Бетт Дэвис[20] Рут Элизабет Дэвис (1908–1989) – одна из знаменитейших голливудских актрис всех времен. Героиня смотрит черно-белый фильм «Иезавель» (1938), где красное платье, только называемое по цвету, играет важную роль в сюжете. смотрела на меня так, словно я только что лишила ее последнего шанса на счастье. Одетая в роскошное ярко-красное бальное платье, она бросала оскорбления и проклятия в лицо своему жениху. Зазвонил телефон, и я, услышав знакомое хихиканье, с облегчением приглушила звук.
– Распутница! Я видела, как ты флиртовала в кафе! – воскликнула подруга.
– Мы разговаривали, Ло. Разговаривали. Взрослые постоянно этим занимаются.
– Черта с два. Когда вы снова встречаетесь?
– Я даже не дала ему номер телефона.
– С ума сошла? Он же идеально тебе подходит.
Я не ответила, потому что Лола не стала бы ничего слушать и никакое объяснение ее бы не устроило. Если бы я призналась, что да, этот человек мне понравился, но появился он чуточку слишком рано, подруга схватила бы меня за шкирку и сама отволокла к его парадной двери.
– Господи! – простонала она. – Ты умрешь в одиночестве, окруженная кошками.
Бетт Дэвис была, похоже, готова поддержать ее в этом мнении – она смотрела на меня с экрана с еще большей враждебностью. Я напомнила Лоле, что она обещала в следующий раз привести своего бойфренда. Согласилась прийти и другая моя подруга, Иветта, которую мне хотелось порасспросить о банковском мире. К тому моменту, когда подошло время прощаться, энтузиазма в голосе Лолы заметно поубавилось. Похоже, она убедилась, что никаких романтических перспектив у меня уже нет.
Досмотрев фильм, я провела остаток дня за добрыми делами и, в частности, собрала, негромко ругаясь себе под нос, разбросанную в комнате Уилла грязную одежду и посуду и унесла заполненную окурками пепельницу, опасно балансировавшую на краю подоконника. Даже не верилось, что когда-то этот самый человек заставлял гостей разуваться у порога своей квартиры в Пимлико. До увольнения он мог часами расхаживать по Бонд-стрит в поисках рубашки нужного оттенка синего. Может быть, тот прежний Уилл остался в каком-то параллельном мире, где у него завидная работа и где он водит красоток в «Аннабель»…
Я загружала стиральную машину, когда услышала, как лязгнул ключ в замке. Брат выглядел таким довольным, таким посвежевшим, что у меня недостало духа выговаривать ему за беспорядок.
– Эл, а я на рынок сходил. – Он с улыбкой поставил на стол пакет с овощами. – Приготовлю ризотто.
Мне стоило немалых усилий не выказать удивления.
– Отлично, а я пока в ванную.
Лавандовое масло постепенно проникало в поры, но расслабиться полностью не получалось – в голову по-прежнему лезли беспокойные мысли, вызванные некоторыми деталями, которые я узнала после смерти Джейми Уилкокса. Его сын был еще слишком мал, чтобы понять простую истину: папа никогда уже не придет домой. Невероятно, но Уилкокс не дожил даже до двадцати шести лет. Я села, глядя, как вода уходит, кружась, в сливное отверстие. Хорошо хотя бы уж то, что брат вроде бы пошел на поправку. Несколько дней назад он едва сползал с дивана, а теперь стал выходить и даже нашел себе занятие.
Я вышла из ванны и вытерлась насухо.
Уилл вовсю трудился в кухне. Смотреть, как брат готовит – впервые за несколько месяцев, – было каким-то чудом, но при этом он так топал по линолеуму, что дрожал весь стол.
Я еще не успела распробовать ризотто, как Уилл бросил первую бомбу.
– Я скоро уезжаю. – Его блеклые глаза блеснули. – Сначала поеду в Брайтон, а потом дальше.
– Дальше? Куда? – удивилась я.
– Пока не знаю. Облака показали, что мне пора в путь. Стоило только встретить нужных людей. – Лицо у брата было открытым, как у ребенка, уверенного в том, его судьба начертана в небесах.
– Кто они, Уилл? Эти друзья? Ты давно их знаешь?
– Месяц или около того. Они из моей группы «Анонимных наркоманов».
– Не очень-то долго. Ты ведь не будешь торопиться, правда?
Улыбка на его лице погасла, как перегоревшая лампочка.
– Так и знал, что ты это скажешь. Почему вы все не хотите, чтобы я немного развлекся?
– Я не против, но вовсе не обязательно сжигать за собой мосты.
– Чушь. – Теперь в лице брата проступило что-то порочное. – Есть мосты, которые нужно жечь.
– Ладно, – спокойно сказала я. – Я всего лишь предлагаю не торопиться.
– Хватит меня контролировать. – Уилл повысил голос едва ли не до крика, а потом подался ко мне. – Твоя проблема в том, что ты не способна быть счастливой. Ты не распознаешь счастье, даже если оно пройдет рядом.
Потянувшись за тростью, брат смахнул со стола стакан с водой, и за звуком разбитого стекла раздался резкий стук с силой закрытой двери. Может быть, мне следовало побежать за ним, но злость сковала ноги. Год за годом я ухаживала за этим человеком, вытягивая его после очередного кризиса, – и вот теперь такая благодарность. Наверное, в такие вот моменты люди и совершают жестокие преступления – глаза им как будто застилает туман. Главное – дождаться, когда пелена спадет. Не зарезать никого и не застрелить. Ожидание дало мне возможность присмотреться к самой себе. Откуда эта внезапная вспышка злости? Как я буду помогать кому-то, если сама не в состоянии контролировать свои эмоции? Месяцы беспокойства из-за Уилла и преждевременный, до полного выздоровления, выход на работу в конце концов сказались. Я чувствовала себя автоматом, не способным на элементарное сочувствие. После больницы я не пролила ни единой слезинки, но в нескольких случаях, когда эмоции все же прорвались, не сумела сдержать их. Я сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки и не поддаваться панике.
Вечернее солнце еще сияло, но стены квартиры как будто надвинулись на меня со всех сторон. Я схватила велосипед и, еще не имея четкого плана, стащила его вниз. Заряд нервной энергии был таким, что его хватило бы домчаться до Дувра и вернуться – без остановки.
Я взяла курс на запад, в сторону Сити. Квадратная миля – идеальное место для вечерних и ночных поездок на велосипеде, потому что Сити в это время – город-призрак. Каждый день сюда приходят на работу триста тысяч человек, но почти никто не живет здесь постоянно. Улицы с банками и страховыми конторами замирают на ночь, до утреннего часа пик, когда жизнь снова запульсирует в них, как кровь в жилах. Банк Англии походил на крепость, охраняемую огромными колоннами – люди в серых костюмах, должно быть, проводили там уик-энды, обсуждая состояние экономики. Каждая улица рекламировала свой товар: Милк-лейн, Роуп-стрит, Клоак-лейн… Четыреста лет назад горожане точно знали, где именно купить то, что надо, и дорога через весь город занимала минут пятнадцать. Теперь, когда он поглотил столько городков и деревень, такое путешествие потребовало бы нескольких дней.
Я повернула на Принс-стрит, а потом на Энджел-клоуз и выехала на пустынную площадь с освещенным банком, выступающим из темноты подобно бледному призраку. Вход в здание стерегли два больших, в человеческий рост, ангела. Приставив велосипед к стене, я подошла ближе, чтобы рассмотреть их получше. Бесстрастные каменные лица, черты, смягченные десятилетиями дождей. Их как будто перенесли сюда из какого-то монастырского сада. Они сохранились, как реликвии времени более щедрого и благожелательного, когда строительные компании видели главную цель в помощи вкладчикам, а не в выплате дивидендов акционерам. Грешэм, должно быть, проходил между ангелами тысячу раз, но так и не испросил благословения, а вот на Уилкокса фасад банка «Энджел» вполне мог произвести сильное впечатление. Такого рода заведения могут быть чистыми снаружи, но опыт Уилла убедил меня в том, что банковский мир испытывает серьезный дефицит человечности. Никого не интересует, что ты потерял работу, – главное, что денежки продолжают крутиться. Интересно, сколько человек заметили отсутствие Джейми Уилкокса?
Я развернула велосипед, но при мысли, что дома придется отправить в мусорное ведро слипшееся ризотто Уилла, мне стало не по себе. Злость не уходила насовсем, снова и снова напоминая о себе острыми вспышками. Но не радоваться же тому, что брат нашел новых друзей, каких-то наркоманов? Джейми Уилкокса изуродовали так, что его жене посоветовали не приходить на опознание. У него будущее отняли, а вот Уилл радовался возможности отдать свое по доброй воле. Я налегла на педали и закружила по пустынным улицам.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления