатств. Сказочные состояния Голдов, Асторов, Вандербилдтов, Рокфеллеров и прочих миллиардеров не давали ему покоя. И если Самми Ским покидал Монреаль лишь для частых поездок в Грин-Вэлли, то Бен Реддл исколесил все Соединенные Штаты, неоднократно пересекал Атлантический океан, изучил немалую часть Европы, но еще ни разу не сумел убедить брата составить ему компанию. Недавно он возвратился из довольно долгого заморского путешествия и, снова оказавшись в Монреале, ждал случая, а точнее некоего крупного дела, в котором с удовольствием бы принял участие; так что Самми Ским имел все основания беспокоиться, как бы кузен не увлекся одной из тех спекуляций, которых он сам боялся как огня.

И было бы очень жаль, если бы Самми Ским и Бен Реддл вынуждены были расстаться — потому что они любили друг друга, словно родные братья; и если старшего огорчало упорное нежелание кузена заняться каким-нибудь промышленным проектом, то младший не менее сожалел, что Бен Реддл никогда не захотел бы умерить свое тщеславие и заняться имением в Зеленой долине, которое обеспечивало им независимость, а следовательно, свободу.

Глава II

ДВОЮРОДНЫЕ БРАТЬЯ

Вернувшись домой, Самми Ским занялся делами, связанными с кончиной господина Джосайаса Лакоста; надо было разослать извещения друзьям семьи, а также сделать необходимые для траура приготовления. Не забыл он и заказать панихиду в приходской церкви. Молебен о упокоении души усопшего должен был совершиться по возвращении Бена Реддла, ибо тот наверняка пожелал бы присутствовать на траурной церемонии.

Что касается улаживания личных дел дядюшки, а также вступления во владение наследством, скорее всего состоявшим лишь из участка на Фортимайлз-Крик, то здесь, как понимал Самми Ским, надлежало очень серьезно переговорить с мэтром Снаббином; но прежде надо было обо всем условиться с кузеном. Нотариус мог позаботиться лишь о телеграмме в Доусон, уведомляющей губернатора Клондайка о том, что наследники Джосайаса Лакоста вскоре сообщат, на каких условиях они могли бы принять наследство, а также о том, что необходимо составить опись имущества их дяди, без чего невозможно узнать, в каком состоянии находятся его финансы.

Бен Реддл появился в Монреале через пять дней, утром двадцать первого марта, проведя месяц в Нью-Йорке, где вместе с другими инженерами изучал проект переброски через Гудзон колоссального моста, который должен был связать материк с Нью-Джерси, подобно тому как другой мост соединял Нью-Йорк с Бруклином.

Легко догадаться, что для инженера работа такого рода была чрезвычайно интересной, Бен Реддл включился в нее со всем жаром и даже высказал готовность поступить на службу в Компанию Гудзонова залива. Однако было непохоже, чтобы в ближайшее время началось строительство моста. О нем много писали газеты, и не меньше изучалось документов и чертежей. Зима на этой широте Соединенных Штатов обыкновенно затягивается до середины апреля. Не имея уверенности в том, что работы начнутся летом, Бен Реддл принял решение возвратиться в Монреаль.

Отсутствие двоюродного брата показалось Самми Скиму затянувшимся. Он очень сожалел, что никак не удавалось увлечь кузена своими делами, а также безмятежным существованием землевладельца. К тому же затея Компании Гудзонова залива его ужасно беспокоила. «Если Бен Реддл примет в ней участие, — размышлял он, — не задержит ли она его в Нью-Йорке надолго, может быть, на несколько лет?.. Тогда я останусь один в нашем общем доме и на ферме Грин-Вэлли…» Но удержать брата Самми Скиму, увы, не удавалось. Кузены так различались характерами, что практически не оказывали друг на друга никакого влияния.

Когда инженер вернулся в Монреаль, Самми Ским сообщил ему о смерти дяди. Он не писал Бену Реддлу об этом в Нью-Йорк, потому что ждал его со дня на день.

Новость решительно огорчила старшего брата, поскольку от всего семейства Лакостов оставался один только дядюшка. Бен Реддл одобрил меры, принятые Самми Скимом для проведения церковного ритуала, и на другой день, то есть двадцать второго марта, оба брата присутствовали на молебне в приходском храме.

Вслед за этим Бен Реддл узнал, что после своей смерти в Доусоне дядя оставил племянникам в наследство лишь участок под номером сто двадцать девять, находившийся на речке Фортимайлз-Крик в Клондайке.

Это географическое название, бывшее в ту пору у всех на слуху, взбудоражило инженера не на шутку. В отличие от Самми Скима, известие о получении по наследству золотого прииска не оставило его равнодушным, и он подумал не о том, как от него избавиться, а о том, как продолжить работы на участке, чего так не хотелось кузену.

Однако Бен Реддл не открыл Самми Скиму своих мыслей, потому что привык прежде дело изучить, обдумать и лишь потом говорить. Похоже, для анализа всех «за» и «против» одних суток ему не хватило, ибо на следующий день, за обедом, он обратился к брату, заметившему его озабоченность, со следующим вопросом:

— Не побеседовать ли нам немного о Клондайке, Самми?

— Если действительно «немного», дорогой Бен, то давай побеседуем.

— Совсем чуть-чуть, Самми… много не будем…

— Так о чем же ты хочешь мне поведать?

— Не знакомил ли тебя нотариус с актом, удостоверяющим право на владение участком номер сто двадцать девять?

— Нет, — ответил Самми Ским. — Ему, конечно, прислали документы, но я не подумал, что они могут нам понадобиться.

— Ты, как всегда, в своем репертуаре, Самми. Но я не могу относиться к этому делу так безразлично, как ты… Мне думается, что оно заслуживает серьезного изучения и внимания.

Самми Ским решил промолчать в ответ на замечание брата, но, когда тот принялся развивать свои мысли, произнес:

— Дорогой Бен, мне кажется, что наше положение очень просто… Или это наследство чего-то стоит, и тогда мы его ликвидируем с максимальной выгодой для себя; или оно не стоит ничего, что тоже вероятно, поскольку наш дядя никогда не отличался способностью сколачивать состояние, и в таком случае мы от участка откажемся.

— Это было бы разумно, — проговорил Бен Реддл. — Однако не следует торопиться… С золотыми приисками никогда не знаешь… Порой думают, что они бедны, вычерпаны до дна, и вдруг один удар кайла делает тебя богачом!

— Согласен, дорогой Бен, но как раз это должны знать люди, работающие на клондайкских залежах. Коли участок на Фортимайлз-Крик чего-то стоит, мы попробуем от него избавиться по самой выгодной цене. Но повторяю: есть опасение, что наш дядя ввязался в какое-нибудь дрянное дельце, и расхлебывать эту кашу придется нам. Он так ничего в жизни и не добился, и я не думаю, что он умер как раз в тот миг, когда стал миллионером.

— Именно это и надо установить, — ответил Бен Реддл. — Ремесло золотоискателя весьма богато неожиданностями подобного рода. Старатель каждый день пребывает накануне открытия жилы, наполненной самородками. Кстати, среди этого народа действительно есть и такие, которым на судьбу жаловаться не приходится. Разве не так?

— Да, — проговорил Самми Ским, — но их не более одного процента… а ценой каких мук и трудов дается им успех… я бы еще сказал: ценой каких лишений!

— Самми, — продолжил Бен Реддл, — ты меня знаешь… я намерен заниматься не предположениями, а серьезным изучением фактов и лишь потом что-либо делать.

Самми Ским прекрасно видел, куда клонит брат, и это не только его огорчало, но и не в меньшей степени удивляло.

— Дорогой Бен, — ухватился он за привычную тему, — разве того, что нам оставили родители, не довольно? Разве наше имущество не обеспечивает тебе и мне независимость и достаток?.. Я говорю так потому, что вижу: ты придаешь делу с прииском большее значение, чем оно заслуживает. И знаешь ли ты, сколько неприятностей нам уготовано?.. Послушай, разве мы недостаточно богаты?

— Самми, невозможно быть достаточно богатым, когда есть шанс разбогатеть еще больше!

— Главное — не быть слишком богатым, как некоторые миллиардеры, Бен, у которых столько же хлопот, сколько миллионов, и которым сохранять их труднее, нежели было приобрести.

— Погоди, погоди, Самми! Философия — вещь хорошая. Но не надо доводить ее до крайностей. И не следует упрекать меня в том, чего я не говорил. Я не собираюсь искать тонны золота на участке дяди Джосайаса. Повторяю: собрать нужную информацию — это не так уж глупо.

— Мы ее соберем, дорогой Бен. Договорились. Но где гарантия, что, узнав все, мы не окажемся в весьма щекотливом положении, из которого нам придется не просто выпутываться, но защищать честь семьи. А вдруг там, на участке номер сто двадцать девять, расходы на приобретение, установку оборудования и саму разработку превысили все возможности дяди? Если это так, то я уже заявил мэтру Снаббину…

— И хорошо сделал, Самми. Я тебя поддерживаю, — ни секунды не колеблясь, согласился Бен Реддл. — Все это мы узнаем, когда получим исчерпывающую информацию. И мне лично нет нужды слушать россказни о достославных приисках Клондайка. Я прочитал все, что было написано о богатстве тех земель, разработки которых, к слову сказать, начаты всего два года назад. После Австралии, Калифорнии и Южной Африки стали подумывать, что последние залежи золота на планете исчерпаны… И вот в этой части Северной Америки, на стыке Аляски и доминиона, случайно наткнулись на новые… Очень похоже, что приполярные земли Америки в этом отношении превосходят все остальные… Золото есть не только в Клондайке, его нашли в Онтарио, в Мичипикотене; в Британской Колумбии открыты месторождения Уор-Игл, Стандард, Салливан-Груп, Алабарка, Ферн, Синдикейт, Сан-Поэль, Карибу, Дир-Трэйл, Джорджи-Рид, а сколько еще других, чьи акции постоянно растут, не говоря уже о залежах серебра, меди, магния, железа и угля!.. Но что касается Клондайка… Подумай, Самми, о размерах этого золотоносного района!.. Двести пятьдесят лье[9]Льё — старинная французская мера длины; здесь имеется в виду километрическое лье, равное 4 км. в длину и сорок в ширину. Я еще молчу о месторождениях на Аляске… хотя бы тех, что на территории доминиона!.. Есть где развернуться, не так ли? Возможно, это самый большой рудный район на земле!.. И кто знает — вполне вероятно, что цена добытых там богатств будет измеряться не миллионами, а миллиардами!

Бен Реддл мог говорить об этом долго, и его кузен прекрасно понял, что тот знает предмет досконально.

— Ладно, Бен, — произнес Самми Ским. — Я вижу, у тебя началась лихорадка.

— Лихорадка? Какая?

— Золотая!.. Как у многих других. И хиной ее не вылечишь, потому что она не перемежающаяся.

— Будь спокоен, дорогой Самми, — ответил Бен Реддл смеясь. — Мой пульс не чаще обычного. И от меня горячкой не заразишься.

— Что до меня, Бен, то я давно сделал себе прививку, — тем же тоном произнес Самми Ским, — и потому ничего не боюсь. Но если ты пустишься…

— Я никуда не собираюсь пускаться, друг мой Самми, а просто хочу как должно изучить состояние вещей и извлечь из него выгоду, если удастся. Ты говоришь, что дядя в своих предприятиях удачлив не был… Охотно верю, и очень возможно, что на Фортимайлз он нашел больше грязи, чем золота… Все это допустимо… но не исключено и то, что для разработки участка у него не хватило средств… или он просто не знал, как подступиться к делу.

— Но ведь он был инженером, Бен, не так ли?

— Был…

— Как ты, например?

— Да, — ответил Бен Реддл. — Но не об этом сейчас разговор. Прежде чем избавиться от участка, доставшегося нам во владение по наследству, было бы неплохо, — и ты со мной согласишься, — навести кое-какие справки в Клондайке.

— Что ж… разумно, — ответил Самми Ским, — хотя у меня лично нет никаких иллюзий относительно ценности нашего сто двадцать девятого.

— С ней все будет ясно лишь после того, как мы соберем нужные сведения, — возразил Бен Реддл. — Возможно, ты прав — или не прав. Чтобы закончить этот спор, давай сходим в контору к мэтру Снаббину и попросим сделать запрос в Доусон; когда он получит письмом или, лучше, телеграммой данные о стоимости участка, тогда и решим, как поступать.

На этом беседа завершилась. Говоря начистоту, Самми Скиму нечего было противопоставить доводам кузена. Действительно, логично перед принятием решения навести справки, а то, что Бен Реддл человек серьезный, умный и практичный, — все это у Самми Скима не вызывало ни малейших сомнений. Но его огорчала и беспокоила уверенность, с которой тот смотрел в будущее, а также алчность, с какой он набросился на жертву, представленную судьбой его честолюбию. Сумеет ли он ее сдержать? Конечно, Самми Ским кузена одного не оставит. Их интересы всегда были общими! Самми Ским упрямо верил, что все быстро уладится, и ему очень хотелось получить из Доусона такие сведения, которые указывали бы на полную бесперспективность этого дела. Что за странная фантазия пришла в голову дядюшки Джосайаса Лакоста — в поисках удачи отправиться в Клондайк, где его ждали только испытания и бедствия, да еще, как теперь стало известно, смерть!

После обеда Бен Реддл зашел в нотариальную контору мэтра Снаббина и ознакомился с присланными из Доусона материалами.

Документы характеризовали состояние участка № 129 самым утвердительным образом являвшегося собственностью покойного господина Лакоста. Означенный прииск находился на правом берегу Фортимайлз-Крик, что в Клондайкском округе. Эта речка является левым притоком Юкона, который пересекает Аляску и западные земли доминиона. Его воды, в верховьях принадлежащие англичанам, стали американскими в низовье после того, как Россия уступила вышеназванный район Аляски Соединенным Штатам[10]Речь идет о продаже всей русской Аляски в 1867 году правительству США. В год продажи во владениях Российско-Американской компании насчитывалось 500–800 русских служащих и около 30 тысяч туземных жителей..

Существовавший план местности позволял точно установить положение участка № 129. Он находился в <…>[11]Пробел в рукописи Ж. Верна. (Здесь и далее пробелы в рукописи обозначены угловыми скобками. — Примеч. фр. ред.) километрах от Форт-Кудахи, местечка, заложенного на левом берегу Юкона Компанией Гудзонова залива.

Беседуя с инженером, мэтр Снаббин без труда обнаружил, что тот относится к делу совсем иначе, нежели его сонаследник. Бен Реддл изучал документы, касающиеся участка, самым внимательным образом. Он буквально не мог оторвать взгляд от лежавшей перед ним карты, где были обозначены Клондайкский округ и прилегающие к Аляске территории. Инженер мысленно поднялся вверх по течению Фортимайлз-Крик, пересекавшего сто сорок первый меридиан, принятый за демаркационную линию двух стран, и остановился в том месте, где были означены вехи участка Джосайаса Лакоста. Затем Бен Реддл сосчитал другие участки, расположенные на обоих берегах речушки, вытекающей с территории одного из золотоносных районов Аляски. Почему бы им не оказаться такими же счастливыми, как те, что находятся на Клондайке или его притоке Бонанзе, а также на этих последних притоках — Виктории, Эльдорадо и прочих «рио»[12]Рио (исп.)  — река., пользовавшихся популярностью у старателей? Инженер буквально пожирал взглядом эту чудесную страну, чья водная сеть изобиловала драгоценным металлом, за тонну которого в Доусоне предлагали два миллиона триста сорок тысяч франков!

Видя, как онемел вдруг Бен Реддл, поглощенный размышлениями, мэтр Снаббин счел себя обязанным сказать следующее:

— Господин Реддл, могу я вас спросить: не входит ли в ваши намерения сохранить и затем продолжить разработку участка покойного Джосайаса Лакоста?

— Может быть, — проговорил тот.

— Однако господин Ским…

— Самми еще не сказал своего последнего слова, и я тоже подожду до тех пор, пока собственными глазами не увижу, что вся эта информация достоверна.

— Следовательно, вы намереваетесь совершить длительное путешествие в Клондайк? — спросил нотариус и покачал головой.

— Почему бы нет?.. Что бы там ни думал Самми, дело, на мой взгляд, этого вояжа стоит… В Доусоне мы и определимся… Согласитесь, мэтр Снаббин, даже для того, чтобы продать участок и понять, какова ему цена, лучше бы на него взглянуть.

— Так ли уж это необходимо? — спросил нотариус.

— Это решительно необходимо! — заявил Бен Реддл. — И еще. Одного желания продать участок недостаточно. Нужно найти покупателя.

— Ежели дело стало лишь за этим, — произнес мэтр Снаббин, — то вы вполне могли бы не утомлять себя путешествием, господин Реддл.

— Да?

— Вот телеграмма, пришедшая час назад. Я собирался вам ее вручить, когда вы соблаговолили прийти сюда.

С этими словами нотариус протянул Бену Реддлу восьмидневной давности депешу, которая сначала была отправлена из Доусона в Ванкувер, а затем пришла в Монреаль по телеграфу доминиона.

Существовал некий американский синдикат, уже обладавший восемью клондайкскими участками, разработкой которых руководил капитан Хили из англо-американской компании «Трэнспортэйшн энд Трэйдинг» (Чикаго и Доусон).

Означенный синдикат выразил твердое желание приобрести прииск под номером сто двадцать девять на Фортимайлз-Крик за пять тысяч долларов, кои могли быть переведены в Монреаль по получении депеши с согласием.

Бен Реддл взял телеграмму и стал ее изучать так же внимательно, как документы, относившиеся к полученному наследству.

— Вот, господин Реддл, — сказал нотариус, — то, что избавит вас от дальних странствий.

— Не уверен, — проговорил инженер. — Не мала ли предлагаемая цена?.. Пять тысяч долларов за участок в Клондайке!

— Сказать что-либо по этому поводу я не могу.

— Видите ли, мэтр Снаббин, раз уж за сто двадцать девятый участок дают пять тысяч долларов, это значит, что цена ему будет в девять, а то и во сто раз выше, если его разрабатывать.

— Судя по указанной сумме, вашему дяде это не удалось, господин Реддл. Не лучше ли просто положить в карман означенные пять тысяч и не ввязываться в весьма сомнительное дело.

— Я так не думаю, мэтр Снаббин.

— Оно и видно. Однако так, может быть, думает господин Ским?

— Нет. Когда Самми ознакомится с телеграммой, я изложу ему свои соображения на этот счет, а брат слишком умен, чтобы их не понять… осознав же необходимость поездки, он наверняка захочет составить мне компанию…

— Он? — воскликнул мэтр Снаббин. — Это самый счастливый и независимый человек из тех, кого я встречал за годы своей нотариальной практики.

— Да, он счастлив и независим. Но я очень рассчитываю упрочить его счастье и независимость. Чем, в конце концов, мы рискуем, когда у нас всегда есть возможность согласиться с ценой, предложенной синдикатом?

— Ах, господин Реддл, вам придется призвать на помощь все свое красноречие.

— Нет. Одну только логику. Дайте-ка мне депешу, господин Снаббин. Я ее зачитаю Самми, и к вечеру решение будет принято.

— Такое, какое желательно вам?

— Такое, господин Снаббин. И надо будет осуществить его как можно быстрее.

Инженер был настроен категорически. Что бы ни думал нотариус, Бен Реддл не сомневался, что склонить двоюродного брата к поездке удастся.

Выйдя из конторы, он кратчайшею дорогой возвратился на улицу Жака Картье и тут же поднялся в комнату к Самми.

— Итак, — произнес тот, — мы ходили к нотариусу. У нас появились новости?

— Появились, и еще какие!

— Хорошие?

— Лучше не бывает.

— Ты ознакомился с документами участка?

— Разумеется. Они в полном порядке. Как наследники дяди, мы являемся собственниками участка на Фортимайлз-Крик.

— Теперь мы ужасно разбогатеем! — рассмеялся господин Ским.

— Возможно, — подтвердил инженер. — Не исключено, что даже еще ужаснее, чем ты предполагаешь.

— Вот как? Что же такого ты сегодня узнал?

— Только то, что сказано в телеграмме, которая пришла утром в адрес мэтра Снаббина и содержит предложение продать сто двадцать девятый участок.

Так Самми Ским узнал, в чем состояла суть предложения англо-американской компании «Трэнспортэйшн энд Трэйдинг».

— Прекрасно, — ответил он. — Это как раз то, что нам нужно. Надо как можно скорее продать участок этой любезной фирме.

— Зачем же отдавать за пять тысяч долларов то, что стоит много больше?

— Однако ж, мой дорогой Бен…

— Однако ж твой дорогой Бен говорит, что так дела не делаются и что прежде всего надобно все увидеть собственными глазами.

— Ты опять за свое…

— Да. И настаиваю, как никогда. Пойми, Самми, коли фирма делает такое предложение, то лишь оттого, что ей известна подлинная стоимость прииска… и цена ему неизмеримо более высокая… На реках и в горах Клондайка есть и другие залежи.

— Откуда это тебе известно?

— Известно. И ежели компания, которая владеет некоторыми из них, не прочь купить именно сто двадцать девятый, сие означает, что у нее имеется не пять тысяч причин предложить пять тысяч долларов, а целых десять, если не все сто тысяч.

— Воистину, Бен, ты прямо играешь цифрами.

— Цифры, мой дорогой, — это жизнь. А ты, как мне думается, не очень-то хорошо считаешь.

— У меня никогда не было склонности к математике, Бен.

— Не в математике дело, Самми! Поверь, то, что я тебе говорю, очень серьезно; и по зрелому размышлению… До появления этой депеши я, возможно, еще колебался, но теперь у меня возникло желание доставить свой ответ лично.

— Как? Ты намерен ехать в Клондайк?

— Это совершенно необходимо.

— И тебе не хочется дождаться новых сведений?

— Я предпочитаю получить их на месте.

— Ты оставишь меня одного?

— Нет. Мы поедем вместе.

— Вместе?

— Да.

— Я не поеду.

— Поедешь. Дело касается и тебя тоже.

— Передаю тебе все свои полномочия.

— Мне нужны не они, а ты.

— Но это две тысячи лье!

— Добавим еще пятьсот.

— На это уйдет…

— Мы потратим на дорогу столько времени, сколько надо… если нам ясно, что лучше участок разрабатывать, а не продавать.

— Как? Разрабатывать? — воскликнул Самми Ским. — Но тогда… потребуется целый год!

— Два, если будет нужно.

— Два года! Два года! — повторял Самми Ским.

— Что за важность, — заявил Бен Реддл, — если каждый месяц наш капитал будет удваиваться?

— Нет!.. Нет… — стонал Самми Ским, вжимаясь в кресло, как человек, решивший никогда его не покидать.

Тогда Бен Реддл сделал последнюю попытку убедить кузена. Он изложил ему суть дела с разных точек зрения и, употребляя самые веские доводы, стал доказывать абсолютную необходимость поездки на Фортимайлз-Крик, а также недопустимость колебаний. Свой монолог он закончил так:

— Мое решение ехать в Доусон, дорогой Самми, бесповоротно, и я не могу допустить мысли, что ты откажешься составить мне компанию!

Тут Самми Ским начал говорить, что путешествие внесет в их существование полную неразбериху, поскольку всего через пару месяцев предстоит ехать в Грин-Вэлли, где их ожидают охота и рыбалка.

— Что за нужда! — возразил Бен Реддл. — В реках Клондайка рыбы невпроворот, как и дичи на полях. Ты поохотишься в новых местах, где тебя ожидает бездна приятных сюрпризов, Самми!

— А наши рабочие?.. Ведь они ждут!

— Они не пожалеют о нашем путешествии, когда мы возвратимся достаточно разбогатевшими, чтобы построить новые фермы и купить весь округ! Кстати, Самми, ты ведешь слишком затворническую жизнь. Пора, дорогой, как говорится, на мир посмотреть и себя показать!

— Э! — воскликнул Самми Ским. — Когда бы мне захотелось поездить по чужим странам, я с большим удовольствием прокатился бы по Америке или Европе и не спешил бы погружаться по самые уши в снега ужасного Клондайка.

— Он тебе покажется очаровательным, Самми, когда ты увидишь собственными глазами, что он посыпан золотым песком и усеян самородками.

— Бен, дорогой мой Бен, — продолжал Самми Ским, — ты меня просто пугаешь. Да, мне за тебя страшно! Ты хочешь заняться делом там, где, кроме мучений и разочарования, ничего не найдешь!

— Мучения… может быть. Разочарования — никогда!

— Возьми хотя бы этот участок, который явно не стоит даже грядки с капустой или картошкой в нашей Зеленой долине.

— Тогда почему эта компания предлагает за него несколько тысяч долларов?

— Когда я думаю, что за ними надо будет ехать туда, где температура опускается ниже пятидесяти градусов!..

— Холод? Это прекрасно! Это сохраняет здоровье!

В конечном счете после долгих препирательств Самми Ским был вынужден признать себя побежденным. Нет! Он не позволит кузену ехать в Клондайк одному. Он поедет с ним, хотя бы ради того, чтобы как можно скорее привезти его обратно. В тот же день телеграмма, оповещающая о скором отбытии господ Бена Реддла и Самми Скима в Доусон, была отправлена на имя капитана Хили, директора англо-американского синдиката «Трэнспортэйшн энд Трэйдинг».

Глава III

ИЗ МОНРЕАЛЯ В ВАНКУВЕР

Воспользовавшись услугами канадской железной дороги компании «Пэсифик Рэйлвэй», туристы, коммерсанты, эмигранты и золотоискатели могут добраться из Монреаля в Ванкувер, не делая пересадок и не покидая территории доминиона или Британской Колумбии[13]Британская Колумбия объявлена колонией британской короны в 1858 году. В 1871 году — как уже упоминалось — стала составной частью доминиона Канада.. По прибытии в колумбийскую столицу им остается лишь сделать выбор между различными средствами сообщения — сухопутными, речными и морскими, а также избрать способ передвижения: на лошадях, судах, в экипажах… или пешком — для большей части пути.

Решившись ехать, Самми Ским неизбежно должен был довериться во всем, что касалось экипировки и маршрута, Бену Реддлу, честолюбивому, но умному инженеру, который, являясь инициатором данного предприятия, естественно, взял всю ответственность за оное на себя.

Прежде всего Бен Реддл справедливо заметил, что отъезд нельзя откладывать более чем на две недели. Было важно, чтобы наследники Джосайаса Лакоста оказались в Клондайке до наступления лета, которое, как известно, в том гиперборейском крае[14]Гиперборейский — расположенный на Крайнем Севере (от названия таинственного народа гипербореев, жившего, по представлениям античных географов, в далеком краю на северной границе обитаемого мира, за царством бога северного ветра Борея)., лежащем почти у самого Полярного круга, длится всего четыре месяца.

Дело в том, что, изучив канадский горнозаводской кодекс в его части, относящейся к Юкону, инженер обнаружил статью девятую, гласившую:

«Участок должен быть возвращен государству, если горнорудные работы на нем не велись в продолжение семидесяти двух часов в теплое время года, определяемое комиссаром, разве что со специального разрешения этого последнего».

Теплый сезон в Заполярье, если он не наступил ранее обыкновенного, начинается во второй половине мая. Стало быть, ежели в указанный период сто двадцать девятый участок будет бездействовать трое суток, то собственность Джосайаса Лакоста возвратится к доминиону и весьма вероятно, что американский синдикат не упустит случая выкупить его у государства по цене, существенно более выгодной, нежели та, что была объявлена двоюродным братьям.

— Теперь ты понимаешь, Самми: нельзя допустить, чтобы нас опередили, и в путь следует отправляться немедленно, — заявил Бен Реддл.

— Я понимаю все, что тебе нужно, чтобы я понимал, дорогой Бен, — ответил Самми Ским.

— И это, между прочим, разумно, — добавил инженер.

— Не сомневаюсь, Бен. Я вовсе не против того, чтобы покинуть Монреаль как можно раньше, если это позволит нам возвратиться домой как можно скорее.

— Долее, чем необходимо, Самми, мы в Клондайке не задержимся.

— Договорились, Бен. Когда едем?

— Второго числа месяца, — ответил Бен Реддл, — то есть через пятнадцать дней.

Самми Ским стоял, понурив голову и скрестив руки на груди. Его так и подмывало крикнуть: «Как? Так скоро?» — но он промолчал, ибо вопли его души ничему не послужили бы. Смирившись, младший кузен поклялся самому себе, что во время путешествия брат не услышит от него ни единого упрека, что бы ни произошло.

Впрочем, Бен Реддл был совершенно прав, когда назначил отъезд на второе апреля. Разложив перед собою карту, он принялся за изучение маршрута, манипулируя числами с бесспорным знанием вопроса.

— Нынче, Самми, — рассуждал он, — о предпочтении одной дороги другой речи нет, поскольку в Клондайк ведет только одна. Но не исключено, что когда-нибудь можно будет доехать до Юкона по железной дороге, проходящей через Эдмонтону, Форт-Сент-Джон и Пис-Ривер, то есть по пути, пересекающему северо-восток Колумбии и Кассиарский округ.

— Я слышал, что эти края богаты дичью, — заметил Самми Ским, возвратившись к своим ловецким мечтам. — И правда, отчего бы нам не поехать по этой дороге?

— Оттого, — ответил Бен Реддл, — что тогда нам пришлось бы, выехав из Ванкувера, сначала сделать восемьсот километров по воде, а затем — тысячу четыреста посуху.

— В таком случае, по какому же маршруту ты решил ехать?

— Это мы решим по приезде в Ванкувер. На месте будет виднее. Во всяком случае, вот цифры, указывающие длину маршрута: от Монреаля до Ванкувера четыре тысячи шестьсот пятьдесят пять километров, а от Ванкувера до Доусона — две тысячи четыреста восемьдесят девять.

— В сумме это дает, — проговорил Самми Ским, принявшись производить в голове арифметические действия сложения, — пять и девять — четырнадцать; один в уме; восемь и восемь — шестнадцать; один в уме; семь и четыре — одиннадцать; один в уме; пять и два — семь. Итого: семь тысяч сто шестьдесят четыре километра.

— Точно так, Самми!

— Что же, Бенни… вот если бы нам удалось привезти из Клондайка столько же килограммов золота, сколько километров предстоит проехать!

— Исходя из того, что килограмм золота ныне стоит две тысячи триста сорок франков, это дало бы шестнадцать миллионов семьсот шестьдесят три тысячи семьсот шестьдесят!

— Прекрасно, — произнес Самми Ским. — Это полностью возместит наши расходы.

— А почему бы и нет? — продолжил Бен Реддл. — Ведь утверждает же географ Джон Мьюр[15]Мьюр Джон (1838–1914) — американский натуралист и путешественник; шотландец по рождению, эмигрировал вместе с родителями в США; в 1867 году совершил большое путешествие от Индианы к берегам Мексиканского залива, в ходе которого провел разнообразные наблюдения за флорой и фауной континента; дневники этого путешествия изданы в 1916 году; в 1879 году путешествовал по Аляске, где в числе прочих географических объектов открыл ледник, носящий его имя., что Аляска производит золота больше, нежели Калифорния, где за один только тысяча восемьсот шестьдесят первый год добыли этого ценного металла на четыреста пятьдесят миллионов франков. Почему бы и Клондайку не добавить своей доли к двадцати пяти миллиардам франков, составляющим золотое достояние нашей планеты?

— У тебя на все готов ответ, Бен.

— И будущее это подтвердит.

Самми Скиму очень хотелось ему верить.

— В конце концов, — добавил он, — не возвращаться же к тому, о чем уже договорились!

— Именно, — ответил Бен Реддл. — И будем считать, что мы уже в пути.

— По мне, Бен, было бы лучше, если бы мы уже возвращались домой.

— Но, чтобы вернуться, Самми, прежде надо уехать, — возразил Бен Реддл.

— Логично. А теперь пора подумать о необходимых приготовлениях… В эту ни на что не похожую страну с одной сменой белья и парой носков не поедешь.

— Не беспокойся, Самми. Обо всем позабочусь я. Тебе останется лишь сесть в поезд в Монреале и выйти в Ванкувере. Что касается приготовлений, то мы с тобою не переселенцы, которые отправляются на поиски счастья в дальний край и везут с собой груду снаряжения. Наше уже там. Мы найдем его на участке дядюшки Джосайаса. Оно-то и пригодится нам для разработки недр сто двадцать девятого участка на Фортимайлз. Так что не о чем беспокоиться, кроме как о доставке собственных персон.

— Но это тоже кое-что! — ответил Самми Ским. — И они стоят того, чтобы позаботиться об их защите… особенно от холодов!.. Брр! Я уже сейчас чувствую себя сосулькой.

— Полно, Самми! Когда мы приедем в Доусон, лето будет в разгаре.

— И как бы хотелось вернуться до наступления зимы.

— Будь спокоен! — произнес Бен Реддл. — Даже зимой у тебя будет все: и хорошая одежда, и хорошая пища. Ты возвратишься еще более упитанным, чем сейчас.

— Ну, на этом я не настаиваю, — произнес Самми Ским, окончательно смирившись с неизбежностью. — Но предупреждаю: если ты не гарантируешь, что мне удастся набрать более десяти килограммов, я остаюсь дома.

— Ты можешь шутить, Самми, сколько душе угодно, но будь уверен…

— Разумеется, уверенность — прежде всего!.. И второго апреля — не так ли? — мы отправляемся в путь, как настоящие золотоискатели-эльдорадцы!

— Да, второго апреля. Этого срока мне вполне хватит, чтобы все приготовить.

— Что же, дорогой Бен, поскольку у меня имеются две недели свободного времени, я проведу их на природе.

— Будь по-твоему, — ответил Бен Реддл. — Но помни, что погода в Грин-Вэлли еще плохая.

Самми Ским мог бы сказать в ответ, что, во всяком случае, она там не хуже, чем в Клондайке, и хотя зима еще не кончилась, он с удовольствием проведет несколько дней со своими фермерами, навестит поля, пусть даже белые от снега, а также замечательный лес, покрытый инеем, речушки, замершие под ледяною броней, и ледяные заторы, словно плотина, перегородившие реку Святого Лаврентия. Кроме того, несмотря на морозы, всегда удается подстрелить что-нибудь этакое, в перьях или в меху, не говоря о медведях, пумах и прочих хищниках, бродящих по окрестностям. Самми Ским как бы намеревался нанести прощальный визит всем этим хозяевам Зеленой долины. Он уезжал, и, быть может, надолго. Кто мог сказать, когда он вернется?

— Бен, — сказал Самми брату, — было бы хорошо, если бы ты поехал со мной.

— Ты думаешь? — ответил инженер. — А кто займется подготовкой к отъезду?

Уже на другой день господин Ским сел в купе поезда, доставившего его в Грин-Вэлли, а там занял место в дилижансе и до наступления вечера уже был на ферме.

Нетрудно догадаться, что его приезд удивил рабочих ровно так же, как и обрадовал, — уж поверьте! Этот прием, как всегда, тронул Самми Скима до глубины души. Однако ж, узнав о причине столь раннего появления хозяина, люди откровенно приуныли.

— Да, друзья мои, — сказал господин Ским, — мы с братом едем в Клондайк, к черту на рога, в эти владения дьявола, которые так далеко, что на дорогу лишь в один конец уходит четыре месяца.

— И все лишь затем, чтобы пособирать золотишка! — проговорил один из крестьян, пожав плечами.

— Если оно там есть, — добавил другой престарелый философ, неодобрительно покачав головою.

— Надо еще постараться не свалиться, — сказал Самми Ским. — Подняться не всегда удается. Что вы хотите, друзья мои, время от времени на мир обрушивается что-то вроде лихорадки или повальной болезни… и всякий раз гибнет бездна народу…

— Так надо ли туда ехать, хозяин? — задал вопрос самый старый работник.

Самми Скиму пришлось объяснять, как они с кузеном получили в наследство от дяди Джосайаса Лакоста участок земли и почему Бен Реддл считает их поездку в Клондайк необходимой.

— Да, — продолжил разговор старик, — мы наслышаны о том, что происходит на границе доминиона, особенно о том ужасном положении, в каком оказались тамошние люди. Так что, господин Ским, вам незачем там оставаться! Продавайте свою болотину и поскорее возвращайтесь!

— Непременно, друзья мои! Но, поскольку не все зависит от нас, на улаживание дел уйдет пять-шесть месяцев, то есть все теплое время года!.. Подумать только — пропадет целое лето!..

— Если лето пропадет, то и зима покажется хуже горькой редьки, — проговорила стоявшая в толпе старуха и, перекрестившись, добавила: — Храни вас Господь, хозяин!

Проведя в Зеленой долине неделю, Самми Ским засобирался в Монреаль, где ему надо было приготовить кое-что самому. Прощание с работниками было трогательным. Подумать только — всего через несколько недель над долиной засверкает апрельское солнце, из-под снега появится первая травка, и если бы не этот треклятый Клондайк, то можно было бы, по обыкновению, приехать в Грин-Вэлли и провести в собственном особнячке все лето, вплоть до первых заморозков!.. В глубине души Самми Ским надеялся, не придет ли из города письмо, в котором кузен извещал бы, что поездка отменяется. Увы, оно не пришло. Все оставалось по-прежнему. Отъезд состоится в назначенный срок. Господин Ским прибыл на вокзал и тридцать первого марта, ранним утром, уже стоял перед неумолимым двоюродным братом, всем своим обликом изображая вопросительный знак:

— Ничего нового?

— Ничего, Самми. Разве только то, что приготовления закончены.

— Итак, ты…

— Приготовил все, кроме провианта, который закупим в Ванкувере, — ответил Бен Реддл. — В основном я занимался одеждой; что до оружия, то у каждого из нас имеется свое. Оно в отличном состоянии, и мы к нему привыкли. Два хороших ружья плюс полное охотничье снаряжение… Но поскольку рынков на Клондайке нет и пополнять гардероб там будет невозможно, — вот что мы возьмем с собой: на каждого четыре фланелевых рубашки, пару шерстяного нижнего белья, толстую вязаную кофту, вельветовый костюм, пару драповых брюк, пару полотняных кальсон, костюм из синего полотна, кожаную куртку на меху с капюшоном, непромокаемый морской комбинезон с таким же картузом, прорезиненный плащ, полдюжины носков своего размера и столько же размером больше, меховые рукавицы, кожаные перчатки, подкованные охотничьи сапоги, высокие ботинки, снегоступы, а также дюжину носовых платков и салфеток.

— Ого! — воскликнул Самми Ским, воздев руки горе. — Этого хватит на десять лет!

— Только на два года!

— «Только», Бен. Это «только» приводит меня в ужас!.. Ведь всего-то и надо, что продать дядюшкин участок и вернуться домой!

— Разумеется, Самми… Но при условии, что нам за него дадут столько, сколько он действительно стоит.

— А если не дадут?

— Тогда мы подумаем…

Не рассчитывая на другой ответ, господин Ским притих и, будто неприкаянная душа, двое суток, остававшихся до отъезда, слонялся между домом на улице Жака Картье и конторой мэтра Снаббина.

И вот, утром второго апреля, братья приехали на вокзал, заблаговременно отправив туда багаж, который пока что большим не был, но таковым ему предстояло стать, пополнившись в Ванкувере.

Покидая Монреаль, Самми Ским и Бен Реддл могли бы взять билеты на пароход, идущий в Скагуэй, если бы они захотели воспользоваться услугами компании «Кэнэдиен Пэсифик», но старший из кузенов все еще размышлял о том, как им следовало добираться до Доусона: то ли плыть по Юкону (от его устья до столицы Клондайка), то ли, достигнув Скагуэя, далее продвигаться по горам, долинам и озерам Британской Колумбии.

В конце концов братья отправились в путь, увозя один другого: первый был тверд и самоуверен, второй олицетворял покорность и смирение. Путешествие их должно было протекать с комфортом, а именно в вагоне первого класса — и в самом деле, кому не захочется иметь все необходимое, когда предстоит пробыть в пути шесть суток, проехать четыре тысячи семьсот километров — расстояние между Монреалем и Ванкувером?

За первые три дня поезд пересек ту часть доминиона, что включала в себя столь разнообразные области востока и центра. Проехав насквозь район Великих озер, он проник в малонаселенную и местами пустынную область, прилегающую к Колумбии. Напомним, что Самми Ским и Бен Реддл оказались в этой части Северной Америки впервые.

Погода стояла хорошая. Воздух был прозрачен. Легкие облака покрывали небо. Столбик термометра то поднимался над нулевой отметкой, когда влажность бывала низкая, то опускался ниже нуля, если вдруг налетал снегопад.

До самого горизонта простирались белые от снега поля, которым предстояло через несколько недель зазеленеть, как многочисленным «рио» освободиться ото льда. Мчавшиеся на запад птичьи стаи то и дело обгоняли поезд. По обеим сторонам железнодорожного полотна можно было заметить отпечатки лап хищных и иных животных, скрывавшихся в синеющих вдали лесах. Вот бы пойти по этим следам — наверняка дело кончилось бы славным ружейным выстрелом! Судите сами, как страдал господин Ским. Лишенный возможности удовлетворять свои охотничьи инстинкты, он чувствовал себя арестантом в уютном вагоне!

Но о какой охоте могла сейчас идти речь? Если и были охотники в этом поезде, державшем путь на Ванкувер, то лишь охотники за золотом. А их собаки, купленные в Монреале, предназначались не для погони за зайцами или перепелами и не для травли медведей и косуль! Нет! Им предстояло таскать сани по льду озер и рек той части Колумбии, что находилась между Скагуэем и Клондайкским округом.

Итак, в числе пассажиров, выехавших из Монреаля или подсевших на той или иной станции Канадско-Тихоокеанской железной дороги, находились переселенцы, крестьяне и горожане, которые, бросив вызов чудовищным страданиям, холодам и болезням, отправились на поиски удачи в болота Юкона.

Да, золотая лихорадка набирала силы. Не прекращали поступать сообщения об открытии многочисленных залежей в Эльдорадо, Бонанзы, Хантера, Бэра, Голд-Боттома — всех этих притоков реки Клондайк, чье русло вытянулось в длину не менее чем на двести сорок километров. Болтали об участках, где старатели намывали золота на полторы тысячи франков. Вот почему поток эмигрантов постоянно усиливался. Они набрасывались на Клондайк, как в свое время на Австралию, Калифорнию, Трансвааль, и транспортные компании задыхались от перегрузки. Впрочем, ехавшие в этом поезде не являлись представителями синдикатов и компаний, организованных при поддержке американских или европейских банков; они не были этими отменно экипированными агентами, уверенно смотревшими в будущее и непрерывно получавшими одежду и провиант от специальных служб. Нет, в нем находились только бедняги, которых согнала с места нужда и которым, надобно признать, не давала покоя надежда на подарок судьбы. Увы, средств для открытия собственного дела у них не было. Они могли только продать свой труд владельцам приисков, где работы чаще всего не велись именно из-за отсутствия рабочей силы. Да, платили там много: до семидесяти — восьмидесяти франков в день, но при этом цены в Клондайке превышали все допустимые нормы и за предметы первой необходимости приходилось платить в двадцать раз больше, чем где-либо. Воистину, быстро разбогатеть там можно было только при крупном везении.

Итак, трансконтинентальный экспресс мчался на всех парах. Самми Ским и Бен Реддл не могли пожаловаться на недостаток комфорта, имея в своем распоряжении гостиную для дневного времяпровождения, спальное купе на ночь, курительную комнату, где можно было курить так же свободно, как в лучших кафе Монреаля, столовую, где качество блюд и обслуживания отвечало всем требованиям ресторанного дела, и сверх того банный вагон на случай, если появится желание помыться. Однако это не мешало Самми Скиму с тоской вспоминать свой особняк в Грин-Вэлли.

Через четыре часа поезд прибыл в Оттаву, столицу доминиона[16]Оттава стала столицей Канады с 1867 года., заложенную на самом высоком месте в округе, превосходный город, более или менее обоснованно претендующий на звание центра мира.

Далее, за Карлтон-Джанкшеном можно было разглядеть соперника Оттавы, Торонто, бывшую столицу Канады[17]Торонто был столицей Канады в 1849–1867 годах.. Похоже, главным городам доминиона предстояло играть роль метрополии по очереди.

Следуя прямо на запад, поезд добрался до Садбэри, где дорога раздваивалась. Путь кузенов лежал по северной ветке, огибающей Верхнее озеро и заканчивающейся Порт-Артуром, что находится близ Форт-Вильяма. Остановки на станциях Херон-бей и Шрайбер, построенных на берегах озера, были достаточно продолжительными, чтобы Самми Ским и Бен Реддл успевали оценить важность их портового значения. Далее, миновав Боннёр, Игнас, Игл-Ривер и Рэб-Портидж, они пересекли область, богатство которой составляют никелевые залежи, и прибыли в крупный по тем временам город Виннипег.

Именно там несколько часов стоянки показались слишком короткими Самми Скиму, которому страшно захотелось сохранить в памяти хоть какие-то впечатления о поездке и который с удовольствием посвятил бы денек-другой этому городу с населением в сорок тысяч жителей, а также прекрасным фермам, соседствовавшим с Западной Канадой… Но с железнодорожным расписанием не поспоришь. Поезд подобрал своих пассажиров, по большей части путешествовавших не из любви к перемене мест, а с намерением как можно скорее и кратчайшим путем добраться до места назначения. Что до этого края, многочисленные городки которого, такие как Портидж-ла-Прери, Брандон, Ибрехорн и Бродвью, обслуживала железная дорога, эту публику не интересовало ни то, как замечательно он был возделан, ни то, что по его обширным охотничьим угодьям тысячами бродили бизоны. Самми Ским решительно предпочел бы провести полгода здесь, а не шесть недель в Клондайке.

— Если в окрестностях Доусона нет бизонов, — говорил ему Бен Реддл, — ты отведешь душу на оленях.

Впрочем, появились и другие звери, когда поезд, миновав Риджайну, устремился к Креу-Нью-Пассу, что в Скалистых горах, и пересек границу Британской Колумбии — еще одной страны, богатой углем, — перед тем простояв несколько часов в Калгари.

В этом городе брала начало дорога, по которой некоторые эмигранты добирались до Клондайка. То была охотничья тропа, и Самми Ским с удовольствием отдал бы предпочтение ей. Она кружила по Кассиарскому району, столь прославленному в отношении охоты, и, проходя через Эдмонтон, Форт-Сент-Джон на Пис-Ривер, Дис, Френсис и Пелли, связывала северо-восток Колумбии с Юконом[18]Территория Юкон была образована 13 июня 1898 года.. Однако на этом трудном пути, длиной более двух тысяч километров, приходилось часто подкрепляться. Правда и то, что названный округ был особенно богат золотом, которое можно намыть в каждом ручье; увы, ныне он почти совершенно лишен жизненно необходимых ресурсов и станет доступным лишь тогда, когда канадское правительство позаботится построить там на каждом пятнадцатом лье по ямской станции.

Пересекая Скалистые горы, путники увидели горы Стэфен и Кетидрл-Пик, вид на которые открывался на каждом извиве железной дороги, поднимавшейся все выше и выше; то были места удивительные, особенно четко вырисовывались титаны Селкерка[19]Селкерк — горный хребет в Скалистых горах, в Канаде и США; высшая его точка находится на отметке 3532 м над уровнем океана., неизменно покрытые снежными шапками, и ледники, охватить которые человеческий взгляд не в состоянии. И во всей этой пустыне царило «великое безмолвие», «silence of all life», нарушаемое лишь редкими паровозными гудками.

Перед отъездом Самми Ским обзавелся путеводителем «Шот», изданным усилиями компании «Кэнэдиен Пэсифик Рэйлвэй». Так что, не имея возможности собственными ногами обойти прославленные места, он читал их описания. Самми Ским доверялся компетентности составителя и при выборе отеля, когда поезд останавливался на очередной станции. Весьма часто гостиницы действительно оказывались первоклассными, комфортабельными и с отличной кухней, что вносило разнообразие в питание, обычно ограничивающееся вагоном-рестораном. Таковыми были отель «Скайт-хаус» на станции Филд и «Гласьер-хаус», из окон которого открывался чудный вид на Селкерк.

По мере продвижения на запад развертывались все новые и новые земли, но не те, на которых собирают отменные урожаи благодаря еще не исчерпанному плодородию почвы, а те самые территории Кутэвея и «золотых полей» Карибу, где впервые было обнаружено золото[20]Золото на территории Британской Колумбии было обнаружено весной 1858 года на реке Фрейзер; россыпи на реке Карибу были открыты в 1860 году. и где его по сей день дружно моют в многочисленных реках и речушках, перекатывающих по своему дну песчинки вожделенного металла. Самое время было задаться вопросом, почему старатели оставили сей легкодоступный край ради далекого Клондайка, дорога к которому и трудная и дорогостоящая.

Самми Ским, которого поезд увозил все далее на запад от Монреаля и Грин-Вэлли, беспрестанно говорил самому себе:

«Если бы дядюшка отправился на поиски счастья сюда, в Карибу, то мы уже были бы на месте и знали, чего стоит его участок. Не прошло бы и суток, как деньги лежали бы у нас в кармане, а вся поездка обошлась в какую-то неделю!»

Все это именно так, но в великой книге судеб значилось, что господину Скиму надлежало ехать в страшный Клондайк и вдоволь помесить ногами грязь на берегах Фортимайлз-Крик.

Паровоз продолжал свой бег в направлении побережья Колумбии, понемногу забирая к югу. Последняя часть путешествия длиной в четыре тысячи шестьсот пятьдесят пять километров не была отмечена никакими происшествиями, и на исходе шестых суток братья наконец-то распрощались с вагоном и ступили на ванкуверскую мостовую.

Глава IV

ВАНКУВЕР

Город Ванкувер стоит вовсе не на большом одноименном острове, находящемся против колумбийского побережья, а занимает часть выступающего в море полуострова. Столица Британской Колумбии, насчитывающая шестнадцать тысяч жителей и носящая имя Виктория, построена на юго-восточной стороне острова, где также располагается Нью-Уэстминстер[21]Очевидное недоразумение. Город Нью-Уэстминсгер расположен на материке, в устье реки Фрейзер, к востоку от Ванкувера., с его шестью тысячами душ народонаселения.

Ванкувер заложили в самом конце бухты, выходящей на извилистый пролив Хуан-де-Фука, идущий в широтном направлении[22]Новая неточность. В пролив Хуан-де-Фука выходит город Виктория. Тогда как кварталы Ванкувера глядят на пролив Джорджия.. Тотчас по выходе из гавани вашему взору является шпиль колокольни, принадлежащей часовне, затерявшейся в сосново-кедровой пуще, заросли которой способны скрыть даже высокие башни кафедрального собора.

Обогнув с юга остров, который поначалу носил имена своих первооткрывателей[23]Вообще-то остров, впоследствии названный Ванкувером, как и пролив, отделяющий его от материка, первым из европейцев открыл Хуан де Фука, греческий мореплаватель на испанской службе. испанца Куадры (1786 г.) и англичанина Ванкувера (1789 г.)[24]Экспедиция Хуана Франсиско де ла Бодега-и-Куадра исследовала этот район с 1775 года, экспедиция Джорджа Ванкувера — в 1792 году; в 1789 году здесь же побывала английская экспедиция капитана Грея (Ж. Верн. Мореплаватели XVIII века, часть вторая, гл. 4, с. 444–452; т. 24 нашего собрания сочинений писателя)., этот пролив омывает его берега; восточнее острова морской пролив известен под названием Джорджия, а севернее — Джонстон и Королевы Шарлотты. Как явствует из сказанного, ванкуверский порт доступен для судов, прибывающих из Тихого океана, и со стороны канадского берега, и со стороны побережья Соединенных Штатов Америки.

Были ли основатели Ванкувера великими прозорливцами? Ответить сложно, но, как бы там ни было, обнаружение залежей золота в Клондайке превратило город в котел страстей. Верно и то, что он способен вместить не менее ста тысяч человек, а пересекающиеся под прямым углом улицы обеспечивают совершенно беспрепятственное движение. В нем имеются церкви, банки и гостиницы. Он освещается газом и электричеством, получает питьевую воду из источников, находящихся севернее Бурарди-Инлета. Ванкувер гордится мостами, перекинутыми через устье Фолс-Бей, а также парком площадью в триста восемьдесят гектаров, разбитым на северо-западном полуострове.

Покинув вокзал, Самми Ским и Бен Реддл, следуя совету путеводителя, приказали отвезти себя в «Вестминстер-отель», где им предстояло обретаться до отъезда в Клондайк.

Найти свободный номер оказалось трудно, так как отель был переполнен. Каждые сутки поездами и пароходами прибывало до двенадцати сотен эмигрантов. Легко себе представить, какую выгоду из этого извлекал город, но прежде всего те его обыватели, которые по невероятным ценам расселяли и кормили эти орды переселенцев. Конечно, последние стремились как можно раньше покинуть гостеприимный Ванкувер, спеша оказаться на землях, чье золото влекло их подобно тому, как магнит притягивает железо. Но уехать было далеко не просто, ибо не хватало мест на пароходах, которые плыли на север, делая остановки в портах Мексики и Соединенных Штатов.

Иные пересекали Тихий океан, чтобы попасть к устью Юкона, в Сент-Майкл, на западный берег Аляски, а затем подняться вверх по реке до Доусона, столицы Клондайка. Но большинство едет до Виктории и Ванкувера, откуда, следуя вдоль американского берега, попадают в Дайю или Скагуэй. Какой из этих двух путей предпочтительнее? Вот задача, над решением которой трудился старший из кузенов. Пока же братья более или менее удовлетворительно устроились в одной из комнат отеля «Ванкувер», где обслуживание и повара хотя бы не вызывали нареканий.

Едва обосновавшись в снятом номере, Самми Ским спросил кузена:

— Как долго мы пробудем в Ванкувере, дорогой Бен?

— Дня четыре, — ответил тот. — Через четверо суток должен прибыть «Фут-Бол».

— Пусть будет «Фут-Бол», — согласился Самми Ским. — Но что собой представляет этот по-спортивному названный пароход?

— Он принадлежит компании «Кэнэдиен Пэсифик» и доставит нас в Скагуэй. Уже сегодня я забронирую на нем два места.

— Стало быть, дорогой Бен, ты наконец решил, каким из двух путей мы доберемся до Клондайка?

— Я решил эту задачку, Самми, как только отказался от идеи плыть к устью Юкона, то есть проделать путь в четыре с половиной тысячи километров. Мы поплывем самым популярным маршрутом и, пройдя вдоль колумбийского берега под прикрытием островов, доберемся до Скагуэя без лишней траты сил. В это время года Юкон еще забит льдами, что нередко оборачивается катастрофой для судов. Сверх того имеется опасность застрять в пути до июля месяца. «Фут-Болу» же, напротив, чтобы доставить нас до Скагуэя или Дайи, понадобится не более недели. Правда, там нас ожидают крутые подъемы Чилкута и Уайт-Пасса. Но, преодолев их — где по суше, где по озерам, — мы доберемся до Юкона, а по нему доплывем до Доусона. Так что, по моим прикидкам, мы будем на месте в начале июня, то есть в самое хорошее время. А теперь давай запасемся терпением и дождемся «Фут-Бола».

— К какому порту он приписан? — полюбопытствовал Самми Ским.

— К Скагуэю. Пароход обеспечивает сообщение между ним и Ванкувером. Его ждут четырнадцатого числа этого месяца… не позже.

— В таком случае, Бен, поскольку ты этого хочешь, я не огорчился бы, если бы уже находился на борту славного пироскафа[25]Пироскаф — первоначальное название парохода (от греческих слов «пирос» — «огонь» и «скафос» — «судно»)..

— Значит, мой план одобрен?

— Безоговорочно. Надеюсь, что твоими стараниями, Бен, мы доберемся до вожделенного Клондайка в самом лучшем виде.

Во все время пребывания в Ванкувере братья ничем особенным не занимались. Их экипировка пополнения не требовала, равно как и приобретение инструмента, необходимого для работ, поскольку тот, что остался на дядюшкином участке, был в полном распоряжении наследников. Комфорт, который обеспечила Самми Скиму и Бену Реддлу железнодорожная компания «Трэнсконтинентл Пэсифик», они нашли и на «Фут-Боле». По прибытии в Скагуэй старший из братьев должен был заняться поисками транспорта, чтобы было на чем добираться до Доусона. Таковым могла быть разборная лодка для плавания по озерам, а также упряжка собак для поездки по заснеженным полям. Пришлось подумать и о переговорах со старшиной носильщиков: взвалив на свои плечи запасы продовольствия, без которых не обойтись во время многодневного перехода, но каковых нельзя купить на маршруте, они помогли бы кузенам попасть в пункт назначения, не надорвавшись в пути. Эти услуги могли оказаться страшно дорогими, но Бен Реддл не исключал, что пары самородков хватит на то, чтобы оплатить дорожные расходы в оба конца, и на прочие нужды.

Приходилось думать и о канадской таможне, в ту пору ужасно строгой, если не сказать, свирепой.

В городе жизнь кипела словно в котле, царило настоящее вавилонское столпотворение, и Самми Ским в праздности не оставался ни минуты. С востока доминиона и из Соединенных Штатов регулярно прибывали поезда. С пароходов тысячами выгружались переселенцы. В ожидании возможности отправиться дальше, в Скагуэй и Сент-Майкл, они бродили по улицам или, в большинстве своем, забивались в укромные уголки порта и под залитые электрическим светом причалы.

Хватало работы и полиции, озабоченной удержанием в рамках закона этой орды искателей приключений, не имевших ни очага, ни крыши над головой, сорванных с насиженных мест шумной рекламной кампанией, на все лады восхвалявшей Клондайк. На каждом шагу можно было встретить полицейских сержантов, облаченных в темную униформу цвета опавшей листвы, обязанностью которых было пресечение любых споров, поскольку даже самый незначительный конфликт мог легко закончиться поножовщиной.

Было видно, что констебли исполняли свою миссию, часто опасную и трудную, со всем требуемым рвением и надлежащим мужеством, без которых не обойтись среди скопища иммигрантов, представлявших собой все слои общества и, возможно, чаще всего являвшихся элементами деклассированными. Не исключено также и то, что полицейские чины подумывали, а не выгоднее ли и безопаснее самим заняться промывкой ила на притоках Юкона. Они, несомненно, помнили, как пятеро канадских констеблей еще в начале разработки клондайкских недр возвратились домой с двумя тысячами долларов прибыли. Так что полисменам приходилось проявлять большую силу воли и не поддаваться дурману, охватившему стольких несчастных.

Всякий раз, листая путеводитель, Самми Ским вздрагивал, прочитав, что зимой в Клондайке температура воздуха падает ниже отметки 50° Цельсия. Скорее всего, утешал он себя, это преувеличение, хотя Полярный круг и проходит по центру Доусона. Печаль охватила господина Скима, когда в одном из магазинов оптики он увидел термометры, градуированные до 80° ниже точки замерзания.

«Это явное преувеличение! — стал успокаивать он себя. — Господа клондайкцы слишком носятся со своими холодами и из кокетства хвастают ими!»

Самми Ским вошел в лавку и попросил показать градусники.

Продавец снял с витрины несколько приборов и разложил их перед покупателем. Все они были градуированы не по системе Фаренгейта[26]Шкала Фаренгейта построена на следующей основе: точка замерзания = 32 градусам, точка кипения — 212 градусам. Ноль шкалы соответствует температуре -17,8 градуса по шкале Цельсия., распространенной в Соединенном Королевстве, а по системе Цельсия, принятой в доминионе, где еще были живы французские традиции.

— Эти термометры точны? — спросил Самми Ским.

— Разумеется, месье! — ответил хозяин лавки. — Уверен, вы будете довольны.

— Но не в те дни, когда они покажут семьдесят или восемьдесят градусов, — проговорил Самми Ским уже более задумчивым тоном.

— Увы, — произнес владелец товара. — Главное, чтобы они не врали.

— Верно, месье… И что же… случается, что столбик опускается до шестидесяти градусов ниже нуля?

— Частенько, месье… и даже более того.

— Трудно поверить, — сказал Самми Ским, — чтобы такая низкая температура случалась в Клондайке.

— А почему бы и нет? — возразил продавец с некоторой гордостью, прозвучавшей в голосе. — А может, месье нуждается в приборе, градуированном до…

— Мерси, — ответил Самми Ским. — Мне достаточно и шестидесяти градусов!

Господин Ским вполне мог бы сказать самому себе: какой смысл в этом приобретении, когда глаза чуть не лопаются под веками, покрасневшими от холодного северного ветра; когда выдыхаемый воздух мгновенно превращается в снег; когда полузастывшая кровь, того и гляди, застрянет в венах; когда нельзя прикоснуться к металлическому предмету, не оставив на нем кожи пальцев; когда невозможно согреться у камина, да и сам огонь кажется лишенным тепла, — что за интерес смотреть на градусник, чтобы узнать, упала ли температура воздуха до шестидесяти или до восьмидесяти градусов ниже нуля, если это и без того видно?

Однако дни проходили за днями, и Бен Реддл, закончив приготовления, ждал прибытия «Фут-Бола» с нескрываемым нетерпением. Что могло приключиться с пароходом в море?.. Было известно, что он вышел из Скагуэя десятого апреля. До Ванкувера шестеро суток пути, следственно, ему уже давно пора бросить якорь в здешнем порту.

Остановка в Ванкувере обычно не затягивалась: речь шла о принятии на борт нескольких сотен человек, заранее оплативших свои места, а выгружать или погружать что-либо не планировалось. Судно не возило грузов, разве только багаж пассажиров. Ему предстояло всего лишь прочистить топки, пополнить запасы угля и питьевой воды. На это требовалось от суток до полутора. Поэтому задержек на переходе случиться не могло, тем более что каботажный «Фут-Бол» плавал исключительно под прикрытием островов.

Что касается до снабжения Доусона продуктами питания, то оно обеспечивалось грузовыми пароходами, доставлявшими в Скагуэй муку, напитки, мясные консервы и сушеные овощи. Людей они не перевозили. Помимо «Фут-Бола» ожидались другие суда, которым предстояло переправить несколько тысяч иммигрантов в Клондайк. Гостиницы и постоялые дворы Ванкувера всю эту орду приютить не могли, и люди целыми семьями жили под открытым небом. Приняв во внимание их нынешнее плачевное состояние, представьте себе, что ожидало их в будущем, без крова и в зимнюю стужу!

Положение большинства этих несчастных едва ли было лучшим, когда они находились на борту пароходов, доставлявших их из Ванкувера в Скагуэй. А какое мучительное путешествие от Скагуэя до Доусона им еще предстояло совершить! Каюты на корме и на баке едва вмещали тех, кто был готов уплатить за это хорошие деньги. На нижней палубе размещались семьи, которые набивались туда, чтобы как-то пережить семидневное плавание. Прочие соглашались на трюмы, где оказывались в положении скота; но это было лучше, чем терпеть на верхней палубе капризы погоды, ледяной ветер, а то и метель, столь частую у Полярного круга.

В ту пору Ванкувер заполняли не одни только переселенцы из Старого и Нового Света. Магистрату приходилось брать в расчет и сотни рудокопов, не желавших мерзнуть зимой среди ледников Доусона. В холодное время года работать на участках невозможно, так как землю покрывает слой снега толщиной в десять — двенадцать футов, который, будучи схвачен сорока-, пятидесятиградусным морозом, становится крепче гранита, и при первом же ударе о него кайла и кирки ломается.

Вот почему золотоискатели, имеющие на то возможность, или те, кому вдруг повезло, предпочитают возвращаться в главные города Колумбии. У них есть золото, и они его прогуливают с невообразимой расточительностью и легкомыслием, слепо веря, что удача не оставит их никогда, что следующий сезон будет равно успешным, что на притоках Юкона и Клондайка найдутся новые месторождения, из которых можно будет черпать золото пригоршнями. Именно такие люди занимают лучшие номера отелей, где живут по шесть-семь месяцев, а также самые комфортабельные каюты пароходов, которыми они в апреле — мае снова плывут на север, в Скагуэй.

Самми Скиму потребовалось совсем мало времени, чтобы увидеть, что именно среди этой категории золотодобытчиков находятся самые грубые, злые и драчливые субъекты, которые чаще других дебоширят в игорных домах и казино, швыряют деньги налево и направо и ведут себя как подлинные хозяева.

Вот в каких обстоятельствах он познакомился с одним из наиболее скандальных типов среди добытчиков. К несчастью, как показало будущее, их взаимоотношения получили продолжение.

Утром пятнадцатого апреля Самми Ским и Бен Реддл прогуливались по набережной, когда раздались звуки парового свистка.

— Неужели это запропастившийся «Фут-Бол»? — спросил самый нетерпеливый из братьев.

— Не думаю, — отвечал другой. — Свистки доносятся с юга, а «фут-Бол» должен прийти с севера.

Сигналы действительно подавал ванкуверский пароход, ходивший по проливу Хуан-де-Фука[27]Неточность. Пароход из Скагуэя должен пройти по проливу Джорджия.. Следственно, это не могло быть судно, шедшее из Скагуэя.

Тем не менее Самми Ским и Бен Реддл устремились в конец пирса, смешавшись с многочисленной толпой, которую прибытие стимера[28]Стимер — пароход (англ.). привлекало всегда. На борту причалившего судна находилось несколько сот пассажиров, которым предстояло пересесть на один из пароходов, обслуживавших северное направление.

Прибывшим был «Смит», судно водоизмещением в две с половиной тысячи тонн; пароход бросал якорь во всех портах, имевшихся на американском берегу, начиная с мексиканского Акапулько. Высадив в Ванкувере своих пассажиров, «Смит», предназначенный для обслуживания побережья, возвращался в порт приписки. Доставленные им люди влились в число тех, которым предстояло решить, каким путем проще всего добраться до Клондайка, — то ли по Скагуэйской дороге, то ли взяв направление на Сент-Майкл. «Фут-Болу» явно было не под силу забрать с собой весь этот люд, и большей части переселенцев, спешивших в Доусон, оставалось ждать других пароходов.

Бен Реддл и Самми Ским, несомненно, обрадовались бы гораздо больше, если бы свистки, долетевшие от входа в гавань, принадлежали «Фут-Болу»; но и наблюдение за высадкой со «Смита» тоже показалось им занятным.

Когда судно причалило, общее внимание привлек некий пассажир, который, не жалея своих локтей и чужих боков, пробивался к трапу, чтобы оказаться на нем первым: ему явно не терпелось занять место на «Фут-Боле». Это был человек огромного роста, грубый и мускулистый, черная борода которого торчала во все стороны, а загорелое лицо выдавало в нем южанина. Злые глаза и выражение физиономии великана сразу же вызвали к нему антипатию. Компанию южанину составлял некто, судя по внешности, той же национальности; он не отличался ни большим терпением, ни любезностью.

На палубе, разумеется, находились и другие пассажиры, спешившие сойти на берег, как и этот грубиян, но обогнать его было трудно: отталкивая всех, он лез напролом к трапу, не обращая внимания на призывы членов команды и капитана и ругаясь зычным голосом, подчеркивающим грубость проклятий, изрыгаемых то на английском, то на испанском языках.

— Ого! — воскликнул Самми Ским. — Вот человек, которого можно назвать приятным спутником! Как бы он не оказался на «Фут-Боле»!

— Ничего… плавание продлится всего несколько дней, — ответил Бен Реддл, — и мы сумеем держать его на расстоянии.

В это мгновение один из зевак, стоявших возле братьев, крикнул:

— Ба! Да это проклятый Хантер! Если он сегодня же не уплывет из Ванкувера, быть великому шуму!

Самми Ским понял, что Хантер пользовался в этих краях славой, но явно не доброй. Должно быть, он являлся одним из тех авантюристов, которые, удачно поработав на Клондайке, на зиму возвращались в родные края, чтобы дождаться начала нового старательского сезона.

Хантер, беспардонный тип, в жилах которого текла американская кровь, смешанная с испанской, действительно возвращался из родного Техаса. Мир золотоискателей служил ему той средой, которая отлично подходила для проявления его подлых инстинктов, возмутительных нравов, грубых чувств и склонности к беспорядочному существованию, когда все ставится на карту и ничто не имеет ценности. Приплыв в тот день в Ванкувер вместе со своим компаньоном, он в самом деле собирался сесть на «Фут-Бол», но, узнав, что стимер появится не раньше, чем через трое-четверо суток, приказал отвести себя в отель «Вестминстер», где Самми Ским и Бен Реддл проживали шестой день.

Конечно, радоваться такому соседу не приходилось, поэтому надо было постараться избежать его общества как в гостинице, так и на пароходе.

Спросив, что за человек означенный Хантер, Самми Ским услышал:

— О, этого типа знают все… и в Ванкувере, и в Доусоне!

— Он владелец какого-нибудь золотоносного участка?

— Да… участка, который разрабатывает сам.

— Где же находится его участок?

— На Фортимайлз.

— У него есть номер?

— Сто двадцать семь.

— Черт! — воскликнул Самми Ским. — У нас — сто двадцать девятый! Выходит, мы соседи этого мерзкого техасца?

Миновал еще один день, и вот, со стороны пролива Королевы Шарлотты, раздался гудок «Фут-Бола». Простояв сутки, утром семнадцатого апреля пароход вышел в море.

Глава V

НА БОРТУ «ФУТ-БОЛА»

Пароход «Фут-Бол» имел водоизмещение тысячу двести тонн; и если на его борту насчитывалось ровно столько же пассажирских душ, объяснялось это тем, что инспектор навигации не позволил взять на борт больше народу. И без того ватерлиния[29]Ватерлиния — черта вдоль борта судна, соответствующая его нормальной осадке. Здесь речь идет о грузовой ватерлинии, которая совпадает с уровнем воды, соответствующим водоизмещению судна в полном грузу (при наиболее допустимой осадке)., обозначенная нарисованным на корпусе перекрещенным кругом, касалась воды. За сутки портовые краны перенесли на стимер огромный груз: сотню быков, лошадей, ослов, пятьдесят оленей и несколько сот ездовых собак.

Все эти собаки принадлежали к породе сенбернаров и лаек. Большую их часть закупили на рынках канадских городов, где цены были не слишком высокими, даже с учетом транспортных расходов, а именно сорока пяти франков за доставку из Монреаля в Ванкувер; впрочем, столько же стоила доставка из Ванкувера в Скагуэй.

Что касается пассажиров «Фут-Бола», среди них были люди всех национальностей: англичане, канадцы, французы, норвежцы, шведы, немцы, австралийцы, южные и северные американцы… кто с семьями, кто без. Если отличие можно было обнаружить между занимавшими каюты первого и второго классов, то на палубе наблюдалось полное смешение народов. Число коек в каютах пришлось увеличить вдвое. Вторая палуба имела вид длинного дортуара[30]Дортуар — общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях., вдоль стен которого тянулись козлы, на которых висели гамаки. На палубе было не пройти; бедные пассажиры использовали всякое свободное место, найденное между рубками и релингами[31]Релинги — поручни., поскольку каюты стоили по тридцати пяти долларов. Правда, получив возможность укрыться от порывов холодного ветра, эти люди не слишком сильно страдали; под защитой же островов на пути из Ванкувера в Скагуэй штормов опасаться не приходилось.

Бену Реддлу удалось загодя оплатить одну из кают на корме. В каюте по соседству разместился норвежец по имени Бойтон, которому принадлежал участок на Бонанзе, одном из притоков Клондайка. Это был человек тихий, вежливый и в то же время смелый и осторожный, образцовый представитель той скандинавской расы, которой мир обязан Аудреками и Нансенами. Сей уроженец Христиании[32]Христиания — старинное название столицы Норвегии города Осло., навестив родной город, возвращался в Доусон. Короче говоря, норвежец был попутчик необременительный, почти незаметный и малообщительный, так что во весь путь Самми Скиму удалось обменяться с ним всего несколькими фразами вежливости.

На беду кузенам, они плыли вместе с техасцем. Хантер с товарищем заняли четырехместную каюту, хотя их было двое, тогда как несколько пассажиров оказались вовсе без места. На просьбы уступить две незанятые койки грубияны отвечали бранью.

Хантер и Мэлоун — так звался второй — за ценой не стояли. Зарабатывая бешеные деньги на своем участке, они пускали их по ветру, играя в карты, пьянствуя и превратившись в завсегдатаев притонов, число которых в сомнительных кварталах Доусона постоянно возрастало. Находясь на борту «Фут-Бола», они часами просиживали в игральном салоне за покером и <…>. Большинство пассажиров не испытывало ни малейшего желания находиться в их компании; и те отвечали им совершенной взаимностью.

Выйдя в десять часов поутру из ванкуверской гавани, стимер вошел в пролив и взял курс на северную оконечность острова. Оттуда, плывя чаще всего под прикрытием островов Королевы Шарлотты и Принца Уэльского, он быстро проделывал свой недлинный маршрут, следуя вдоль американского берега.

Пассажирам на корме настоятельно рекомендовалось не покидать полуюта[33]Полуют — здесь: приподнятая кормовая часть палубы.. Палуба была перегорожена стойлами для быков, лошадей, ослов и оленей, которых держать на свободе было небезопасно. Иначе обстояло дело с собаками, которые, не переставая скулить, вертелись под ногами пассажиров второго класса — мужчин, еще молодых, но уже отмеченных стигмами[34]Стигма — в Древней Греции клеймо на теле раба или преступника. нищеты, и обессиленных женщин, окруженных выводками хилых детей. Этот народ переселялся на новое место не затем, чтобы разрабатывать собственные участки, а в надежде продать свои рабочие руки синдикатам, за деньги которых уже велся спор.

— Итак, — сказал Самми Ским, обращаясь к двоюродному брату, мы плывем в Эльдорадо[35]Эльдорадо — сказочная, изобилующая золотом и драгоценными камнями страна в глубине Южноамериканского континента, которую тщетно искали белые завоеватели. Отсюда переносное значение: «сказочно богатый край».. Похоже, избежать этого было нельзя. Но то, что я увидел и еще увижу — несомненно, любопытно. У меня наверняка появится случай ближе изучить мир золотоискателей, которые явно не относятся к персонам, наиболее рекомендуемым.

— Другим это племя вряд ли могло быть, Самми, — ответил Бен Реддл. — И надобно его принимать таким, каково оно есть.

— Но при условии, что мы не будем принадлежать к нему никогда, как не принадлежим сейчас… Ты и я оказались наследниками участка, нашпигованного, как мне хотелось бы верить, золотыми самородками, но ни вершка его мы себе не оставим.

— Договорились, — ответил Бен Реддл и при этом как-то так повел плечами, что его кузену уверенности не прибавилось; тот продолжил:

— Мы едем в Клондайк, чтобы продать участок дядюшки Джосайаса, хотя это можно было без лишних хлопот сделать, не покидая Монреаля… Господи Боже мой! Уже при одной только мысли, что нам пришлось иметь дело со страстями, инстинктами и алчностью этого сборища авантюристов…

— Остановись, Самми, — проговорил Бен Реддл. — Кажется, ты собираешься мне напомнить об «auri sacra fames»[36]«Проклятая жажда золота» — полустишие из эпической поэмы древнеримского поэта Публия Вергилия Марона «Энеида» (гл. III, ст. 57)..

— И я был бы прав, дорогой Бен, — ответил Самми Ским. — Меня действительно охватывает священный ужас от всей этой гнусной жажды золота, от этого безудержного желания разбогатеть… пусть даже ценой неисчислимых бед! Это не труд! Это лотерея! Это погоня за крупным выигрышем, за огромным самородком… И как только я вспоминаю, что, вместо того чтобы плыть на пароходе в какие-то немыслимые края, сейчас в Монреале я мог бы — и должен был! — готовиться весь теплый сезон наслаждаться красотой Зеленой долины!..

— Самми, ты обещал не пускаться в упреки…

— Хорошо, Бен. Это — в последний раз. Отныне я буду думать только о…

— О том, как добраться до Доусона? — не без иронии спросил Бен Реддл.

— О том, как оттуда вернуться, Бен! — произнес Самми Ским, глядя в глаза брату.

По проливу Королевы Шарлотты «Фут-Бол» шел спокойно, слегка покачиваясь с бока на бок, и пассажиры чувствовали себя хорошо. Но едва стимер миновал северный мыс острова Ванкувер, как в борт ему ударила океанская волна.

В таких условиях плыть предстояло долго, вплоть до островов Королевы Шарлотты, то есть около <…> миль[37]Около 300 км.. Еще раз выйти в открытое море ему пришлось, следуя от этого архипелага до острова Принца Уэльского, пересекая Диксон-Энтранс, однако всего на протяжении <…> миль[38]Расстояние от северного острова архипелага Королевы Шарлотты (Грейам) до острова Принца Уэльского, то есть ширина пролива Диксон-Энтранс, составляет около 70 км.. Далее, до самого Скагуэя, он шел под прикрытием берегов.

Погода стояла холодная, дул резкий ветер, с запада тянулись тучи. Мощные волны накатывались на колумбийский берег. Заряды снега, вперемешку с дождем, били в лицо. Легко вообразить, что испытывали переселенцы, у которых не было возможности укрыться на полуюте или на второй палубе. Большинство страдало от морской болезни, так как к бортовой качке прибавилась килевая. Не ухватившись за снасти, нельзя было сделать и шагу. Животные мучились не меньше, и сквозь свист ветра слышалось мычание, ржание и ослиный рев — все это сливалось в некую фантасмагорическую какофонию. По палубе метались и катались собаки, привязать или где-то запереть которых не было никакой возможности. Некоторые из них, обезумев, набрасывались на людей, норовя вцепиться в горло. Боцману пришлось пристрелить нескольких собак, что привело к страшному переполоху, с которым капитан и его помощники справились не без труда.

Самми Ским, как отважный наблюдатель, на непогоду не обращал никакого внимания и спускался в каюту лишь в часы, отведенные для отдыха.

Ни он, ни Бен Реддл морского болезнью не страдали, равно как их попутчик, невозмутимый норвежец Бойгон, безразлично относившийся ко всему, происходившему на судне.

То же можно было сказать о техасце Хантере и его товарище Мэлоуне. Уже в первый день они сколотили компанию игроков в «монте» и «фаро», и над их столом днем и ночью звучала самая необузданная брань.

Внимание Самми Скима привлекли к себе две пассажирки, прибывшие последним монреальским поездом.

Это были монашки, приехавшие в Ванкувер накануне отплытия. Одной было года тридцать два, второй — лет двадцать. Похоже, места на «Фут-Боле» они оплатили загодя. Франко-канадки по происхождению, монахини принадлежали к общине сестер милосердия[39]Община сестер милосердия — такое имя носили многие религиозные объединения (в большинство из них могли входить и светские лица), главным образом французские. В Канаде существовали два таких общенациональных объединения: Иисусовых сестер милосердия (основано в Квебеке в 1692 г.) и Монреальских сестер милосердия (основано в 1848 г.). Кроме того, существовали различные местные общины сестер-госпитальерок., пославшей их в доусонский приют по просьбе тамошней матери настоятельницы.

При виде сестер, которые, надо полагать, беспрекословно повинуясь приказу, спешно покинули монастырь в Монреале, Самми Ским не мог не расчувствоваться. Боже! В какое опасное путешествие они отправились! В какой ужасный мир разноплеменных авантюристов они окунулись! Какие жуткие испытания предстояло им вынести за время плавания! Какое убогое существование уготовано им в Клондайке, откуда, возможно, они не возвратятся!.. Но сестер поддерживал дух милосердия, а жажда служения опьяняла душу. Они посвятили себя несчастным и отречься от возложенной на себя миссии не могли.

Вот и теперь, на пароходе, уносившем их в неведомые дали, монахини делали все, чтобы помочь страдальцам, ни для кого не делая исключения. Оказывая помощь женщинам и детям, они во всем ограничивали себя, чтобы облегчить положение своих ближних.

Под защиту островов Королевы Шарлотты «Фут-Бол» попал только на четвертый день. Условия плавания улучшились, поскольку океанские волны в эти воды не попадали. Побережье было изрезано фьордами, подобными норвежским, и они, вероятно, много о чем напомнили спутнику братьев. Фьорды чередовались с высокими обрывами, по большей части поросшими лесом, между которыми вдруг возникали если не деревни, то по меньшей мере рыбацкие хутора, но чаще — отдельные домишки, обитатели которых, индейцы, промышляли охотой и рыбной ловлей. Их добыча легко находила покупателей среди пассажиров «Фут-Бола».

Далеко от берега, в синей мгле виднелись покрытые снегом горные хребты; глядя в сторону островов Королевы Шарлотты, можно было увидеть обширные долины и белые от инея пущи. То тут, то там виднелись скопления хижин, стоявших у кромки узеньких бухточек, где рыбацкие лодки поджидали попутного ветра.

Миновав северную оконечность островов Королевы Шарлотты, стимер вновь оказался во власти океана, который не отпускал его во все время плавания от Диксон-Энтранса, с севера закрытого островом Принца Уэльского. Этот переход длился сутки. На сей раз качка была не такая сильная, поскольку ветер дул с северо-востока, то есть с материка. Между островом Принца Уэльского и портом Скагуэй судно неизменно оказывалось под прикрытием цепи небольших островков и полуострова Ситка[40]Несомненно, автор имеет в виду остров Баранова, на котором расположен город Ситка., что делало плавание не столько морским, сколько речным.

Здесь к месту будет вспомнить, что название «Принц Уэльский» относится ко всему довольно запутанному архипелагу, северная часть которого представляет собою хаотическое скопление островов[41]Здесь автор снова не прав: остров Принца Уэльского, как и примыкающие к нему более мелкие острова, входит в архипелаг Александра.. Столицей главного острова является находящийся на его западном берегу порт Шакан, где суда могут спокойно пережидать океанские штормы.

Далее тянется остров Баранова, где русские заложили форт Новоархангельский; тамошний главный город, Ситка[42]Первое русское поселение на острове, форт Святого Михаила, основано в 1799 году. Три года спустя индейцы тлинкиты разрушили его. Тогда А. А. Барановым, правителем русских владений в Америке, в 1804 году был основан Новый Архангельск (или форт Новоархангельский), ставший столицей Русской Америки, а после продажи российских владений американцам переименованный в Ситку. Город Ситка оставался столицей Аляски до 1900 года., служит столицей всей Аляскинской провинции[43]С 1884 года Аляска имела официальный статут судебного округа. В 1912 году она получила статут территории, в 1959 году стала 49-м штатом США.. Когда московская империя продала Аляску Соединенным Штатам, Ситка не была возвращена ни доминиону, ни Британской Колумбии[44]«Возвращать» Ситку англичанам не было никакой необходимости, поскольку русские поселенцы обосновались в этой части Нового Света раньше британских подданных., оставшись в руках у американцев в силу договора от 1867 года.

Первым канадским портом, в виду которого точно по расписанию прошел «Фут-Бол», был Порт-Симпсон, находящийся на канадском побережье, на восточном краю Диксон-Энтранс[45]Если быть абсолютно точным, то Порт Симпсон находится на берегу другого пролива — Браун; последний отделен от Диксон-Энтранс островной грядой.. Однако стимер проплыл и мимо порта Джэксон, что на самом южном острове архипелага Принца Уэльского[46]Порт Джэксон находится на острове Лонг-Айленд, но тот не является самым южным в архипелаге..

Если сорок восьмая параллель образует лежащий немного ниже Ванкувера рубеж двух стран, то меридиан, отделяющий Аляску от доминиона, проходит прямо по этим золотоносным областям. И кто знает, не возникнет ли в более или менее близком будущем спор между британским флагом и сорокапятизвездным[47]Во время написания романа в составе США было 45 штатов. стягом Соединенных Штатов Америки?..[48]Территориальный спор между США и Великобританией возник в 1898 году, сразу же после открытия золота на Клондайке. Старая граница определялась русско-британским договором 1825 года. Окончательное территориальное решение вынес 3 сентября 1903 года так называемый трибунал Аляски, заседавший в Лондоне.

Утром 24 апреля «Фут-Бол» сделал остановку в порту Врангель в устье Стикина. В ту пору в городе насчитывалось два десятка жилых домов, несколько лесопилен, а также один отель, одно казино и, конечно, никогда не пустовавшие игорные дома.

Последнюю американскую таможню стимер миновал в Мэри’з-Асленд, близ Порт-Симпсона.

В порту Врангель «Фут-Бол» вновь очутился в канадских водах, и если некоторое количество пассажиров сошло на берег, то вовсе не потому, что санный путь все еще был закрыт…

В порту Врангель выходят те рудокопы, которые предпочитают добираться до Клондайка по дороге вдоль Телеграф-Крик, а не по озерам, что находятся за Скагуэем. Она тянется на целых четыреста тридцать километров и весьма трудна; однако путешествие по ней обходится сравнительно дешевле. Вот почему на берег сошло приблизительно полсотни человек, уверенных в том, что им удастся преодолеть все опасности, подстерегающие на бескрайних долинах Северной Колумбии.

За Врангелем проходы стали уже, а повороты сложнее; судно начало петлять между разнокалиберными островами. Голландцам показалось бы, что они странствуют по родной Зеландии; увы, им очень скоро пришлось бы возвратиться к ужасной прозе действительности, так как со всех сторон свистел ледяной полярный ветер, архипелаг был завален снегом, а на дно фьордов с грохотом обрушивались глыбы льда. У русских, вероятно, было бы меньше иллюзий, поскольку путешествие происходило на широте Санкт-Петербурга.

Что касается судна, то оно направилось к Скагуэю, протискиваясь сквозь постоянно сужающиеся проходы, следуя вдоль берега, очертания которого становились все более причудливыми. Миновав устье реки Тэйкер, «Фут-Бол» на несколько часов бросил якорь в Джуно, деревне, которой предстояло, пройдя стадию поселка, превратиться в город[49]Официальной датой основания Джуно — вопреки утверждению автора — считается именно 1880 год, когда два старателя Джо Джуно и Ричард Харрис, которых сопровождали трое индейцев тлинкитов, открыли в этой местности золото. Через год в горняцком лагере жило 100 человек. В 1900 году селение получило статус общины. В том же году сюда была перенесена столица Аляски..

К фамилии Джуно, основавшего этот населенный пункт в 1882 году, надобно прибавить имя Ричарда Харриса. Двумя годами ранее эти двое открыли золоторудный округ Силвер-Беу, откуда, пару месяцев спустя, они привезли самородков на шестьдесят тысяч франков.

Именно к тому времени относится первое нашествие рудокопов, привлеченных шумихой, поднявшейся в связи с обнаружением и разработкой золотоносных площадей в северной части долины Телеграф-Крик, еще до бума в Клондайке. Тогда Тредвилльская шахта усердием двухсот сорока человек, вооруженных пестами, за сутки перемалывала до полутора тысяч тонн кварца и дала два с половиной миллиона франков прибыли; полагают, что ее запасов хватит еще на сотню лет.

И когда Бен Реддл проинформировал Самми Скима об успехах этого прииска, тот ответил:

— Очень жаль, что участок нашего дядюшки находится на Фортимайлз, а не на реке Таку.

— Почему?

— Потому что тогда нам не надо было бы плыть в Скагуэй!

Заметим, что, не будь надобности ехать далее Скагуэя, не было бы и жалоб. «Фут-Бол» должен был прийти в порт приписки на другой день. Увы, именно там суждено было начаться настоящим трудностям, а может быть и ужасным мучениям, связанным с преодолением Чилкутских теснин и выходом на левый берег Юкона, путь к которому пролегал через озера.

Однако пассажирам «Фут-Бола» не терпелось покинуть каюты и палубы и устремиться вперед, навстречу просторам, орошаемым великой аляскинской рекой. Живя мыслями о грядущем, эти увлекаемые миражом люди нимало не задумывались об уготованных им испытаниях, опасностях и разочарованиях!

Миновав Джуно, пароход поднялся по заливу Линн-Канал, судоходство по которому в Скагуэе заканчивается для крупнотоннажных кораблей, а плоскодонные суда могут пройти еще около двух лье, вплоть до городка Дайя. Севернее блестел на солнце достигавший в высоту двухсот сорока футов ледник Мьюр, обломки которого то и дело с грохотом падали в Тихий океан. За «Фут-Болом» тянулось несколько индейских лодок, некоторым из которых удалось за него зацепиться.

В ночь перед прибытием в игорном салоне велась крупная игра, в итоге которой почти всем пришлось расстаться с последними долларами. Оба техасца, Мэлоун и Хантер, естественно, входили в число наиболее упрямых и злобных игроков. Впрочем, представители других национальностей от них отличались не очень — все это были те самые искатели приключений, которых обыкновенно видели в притонах Ванкувера, Врангеля, Скагуэя и Доусона.

Похоже, Фортуна пока что щадила наших техасцев. С того дня, как стимер подобрал их в порту Акапулько, в их карманы посредством «фаро» и «монте» перекочевала не одна тысяча пиастров и долларов. Хантер с компаньоном, несомненно, рассчитывали, что судьба явит им благосклонность и в этот вечер.

Однако на сей раз все пошло по-другому, и, судя по гаму, долетавшему из салона, где собрались игроки, там разыгралась безобразная сцена. Раздавались вопли, слышалась ругань. Возможно, капитану следовало бы вмешаться, но, как человек осторожный и наученный правильно себя вести с этим народом, он выжидал, зная, что всегда оставалась возможность вызвать наряд полиции и предоставить ей мирить соперников или же, при необходимости, арестовывать.

Было девять часов вечера, когда Самми Ским и его кузен решили возвратиться в каюту. Спускаясь, они очутились возле игорного салона, позади машинного отделения.

Внезапно дверь с грохотом растворилась и человек двадцать вывалились на палубу.

Среди них был Хантер. Разъяренный до предела, он бил одного из игроков, изрыгая потоки брани. Причиной отвратительной сцены стал ход в «монте», и теперь вся взбесившаяся компания находилась на грани драки.

Большинство явно было не на стороне Хантера, и на раздававшиеся со всех сторон угрозы он отвечал отборными ругательствами. Вероятно, дошло бы до револьверов, но Хантер, неожиданно вырвавшись из толпы, побежал.

Возвращавшиеся к себе на полуют монашки оказались у него на пути. Одну из них техасец оттолкнул, и та рухнула на палубу.

Возмущенный Самми Ским бросился за ним в погоню, в то время как Бен Реддл стал поднимать невинно пострадавшую.

— Негодяй! — крикнул Самми Ским. — Вас…

Хантер остановился и поднес руку к поясу, чтобы вынуть из ножен финку, но, спохватившись, сказал преследователю:

— А, это вы, канадец! Мы еще с вами увидимся… там! Потерпите!

Провожая глазами техасца, возвращавшегося в каюту вместе с напарником, монахиня сказала Самми Скиму:

— Благодарю вас, сударь… Этот человек не ведал, что творил… Простите несчастного, как я прощаю его.

Глава VI

СКАГУЭЙ

Скагуэй, подобно всем местам стоянок, затерявшимся в стране, не имеющей настоящих дорог и транспорта, поначалу представлял собой лишь один из бивуаков первых золотоискателей. Но уже вскоре скопище лачуг сменили более прочные постройки, а их, в свою очередь, — домишки, возникшие на золотоносных землях, цена которых неуклонно росла. Как знать, не опустеют ли эти города, созданные на потребу одного дня, и не превратится ли сей край в пустыню, когда его богатства иссякнут?..

Действительно, не следует сравнивать эти территории с такими странами, как Австралия, Калифорния или Трансвааль, где, даже по прекращении эксплуатации приисков, деревни сумели обратиться в города, а то и столицы, ибо примыкавшие к ним земли были населены, почвы отличались плодородием, а все это, вместе взятое, позволило развиться торговле и промышленности, благодаря чему, отдав свои металлические сокровища, земля сохранила способность вознаграждать труд человека.

Но на что можно было рассчитывать здесь, в этой части доминиона, на границе с Аляской, у самого Полярного круга, в этом ледяном климате, где зимы длятся по восемь месяцев, когда бы вдруг оказалось, что последние крупицы золота добыты? И чем можно было бы заняться в этой стране, наполовину обобранной одними только торговцами пушниной?..

Очень возможно, что скороспелые города, такие как Скагуэй, Дайя и Доусон, где нынче бойко идут дела и население пополняется непрекращающимся потоком иммигрантов, постепенно умрут, едва опустеют рудники Клондайка, — и это несмотря на то, что финансовые компании делают все, чтобы облегчить здесь сообщение и даже поднят вопрос о строительстве железной дороги от Врангеля до Доусона.

Сегодня Скагуэй битком набит переселенцами, как теми, что прибыли на судах по Тихому океану, так и теми, коих доставили канадские и американские железные дороги. И вся эта публика нацелена на Клондайк.

Часть переселенцев добралась до Дайи, городка, стоящего в конце Линн-канала. Но туда вместе с инструментом их привезли не пароходы, которым глубина залива не позволяет подниматься выше Скагуэя, а плоскодонные суда, специально задуманные так, чтобы беспрепятственно преодолевать отделяющие эти города пять миль, на столько же сокращая им путь по суше.

Именно в Скагуэе начинаются настоящие дорожные трудности, приходящие на смену относительно <легкому> путешествию на каботажных судах.

Прежде всего здесь надлежит упомянуть о совершенно беспардонных придирках американской таможни.

Позади принадлежащего доминиону Скагуэя есть полоса земли длиной в тридцать два километра, которая является владением Соединенных Штатов. В видах недопущения контрабанды на этой части своей территории, американцы эскортируют переселенцев до границы, за что строго взимают плату, исчисляющуюся немалым количеством долларов.

Прибыв в Скагуэй, двоюродные братья выбрали себе отель по вкусу. А выбирать было из чего, ибо в городе уже имелось несколько гостиниц. Самми Ским и Бен Реддл поселились в одном номере и, так как плата за него была даже выше ванкуверской, приложили все усилия, чтобы продолжить путешествие как можно скорее.

Постояльцев, ожидавших отправки в Клондайк, в этой гостинице была сущая бездна. Дети всех национальностей сидели в ресторане впритирку. Питание можно было назвать лишь сносным, но эмигрантам, добровольно обрекшим себя на многомесячные лишения, было не до разносолов.

С техасцами, общества которых кузены старательно избегали на борту «Фут-Бола», Самми Ским за все время пребывания в Скагуэе, слава Богу, не встретился. Да и не могло этого произойти, потому что Хантер и Мэлоун сразу же умчались в Клондайк, возвратившись туда, откуда полгода назад уехали. Транспорт для техасцев был уже приготовлен, и им оставалось только отправиться в путь, захватив проводников. Инструмент же их находился на фортимайлзском прииске.

— Какое счастье, — сказал Самми Ским, — что нам не придется ехать с этими грубиянами, и мне жаль их спутников… если, конечно, они им не под стать… боюсь, среди этой замечательной публики имеются всякие…

— Совершенно верно, — ответил Бен Реддл. — Но эти грубияны находятся в более выгодном положении, чем мы: им не надо торчать в Скагуэе, где нам предстоит провести несколько дней.

— Ничего, Бен! Ничего! — воскликнул Самми Ским. — Нас еще ждет удовольствие встретиться с этими типами на сто двадцать девятом участке, ближайшем соседе сто двадцать седьмого!.. Какое счастье!.. Это нас заставит поскорее — но как можно выгоднее! — продать дядюшкино наследство и вернуться домой!

Если Самми Скиму более не надо было заботиться о техасской парочке, иначе обстояло дело с монахинями, приплывшими тем же пароходом. Кузены без сострадания не могли думать об этих святых женщинах, зная, на какие опасности и лишения те себя обрекли. В самом деле, какую поддержку, какую помощь могли в случае надобности они найти, находясь среди кочевников, в душах которых зависть, алчность и златолюбие вытеснили всякое чувство справедливости и чести? Однако ж они избрали эту участь сами и без колебаний устремились в далекий Клондайк, бросив вызов трудностям, способным смутить любого, даже самого решительного мужчину.

Уже на следующий день Самми Ским и Бен Реддл имели случай встретиться с монахинями из общины сестер милосердия, когда те хлопотали о разрешении присоединиться к каравану, отправлявшемуся в дорогу через несколько суток и состоявшему из народа грубого и жалкого. И в этакой-то компании намеревались сестры совершить путешествие длиной в <…> километров[50]Около 600 км (по прямой линии). по долинам и озерам, лежавшим между Скагуэем и Доусоном!

Заметив монахинь, братья направились к ним в надежде оказаться полезными.

Сестры провели ночь в небольшом доме, принадлежавшем религиозной общине Скагуэя. Самми Ским приблизился и очень вежливо спросил, не желают ли они немного отдохнуть после утомительного странствия.

— Мы не можем, — ответила Марта, старшая из монашек.

— Вы держите путь в Клондайк? — поинтересовался Самми Ским.

— Да, сударь, — сказала сестра Марта. — В Доусоне очень много больных. Мать настоятельница тамошнего госпиталя ждет нас, а мы, к сожалению, все еще далеко.

— Вы едете из?.. — задал вопрос Бен Реддл.

— Из Квебека, — услышал он голос младшей сестры, которую звали Мадленой.

— Вы, конечно, возвратитесь обратно, когда в ваших услугах не будет более надобности?

— Этого мы еще не знаем, — произнесла сестра Марта. — Мы поехали по приказу игуменьи, а возвратимся тогда, когда будет угодно Господу.

Решимость и вера в Господню милость, прозвучавшие в речах святых женщин, взволновали братьев до глубины души. Далее беседа велась о далеком Доусоне, о длительных переходах от этапа к этапу по озерному краю и по землям Юкона, а также о связанных с транспортом сложностях и утомительной поездке на санях по льду озер и снежному насту. Когда монашки прибудут на место назначения, все препятствия и беды окажутся позади. Да, болезни могут быть опасными, и сестрам придется денно и нощно ухаживать за самыми тяжелыми больными. Что из того? Такова их миссия, а удовлетворение — от чувства исполненного долга. Их жизнь принадлежала несчастным и страждущим, всем скорбящим… Оные же сейчас находились в доусонском госпитале, и Марте с Мадленой надо было во что бы то ни стало до них добраться. Этого требовала тамошняя мать настоятельница, нуждавшаяся в помощницах. Вот почему сестры искали какой-либо вид транспорта, конечно, соответствующий их возможностям.

— Вы из Канады? — поинтересовался Самми Ским.

— Да, мы франко-канадки, — ответила сестра Марта, — но у нас более нет семьи, точнее, у нас теперь есть одна большая семья, состоящая из всех несчастных людей…

— Мы с братом много наслышаны о сестрах из общины сестер милосердия, — заявил Бен Реддл, — и нам известно, какие ценные услуги они оказывают во всех странах мира.

— Посему наши соотечественницы могут нами располагать, — добавил Самми Ским, — и если нам посчастливится быть им полезными…

— Спасибо, господа, — ответила сестра Мадлена. — Я надеюсь, что нам с сестрой Мартой удастся присоединиться к каравану, уже готовому к отправке в Клондайк.

— Вы направляетесь в Доусон? — в свой черед спросила сестра Марта.

— Туда, — проговорил Самми Ским. — Иначе для чего нам было приезжать в Скагуэй?

— Вы намерены провести там весь сезон? — сказала сестра Мадлена.

— О нет! — воскликнул Самми Ским. — Всего несколько дней! Уладим дело — и назад… Повторяю, сестра: поскольку мы тоже отправляемся в Клондайк… если у вас ничего не получится с караваном, мы с кузеном в полном вашем распоряжении.

— Благодарим вас, господа, — ответила сестра Марта. — В любом случае мы увидимся в Доусоне, и мать настоятельница будет рада познакомиться с соотечественниками.

По прибытии в Скагуэй Бен Реддл немедленно приступил к поискам транспорта до столицы Клондайка. Следуя совету, полученному в Монреале, он навел справки о некоем Билле Стелле, за которого ручались и с которым он, Бен Реддл, намеревался переговорить.

В ту пору Билл Стелл должен был находиться в Скагуэе. Этот канадец когда-то промышлял охотой в прериях. В продолжение нескольких лет он, к великому удовольствию военного начальства, служил скаутом, или разведчиком, в войсках доминиона и принял участие в затяжной войне, которую они вели против индейцев. Его считали человеком энергичным, отважным и хладнокровным.

Теперь Скаут занимался тем, что сопровождал иммигрантов, которых рабочий сезон вынуждал приезжать или возвращаться в Клондайк. Он был не только проводником, но и начальником группы лодочников, обслуживавших баркасы во время плавания по озерам, а также владельцем своры ездовых собак, которые таскали сани по заледенелым полям, тянувшимся за Чилкутскими дефиле;[51]Дефиле — узкий проход между возвышенностями. он же отвечал за питание караванов, составленных его стараниями.

Рассчитывая на услуги Билла Стелла, Бен Реддл, когда уезжал из Монреаля, не стал обременять себя и брата громоздким багажом. Он знал, что Скаут предоставит ему все необходимое для того, чтобы добраться до Клондайка и затем вернуться домой, и не сомневался, что в цене с ним сойдется.

На другой день по прибытии в Скагуэй Бен Реддл отыскал дом Билла Стелла, где ему сообщили, что Скаут ушел с караваном, подрядившись провести его через Уайт-Пасс к озеру Беннетт. Тому уже было двенадцать суток, и возвращение Билла ожидалось со дня на день, если, конечно, на маршруте не произошло непредвиденных задержек или если на спуске с перевала его не нанял кто-либо еще.

Но ничего подобного не случилось, и Бен Реддл, во второй раз придя к Скауту, наконец с ним встретился.

Стелл был мужчина пятидесяти лет, среднего роста, крепкого телосложения. Борода на его щеках начала седеть, голову покрывал жесткий ежик волос; взгляд был тверд и проницателен. На приятном лице Скаута отражалась безупречная честность. Служа в канадской армии разведчиком, он приобрел такие редкие качества, как сдержанность, бдительность и осторожность. Этого рассудительного, методичного и сильного человека обмануть было трудно. Будучи философом на свой манер, он старался видеть в жизни только хорошее, которое — не правда ли? — в ней все-таки есть… Испытывая удовольствие от своего ремесла, он никогда не поддавался соблазну подражать тем, кого водил на золотоносные земли, — ему было прекрасно известно, что многие погибали, не выдержав изнурительного труда, или возвращались оттуда еще более несчастными, чем прежде.

Бен Реддл сообщил Скауту о намерении отправиться в Доусон в ближайшие дни. Если он обратился к нему, то единственно потому, что в Монреале уверили, будто лучшего проводника в Скагуэе нет.

— Прекрасно, сударь, — ответил Скаут. — Вы просите, чтобы я проводил вас до Доусона. Сопровождать путников — моя работа, и у меня имеется все необходимое: и люди и экипировка.

— Мне это известно, — сказал Бен Реддл, — как и то, что на вас можно положиться.

— Вы рассчитываете пробыть в Доусоне только несколько недель? — задал вопрос Билл Стелл.

— Скорее всего так и будет.

— Речи о разработке участка нет?

— Нет. Участок, имеющийся у нас с кузеном, достался нам в наследство. Кое-кто хотел бы его купить. Но прежде, чем продать, хотелось бы составить представление о его ценности.

— Это разумно, господин Реддл. На какие только уловки не пускаются люди в подобных делах, чтобы обмануть своего ближнего! Так что осторожность не помешает.

— Оттого мы и решили поехать в Клондайк.

— После продажи участка вы вернетесь в Монреаль?

— Да, таковы наши планы. Потому-то мы просили бы вас отвести нас сначала туда, а затем обратно.

— Я думаю, мы договоримся, — ответил Скаут. — У меня привычки запрашивать лишнего нет. Мои условия таковы, господин Реддл.

Говоря кратко, проводник и инженер вели речь о переходе, который мог продлиться от тридцати до тридцати пяти суток. От Скаута требовались лошади или мулы, а также собачьи упряжки, нарты, лодки и палатки. Самми Ским и Бен Реддл не везли с собой горнорудного оборудования, и это упрощало задачу. Билл Стелл брал также на себя заботы о караване, и в этом он заслуживал полного доверия, так как никто лучше него не знал, что нужно для совершения перехода по абсолютно пустынному краю, в котором найти хоть что-нибудь — наипаче зимою — совершенно невозможно.

В конечном итоге сговорились на двух тысячах шестистах франках за сопровождение в Доусон и обратно в Скагуэй.

Бен Реддл, зная, с кем имел дело, счел неуместным торговаться с таким ответственным и честным проводником, каковым являлся Скаут.

В тот период транспортные расходы за переход через перевалы к озерам были довольно значительны по причине труднопроходимости обеих имевшихся там дорог: на одной брали по пять су за фунт веса багажа, на другой — по семь. Из этого следует, что такса Билла Стелла была вполне приемлемой.

— Договорились, — сказал Бен Реддл, — и не забудьте: нам желательно отправиться в путь как можно раньше.

— Пара суток — вот все, что мне потребуется, — ответил Скаут.

Оставалось решить, какой дорогой пойдет караван по гористой местности, предшествующей озерному району, где путников подстерегали самые большие трудности.

Отвечая Бену Реддлу, Скаут заявил:

— Есть две дороги, точнее, две тропы, — это Уайт-Пасс и Чилкутский перевал. За ними караванам остается лишь спуститься к озеру Беннетт или к озеру Линдеман.

— По какой из них намереваетесь пойти вы, Скаут?

— По той, что ведет через Чилкут, откуда мы выйдем прямо в конец озера Линдеман, сделав привал на Овечьей стоянке, где можно будет разбить лагерь и подкрепиться. К тому же снаряжение оставлено именно там… чтобы не таскать его в Скагуэй через гору.

— Повторяю, Скаут, — проговорил Бен Реддл, — мы полагаемся на ваш опыт, и все, что вы сделаете, будет для нас правильным. Что касается моего брата и меня, то мы готовы выступить по первому сигналу.

— Как я уже говорил, господин Реддл, через два дня, — сказал Билл Стелл. — Эти двое суток мне нужны для последних приготовлений. Если мы выйдем рано, то шутя пройдем четыре лье, разделяющие Скагуэй и верхнюю точку Чилкутского перевала.

— На какой высоте она находится?

— Около тысячи футов, — ответил Скаут. — Чилкутские дефиле тесны и извилисты. Но по-настоящему усложняет дело то, что сейчас они забиты людьми, повозками и упряжками… я уже не говорю о снеге, который по временам засыпает перевал.

— Тем не менее вы эту дорогу предпочитаете другой, — заметил Бен Реддл.

— Да. Потому что, преодолев Чилкут, мы выходим прямо к озеру.

После разговора со Скаутом Бену Реддлу оставалось только предупредить Самми Скима, чтобы тот был готов отправиться в дорогу через сорок восемь часов. Еще он объявил брату, что им страшно повезло с проводником, который брался подготовить все необходимое для путешествия в трудных условиях полярной зимы. Что до цены, предложенной и принятой, то она вовсе не являлась чрезмерно высокой, принимая в расчет то обстоятельство, что расстояние между Скагуэем и Доусоном можно было покрыть не менее чем за пять недель.

Самми Ским, который мог только одобрить сделанное кузеном, обмолвился единственным замечанием:

— Я вижу, что наши дела идут так хорошо, как только возможно, дорогой Бен. Но мне в голову пришла одна мысль, которую, надеюсь, ты найдешь превосходной и которая не причинит нам особых хлопот.

— Какая, Самми?

— А вот какая, — продолжил господин Ским. — Я имею в виду тех двух монашек, что сошли вместе с нами в Скагуэе. Я видел их и нашел в самом жалком положении. У них ничего не получилось с тем караваном, который, к слову сказать, вряд ли был для них подходящим, и теперь они не знают, как добраться до Клондайка. Так вот, почему бы не предложить им пойти вместе с нами и со Скаутом?

— Отличная идея, Самми! — не колеблясь поддержал кузена Бен Реддл.

— Наверное, потребуются дополнительные расходы по части транспорта и питания.

— Разумеется, Самми… Мы возьмем сестер на свой кошт… Но ты уверен, что они согласятся?

— Думаю, да. Канадки путешествуют вместе с канадцами — разве этим не все сказано, Бен?

— Замечательно, Самми. Переговори с монашками… и пусть они…

— Господи! Да они будут готовы через какой-нибудь час!

Отправиться в путь под защитой соотечественников действительно было лучшим выходом из положения, в каком оказались сестры, ибо так они избавлялись от назойливого общества темных личностей, устремившихся в Клондайк со всего света. А ведь таков был обычный состав шедших туда караванов! В лице братьев монахини обретали самых почтительных и усердных помощников и товарищей по тяжким странствиям.

В тот же день Самми Ским и Бен Реддл предстали перед сестрой Мартой и сестрой Мадленой, тщетно искавшими способ добраться до Клондайка.

Монахини были до глубины души тронуты предложением соотечественников; не дав сестрам произнести слов признательности, Самми Ским заявил:

— Благодарить нас должны не вы, а те больные, что ждут вас там и которым столь необходима ваша забота!

Глава VII

ЧИЛКУТ

Скаут был прав, отдав преимущество Чилкутскому перевалу. Да, Уайт-Пасс[52]Уайт-Пасс (White Pass) — в переводе с английского означает Белый перевал. начинался сразу же за Скагуэем, а Чилкут — в Дайе, но правдой было и то, что тяжело нагруженные переселенцы до этого местечка легко добирались на плоскодонках, способных подниматься до самого конца залива Линн-Канал.

Вот что ожидало путников, достигших гребня перевалов: если это был Уайт-Пасс, то им предстояло в самых жутких условиях пройти около восьми лье, остававшихся до озера Беннетт; если это был Чилкут, то их ожидали четыре лье, отделявшие седловину перевала от озера Линдеман, длина которого не превышала двадцати трех километров, а протяженность речки Карибу, соединяющей его с озером Беннетт, равнялась всего трем километрам.

Подъем на Чилкут был тяжелее, чем на Белый перевал, из-за почти вертикального склона, высотой в тысячу футов. Но это становилось препятствием лишь для тех переселенцев, кои несли с собой все свое тяжелое имущество. Не таково было положение двух канадцев, ведомых Биллом Стеллом. За Чилкутским перевалом их ожидала довольно приличная дорога к озеру Линдеман. Вези они шахтерское снаряжение, Скаут, вероятно, посоветовал бы им пойти через Уайт-Пасс. Эта первая часть перехода по горам того края, может, показалась бы им утомительной, но никак не сложной.

Что касается численности иммигрантов, направлявшихся к озерам, то она была велика на обоих маршрутах. Количество тех, кто отважился на подобные испытания и усилия, чтобы поспеть в Клондайк к началу рабочего сезона, исчислялось тысячами.

Утром второго дня мая месяца Билл Стелл подал сигнал к отбытию из Скагуэя. Сестра Марта и сестра Мадлена, Самми Ским, Бен Реддл и их проводник с шестью помощниками взяли направление на Чилкутский перевал. Двух саней, влекомых мулами, было достаточно, чтобы благополучно пройти часть дороги, заканчивающуюся в южной точке озера Линдеман, где Скаут оборудовал основной лагерь. Этот переход, даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, быстрее, чем за девяносто часов, совершен быть не мог.

На одних санях ехали монахини, закутанные в одеяла и меха, защищавшие их от непрерывно дувшего сильного ветра. Они и не подозревали, что путешествие будет проходить в таких условиях, и то и дело пускались благодарить Самми Скима и Бена Реддла, о чем те и слышать не хотели. Чувствуя себя счастливыми принести пользу сестрам в осуществлении их миссии, кузены с готовностью взяли на себя все дополнительные издержки по оплате труда Билла Стелла.

Впрочем, этот славный человек тоже испытывал удовлетворение, оттого что святые женщины приняли помощь соотечественников. Разве он сам, как и его подопечные, не был урожденным канадцем?

Проводник не скрывал от сестры Марты и сестры Мадлены, с каким нетерпением их ждали в Доусоне. Сил матери настоятельницы не хватало, многие монахини заразились, ухаживая за больными, которые ввиду различных повальных болезней переполняли госпиталь.

Более всего столица Клондайка пострадала от брюшного тифа. Его жертвы исчислялись сотнями. Несчастные переселенцы, оставившие на дорогах между Скагуэем и Доусоном многих своих товарищей, оказались легкой добычей для свирепствовавших там эпидемий.

«В хорошенькое же местечко нас понесло, — говорил самому себе младший из двоюродных братьев. — А эти женщины не колеблясь идут навстречу опасностям, которые, возможно, станут для них гибельными!»

Нести с собой провизию для перехода через Чилкут с его крутыми склонами явно не было необходимости. Скаут хорошо знал если не гостиницы, то по меньшей мере трактиры, эти примитивные постоялые дворы, где можно было перекусить и заночевать. Правда, приходилось выложить полдоллара за доску, служившую кроватью, и целый доллар за угощение, по обыкновению состоявшее из куска сала и ломтя непропекшегося хлеба. Впрочем, по выходе из озерного края от подобной диеты караван Билла Стелла избавился.

Погода стояла холодная. Дул ледяной ветер. Градусник показывал 10° ниже нуля по Цельсию. Однако, попав в колею, сани легко скользили по плотному снегу. Увы, это не избавляло тягловых животных от напряжения, поскольку подъем был крут. Вот почему мулы, собаки, лошади, быки и олени погибали во множестве, и Чилкутский перевал, равно как и Уайт-Пасс, был завален их трупами.

Выходя из Скагуэя, Билл Стелл взял курс на Дайю, избрав маршрут, проходивший вдоль восточного берега Линн-Канала. Его сани, менее нагруженные, чем иные, державшие направление на горный массив, обогнали многих. Но на дороге путников поджидала настоящая свалка: мешали двигаться отставшие; поперек дороги стояли повозки, часть которых перевернулась; животные отказывались идти, несмотря на удары и крики; одни переселенцы употребляли все силы, чтобы пробиться вперед; другие не жалели усилий, чтобы не дать себя обогнать; багаж то выкладывался, то грузился обратно; споры, стычки сопровождались бранью, к ней время от времени примешивался грохот револьверных выстрелов. Случалось, что собачьи упряжки перепутывались и проводники подолгу бились, силясь расцепить их под визг и лай полудиких животных. И все это сопровождалось завыванием ветра, насквозь продувавшего узкие ущелья Чилкута и Белого перевала. В довершение всех бед повалил снег, который в мгновение ока покрыл землю слоем в несколько футов!

Ходящие по заливу Линн-Канал баркасы преодолевают расстояние от Скагуэя до Дайи, как правило, за полчаса, тогда как посуху, учитывая сложность рельефа, его можно покрыть лишь за несколько часов. Караван Скаута очутился в Дайе ранее полудня.

Означенное местечко в ту пору представляло собой скопление палаток, несколько хижин и немногие домишки, разместившиеся в конце пролива, там, где происходит выгрузка оборудования, которое рудокопы должны переправить на ту сторону массива.

В этом городе-зародыше, возникшем у входа в Чилкутское ущелье, столпилось не менее пятнадцати сотен путешественников. Справедливо полагая, что нет причин затягивать пребывание в Дайе, Скаут решил воспользоваться установившейся холодной и сухой погодой, облегчавшей передвижение на санях, и, предварительно пообедав, начать переход через перевал с таким расчетом, чтобы ближайшую ночь провести на Овечьей стоянке.

Ровно в полдень Билл Стелл и его спутники выступили. Монахини заняли свои места в санях, Бен Реддл и Самми Ским шли пешком. Все невольно залюбовались грандиозными картинами дикой природы, открывавшимися взору за каждым поворотом ущелья, — заиндевелыми сосняками и березняками, поднимавшимися до самого верха склона; потоками, которые с грохотом исчезали в бездонных теснинах, не подвластные никаким морозам.

Овечья стоянка находилась в четырех лье от Дайи; чтобы их пройти, достаточно было нескольких часов. Однако путь к перевалу состоял из череды крутых подъемов; животные двигались шагом, часто останавливались, и проводник не без труда заставлял их идти дальше.

Бен Реддл и Самми Ским вели неторопливую беседу со Скаутом. Отвечая на один из вопросов, тот заявил:

— Полагаю, что часов через пять-шесть мы будем на Овечьей стоянке, на которой и дождемся утра.

— Найдется ли там какой-нибудь постоялый двор, чтобы сестра Марта и сестра Мадлена смогли немного отдохнуть? — поинтересовался Самми Ским.

— Да, — ответил Билл Стелл. — Овечья стоянка — это место, специально оборудованное для отдыха переселенцев.

— Но, — заметил Бен Реддл, — не окажется ли она переполненной?

— Не исключено, — проговорил Скаут. — Впрочем, тамошние трактиры не слишком привлекательны. Возможно, было бы лучше провести ночь в палатках.

— Господа, — сказала сестра Марта, услышавшая со своих саней разговор мужчин, — нам не хотелось бы вас стеснять.

— Стеснять? — воскликнул Самми Ским. — Каким образом, сестра, вы можете нас стеснять? Ведь у нас имеется целых две палатки! Одна — для вас, другая — для нас!

— А с печками, которые будут топиться до свету, вам будут нипочем любые морозы, — вступил в беседу Билл Стелл, — хотя об эту пору они бывают крепкими.

— Спасибо, господа, — сказала сестра Мадлена. — Но, если вы найдете нужным продолжить путь ночью, не хотелось бы, чтобы наше присутствие вам помешало.

— Не беспокойтесь, сестра, — рассмеялся Самми Ским. — Будьте уверены — когда возникнет надобность, мы вам предоставим возможность потрудиться и помучиться!

Караван вступил на Овечью стоянку в шесть часов. Собаки были на пределе сил. Люди Скаута срочно выпрягли их и накормили.

Билл Стелл не обманывал, когда говорил, что деревенские постоялые дворы были лишены удобств и едва дотягивали до <таких>, где обыкновенно ночует бедный люд. Но и здесь свободных мест не было. Скаут распорядился установить палатки под деревьями, подальше от общего лагеря, где царило вавилонское столпотворение[53]Вавилонское столпотворение. — В Библии рассказывается, что в Вавилоне, крупнейшем городе тогдашнего мира, заносчивые люди решили построить огромную башню («столп») высотой до неба. Строить эту башню собралась огромнейшая масса людей — представители всех племен и народов, но Бог помешал этому строительству, развалив исполинское сооружение..

Разбив палатки, перенесли в них одеяла и меха из саней. Растопили печки. Если и пришлось удовлетвориться холодной говядиной, то напитки были горячими: чая и кофе было вдоволь. Оставшись наконец одни, сестра Марта и сестра Мадлена помолились за своих заботливых соотечественников и, завернувшись в одеяла, уснули, прижавшись друг к другу.

Население второй палатки продолжало бодрствовать в клубах табачного дыма. Печурки раскалились докрасна, и это было хорошо, поскольку ночью ударил мороз градусов в семнадцать.

Нетрудно представить себе, как настрадались все эти сотни мужчин, женщин и детей, не сумевшие найти в деревне пристанище и измотанные первыми же километрами странствия, которое показалось им теперь бесконечным.

На другой день рано утром Билл Стелл приказал собрать палатки. Надо было выступать, пока не рассвело окончательно, чтобы оказаться на Чилкутском перевале раньше остальной толпы.

Стояла все та же морозная и сухая погода, и если учесть продолжавшееся похолодание, это было намного лучше, нежели налетавшие вдруг заряды снега и вьюги, столь опасные в высоких широтах Северной Америки.

Сестра Марта и сестра Мадлена покинули палатку первыми и перенесли свой скромный багаж на сани. Позавтракав, а точнее выпив по паре чашек горячего чая или кофе, люди расселись по саням, и мулы зашагали вперед, усердно поощряемые бичами погонщиков.

Скорость движения не могла быть большей, нежели накануне. Чем ближе к вершине массива, тем круче становился подъем. Скаут совсем не напрасно заменил мулами собак и оставил их для спуска к озерам. Для мулов возложенная на них работа не была слишком тяжелой; им оказалось вполне под силу тащить нарты по этой ухабистой, каменистой дороге, которая, если бы вдруг ударила оттепель, оказалась бы еще труднее.

Так же, как накануне, Бен Реддл и его кузен сочли полезным пройти часть дороги пешком; чтобы разогреться, монашки время от времени слезали с саней и присоединялись к братьям.

Дорога, по обыкновению, была запружена толпой. Не исчезли и вчерашние колдобины и камни, делавшие ее столь тяжелой и заставлявшие то и дело останавливаться, порой надолго, чтобы распутать упряжки и растолкать чужие нарты. Скауту и его людям не раз приходилось пускать в ход кулаки.

У подножия склонов виднелись трупы — и не только животных. Под деревьями и на дне теснин валялись мертвые тела убитых холодом и усталостью переселенцев, брошенные под открытым небом, без креста и без могилы. Мужчины, женщины, дети, не способные двигаться дальше, валились на промерзшую землю, и поднять их не пытался никто. Сестра Марта и сестра Мадлена при поддержке спутников пробовали помочь некоторым, согревая их водкой, запас которой хранился у Скаута. Но что они могли сделать? Положение идущих осложнялось тем, что мало у кого имелось достаточно корма для лошадей, мулов и оленей: в районе, по которому пролегала дорога, связывавшая Скагуэй с озерами, фураж стоил страшно дорого; тонну сена продавали за четыре сотни долларов, а тонну овса — за триста. На счастье братьев, упряжки Скаута были обеспечены всем, и им не грозила опасность остаться на голодном пайке на северном склоне массива.

Добрая половина тягловых животных состояла из собак; с их кормежкой больших трудностей не возникало, ибо они способны были утолять голод падалью, из-за которой постоянно грызлись.

Подъем на Чилкут давался с большим трудом. Каждые четверть часа приходилось делать по две-три остановки, расчищая себе путь в густой толпе. В некоторых местах проход оказывался таким узким, что разборные лодки, которые люди везли с собой, надо было снимать с саней, а лошадей и мулов — проводить поодиночке. Все это отнимало много времени и вызывало постоянную путаницу упряжек.

Порою угол наклона дороги доходил до 45°, и тогда животные отказывались идти. Их подковы оставляли на окропленном кровью снегу глубокие рытвины.

В пять часов пополудни Скаут приказал каравану остановиться. Измученные животные больше не могли сделать и шагу, хотя нагружены были гораздо меньше остальных. Справа от дороги находился овраг, где росло множество хвойных деревьев. Они представляли собой надежное укрытие для палаток от сильных порывов ветра, которые могли принести потепление.

Билл Стелл хорошо знал это место, где ему не раз доводилось ночевать, и потому устройство бивуака совершалось своим обычным порядком.

— Существует ли опасность шквального ветра? — задал вопрос Бен Реддл.

— Да. Ночь предстоит беспокойная. И никакая мера предосторожности не будет лишней. Сюда вьюги затягиваются, словно в воронку.

— Но, — заметил Самми Ским, — как мне кажется, нас может выручить само направление оврага.

— Именно потому я и выбрал это место, — ответил Билл Стелл.

И он снова оказался прав. Пурга, начавшаяся в семь часов и прекратившаяся только в пять утра, была ужасной: из-за густо валившего снега в пяти шагах уже ничего не было видно. Поддерживать огонь в печках удавалось с большим трудом, ибо ветер загонял дым обратно; к тому же пополнять запас дров в такую вьюгу было делом небезопасным. Палатки, однако, устояли, хотя братьям пришлось бодрствовать немалую часть ночи, боясь, как бы не сорвало шатер, в котором спасались монашки.

Эта беда случилась с большинством палаток, установленных не в овраге, а у подножия склонов. Когда рассвело, стало очевидным, сколь велико было бедствие, обрушившееся на лагерь ночью: многие животные, порвав поводья и путы, разбежались; сани оказались перевернутыми, часть их упала в ущелье, на дне которого гремела река, а находившееся в них оборудование пришло в негодность. Потерпевшие весь этот урон переселенцы рыдали, моля о помощи, оказать которую им никто не мог.

— Бедные люди… бедные люди! — шептали монахини. — Что с ними теперь будет?

Скаут спешил. Предстояло восхождение на вершину Чилкута. Последовала команда выступать, и караван медленно двинулся в гору.

На рассвете вьюга внезапно прекратилась, что на северных широтах явление заурядное. Однако из-за принесенной с северо-востока массы воздуха столбик термометра вновь опустился до отметки —12°.

Снег покрыл землю толстым слоем, и она сделалась твердой как камень, что неизменно способствует лучшему скольжению нарт — правда, при условии, что склон не слишком крут… и Билл Стелл сказал об этом своим спутникам.

Тем временем пейзаж переменился: в радиусе трех-четырех лье уже не было видно ни одного деревца. За холмами простиралась долина, от белизны которой делалось больно глазам. Страдания усилились бы, если бы снег начал таять. Как известно, в этих обстоятельствах учащаются случаи воспаления слизистой оболочки глаз, во избежание чего люди, имеющие синие очки, водружают их себе на нос, а те, у кого их нет, мажут веки и ресницы древесным углем.

Именно так поступили Бен Реддл и Самми Ским, послушавшись совета Скаута. Что касается монашек, они надвинули на лоб капюшоны и потому могли не бояться отражения солнечного света. Впрочем, заняв место в санях, они тут же с головой укрылись одеялами, и глаза их оказались в полной безопасности.

Сестры, привыкшие оказывать помощь, а не получать, были решительно растроганы вниманием, которое им оказывали спутники. Но Самми Ским не уставал повторять, что мечтает доставить их в целости и сохранности в столицу Клондайка, имея в виду доусонских больных.

— Кстати, — заметил он, — при необходимости мы с Беном обязательно придем в ваш госпиталь и надеемся найти там хороший прием. Как видите, мы небескорыстны!

Вечером четвертого мая караван сделал привал на верхнем плато Чилкут-Пасса. Там же Скаут разбил лагерь. На другой день предстояло подготовиться к спуску по северному склону массива.

Высота плоскогорья в этом месте равнялась <…> футам, что было ниже Уайт-Пасса, с его <….> футами.

Нетрудно себе представить, какая давка творилась на продуваемом всеми ветрами плато, где скопилось около двух тысяч иммигрантов, которые принялись устраивать там тайники для укрытия оборудования. Спуск был сложным, и, чтобы избежать катастрофы, можно было взять с собой только небольшой груз. И тогда все эти люди, которым вид золотоносных участков Клондайка придавал новые силы и нечеловеческую выносливость, сойдя вниз с частью багажа, должны были возвращаться обратно за оставленным оборудованием, и так пятнадцать — двадцать раз в продолжение нескольких дней. Именно тогда особенно ценными оказались собачьи упряжки. Нередко сани, которые они тащили, заменялись бычьими шкурами, лучше скользившими по плотному снегу. Но какие ужасные мучения доставлял ветер, не встречавший никаких преград на голом склоне Чилкута! Однако перед людьми простирались долины Клондайка, и несчастные убеждали себя в том, что земли <…> удача <…>

Биллу Стеллу и его каравану не было надобности ни долее оставаться на вершине, ни сооружать тайники, поскольку ничего, кроме личных вещей, в их багаже не имелось, и не надо было возвращаться на гору, раз с нее сошедши. Спустившись в долину, они должны были только пройти те несколько лье, что отделяли их от озера Линдеман.

На другой день, шестого мая, Скаут распорядился сложить палатки и заменить мулов собаками, которых держал про запас его сподручник, находившийся на плато.

Увы, последняя ночь оказалась тяжелой. Внезапно потеплело, и вьюга набросилась на лагерь с новой силой. На этот раз палатки не устояли, как накануне в овраге; их неоднократно срывало вместе с колышками креплений. Пришлось палатки сложить и, закутавшись в одеяла, с философским терпением ждать наступления нового дня.

«Воистину, — размышлял Самми Ским, — никак не обойтись без философии всех древних и новых любомудров среди ужасов этого путешествия, пускаться в которое никто меня не принуждал!»

Действительно, в редкие минуты затишья в кромешной темноте со всех сторон слышались вопли и проклятия раненых людей, которых ураганный ветер перекатывал по поверхности земли; к их стенаниям примешивались ржание лошадей, лай собак и крики ослов, рассеянных по всему пространству плоскогорья.

Наконец рассвело, и Билл Стелл подал сигнал выступать. Собак впрягли в сани; из осторожности никто из путников сесть в них не решился. Следуя совету и примеру Скаута, братья натянули на ноги по три пары носков и надели своеобразные мокасины, идти в которых было заметно легче. Сделать то же сестры Марта и Мадлена не могли. Караван продвигался медленно: склон был скользким и оттого опасным.

Однако благодаря мерам предосторожности и опыту Скаута спуск завершился счастливо, — если не считать крайней усталости путников, — и нарты благополучно достигли долины, лежавшей у выхода из Чилкутского ущелья. Погода улучшилась, ветер стих и дул уже с востока. Потеплело. Но снег таять не начал. В противном случае идти было бы несравненно труднее.

Преодолев перевал, многие переселенцы стали бивуаком в ожидании прибытия оставшегося оборудования. Место лагеря оказалось просторным — такой тесноты, как на верхнем плато, не было. Кругом росли деревья, и это обеспечивало палаткам надежную защиту.

Караван Скаута провел здесь очередную ночь. На следующий день они пошли дальше по дороге, значительно более соответствующей своему названию, и, покрыв расстояние в четыре лье, к полудню очутились в южной точке озера Линдеман.

Глава VIII

НА ОЗЕРЕ ЛИНДЕМАН

Все послеобеденное время того дня было посвящено отдыху; Скаут же срочно занялся подготовкой к плаванию по озерам.

Самми Ским и Бен Реддл могли только себе поаплодировать за то, что подрядили этого предусмотрительного и внимательного к ним и их спутницам человека.

Свое снаряжение Билл Стелл держал в конце озера, на стоянке, где к тому времени скопилось около тысячи переселенцев. Главные постройки Билла Стелла находились на противоположном склоне возвышенности. Помимо прочих среди них был небольшой деревянный дом, состоявший из нескольких отдельных комнат, к которому примыкал сарай, где хранились нарты и иные транспортные средства. Позади имелись стойла для вьючных животных, а также отдельная постройка для ездовых собак, так необходимых для спуска с Чилкута.

Этот перевал уже начал пользоваться большей популярностью, нежели Уайт-Пасс, хотя тот вел прямиком к озеру Беннетт и делал ненужным плавание по озеру Линдеман. Переправа людей и их снаряжения по этому последнему — независимо от того, было ли оно замерзшим или свободным ото льда, — проходила в условиях более удобных, чем путешествие по бескрайним полям и густым лесам, покрывавшим пространство между Белым перевалом и озером Беннетт. Сказанное лишний раз объясняет, почему значение стоянки, избранной Скаутом, неуклонно возрастало. Промышляя транспортировкой переселенцев из Скагуэя в Доусон, этот проводник зарабатывал хорошие деньги, и к тому же способом явно более надежным, чем разработка клондайкских приисков.

Впрочем, Билл Стелл занимался этим выгодным ремеслом не один. Его коллеги канадского и американского происхождения трудились кто на озере Линдеман, кто на озере Беннетт, и все они постоянно были нарасхват, ибо к началу рабочего сезона, открывавшегося в первых числах мая, в Доусон устремлялись тысячи переселенцев.

Правда, многие золотоискатели из экономии не обращались ни к Скауту, ни к его конкурентам, и тогда им приходилось самим везти оборудование из Скагуэя, складывая на сани разборные деревянные или жестяные лодки — и мы видели, с какими трудностями был сопряжен их переход через Чилкутский хребет. Не меньше сложностей возникало и на Уайт-Пасс. И там и здесь значительная доля оборудования ломалась.

Иные, оберегая себя от неудобств и лишней траты средств, поступали по-другому. Чтобы не тащить с собою лодки на озера, они заказывали их или строили сами уже на месте, на берегу. В тех лесистых краях недостатка в материале не ощущалось, но зато расходовалось огромное количество полезного времени на рубку и распиловку деревьев, а также на подгонку досок, ибо лодки должны были выдерживать весьма сильные удары о льдины и подводные камни. Правда, на озерах уже работало несколько мастерских и лесопилен, и их загруженность неуклонно возрастала.

Приведя караван, Билл Стелл направился к своему коллеге, жившему вместе с рабочими, такими же канадцами, как он сам. Обычно эти люди подряжались проводить лодки по озерам до самого Юкона, и им вполне можно было доверять, ибо они знали все сложности, связанные с этим плаванием, довольно опасным, особенно в половодье.

Ветер крепчал, поэтому Бен Реддл, Самми Ским и монашки с готовностью приняли предложение поселиться в доме Скаута, в котором им отвели лучшие комнаты. Разница температуры воздуха на улице и в помещении равнялась 20° Цельсия. Провести в доме предстояло всего сутки, поскольку лодки уже были готовы принять багаж. Что касается провианта, то решили пополнить его на озере Беннетт.

Сестра Марта и сестра Мадлена со всеми возможными удобствами разместились в предоставленной им комнатушке, обогревавшейся печкой; проведя монахинь туда, Самми Ским заверил их, что самое трудное осталось позади.

Однако, когда он возвратился в общую залу, Скаут нашел необходимым сказать:

— Самое трудное в смысле усталости — да, господин Ским, но впереди несколько сотен лье, отделяющих нас от Клондайка.

— Я это знаю, дружище Билл, — ответил Самми, — но у меня имеются кое-какие основания считать, что вторая половина пути будет не столь опасной и утомительной.

— Вы ошибаетесь, господин Ским, — возразил Скаут.

— Нам предстоит лишь довериться волнам озер и рек — не более того!

— Совершенно верно. Но до конца зимы еще далеко, а когда начнется половодье, наша лодка окажется в центре ледохода, и ее ожидает не один тяжелый волок.

— Решительно, — сказал Самми Ским, — многое еще предстоит сделать, чтобы туристам было удобно путешествовать по этим территориям доминиона! И мне думается, что благословенные времена не наступят никогда.

— Отчего же? — возразил Бен Реддл. — Надобно лишь проложить железную дорогу… Кажется, к укладке рельсов от Скагуэя до озера Беннетт скоро приступят, а затем их протянут до самого Форт-Селкерка. Дорога до озера будет занимать часов пять, туда станут ходить три ежедневных поезда, билет будет стоить пятьдесят франков, а перевозка тонны груза — тридцать. Инженер Хокинс рассчитывает обойтись двумя тысячами человек, платя им по полтора франка за час работы.

— Довольно, дорогой Бен! Довольно! — воскликнул Самми Ским. — Мне известно, что ты знаешь все. Но вот что ты забыл, как запамятовали и инженеры: золото вычерпают из клондайкских недр прежде, чем завершится строительство чугунки, и не будет ни рудников, ни старателей, ни грузов, ни перевозок. Страна опустеет!

— Что на это скажете вы, Билл? — задал вопрос Скауту Бен Реддл. Но тот, не найдясь, только покачал головой. Однако, отвечая некоторое время спустя на очередной вопрос энергичного инженера, он развернул перед ним довольно грубо нарисованную карту территории, орошаемой Юконом и заключавшей пространство между озерами и землями по ту сторону Клондайка, и сказал:

— Вот, господин Реддл, озеро Линдеман, что находится у подножия Чилкута. Нам предстоит его пересечь по всей длине.

— Чему она равна? — спросил Самми Ским.

— Двум лье, — ответил Скаут. — Чтобы покрыть такое расстояние, требуется мало времени, и когда озеро подо льдом, и когда льда нет совсем.

— Что далее? — поинтересовался Бен Реддл.

— Далее находится волок в полторы мили, по которому надо будет перетащить лодку и вещи до стоянки на берегу озера Беннетт. Длительность этого отрезка пути зависит от температуры воздуха, а вы уже видели, как она меняется изо дня в день.

— Действительно, — подтвердил Бен Реддл, — перепады температур достигают пятнадцати — двадцати градусов, в зависимости от направления ветра — с севера или с юга.

— Вообще говоря, — продолжил Билл Стелл, — сухой мороз, при котором образуется прочный наст, лучше, поскольку тогда лодку можно тащить как сани, и при этом достаточно одной хорошей собачьей упряжки.

— Итак, — сказал Самми Ским, — мы пришли на озеро Беннетт…

— Да, — ответил Скаут. — Его протяженность с севера на юг равна двенадцати лье. Однако на преодоление этого расстояния уйдет не менее трех суток из-за того, что надо будет делать остановки. К тому же озеро еще не освободилось ото льда.

— За Беннеттом еще один волок? — спросил Самми Ским, изучая карту.

— Нет. Это река Карибу. Ее длина равна одному лье. Карибу связывает это озеро с озером Тагиш, протяженностью в семь-восемь лье, по которому можно попасть в озеро Марш, почти такой же длины. Из него вытекает довольно извилистая река, которая тянется целых десять лье; ее русло перегораживают перекаты Уайтхорс, тянущиеся на три мили, и проходить их бывает не только трудно, но и опасно. Затем мы попадаем в приток речки Такины, которая приведет нас к началу озера Лаберж. На этом отрезке маршрута могут возникнуть самые длительные задержки из-за перекатов Уайтхорс. Однажды мне пришлось проторчать на выходе из Лабержа ровно неделю.

— Разве озеро не судоходное? — спросил Бен Реддл.

— Судоходны всего тринадцать лье, — ответил Билл Стелл. — Но нам лучше туда не попадать во время ледохода, потому что лишь при большом везении лодка не будет раздавлена льдами, которые гонит в это озеро река Льюис. Так что, пока держатся морозы, надо постараться протащить по нему лодку на веревке.

— Но так потребуется больше времени, — заметил Самми Ским.

— Зато этот способ надежнее, — отпарировал Скаут. — Поверьте моему опыту. Мне уже доводилось оказываться там в ледоход, и всякий раз я думал, что погибну.

— Когда дойдем до озера, тогда и решим, как поступить, — заявил Бен Реддл.

— Полагаю, мучиться слишком долго нам не придется, — сказал проводник. — Похоже, в этом году весна ранней не будет.

— Почему вы так думаете?

— Все еще нет дикой птицы: ни куропаток, ни рябчиков — вообще ничего!

— Очень жаль, — проговорил Самми Ским. — Я бы с удовольствием сделал пару выстрелов.

— Всему свое время, — ответил Скаут. — Пока подумаем о том, как выбраться из этого озерного края. А после, уже на Льюисе и затем на Юконе, вы, господин Ским, настреляетесь вдоволь, если, конечно, появится дичь.

— Уж я постараюсь, Билл! Хотя бы ради пополнения провианта.

— Скаут, — спросил Бен Реддл, — не считая нескольких волоков, ваша лодка доставит нас прямо в Доусон?

— Да, господин Реддл. Уверяю вас — как бы там ни было, путешествие на лодке остается самым удобным.

— Как по Льюису, так и по Юкону? — продолжал расспросы Бен Реддл. — Сколько лье от Лабержа до Клондайка?

— Вместе с излучинами — приблизительно полтораста.

— Да, мы явно далеко от цели, — произнес Самми Ским.

— К сожалению, — ответил Скаут. — Даже когда мы войдем в Льюис, что вытекает из озера на север, нам еще остается, как говорит карта, более половины пути.

— Хочется верить, — заметил Бен Реддл, — что таких трудностей, с какими мы имели дело на Чилкутском перевале, уже не будет.

— Да, — бодро произнес Билл Стелл, — недель через пять-шесть, когда реки освободятся ото льда, путешествие превратится в сплошное удовольствие. Однако в первых числах мая особенного тепла ожидать не следует, а это значит, что поход затянется.

— Если все сложится хорошо, — спросил Самми Ским, — то сколько наше странствие может продлиться еще?

— Определенно сказать трудно, — произнес Билл Стелл, — трудно даже с точностью до двух недель. Иные добираются из Скагуэя в Доусон за три недели, другие за два месяца и больше. Повторяю: все зависит от сезона и погоды.

— Я очень надеюсь, что мы попадем в Клондайк в первые семь дней июня, — заявил Бен Реддл.

— Я тоже, — ответил Билл Стелл, — но не очень в этом уверен.

— Что же, — сказал Самми Ским, — странствие предстоит долгое, и следует подкопить сил, а поскольку есть возможность провести чудную ночь на озере Линдеман, давайте ложиться спать.

И в самом деле, та ночь оказалась лучшей из всех, пережитых братьями после отъезда из Ванкувера. Дров имелось вдоволь, и раскаленная печка поддерживала в приютившем их крепком домишке достаточно высокую температуру.

На другой день, восьмого мая, сестры Марта и Мадлена, появившись первыми в общей зале, сварили кофе, которого Самми Ским и Бен Реддл получили по добрых две чашки. В этом и состоял завтрак каравана и его проводника перед выходом на лед озера Линдеман.

Выступать планировалось часов в девять, не раньше. Билл Стелл рассчитывал, что половины дня хватит, чтобы пройти все озеро и достичь стоянки на Беннетте, где можно было бы провести ночь почти в таких же условиях, как на Линдемане.

Во всем, что касалось перехода, кузены полностью полагались на Скаута; они не раз видели проводника в деле и потому старались ему не мешать.

Термометр в домишке показывал семь градусов выше нуля; на улице температура воздуха равнялась пятнадцати градусам ниже нулевой отметки. Эта разница требовала принятия некоторых мер предосторожности.

Вот почему, позавтракав вместе с монашками, Самми Ским взял с них обещание укрыться как можно старательнее, когда они займут места в лодке, которую собакам предстояло тащить по замерзшему озеру.

— У нас имеется все, во что можно закутаться. И помните, что мороз к сестрам милосердия не менее беспощаден, чем ко всем остальным… Позволяет ли устав ордена или нет, но вам придется завернуться в меха с ног до головы.

— Не беспокойтесь, господин Ским, — улыбаясь, произнесла сестра Мадлена. — Уставом нам это не возбраняется.

— Отлично, — ответил Самми Ским. — Но вот что вам точно запрещается: рисковать здоровьем без надобности. И мы надеемся, что в Доусоне вы станете принимать все меры предосторожности, которых требует тамошний скверный климат, с его пятидесятиградусными морозами.

— Зима… это… — многозначительно произнес Бен Реддл.

— Вот именно: зима! — с упреком в голосе заметил младший брат. — Жаль, что не лето!.. А теперь, сестра Марта и сестра Мадлена, соблаговолите упаковаться… и — в путь!

Ровно в девять часов прозвучал сигнал к отбытию. Люди, шедшие с Биллом Стеллом от Скагуэя, должны были идти с ним до Клондайка. Их руки были очень нужны для сопровождения превращенной в нарты лодки вплоть до Льюиса или Юкона.

Что касается собак, то они принадлежали к породе, отлично переносившей местный климат. Не имея шерсти на лапах, они легко бежали по снегу без всякого риска в нем застрять. Но ежели сии животные были самой природой приспособлены к жизни на севере, своей первородной дикости они не утратили и могли посоперничать в ней не только с лисами, но и с волками. Потому-то проводникам удавалось держать их в повиновении только с помощью ласки и лакомства.

Теперь в команду Билла Стелла вошел лоцман. Ему предстояло управлять лодкой на озерах и реках. Это был клондайкский индеец по имени Нелуто, который прекрасно владел своим делом, а также знал все трудности плавания по стремнинам и порогам. Он работал со Скаутом уже девятый год, и его опытности можно было доверять безбоязненно.

Лет сорока от роду, крепкий телом и ловкой ухватки человек, Нелуто слыл неутомимым ходоком и заметно отличался от местных индейцев, что было отмечено Самми Скимом.

Принадлежа к вымирающей расе, аборигены Верхней Колумбии и Аляски в большинстве своем некрасивы, нескладны, узкоплечи и слабы на вид. Они определенно не являются эскимосами[54]Население территории Юкон, где разворачивается основное действие романа, представлено индейцами языковой группы атапасков., несмотря на то, что цвет лица у них такой же темный, как и у представителей этого северного народа. Однако схожесть с ним подчеркивают их жирные длинные волосы, спускающиеся до плеч.

Нелуто не мог, конечно, зарабатывать больших денег своей работой: хотя он и имел дело с иностранцами, но они после первого нашествия на Клондайк уже не были людьми первого разбора. До знакомства со Скаутом индеец служил в Компании Гудзонова залива, проводником охотников за пушным зверем. Он прекрасно изучил свой обширный край, пройдя его вдоль и поперек, включая земли, лежащие за Доусоном и в долине Юкона, ограниченные на севере Полярным кругом.

Не будучи общительным, Нелуто тем не менее владел английским языком достаточно, чтобы понимать и быть понятым. Впрочем, кроме как о своем ремесле, ни о чем другом он не разговаривал и слова из него приходилось буквально вытягивать клещами. Так что Самми Ским и Бен Реддл не рассчитывали узнать от него что-либо дельное о разработке золотых приисков.

Одновременно этого человека, прекрасно чувствовавшего себя в условиях Клондайка, можно было с большой пользой расспросить о местном климате. Вот почему Бен Реддл в первую очередь задал индейцу вопрос: что тот мог бы сказать о стоявшей в эту пору погоде и о времени начала ледохода.

Видя, как Нелуто оробел перед иностранцем, Билл Стелл повторил вопрос инженера.

Отвечая, лоцман заявил, что, по его понятию, сильные морозы продержатся еще недели две, раньше снег таять не начнет и лед не тронется.

Из сказанного можно было заключить, что на первых порах свободная вода лодке не встретится, если, разумеется, не случится неожиданной перемены погоды, а это на высоких широтах происходит часто.

Во всяком случае, надлежало готовиться не к плаванию по озеру Линдеман, а к волоку по его льду. Если монахини имели возможность ехать в лодке, которой, заметим в скобках, предстояло скользить на боку, то мужчины должны были следовать за этой лодкой пешком.

Итак, караван пустился дальше, но собак, которые никак не желали трогаться с места, пришлось поощрять и голосом и бичом. По озеру сновали толпы людей. Сотни переселенцев брели за своими разномастными упряжками.

Лед был довольно гладок, и Бен Реддл с Самми Скимом обулись в мокасины. Если бы не необходимость сопровождать лодку, они перешли бы озеро за тридцать минут. Но караван должен был сохранять компактность, и за этим неусыпно надзирал Билл Стелл.

Погода наладилась. Резкий ветер, дувший накануне с севера, утих и переменился на южный. Однако мороз оставался прежним: градусов в двенадцать, что было хорошо, поскольку в противном случае, то есть в метель, переход значительно бы усложнился.

И все же скорость движения не была высокой, да и монашки вдруг решили пройти часть пути пешком. Порой ледяная поверхность озера становилась торосистой, тогда лодка ударялась о глыбы льда и усидеть в ней было невозможно.

Короче говоря, восемь километров озера Линдеман были пройдены к одиннадцати часам дня. На полторы мили, отделявшей его от озера Беннетт, ушло еще около часа. Таким образом, караван Скаута добрался до стоянки на южной оконечности озера лишь к полудню.

Глава IX

ОТ ОЗЕРА БЕННЕТТ ДО ДОУСОНА

Озеро Беннетт, самый большой закрытый водоем этого края, простирается с юга на север на десять лье.

Если бы пароходное сообщение было налажено и суда доставляли переселенцев до перекатов Уайтхорс и ежели бы далее, за волоком, другие стимеры довозили пассажиров до северной оконечности озера Лаберж, от скольких бы мучений, бед и страданий оказались избавленными люди на пути к реке Льюис, плавно переходящей в Юкон близ Форт-Селкерка. Правда, подобная навигация была бы возможна лишь после ледохода, когда озера и реки освобождаются от флотилии льдин, которые иногда встречаются даже в конце мая. В таком случае оставалось бы лишь преодолеть путь до Доусона длиной в сто двадцать — сто тридцать лье.

Однако в ту пору пароходы по озерам и реке Льюис не ходили. Об устройстве этого сообщения только подумывали, точно так же, как и о прокладке железной дороги с отправным пунктом в Скагуэе; и переселенцы были обречены на жесточайшие испытания.

Само собой разумеется, после того как Клондайк будет вычерпан до дна, эта орда рудокопов покинет его навеки. Но вполне возможно, что до того дня, когда будет сделан последний удар кайлом, пройдет лет пятьдесят.

В беннеттском лагере народу было не меньше, чем на Овечьей стоянке или на озере Линдеман. В нем толпились тысячи иммигрантов, ожидавших возможности продолжить путь. Здесь и там стояли палатки, на месте которых очень скоро возникли бы лачуги и хижины, продлись нашествие на Клондайк еще несколько лет.

В этой едва родившейся деревеньке, рисковавшей обратиться в поселок и даже город, уже имелись трактиры, готовые превратиться в отели. И они, по сути, таковыми и являлись, если судить по высоким ценам, запрашиваемым за проживание и питание, невзирая на полное отсутствие удобств. Сверх того, на стоянке существовал полицейский пикет, а на поросших лесом берегах озера работали лесопильни и верфи, где строительство баркасов шло полным ходом.

Надлежит добавить, что полисмены блюли порядок не только в лагере. Губернатор доминиона распределил их по всей территории округа, где исполнение охранных обязанностей нередко бывало сопряжено с опасностями, ибо повсюду бродили разноплеменные искатели приключений; так что полиции едва-едва удавалось поддерживать безопасность на дорогах Клондайка.

Метеорологические предсказания индейца Нелуто оказались верными. После погода внезапно переменилась. Подул южный ветер, и столбик термометра поднялся до нуля градусов по Цельсию — это были симптомы, пренебрегать которыми не следовало. Все говорило о том, что холода прекратились и окончательно установившаяся оттепель вызовет бурный ледоход, который в назначенный природой срок откроет навигацию по рекам и озерам.

К тому же в эту первую неделю мая часть озера Беннетт уже была свободна ото льда. Между ледяными полями имелись проходы, доступные для лодок, и их экипажи, смирившись с удлинением пути, могли отправляться в плавание безо всякого риска. Да, четыре десятка километров по озеру, таким образом, превращались в восемь, но это освобождало от волока и даже давало выигрыш во времени, независимо от способа плавания — на веслах или под парусом — и, уж во всяком случае, сберегало силы.

Ближе к вечеру температура воздуха поднялась еще; таяние льда ускорилось; некоторые льдины начали дрейф в северном направлении. При условии, что ближайшей ночью вновь не похолодает, Скаут мог надеяться добраться до северной оконечности озера без лишних затруднений.

Самми Ским, Бен Реддл и монашки устроились на ночлег в одном из имевшихся на стоянке домиков. Он был хуже, чем жилище, предоставленное накануне Скаутом, однако избавлял от бивуачной сутолоки.

Ночью столбик термометра не опустился, и утром Билл Стелл с удовлетворением отметил, что условия для плавания были подходящими. Ветер дул с южной стороны, и признаков похолодания не наблюдалось. Облака замерли в верхних слоях атмосферы, а бриз давал возможность использовать паруса.

С раннего утра Скаут занимался подготовкой лодки, а также погрузкой багажа и провианта. Ему помогали Нелуто и четверо канадцев, сопровождавших его всякий раз, когда надо было провести партию людей из Скагуэя в Доусон.

— Что вы думаете о погоде? — спросил Билла Самми Ским, придя к нему на берег. — Можно считать, что холода кончились?

— Я не хотел бы это утверждать категорически, — ответил тот, — но мне кажется, что реки и озера освободятся ото льда в самое ближайшее время. Впрочем, используя полыньи и пожертвовав скоростью, наша лодка…

— Сможет оставаться в своей естественной среде, — закончил мысль проводника Самми Ским и добавил: — Это в лучшем случае.

— А что думает Нелуто? — в свою очередь, поинтересовался Бен Реддл.

— Он думает так же, как я, — сказал Скаут.

— Сколь опасны дрейфующие льды?

— Наш лоцман с ними справится, — ответил Билл Стелл. — К тому же эта лодка достаточно крепка. Мы на ней в ледоход уже плавали. В крайнем случае всегда можно причалить к берегу.

— Высадка на сушу — дело непростое, и хотелось бы избавить от этих хлопот наших спутниц, — заметил Самми Ским.

— Мы сделаем все, что надо, господин Ским, — заверил Скаут. Как бы там ни было, тащить лодку волоком целых десять лье значительно неприятнее, да и ушло бы на это не менее недели.

Обращаясь к индейцу, он спросил:

— Что скажешь о ледоходе, Нелуто?

— Первые льдины оторвались два дня назад. Стало быть, дальняя часть озера уже свободна.

— А ветер?

— Он поднялся за два часа до восхода и дует нам в спину. Это хорошо.

— Долго ли он продержится?

Индеец повернулся лицом к югу и принялся изучать горизонт, на линии которого в одном лье от озера высился Чилкутский массив. Облака едва заметно плыли по небу. С горы сползал редкий туман.

Вытянув в том направлении руку, лоцман произнес:

— Я думаю, что ветер продержится до темноты.

— А что будет завтра? — спросил Бен Реддл.

— Завтра и посмотрим, — просто сказал Нелуто.

— Время садиться в лодку! — отдал распоряжение Билл Стелл.

Лодка Скаута слегка напоминала баркас или, точнее, баржу и достигала в длину тридцать пять футов. Ее корма была накрыта тентом, под которым в любое время суток могли укрыться от дождя и снега два-три человека. Это плоскодонное судно, обладавшее минимальным водоизмещением, насчитывало шесть футов в ширину, что позволяло устанавливать довольно большой парус. Напоминая собой обрезанный фок[55]Фок — нижний парус на передней мачте судов, в данном случае — косой (то есть треугольной формы). рыболовного баркаса, он крепился на мачте высотой в пятнадцать футов, расположенной на носу; в плохую погоду ее можно было легко выдернуть из гнезда и убрать, положив на сиденья, после чего перейти на весла.

При таком расположении паруса и с подобной формой корпуса, судно едва ли могло бы двигаться, однако при боковом ветре оно все же способно было продвигаться вперед. Из-за извилистых проходов между ледяными полями лодка часто оказывалась поставленной против ветра. Тогда, убрав парус и положив мачту, садилась на весла четверка помощников Скаута, сила рук которых позволяла продолжать плавание с достаточной скоростью.

Впрочем, площадь озера Беннетт была незначительной; во всяком случае, не сравнимой с обширными внутренними североамериканскими морями, на которых разыгрывались штормы, неизмеримо более жестокие. Эти районы доминиона и Аляски, равно как и окрестности Гудзонова залива, от полярных ветров горами не защищены и порой становятся жертвами бурь, способных поднять на озерах волны чудовищной высоты. Легко догадаться, что суда не морские не в состоянии оказать им сопротивление и гибнут, когда затишье долго не наступает.

К восьми часам приготовления были завершены и вещи погружены. Скаут вез с собой некоторый запас продуктов питания — мясные консервы, печенье, чай, кофе, бочонок водки, а также резерв угля для печки, установленной на баке. К тому же он рассчитывал и на рыбалку, поскольку озеро изобиловало рыбой, равно как и на охоту, зная, что на берега водоема во множестве прилетают рябчики и куропатки.

Скаут был в хороших отношениях с таможней, весьма заботившейся о правах переселенцев, и потому его лодка беспрепятственно отчалила, едва был поднят парус.

Кормщик Нелуто встал у руля позади тента, возле которого расположились монахини. Самми Ским и Бен Реддл заняли место возле Билла Стелла. Четверка канадцев стояла на носу и баграми отталкивала льдины. Баркас плыл по довольно широкой полынье, направление которой позволило идти мили полторы с попутным ветром. Затем, когда повернули на запад, пришлось убрать фок и скорость движения заметно убавилась.

Главная забота лоцмана состояла в том, чтобы не допускать столкновений со льдинами, и это не всегда было легко сделать из-за многочисленных лодок, по обыкновению всем скопом устремлявшихся в полыньи. Немалое их количество, воспользовавшись ледоходом и попутным ветром, покинуло стоянку, едва забрезжило. Плывя в гуще этой флотилии, только с великим трудом удавалось не стукаться бортами с другими лодками. Когда же столкновения случались, какие вопли, проклятия и угрозы раздавались с обеих сторон! Доходило и до кулаков!

Бен Реддл и Самми Ским с любопытством разглядывали приближавшийся правый берег, на котором желтели пучки колючей травы, чуть поодаль возвышалась стена заиндевевшего леса. Здесь тоже работали механические лесопильни, откуда доносился скрежет металла; над застланными древесной корой кровлями клубился пар.

Ясно различались рассеянные по берегу хижины индейцев-рыбаков, чьи вытянутые на сушу лодки ожидали, когда сойдет лед и можно будет свободно плавать по озеру.

На заднем плане, у дальней черты горизонта, вырисовывалась цепь оголенных возвышенностей, плохо защищавших эту территорию от студеных полярных ветров.

Скопившийся утром на южной стороне туман оставался густым, несмотря на ветер, который, впрочем, понемногу ослабевал. Рассеять мглу не удалось и солнцу. Возникла опасность, что она затянет озеро, а это сделало бы плавание среди льдин почти невозможным. В подобных условиях безопаснее было бы причалить к берегу и дождаться хорошей погоды.

Во второй половине дня лодка встретилась с баркасом полиции, которой частенько приходилось вмешиваться в драки, возникавшие в полыньях.

Скаут был знаком с начальником этого экипажа, и они обменялись следующими репликами:

— Это все народ, которому не терпится попасть в Клондайк?

— Да, — ответил канадец. — Их, как всегда, больше, чем нужно.

— И больше, чем вернется обратно.

— Это точно! Сколько их уже проплыло по Беннетту?

— Тысяч пятнадцать.

— И конца им не видать.

— Куда там!

— Не знаешь, там, наверху, ледоход начался?

— Говорят, начался.

— Значит, до Юкона добраться на лодке будет можно?

— Да, если снова не ударят морозы.

— Будем надеяться…

— Будем…

— Спасибо.

— Счастливый путь.

Погода стояла тихая. Однако Билл Стелл, несмотря на то что на Беннетте все складывалось удачно, не торопился и, сделав пару ночевок, привел баркас на северную оконечность озера лишь во второй половине дня десятого мая.

В этом месте берет начало небольшая речушка, а точнее протока, Карибу, которая примерно в трех милях отсюда впадает в озеро Тагиш.

Отбытие должно было произойти на другой день, рано утром. Разбивать лагерь не пришлось: лодки вполне подходили для ночлега.

Желая использовать остаток светлого времени, Самми Ским отправился в поле пострелять белых куропаток и рябчиков, имевших в этом краю бледно-зеленое оперение. Он вернулся, принеся в ягдташе сверх обещанного несколько уток. Озера кишели дичью, и представлялась возможность набить ее на все время плавания. Самми Ским был отменным охотником, но и Бен Реддл оказался не менее удачливым. Канадцы, нарубив сухостоя, прямо у воды вздули огонь и на весело потрескивающем костре зажарили все добытое братьями. Угощение получилось на славу.

Озеро Тагиш, длиною в семь с половиной лье, сообщалось с озером Марш посредством узкой протоки, которую лед за ночь забил полностью. Не дожидаясь, пока протока откроется, Стелл решил протащить баркас мили полторы волоком, для чего нанял упряжку мулов. Эго позволило ему продолжить плавание по озеру еще засветло.

Добравшись до Марша через двенадцать дней после выхода из Скагуэя, Бен Реддл и его спутники находились в ста шестидесяти с лишним километрах от цели их путешествия.

Длина озера Марш равнялась семи-восьми километрам, но для их преодоления требовалось не менее двух суток. Дул умеренный северный ветер, но, поскольку он был встречным, воспользоваться парусом возможности не представлялось, а идя на веслах, рассчитывать на большую скорость не приходилось.

Во все время плавания по этому водоему оба берега постоянно были видны, так как его ширина равнялась каким-то трем километрам. Озеро окаймляли довольно высокие живописные холмы, совершенно белые от снега и инея. Теперь флотилия переселенцев казалась менее многочисленной, нежели на Беннетте, поскольку из-за трудностей плавания некоторое количество лодок отстало.

Во второй половине дня тринадцатого мая Скаут сделал остановку в самой дальней точке озера. Взглянув на карту, Бен Реддл спросил:

— Нам осталось пройти одно-единственное озеро… Кажется, других в этом районе нет?

— Да, господин Реддл, — ответил Билл Стелл, — это озеро Лаберж. Но как раз в этой части путешествия нас ждут наибольшие сложности.

— И все же, Скаут, надеюсь, нам не придется тащить лодку на веревке по Льюису, который соединяет эти два озера и течет далее на север?

— По реке — нет. По суше — да, — пояснил проводник. — Да, если пройти пороги Уайтхорс иным способом окажется невозможным. Эти злополучные стремнины очень опасны… в них сгинула не одна лодка.

В самом деле, тамошние перекаты представляют собой серьезное препятствие на пути от Скагуэя до Доусона. На них приходится три с половиной километра из восьмидесяти пяти, отделяющих озеро Марш от Лабержа, и на этом участке разность уровней равна по меньшей мере тридцати двум футам. Сверх того русло усеяно камнями, о которые гонимые течением лодки неизбежно разбиваются.

— Стало быть, идти берегом нельзя? — задал вопрос Самми Ским.

— Увы, — ответил Скаут. — Но сейчас уже укладывают полотно для трамвая, который должен будет буксировать лодки за пороги.

— Если «укладывают», то, значит, еще не уложили, — проговорил Самми Ским.

— Не уложили. Но там работает несколько сотен человек.

— Уверен, Билл, что к нашему возвращению они не управятся.

— Управятся. При условии, что вы задержитесь в Клондайке дольше, чем намереваетесь, — произнес Скаут. — Да, все знают, когда надо отправляться в дорогу, но никому не известно, когда удастся возвратиться.

— Ты слышал, Бен? — сказал Самми брату.

Тот отвечать не стал.

Во второй половине дня пятнадцатого мая, спустившись по реке, баркас Стелла близился к перекатам Уайтхорс. Он не был единственным судном, рискнувшим пройти через эти пороги. Все лодки шли за ним следом. Увы, многих из них за перекатами недосчитались.

Нетрудно догадаться, что за проводку по этим трем километрам лоцманы брали высокую плату — целых сто пятьдесят франков, и потому, зарабатывая хорошие деньги, менять свое выгодное ремесло на старательство не спешили. Почти всегда перед порогами часть багажа выгружали и потом за нею возвращались. Дело заключалось в том, что на облегченной лодке проще было лавировать между камней.

Скаут, чья лодка тяжелой не являлась, рассудил, что для него подобная предосторожность излишня, и Нелуто с его мнением согласился. Тот и другой знали, где можно было пройти с наименьшим риском.

— Не бойтесь, — успокаивал Билл Стелл монашек.

— Мы вам полностью доверяем, — ответила сестра Марта.

Река течет по порогам со скоростью пяти лье в час. Таким образом, пройти три километра перекатов можно было очень быстро. Но приходилось делать столько поворотов между базальтовыми[56]Базальт — вулканическая порода, бедная кремнеземом; цвет породы обычно черный. глыбами, капризно разбросанными по руслу, так часто увертываться от льдин, этих подвижных рифов, первая встреча с которыми стала бы последней даже для самых прочных лодок, что длительность плавания по быстринам Уайтхорс страшно увеличивалась. Чтобы не столкнуться с очередной льдиной или лодкой, гребцам то и дело приходилось развертывать лодку на 180°. Мастерство лоцмана тоже не единожды уберегло ее пассажиров от гибельного абордажа.

— Внимание! Внимание! — крикнул Билл Стелл, когда три четверти порогов было пройдено, призывая своих подопечных держаться за лавки сколь можно крепче, чтобы вдруг не оказаться выброшенными за борт. Последний прыжок через перекаты был самым опасным. Но глаз Нелуто был зорок, рука крепка, хладнокровие непоколебимо. Скаут знал, что его кормчий не подведет!

В баркас, оказавшийся среди кипящего потока, попало несколько литров воды, но люди быстро освободили его от этого лишнего груза, и, совершив последний рывок, судно очутилось в тихой заводи.

Когда лодка однажды вдруг спикировала в пустоту, братья слегка взволновались, а монашки, зажмурившись, стали лихорадочно креститься дрожащими руками.

— Полагаю, — воскликнул Самми Ским, обращаясь к Биллу, — теперь самое трудное позади!

— Еще бы! — поддержал кузена инженер.

— Вы правы, господа, — согласился проводник. — Осталось лишь переплыть озеро Лаберж и пройти сто шестьдесят лье по реке Льюис… не считая пары не слишком простых участков… Но они не идут ни в какое сравнение с порогами Белой Лошади.

— Итак, дорогие наши спутницы, — продолжил, смеясь, младший из двоюродных братьев, — всего каких-то сто шестьдесят лье! Так что мы, можно сказать, на месте, и опасаться больше нечего!

— Да, господа… но не вам! — ответила сестра Мадлена. — Поскольку вам предстоит по тем же порогам возвращаться, а это, возможно, будет посложнее.

— Вы правы, сестра моя, — произнес Самми Ским. — И нам было бы лучше не возвращаться вовсе.

— Если, конечно, здесь не начнет ходить трамвай, — заметил Бен Реддл.

— Как скажешь, Бен. Можно годик-другой и потерпеть.

Что было бы еще удобней и облегчило путешествие, так это прокладка железнодорожного пути от Скагуэя до порогов Уайтхорс и далее к Доусону; это сделало бы ненужным и плавание по озерам, и волоки, и тогда на всю дорогу уходило бы меньше дней, чем недель, которые убивают путников сейчас на пути из Чилкута в Клондайк. Но кто знает, когда осуществятся эти проекты и займутся ли ими вообще?

Скаутов караван находился в трехстах пятидесяти километрах от Скагуэя, когда вечером шестнадцатого мая он достиг верхнего конца озера Лаберж.

Переговорив с Нелуто, Билл Стелл решил здесь сутки передохнуть. Дул крепкий норд. Ввиду возможного шторма лоцман советовал от дальнейшего плавания, тем более на веслах, временно воздержаться. Сильные порывы ветра гнали лед в направлении южного угла озера. Существовала также опасность, что оно снова замерзнет, ибо температура упала и термометр уже показывал два градуса мороза.

Лабержская стоянка, устроенная таким же образом и в тех же целях, что и линдеманская и беннеттская, уже располагала сотней домов и домишек. Один из них успел украсить себя вывеской «Отель». Номера сдавались по бешеным ценам и, само собой разумеется, не имели никаких удобств. Там и поселились Самми Ским, Бен Реддл и монахини.

Вечером братья и Скаут сошлись в нижней зале и разговорились о предполагаемой продолжительности путешествия.

— Плыть по Льюису, что за Лабержем, быстрее, чем со скоростью четыре-пять километров в день, не получится. Сейчас мы находимся в ста шестидесяти лье от Доусона. По моим расчетам, добраться до него ранее, нежели в первую неделю июня, не удастся.

— А если плыть по ночам? — задал вопрос Бен Реддл.

— Опасно: река забита льдом, — ответил Скаут. — Да и Нелуто не согласится.

— Будет ли возможность причаливать к берегам? — поинтересовался Самми Ским.

— Да. И если будет дичь, вы сможете недурно поохотиться.

— Уж я своего не упущу.

— Заранее желаю вам ни пуха ни пера, сударь!

— Скажите-ка, Билл, — задал свой вопрос инженер, — начало июня — это не слишком поздно для возобновления работ на прииске?

— Нет, господин Реддл. Вспомните о тех тысячах переселенцев, которые все еще находятся в пути и прибудут на место после нас! На участках можно работать лишь с середины июня, когда земля окончательно оттает.

— Для нас это не имеет никакого значения, — поспешил заметить Самми Ским. — Мы едем в Клондайк не затем, чтобы разрабатывать участок, а для того, чтобы его выгодно продать. Полагаю, дела задержат нас до июля. Так что мы вполне успеем возвратиться до холодов.

Озеро Лаберж, длиной в пятьдесят километров, состоит из двух частей, которые соединяются друг с другом под прямым углом как раз там, где берет начало река Льюис. Отчалив утром восемнадцатого мая, баркас Стелла плыл по первой части озера ровно двое суток.

Преодолев сопротивление встречного ветра, Скаут и его спутники лишь к вечеру двадцатого мая достигли Льюиса, убегающего на северо-восток, к Форт-Селкерку, а на другой день они вошли в его забитый плавучими льдами исток, стараясь держаться более или менее свободного стрежня реки.

В семнадцать часов Билл Стелл приказал взять направление к берегу, на котором собирался заночевать. Самми Ским покинул лодку, едва она коснулась суши, и уже малое время спустя раздались ружейные выстрелы. Пара уток и рябчиков, поданных на ужин, позволили сэкономить несколько банок консервов.

На ночлег остановились не только Скаут и его люди, но и другие экипажи, дошедшие до Льюиса; так что с наступлением темноты берега озарились сотнями бивуачных огней.

С того дня вопрос оттепели никого более не тревожил. Столбик термометра держался на отметке +5° или +6°, что объяснялось воздействием южного ветра. Бояться того, что река вновь покроется льдом, не приходилось, и заботы о перетаскивании и волоке отпали сами собой. Лед на озерах Линдеман, Беннетт, Тагиш, Марш и Лаберж растаял, и его обломки быстрое течение реки уносило вниз.

Во время ночных стоянок не было никаких причин опасаться нападения диких зверей, так как медведей в долине Льюиса не было; и Самми Скиму так и не довелось подстрелить хотя бы одного грозного стопоходящего. Зато господину Скиму пришлось вести необходимую оборону от комаров, мириады которых слетелись на берега Льюиса, и, лишь употребляя максимум усилий и поддерживая огонь в костре, путникам удавалось избегать их укусов, столь же болезненных, сколь и досадных.

Пройдя около полусотни километров вниз по Льюису, двадцать третьего мая пополудни Скаут и его подопечные увидели устье речки Хуталинги[57]Хуталинга — так у автора. Современное правописание названия реки — Хуталинкуа., а на другой день — Биг-Салмона, еще одного притока, вливающего свои воды в Льюис. Путники наблюдали, как голубые воды реки мутнели, смешиваясь с притоками. На другой день баркас миновал устье речушки Уолш, ныне за ненадобностью брошенной старателями, хотя в свое время они намывали в ней по два су на лоток. Затем он прошел мимо Кассиара, выступающей при низкой воде песчаной косы, на которой старатели прежде добывали в месяц золотого песка на тридцать тысяч франков, да и теперь тоже кое-что находят.

Странствие продолжалось. Плохая и хорошая погода чередовались, и путники от чрезмерных холодов не страдали. Баркас то шел под парусом, то на веслах; случалось и так, что на извилистых участках пассажиры превращались в бурлаков. Идя по-над речкой, надлежало проявлять осторожность, так как ее берега бывали круты, и эти обрывы порой осыпались настоящими лавинами.

К тридцатому мая большая часть Льюиса была пройдена довольно благополучно. Караван находился в шестидесяти лье от озера Лаберж. Предстояло одолеть пороги Файф-Фингерз — Пять Пальцев. Ведомые Скаутом братья и их спутницы справились и с этим препятствием, однако не без сложностей. В том месте реку перегораживают пять островов, которые образуют огромные водовороты и значительные перепады уровня воды, о чем лоцманам надобно постоянно помнить. По мнению Нелуто, разумнее было бы покинуть лодку, ибо в некоторых местах река представляла собой бурный горный поток. Миновав опасные Пять Пальцев и, несколькими километрами ниже, Ринкские пороги, пассажиры и пассажирки вновь заняли свои места в лодке, и та уже не встречала серьезных препятствий на протяжении двух десятков лье, вплоть до Форт-Селкерка.

Тридцать первого мая Билл Стелл привел своих подопечных в Тюреннский лагерь, который был разбит на обрывистом берегу, усеянном первоцветами, анемонами, крокусами, а также кустами душистого можжевельника. Здесь установили палатки многие переселенцы. Баркас Билла Стелла нуждался в починке, и отдых затянулся на сутки, которые Самми Ским использовал для любимого занятия. Дичи было много, особенно дроздов, и он охотился даже ночью, потому как на этих широтах в пору между заходом и восходом солнца полной темноты не бывает.

За двое следующих суток, благодаря тому, что река текла со скоростью три лье в час, удалось пройти довольно значительное расстояние. Утром второго июня, преодолев лабиринт Майерсолских островов, братья и монахини, с Биллом Стеллом во главе, причалили к левому берегу и бросили якорь под стенами Селкерка.

Означенный форт был построен в 1848 году для агентов, обслуживавших Компанию Гудзонова залива, но в 1852 году индейцы его разрушили, и теперь то, что именовалось фортом, представляет собой сравнительно богатый рынок. Окруженный индейскими хижинами и палатками переселенцев, он занимает возвышенность, перерезанную полноводной рекой, которая с этого места носит название Юкон и в которую справа впадает Пелли, дающий могучему потоку основной объем воды.

В Селкерке Билл Стелл должен был пополнить запасы продовольствия и нашел там все необходимое, правда, по бешеным ценам, чему удивляться не приходилось, так как в самом захудалом трактире даже более чем скудный обед стоил три доллара.

Передохнув сутки, третьего июня лодка снова пустилась в путь по волнам Юкона. Погода стояла неопределенная: то лил дождь, то проглядывало солнце; но опасность холодов миновала, и столбик термометра держался возле отметки +10°.

Скаут прошел мимо текущего с востока притока Стьюарт, который уже заинтересовал золотодобытчиков, и в его долине, растянувшейся на три сотни километров, насчитывалось немалое их количество. Затем баркас Билла Стелла простоял полдня в Огилви, на правом берегу Юкона.

Ниже река значительно расширялась, и лодки могли свободно и не мешая друг другу лавировать между льдинами, дрейфующими в северном направлении.

Оставив позади себя устье Индиан-Ривер и Сикстимайлз[58]В оригинале автор пишет название реки следующим образом: Сиксти-Майлз-Ривер; на современных канадских и отечественных картах это же название пишется Сикстимайл., встречающихся друг с другом в сорока восьми километрах от Доусона, и оставив справа устье Бэйкер-Крик, Билл Стелл и его спутники вечером шестого июня ступили на мостовую главного города Клондайка.

Глава X

КЛОНДАЙК

Часть Северной Америки, называемая Аляской, представляет собой обширный край, одновременно омываемый Ледовитым и Тихим океанами. Говорят, что эту территорию, площадью в миллион пятьсот тысяч квадратных километров[59]Более точно площадь штата Аляска составляет 1530,7 тыс. кв. м., Русская империя продала Америке столь же из симпатии к ней, сколь из антипатии к Великобритании. Во всяком случае, трудно себе представить, чтобы Аляска не стала американской и послужила к увеличению доминиона и Британской Колумбии. И не отдаст ли будущее справедливость знаменитой доктрине Монро[60]Доктрина Монро — декларация принципов внешней политики США, изложенная в послании президента Дж. Монро Конгрессу от 2 декабря 1823 года. В этом послании, в частности, утверждался принцип невмешательства европейских держав в дела государств Американского континента., буквально утверждающей: вся Америка — американцам!

Что особенно ценного, кроме золота, можно извлечь из этой полуканадской и полуаляскинской страны, орошаемой Юконом и частично лежащей за Полярным кругом, — страны, почва которой совершенно не способствует занятию сельскохозяйственной деятельностью? Увы, пожалуй, ничего[61]Территория Юкон, кроме золота, располагает месторождениями серебра, полиметаллов, угля, вольфрама, нефти и природного горючего газа. Правда, выяснилось это уже в нашем веке, после смерти Жюля Верна. Столь же несправедлив автор и по отношению к Аляске, где открыты богатейшие месторождения нефти и природного горючего газа, олова, меди, платины, полиметаллов..

Однако ж не надобно забывать и того, что, включая в себя принадлежащие Аляске острова Баранова, Адмиралтейства и Принца Уэльского, этот край обладает тринадцатью тысячами километров побережья, многочисленные порты которого являются отменными укрытиями для кораблей, плавающих в этих бурных водах, начиная от столицы Аляски, Ситки, до Сент-Майкла, расположившегося в устье Юкона[62]Автор не точен. Порт Сент-Майкл расположен на берегу залива Нортон, примерно в 170 км на северо-восток от основного русла Юкона., одной из крупнейших рек Нового Света.

Будучи открытой русскими в 1730 году и ими же исследованной в 1741-м, эта страна, чье народонаселение, в массе своей индейское, тогда исчислялось всего тридцатью тремя тысячами душ[63]По официальной переписи населения Аляски, проведенной в 1880 году, здесь насчитывалось около 30 тыс. коренных жителей. Американские этнографы определяют общее число индейцев, алеутов и эскимосов ко времени появления европейцев в 70 тыс. человек., в настоящее время оккупирована ордами переселенцев и старателей, которых несколько последних лет своими золотыми россыпями влечет к себе Клондайк.

Демаркационной линией между Аляской и доминионом был избран отрезок сто сорок первого меридиана, проходящий от горы Святого Ильи (5822 м)[64]По современным данным, высота Св. Ильи определяется в 5489 м (см. Американскую энциклопедию). до Ледовитого океана. Похоже, государства-соседи еще не определились со своей общей границей на юге, которая петляет так, что сумела охватить все прибрежные острова.

Бросив взгляд на карту Аляски, легко заметить, что ее поверхность чаще всего гладкая, как стол. Крупные горные системы этого края отчетливо выражены лишь на юге, где берет начало горная цепь, далее тянущаяся через Колумбию и Калифорнию и именуемая Каскадные горы.

Особенно поражает русло Юкона. Сия величайшая река, орошающая доминион, катит свои волны на северо-запад, в сторону Форт-Кудахи, и буквально изрезала этот край своими притоками и притоками этих притоков, вместе образующими разветвленную гидрографическую сеть, в которой сплелись Пелли, Биг-Салмон, Хуталинга, Стьюарт, Сикстимайлз, Фортимайлз, Индиан-Ривер и Клондайк; эта величественная река описывает дугу, в вершине которой расположен Форт-Юкон, и далее направляется на юго-восток, чтобы наконец сбросить свои воды в Берингово море.

Юкон — это по преимуществу золотоносная река. Вместе со своими речками-донорами она течет по самым богатым залежам Аляски и доминиона. Воистину, умей самородки плавать — поверхность этой реки была бы сплошь ими покрыта.

Юкон превосходит даже «Мать Воды», самое Миссисипи. Расход воды в Юконе измеряется двадцатью тремя тысячами кубических метров в секунду[65]Автор пользуется весьма недостоверными сведениями. По современным данным, максимальный расход воды в среднем течении Юкона не превышает 5–7 тыс. куб. м в секунду, средний расход составляет около 2 тысяч (в то время как средний расход Миссисипи в районе устья Огайо составляет 5,8 тыс. куб. м; максимальные расходы воды в устье Миссисипи достигают 51 тыс. куб. м)., а русло тянется на две тысячи сто девяносто километров[66]В настоящее время длина Юкона определяется в 3057 км (Американская энциклопедия)., являясь стержнем бассейна площадью в миллион квадратных километров[67]По современным подсчетам, площадь бассейна Юкона составляет 930 тыс. кв. м (Американская энциклопедия)..

Земли, по которым он течет, непригодны ни для хлебопашества, ни для животноводства, зато богаты лесами. Это прежде всего непроходимые заросли желтого кедра[68]Настоящих кедров в Северной Америке нет, но название «кедр» закрепилось за различными видами деревьев. В данном случае речь идет об одном из видов ложных кипарисов (Chamaecyparis nootkatensis), дереве, достигающем высоты в 25 метров и забирающемся по горным склонам до отметки 600 м., где человечество, исчерпав другие леса, нашло бы для себя все необходимое. Что касается фауны, то здесь она представлена черным медведем[69]Черный медведь (Ursus americanus) называется также барибал., канадским лосем, карибу, горным козлом и длинношерстой серной, а также мириадами рябчиков, бекасов, певчих дроздов, белых куропаток и уток, которых хватило бы для пропитания всего туземного населения эпохи открытия.

Воды, омывающие этот огромный участок континента, в равной мере изобилуют морскими млекопитающими и рыбой. Рыба арлатан[70]Арлатан. — Автор имеет в виду рыбу, которую местные индейцы называют эвлахон, а ученые-ихтиологи — талеихт (Thaleichthys pacificus). Это подвид северотихоокеанской корюшки, распространенной от устья Кламат-Ривер (Калифорния) до юго-востока Аляски, а также вокруг островов Прибылова. Индейцы используют ее в пищу, а также для изготовления масла. Некогда из жирной сушеной тушки эвлахона индейцы вырезали фитили, которые использовали для освещения — отсюда и приводимое Ж. Верном американское название рыбы. достойна особенного упоминания ввиду ее необычного применения: она так жирна, что годится для освещения жилища и не случайно прозвана американцами рыбой-свечкой.

Но основным богатством означенного края являются его золотые месторождения, которые, возможно, щедрее австралийских, калифорнийских и южноафриканских.

Первые залежи золота были обнаружены в Клондайке в 1864 году, когда преподобный Макдональд нашел золотой песок в речушке, протекающей близ Форт-Юкона. В 1882 году артель бывших калифорнийских золотоискателей, среди которых находились братья Босуэлл, преодолев Чилкут, приступили к систематической разработке первых россыпей.

В 1885 году старатели, бродившие вдоль Льюиса и Юкона, открыли россыпи на Фортимайлз-Крик, несколько ниже того места, где стоит Доусон на условной линии, отделяющей Аляску от доминиона. Двумя годами позже они намыли там золотого песка на шестьсот тысяч франков с лишком. Это произошло в тот самый год, когда канадское правительство приступило к делимитации своих рубежей.

В 1892 году чикагская компания «Норт-Амэрикен Трэнспортэйшн энд Трэйдинг» в месте впадения Фортимайлз-Крик в Юкон основала Форт-Кудахи, оборону которого два года спустя возложил на себя только что построенный Форт-Константин. Работавшие там тринадцать констеблей[71]Констебль — полицейский., четыре сержанта и три офицера намыли золота на берегах Сикстимайлз, несколько ниже Доусона, не менее чем на сто пятьдесят тысяч франков.

Сигнал был дан, и со всех сторон на Юкон устремились золотодобытчики. В 1895 году не менее тысячи канадцев, в основном французов, перевалили через Чилкут и рассеялись по приречным землям.

В 1896 году мир облетела потрясающая новость: золото открыли на Эльдорадо, притоке Бонанзы, являющейся в свою очередь притоком Клондайка, донора Юкона[72]В 1896 году старатель Джордж Вашингтон Кармак, работавший вместе с двумя индейцами — Джимом Скукумом и Чарли Тэгишом, открыл богатое месторождение золота вдоль речек Рэббит (которая сразу же была переименована в Бонанзу, что на американском слэнге означает «неожиданная удача» или «доходное предприятие», а в горнорудной терминологии — «скопление богатой руды в жиле») и Эльдорадо. Эти речки стекают со склонов купола Царя Соломона, где и расположены коренные залежи драгоценного металла. День находки россыпей, 17 августа, до сих пор отмечается как День открытия.. На означенные земли ринулись толпы авантюристов. Участки земли в Доусоне, стоившие по двадцать пять франков, уже продавались по сто пятьдесят тысяч, и в июне 1896 года оттавское правительство объявило этот город столицей.

Область, носящая название Клондайк, — это всего лишь один из округов доминиона; она входит в состав обширной части канадской территории, аннексированной Англией как часть Британской Колумбии[73]Округ Клондайк никогда не имел определенных границ. Он также никогда не входил в состав Британской Колумбии. С самого начала эти земли были частью Северо-Западных территорий, из которых впоследствии была выделена территория Юкон.. Меридиан сто сорок первого градуса западной долготы, ставший границей между американской Аляской и владениями Британской короны, образует западный рубеж этого округа.

Река Клондайк, длиной в сто сорок километров[74]По современным данным (см., например, Канадскую энциклопедию), длина реки Клондайк равна 100 милям, то есть 160 км., несущая свои воды с востока, служит его северной границей и, протекая по Доусону, делит его на две разновеликие части.

На западе Юкон пересекает договорный меридиан в <…> километрах оттуда[75]Примерно в 105 км., несколько северо-западнее столицы, до этого приняв справа воды Стьюарта, Индиан-Ривер, Бэйкер-Крик, а также достославную Бонанзу, в которой растворяется Эльдорадо.

На востоке он протекает по той части доминиона, где появляются передовые отроги Скалистых гор, именно на тех землях, которые с юга на север пересекает Маккензи.

В центре края видна группа высоких холмов, главным из которых является Купол, открытый в июне 1897 года. Это единственные возвышенности данного, по преимуществу плоского округа, обладающего речной сетью, принадлежащей бассейну Юкона, о важности которой можно судить хотя бы по численности ее составляющих, таких как Клондайк с питающей его речушкой Ту-Мач-Голд, или Ханкер, вытекающий из недр Купола, или же Бэр, Эвигли, Бонанза, Брайант, Свэдиш, Монтана, Бэйкер-Крик, Вестфилд, Джинини, Монтекристо, Инсли, Сикстимайлз, Индиан-Ривер — все это реки, по дну которых перекатывается золото, а на берегах разрабатываются сотни участков.

Другой золотоносной территорией является та, которую орошает Бонанза, вытекающая из-под куполов Кормэк, вместе со своими многочисленными притоками: Эльдорадо, Куин, Боулдер, Амэрикен, Пьюр-Голд, Криппл и Тэйл.

Нет ничего загадочного в том, что золотоискатели устремились ордами на территорию, по которой протекает несметное количество рек и ручьев, свободных ото льда в продолжение трех-четырех месяцев теплого времени года, и на которой имеются многочисленные и относительно легкодоступные залежи; численность этих отчаянных людей растет с каждым годом, невзирая на испытания, бедствия и разочарования, которые подстерегают их на пути от Скагуэя к столице Клондайка.

В том месте, где одноименная река впадает в Юкон, всего несколько лет назад простиралось болото, исчезавшее под слоем воды каждый паводок. На нем имелось всего несколько индейских хижин и изб, сооруженных на русский манер, в которых ютились семьи аборигенов. Здесь-то и был основан Доусон, в каковом теперь насчитывается восемнадцать тысяч жителей.

Ледюк, канадец по происхождению, основатель Доусона, сразу разделил его на участки, за которые просил не более двадцати пяти франков и которые ныне скупаются по ценам от пятидесяти до двухсот тысяч франков.

Если первые месторождения Клондайка не обречены на скорое истощение, если открываются новые россыпи в бассейне великой реки, если число приисков однажды увеличится до нескольких тысяч, возможно ли, что Доусон сделается такой же метрополией, как в Британской Колумбии Ванкувер, а в американской Калифорнии Сакраменто?[76]За два года, истекших после открытия золота, население Доусона выросло до 25 тыс. чел. Однако по мере истощения запасов ценного металла пришлые люди стали покидать Доусон: в 1911 году в городе жили 8,5 тыс., в 1921 — 4 тыс., в 1956 году — всего 851 человек.

Уже в начале своего существования новый город едва не исчез под водой подобно болоту, чье место он занял. Клондайк делит Доусон на два квартала, которые находятся на правом берегу Юкона и весной, во время разлива, от обилия полой воды всякий раз рискуют стать жертвой серьезных разрушений. Так возникла надобность в постройке крепких плотин, способных защитить всех от губительных, но, впрочем, быстротечных наводнений. Летом же уровень воды в Клондайке падает столь значительно, что из квартала в квартал можно ходить чуть ли не посуху.

Итак, жизнь в новорожденном городе налаживалась непросто, но это не помешало его населению счастливо приумножаться.

Как известно, Бен Реддл, изучивший историю этого округа досконально, был в курсе всех открытий, сделанных там за последние годы. Он знал, какими темпами возрастала производительность приисков и какой капитал удалось сколотить тем или иным золотодобытчикам. Верно и то, что изначально он прибыл в Клондайк с единственной целью вступить во владение участком на Фортимайлз, узнать, какова была его подлинная стоимость, а затем выгодно продать. Однако Самми Ским чувствовал, что по мере приближения к Доусону кузеном все сильнее овладевает интерес к горнорудному делу. Усматривая в этом нечто большее, нежели заурядное любопытство, он начал сомневаться, не поддался ли брат искушению заняться разработкой дядюшкиного участка. Разумеется, он, Самми Ским, воспротивится этому и не позволит Бену ни ввязываться в подобное предприятие, ни тем паче остаться в этой стране золота и нищеты!

В ту пору в округе насчитывалось не менее восьми тысяч приисков, пронумерованных по возрастающей, если идти от устьев прямых и косвенных притоков Юкона к их истокам. В период нарезки наделы имели площадь по пятьсот квадратных футов[77]Квадратный фут равен 929 кв. см. каждый, а в силу изменений, принятых в 1896 году, — по двести пятьдесят.

Надобно отметить, что и старателей и синдикаты влекло к себе прежде всего золото Бонанзы и ее притоков, а также средневысотные горы, расположенные на левом берегу. Именно на тамошних участках, восьмидесяти футов в длину и четырнадцати футов в ширину каждый, проданных Джорджи Маккормаком менее чем за три месяца, было найдено самородков на восемь тысяч долларов, или на сорок тысяч франков!

Напомним, что, по утверждению составителя кадастра Огилви, средняя стоимость каждого пласта равна двадцати пяти — тридцати пяти франкам. Из чего можно заключить, — и все свидетельствует в пользу такого предположения — что, если жила имеет ширину в тридцать футов, длину в пятьсот футов и мощность в пять футов, то она содержит золота на двадцать миллионов франков.

Вот почему уже сейчас компании и синдикаты употребляют все средства для приобретения этих участков и идут на любые расходы. Трудно вообразить, как высоко поднимутся аукционные ставки на участки, пласты которых несут в себе золота на полторы — четыре тысячи франков; если одна только его унция[78]Унция. — Имеется в виду так называемая тройская унция, равная 31,1 грамма. на доусонском рынке ценится в пятнадцать — шестнадцать долларов.

Стоит лишь сожалеть — так должен был говорить самому себе Бен Реддл, размышляя о положении дел, о которых Самми Ским, вероятно, не задумывался, — что дядя Джосайас оставил в наследство прииск не на Бонанзе, а на Фортимайлз, то есть на противоположном берегу Юкона. Разработка или продажа того участка дала бы выгоды значительно большие. Нетрудно догадаться, что цена, которую в этом случае предложили бы наследникам, оказалась бы такова, что Бену Реддлу не пришлось бы ехать в Клондайк. Да и Самми Ским сейчас наслаждался бы природой Зеленой долины, а не месил ногами грязь на улицах клондайкской столицы, пусть даже отчасти состоящую из песчинок драгоценного металла.

Итак, со стороны синдиката поступили определенные предложения относительно сто двадцать девятого участка на Фортимайлз. Но по неполучении ответа остаются ли они в силе?

Что бы там ни было, Бен Реддл ехал смотреть и обязан был увидеть все, от чего зависело его решение. На сто двадцать девятом участке никогда не находили самородков ценою в три тысячи франков — а именно столько стоил самый крупный из всех, обнаруженных в Клондайке, зато этот участок явно не был исчерпан: не случайно же его хотели купить! К подобным делам американские и английские синдикаты с закрытыми глазами не подходили. Даже при наихудшем раскладе двоюродные братья могли получить сумму достаточную, чтобы возместить дорожные издержки.

Кроме того, и Бен Реддл это знал, были открыты новые месторождения на притоке Клондайка, под названием Ханкер, чье устье находится в двадцати трех километрах от Доусона. Золото, найденное на этой реке протяженностью в семь лье, текущей между холмами высотой в полторы тысячи футов, было чище эльдорадского. Поговаривали также о притоке Голд-Боттома, где, по сведениям Огилви, имелась жила золотосодержащего кварца, тонна которого оценивалась в сто тысяч долларов.

Газеты обращали внимание читателей и на Бэр, приток Клондайка, что всего в четырех лье от Доусона. Одиннадцать километров его долины были поделены на шестьдесят участков, и их разработка в прошлый сезон якобы принесла поразительную прибыль. По слухам, эти прииски были предпочтительнее, чем в долине Бонанзы, потому что жилы здесь располагались закономерно, а это облегчало их эксплуатацию.

Бен Реддл, несомненно, говорил самому себе, что, может быть, придется отправиться туда, если нечего будет делать на сто двадцать девятом.

Что до Самми Скима, то в душе своей он повторял: «Бонанза, Эльдорадо, Бэр, Ханкер, Голд-Боттом — все это замечательно! Но нас касается только Фортимайлз, и я не желаю, чтобы о нем говорили как о чем-то не существующем в природе!»

Да, Фортимайлз существовал, и на карте Билла Стелла четко значился как приток, впадающий в Юкон перед Доусоном.

Воистину для этой речушки было бы серьезной неудачей, откажи ей природа в возможности внести свою долю в добычу золота в Клондайке, из недр которого, судя по докладу Макдональда, было извлечено ценного металла не менее чем на сто миллионов франков за один только майско-сентябрьский рабочий сезон 1898 года.

И как мог Бен Реддл сомневаться в богатстве этого округа, чья репутация явно не была дутой и, при всех тяготах путешествия, не без основания стала причиной постоянно нарастающего паломничества из самых разных стран мира? Не там ли в 1896 году извлекли золота на полмиллиона франков, а в следующем году — на двенадцать с половиной миллионов? Короче говоря, как ни многочисленны были орды золотоискателей, но именно они поделили между собою двести пятьдесят миллионов франков, сумму, в какую Огилви оценил богатства Клондайка. Конечно, миллионеров среди них весьма и весьма мало, но разве не было выкачано целое море золота из недр этой земли?

Отметим также, что означенная территория Клондайка не является единственной сплошь пронизанной золотоносными жилами. Известно, что золото имеется не только на поверхности доминиона, но и по ту сторону Юкона, в обширном ареале Аляски, некоторые районы которой исследованы пока что недостаточно. И не находится ли на правом берегу великой реки, на канадской земле, на южной границе Клондайка, долина Индиан-Ривер, чьи золоторудные запасы вскоре составят конкуренцию месторождениям этого округа? И не приступили ли рудокопы к разработке трехсот участков, примыкающих к тому месту, где сливаются в единый поток Салфер и Доминион, ручьи, образующие эту реку? Не исчисляются ли они уже более чем двумя тысячами пятьюстами человек, намывающих золота на триста — четыреста франков на каждый лоток?

Наконец, самородки и песок находят не только на дне притоков, впадающих в Юкон справа. Теперь золотоискатели обратили внимание и на его левые притоки. Уже пронумерованы все шестьсот восемьдесят участков на Сикстимайлз, на Джинини, Вестфилде и Свэдише, а также на Фортимайлз, в том числе, что бы там ни говорил Самми Ским, тот участок, который завещан ему и его кузену дядюшкой Джосайасом и значится под № 129, как указано в депеше, полученной монреальским нотариусом Снаббином!

Помимо этого, даже в той части Клондайка, что находится между Индиан-Ривер и Айноли, еще одним притоком Юкона, есть пока неисследованная земля, где золотоискатели не замедлят обнаружить новые богатства.

Более того, достаточно один раз взглянуть на карту доминиона, чтобы увидеть: на ней также отмечены золотоносные районы, находящиеся вне Клондайка, например, те, что соседствуют с Чилкутским массивом и расположены по берегам Пелли, впадающей в Юкон, и, в частности, прилегающий к горе Кэссиар, севернее Телеграф-Крик и южнее Сантревилльского шахтерского лагеря.

Однако надобно сказать и о том, что подобных областей значительно больше имеется на территории Аляски, и можно не сомневаться — американцы, новые хозяева этого края, в покое его не оставят; говоря более конкретно, речь идет о следующих районах: южнее великой реки — это Серкл-Сити, Рампарт-Сити, горы Танана; севернее — Форт-Юкон; за Полярным кругом — вся обширная территория, орошаемая реками Ноатак и Колвилл, которая врезалась мысом Хоп в Ледовитый океан.

Но когда Бен Реддл пытался соблазнить блеском этих будущих богатств Самми Скима, тот лишь улыбался и говорил:

— Район, по которому течет Юкон, воистину заповедник богов! И кто бы мог подумать, что нам достанется его кусочек? И что моей единственной заботой станут поиски способа избавиться от дядюшкиного наследства?..

Глава XI

В ДОУСОНЕ

«Скопище хижин, изб, палаток; некое подобие лагеря, разбитого на болоте и постоянно находящегося под угрозой разлива Юкона и Клондайка; улицы, столь же кривые, сколь и грязные; на каждом шагу рытвины; это вовсе не город, а псарня, рассчитанная на несколько тысяч собак, лай которых не смолкает ни днем, ни ночью, — вот что, как вы полагаете, являет собой Доусон, уважаемый господин Ским! Однако город изменился просто на глазах благодаря пожарам, расчистившим всю его территорию. Теперь здесь есть католические и протестантские храмы, банки и гостиницы. В ближайшее время у города будет собственный Мэскот-Театр, своя Гранд-опера[79]Гранд-Опера. — Имеется в виду знаменитый парижский оперный театр., где смогут разместиться две тысячи доусонцев et caetera[80]И так далее (лат.). , но вы даже не можете себе представить, что подразумевается под этим “et caetera”!»

Так говорил доктор Пилкокс, сорокалетний, крепкий, энергичный и ловкий англо-канадец, несомненно, обладатель несокрушимого здоровья, поскольку все хвори разбивались о его могучий организм, казалось, наделенный невероятным иммунитетом. Всего год назад доктор обосновался в этом городе, столь благоприятном для занятия его профессией, ибо здесь явно назначили друг другу свидание все эпидемии, не говоря о повальной золотой лихорадке, против которой, впрочем, он имел прививку не менее сильную, нежели наш Самми Ским!

Доктор Пилкокс был не только терапевтом, но еще хирургом, аптекарем и дантистом. Вот почему, зная его умение и усердие, клиентура текла рекой в принадлежавший ему довольно уютный дом на Фронт-стрит, одной из главных улиц Доусона.

Надлежит также упомянуть и о том, что доктор Пилкокс исправлял должность главного врача как раз того самого госпиталя, мать настоятельница которого ожидала прибытия монахинь общины сестер милосердия.

Билл Стелл состоял в знакомстве с доктором Пилкоксом давно, со времен службы в разведке канадской армии, и рекомендовал его всем семьям, которые препровождал из Скагуэя в Клондайк. И потому совершенно естественно, что он намеревался также представить и Бена Реддла с Самми Скимом столь высоко стоявшей в общественном мнении личности, медику, коего усердие равнялось его человеколюбию. В самом деле, как иначе они нашли бы того, кто был бы лучше информирован о происходящем в стране, нежели этот доктор, поверенный тайн стольких людей, преуспевших и непреуспевших? Ежели существовал некто, способный дать дельный совет и добротную медицинскую консультацию или же хорошее лекарство, то им был именно этот недюжинный человек. Сверх того, невзирая на возбуждение, охватывавшее город, когда приходило сообщение об очередном открытии, доктор Пилкокс умел сохранять хладнокровие, оставаясь рыцарски преданным своему делу, бросить которое для корыстного ремесла золотоискателя он даже не помышлял.

Вот почему сей жрец Асклепия[81]Асклепий (рим. Эскулап) — бог-покровитель врачебного искусства. гордился своим городом, не скрывая этого от Самми Скима, когда тот нанес ему визит.

— Да, — повторил доктор, — он уже давно был достоин титула столицы Клондайка, который ему присвоило правительство доминиона.

— Но, как мне кажется, Доусон едва-едва построен, — заметил Самми Ским.

— Если он еще не отстроен полностью, это положение исправится быстро, потому что численность его народонаселения возрастает с каждым днем.

— Как велика она сегодня? — задал вопрос Самми Ским.

— Более двадцати тысяч душ, сударь.

— Но это, пожалуй, в основном проезжие.

— Извините! Они поселились здесь с семьями и собираются отсюда уезжать не более, чем я сам.

— Однако, — подметил гость, которому доставляло удовольствие поддразнивать этого славного человека, — в Доусоне я не увидел ничего, что обыкновенно характеризует столичный город.

— Как? — воскликнул доктор и надулся, став совершенно похожим на шар. — Разве не здесь находится генеральный комиссар территории Юкон майор Джеймс Уолш, а также весь синклит[82]Синклит — здесь употреблено современное (ироническое) значение этого древнегреческого термина: «собрание, сборище людей». А в Древней Греции так называлось собрание. функционеров, которых вы не найдете ни в столице Колумбии, ни в метрополии доминиона?

— Кого вы имеете в виду, доктор?

— Кого? Судью Верховного суда, господина Макгира; комиссара золотодобычи, господина Фэсета, эсквайра;[83]Эсквайр — обращение, присоединяемое к имени помещика в Англии; здесь: почтительная титулатура. комиссара Земель Короны, господина Уэйда, эсквайра; консула Соединенных Штатов Америки; консульского агента Франции…

— Да, — произнес Самми Ским, — все это сановники действительно высокопоставленные… Но для торговли…

— У нас уже имеются два банка, — поспешил отпарировать господин Пилкокс. — А именно: Канадский Коммерческий банк в Торонто, которым управляет господин Х.-Т. Уиллс, и Банк Британской Северной Америки.

— А церкви?

— В Доусоне их три, господин Ским. Католическая церковь, чьим настоятелем является иезуит отец Джадж, которому помогает облат[84]Облат — здесь: член религиозной общины, отказавшийся в ее пользу от своего имущества. Демаре, а также церкви реформаторская и англо-протестантская.

— Что же, доктор, со спасением душ доусонцев все обстоит благополучно. Но что скажете об общественной безопасности?

— А что скажете вы, господин Ским, о начальнике верховой муниципальной гвардии, капитане Стэрнсе, канадце французского происхождения, и о капитане Харпере, возглавляющем почтовую службу, под началом у которых в общей сложности шесть десятков человек?

— Скажу, что для Доусона такой охраны маловато, если принять во внимание ежедневное увеличение численности его населения.

— Ну так что же! Будет увеличиваться и она в меру надобности. Для обеспечения безопасности жителей столицы Клондайка правительство доминиона не пренебрегает ничем!

Надо было слышать, как доктор произнес словосочетание: «столица Клондайка»!

И Самми Ским сказал:

— Как бы там ни было, господин Пилкокс, Доусон обречен на исчезновение. Едва только недра округа окажутся исчерпанными…

— Исчерпанными?.. Недра Клондайка? — возмутился доктор. — Но они неисчерпаемы, господин Ским! Каждый день на берегах рек и ручьев находят новые россыпи! Каждый день начинается разработка новых приисков!.. Не знаю, есть ли в мире город, подобный столице Клондайка, существование которого было бы более гарантировано!..

Желания продолжать эту во всех отношениях бесполезную беседу у Самми Скима не имелось. Жить ли Доусону два года или две тысячи лет — ему было в высшей степени безразлично, поскольку он предполагал провести в нем всего две недели.

Как ни богата эта страна, рано или поздно из нее вычерпают все, и тогда городу надо будет искать способ выживания при полном исчезновении смысла его существования, да еще в жутких условиях Полярного круга. Но господин Пилкокс предвещал Доусону будущность более счастливую, чем судьба любого другого города доминиона… Блажен, кто верует. Не спорить же с ним!..

Для Бена Реддла и Самми Скима главным являлось то, что в Доусоне нашлась гостиница!

Впрочем, в столице Клондайка их значилось целых три: «Юкон», «Клондайк» и «Нортен».

Братья сняли комнату в последней.

Золотоискатели продолжали стекаться в Доусон толпами, что, разумеется, было на руку содержателям гостиниц. За номер они взимали по семь долларов в сутки, за обед — три, а обслуживание ежедневно обходилось постояльцам в один доллар; столько же приходилось платить за бритье; за стрижку — полтора доллара.

— На счастье, — заметил Самми Ским, — у нас с братом нет обыкновения бриться… Что до прически, мы отложим это дело до возвращения в Монреаль!

Из приведенных цифр вытекает простой вывод: цены в столице Клондайка превышали все допустимые нормы. Тот, кому не удалось быстро разбогатеть, мог почти не сомневаться, что вскоре разорится. На это указывали цены, обозначенные в прейскуранте доусонского рынка: фунт сахару стоил полтора-два франка; сало — один франк двадцать пять сантимов; банка мясных консервов — два франка; стакан молока — два с половиной франка; кукурузная и овсяная мука — франк с четвертью; рис, фасоль и яблоки — столько же; сушеный картофель — три франка; лук — три франка семьдесят пять сантимов; сливочное масло — пять франков; яйца — двенадцать франков; мед — три франка пятьдесят сантимов; кофе и чай — от пяти до двенадцати франков; соль — один франк; перец — пять франков; табак — двенадцать франков; апельсины — три франка пятьдесят сантимов и лимоны — двадцать пять франков за дюжину; говядина — шесть франков пятьдесят сантимов; баранина — пять франков; оленина — столько же; рыба — два франка с полтиной. Посещение обычной бани обходилось в двенадцать франков пятьдесят сантимов, бани русской — сто шестьдесят франков. Самми Ским пользовался обычной.

В ту пору Доусон занимал два километра правого берега Юкона, а от реки до ближних холмов было тысяча двести метров. Вся площадь его территории равнялась восьмидесяти восьми гектарам. Город состоял из двух кварталов, разделенных рекой Клондайк, которая там же, в самом городе, впадала в великую реку. В Доусоне насчитывалось семь проспектов и пять улиц, пересекавшихся под прямым углом; самой близкой к реке была улица Фронт-стрит. Тротуары были деревянными. Долгими зимними месяцами по улицам сновали санные упряжки; в остальное же время по ним с грохотом и в сопровождении неистового собачьего лая катились тяжелогруженые телеги и повозки.

Доусон окружали огороды, где произрастали редис, капуста, репа, кочанный салат и пастернак; но удовлетворить потребности населения в полной мере они не могли, и потому доусонцы должны были рассчитывать на поставки из доминиона, Колумбии и Соединенных Штатов. Что касается мяса, дичи и консервов — все это привозилось на судах-рефрижераторах, после ледохода поднимавшихся вверх по Юкону от Сент-Майкла до Доусона, преодолевая расстояние в <…>[85]Свыше 2100 км.. В первых же числах июня начинали подниматься снизу юконцы, и над набережной стоял неумолчный свист их гудков.

Едва прибыв в Доусон, монахини тут же попросили отвести их в госпиталь, состоявший под началом католической церкви. Мать настоятельница, которая ждала сестер, не жалела слов признательности, благодаря Самми Скима, Бена Реддла и Скаута за оказанную помощь.

Не менее трогательно встретил сестру Марту и сестру Мадлену господин Пилкокс. В самом деле, надобность в помощниках была велика, поскольку госпиталь явно испытывал недостаток в персонале.

Вследствие суровости этой зимы палаты были переполнены. Трудно даже вообразить, до какого состояния довели усталость, холод и нищета прибывших из дальних стран переселенцев. В Доусоне уже имелись случаи цинги, дезинтерии, менингита и брюшного тифа. Статистика смертности росла изо дня в день, и по улицам сплошной чередой следовали влекомые собачьими упряжками катафалки, доставлявшие на кладбище тела несчастных, которых ждали дешевые могилы, вырытые в золотоносной земле.

Тем не менее, вопреки этому плачевному зрелищу, доусонцы, а тем паче проезжие старатели и рудокопы, без устали предавались разгулу и удовольствиям. В казино и в игорных домах встречались все: и те, кто оказался на приисках впервые, и те, которые возвращались туда, надеясь вновь наполнить карманы, опустошенные за несколько месяцев безделья. При виде толпы, заполнявшей рестораны и бары, никому на свете не пришло бы в голову, что в городе свирепствовала эпидемия и что бок о бок с несколькими сотнями прожигателей жизни, игроков и прочих благоденствовавших авантюристов существовала бездна несчастных мужчин, женщин и детей, целых семей, не имевших ни очага, ни крыши над головой, которых болезни остановили у порога этого города и которые были не в состоянии сделать и шага!

Весь этот мир, алчущий грубых удовольствий и постоянного раздражения чувств, проводил в заведениях «Фоли-Бержер», «Монте-Карло», «Доминион» и «Эльдорадо», можно сказать, дни и ночи, но в периоды солнцестояния на высоких широтах не бывает ни утра, ни вечера. Процветали «покер», «монте» и рулетка. На зеленое сукно сыпались не гинеи и пиастры, а самородки и золотой песок — и все это под несмолкаемый крик, под незатихающую брань и вопли дерущихся, а то и револьверные выстрелы. Увы, положить предел этим отвратительным сценам, главные роли в которых исполняли личности типа Хантера и Мэлоуна, полиция не могла.

Рестораны не закрывались до рассвета; заказать обед можно было в любое время суток; цыплята подавались по цене в двадцать долларов за штуку; ананасы — по десять долларов; свежие яйца — по пятнадцать долларов за дюжину; бутылка вина стоила двадцать долларов; виски — <…>; сигареты — три с полтиной за штуку. Три-четыре раза в неделю золотоискатели с близлежащих участков проматывали здесь все, что сумели извлечь из Бонанзы и ее притоков.

Грустное, удручающее зрелище, в котором нашли выражение наиболее досадные пороки людей! И то немногое, что Самми Ским увидел в Доусоне, лишь укрепило его отвращение к сомнительному миру искателей приключений.

Вполне вероятно, впрочем, что возможностей углубленного изучения этого мира господин Ским и не искал, веря, что пребывание в Клондайке будет кратким. Что касается Бена Реддла, то он терять время даром не любил.

— Прежде всего — дело, — заявил он. — И поскольку чикагская компания предложила нам продать ей сто двадцать девятый участок на Фортимайлз, надо с ним познакомиться.

— Хоть сейчас, — произнес Самми Ским.

— Далеко ли от Доусона до Фортимайлз? — спросил инженер у проводника.

— Я никогда там не бывал, — ответил тот. — Но, судя по карте, эта речушка впадает в Юкон неподалеку от Форт-Релайанс, северо-западнее Доусона.

— А если судить по номеру дядюшкиного участка, — заметил Самми Ским, — он находится где-то рядом.

— Не более чем в трех десятках лье, — проговорил Скаут, — потому что, во-первых, на этом расстоянии проходит граница между Аляской и доминионом и, во-вторых, — участок номер сто двадцать девять относится к канадской территории.

— Завтра же и поедем, — объявил Бен Реддл.

— Договорились, — ответил Самми Ским. — Но прежде чем заниматься ценой участка, наверное, следует проверить, не передумал ли синдикат.

— Справедливо, — согласился Бен Реддл. — И ровно через час мы это узнаем.

— Я могу проводить вас до конторы капитана Хили из англо-американской компании «Трэспортэйшн энд Трейдинг», которая находится на улице Фронт-стрит.

После обеда братья вышли из гостиницы и, ведомые Биллом Стеллом, направились к дому, занимаемому чикагским синдикатом.

Улицы кишели народом, только что прибывшим на юконском пароходе. Переселенцы толпились в ожидании возможности отправиться далее, одни — для того, чтобы продолжить разработку собственных приисков, находившихся на различных притоках великой реки, другие — чтобы как можно выгоднее продать свои руки. Больше всего людей было на Фронт-стрит, где располагались основные агентства. Людская толпа перемешалась с «толпой» собачьей, и на каждом шагу происходили стычки с этими практически дикими животными, лай и визг которых раздирал уши.

— Этот Доусон — решительно собачий город! — повторял Самми Ским. — Его первым градоначальником наверняка был Цербер[86]Цербер (правильнее — Кербер) — в греческой мифологии чудовищный трехголовый пес, охранявший вход в подземное царство. В переносном смысле — свирепый страж..

Несмотря на толкотню, брань и летевшие в спину проклятия, Бен Реддл и Самми Ским более или менее благополучно добрались до штаб-квартиры синдиката, у дверей которой их оставил Скаут, чтобы отправиться обратно в отель «Нортен».

Братьев принял товарищ управляющего господин Вильям Бролл, которому они сообщили цель визита.

— Очень хорошо! — сказал чиновник. — Итак, вы — господа Реддл и Ским из Монреаля? Рад вас видеть.

— Мы — также, — ответил Самми Ским.

— Вы — наследники Джосайаса Лакоста, владельца участка на Фортимайлз?

— Совершенно верно, — заявил Бен Реддл.

— Можно надеяться, что за время нашего бесконечного странствия участок не исчез? — спросил Самми Ским.

— Конечно нет, господа! Будьте уверены, что он по-прежнему находится на том месте, на котором значится в кадастре, а именно на границе обоих государств, увы, окончательно не делимитированной…

Что значила эта неожиданная фраза? Каким образом граница между Аляской и доминионом могла иметь отношение к участку номер сто двадцать девять?.. Разве при жизни Джосайас Лакост не являлся его законным хозяином? Разве эта собственность не перешла столь же законным путем к его естественным наследникам, независимо от спорности означенной границы?

— Сударь, — продолжил беседу Бен Реддл, — в Монреале нам сообщили, что синдикат, руководимый капитаном Хили, имеет намерение купить у нас участок номер сто двадцать девять, что на Фортимайлз.

— Все верно, господин Реддл.

— Я и мой совладелец приехали, чтобы установить ценность этого участка, и мы желаем знать, не передумал ли синдикат его приобретать.

— И да, и нет, — ответил Вильям Бролл.

— «И да, и нет»! — воскликнул Самми Ским.

— Не могли бы вы, сударь, нам объяснить, что означают эти «да» и «нет»? — обратился к товарищу управляющего инженер.

— Очень просто, господа! «Да» — если местоположение участка определено одним образом, и «нет» — если другим.

Слова Вильяма Бролла явно нуждались в дальнейших разъяснениях, но, не дожидаясь их, младший из кузенов воскликнул:

— Что бы там ни было, ответьте нам — являлся ли Джосайас Лакост владельцем этого участка и являемся ли мы, здесь присутствующие, его владельцами как наследники умершего?

Пока звучала тирада брата, Бен Реддл извлек из бумажника документы, подтверждающие его с кузеном права на владение сто двадцать девятым участком на Фортимайлз.

— Господа, — произнес товарищ управляющего, — ваши документы в совершеннейшем порядке. В этом сомнения нет, но, повторяю, вопрос в другом. Да, наш синдикат в самом деле оповестил вас о своем желании купить участок Джосайаса Лакоста и на ваш вопрос о действительности наших намерений я могу ответить только то…

— То есть не ответить ничего, — перебил Вильяма Бролла Самми Ским, с раздражением реагируя на насмешливое, как ему показалось, к себе отношение со стороны чиновника.

— Господин Бролл, — вступил в беседу Бен Реддл, — ваша телеграмма с предложением купить у нас участок, принадлежавший Джосайасу Лакосту, получена в Монреале двадцать второго марта. Сегодня седьмое июня. Минуло более двух месяцев, и мне интересно знать, что случилось за это время такого, отчего теперь вы не можете дать нам определенный ответ.

— Вы говорите об этом участке так, словно его местоположение определено неточно, — добавил Самми Ским. — Хотелось бы верить, что он все еще находится там, где был.

— Разумеется, господа! — ответил товарищ управляющего. — Но на Фортимайлз он занимает место, по которому проходит граница, разделяющая принадлежащий Британии доминион и принадлежащую Соединенным Штатам Америки Аляску.

— Он находится на нашей стороне, — возразил Бен Реддл.

— Да. Но при условии, что межгосударственная граница установлена точно, — сказал Вильям Бролл. — И нет, если это не так. Поелику синдикат, будучи учреждением канадским, может разрабатывать только то, что принадлежит Канаде, дать вам утвердительный ответ сейчас я не могу.

— Так вы говорите, что в настоящее время идут споры о границе между Соединенными Штатами и Великобританией? — задал вопрос Бен Реддл.

— Вот именно, господа! — прозвучал ответ чиновника.

— Я полагал, что в качестве разграничительной линии избран сто сорок первый меридиан, — заметил Бен Реддл.

— Все это справедливо… и ничего справедливее быть не может!.. С тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года, когда Россия продала Аляску Соединенным Штатам Америки, всегда считалось, что этот меридиан является межгосударственной границей.

— Что же, — заметил Самми Ским, — думаю, что меридианы не меняют своего положения произвольно даже в Новом Свете, и надеюсь, что и сто сорок первый не сдвинулся ни на восток, ни на запад.

— Конечно нет! Но, похоже, он был проведен не там, где следовало, — сказал Вильям Бролл, — поскольку вот уже два месяца, как по его поводу ведется серьезная дискуссия, и не исключено, что он будет перенесен немного на запад.

— На несколько лье? — спросил Самми Ским.

— Нет. Всего на несколько сот метров, — заявил товарищ управляющего.

— И из-за такой малости люди спорят! — возмутился Самми Ским.

— Они правы, сударь, — возразил господин Бролл. — Американское должно принадлежать Америке, а канадское — Канаде.

— Какое из двух государств предъявило претензии первым? — поинтересовался Бен Реддл.

— Америка. Она потребовала, чтобы некую полосу земли считали находящейся восточнее. Доминион, со своей стороны, настаивает на том, чтобы она считалась западной зоной.

— Но нам-то какое дело до этих дискуссий? — воскликнул Самми Ским.

— А такое, что если выиграет спор Америка, то некоторые участки на Фортимайлз отойдут к ней.

— Сто двадцать девятый тоже?

— Увы, — произнес чиновник. — И тогда синдикат будет вынужден отказаться от его приобретения.

На этот раз ответ прозвучал определенно.

— Но хотя бы начались работы по исправлению границы? — спросил Бен Реддл.

— Да. Уже делается триангуляция. Говорят, весьма скрупулезно…

Предметом спора была очень узенькая полоска земли, примыкающая к сто сорок первому меридиану, и если оба государства тягались за нее так ожесточенно, то единственно оттого, что земля содержала в себе золото и было известно, что через эту довольно длинную полосу от горы Святого Ильи на юге до Ледовитого океана на севере тянулась богатая жила, пользоваться которой хотели и федеральное правительство, и доминион.

— Из сказанного вами, господин Бролл, можно заключить, что, если участок номер сто двадцать девять останется в восточной зоне границы, синдикат от своего предложения не откажется?

— Именно так.

— Но, очутись он в зоне западной, нам придется переговоры прекратить?

— Именно так, сударь.

— Что же, — заявил Самми Ским, — мы обратимся к другим покупателям… а случись так, что наш участок окажется на американской земле, мы обменяем его на доллары вместо того, чтобы обменять на банкноты!

На этой реплике Самми Скима визит закончился, и братья возвратились в отель «Нортен», где их терпеливо ждал Билл Стелл; ввести его в курс событий они сочли необходимым.

— В любом случае, — рассудил проводник, — будет лучше, господа, если вы как можно скорее отправитесь на Фортимайлз.

— Это мы сделаем уже завтра! — воскликнул Бен Реддл.

— Похоже, — смеясь, добавил его брат, — ортопедическая операция на межгосударственном рубеже идет полным ходом, и все-таки любопытно знать, далеко ли до конца. Перемещать меридианы — дело нешуточное!

— Несомненно, — согласился Билл Стелл. — Вы в этом скоро убедитесь, как и в том, что соседствующий со сто двадцать девятым участком прииск за номером сто двадцать семь принадлежит некоему частному лицу, с которым надобно держать ухо востро.

— Да, да… Это техасец Хантер, — проговорил Самми Ским.

— Он и его компаньон Мэлоун, — продолжал Скаут, — продавать свой участок не собираются, и им безразлично, находится ли он на территории Аляски или доминиона.

— Надеюсь, — произнес Бен Реддл, — вступать в какие-либо сношения с этими грубиянами нам не придется.

— Это было бы очень хорошо, — заметил проводник.

— Что теперь будете делать вы, Скаут? — задал вопрос Самми Ским.

— Отправлюсь обратно в Скагуэй за новой партией желающих попасть в Доусон.

— И вас здесь не будет…

— Месяца два.

— Мы рассчитываем на вас, Билл… Ведь нам предстоит возвращаться.

— Хорошо, господа. Но не теряйте времени даром, если действительно собираетесь уехать из Клондайка до наступления зимы.

Глава XII

ОТ ДОУСОНА К ГРАНИЦЕ

В самом деле, Бен Реддл и Самми Ским не должны были терять ни дня, если они хотели управиться с делами вовремя. На этих широтах арктические холода себя ждать не заставляют. Шла вторая неделя июня, но уже в августе начинается ледостав, а снегопады периодически заполняют все пространство между небом и землей. Два с половиной месяца — такова продолжительность теплого периода в Клондайке, и братьям надо было из него вычесть время, необходимое для возвращения из Доусона в Скагуэй по озерам или, избери они другой маршрут, в Сент-Майкл, спустившись по Юкону к его устью.

На другой день по прибытии Самми Ским и Бен Реддл должны были заняться приготовлениями к более длительному — а именно это им и грозило теперь — пребыванию на участке № 129, принимая в соображение, что они еще не успели запастись всем необходимым в Форт-Релайансе.

Как уже говорилось, братьям не требовалось ни покупать, ни везти с собой никакого оборудования, поскольку об этом в свое время позаботился Джосайас Лакост; не было надобности и в найме рабочих, так как вопрос о разработке участка на Фортимайлз не стоял.

В то же время возникла нужда в проводнике, хорошо знавшем край; Скаут, который нашел в Доусоне другого своего лоцмана, возвращавшегося на озеро Линдеман, предложил Бену Реддлу нанять индейца Нелуто на время его, Билла, отсутствия в Клондайке. Индеец согласие дал. Что он умел и чего он стоил, братья знали. Хотя общительнее кормчий не сделался, лучшего товарища в предстоящем странствии, чем он, найти было трудно, и оставалось лишь поблагодарить Билла Стелла за его любезность.

Теперь основной заботой Самми Скима и Бена Реддла стала закупка провианта на будущие две недели. Цены были высокими, зато имелось все необходимое, и запасы мороженого мяса, солонины, свинины, сала, муки, сушеных овощей, чая, кофе и виски они сделали быстро.

Что касается транспорта, Бен Реддл нанял двуколку, отказавшись от нарт, в которые запрягали собак даже тогда, когда не было ни снега, ни льда. К тому же эти упряжки в ту пору стоили очень дорого: за каждую собаку приходилось выложить от полутора до двух тысяч франков.

Двуколку подыскал Билл Стелл, все еще находившийся в Доусоне. В ней свободно размещались три человека вместе с багажом.

Экипаж имел подъемный кожаный верх и стоил тысячу триста пятьдесят франков. Лошадь к нему — животное достаточно сильное для предстоявшего путешествия — обошлась в семьсот франков. Фуража для нее запасать не требовалось, так как летом пастбища простирались по обеим сторонам всех дорог и в подобных условиях лошадей прокормить было легче, чем собак.

Не забыли и о посуде; Нелуто назвал все, что надо было взять с собой, и Бен Реддл не сомневался — в дороге нехватки в чем-либо не возникнет.

Тем временем Самми Ским, как истый философ, бродил по улицам Доусона, рассматривая магазины, изучая цены предметов потребления и промышленных изделий. В конечном счете он поздравил себя и брата с тем, что они предусмотрительно отоварились у монреальских продавцов.

Вот что он сказал Бену Реддлу:

— Известно ли тебе, дорогой мой, сколько стоит пара башмаков в столице Клондайка?

— Нет, Самми.

— Пятьдесят — восемьдесят франков. А пара чулок?

— Тоже нет.

— Десять франков. А пара носков?

— Франков двадцать.

— Нет! Двадцать пять!.. А подтяжки?

— Без них можно обойтись, Самми.

— И все-таки?

— Нам они не нужны.

— Восемнадцать франков. А женские подвязки?

— Они меня не интересуют, Самми.

— Сорок. Девятьсот франков стоит простейшее платье, Бен! Решительно в этой стране оставаться холостым — прямая выгода!

— Мы так и сделаем, — ответил Бен Реддл, — если, конечно, ты не захочешь жениться на какой-нибудь роскошной наследнице.

— И недостатка в них нет, Бен… как и искательниц приключений, имеющих богатые участки на Бонанзе или Эльдорадо. Однако я, как уехал из Монреаля холостяком, так им и возвращусь. Ах, Монреаль!.. Как далеко он теперь!

— И, заметь, Самми, — не без иронии произнес Бен Реддл, — расстояние от Монреаля до Доусона точно такое же, как от Доусона до Монреаля.

— Я немного в этом сомневаюсь, Бен, — ответил его кузен, — но это не значит, что оно маленькое!

Разумеется, Самми Ским не забывал наведываться в госпиталь, и каждый раз сестры оказывали ему самый благодарный прием. Со своей стороны, он неизменно восхищался их трудом.

Что касается господина Пилкокса, то он с удовольствием беседовал с Самми Скимом, не уставая ободрять его, давать советы, а также превозносить красóты изумительного Клондайка.

— Он вам понравится, господин Ским! Обязательно понравится! — повторял доктор. — Если, конечно, вам повезет увидеть его зимой.

— Надеюсь, что чаша сия меня минует.

— Как знать, как знать…

Этого ответа Самми Ским всерьез не принял, да и принять не мог.

Июня 9 дня, в пять часов утра, запряженная двуколка появилась у дверей гостиницы. Провиант был погружен загодя, равно как и бивуачное снаряжение. Управлять экипажем предстояло Нелуто, и он уже сидел на козлах.

— Надеюсь, ничего не забыли, — произнес Бен Реддл, когда лошади тронулись. — В особенности то, что через два месяца нам надо быть в Монреале.

От Доусона до границы, той, которая существовала тогда, было сто сорок шесть километров. Сто двадцать девятый находился по соседству с ней, и потому добраться до него можно было не ранее, чем через трое суток, проезжая по двенадцати лье в день.

Чтобы не замучить лошадь, Нелуто рассчитывал делать две остановки ежедневно через каждые пять часов пути, утром и вечером. Большего требовать от животного было нельзя, памятуя о том, что дорога пролегала по-над рекой и по весьма пересеченной местности.

Устройство бивуака сводилось к установке палатки под деревьями, когда Бену Реддлу и его кузену не удавалось нанять комнату в каком-нибудь придорожном трактире, одном из тех, которые попадались между Доусоном, Форт-Релайансом и границей.

Первые два этапа пути были преодолены вполне счастливо. Стояла сносная погода, температура воздуха держалась на отметке +10°, дул легкий восточный ветер, высокая облачность дождями не грозила. Местность была неровной, путь то и дело пересекали впадавшие в Юкон или в его притоки слева разнокалиберные речушки, одни из которых несли свои воды на север, к Фортимайлз, другие — на юг, к Сикстимайлзу. Обрамлявшие реку холмы имели высоту не более тысячи футов. Можжевельник, анемоны и крокусы покрывали окрестные поля и скаты оврагов. Березовые, тополевые и еловые заросли слились в один дремучий лес.

Самми Скима не обманули, когда пообещали, что по дороге встретится много дичи и что в этой части Клондайка водятся медведи. Братья не забыли захватить с собой ружья, однако до сих пор случая применить их против этих зверей не представилось.

Более того: край не был безлюдной пустыней. Сотни рудокопов трудились в горах. Площадь этих участков равнялась всего двумстам квадратных футов, но производительность их зачастую была велика. Так, например, на Бонанзе один человек за день добывал золота на тысячу франков.

Солнце перевалило за полдень, когда двуколка въехала в Форт-Релайанс, весьма оживленное местечко, находившееся на правом берегу Юкона, в той именно точке, где он поворачивает на северо-запад.

Форт-Релайанс, равно как Форт-Селкерк, Форт-Норман, Форт-Симпсон, Форт-Провиденс, Форт-Резольюшен, Форт-Гуд-Хоп, Форт-Мак-Ферсон, Форт-Чипевайан, Форт-Вермилион и Врангель на канадской территории, как Хэмлин, Форт-Юкон, Кенай, Форт-Мортон и Форт-Гет-Тэе на территории Аляски, был основан Компанией Гудзонова залива в видах эксплуатации этого пушного края, а также для защиты от индейцев. Но большинство из этих фортов, в том числе остроги Юкон и Селкерк, уже утратили былое значение, превратившись после открытия месторождений золота в Клондайке в продовольственные базы. Но Бен Реддл хорошо сделал, что запасся всем необходимым в Доусоне, потому как в Форт-Релайансе за провизию и промышленные товары с него содрали бы втридорога.

Здесь же произошла встреча двоюродных братьев с генеральным комиссаром Юконских территорий, объезжавшим дозором свои владения. Они отрекомендовались как представители официальных кругов Монреаля. В этой стране, кишевшей заезжим народом, такое звание было почетнее любого другого. Майор Джеймс Уолш оказал Самми Скиму и Бену Реддлу самый сердечный прием и услышал в ответ слова самой глубокой признательности.

Генеральному комиссару было лет под пятьдесят. Этот отличный администратор руководил вверенным ему округом уже два года. Губернатор доминиона назначил его сюда в тот период, когда на золоторудные залежи Клондайка набросились тысячи переселенцев, конца исхода которых все еще не было видно.

Миссия, выпавшая на долю майора Уолша, была не из простых. Каждый день возникали осложнения то в связи с предоставлявшимися частным лицам и синдикатам концессиями, то с нарезанием участков, то со взиманием арендной платы, то с наведением порядка на землях, с захватом которых индейцы мириться не желали.

К неприятностям, вызванным открытием новых месторождений, прибавлялись заботы, связанные со спорами о сто сорок первом меридиане, потребовавшими возобновления триангуляционных работ. Именно это каверзное дело объяснило присутствие генерального комиссара в западном Клондайке в тот период.

По его словам, исправление границы было сопряжено с некоторыми трудностями, хотя решение возникшей проблемы относилось к области математической, то есть к науке самой точной. Сто сорок первый меридиан мог находиться только там, где ему надлежало быть.

— Кто поднял этот вопрос, господин Уолш? — спросил Бен Реддл.

— Американцы. Они утверждают, что расчеты, сделанные в эпоху, когда Аляска принадлежала России, были произведены без должной тщательности. По их мнению, представленную сто сорок первым меридианом границу необходимо отодвинуть на восток, а это отдало бы Соединенным Штатам Америки большую часть приисков, находящихся на левом берегу Юкона.

— В том числе, — заметил Самми Ским, — сто двадцать девятый, завещанный нам Джосайасом Лакостом, нашим дядей.

— Так точно, господа.

— По этой причине, — сказал Бен Реддл, — синдикат, который предложил нам продать ему участок, воздерживается от дальнейших шагов до той поры, пока вопрос не будет улажен.

— Мне это известно, господа, — ответил комиссар. — И я вас очень хорошо понимаю.

— Как вы считаете, господин майор, — продолжил расспросы Самми Ским, — будут ли исправления завершены в ближайшие сроки?

— Все, чем я могу вас утешить, это то, что специально созданная для этого комиссия работает уже несколько недель, и мы очень надеемся, что граница между двумя государствами будет окончательно определена до наступления зимы.

— А как, по вашему мнению, господин комиссар, — спросил Бен Реддл, — действительно ли тогда была допущена ошибка, и надо ли было затевать дело с корректировкой?

— Судя по имеющейся информации, — нет… И мне кажется, что злополучную тяжбу с доминионом заварили кое-какие американские синдикаты.

— А нам из-за этого, — добавил Самми Ским, — возможно, придется задержаться в Клондайке дольше, чем хотелось бы.

— Могу вас уверить, господа, — заявил Джеймс Уолш, — я сделаю все от меня зависящее, чтобы ускорить работу комиссии. Однако следует признать, что ей порой мешают некоторые хозяева участков, прилегающих к границе. Особой злонамеренностью отличается владелец сто двадцать седьмого.

— Наш сосед! — воскликнул Самми Ским.

— Так точно.

— Это техасец по имени Хантер.

— Так точно. Вы о нем слышали?

— Скажу более, господин комиссар! Мы не только слышали, но и видели самого этого грубияна! Когда он сходил с парохода в Ванкувере…

— Итак, вы его знаете… Напарником этого негодяя является некий Мэлоун, тех же кровей, что и он, и, как говорят многие, такой же мерзавец.

— Подозреваю, что Хантер — один из тех, кто особенно настаивал на корректировке границы. Я прав, господин майор? — спросил Бен Реддл.

— Так точно! Он утверждает, будто его участок лежит на американской территории, явно для того, чтобы не подчиняться властям доминиона. С этой же целью он взбунтовал владельцев приисков, находящихся между левым берегом Юкона и нынешней границей. Если придвинуть ее к самой реке, вся полоса земли перейдет в руки союза и тогда техасец окажется в своей стране. Но, повторяю, очень сомнительно, чтобы американцы выиграли тяжбу. И я уверен, что Хантер останется при своих интересах. Однако вот вам совет: по возможности старайтесь не поддерживать никаких отношений с этими авантюристами самой низкой пробы: моей полиции уже не раз приходилось с ними разбираться.

— В этом смысле можете быть спокойны, господин комиссар, — ответил Самми Ским. — Мы приехали в Клондайк не затем, чтобы копаться в грязи сто двадцать девятого участка, а лишь для того, чтобы его продать, и, как только от него избавимся, возьмем курс на Чилкут, а там погрузимся в ванкуверский поезд и помчимся в Монреаль.

— Что же, господа, — произнес комиссар, — мне остается лишь пожелать вам счастливо добраться до Фортимайлз. И, когда понадобится помощь, рассчитывайте на меня.

— Спасибо, господин майор, — поблагодарил комиссара Бен Реддл.

— Вот если бы вы могли поторопить решение вопроса о сто сорок первом меридиане посредством телеграфа! — добавил его кузен.

— Я бы рад, господа, но…

На этом комиссар и братья раскланялись. Джеймс Уолш должен был возвращаться в Доусон, а господам Реддлу и Скиму надо было двигаться на запад.

На другой день управляемая Нелуто двуколка пустилась в путь. Переправившись через Юкон на пароме, возница почти все время держался левого берега реки.

Погода была не такой хорошей, как накануне. Дул порывистый северо-западный ветер, но защищенным кожаным верхом седокам больших неприятностей он причинить не мог.

Нелуто, разумно щадя лошадь, ее не погонял. Дорога была плохой. Колеса то и дело проваливались в выбоины, теперь освободившиеся ото льда, заполнявшего их зимой. Правда, от сотрясений, избежать которых не удавалось, более страдал экипаж, чем лошадь.

Кругом стояли сосновые и березовые леса, перемежавшиеся осинниками и тополевыми зарослями. Золотоискатели никогда не испытывали здесь недостатка в древесине, употребляемой на домашние нужды и обустройство приисков. Богатый золотом округ имел и собственный каменный уголь. В шести километрах от Форт-Кудахи, на Коул-Крик, затем в тринадцати километрах, на Клифф-Крик, и в девятнадцати километрах от него, на Флэйт-Крик, были найдены залежи отличного угля, содержащего всего пять процентов золы. До этого уголь был обнаружен в бассейне реки Файф-Фингерз, и ему предстояло полностью вытеснить дрова, которых даже средней величины пароход сжигает за час целую тонну. Возможно, это еще один шанс удержать жизнь в округе: отдав все золото, он смог бы привлечь на свои земли шахтеров-угольщиков.

Вечером того же дня, в конце невероятно трудного второго этапа, Нелуто и его спутники прибыли в Форт-Кудахи, что на левом берегу Юкона, где они предполагали заночевать на каком-нибудь постоялом дворе, если он окажется лучше палатки.

Форт-Кудахи был основан в 1892 году североамериканской чикагской компанией «Трэнспортэйшн энд Трэйдинг», намеревавшейся перехватить у компании «Аляска Коммэршел» поставки на золотые прииски Юкона. Этот поселок возник в самом устье Фортимайлз, а его безопасность обеспечивал, как было сказано, Форт-Константин.

Тогда же обнаружилось, что тамошние прииски богаты цветными металлами, например, участки, расположенные на таких небольших притоках Фортимайлз, как Морс и Дэвис, на американской территории, а также на Миллер-Крик, впадающем в Сикстимайлз. Некоторые месторождения своею производительностью могли соперничать с теми, что находились в низовье Бонанзы.

Итак, в шесть часов вечера экипаж братьев завершил вторую часть пути, и они отправились на поиски ночлега.

Некое подобие трактира им указал, или, скорее, порекомендовал начальник отряда верховой муниципальной гвардии; квартируя в этом местечке, он исправлял полицейский надзор над территорией, что находилась между границей и левым берегом великой реки.

Бен Реддл и Самми Ским, мечтавшие провести хотя бы несколько часов на кровати, пусть даже на самой простой, привередничать не стали ни в том, что касалось удобств, ни в том, что касалось цен; и ночь прошла более или менее удовлетворительно.

За Форт-Кудахи Юкон все так же течет на северо-запад и в известной точке пересекает сто сорок первый меридиан. Фортимайлз же, долина которого протянулась на сорок миль, как указывает его английское название, свернув на юго-запад, катит свои волны по невероятно извилистому ложу, прорытому им среди лесов и холмов. Его протяженность до линии границы составляет около семидесяти километров, тридцать из которых находятся на британской территории, а остальные — на американской. Таким образом, он пересекает ставший яблоком раздора меридиан.

Пустившись в путь рано утром, Нелуто рассчитывал добраться до участка покойного Джосайаса Лакоста к вечеру. Перед дорогой он позаботился как следует накормить лошадь, которую два дня трудов, похоже, утомили не слишком, так что, будь это необходимо, она сдюжила бы. Кроме того, животное имело возможность отдохнуть за время пребывания братьев на прииске.

Бен Реддл и Самми Ским покинули трактир в три часа утра; солнце стояло уже довольно высоко. Через двенадцать суток должно было наступить летнее солнцестояние, когда дневное светило скрывается за северным горизонтом едва на несколько минут.

Экипаж катился по извилистому берегу Фортимайлз, зажатому холмами, отделенными друг от друга низкими лощинами. Окрестность вовсе не казалась безлюдной пустыней: всюду, на горах и реках, велись работы. На каждом извиве берега и у каждого оврага были врыты столбы с номерами приисков. Оборудование использовалось нехитрое: немногие механизмы приводились в действие руками или водой, отведенной от ближайшей речушки; большинство золотоискателей, если не нанимали работников, собственноручно извлекали землю из колодцев, а затем промывали ее в лотках, кто в мелких, кто в глубоких. Все это делалось в полной тишине, нарушаемой взрывами эмоций только тогда, когда попадался хороший самородок.

Первая остановка длилась два часа; промежуток времени с десяти часов до полудня понадобился для отдыха лошади, которой предоставили свободно пастись на соседнем лугу. Позавтракав консервами, печеньем и выпив по паре чашек кофе, Бен Реддл и Самми Ским выкурили по трубке.

Нелуто продолжил путь почти сразу после двенадцати часов пополудни. Он так торопил своего буцефала[87]Буцефал — так звали любимого коня Александра Македонского., что уже в семь часов вечера экипаж пересек межу сто двадцать девятого участка, новые владетели которого, покинув Монреаль второго апреля, добрались до места одиннадцатого июня, то есть ни много ни мало, как за два с половиной месяца.

Глава XIII

УЧАСТОК НОМЕР СТО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

В этом месте Фортимайлз слегка изгибается к востоку. В излучине длиной в четыре сотни метров находились участки, разграниченные с помощью столбов в соответствии с горнорудным правом, действовавшим в округе и гласившим: «Всякое физическое лицо старше 18 лет, обладающее специальным разрешением на охоту, рыбную ловлю и рудоискательство, стоимостью в 10 долларов и годное в течение 12 месяцев, имеет право занимать один участок-прииск длиной в 250 футов, лежащий вдоль ручья, при этом ширина параллелограмма не должна превышать тысячу футов от одного берега до другого при проведении горизонтальной линии на высоте в 3 фута над поверхностью воды».

Именно согласно этому закону был нарезан участок номер сто двадцать девять, являвшийся собственностью Джосайаса Лакоста; прииск находился в верховье Фортимайлз, на территории Клондайка, прилегая к аляскинско-канадской границе, и располагался между двумя столбами, на одном из которых был проставлен его номер, а на другом значилась дата получения концессии.

Названный участок не выходил за пределы правого берега речушки и являлся одним из тех, которые именовались речными участками-приисками.

Итак, западная граница участка одновременно была государственной, и, реши эксперты отодвинуть ее на восток, доминиону эта территория более не принадлежала бы. Вот отчего было важно, чтобы работы по уточнению государственного рубежа завершились закреплением прежней линии сто сорок первого меридиана. Это касалось не только участка Джосайаса Лакоста, но и всех прочих, примыкавших к границе, которая по всей своей длине являлась межой Клондайка.

За участком севернее, между двумя довольно высокими холмами, зеленело поле, обрамленное березняками и осинниками. Фортимайлз в ту пору был умеренной глубины, нес свои достаточно быстрые воды по долине, окаймленной разновысотными возвышенностями. Там и здесь виднелись хижины, лачуги и домишки золотоискателей, и на пространстве двух-трех километров можно было насчитать несколько сотен рабочих. По ту сторону границы, на американской территории, наблюдалась подобная картина. Правда, долина, поднимаясь вверх, там несколько расширялась. Помимо речных приисков имелось множество горных участков, которым правилами концессии дозволялось иметь длину, превосходившую двести пятьдесят футов, но не большую, чем одна миля.

Бену Реддлу и Самми Скиму было известно, что участок номер сто двадцать девять отделялся от номера сто двадцать семь лишь меридианом, корректировки которого требовали оба смежных государства. Сто двадцать седьмой принадлежал Хантеру, разрабатывавшему его с прошлого года. Техасец явно не ладил с Джосайасом Лакостом — в этом братьям сомневаться не приходилось, уже имея представление о беспокойном характере соседа.

Что до прав собственности на участок номер сто двадцать девять, их при получении концессии бывший хозяин оформил в совершенном соответствии с действовавшим законодательством. Уведомление об открытии было сделано и принято государством, а также зарегистрировано в надлежащие сроки в Комиссариате шахт и рудников доминиона с одновременно принятым обязательством ежегодно вносить подать в размере семидесяти пяти франков, а также передавать Британской короне десять процентов добытого золота — обязательства, невыполнение которого могло привести к экспроприации «по причине фальсификации производительности прииска». Наконец, Джосайас Лакост никогда не нарушал закона, согласно которому участок, где в теплое время года работы были остановлены на семьдесят два часа, должен быть возвращен государству. Разработка участка номер сто двадцать девять прекратилась только ввиду смерти его хозяина и на время, необходимое наследникам для вступления во владение прииском.

Джосайас Лакост разрабатывал участок полтора года, но без заметного успеха. Расходы, связанные с обустройством, наймом работников и транспорта, были высокими. Однажды разлив Фортимайлз нанес прииску серьезный урон и остановил ведшиеся на нем работы. Короче говоря, владелец сто двадцать девятого участка только что расплатился с первыми долгами, как вдруг его настигла смерть.

Но какой золотоискатель — не правда ли? — как ни сомнительно его дело, способен отказаться от надежды, постоянно чувствуя, что он вот-вот откроет богатую жилу, которая могла бы его осчастливить десятком ценнейших самородков или грудой песка стоимостью в четыре тысячи франков?

Джосайас Лакост, несмотря на недостаток оборудования, может быть, и добился бы успеха. Он не пользовался лотками, а только копал колодцы глубиной в пятнадцать — двадцать футов в золотоносном пласте, средняя мощность которого равнялась пяти-шесги футам.

Все эти сведения предоставил братьям десятник, служивший у Джосайаса Лакоста. Когда прииск замер, а артель распустили, он остался сторожить участок в ожидании возобновления работ, рассчитывая на вознаграждение со стороны наследников или нового хозяина.

Десятника звали Лорик. Это был канадец французского происхождения, лет сорока от роду. Имея богатый опыт в золотодобыче, он несколько лет проработал в Калифорнии и Британской Колумбии и лишь затем приехал в Клондайк. Вряд ли отыскался бы кто-то, способный точнее проинформировать Бена Реддла об истинном положении дел на участке номер сто двадцать девять, равно как о том, что было и могло быть добыто на нем, а также о его подлинной стоимости.

Прежде всего Лорик позаботился как можно лучше расквартировать Бена Реддла и Самми Скима, которым, несомненно, предстояло прожить на Фортимайлз не один и не два дня. Предав палатку, те согласились занять одну из весьма скромных, но, разумеется, чистых комнат в домишке, который дядя построил для себя и для старшего мастера. Находившийся в начале оврага, в гуще берез и осин, он являлся убежищем вполне надежным в теплое время года, когда резких ухудшений погоды опасаться не приходилось. На зиму, то есть на семь-восемь месяцев из двенадцати, он закрывался. Отправив в отпуск рабочих, хозяин и десятник уезжали в Доусон до начала следующей золотоискательской страды.

Теперь, когда работы на остальных участках не прекращались ни днем, ни ночью, сто двадцать девятый бездействовал, пребывая в вынужденной праздности после кончины Джосайаса Лакоста.

Что до пропитания гостей, то с этим у Лорика сложностей не возникло. Снабженческие фирмы, созданные в Доусоне, которым все необходимое доставляли юконцы, здесь, как и повсеместно в Клондайке, обслуживали прииски по очереди и с большой выгодой для себя, принимая в соображение высокие цены на предметы потребления, а также многочисленность наемных рабочих в округе.

Прибыв на Фортимайлз, Бен Реддл и Самми Ским, сопровождаемые десятником, уже на другой день осматривали участок, останавливаясь у колодцев, где больше не было зимнего льда, а на дне лежала золотоносная грязь.

Лорик попутно рассказывал им о том, как началась разработка прииска, когда их дядя, выполнив формальности и уплатив аренду, вступил в его владение.

— Господин Лакост, — сказал старший мастер, — те полсотни рабочих, которых нанял для рытья колодцев на левом берегу ручья, поначалу использовал только на разработке поверхности участка, как того требует закон о трех обязательных месяцах присутствия на прииске. Первые колодцы в рудоносном пласту были вырыты лишь в конце сезона.

— И сколько вы их в тот раз сделали? — поинтересовался Бен Реддл.

— Четырнадцать. Отверстие каждого из них занимает девять квадратных футов, как вы можете в этом убедиться. Все в рабочем состоянии.

— Но что дала разработка поверхности? — спросил Самми Ским. — Удалось ли окупить издержки?

— Конечно нет, сударь. Как и на других приисках, когда ограничиваются промыванием золотоносного галечника.

— Вы используете только лотки? — задал вопрос Бен Реддл.

— Да. И намывать золота более чем на пятнадцать франков удается редко.

— Говорят, на Бонанзе намывают на две-три тысячи! — воскликнул Самми Ским.

— Это случай исключительный. Можете мне поверить, — заявил десятник. — На сотню франков в среднем — это уже хорошо. На сто двадцать девятом более чем на шесть-семь франков никогда не намывали. А если учесть, что рабочим надо платить по семи франков в час, то…

— Результат, прямо скажем, неблестящий, — проговорил Самми Ским.

Бен Реддл поинтересовался:

— Почему так долго рыли колодцы?

— Надо, чтобы вода, которая в них постепенно набирается, застыла, — ответил мастер. — Лед укрепляет стенки, и они не обваливаются, что дает возможность безбоязненно рыть следующие колодцы.

— Стало быть, ими можно пользоваться только по прошествии зимы.

— Именно так, господин Реддл, — ответил десятник.

— Какова их глубина?

— Они уходят вглубь на десять — пятнадцать футов, то есть до уровня, где обыкновенно залегает золотоносный пласт.

— Какой мощности бывает такой пласт?

— Футов шесть.

— Сколько лотков дает один кубический фут извлеченной земли?

— Примерно десять. Один хороший рабочий может за день их промыть целую сотню.

— Итак, ваши колодцы еще по-настоящему не работали? — спросил Бен Реддл.

— Все уже было готово, но тут господин Лакост умер, и работы пришлось остановить.

Разъяснения десятника явно интересовали Бена Реддла, но и Самми Скима они не оставили безучастным. Главным было максимально точно узнать ценность участка номер сто двадцать девять, а это можно установить лишь с учетом его производительности. О том и спросили старшего мастера.

— Мы добыли золота на тридцать тысяч франков, — ответил тот. — Почти весь доход съели производственные издержки. Но уверен, что жила здесь хорошая. Во всяком случае, на соседних участках добыча была приличная.

— Вы, конечно, знаете, Лорик, что одна чикагская компания предложила нам продать ей участок дяди.

— Да. Ее люди приезжали сюда три месяца назад.

— Какова же, на ваш взгляд, ему цена? — продолжил расспросы Бен Реддл.

— Судя по добыче на других участках, — не менее двухсот тысяч франков.

— За сколько его купил дядя?

— Господин Лакост заплатил пятьдесят тысяч.

— Двести тысяч, — произнес Самми Ским, — это совсем неплохо! Если бы удалось получить эти деньги, то наше путешествие можно было бы считать удавшимся. Увы, синдикат ждет окончания корректировки границы.

— Будет ли сто двадцать девятый участок на территории Канады или Аляски — какая разница? От этого его ценность не изменится, — заявил Лорик.

— Совершенно справедливо, — согласился Бен Реддл. — Беда в том, что фирма продолжать переговоры пока что воздерживается.

— Как вы считаете, — задал Самми Ским вопрос мастеру, — скоро ли закончатся работы по уточнению границы?

— Могу сказать только одно: комиссия работает. Как долго она будет возиться с этим делом, думаю, сейчас этого не скажет никто из ее членов. Кстати, им помогает самый известный в Клондайке специалист по кадастру[88]Кадастр — систематизированный свод сведений, составляемый периодически или путем непрерывных записей наблюдений над каким-либо объектом., человек опытнейший, некто Огилви, составитель точнейшего кадастра этого округа.

— А что вы думаете о результате корректировки? — спросил Бен Реддл.

— Дело кончится конфузом для американцев. Если граница не там, где следует, то надлежит перенести ее на запад!

— И тогда сто двадцать девятый участок навсегда останется в доминионе! — заключил Самми Ским.

— Именно так, сударь, — согласился Лорик.

Бен Реддл перевел разговор на отношения, сложившиеся между дядей и владельцем участка номер сто двадцать семь.

— Вы желаете знать, в каких отношениях он был с техасцем и его сподручником?

— Вот именно.

— В самых плохих!.. Эти американцы — сущие мерзавцы! Лезут в драку по каждому поводу, то и дело хватаются за ножи! Последнее время без револьвера в кармане работать было просто невозможно. Полиции не раз приходилось приводить их в чувство.

— Об этом же говорил нам начальник верховой муниципальной гвардии, которого мы встретили в Форт-Кудахи, — сказал Бен Реддл.

— Уверен, — добавил Лорик, — у нее еще будет не один повод вмешаться. Мир здесь настанет лишь тогда, когда выкинут этих негодяев вон!

— Но как это можно сделать? — спросил Самми Ским.

— Очень просто. Это произойдет, как только границу передвинут на запад. Участок номер сто двадцать семь станет канадским, и тогда Хантер с Мэлоуном должны будут подчиняться канадским властям.

— Эти двое входят в число тех, кто требует сдвинуть границу на восток? — продолжил расспросы Самми Ским.

— Естественно, — ответил десятник. — Хантер привел сюда всех американцев, работающих на границе, на Фортимайлз и Сикстимайлз. Они не раз грозились захватить нашу территорию и отнять у нас участки. Зачинщики, разумеется, наши соседи, техасцы. Оттавское правительство обратилось с жалобой в Вашингтон, но там рассматривать ее не торопятся.

— Вероятно, ждут окончательного решения вопроса о границе.

— Возможно, господин Реддл. Но пока вы не продали участок, будьте осторожны. Кто знает — не попробует ли этот Хантер учинить какую-нибудь пакость, как только узнает, что приехали новые хозяева сто двадцать девятого.

— Нас уже предупредили, Лорик, — ответил Самми Ским. — Поставить на место этих негодяев мы сумеем!

Обойдя прииск и поднявшись к его северной границе, братья и десятник направились к левому берегу речушки. Там, у межевого столба, они остановились. Если на сто двадцать девятом участке было тихо, то на сто двадцать седьмом работа кипела. Люди Хантера копошились в колодцах, вырытых выше по течению. Промыв извлеченную землю, они сливали воду по узким канавам в Фортимайлз.

Бен Реддл и Самми Ским тщетно пытались разглядеть в толпе рабочих Хантера и Мэлоуна, и Лорик предположил, что владельцы сто двадцать седьмого участка, проведя несколько дней на прииске, отправились на запад Аляски, где, как стало известно, были обнаружены новые золотые жилы.

Осмотрев участок, братья и старший мастер вернулись домой, где их ждал обед. Что касается Нелуто, то с ним все было просто: ему вполне хватало двуколки, за приданной к ней лошадью он заботливо приглядывал.

После обеда Самми Ским спросил у Бена Реддла, как тот намерен поступить дальше и собирается ли продлить пребывание на участке.

— Теперь мы знаем все: и его состояние, и цену. Не думаю, что, прожив здесь еще несколько дней, можно узнать что-то новое.

— Я другого мнения, Самми, — ответил тот. — Надо еще и еще раз поговорить с десятником и просмотреть счета дяди. Полагаю, провести еще двое суток на сто двадцать девятом небесполезно.

— Хорошо, Бен. Останемся на пару дней. Но тогда позволь мне поохотиться, пока ты будешь заниматься бухгалтерией покойного Джосайаса Лакоста.

— Согласен. Но при условии, что ты не заблудишься и ненароком не столкнешься с каким-нибудь мерзавцем.

— Будь спокоен, дорогой Бен! Я возьму с собой Нелуто… ему эти края знакомы.

— Поступай как знаешь, Самми. Но повторяю: побыть здесь несколько дней необходимо.

— Ого! — воскликнул Самми Ским. — Твои двое суток уже превратились в несколько дней!

— Что делать, Самми! Было бы неплохо посмотреть, как работают золотоискатели… как промывают землю…

— Послушай, Бен, мы приехали на этот участок не как старатели, а лишь узнать, каких денег он стоит!

— Разумеется, Самми! Конечно! Но не забывай — пока что переговоры о продаже участка невозможны. Надобно дождаться, когда эксперты закончат свою работу, а кадастровая служба представит отчет. И еще. Воля твоя, но я не вижу причин, по которым Лорик не мог бы возобновить разработку прииска!

— Выходит, мы обречены здесь жить до тех пор, пока проклятый меридиан не займет своего места!

— А в каком другом месте, Самми, мы могли бы провести все это время?

— Хотя бы в Доусоне.

— По-твоему, там лучше?

Самми Ским не ответил. Он чувствовал, что инженер обязательно возьмет верх в душе двоюродного брата, которому явно не терпится погрузить руки в это тесто, точнее в эту грязь… А там, войдя во вкус, не захочет ли он продолжить дело Джосайаса Лакоста?

«Ну нет, черт возьми! — сказал он самому себе. — Этого я не допущу!»

Самми Ским достал ружье, позвал Нелуто, и, выйдя из дому, охотники поднялись вверх по оврагу, держа направление на север.

Да, Самми Ским был прав почти на сто процентов: воспользовавшись появившейся возможностью, Бен Реддл решил изучить все, что имело отношение к работам на приисках, особенно на участке, ставшем их собственностью. Конечно, уезжая из Монреаля, он не имел в виду ничего другого, кроме как, узнав цену участку, продать его. Но теперь непредвиденные обстоятельства позволили инженеру продлить визит на Фортимайлз, возможно, на несколько недель… Да и как устоять перед соблазном использовать готовые колодцы или хотя бы посмотреть, на что они способны?.. Действительно, все ли сделал Джосайас Лакост, чтобы получить хороший результат?.. Не ограничился ли он одними примитивными способами работы заурядных старателей?.. Может быть, имея диплом инженера, удастся найти технологии более производительные?.. И наконец, если в недрах земли, принадлежащей ему и Самми, лежат запасы золота, исчисляемые сотнями тысяч франков, а то и сотнями миллионов, разумно ли продавать ее синдикату по смехотворно низкой цене?

Такие мысли, должно быть, теснились в голове у Бена Реддла, и его никак не смущал тот факт, что пограничный вопрос и приостановка переговоров с англо-американской компанией «Трэнспортэйшн энд Трэйдинг» принудили его к ожиданию. Он верил, что сможет успокоить брата и дело кончится тем, что тот тоже войдет во вкус.

Изучив глубже счета дяди Джосайаса и предоставленные старшим мастером документы, содержавшие необходимые сведения, инженер спросил:

— Лорик, если сейчас возникнет надобность в рабочих, можно ли их найти?

— Конечно, сударь, — ответил десятник. — В округе шатаются тысячи эмигрантов в напрасных поисках работы. Они каждый день приходят на Фортимайлз. Я даже уверен, что из-за наплыва переселенцев сейчас их можно нанять задешево.

— Полусотней землекопов обойдемся?

— Без всякого сомнения! Господин Лакост больше и не брал.

— Сколько времени понадобилось бы вам, чтобы их найти?

— Сутки.

Сделав паузу, десятник добавил:

— Похоже, господин Реддл, вы сами не прочь заняться разработкой участка?

— Не исключено… если, конечно, не удастся продать его по настоящей цене.

— Что же, таким образом вы смогли бы точнее оценить возможности участка и, соответственно, увереннее себя чувствовать на переговорах с покупателями, если таковые найдутся.

— К тому же, — произнес Бен Реддл, — пока решается вопрос границы, чем-то надо же заниматься.

— Вы, как обычно, правы, — согласился Лорик. — Канадский он или американский, участок будет стоить того, что он стоит… И я всегда знал, что прииски на левых притоках Юкона ничем не хуже правобережных. Поверьте, господин Реддл, на Сикстимайлз и Фортимайлз можно сколотить себе капиталец так же быстро, как и на Бонанзе или Эльдорадо.

— Я буду это иметь в виду, Лорик, — ответил Бен Реддл, обрадованный ответами, совпадавшими с его чаяниями.

Десятник, как бы желая окончательно успокоить инженера, заявил:

— Да, господин Реддл, к чему бы ни пришла Комиссия, ваш прииск останется тем, что он есть. Я уверен, вам бояться нечего! Сто двадцать девятый является самым канадским из всех канадских и таковым останется!

— Очень хочется, чтобы это так и было! — ответил Бен Реддл. — Я поговорю с кузеном и предложу ему возобновить работы на прииске как можно скорее.

Под «поговорю с кузеном» он имел в виду заинтересовать его в своих планах, не допуская, как обычно бывало, никаких порицаний. Когда Самми Ским возвратился с охоты, неся связку куропаток и бекасов, его двоюродный брат заявил:

— Я долго думал, Самми, и вот к какому выводу пришел: поскольку мы застряли здесь на несколько месяцев, разумнее всего было бы возобновить работы на сто двадцать девятом участке.

— Это означает, что мы делаемся золотоискателями! — воскликнул господин Ским.

— Да… до тех пор, пока не появится возможность продать прииск.

Глава XIV

РАЗРАБОТКА УЧАСТКА

Итак, то, чего Самми Ским опасался всегда, случилось. В ожидании возможности продать участок номер сто двадцать девять Бен Реддл постановил начать на нем работы. И кто знает, захочет ли он вообще от него избавиться? Действительно, если разработка прииска окажется результативной, то надо ли будет об этом сожалеть?

«Так и должно было случиться, — повторял в сердцах Самми Ским. — Так и хочется отругать дядю Джосайаса… Это он виноват в том, что мы сделались рудокопами, старателями… или кто они там, эти искатели золота, которые для меня всего лишь искатели несчастий! Да! Я должен был с самого начала пресечь эту авантюру и, если бы отказался ехать с Беном в эту жуткую страну, он, конечно, остался бы в Монреале и мы бы не были втянуты в эту злополучную затею! И даже если в этом дерьме имеется золота на миллионы франков, все равно лучшего прозвания, чем золотари, мы не заслуживаем!.. Коготку увязнуть — всей птичке пропасть!.. Не успеем собраться домой, как нагрянет зима!.. Чертова канадская зима… с ее пятидесятиградусными морозами!.. Веселенькая перспектива!.. Ах, дядя, дядя! Какие несчастья ты уготовил племянникам!»

Так размышлял Самми Ским. Однако, будучи прежде всего философом, он умел смиряться. Касательно сожалений о том, что не удалось предотвратить поездку в Клондайк, в глубине души господин Ским знал: он не смог бы помешать брату поехать, даже отказавшись его сопровождать… и в конце концов все равно составил бы ему компанию.

Было начало июня, и старательская страда на Юконе только начиналась. Доступ к участкам открылся всего две недели назад, после того как оттаяла земля и сошел с рек лед. Хотя промерзшая за зиму почва плохо поддавалась мотыгам и киркам, но все же поддавалась. Заледенелые стенки колодцев держались крепко, и, пробиваясь к рудной жиле, можно было не опасаться внезапного обвала.

Из-за отсутствия более совершенных орудий труда, не говоря уже о механизмах, которые Бен Реддл сумел бы использовать с большим успехом, очевидно, ему предстояло работать с лотком. Увы, с помощью этого примитивного сооружения можно было промывать землю только на берегу реки. Но здесь находились прииски не речные, а горные, и на Клондайке уже начали применяться механические толчеи для дробления кварца, точно такие же, как на других месторождениях Канады и Британской Колумбии.

Более ценного сподручника, нежели десятник Лорик, Бен Реддл навряд ли мог найти, и он понимал, что достаточно не мешать этому опытному мастеру, уже руководившему разработками залежей в Колумбии и явно способному применить усовершенствования, будь они ему предложены.

Надобно заметить, что чрезмерно затянувшаяся пауза в разработке участка № 129 рисковала вызвать недовольство властей. Ревностно следившие за уплатой налогов владельцами приисков, они, ничтоже сумняшеся, реквизировали даже те участки, где работы не велись в течение весьма короткого времени.

Десятник начал подыскивать рабочих и неожиданно столкнулся со сложностями большими, чем предполагал. Дело в том, что стало известно об открытии приисков в районе, примыкающем к Куполам, и рудокопы хлынули туда, надеясь продать свой труд за хорошие деньги. Конечно, поток иммигрантов, стремившихся попасть в Доусон, не иссякал по-прежнему, тем более что плавать по озерам и Юкону в теплое время года было легче. Однако там, где машинный труд еще не вытеснил ручной, рабочие требовались в больших количествах.

Все же Лорику удалось набрать три десятка переселенцев, которых, правда, оказалось на двадцать человек меньше артели, трудившейся у Джосайаса Лакоста, да к тому же и платить им надо было много: по пяти-шести франков в час.

Однако таковы были в ту пору ставки и на Бонанзе. Многие за день выгоняли по семидесяти пяти — восьмидесяти франков и вполне могли сколотить немалое состояние, когда бы так легко не проматывали добытые деньги. И заработки постоянно росли! Тому имелась причина: так, например, на сукумских приисках за один час рабочие намывали золота на сотню долларов! Хотя, оговоримся истины ради, в их карманы попадала лишь сотая часть выручки.

Как было сказано выше, оборудование, использовавшееся на сто двадцать девятом участке, было примитивным, таким, какое применялось еще в эпоху открытия первых месторождений, — мелкие и глубокие лотки. Разумеется, Джосайас Лакост намеревался пополнить сии незатейливые инструменты другими, но не успел; теперь за дело взялся племянник.

Так, благодаря старшему мастеру и кошельку хозяев, на сто двадцать девятом прииске появились два промывочных лотка-«рокера».

Лоток-«рокер» — это ящик длиною в три фута и шириною в два, этакий гробик-качалка. Внутри него находится решето, покрытое куском шерстяной ткани, которая, пропуская воду, удерживает песок. На нижнем конце лотка, равномерно колеблемого с помощью качалки, собирается немного ртути, она и улавливает то золото, какое не удается ухватить руками.

Бен Реддл отдавал преимущество не «рокеру», а ступенчатому желобу, но раздобыть его не смог и оттого подумывал соорудить такой же собственноручно. Упомянутый деревянный желоб имеет поперечные канавки; когда по нему сливают жидкую грязь, земля и гравий уносятся водой, но золото, будучи более тяжелым, оседает в канавках. В принципе дают неплохие результаты оба названных способа промывки, но без насоса поднять воду к верхнему концу желоба или «рокера» нельзя. Необходимость в помпе делает и то и другое устройство существенно более дорогостоящими. В горах можно использовать созданные природой водопады, но на речных приисках нужны механизмы, а они дороги.

Итак, работы на сто двадцать девятом участке благополучно возобновились. Философствуя по своему обыкновению, Самми Ским не уставал удивляться азарту и страсти, с которыми кузен включился в дело.

«Решительно, — говорил он самому себе, — Бен не избежал охватившей всех повальной болезни. Молю Бога, чтобы она не поразила меня. До чего ужасна золотая лихорадка! Нет, это вовсе не перемежающаяся малярия! Какой-нибудь хиной ее не остановишь! От нее не излечишься и разбогатев! Золота всегда мало!.. Даже тогда, когда его слишком много!»

Впрочем, владельцам сто двадцать девятого прииска до этого еще было весьма далеко. Даже если участок имел огромные богатства, так просто он их не отдал бы. Добраться до золотой жилы, проходящей по нему в западном направлении параллельно с Фортимайлз, довольно трудно. К тому же, как заметил Бен Реддл, глубина шурфов была недостаточной, и это предстояло исправить. Дело сложное, поскольку морозы, укреплявшие стенки шурфов зимой, ушли вместе с нею.

Но не разумнее ли было оставить дорогостоящие работы синдикатам или частным лицам, которые пожелали бы выкупить участок? Может, Бену Реддлу стоило ограничиться лоточной промывкой? И целесообразно ли пускаться в расходы, которые непременно увеличат стоимость прииска?..

Одним лотком можно намыть золота на четверть доллара. Доход невелик, особенно если учесть ставки рабочих. Да и обещания десятника имеют ли под собой серьезные основания?.. Обо всем этом надо было еще думать.

В июне установилась довольно хорошая погода. Прогремело несколько гроз, порою страшных; но пролетели они быстро, так что работы на Фортимайлз почти не прекращались.

Пришел июль, и теплого времени осталось всего на пару месяцев. Солнце, заходившее за горизонт в половине одиннадцатого, показывалось вновь около часу ночи. Между двух зорь над землей стояли сумерки столь светлые, что полярные созвездия едва-едва различались. Работая двумя сменами, можно было не останавливаться вовсе. Именно так поступали на участках по ту сторону границы, где американцы развили невероятную активность.

Неудивительно, что Бен Реддл — с его темпераментом! — пожелал принять в разработке сто двадцать девятого личное участие. Ему не казалось оскорбительным присоединиться к рабочим и, присматриваясь к их действиям, поработать с лотком. Затем он отправился к лоткам один. Лорик взялся ему помогать, как если бы работал на себя.

— Ну что, Ским, — не раз задавал вопрос Бен Реддл кузену, — не хочешь попробовать?

— Нет, — неизменно отвечал тот, — у меня нет к этому призвания.

— Это совсем нетрудно. Берешь лоток, промываешь землю, а на дне остается песок.

— Нет, дорогой Бен… Даже если бы мне платили по два доллара в час.

— Я уверен: у тебя счастливая рука!

Однажды, подав брату лоток, Бен Реддл сказал:

— Прошу тебя! Попробуй!

— Только чтобы доставить тебе удовольствие, Бен.

Взяв лоток, Самми Ским бросил в него лопату только что поднятой из колодца земли и, плеснув на нее воды, стал эту жижу понемногу сливать. Находись в ней золотой песок, он остался бы в лотке. Но…

Но в посудине не обнаружилось даже следа драгоценного металла — факт, который Самми Ским прокомментировал парой крепких слов.

— Видел? — обратился он затем к Бену Реддлу. — Здесь нет даже на одну трубку табака!

— Повезет в другой раз, — заявил Бен, не желая сдаваться.

— Охота мне удается лучше, — ответил Самми Ским. — Придется отводить душу куропатками и бекасами.

Кликнув Нелуто, он взял ружье и вернулся только к вечеру. Самми Ским редко возвращался с охоты без дичи не только потому, что у него имелся ловецкий дар, но еще и по той причине, что зверья и птицы в окрестных полях и ущельях имелось вдоволь. В лесу часто встречались канадские олени, карибу; особенно много их было на излучине, которую образует Юкон, свернув на запад. Попасть туда можно было, пройдя некоторое расстояние в северном направлении. Что до бекасов, куропаток и уток, то ими кишмя кишели болота на обоих берегах Фортимайлз. Так что Самми Скиму действительно было чем вознаградить себя за слишком затянувшееся пребывание в Клондайке, хотя он все еще не переставал с грустью вспоминать об охотничьих угодьях Зеленой долины.

Надобно отметить, что в первой половине июля на сто двадцать девятом участке намыли лотками неожиданно много золота. Старшему мастеру удалось напасть на хорошую кварцевую жилу, которая давала все больше и больше, по мере приближения к границе. Невзирая на то, что не попалось ни одного крупного самородка, добытое за тот период оценивалось не менее чем в семнадцать тысяч франков. Это не только послужило подтверждением прогнозов десятника, но и, конечно, сильно раззадорило Бена Реддла.

И на сто двадцать седьмом прииске дела шли тем лучше, чем далее рабочие продвигались в восточном направлении. Оба участка, без сомнения, разрабатывали одну общую жилу, которая проходила вдоль левого берега Фортимайлз, пересекая американский участок выше по течению, а канадский — ниже.

Было видно, что люди Хантера и Мэлоуна и артель Бена Реддла и Самми Скима шли навстречу друг другу, и близился день, когда они должны были столкнуться на границе, оспариваемой смежными государствами.

Рабочие техасцев — три десятка душ — все были американцами. Вряд ли было возможно сколотить более гнусную банду авантюристов, сомнительных личностей, этаких дикарей, способных на все, грубых и драчливых, — одним словом, вполне достойных своих работодателей, печально знаменитых во всем Клондайке. Почти вся эта публика успела поработать на сто двадцать седьмом участке в предыдущем году, так как Хантер и Мэлоун приобрели его, когда на Аляске нашли первое золото, то есть сразу же после того, как русские продали ее Америке.

Американцы и канадцы, трудившиеся на приисках, сильно отличались друг от друга. Последние, как правило, были более покладисты, уравновешенны, дисциплинированны. Ввиду этого синдикаты отдавали им предпочтение. В то же время канадцы составляли лишь незначительную долю тех, кого нанимали американские компании, охотнее бравшие соотечественников, несмотря на их взбалмошность, буйство и любовь к дракам, которые они затевали почти ежедневно, главным образом вследствие злоупотребления крепкими напитками, причинившими немало бед всем районам, где добывалось золото. Не было дня, когда полиции не приходилось бы наводить порядок на том или ином участке. Ножи и револьверы легко пускались в ход. Случались и убийства. Раненых отправляли в доусонский госпиталь, и без того переполненный жертвами неутихающих повальных болезней.

Разумнее было бы возить их в Ситку, столицу Аляски. Но до нее от Клондайка далеко. Дорога же, долгая и трудная, пролегала по озерам и чилкутским теснинам, а потому об этом нельзя было и думать. К тому же в поисках лекарств, равно как и удовольствий, американцы все равно ездили в Доусон.

На третьей неделе июля работы шли, как всегда в последнее время, плодотворно, хотя ни Бену Реддлу, ни Лорику, ни их людям все еще не удавалось найти ни одного из тех самородков, которые прославили Бонанзу и Эльдорадо. Тем не менее доходы теперь значительно перекрывали расходы, и можно было надеяться на прибыль в сотню тысяч франков, что позволило бы держать высокой цену на участок, если бы появились покупатели.

Вообще говоря, Самми Скиму обижаться было не на что, как не обиделся бы он на брата, когда бы тот согласился покинуть Клондайк до наступления холодов. Увы, — и это приводило его в негодование, — отъезд не зависел от их желания. Покинуть Клондайк было нельзя, не продав участка, но прежде следовало дождаться решения пограничного вопроса. Шли дни и недели, а эксперты никак не могли прийти к общему мнению.

Однажды Самми Скима посетила мысль, казалось бы, не лишенная основательности.

— Бен, — поделился он с кузеном, — я не вижу причины, по которой мы должны торчать здесь и ждать, когда они определятся с этим сто сорок первым меридианом. Да пропади он пропадом!

— Причина та, — ответил инженер, — что мы сможем вести переговоры с чикагской компанией «Трэнспортэйшн энд Трэйдинг», как и с другими фирмами, только после окончания работ по корректировке границы.

— Пусть так, Бен, но вести переговоры можно заочно, по переписке, находясь в Монреале, через посредство мэтра Снаббина, или в Доусоне, с помощью чиновников с Фронт-стрит.

— Но тогда мы рискуем оказаться в невыгодном положении.

— Почему? Ведь мы уже знаем, чего стоит прииск!

— Через месяц-полтора мы узнаем это точнее, — ответил инженер. — И тогда нам предложат не двести тысяч франков, а все четыреста — пятьсот!

— И что нам все это даст?

— Прибыль! И немалую!.. Уверяю тебя! — заявил Бен Реддл. — Разве ты не видишь, что чем дальше на запад, тем богаче становится жила?

— Это кончится, дорогой Бен, тем, что мы упремся в номер сто двадцать семь! — заметил Самми Ским. — И я не знаю, что произойдет, когда наши рабочие встретятся с людьми мерзавца Хантера…

В самом деле, опасность схватки между артелями, с каждым днем приближающимися к меже участков, существовала. Уже прозвучали первые взаимные оскорбления и угрозы, а Лорик успел поссориться с американским десятником, этаким звероподобным громилой, и как знать, не перейдут ли люди от слов к кулакам, когда Хантер и Мэлоун возвратятся на свой прииск. Тогда наверняка встанет вопрос о положении межевого столба… тем более что с участка на участок не раз перелетали камни, возможно, содержащие в себе золото.

Лорик делал все, чтобы удержать рабочих от драки, и Бен Реддл ему, как умел, содействовал. Американский же десятник, напротив, постоянно подзуживал своих и открыто искал повода сцепиться с канадцем. К тому же добыча на его прииске была не столь велика, как на сто двадцать девятом: обнаруженная Лориком жила явно сворачивала на север, удаляясь от левого берега Фортимайлз.

Так или иначе, соперники очутились в двадцати шагах друг от друга, и оставалось не более двух-трех недель до того дня, когда они должны были встретиться на разграничительной линии.

Самми Ским был безоговорочно прав, опасаясь возможного конфликта.

И вот двадцать седьмого июля произошло то, что серьезно обострило ситуацию и грозило привести к весьма нежелательному развитию событий.

Незадолго до этого на его двадцать седьмом участке вновь появились Хантер и Мэлоун.

Глава XV

НОЧЬ С ПЯТОГО НА ШЕСТОЕ АВГУСТА

Как уже говорилось, месторождения золота имелись не только на территории доминиона. Не исключено, что новые запасы ценного металла в ближайшее время могли быть найдены во многих частях этого обширного региона Северной Америки, ограниченного Атлантическим и Великим[89]Великий океан — часто использовавшееся в старину синонимическое название Тихого океана. океанами. Как известно, пространство между Кутавэем, на юге Британской Колумбии, и Ледовитым океаном богато залежами металлов, в том числе золота. Отказав этому краю в сельскохозяйственных возможностях, природа щедро наделила его богатствами рудными.

Золоторудные месторождения, находящиеся на Аляске, по большей части расположены на большой дуге, которую Юкон описывает, катя волны от Клондайка до Сент-Майкла, к своему устью, и делая крутой поворот у одноименного поселка, лежащего на самом Полярном круге[90]Эти сведения устарели и не соответствуют известным в настоящее время фактическим данным..

Одна из этих областей соседствует с Серклом, местечком, возникшем на левом берегу великой реки в трехстах семидесяти километрах ниже Доусона. Именно там берет начало левый приток Юкона Берч-Крик, впадающий в него возле форта с таким же названием.

Незадолго до конца рабочего сезона прошел слух о том, что россыпи, обнаруженные под Серклом, не хуже, чем на Бонанзе, и что не мешало бы туда поторопиться с хорошей артелью рудокопов.

Вот почему, приехав в Доусон и наладив работу на сто двадцать седьмом участке, Хантер и Мэлоун погрузились на один из пароходов, заходивших в Юкон, и через какое-то время сошли в Серкле, где осмотрели долину Берч-Крик, а затем, не сочтя целесообразным оставаться там на весь сезон, вернулись на свой прииск.

По-видимому, результат предпринятого техасцами вояжа оказался нулевым, так как по возвращении на Фортимайлз они приняли ряд мер, необходимых для пребывания там до конца старательской кампании этого года. В самом деле, если бы они собрали на Берч-Крик хороший урожай золота в виде слитков и песка, то не замедлили бы отправиться в Доусон, игорные дома и казино которого предоставляли им все мыслимые и немыслимые возможности промотать добытое. Таков был обычай у этих людей, и они не видели оснований изменять ему. Что до Хантера с Мэлоуном, то они, разумеется, исполнили бы его с религиозным усердием и в том случае, когда бы сто двадцать седьмой участок принес им хоть какую-то прибыль. Именно это и сказал Лорик Бену Реддлу и Самми Скиму, ставя их в известность о появлении техасцев.

— Присутствие Хантера и его сподручника, — добавил он, — вряд ли будет способствовать улучшению обстановки на приграничных приисках, и в том числе на Фортимайлз.

— Что же, — ответил Самми Ским, — приготовимся ко всему.

— Да, господа, надо держать ухо востро. Я скажу нашим людям, чтобы они по возможности избегали встреч с этими мерзавцами.

— Любопытно, — спросил Бен Реддл, — знает ли полиция о возвращении техасцев?

— Должна знать, — ответил десятник. — На всякий случай отправим в Форт-Кудахи нарочного.

— Хорошо, — одобрил Самми Ским, — но, с вашего позволения, я не думаю, что Хантер так уж опасен и страшен. А если он, по своему обыкновению, вновь примется хамить, то я найду, чем его успокоить.

— Все это так, Самми, — проговорил Бен Реддл, — но мне бы не хотелось, чтобы ты дрался с этим человеком.

— У нас с ним старые счеты, Бен, и я должен их свести.

— Никаких счетов тебе сводить не надо, — заявил Бен Реддл, который ни за что на свете не хотел допустить, чтобы кузен оказался втянутым в неприятности. — Заступившись в Ванкувере за монахинь и осадив Хантера, ты действовал правильно… иначе и быть не могло. Но здесь, Самми, где рабочие одного прииска угрожают рабочим другого, предоставь действовать полиции!

— А если ее не будет? — возразил Самми Ским, который явно не желал сдаваться.

— Если ее не будет, — произнес старший мастер, — мы защитим себя сами, господин Ским, наши люди не спасуют ни перед какими техасцами.

— В конце концов, — сказал Бен Реддл, желая прекратить обсуждение неприятного для него предмета, — мы приехали сюда не затем, чтобы освобождать Фортимайлз от негодяев, а для того, чтобы…

— Продать участок, — несколько разгоряченно произнес его брат, садясь на своего любимого конька. — Скажите, Лорик, можно ли узнать, как идут дела у комиссии по уточнению границы и далеко ли до завершения ее работы?

— Я узнаю и вам доложу, — ответил десятник.

— Где они сейчас находятся, эти чертовы эксперты?

— Судя по последним сведениям, полученным из Доусона, — на самом юге.

— Прекрасно! — воскликнул Самми Ским. — Я поеду туда и потороплю их!

— Этого делать не следует, Самми! — сказал Бен Реддл, пытаясь утихомирить разволновавшегося кузена. — Потерпи немного.

— Да и путь неблизкий! — заметил Лорик. — Эксперты и господин Огилви в настоящий момент, возможно, находятся у самой горы Святого Ильи, и, чтобы туда добраться, надо будет проехать, за вычетом расстояния до Дайи, колоссальной протяженности пустыню!

— Послушай, Самми, — проговорил Бен Реддл, положив руку на плечо кузена. — Тебе надо успокоиться. Пойди поохоться. Нелуто с радостью составит тебе компанию. И принесите к ужину чего-нибудь вкусненького, а мы тем временем поработаем на лотках, глядишь, не без пользы!

— В самом деле, — добавил старший мастер, — вдруг нам повезет так же, как в октябре тысяча восемьсот девяносто седьмого года пофартило на Гриппл-Крик полковнику Эрвэю?

— Что произошло с этим полковником? — пренебрежительно спросил Самми Ским.

— Всего на глубине семи футов он нашел слиток золота ценой в сто тысяч долларов!

— Всего-то?.. Каких-то полмиллиона франков!

— Бери свое ружье, Самми, — ответил Бен Реддл, — и до вечера не возвращайся!.. Будь осторожен с медведями.

Самми Ским понял, что ничего другого ему не остается. Скоро он и Нелуто уже поднимались по склону оврага, а еще через пятнадцать минут прозвучали первые выстрелы.

Что касается инженера, то он снова встал у лотка-качалки и приказал рабочим не отвечать ни на какие выпады со стороны людей Хантера.

В тот день событий, способных привести к столкновению соседей, не произошло.

Пользуясь отсутствием двоюродного брата, который мог бы потерять самообладание, Бен Реддл стал наблюдать за техасцами. Занимаемая ими хижина стояла напротив избушки Лорика, у подножия противоположного холма. Межа пролегала по дну общего оврага, и это позволяло видеть все, что Хантер с Мэлоуном делали на своем участке.

Техасцы наискось пересекли прииск и спустились по тропинке между колодцами. Лотки работали с полной нагрузкой. Их грохот и шум воды заглушали все прочие звуки.

Прислонившись к наличнику окна на первом этаже, Бен Реддл с мнимым равнодушием посматривал на соседей.

Техасцы, которые прекрасно его видели, приблизились к межевому столбу и остановились, о чем-то возбужденно разговаривая. Они явно не щадили своих людей и не жалели грубых выражений, поучая их; не избежал взбучки даже старший мастер.

Бросив взгляд на реку и оглядев правобережные участки, носившие четные номера, Хантер и его сподручник сделали несколько шагов в сторону буерака. Было видно, что настроение у них было отвратительное, и на то имелась причина: вся добыча сто двадцать седьмого участка, решительно не покрывала расходов. Хуже того: техасцам было известно, что последние недели принесли прииску Лакоста значительную прибыль.

Хантер и Мэлоун, пройдя еще немного по оврагу, встали насупротив Бена Реддла и начали грубыми жестами и словами его провоцировать.

Но у инженера хватило ума и выдержки, чтобы оставить действия техасцев без ответа, и когда те убрались, он продолжил работу на «рокере». Находившийся здесь же Лорик спросил его:

— Вы их видели, господин Реддл?

— Да, но все их потуги спровоцировать меня напрасны.

— Однако мне кажется, ваш двоюродный брат менее терпелив.

— Как бы там ни было, господину Скиму придется держать себя в руках, — ответил Бен Реддл. — Мы должны делать вид, что не знакомы с этими людьми…

В следующие дни ничего особенного не случилось. С раннего утра, по совету кузена, Самми Ским и индеец уходили на охоту и возвращались к вечеру. Если с Хантером встречи не было, то столкновение канадских и американских рабочих неотвратимо назревало: разрабатывая жилу, они с каждым днем все ближе и ближе подходили к межевому столбу. День, когда, по выражению Лорика, они должны были «скрестить мотыги и кирки», приближался. Любой пустяк мог вызвать спор, спор — ссору, ссора — стычку, а та — настоящую войну. Если бы люди набросились друг на друга, то что могло бы их остановить? Не попытаются ли Хантер и Мэлоун взбунтовать все американские прииски против канадцев, работающих у границы доминиона? От этих авантюристов можно ожидать чего угодно, и вряд ли полиция Форт-Кудахи сумеет быстро восстановить порядок…

Двое суток техасцы не показывались. Возможно, предвидя какие-то события, они объезжали прииски, находившиеся на аляскинской части Фортимайлз.

Впрочем, в их отсутствие произошло несколько перебранок между десятниками. Их подчиненные приготовились вступиться за начальство, но, к счастью, конфликт продолжения не получил. В тот день погода была неустойчивая, дул резкий северный ветер. Самми Ским сидел дома, и Бен Реддл сделал все, чтобы помешать ему ввязаться в стычку, но неизвестно, чем бы это кончилось, находись Мэлоун и его товарищ рядом.

Самми Ским не мог заниматься любимым делом на протяжении еще трех суток. Дождь временами переходил в ливень, и на улицу выйти было нельзя. Да и промывка в таких условиях становилась невозможной. Переполнившая колодцы вода переливалась через край, превращая землю в густую грязь, в которой ноги тонули по самые колени.

Работа остановилась на обоих приисках, и возобновить ее удалось только во второй половине третьего августа. Утром шел дождь. Распогодилось, когда подул юго-восточный ветер. Но возникла опасность, что начнутся грозы, которые в это время года бывают ужасными и несут с собой немалые беды.

Техасцы возвратились на свой сто двадцать седьмой участок накануне и весь день не выходили из дому.

Что касается Самми Скима, то он, воспользовавшись хорошей погодой, ушел на охоту. В низовье Фортимайлз объявилось несколько гризли, и ему ничего так не хотелось, как встретиться с одним из этих опасных стопоходящих, — сей счастливый опыт он уже приобрел в Зеленой долине.

«Пусть лучше кузен воюет с медведями, — говорил самому себе Бен Реддл, — чем с Хантером!»

Четвертого августа кайлу старшего мастера несказанно повезло. Врубаясь в жилу у самой границы своего участка, Лорик наткнулся на самородок ценой не менее четырехсот долларов.

Вне себя от радости десятник заорал во всю мощь легких:

— Сюда! Ко мне! Смотрите!

Рабочие бросились на зов. Бен Реддл тоже.

Кусок кварца был словно инкрустирован самородком величиной с орех.

Люди со сто двадцать седьмого без труда поняли, что послужило причиной шума, и страшно разволновались — не без оснований, поскольку несколько дней назад они потеряли жилу и разработка участка становилась все более убыточной.

Зазвучал голос Хантера, гневно повторявшего:

— Здесь везет только собакам с Дальнего Запада!

Так он называл канадцев на своем грубом жаргоне.

От гнусного оскорбления Бен Реддл сначала ужасно побледнел, затем кровь ударила ему в голову; инженер был готов накинуться на техасца, но десятник удержал его. Тогда, повернувшись к Хантеру спиной, Бен Реддл презрительно пожал плечами и зашагал прочь.

— Это я вам говорю, господин из Монреаля! — крикнул ему вдогонку техасец.

— С таким негодяем, как вы, Хантер, я не желаю иметь никаких дел.

— А все же придется! — выкрикнул негодяй. — И я не знаю, чего я еще жду?..

Хантер собирался переступить границу участков и схватиться с Беном Реддлом, но Мэлоун его удержал: рабочие соперничавших приисков и без того готовы наброситься друг на друга; остановить их будет невозможно.

Вернувшись домой ввечеру, Самми Ским, который сиял от счастья, убив — не без риска для жизни! — медведя, принялся подробно рассказывать о своем подвиге. Кузен терпеливо слушал его, не желая беспокоить повестью о дневных событиях. После ужина братья поднялись к себе в комнату, и Самми Ским уснул здоровым сном охотника.

Существовала ли опасность, что конфликт на этом не закончится? Станут ли искать ссоры отныне еще более озлобленные Хантер и Мэлоун? Будут ли они натравливать своих людей на рабочих соседнего прииска?.. Вполне возможно, так как утром кирки и мотыги обеих бригад должны встретиться на меже участков…

К сожалению для Бена Реддла, в тот злополучный день двоюродный брат на охоту не пошел — потому что погода стояла плохая. С юго-востока надвигалась низкая облачность. Следовало ожидать грозы, и отходить далеко от дома было нежелательно.

Рабочие Лорика с утра суетились у колодцев. Одна группа, руководимая старшим мастером, копала на разграничительной линии приисков, у самого столба, на одной стороне которого имелась дощечка с надписью «127», а на другой — «129».

Люди Хантера тоже находились возле межи, но за все утро никаких осложнений не возникло. Правда, несколько резких выражений, брошенных американцами в адрес соседей, заставили оных ответить равнозначно. Поскольку все ограничилось обменом словами и кое-какими жестами, десятники вмешиваться в ссору не стали.

Дело приняло совсем другой оборот после обеда. Как нарочно, Хантер и Мэлоун крутились на своем участке.

— Посмотри, — обратился к брату Самми Ским. — Эти мерзавцы здесь. Давно мы их не видали…

— Я видел вчера, — уклончиво ответил Бен Реддл. — Советую поступать так же, как я, то есть делать вид, будто их не существует в природе.

— Однако, Бен, они смотрят на нас, и мне не нравится — как…

— Не обращай внимания, Самми.

Техасцы подошли ближе. И все же от обычной брани они воздержались, хотя и бросали на соседей свои хамские взгляды.

Самми Ским, согласившись с мудрым советом брата не замечать их, пребывал тем не менее в готовности дать надлежащий отпор.

Одновременно рабочие обоих приисков продолжали копаться у линии межевого столба, носить землю к лоткам. Их разделяла всего лишь узенькая полоска дерна, и кирки вот-вот должны были столкнуться. Несколько камней уже перелетело через межевую черту.

Впрочем, никто на подобные пустяки внимания не обращал.

Вдруг — это случилось часов в пять — один из камней, выбитых кайлом Лорикова рабочего, отскочил и упал у ног американского десятника.

То был кусок кварца весом в четыре-пять фунтов, который очень походил на те, что содержат в себе золото, и потому, вероятно, кое-чего стоил.

Последовало требование старшего мастера отдать его — требование законное, но ответ на него состоял исключительно из грубых выражений.

Произошел только обмен репликами, но Лорик, настроенный вернуть себе то, что ему принадлежало, переступил межу.

Трое или четверо американцев набросились на него, а несколько их соотечественников поспешили им на помощь.

Завязалась драка, сопровождавшаяся криками, всполошившими все смежные участки, из-за чего возникла опасность, что потасовка приобретет всеобщий характер.

Вырвавшись наконец из окружения, Лорик устремился к месту, куда упал злополучный кусок породы.

Так он оказался лицом к лицу с Хантером, который сильным толчком в грудь сбил его с ног.

Свидетель безобразной сцены, Самми Ским бросился на выручку своему десятнику, которого техасец уже придавил к земле.

Бен Реддл последовал за братом и остановил Мэлоуна, решившего помочь компаньону.

Началась свалка. В сильных ладонях рудокопов кирки и мотыги превратились в смертоносное оружие; еще немного — и пролилась бы кровь раненых и, возможно, убитых, но тут появился отряд верховой милиции, объезжавший дозором эту часть берега Фортимайлз.

Решительными действиями полусотни вооруженных людей порядок был наведен в считанные минуты.

Бен Реддл, Самми Ским и оба техасца стояли друг против друга. Первым заговорил Бен Реддл, обратившись к Хантеру, от ярости потерявшему дар речи.

— По какому праву, — сказал он, — вы осмелились помешать взять то, что является нашим имуществом?

— Твое имущество! — заорал американец, грубо тыкая инженеру. — Это твое имущество находилось на моей земле и потому принадлежало мне!

— Мерзавец! — воскликнул Самми Ским, вплотную приблизившись к техасцу.

— А! — завопил тот. — Это вы, господин защитник дам!

— Женщин, которым вы нахамили! Но вы — всего лишь подонок, один из тех, что превращаются в жалких трусов, когда имеют дело с мужчиной!

— Я — трус? — негодуя, повторил Хантер.

Он был готов наброситься на Самми Скима, но ему помешал Мэлоун.

— Вот именно! — выкрикнул Самми Ским, который тоже собой уже не владел. — Один из тех, которые боятся отвечать за свои слова!

— Ну хорошо! Это мы еще посмотрим! — пригрозил техасец. — Завтра я тебя найду!

— Завтра утром, — уточнил Самми Ским.

— Хорошо! До завтра! — прохрипел американец.

Золотоискатели разошлись по своим участкам. Забрать кварц Лорику, увы, не удалось, так как один из техасцев швырнул его в Фортимайлз.

Бен Реддл и Самми Ским возвратились к себе, и старший брат стал как мог уговаривать младшего оставить дело без последствий.

— Самми, — говорил он, — ты не можешь драться с этим мерзавцем.

— Я должен его проучить.

— Нет, Самми! Нет!

— Я обязан, дорогой мой Бен! И если удастся всадить ему пулю в лоб, то я поздравлю себя с удачной охотой! С охотой на самое гнусное животное!

Что ни говорил Бен Реддл, ему было ясно, что помешать дуэли было невозможно. Но…

Но назревали события, которые должны были по меньшей мере отодвинуть на какое-то время развязку конфликта, если не покончить с ним вообще. Погода стала портиться. К пяти часам вечера в наэлектризованной атмосфере засверкали молнии. С юго-востока послышались раскаты грома. Тучи сгустились. Сделалось темно, хотя солнце за горизонт еще не заходило.

На многих участках, по которым протекал Фортимайлз, появились некие тревожные симптомы. По земле пробежали судороги, сопровождавшиеся долгим гулом; вода в речушке начала время от времени-вскипать; из колодцев стал выделяться сернистый газ. Похоже было, что сама преисподняя проснулась.

В половине одиннадцатого Самми Ским, Бен Реддл и десятник собрались было лечь спать, как вдруг земля содрогнулась.

— Землетрясение! — крикнул Лорик.

Не успел он произнести это страшное слово, как дом опрокинулся, будто его сорвало с фундамента.

С большим трудом братья и старший мастер выбрались из-под обломков, к счастью, целыми и невредимыми.

Но тут им открылась ужасная картина: небо полыхало, а вся земля вдруг исчезла под водами потопа. Река вышла из берегов и в поисках нового русла хлынула на прииск.

Отовсюду слышались крики отчаяния и страданий. Рудокопы по обеим сторонам речки старались спастись от потоков воды, которая была столь же беспощадна, как и ужасные конвульсии земли. Вырванные с корнями или сломанные посередине деревья влекло течением реки и ее ответвлениями со скоростью льдин, уносимых весенним половодьем.

— Бежим!.. Бежим! — закричал старший мастер, увидев рядом с собою Нелуто. — Не то нас снесет водой!

В самом деле, река уже подошла вплотную к месту, где лежал поверженный землетрясением дом Лорика. Колебания почвы продолжались, напоминая собою волнение моря.

Поток вдруг подхватил сломанную у комля березу и бросил ее на руины жилища. О ужас! Под удар попал Бен Реддл! Инженер, упав навзничь, исчез в волнах так стремительно, что ни Самми Ским, ни Лорик ничего не успели сделать.

Выбравшись на сушу, Бен Реддл обнаружил, что не может идти: его нога была сломана в колене.

Что касается до приисков, то все они пострадали — одни от землетрясения, другие от наводнения — и теперь являли собой зрелище полного разорения на протяжении полутора миль по обеим сторонам границы.