Онлайн чтение книги Жизнь и цель собаки A Dog's Purpose
6

Ничто в моей жизни не сравнится с прохладным, чистым потоком, который вырвал меня из сна без сновидений. Женщина стояла надо мной с бутылкой воды, и я ловил великолепные брызги. Я вздрагивал от удовольствия, от бегущей по спине струйки, поднимал пасть, чтобы укусить ее, как кусал когда-то дождик из крана над лоханью во Дворе.

Рядом стоял мужчина; они с женщиной смотрели на меня озабоченно.

– Думаете, он поправится? – спросила женщина.

– Похоже, вода творит чудеса, – ответил мужчина.

От них обоих исходило восхищение, которое я часто ощущал от Сеньоры, когда она стояла у забора, глядя на наши игры. Я перекатился на спину, чтобы вода лилась мне на животик, и женщина засмеялась.

– Какой милый щеночек! – воскликнула она. – Не знаете, кто это?

– Похоже, золотистый ретривер, – сказал мужчина.

– Ах, щеночек, – проворковала женщина.

Да, я готов быть Щеночком, я готов быть Братишкой. Я буду кем хотите. Когда женщина подхватила меня на руки, не обращая внимания на мокрое пятно, которое я посадил ей на кофту, я целовал ее, пока она не закрыла глаза и не захихикала.

– Я возьму тебя домой, малыш. Познакомлю тебя кое с кем.

Что ж, похоже, я стал собакой переднего сиденья! Женщина, сев за руль, взяла меня на колени, и я с благодарностью глядел на нее. Заинтересовавшись новым окружением, я все-таки сполз и начал исследовать машину, обдуваемый потоками воздуха из двух вентиляторов. Ветер холодил мокрую шерсть; я даже начал дрожать и свернулся клубочком на плоском полу машины – там ласковое тепло, как от Матери, быстро убаюкало меня.

Я проснулся, когда машина остановилась; женщина нагнулась и подняла меня.

– Какой же ты милый, – прошептала она. Прижав меня к груди, она вышла из машины. Я чувствовал, как колотится ее сердце, и ощущал что-то вроде тревоги. Я зевнул, прогоняя последние остатки дремы, и, ненадолго присев в травке, приготовился встретить то, что заставило женщину волноваться.

– Итан! – позвала она. – Иди сюда; познакомься.

Я с любопытством посмотрел на женщину. Мы стояли перед большим белым домом; интересно, есть ли за ним клетки или большой двор? Впрочем, я не слышал лая – может, я вообще был первой собакой здесь.

Передняя дверь дома распахнулась, и на пороге появился человечек, каких я раньше не видел, пропрыгал по цементным ступенькам и замер на траве.

Мы уставились друг на друга. Я понял, что это человеческий детеныш, мальчик. Его губы растянулись в улыбке, и он распахнул руки.

– Щенок! – пропел человечек, и мы бросились навстречу, сразу полюбив друг друга. Я не переставая лизал его, а он хихикал, пока катились по траве.

Наверное, мне раньше и в голову не приходило, что на свете существуют мальчики, но теперь, найдя себе одного, я решил, что это самая замечательная вещь в мире. Мальчик пах грязью, сахаром и какими-то непонятными животными, от его пальцев исходил легкий аромат мяса, и я лизал их.

К вечеру я узнавал мальчика не только по запаху, но и по виду, голосу, жестам. У него были темные волосы, как у Бобби, только очень короткие, и глаза – гораздо светлее. Он наклонял голову, глядя на меня, словно хотел больше услышать, а не увидеть. Его голос искрился радостью, когда он говорил со мной.

Но главное, я упивался его запахом, лизал лицо, грыз пальцы.

– Мама, мы оставим его? Можно? – спросил мальчик между хихиканьями.

Женщина присела на корточки и погладила меня по голове.

– Ты ведь знаешь папу, Итан. Он спросит, будешь ли ты ухаживать за псом…

– Буду! Буду!

– Будешь ли гулять с ним и кормить…

– Каждый день! И гулять, и кормить, и расчесывать, и воду давать…

– И тебе придется убирать, когда он нагадит в саду.

Мальчик промолчал.

– Я купила в магазине корм для щенков; пусть пообедает. Ты не поверишь, мне пришлось заехать на заправку и купить бутылку воды; бедняжка чуть не умер от теплового удара.

– Будешь обедать? А? Обед? – спросил мальчик.

Мне понравилось, как это звучит.

К моему удивлению, мальчик подхватил меня и понес прямо в дом! Я в жизни не представлял, что такое возможно.

Мне тут понравится.

Некоторые полы были мягкими и пахли теми же животными, что и мальчик; в других местах пол был скользкий и твердый – лапы разъезжались подо мной, когда я шел за мальчиком по дому. Если он брал меня на руки, поток любви вызывал сосущее чувство в моем животе, похожее на голод.

Я лежал на полу и боролся с мальчиком за тряпку, когда раздался стук, – я уже знал, – так захлопывается дверца машины.

– Папа приехал, – сказала женщина, которую звали Мама, мальчику, которого звали Итан.

Мальчик встал и повернулся к двери; Мама встала рядом. Я схватил тряпку и строго встряхнул ее, но она была уже не такая интересная без мальчика на другом конце.

Открылась дверь, и мальчик крикнул:

– Папа, привет!

В комнату вошел человек и стал разглядывать Маму и Итана.

– Ну, и в чем дело? – спросил он.

– Пап, мама нашла щенка… – сказал Итан.

– Он был заперт в машине и умирал от жары, – сказала Мама.

– Пап, можно его оставить? Это лучший щенок в мире!

Я решил переждать в безопасности и, приземлившись на ботинки мальчика, начал кусать шнурки.

– Ох, не знаю, сейчас непростые времена, – ответил папа. – Ты представляешь, сколько забот требует щенок? Итан, тебе только восемь. Это слишком большая ответственность.

Я дернул за шнурок и попытался убежать с ним, но он все еще держался за ногу и дернул меня обратно, так что я упал на пол. Зарычав, я снова набросился на шнурок и устроил ему хорошую трепку.

– Я буду о нем заботиться, буду гулять с ним, кормить и мыть, – говорил мальчик. – Пап, он лучший в мире. Он уже привык к дому!

Поборов ботинки, я решил, что пора немного передохнуть, и присел, окатив мочой табурет.

Ох, какой поднялся переполох!

Вскоре мы с мальчиком сидели на мягком полу. Мама спрашивала:

– Джордж?

Итан начинал говорить:

– Джордж? Сюда, Джордж! Привет, Джордж!

Потом папа говорил:

– Скиппи?

И Итан принимался повторять:

– Скиппи? Ты Скиппи? Сюда, Скиппи!

Это было утомительно.

Потом мы играли во дворе, и мальчик называл меня Бейли.

– Сюда, Бейли! Ко мне, Бейли! – кричал он, хлопая себя по коленям. Я подходил к нему, а он убегал, и так мы носились кругами по двору. Мне казалось, что это продолжение игры в доме. Я готов был откликаться и на «Шершень», и на «Айк», и на «Крепыш», но, похоже, они решили остановиться на «Бейли».

Потом я поел, и мальчик повел меня в дом.

– Бейли, познакомься с котом Смоки.

Крепко прижав меня к груди, Итан повернулся, чтобы я смог увидеть сидящее посреди пола серо-коричневое животное. Вот от кого тот странный запах! Существо было крупнее меня, с маленькими ушками – которые было бы приятно кусать. Я попытался вырваться, чтобы поиграть с новым другом, но Итан держал крепко.

– Смоки, это Бейли, – сказал он.

В конце концов мальчик опустил меня на пол, и я бросился поцеловать кота, однако он оттянул губы, обнажив ряд действительно злобных зубов, и зашипел, выгнув спину и задрав трубой пушистый хвост. Я остановился, пораженный. Он не хочет играть? Затхлый запах из-под его хвоста был великолепен. Я осторожно двинулся, чтобы по-дружески обнюхать зад Смоки, но он зафырчал и поднял лапу, выставив когти.

– О, Смоки, будь умницей, будь умницей.

Смоки посмотрел на Итана убийственным взглядом. Я приободрился от тона мальчика и дружелюбно заскулил, но кот остался непреклонным и даже стукнул меня по носу, когда я попытался лизнуть его в морду.

Ну что ж, я готов играть с ним, когда он захочет, а пока у меня были дела поважнее сопливого кота. Следующие несколько дней я пытался понять свое место в семье.

Мальчик жил в маленькой комнате, полной замечательных игрушек, а Мама и Папа жили в комнате вообще без игрушек. Еще в одной комнате была чаша с водой, из которой можно было пить, только забравшись внутрь, и тоже никаких игрушек, если не считать белой бумаги, которую можно было тянуть со стены длинной лентой. Комнаты для сна были наверху лестницы – я не мог взобраться по ступенькам даже со своими длинными собачьими ногами.

Стоило мне решить, что пора присесть и облегчиться, все в доме словно сходили с ума – хватали меня, бегом тащили прочь из дома, сажали в траву и ждали, пока я опомнюсь и займусь своими делами; а уж тогда хвалили так, что начинало казаться, будто это моя главная задача в семье. Впрочем, хвалили непоследовательно – уходя, мне оставляли бумагу, чтобы рвать, и если я присаживался на нее, меня называли хорошим псом, хоть и не с радостью, а только с облегчением. И как я уже говорил, когда все были в доме, на меня сердились за то же самое.

– Нет! – кричали Мама или Итан, если я мочил пол.

– Умница! – пели они, если я писал в траву.

– Хорошо, так можно, – говорили они, если я писал на бумагу. Я не мог понять – что с ними не так?

Папа почти не обращал на меня внимания, хотя я чувствовал, что ему нравится, когда утром я сижу с ним, пока он ест. Он относился ко мне с легкой привязанностью – ничего общего с безудержным восхищением, исходящим от Итана, при этом я чувствовал, что к сыну родители относятся с обожанием. Иногда вечером папа сидел за столом с мальчиком, и они негромко и сосредоточенно разговаривали. По комнате разносился едкий запах. Папа позволял мне ложиться на его ноги – ноги мальчика были далеко от пола, я не мог дотянуться.

– Смотри, Бейли, мы построили самолет, – сказал мальчик после одного такого вечера и протянул мне игрушку. От химического запаха у меня заслезились глаза, и я даже не попытался ее схватить. Мальчик радостно бегал по дому с игрушкой в руках, я гонялся за ним, стараясь поймать. Потом мальчик поставил самолет на полку с другими игрушками, которые слабо пахли тем же запахом. На этом все кончилось, пока мальчик и папа не решили построить новую.

– Это ракета, Бейли, – сказал мне Итан, показывая игрушку, похожую на палку. Я ткнулся в нее носом. – Однажды мы полетим на Луну, и там будут жить люди. Хочешь быть космической собакой?

Услышав слово «собака» и почувствовав вопрос, я завилял хвостом. «Да, – подумал я. – Я с удовольствием помогу чистить тарелки».

Мы иногда чистили тарелки – мальчик ставил тарелку с едой на землю, а я вылизывал. Это была моя обязанность – только пока Мама не видит.

А главной моей обязанностью была игра с мальчиком. Каждый вечер Итан укладывал меня в ящик с мягкой подушкой внутри, и я приучился ждать там, пока Мама и Папа не придут пожелать мальчику доброй ночи – после этого мальчик разрешал мне забраться в кровать. Если ночью мне становилось скучно, я всегда мог погрызть мальчика.

Моя территория была за домом, но через несколько дней мне открылся новый мир – «округа». Итан, как угорелый, выскакивал из ворот, я – за ним, и мы находили других мальчиков и девочек; они обнимали меня, боролись со мной, отнимали у меня игрушки из пасти и бросали.

– Мой пес Бейли! – с гордостью говорил Итан, приподняв меня. Я начинал извиваться, услышав свое имя.

– Смотри, Челси, – Итан протягивал меня девочке одного с ним роста. – Это золотистый ретривер. Моя мама его спасла; он умирал в машине от тепличного удара. Когда он вырастет, я буду с ним охотиться на дедушкиной ферме.

Челси прижимала меня к груди и смотрела в глаза. У нее были длинные волосы – даже светлее, чем у меня, от нее пахло цветами, шоколадом и другой собакой.

– Милый, милый Бейли, я тебя люблю, – пела она мне.

Челси мне нравилась; едва увидев меня, она опускалась на колени и позволяла тянуть ее за длинные белые волосы. Собачий запах на ее одежде принадлежал Мармеладке – длинношерстной коричнево-белой собаке, старше меня, но еще не взрослой. Когда Челси выпускала Мармеладку со двора, мы боролись часами; а иногда к нам присоединялся Итан – и мы играли, играли, играли.

Когда я жил на Дворе, Сеньора любила меня, но теперь стало ясно, что это была общая любовь – ко всем собакам стаи. Сеньора называла меня Тоби, однако она не шептала мое имя, как шептал ночами на ухо мальчик – «Бейли, Бейли, Бейли». Мой мальчик любил именно меня; мы были центром вселенной друг для друга.

Жизнь на Дворе научила меня убегать через калитку. Это умение привело меня к моему мальчику. Жить с мальчиком, любить его – вот мое предназначение. От самого пробуждения до того момента, когда пора было ложиться спать, мы были вместе.

И тут, разумеется, все изменилось.