Другая часть леса.
Входит Оберон.
Хотел бы знать, проснулась ли царица
И кто ей первый на глаза попался
И стал предметом страсти роковой.
Появляется Пэк.
Вот мой посол. — Ну, дух безумный мой,
Что нового в лесу у нас случилось?
В чудовище Титания влюбилась.
Пока в священном уголке своем
Покоилась царица крепким сном,
Поблизости толпа афинской черни —
Мастеровых, свободных в час вечерний, —
На репетицию явилась в лес,
Чтоб разучить глупейшую из пьес.
Сыграть ее взбрела им в ум затея
В день свадьбы благородного Тезея.
Нелепей всех в той кучке был Пирам.
Лишь он в кусты, я вмиг за ним и там
Дурацкую башку сменил ослиной.
Как только вышел с этой образиной
Он к Фисбе, тут все сразу — наутек.
Как гуси дикие, едва стрелок
Покажется, как пестрых галок стая
От выстрелов, крикливо улетая,
В безумии взмывает к небесам, —
Все кинулись. В лесу и шум и гам:
Зовут на помощь; все в них ослабело.
Немые вещи тут взялись за дело:
Терновники протягивают лапки,
Хватают за руки, сбивают шапки,
Бежать мешают им кусты и пни…
Я их завел: пусть кружатся они!
Не выбраться оторопелой шайке.
Герой Пирам остался на лужайке,
Титания разбужена была;
Она влюбилась в тот же миг в осла.
Удачней вышло все на этот раз,
Чем мог я ждать. А мой другой приказ?
Ты юноше глаза обрызгал соком?
Обрызгал. Он лежал во сне глубоком,
С ним рядом я афинянку застиг:
Открыв глаза, ее увидит вмиг!
Входят Деметрий и Гермия.
Стой! Вот и он!
Кто? Я не разумею:
Вот девушка, но ведь другой был с нею!
Не мучь того, кому ты дорога!
Оставь свой гнев для злейшего врага.
Боюсь, ты стал врагом мне настоящим;
Что, если ты убил Лизандра спящим?
По горло ты в крови; тебя кляну
Недаром я… Ныряй же в глубину
И с ним меня убей!
Как солнце — дню, был милый верен мне.
Чтоб бросил он меня, одну, во сне?
Скорей могла бы я себе представить,
Что шар земной возможно пробуравить
И, проскочив через него, луна
Смутит сиянье дня у антиподов.
Да, ты его убил! Не надо слов:
Глядишь убийцей, мрачен и суров.
Гляжу убитым я: убит тобою.
Да, ты пронзила сердце мне враждою.
Убийца же прекрасна и горда,
Как в небесах Венерина звезда.
Ах, что мне в том? О мой Лизандр, где ты? —
Отдай его, во имя доброты.
Отдать бы труп его собачьей своре!
О, сам ты пес! Собака! Горе! Горе!
Нет сил стерпеть. Так ты убил, злодей?
Отныне будь ты проклят средь людей!
Раз в жизни правду мне скажи! Ответь:
В глаза ему боялся ты смотреть?
Его убил ты спящим? Так постыдно
Мог поступить лишь гад, змея, ехидна.
Но что я? Нет, твой яд еще сильней:
Так не ужалить ни одной из змей.
Ты сердишься… Но гнев твой беспричинен,
И я в крови Лизандра неповинен.
Да вряд ли что и приключилось с ним.
Скажи скорей: он жив и невредим?
А что за это будет мне наградой?
Что? Право на меня не кинуть взгляда.
О, ненавистен мне один твой вид:
Прочь от тебя, жив он или убит!
(Убегает.)
Она сейчас раздражена смертельно.
Останусь здесь: бежать за ней бесцельно.
Скорбь — тяжелей, когда не отдает
Своих долгов ей бедный Сон-банкрот.
Попробую заснуть хоть ненадолго:
Быть может, он вернет частицу долга.
(Ложится и засыпает.)
Что сделал ты? Кого в беду вовлек?
Ты не тому впустил волшебный сок,
И верность чьей-нибудь любви сердечной
Нарушил ты небрежностью беспечной.
Что делать? Уж таков судьбы закон:
На верную — фальшивых клятв мильон.
Ступай, несись, как вихрь, лети быстрее!
Елену из Афин найди скорее.
Она бледна: болезнь ее — любовь.
Ей вздохи грусти отравляют кровь.
Сюда ее заманишь, в глушь лесную,
Пока его во сне я зачарую.
Я в путь готов! Смотри, как полетел!
Помчусь быстрее всех татарских стрел.[35] Помчусь быстрее всех татарских стрел. — Купидон обычно изображался держащим в руках изогнутый лук с перехватом посредине. Лук такой формы называли во времена Шекспира «татарским» в отличие от прямого английского лука. Поэтому и стрелы Купидона — «татарские».
(Исчезает.)
Ты, цветок пурпурный мой,
Ранен Эроса стрелой,
Сок в глаза ему пролей:
Пусть, проснувшись рядом с ней,
Он найдет ее прекрасной,
Как Венеру в тверди ясной.
Пробудясь, моли ее
Сердце вылечить твое.
Появляется Пэк.
Мой великий властелин,
Вот Елена из Афин.
Юноша пленен Еленой,
Полюбуйся этой сценой:
Молит он любви с тоской.
Как безумен род людской!
Стань подальше. Что-то будет?
Шум Деметрия разбудит.
Два — в погоне за одной:
Это случай пресмешной.
Чем нелепей приключенье,
Тем мне больше развлеченья.
Входят Лизандр и Елена.
В чем видишь ты насмешку? Я не знаю,
Где видела в слезах насмешку ты?
Но плачу я, смотри: я заклинаю.
Рожденные в слезах слова чисты.
Возможно ль счесть насмешкою пустою
То, что сияет правды чистотою?
О, как хитро вы боретесь со мной!
Убьет ли правда правдой? Клятвы ваши
Принадлежат лишь Гермии одной.
Кладите ж клятвы ей и мне на чаши,
И равный вес получите на двух:
И тут и там — неуловимый пух.
Утратил разум я, когда ей клялся.
С изменою он к вам не возвращался.
Ее Деметрий любит, не тебя.
(просыпаясь)
Елена! О богиня, свет, блаженство!
С чем глаз твоих сравню я совершенство?
Кристалл — тусклей! Уста твои цветут,
Они как вишни, что лобзанья ждут.
А белизна вершины Тавра снежной
Черна в сравненье с этой ручкой нежной.
О, дай же мне, о, дай поцеловать
Верх белизны и счастия печать!
О стыд! О ад! Откуда эта злоба?
Терзать меня вы сговорились оба.
Будь вам учтивость не совсем чужда,
Вы б так не поступили никогда.
Мужчинами не будь вы только с виду,
Вы б женщине не нанесли обиду.
Довольно, что не терпите меня;
Но, издевательства соединя,
Хвалить меня и клясться так бесчестно,
Когда мне ваша ненависть известна!
Соперники вы были в страсти к ней, —
Соперники теперь — в беде моей.
О рыцарство, о подвиг благородный!
Чтоб вызвать слезы скорби безысходной
У бедной девы шуткою холодной,
Насмешкою! О, как вы недобры!
Шутить над беззащитной — для игры!
Нехорошо, Деметрий, неуместно!
Что Гермию ты любишь, всем известно.
Ее любовь тебе я уступлю
От всей души: другую я люблю.
Мне уступи любовь Елены милой:
Ее любить клянусь я до могилы.
Пустых насмешек слушать нету силы!
Лизандр! Знай, Гермия мне не нужна.
Была любовь, теперь прошла она.
Ведь сердце только у нее гостило:
Теперь домой к Елене поспешило,
Чтоб с нею быть.
Не верь его словам!
Смотри — любви, какой не знаешь сам,
Ты не порочь, иль будешь ты наказан!
Вот — та, кого ты любишь, с кем ты связан.
Входит Гермия.
Ночная тьма глаза лишает зренья,
Но обостряет слух наш, без сомненья,
И если нам мешает видеть ночь,
С двойною силой может слух помочь.
Тебя, Лизандр, хоть взор мой не нашел,
Но, к счастью, слух меня к тебе привел.
Как мог меня покинуть ты?
Где ж тот,
Кто станет медлить, если страсть зовет?
Какая страсть могла тебя заставить
Прочь от меня бежать, меня оставить?
Любовь к Елене, блещущей средь ночи
Прекрасней, чем созвездий ярких очи.
Что хочешь ты? Ужель тебе вполне
Не ясно, как ты ненавистна мне?
Не думаешь того, что говоришь ты.
Не может быть!
Как! С ними заодно?
Так вы все трое сговорились вместе,
Чтоб злую шутку надо мной сыграть?
О Гермия, коварная подруга!
И ты могла в их заговор вступить,
Чтоб сделать из меня себе потеху?
Так все, что прежде мы с тобой делили,
Как сестры, клятвы и часы досуга,
Когда мы время горько упрекали,
Что разлучает нас, — ах, все забыто?
Забыта дружба школьных дней невинных,
Когда, как два искусных божества,
Мы, сидя рядом, вместе вышивали
Один цветок по одному узору,
Одну и ту же песню пели в лад,
И наши души, голоса и руки —
Все было неразлучно. Мы росли
Двояшкой-вишнею, хотя по виду
Разделены, но в сущности одно:
Две ягоды на стебельке одном,
Два тела, но одна душа в обеих,
Как бы два поля, что в одном гербе
Увенчаны нашлемником единым.[36] …как бы два поля, что в одном гербе увенчаны нашлемником единым. — Дворянские гербы состояли из двух половинок (полей) с изображением так называемых геральдических зверей (львы, единороги и тому подобное), которые увенчивались перемычкой («нашлемником»).
И хочешь ты порвать любовь былую,
С мужчинами глумиться над подругой?
Не дружеский, не девичий поступок!
Тебя за это весь наш пол осудит,
Хоть и одна обиду я терплю.
Не понимаю страстных слов твоих.
Я не глумлюсь, скорее ты глумишься.
Кто ж, как не ты, Лизандру приказал
Преследовать меня и восхвалять?
А твоему поклоннику другому,
Что чуть меня ногою не толкал, —
Вдруг величать меня богиней, нимфой,
Божественной, и дивной, и небесной?
К чему так говорит он с ненавистной?
Зачем Лизандр отрекся от тебя
И мне клянется пламенно в любви?
Конечно, только с твоего согласья.
Увы, не так я счастлива, как ты,
Не так окружена любовью общей;
Несчастна я: люблю — и не любима.
Тебе б жалеть, не презирать меня!
Не понимаю, что все это значит?
Так, так. Гляди печально, притворяйся
И строй гримасы за моей спиной.
Перемигнувшись, продолжайте шутку,
Она, пожалуй, может вас прославить.
Когда б была в вас жалость или честь,
Вы б надо мною так не издевались.
Прощайте же! Тут и моя вина.
Но все исправит смерть или разлука.
Стой, милая! Дай оправдаться мне,
Душа моя; любовь и жизнь, Елена!
Чудесно!
Милый, не шути над ней!
Ты не упросишь, — я его заставлю.
Ты не заставишь, ей — не упросить.
Здесь и угрозы и мольбы бессильны.
Клянусь я жизнью, что люблю Елену,
И жизнь отдам, чтоб доказать, что лжет,
Кто скажет, что Елену не люблю я!
А я клянусь, что я люблю сильней.
Ты докажи своим мечом мне это.
Идем — сейчас!
Лизандр, да что же это?
Прочь, эфиопка![37] Прочь, эфиопка! — Эфиопов считали уродливыми главным образом по причине черного цвета кожи. Лизандр называет Гермию «эфиопкой» для того, чтобы оскорбить ее. С этой же целью он называет ее ниже «смуглой татаркой».
Славно, сударь, славно!
Ха-ха! Он притворился, что взбешен,
А сам ни с места — смирный малый, право!
Прочь, кошка! Отцепись, оставь, репейник,
Не то тебя стряхну я, как змею!
Как груб со мной ты! Что за перемена?
Мой друг…
Твой друг? Прочь, — смуглая татарка!
Прочь, гадкое лекарство, прочь, микстура!
Ты шутишь?
Да, он шутит, как и ты.
Деметрий, слово я свое сдержу.
Не худо б нам условье подписать:
Тебя легко удерживает слабость.
Что ж, мне ее побить, убить? Ей боли
Не причиню я, как ни ненавижу.
Какая боль мне может быть ужасней,
Чем ненависть твоя? Ко мне? За что?
Иль я не Гермия? Ты не Лизандр?
Я так же хороша, как и была.
Ты в эту ночь еще меня любил.
Но в эту ночь меня ты и покинул.
Так ты меня покинул не шутя?
Какие шутки? Я ушел навек.
Оставь сомненья, просьбы и надежды
И знай вернее верного: тебя
Я ненавижу, а люблю Елену.
Так вот что! Ты — обманщица, ты — язва,
Воровка! Значит, ночью ты прокралась
И сердце у него украла?
Славно!
Нет у тебя ни робости, ни капли
Девичьего стыда; ты хочешь вызвать
Мой кроткий дух на резкие слова.
Стыдись, стыдись, ты, лицемерка, кукла!
Что? Кукла я? Ах, вот твоя игра!
Так ты наш рост сравнила перед ним
И похвалялась вышиной своей,
Своей фигурой, длинною фигурой…
Высоким ростом ты его пленила
И выросла во мнении его
Лишь потому, что ростом я мала?
Как, я мала, раскрашенная жердь?[38]Раскрашенная жердь — украшенное «майское дерево».
Как, я мала? Не так уж я мала,
Чтоб не достать до глаз твоих ногтями!
(Деметрию и Лизандру)
Хоть вы смеетесь надо мной, у вас же
Прошу защиты: так меня никто
Не проклинал! На брань не мастерица,
Я робости девической полна.
Она меня побьет! Хотя она
И ниже ростом, я не справлюсь с нею.
Пониже ростом! Слышите, опять!
Но, Гермия, не надо так сердиться.
Тебя всегда я, милая, любила,
Я слушалась тебя, не обижала.
Одно лишь — что, Деметрия любя,
Ваш план ему открыла. Он за вами
Отправился; я из любви — за ним.
Но он меня прогнал и угрожал
Меня ударить, да, прибить, убить.
Пустите же меня: вернусь в Афины
С своим безумьем и за вами больше
Я следовать не буду. Отпустите!
Ты видишь, как проста я и кротка.
Ступай же прочь! Да кто тебя здесь держит?
То сердце глупое, что здесь оставлю.
С Лизандром?
Нет, с Деметрием.
(Елене)
Не бойся,
Она тебя и тронуть не посмеет.
О да, хотя б и ты ей помогал.
Но Гермия страшна бывает в гневе;
Она была уже и в школе злючкой,
Хоть и мала, неистова и зла.
Опять «мала»! И все о малом росте!
Зачем вы ей даете издеваться?
Пустите к ней!
Прочь, карлица, пигмейка,
Зачатая на спорынье![39] …карлица, пигмейка, зачатая на спорынье! — Существовало поверье, что спорынья задерживает рост детей. Прочь, желудь!
Прочь, бусинка!
Ты чересчур услужлив
Для тех, кто у тебя услуг не просит.
Оставь! Не смей Елену защищать
И о любви с ней говорить не смей,
Не то раскаешься!
А, я свободен!
Иди ж за мной, коль смеешь, чтоб решить,
Кто больше прав имеет на Елену.
Я — за тобой? Ну нет, пойдем мы вместе.
Лизандр и Деметрий уходят.
Ну, милая, из-за тебя все это!..
Куда ты? Стой!
Тебе не верю я,
И ненавистна близость мне твоя.
Хоть в драке руки у тебя сильней, —
Чтоб бегать, ноги у меня длинней.
(Убегает.)
Как странно все! Не знаю, что подумать.
(Уходит.)
Твоя оплошность! Вечные ошибки!
Но ты нарочно сплутовал, злодей!
Нет, верь мне: я ошибся, царь теней.
Подумай: мне велел искать героя
Ты по плащу афинского покроя.
Кого нашел я — тоже из Афин;
Так, значит, я был прав, мой властелин.
Но я-то рад, что вышло так забавно;
Над распрей их мы посмеемся славно.
Для поединка в глушь пошли они.
Скорее, Робин, ночь им затемни
И затяни все звезды небосклона
Туманной мглой чернее Ахерона.
Соперников упрямых сбей с пути,
Чтоб им никак друг друга не найти.
То, голосу Лизандра подражая,
Дразни Деметрия не умолкая;
То за Деметрия — его брани,
Пока из сил не выбьются они.
Подобный смерти, встанет над врагами
Сон-нетопырь с свинцовыми ногами;
Тогда Лизандру веки смажь травой,
Чей сок своею силою благой
Рассеять может пагубный обман;
В глазах его прояснится туман.
Проснувшимся былые заблужденья
Покажутся игрою сновиденья.
Вернутся вновь они к местам родным:
Союз их вечно будет нерушим.
Пока займешься этим, поспешу
К царице я; отдать мне упрошу
Ребенка. Чары я сниму — очнется
Титания, и всюду мир вернется.
Не торопись: наш срок ведь все короче.
Быстрей летят драконы черной ночи,[40] Быстрей летят драконы черной ночи. — В древности движение солнца объясняли тем, что бог солнца Феб в своей колеснице едет по небу. Соответственно этому течение ночи рисовалось в виде катящейся колесницы божества ночи. Но колесница Феба запряжена белыми конями, а колесница ночи — черными драконами.
Взошла звезда Авроры в небесах;[41]Аврора — богиня утренней зари. «Звезда Авроры» — планета Венера, которую называют также «Утренней звездой».
Ее завидев, духи впопыхах
Спешат домой[42] …ее завидев, духи… спешат домой… — Считалось, что духи бродят только во мраке и не показываются после восхода солнца. скорее на кладбище,
А грешники, чье вечное жилище —
Дорог распутье иль речное дно,
Вернулись в мрачный свой приют давно;
Чтоб ясный день не видел их стыда,
Они сдружились с ночью навсегда.
Но духи мы совсем другого рода.
Играть с зарею мне дана свобода.
В лесу мне, как охотнику, дан срок,
Пока огнем не заблестит восток
И в золото лучей блестящих струны
Не превратят зеленых волн Нептуна.
Однако все ж лети, спеши: пора!
Свои дела мы кончим до утра.
(Уходит.)
Их поведу я там и сям.
Меня боятся здесь и там,
По городам и по полям
Веди их, дух, то здесь, то там!
Один пришел.
Входит Лизандр.
Где ж ты, гордец Деметрий? Отвечай!
Здесь! Меч готов! А ты где, негодяй?
Иду к тебе.
Скорее! Тут ровней:
Иди за мной.
Лизандр уходит на голос Пэка.
(входя)
Откликнись же, злодей!
Лизандр, эй, жалкий трус, да где же ты?
Куда со страха спрятался в кусты?
Сам трус! Ты что же, хвалишься кустам,
Звездам кричишь, что рвешься в бой, а сам
Скрываешься? Мальчишка! Проучу
Тебя я розгой: нечего мечу
С тобою делать.
А, ты здесь? Постой!
Не место драться здесь: иди за мной!
Уходят.
(входя)
Он прочь бежит, меня же вызывает.
Приближусь я — он снова убегает.
Куда проворнее меня, злодей!
Как я ни мчался, он бежал быстрей.
Я наконец упал во тьме ужасной.
Прилягу здесь…
(Ложится.)
Приди, о день прекрасный!
Блеснуть лишь стоит первому лучу —
Найду врага и местью отплачу.
Входят Пэк и Деметрий.
Го-го! Чего ж ты прячешься трусливо?…
Так подожди! Скрываешься ты живо;
Чуть догоню, ты прячешься, как тать:
Не смеешь посмотреть, не смеешь встать.
Да где же ты?
Я здесь. Иди-ка ближе!
Смеешься надо мной? Ну, погоди же!
Дай встретиться с тобой при свете дня.
Ступай! Усталость вынудит меня
Холодную постель собой измерить.
Жди утром гостя — можешь мне поверить.
(Ложится и засыпает.)
Входит Елена.
О долгая, мучительная ночь!
Умерь часы, пошли хоть луч с востока,
Чтоб я могла уйти в Афины прочь
От тех, чья ненависть ко мне жестока.
Сон, взор тоски смыкающий порой,
Ты от себя самой меня укрой!
(Ложится и засыпает.)
Спите, спите сладким сном.
Я тайком своим цветком
Исцелю тебя, влюбленный.
(Выжимает сок на глаза Лизандра.)
Пробудись, в нее вглядись,
Прежним счастьем упоенный.
Пусть пословица на вас
Оправдается сейчас:
Всяк сверчок знай свой шесток,
Всякий будь с своею милой,
Всяк ездок — с своей кобылой,
А конец — всему венец.
(Исчезает.)
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления