Онлайн чтение книги Бесспорное правосудие A Certain Justice
Глава девятая

В доме Марка Ролстоуна в районе Пимлико звонок раздался как раз в тот момент, когда девятичасовой блок новостей Би-би-си подошел к концу. В парламенте в тот день ничего важного не происходило, Марк остался дома поработать над своим выступлением на следующей неделе и сейчас обедал дома один. Люси была у своей матери в Вейбридже и собиралась остаться там на ночь. В конце концов, матери и дочери есть о чем потолковать – особенно теперь. Как обычно, жена оставила готовый обед – запеченную утку, которую надо было всего лишь разогреть, простой салат без заправки, фрукты и сыр. Марк рассчитывал на один звонок, и это как раз мог быть он. Кеннет Мэплз обедал в парламенте, но сказал, что, возможно, заскочит позже – выпить кофе и поболтать. Тогда позвонит и подтвердит встречу. Кен состоял в «теневом кабинете»: разговор мог оказаться важным. Все, что происходит перед выборами, достойно внимания. И этот звонок мог быть от Кена.

Но, испытав разочарование и раздражение, он услышал в трубке голос Венис:

– Рада, что застала тебя. Звонила в парламент. Надо срочно увидеться. Можешь подъехать на полчасика?

– А дело не ждет? Мне должны позвонить.

– Не ждет. Иначе не звонила бы. Оставь сообщение на автоответчике. Я тебя долго не задержу.

На смену первой вспышки раздражения пришло смирение.

– Хорошо, – неохотно согласился Марк. – Я возьму такси.

Положив трубку, он задумался. Странно, что Венис позвонила ему домой. Он не помнил, когда это было последний раз. Венис не меньше, чем он, старалась не смешивать их роман с остальной частью жизни и держала отношения в строгой тайне – не из-за того, что ей было так же много терять, как ему, а просто из брезгливого нежелания сделать личную жизнь достоянием сплетников из «Чемберс». Удачно было то, что он входил в инн Линкольна, а не Мидл-Темпл; кроме того, жизнь члена парламента с ненормированным рабочим днем и постоянными поездками по Центральному избирательному округу предоставляла отличную возможность для тайных свиданий, а иногда даже и целых ночей, проведенных в Пелхем-плейс. Но в последние полгода свидания стали реже, а инициатором встреч все чаще становилась Венис. Их связь стала обретать обыденность семейной жизни – без надежности и комфорта последней. Ушло не только эмоциональное возбуждение. Теперь он с трудом вспоминал первые жаркие недели, когда их роман только начинался, и ту пьянящую смесь сексуального притяжения и восхитительного чувства гордости от того, что красивая и успешная женщина сочла его желанным. Интересно, продолжает ли считать таким теперь? Может, у обоих все перешло в привычку. Все, даже незаконная связь, имеет свой конец. Во всяком случае, этот роман в отличие от его ранних рискованных похождений имеет шанс закончиться без скандала.

Еще до того, как Люси сказала ему о беременности, Марк собирался расстаться с Венис. Дело принимало опасный оборот, словцо «бабник» становилось модным. Английская публика и особенно пресса с ее поистине генным лицемерием решила, что дозволенная журналистам сексуальная свобода неприемлема для политика. Адюльтер, всегда не популярный, становился почти невозможным при такой высокой планке сексуальной добродетели. А Марк не сомневался, что в случае отсутствия какой-нибудь исключительной сенсации его любовная история окажется на первой странице: молодой, идущий вверх по карьерной лестнице член парламента, претендующий на место заместителя министра; его жена, благочестивая католичка; и любовница, одна из лучших криминальных адвокатов страны. Он не хотел принимать участие в унизительном действии и играть роль в комическом дуэте с обязательными фотографиями раскаявшегося мужа и верной женушки, с достойным видом стоящей подле преступного супруга. Нет, он не допустит, чтобы Люси прошла через такое. Венис его поймет. Она не ревнивая, мстительная, сосредоточенная на себе эксгибиционистка. Преимущество выбора в любовницы интеллигентной, независимой женщины в уверенности, что ваш роман закончится достойно.

Люси дождалась, когда сомнений в беременности не осталось, и только тогда сказала мужу. Умение ждать, знать, как должно поступить, досконально продумать, что именно она скажет, – как это типично для его жены! Марк заключил ее в объятия, испытав прилив почти забытой страсти, нежного любовного чувства. Отсутствие детей было для Люси большим горем, да и у него вызывало сожаление. Но в тот момент он вдруг с удивлением понял, что хотел ребенка не меньше, чем жена, просто не признавался себе в этом: чувство поражения было невыносимо, и он подавлял всякую надежду, полагая, что она бессмысленна. Высвобождаясь из его объятий, Люси вдруг предъявила ультиматум:

– Марк, новые обстоятельства внесут изменения в наш брак.

– Дорогая, но ребенок всегда вносит изменения. У нас будет семья. Боже, это замечательно! Какие чудесные новости! Не понимаю, как ты могла скрывать это целых четыре месяца.

Еще не договорив, Марк понял, что совершил ошибку. Будь они близки, ей не удалось бы скрыть перемены. Но жена словно не обратила внимания.

– Я имела в виду изменения в наших отношениях. С кем бы ты ни встречался – я не хочу знать ее имя и вообще не хочу ничего об этом знать, – теперь этим встречам надо положить конец. Тебе это ясно?

– Все и так кончено, – сказал он. – Это было несерьезно. Я никогда никого не любил, кроме тебя.

В тот момент Марк верил тому, что говорил. Да и сейчас верил: в меру его способности любить, только она владела его сердцем.

У их договора было дополнительное условие, и оба о нем знали. Ужин в пятницу был его частью. Люси сделает то, что от нее ждут, и сделает хорошо. Жена не интересовалась политикой. Ее тонкой натуре был чужд мир, в котором существовал муж, с интригами, тактикой выживания, группировками и соперничеством, чудовищными амбициями. Но ей были по-настоящему интересны люди – не важно, к какому классу они принадлежали и какое положение занимали, и люди всегда откликались на ее дружелюбный, внимательный взгляд, чувствуя себя уютно и спокойно в ее гостиной. Марк говорил себе, что его окружению нужна Люси, ему самому нужна Люси.

Когда такси свернуло на Пелхем-плейс, он заметил, что от дома Венис отъехал молодой человек на мотоцикле. Наверное, один из друзей Октавии. Марк забыл, что она теперь живет на нижнем этаже. Еще одна причина, чтобы прекратить отношения. Когда она училась в школе, они по крайней мере были уверены, что никто не нарушит их уединение. Неприятный ребенок эта Октавия. Он не хотел, чтобы она хотя бы косвенно присутствовала в его жизни.

Марк позвонил в дверь. Даже в разгар их любовной связи Венис не давала ему ключ. Не без раздражения он подумал, что она всегда умела сохранять независимость. Его допускали в постель, но не в саму жизнь.

Дверь открыла Венис, а не экономка миссис Бакли, и сразу проводила его наверх в гостиную. На низком столике перед камином уже стоял графин с виски. Марк подумал (как и прежде, но сейчас более убежденно), что ему никогда не нравилась гостиная Венис, да и весь ее дом. В нем отсутствовали уют, стиль, теплота. Как будто хозяйка решила, что особняк в георгианском стиле должен быть соответствующим образом меблирован, и посетила ряд аукционов, чтобы купить минимум подходящих вещей. Марк подозревал, что в гостиной нет предметов из ее прошлого и ничего, купленного просто потому, что понравилось: здесь стояли вещи случайные, вроде мягкой, но не слишком удобной кушетки, которая, впрочем, хорошо смотрелась, или туалетного столика, на котором стояли серебряные вещички, купленные Венис как-то днем в антикварном магазине «Серебряный мир». О вкусе хозяйки говорила только картина Ванессы Белл над камином: Венис любила живопись двадцатого века. Цветов нигде не было. У миссис Бакли были другие обязанности, а у самой Венис не хватало времени, чтобы заниматься покупкой и расстановкой цветов.

Позже Марк понял, что он с самого начала задал неверный тон, забыв, что Венис хотела с ним о чем-то посоветоваться.

– Прости, что ненадолго, но я договорился встретиться с Кеннетом Мэплзом, – сказал он. – Я сам хотел повидаться с тобой. Последние недели просто сумасшедшие. Но я должен кое-что тебе сказать. Не думаю, что нам стоит впредь видеться. Слишком опасно и сложно для нас обоих. У меня сложилось впечатление, что и ты так думаешь.

Венис не пила виски, и на серебряном подносе стояла еще бутылка красного вина. Она наполнила бокал. Рука ее не дрожала, но во взгляде темно-карих глаз было такое нескрываемое презрение, что Марк инстинктивно отшатнулся. Он никогда не видел Венис такой. Что с ней? Она чуть не потеряла контроль над собой.

– Так вот почему ты снизошел до того, что явился сюда, несмотря на риск пропустить свидание с Кеннетом Мэплзом. Значит, хочешь, чтобы мы расстались, – сказала она.

– Мне казалось, это общее желание, – уточнил Марк. – Последнее время мы почти не видимся.

К своему ужасу, он услышал в своем голосе унизительно-умоляющую интонацию и продолжил с отчаянным вызовом:

– Послушай, у нас был роман. Я ничего не обещал, никто из нас не давал никаких обещаний. Мы никогда не изображали сумасшедших влюбленных. В условиях наших отношений это не значилось.

– А на каких условиях, хотелось бы знать, развивались наши отношения? Скажи, мне интересно.

– Думаю, на одних и тех же для обоих – сексуальном влечении, взаимном уважении, привязанности. И конечно, на привычке.

– Удобная привычка. Доступная в любое время сексуальная партнерша, которой доверяешь, – ведь ей тоже есть что терять, да и платить не надо. К такому вы, мужчины, особенно политики, легко привыкаете.

– Слова, недостойные тебя. К тому же несправедливые. Я надеялся, что делаю тебя счастливой.

От прозвучавшей в ее голосе резкости у Марка кровь в жилах похолодела.

– Счастливой? Ты правда так думаешь, Марк? Неужели ты так самонадеян? Меня не так легко сделать счастливой. Для этого нужно больше, чем внушительный член и посредственное сексуальное мастерство. Ты не делал меня счастливой и не сделал. Просто время от времени – когда тебе было удобно, когда ты не был нужен жене, чтобы развлекать гостей, или выдавался свободный вечер, – доставлял мне сексуальное удовольствие. Да я и сама без особого труда могла бы это сделать. Так что не думай, будто делал меня счастливой.

Пытаясь обрести равновесие в том, что казалось трясиной абсурда, он произнес:

– Прости, если я вел себя с тобой не так, как надо. Я не хотел причинить тебе боль. Меньше всего хотел этого.

– Ты не понимаешь, Марк. Просто не слышишь. Ты не можешь причинить мне боль, потому что не значишь для меня так много. Ни один мужчина не значит.

– Тогда какие претензии? У нас был роман. Мы оба этого хотели. Нас все устраивало. Теперь роман закончился. Если я ничего для тебя не значил, то чем ты недовольна?

– Меня удивляет та странная манера, с какой ты, по твоему мнению, имеешь право обращаться с женщинами. Ты обманывал жену, потому что хотел разнообразия, секса, пикантно сдобренного опасностью, и я подходила лучше всех, так как умею держать язык за зубами. Сейчас тебе потребовалась Люси. Неожиданно она вышла на первое место. Ты хочешь обрести респектабельность, верную, любящую жену, политический вес. И Люси обещает простить измену, поддерживать тебя на выборах, стать идеальной женой члена парламента, но ставит условие: наш роман должен прекратиться. «Я никогда не увижу ее снова. Эта интрижка ничего не значила для меня. Я всегда любил только тебя». Разве не так волокиты мирятся с маленькими женушками?

Вдруг Марка охватил спасительный гнев:

– Не трогай Люси. Ей не нужны ни твое внимание, ни снисходительное сочувствие. Поздновато выдавать себя за защитницу всех женщин. О Люси я сам позабочусь. Тебе нет дела до нашего брака. К тому же все было не так. Твое имя не называлось. Люси ничего о нас не знает.

– Ты так думаешь? Пора повзрослеть, Марк. Возможно, она не уверена, что это была именно я, но о существовании другой женщины знает, жены всегда знают. Если Люси молчала, значит, это было в ее интересах. Ты ведь не собирался разрушать семью, правда? Всего лишь развлекся на стороне. У мужчин такое случается.

– Люси беременна.

Марк не знал, зачем он это сказал, но слова уже вырвались.

Воцарилось молчание.

– Мне казалось, Люси не может иметь детей, – холодно произнесла Люси.

– Так мы думали. Ведь наш брак длится уже восемь лет. Можно утратить надежду. Люси не хотела делать многочисленные тесты на бесплодие, проходить лечение, она сочла, что это будет унизительно для меня. К счастью, ничего не понадобилось. Ребенок ожидается к 20 февраля.

– Как удачно. Полагаю, помогла молитва и свечи. Или это непорочное зачатие?

Венис помолчала, приподняла, как бы предлагая, бутылку виски. Марк покачал головой, отказываясь. Тогда она налила себе вина и как бы между прочим спросила:

– А она знает об аборте? Во время идиллии примирения ты не забыл упомянуть, что год назад я сделала от тебя аборт?

– Нет, она не знает.

– Конечно, не знает. Этот грех ты не посмел открыть. Маленькое сексуальное приключение на стороне простительно, но вот убийство не рожденного ребенка? Здесь она не была бы так снисходительна. Благочестивая католичка, известная сторонница движения «в защиту жизни», а теперь еще и сама беременная. Такая интересная информация могла бы серьезно омрачить оставшиеся до февраля месяцы, не так ли? Не будет ли она всегда чувствовать рядом с вашим сыном или дочерью укоризненное присутствие молчаливого призрака? Видеть тень убитого малыша всякий раз, когда ты будешь обнимать вашего ребенка?

– Не делай этого, Венис. Имей гордость. Ты говоришь, как дешевая шантажистка.

– Не дешевая, Марк, не дешевая. Шантаж – дорогая вещь. Ты криминальный адвокат и должен это знать.

И тут он взмолился о пощаде, ненавидя за это ее и себя:

– Она ничего тебе не сделала. Не поступай с ней так.

– Может, и не поступлю, но ведь ты этого наверняка не знаешь?

Здесь ему надо было остановиться. Позже он проклинал себя за глупость. Не только в перекрестном допросе надо знать, когда остановиться. Следовало умерить гордыню, еще раз попросить ее о молчании и уехать. Но Марка возмутила такая несправедливость. Она говорила так, будто он один во всем виноват, и это он толкнул ее на аборт.

– Это ты вбила себе в голову, что противозачаточные таблетки опасны и тебе лучше на время перестать их принимать. Это ты взяла на себя риск. И ты не меньше меня хотела такого завершения. А узнав о беременности, пришла в ужас. Незаконный ребенок стал бы катастрофой. Как и любой другой, говорила ты. Еще одного ребенка ты не хотела. Да и тот, что есть, тебе не нужен.

Венис не смотрела на него. В сердитых глазах вдруг вспыхнул испуг, и он повернулся, чтобы проследить за ее взглядом. В дверях молча стояла Октавия с серебряными подсвечниками в руках. Воцарилась тишина. Мать и дочь словно оцепенели. Пробормотав «прости, мне очень жаль», Марк, проскользнув мимо Октавии, сбежал вниз по лестнице. Миссис Бакли по-прежнему нигде не было, но дверь закрывалась на автоматический замок, и Марку удалось выйти, не прибегая к унизительной просьбе его выпустить.

Только отойдя от дома на некоторое расстояние и перейдя на бег в безнадежной попытке остановить такси, он вдруг осознал, что так и не спросил у Венис, что она хотела ему сказать.