Онлайн чтение книги Дивная книга истин A Year of Marvellous Ways
7

На следующий день Дрейка разбудил вой пылесоса в соседней комнате. Проклятье, теперь уже и по утрам нет покоя! Голова раскалывалась, внутренности горели, язык словно покрылся кирпичной крошкой. Он таращился на синие обои, пока не вспомнил, где находится. Поднял руку, чтобы взглянуть на часы. Черт! Он проспал обед.

Вы все еще там? – кричала миссис Марш, колотя кулаком по двери.

Да, все еще здесь, миссис Марш, промямлил он.

Он заплатил за ночлег и направился к Паддингтонскому вокзалу в попытке использовать с толком хотя бы остаток дня. Решил купить билет на самый первый завтрашний поезд в Корнуолл, а затем снять комнату где-нибудь рядом с вокзалом, чтобы уж точно не опоздать. Это все, что он смог придумать. Похмелье вгрызалось в мозг с крысиной жадностью; снова липкой волной накатило мучительное беспокойство.

Утренний час пик на вокзале давно закончился, и это избавило его от обычной толчеи при перемещении через кассовый зал. Подошедший к перрону поезд окутался облаком пара, и Дрейк прижался к стене, пропуская пассажиров и носильщиков. Взглянул на вокзальные часы. Положение стрелок напомнило ему о голоде, и тут же слева от себя он заметил буфет.

Он почти ничего не ел со вчерашнего завтрака, да и тот большей частью не задержался в желудке, переместившись на палубу парома. Заказал чай и булочку с беконом. Его тон не понравился буфетчице, проворчавшей, что слово «пожалуйста» вдобавок не помешало бы. Боже, если б она только знала! Дрейк обшарил карманы в поисках мелочи. Он вовсе не хотел быть грубым – просто экономил слова. Ему и так стоило больших усилий внятно сформулировать заказ и сдержать предательскую дрожь. Обхватив чашку двумя руками, он кое-как донес ее до столика, не пролив чай. Последний оказался темным и крепким – настоящий английский чай, не чета французскому пойлу, – и он сразу отпил большой глоток. Потом снова подошел к прилавку.

Вот ваша булочка с беконом, сэр , сказала буфетчица.

Дрейк взглянул на нее. Было ясно, что буфетчице он не нравится и что она не обманывается на его счет. Несмотря на французскую одежду и запах мятного леденца изо рта. Она понимала, какой жалкий субъект скрывается за этой внешней оболочкой.

Благодарю вас, сказал он. И приношу извинения. Тяжелая выдалась ночь.

И тяжелое утро, насколько я вижу.

Вся жизнь такова, сказал Дрейк, вымучивая улыбку.

Надеюсь, теперь ты не будешь в претензии? – подумал он и, вернувшись к столу, начал торопливо есть. Посмотрел на буфетчицу, которая убирала посуду с соседнего столика, и головная боль отпустила при виде ее подрагивающих грудей и округлых бедер. Но когда она удалилась за прилавок, мрачное настроение снова взяло верх. Как загипнотизированный, он не мог оторвать взгляд от вокзальной суеты за окном. Доев последний кусочек, он закурил сигарету. В голове как будто начало проясняться.

И в этот самый момент за окном появилась блондинка. Она привлекла его внимание, потому что замедлила шаг и повернулась, чтобы взглянуть на свое отражение в запотевающем стекле. Без тщеславия, скорее для проверки, словно она была привидением, вновь обретшим телесную форму и желающим убедиться в собственной реальности.

Мисси? Дрейк вскочил и опрокинул чашку. Нет, это невозможно. У него, должно быть, помутился рассудок. Он кое-как промокнул носовым платком пролитый чай, сел на место и постарался взять себя в руки. Закурил еще одну сигарету, но тут же раздавил ее в пепельнице – вкус показался отвратительным. Он быстро встал из-за стола. Черт возьми, это была она, никаких сомнений! В дверях ему заблокировала путь пожилая пара с огромным чемоданом, но орать на них диким голосом все же не стоило. Пробегая мимо окна, он на миг встретился глазами с буфетчицей; во взгляде ее была смесь жалости и презрения.

Только что к перронам подошли сразу два состава, и все вокруг наполнилось суматошным движением, шумом и отработанным паром.

Мисси! Мисси, постой! – кричал он.

Однако его голос тонул в общем гвалте, дребезжании тележек с багажом и клубах паровозной сажи. Дрейк остановился, чтобы перевести дыхание. Мисси нигде не было видно. Оглядевшись по сторонам, он сделал выбор в пользу метро и помчался вниз по ступенькам. Быстро взял билет и на слабеющих ногах добежал до развилки подземного перехода. Восточное направление или западное? До него донесся знакомый гул подъезжающего поезда метро. Ну же, Дрейк! Восток или запад? Гул становился все громче. Восток или запад? Он побежал к восточной платформе. Скорее всего, она едет на восток.

Платформа была забита людьми. Его быстрое продвижение через толпу сопровождалось гневными возгласами и взглядами. Мисси он не увидел, – должно быть, она все-таки поехала на запад. Он прислонился к стене и ощутил первую волну воздуха из тоннеля, вслед за которой появились ходовые огни и, наконец, сам поезд. В суматохе он потерял свою шляпу, а когда нагнулся, чтобы разглядеть ее среди мельтешащих ног, вдруг заметил Мисси. Она невозмутимо поднялась со скамейки и, глядя в зеркальце, легким мазком подкрасила и без того идеальные алые губы. Он облегченно рассмеялся. Выглядела Мисси лучше некуда.

Люди плотно набились в вагон. Она вошла в левую дверь, а его оттеснили к правой. Какой-то мужчина уступил ей место и предложил сигарету. Она приняла и то и другое, села и поместила на колени свою сумочку. Дрейк наблюдал за ней с другого конца вагона. Он испытывал неловкость и в то же время радостное возбуждение. Шляпа была низко надвинута на лоб. Он глядел сквозь годы, и этот взгляд в прошлое непроизвольно сопровождался нарастающим напряжением в районе ширинки.

Он отчетливо помнил, как впервые ее увидел. Это случилось вскоре после смерти мамы. Ему тогда было одиннадцать, и он перебрался жить к своим тетушкам. В тот день она без стука ворвалась в его комнату – этакая беспардонная красотка шестнадцати лет – и с ходу представилась.

Я Мисси Холл, твоя четвероюродная сестра. Не волнуйся, дальнее родство не помеха браку.

И громко расхохоталась, а потом вытащила пачку сигарет из кармана школьной курточки. Подошла к окну и широко распахнула створки. Закурила и выпустила струю дыма.

Нам с тобой надо держаться вместе, Фрэнсис. Я ведь тоже сирота.

Он ненавидел это слово. Он еще не был к нему готов.

Еще один год в школе, и потом я поимею весь этот мир, сказала она. Между прочим, имя Фрэнсис подходит и для девчонок, ты это знал? Лучше я буду звать тебя Фредди, ты не против?

Он был не против, и так оно повелось. Немного погодя, улучив момент, когда тетушки утратили бдительность, Мисси потащила его к Темзе и по прибытии на место мигом сбросила верхнюю одежду под благодатной сенью Тауэрского моста.

Давай за мной! – крикнула она и с плеском забежала в воду.

Фредди отдал бы все, что угодно, за возможность присоединиться к ней – что угодно за то, чтобы стать смелее и старше, – но вместо этого так и остался стоять одетым, еще глубже зарыв носки ботинок в надежную береговую гальку. Он взирал на бледные худосочные тела юных купальщиков, которые с разбега ныряли в волны, поднятые проходящим буксиром. Похоже, они получали от этого удовольствие.

В чем дело, Фредди? Ты умеешь плавать? – спросила Мисси, выходя из воды.

Нет. Не умею.

Хочешь, я тебя научу?

Нет, спасибо, сказал он и подал ей полотенце.

Он смотрел, как на ней высыхает купальник, как она ежится и хватает ртом воздух при холодящем кожу порыве ветра. Он смотрел, как она тянется за сигаретой, и успел подсуетиться с огнем: схватил коробок, зажег спичку и дал ей прикурить в сложенных чашей ладонях.

Это ли не жизнь? – подумал он, озаренный ее улыбкой.

Массовый исход пассажиров на станции «Кингз-Кросс» поставил Дрейка перед дилеммой: оказаться у нее на виду в опустевшем вагоне или перейти в соседний. Он выбрал второе и стал следить за ней через окошки в торцах вагонов. Как она кладет ногу на ногу. Как она поправляет прическу. Как она одергивает край безукоризненной твидовой юбки.

В другой раз, примерно год спустя, это был уже дразнящий вызов. Мисси сказала ему через пару минут заглянуть к ней в комнату, и там он увидел ее лежащей на кровати в желтом круге света от лампы. Без блузки, с обнаженной грудью; только монетка балансировала на ее левом соске.

Возьми ее ртом, сказала Мисси. Возьми ее ртом, и монета твоя, Фредди.

Сначала он занервничал и испугался, чувствуя, что это неприлично и даже как-то гадко, но потом встал на колени перед кроватью, наклонил голову, открыл рот и коснулся губами ее теплой кожи вокруг монеты. Он уже захватил ее, но Мисси прижала его голову к своей груди, и он ворочал языком монету, пока плоть, металл и тепло не слились в одно целое. Оба замерли и затаили дыхание, услышав приближающиеся шаги и голоса тетушек, и облегченно выдохнули, когда те прошли мимо двери комнаты. И только после этого, в полумраке, дразнящий вызов сменился простой откровенностью.

Это размер твоего сердца, сказала Мисси, обводя его ладонь своим указательным пальцем. Люби в свою меру.

В мою меру чего?

Того, что ты сможешь удержать. Если ты чувствуешь боль, значит эта любовь тебе не под силу. Ты не сможешь ее удержать. Захватишь чуть больше горсти, и ты уже в беде. Понимаешь? Ты меня слушаешь или ты уснул?

Я слушаю.

Что я сейчас сказала?

Ты сказала держать крепче.

Он услышал ее смех.

Ладно, хватит, сказала она.

Он вернул ей монетку.

Можно попробовать еще раз? – спросил он.

А где твое «пожалуйста»?

Пожалуйста, сказал он.

И снова наклонился к ее груди, а когда поднял голову с зажатым в зубах шестипенсовиком, вдруг решился на то, о чем ранее не мог и помыслить. Монета выпала из его рта, который затем нашел ее губы и впервые ощутил, как ему показалось, вкус настоящей жизни за пределами этих унылых стен, за пределами его самого. Он любил ее, и в этом был весь смысл всего на свете.

Она ответила на поцелуй, и весьма пылко. Он почувствовал ее язык у себя во рту; ощущение было приятным, и оно распространилось по телу, начало пульсировать у него между ног, но внезапно она вздрогнула всем телом и сбросила его с кровати на пол. А затем уставилась на него с потрясенным видом. То, что она почувствовала на его губах, не было вкусом страсти – то был вкус молозива. Так она узнала о своем состоянии, и это стало причиной ее стремительного отъезда.

Холодным мартовским утром, когда жизнь вокруг только начинала пробуждаться, его жизнь подошла к концу. На бумажке, подсунутой под дверь, ее рукой было написано:

«Не слишком увлекайся, Фредди…»

Однако он уже слишком увлекся.

«И никогда не забывай меня».

Никогда. Никогда. Никогда.

«Ливерпуль-стрит». Дрейк тупо уставился на табличку с названием станции. И лишь в самый последний момент перед закрытием дверей заметил, что Мисси вышла из вагона. Он успел всунуть свой чемодан между сходящимися створками, заставив их вновь распахнуться, и выскочил на платформу. Мисси шла впереди, ее платиновые волосы покачивались в такт шагам. Он чуть сдвинул назад шляпу, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и пошел следом, сохраняя дистанцию.

Она пересекла станционный вестибюль в направлении Бишопсгейтской лестницы. Когда она наверху исчезла из виду, он ускорился, прыгая через ступеньки, и в сумеречном свете разглядел ее переходящей улицу. Перед полицейским участком она ненадолго задержалась, как будто раздумывая, но, похоже, изменила решение и направилась по Брашфилд-стрит, мимо фруктового рынка. И вдруг остановилась. Он отвернулся, присел и сделал вид, будто завязывает шнурок. Она двинулась дальше, и он последовал за ней до Коммершиал-стрит, где она взмахом руки поприветствовала какую-то женщину перед входом в бар «Десять колокольчиков». Уже собравшись перейти улицу, она вновь остановилась, словно что-то вспомнив. С каждой пройденной улицей, казалось, один за другим отслаиваются, как шелуха, прошедшие годы. Резко свернув налево, она прибавила шагу. Свернула на Фолгейт-стрит, потом сделала еще один поворот и пошла в противоположном направлении…

Черт, этого не может быть, подумал Дрейк.

Но так оно и было.

Когда он вывернул из-за угла, на улице не было никого, кроме Мисси.

Она стояла посреди проезжей части, глядя на дом, который покосился, привалившись боком к соседним развалинам, – калека, лишь чудом еще не упавший. Именно так она и называла его, будучи в легком подпитии или в печали: дом-калека . Утечка и взрыв газа почти преуспели там, где не справились бомбы Гитлера.

Неосторожные слова уносят жизни, и непогашенные сигареты с ними в этом заодно, подумала Мисси, закуривая.

Затем подняла камень и бросила его в заколоченное окно. Она и сама не знала, почему так ненавидит этот дом, в свое время служивший ей пристанищем. Но он заставлял ее чувствовать себя ненужной и оскверненной в ту пору, когда всем ее достоянием была только юность.

Шаги за спиной прозвучали громко и зловеще на фоне ее мыслей. Она не обернулась. Только расправила плечи и выпрямила спину, став чуть выше.

Что вам нужно? – спросила она. Я заметила, что вы меня преследуете. Я могла бы обратиться в полицию, но это не в моем стиле. Никогда не было в моем стиле. Но у меня в кармане нож, и я…

Мисси, тихо произнес он.

…и я пущу его в ход, не сомневайтесь.

Он повторил ее имя. И вышел из тени детства в ее нынешний свет.

Фредди? – вымолвила она.

А он ничего не смог сказать, потому что сердце вдруг подскочило в груди и комом застряло у него в горле.