Не уверена, работает ли Патрик после своего возвращения в Стар-Лейк в магазине, но не могу выкинуть из головы мысль, что должна его увидеть. Поэтому на следующий день обнаруживаю его за древней кассой, как и два года назад, оформляющего три больших пирога с дополнительной порцией сыра для дамы среднего возраста.
«Пиццерия Доннелли» втиснулась между грязной прачечной и обувным магазином на главной улице и находится там, сколько я себя помню: Конни и Чак влюбились еще в школе и открыли магазин через год после свадьбы. Чак всегда мечтал владеть пиццерией, а Конни, ее девичья фамилия – Чиаволелла, научила его готовить. Здание довольно неухоженное, большое зеркальное окно красуется витиеватыми желтыми буквами, а крыша – непрокрашенной деревянной черепицей. На стене возле туалетов висит, вероятно, единственный в штате Нью-Йорк работающий таксофон. Все столы укрыты красно-белыми прорезиненными скатертями. Стены украшают фотоколлажи спортивных команд из школьной газеты.
Патрик замечает меня не сразу. Он склонился над кассой, и волнистые волосы падают ему на глаза. Когда мы были в первом и втором классах, девчонки все время пытались до них дотронуться. Патрика это бесило.
Я смотрю на него с секунду. Если не считать вчерашнюю вечеринку, после той статьи в «Пипл» мы ни разу не оказывались в одном месте. Это Джулия показала ему статью – она любит все, связанное со знаменитостями, по крайней мере, любила. Она оформила подписку на «Пипл», «Ю-эс Уикли» и «Лайф&Стайл» и придерживалась строгих убеждений касательно достоверности информации. Тем утром я проснулась под четырнадцать пропущенных от нее, а еще серию сообщений, приправленных таким количеством неверия, злости и многочисленных «какого черта», что пришлось перечитать их дважды, чтобы понять, какого черта произошло.
А произошло то, что меня наконец-то поймали.
Позже тем днем показался Патрик с выдернутой из журнала Джулии страницей с неровными и рваными краями. Посреди фотографии моей мамы в ее кабинете пролегала складка, прямо по центру ее лица.
– Это правда? – тихим голосом спросил меня Патрик. «Бронко» работал на холостых на подъездной дорожке у нашего дома. Шел дождь, холодная изморось. Выхлопная труба испускала дым в сырой серый воздух.
– Так, – ответила я дрожащим голосом, подняв руки, чтобы успокоить его. Я видела статью утром и весь день пряталась в комнате. Знала, что грядет. Мне стоило первой к нему прийти и столкнуться с неизбежным. Но я вместо этого струсила и заставила его прийти ко мне. – Так, мы можем просто…
– Молс. – Патрик выглядел растерзанным, словно внутри него взорвался снаряд со шрапнелью. Как человек, вернувшийся домой и обнаруживший на его месте кратер. – Я спросил, это правда? Ты… – Он растерянно потряс темными волнистыми волосами. – В смысле, с моим братом ?
– Ты должен меня выслушать, – сказала я вместо ответа. – Выслушаешь?
– Я слушаю. – Голос Патрика уже опасно равнодушный, словно где-то в глубине души он знал, что последует, и хотел к этому подготовиться. Его глаза стали цвета стали. – Да или нет, Молс?
– Патрик, – сказала я и даже не смогла ему ответить. – Пожалуйста.
Тогда Патрик отступил на шаг, будто я ударила его. На его ресницах и волосах собирались капли дождя.
– Ладно, – медленно сказал он, а потом быстро рявкнул: – Мне нужно… да. Мне нужно свалить отсюда.
– Патрик, – снова сказала я и, схватив его за руку, попыталась остановить, но он стряхнул ее и быстро залез в машину, нажал на газ и сорвался с места, как человек, который не собирался так надолго задерживаться. Я стояла на лужайке под дождем и смотрела, как он исчезал вдали. Мое сердце и история унеслись прочь.
Теперь я жду, задержав дыхание, когда он увидит меня, и ищу на полках под стойкой лакричные конфеты. Конни специально заказывала их, потому что знала о моей одержимости, но их нет в том месте, где они раньше лежали, – между желейными конфетами и батончиками «Марс». Я изучаю взглядом, что же еще здесь изменилось, и в тот момент, когда дама забирает коробку с пиццей и уходит, остаемся лишь мы вдвоем, я и Патрик. Мы смотрим друг на друга, словно находимся на противоположных сторонах озера.
– Привет, – хрипло говорю я, будто не разговаривала с самой вечеринки. – Слышал какие-нибудь слухи?
Патрик не улыбается, просто качает головой и тянется под стойку за новым мотком кассовой ленты. Он вообще не разговаривал со мной после выхода статьи, даже не приближался, и именно ужасающее одиночество после его потери сподвигло меня сбежать в Бристоль, а не грубость других людей.
– Чего тебе, Молли? – спрашивает он, открывает аппарат и вставляет ленту. Синяк под глазом почти исчез, стал желтовато-зеленым.
– Что случилось? – спрашиваю я вместо ответа, засовываю руки в карманы шортов и делаю полшага вперед.
Патрик пожимает плечами, закончив возиться с лентой, захлопывает крышку и отрывает разноцветный кончик.
– Ударил кое-кого, – безэмоционально произносит он. – А потом получил в ответ.
Меня это удивляет: Патрик ни разу в жизни не ввязывался в драки. Конни и Чак постоянно твердили о разрешении конфликтов без применения насилия. И заставляли нас решать споры, используя куколки ручной работы.
– Ты поэтому вернулся домой? – спрашиваю я.
– Ага, – отвечает Патрик без пояснений, – поэтому.
– Понятно. – Киваю и задаюсь вопросом, кем же он теперь стал, раз бросает то, о чем так долго мечтал, словно это какой-то пустяк. Интересно, это я его таким сделала? – Слушай, Патрик. Я просто… между мной и Гейбом ничего нет, ясно? Я лишь хотела, чтобы ты это знал. Я вернулась домой на лето, влачила жалкое существование, и он пригласил меня на эту вечеринку, но это не… Мы не…
Замолкаю, не зная, как продолжить. Когда нам было двенадцать и тринадцать, Патрик всегда говорил о серьезном, сидя спиной к спине, будто легче, когда не смотришь друг на друга. Интересно, что случилось бы, попроси я о таком сейчас.
Но он поднимает руку, чтобы остановить меня.
– Слушай, Молс, – говорит он, в точности повторяя мой тон. Это прозвище он дал мне еще в детстве, в садике, так же меня называл его папа. – Дело вот в чем: можешь развратничать с моим братом хоть каждый день, если хочешь. Мне все равно.
Отступаю, будто в этот раз меня ударил Патрик и завтра утром я проснусь с заплывшими глазами. Все тело колет, и меня бросает в пот. Патрик спокоен, как удав, и переключается на вошедшую молодую семью с таким натренированным безразличием, словно я его вообще не прерывала. Словно меня вообще здесь не было.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления