Онлайн чтение книги Агент особого назначения
Часть вторая. ТАЙНА МИКРОПИГМЕЯ

Записки Вэй Чжи-ду

Все, о чем говорится в этих записках, — подлинная правда.

Я ничего не выдумываю, не замалчиваю, не приукрашиваю.

Я рассказываю здесь о том, как благодаря причудливому сцеплению обстоятельств оказался невольным участником необычайных событий.

Чистосердечно изложив все факты, я прощаюсь навсегда с темным, запутанным периодом моей жизни, надеясь на то, что смогу вступить в новую жизнь.

I

Я находился в Энн-Арборе, когда гоминдановский режим потерпел крушение на материке. По окончании Мичиганского университета я хотел было вернуться на родину, но некоторые люди напугали меня, сбили с толку, и из-за своего политического невежества и безволия я превратился в человека, потерявшего самое святое — родину.

Начались скитания — Сан-Франциско, Тайвань, Манила, Токио, и, наконец, ветер судьбы занес меня в Гонконг, где находился мой друг по Тайбэю англичанин Хорэйс Уикс, капитан в отставке.

На пятый день моего пребывания в Гонконге меня чуть не убили. Я шел по улице, читая газету. Меня взволновали сообщения о новом загадочном существе. Оно сразу же отодвинуло на задний план пресловутого снежного человека.

В течение долгого времени этот снежный человек — «йэти», как его зовут жители Гималаев, а по-английски «сноумен» — волновал весь мир. Из разных стран было послано много экспедиций на Гималаи, чтобы словить живого «сноумена». Наиболее интересные данные были собраны экспедициями, посланными английской газетой «Дэйли Мэйл» и техасским миллиардером — нефтепромышленником Томом Сликом.

Особенно любопытные данные опубликовали члены экспедиции Слика. Они опросили большое количество непальцев, и 95 процентов опрошенных категорически заявили, что «сноумен» существует. Меня особенно заинтересовало то, что снежный человек далеко не безобидное существо. Он, оказывается, часто нападает на людей и убивает их, но съедает только глаза и пальцы. По другим данным, «сноумен» питается человеческими сердцами.

Жертвами снежного человека до недавнего времени были только непальцы. Но наконец он поднял руку и на европейцев. В 1948 году два «сноумена» напали на двух норвежских инженеров — Фростиса и Тольберга, искавших урановую руду в Сиккиме, в районе горы Канченджанга. Один «сноумен» повалил Фростиса, но Тольберг выстрелил в него и ранил. Оба снежных человека с криками убежали.

«Сноумен» уже давно интересовал меня. Но то существо, которое с недавних пор стало конкурировать со «сноуменом», а затем заслонило его, было совсем другим. Оно было неизмеримо фантастичнее снежного человека, и в то же время реальнее его, так как представило бесспорные доказательства своего существования.

Я спускался вниз к набережной со стороны католического собора, возвышавшегося над городом, и, дочитав сообщения в газетах, обнаружил, что нахожусь в каком-то совершенно незнакомом переулке.

Вдруг за углом дома раздались выстрелы, закричала женщина, снова выстрел, выскочил человек и, пригибаясь низко к земле, юркнул мимо меня — все это в течение двух-трех секунд. За моей спиной захлопнулась железная решетчатая дверца в каменной стене. Из-за угла высунулась рука, и грохнули два выстрела, над моей головой посыпалась штукатурка. Я окаменел.

Примерно в десяти шагах от меня показались двое — оба китайцы. Один из них, высокий, с длинным лицом, в панаме, взмахнул револьвером и спросил по-английски: «Не видел ли я кого-нибудь», и пригрозил, если совру, он тут же продырявит меня. Я прижался к решетчатой дверце и почувствовал дуло револьвера, упершееся в мой зад. Поняв, что с этой стороны угроза ближе, я ответил, что какой-то человек пробежал в другой конец переулка и показал налево — в сторону пальм, из-за которых виднелась крыша с вывеской — огромной бутылкой виски.

Длиннолицый поднял с земли какую-то бумажку. Около пальм остановилась полицейская машина, из нее вылез индус-полицейский в зеленой чалме. Китайцы мгновенно исчезли. Полицейский подошел ко мне и спросил, что случилось. Я объяснил ему: кто-то стрелял, кто-то пробежал, потом опять кто-то стрелял, потом все убежали, а я чудом остался жив. Индус недоверчиво покачал головой и, вернувшись к машине, уехал.

Когда все стихло, меня ткнули в зад и спросили шепотом: ушли ли все? Я ответил, что никого нет. Тогда дверца открылась, и передо мной появился незнакомец. Худощавый, с маленькой головой, явный метис. Он шевельнул плечами вместо поклона, улыбнулся, показав красивые мелкие зубы, и поправил на себе одежду: нейлоновую рубашку и короткие штаны — шорты, — то и другое серовато-зеленого цвета.

Так состоялось наше знакомство. Его звали Аффонсу Шиаду. Полупортугалец, полукитаец, бразильский подданный, родился в Макао, окончил Гонконгский университет. Агент автомобильной компании «Крайслер». Католик, меломан, классный игрок в пинг-понг.

Я, в свою очередь, сообщил кое-что о себе. Родом из Тяньцзина, сразу после войны поехал учиться в Америку, сперва был в Виргинском университете в Шарлотсвилле, потом перешел в Мичиганский университет и окончил в 1949 году юридический факультет. Незадолго до этого красные заняли Пекин, где жили мои мать и дядя — профессор, и я не решился вернуться на родину. Некоторое время был в Сан-Франциско, потом на Тайване, где служил в Тайбэе у одного экспортера в качестве секретаря, затем работал в конторе адвоката в Маниле, был недолго в Токио и только что приехал сюда к своему приятелю — англичанину Уиксу, уехавшему на днях в Сингапур. Сейчас живу в гостинице «Южное спокойствие», принадлежащей китайцу.

На вопрос: переписываюсь ли я с родными в Китае? — я ответил, что в Тайбэе узнал от одного чиновника, бежавшего с материка, о казни моего, дяди и о смерти матери в тюрьме. Потом читал в «Ньюсуик» заметку о том, что дядя был расстрелян за попытку бежать за границу.

Я задал вопрос Шиаду: почему стреляли в него? Оказывается, он поймал одного китайца-толстосума на неблаговидном деле и явился к нему для делового разговора. Тот решил, что его хотят шантажировать, и позвонил гоминдановским террористам. Они ворвались в контору, вытащили револьверы, Шиаду тоже, пошла стрельба, Шиаду выпрыгнул в окно — остальное мне известно. По дороге он бросил свою визитную карточку, бандиты, очевидно, подобрали ее и узнали, что он вовсе не красный эмиссар, а почтенный, деловой человек.

Закончив рассказ, он послюнил мизинец и медленно провел им по тонким, аккуратно подбритым бровям. Он предложил выпить в честь его покровительницы — святой Розы из Лимы.

Мы пошли в кафе на Конноут-род. После бокала хайбола закурили и заговорили о том, что меня больше всего интересовало, — о сверхкарликах, о которых шумели газеты. Шиаду, махнув рукой, заявил, что газетам верить нельзя, они пишут всякую ерунду, но он уже давно следит за научной литературой и в курсе этого вопроса.

Он спросил: волнуют ли меня сообщения о пигмеях? Получив утвердительный ответ, он показал на потолок и сказал, что тоже интересуется этими существами и может снабдить меня вполне достоверными данными. Святая Роза не случайно свела нас.

Вот что сообщил мне новый знакомый.

II

Вскоре после окончания мировой войны в Бирму был командирован сотрудник музея археологии и этнологии Гарвардского университета. В одном из ущелий Качинского хребта, недалеко от границы с Китаем, он нашел человеческий скелет и обломок костяного кинжала. Судя по пропорциям, это был скелет взрослого мужчины, но рост его не достигал и полуметра. Этот пигмей был в несколько раз меньше даже самых низкорослых пигмеев, живущих ныне в некоторых районах Африки и Азии. Это был, так сказать, пигмей-рекордист, микропигмей.

На обратном пути сотрудника музея постигла беда. При переправе через реку Ую он потерял баул, в котором находился драгоценный скелет. Вернувшись в Бостон, сотрудник музея смог предъявить только обломок кинжала и рисунок с изображением скелета. Он заявил о том, что найденный им скелет так же, как и кинжал, относится к нижнему палеолиту. И что, судя по строению черепа качинского микропигмея, в числе его антропологических признаков входят брахикефалия и низкое переносье.

В Бостоне к утверждениям сотрудника музея отнеслись весьма сдержанно. Скелета не было, а карандашный рисунок отнюдь не мог служить доказательством. Что же касается обломка костяного кинжала, то было признано, что он относится не к нижнему палеолиту, а к неолиту. Интерес к качинскому скелету стал быстро падать. Как только началась война в Корее, сотрудник музея, прельстившись жалованьем сержанта авиации, поехал на фронт и погиб.

Но недавно вдруг вспомнили о его находке. Поводом к этому послужил таинственный случай, происшедший с одним австралийским путешественником около Путао, у бирмано-китайской границы.

Углубившись в лес, путешественник спугнул несколько маленьких обезьянок, юркнувших в чащу. И сейчас же кругом стали раздаваться протяжные и отрывистые крики и шипение, очень похожие на звуковые сигналы, применяемые пигмеями бамбути в Центральной Африке. А затем на путешественника с верхушек деревьев посыпались дротики с каменными наконечниками. Путешественник спасся бегством, потерпев некоторый урон — порванный пиджак и разбитые очки. Но он был вполне вознагражден трофеем, подобранным в траве, — дротиком величиной с карандашик с каменным наконечником.

Путешественник, поклявшись памятью своей матери, заявил на пресс-конференции, что он успел заметить, как одна из обезьянок, надев красную деревянную маску, метала дротик и издавала свист, а ей отвечали криками. На ней была желтая головная повязка и фиолетовая набедренная. Она, очевидно, понимала толк в сочетании цветов. А рост ее равнялся примерно 35 сантиметрам — чуть выше среднего роста бирманских новорожденных. И тут же путешественник сделал оговорку — в путаоском лесу было темно, и он не смог как следует разглядеть этих обезьянок. Может быть, это были вовсе не обезьяны, а какая-нибудь разновидность антропоидных чертей.

Заявление австралийца и представленный им трофей вызвали у всех в памяти историю с качинским скелетом. И пресса зашумела — не являются ли его далекими потомками эти путаоские чертенята? Не являются ли они представителями неведомого науке расового типа — микропигмея, то есть человека предельно малого размера? Вскоре газеты и журналы пустили в ход новое слово: «покетмен» — карманный человек.

Вопросом о «покетмене» заинтересовался этнолог Майрон Трэси, видный знаток народов тибетско-бирманской группы, населяющих юго-западные провинции Китая, и автор серии статей об этногенезе народов Азии. Во время второй мировой войны он находился в Китае в качестве штабного офицера по вопросам пропаганды.

Он выдвинул гипотезу о том, что часть семангов — пигмеев Малакского полуострова — продвинулась в доисторические времена на север, в район гор Северной Бирмы и юго-западного Китая, и осела там, и что длительная самоизоляция их от представителей других расовых типов и многовековое пребывание в крайне неблагоприятных условиях из-за недостаточности питания стимулировали постепенное развитие у них карликовых форм, то есть сокращение длины тела, и привели, в результате соответствующих морфологических изменений, к возникновению варианта предельно низкорослого племени.

И качинский скелет, и путаоские чертенята, утверждал Трэси, являются конкретными свидетельствами того, что вариант предельно малого роста существует уже очень давно, если не с палеолита, то с неолита, и ареалом микропигмея, то есть зоной его обитания, вероятно являются неисследованные горы Северной Бирмы и Сикана, ныне особого района Чамдо.

Чтобы подтвердить свою гипотезу, Трэси направился в Бирму, а оттуда пробрался в Китай. Это произошло полгода тому назад. Чтобы избежать сенсационной шумихи, он пустился в путь тайком от всех. О его путешествии газеты, телеграфные агентства и радиовещательные компании узнали только на днях и то случайно. Вот как это произошло.

Неделю тому назад в Рангун прибыл один лама из Китая и стал разыскивать археолога, присланного в Бирму Смитсоновским институтом для научных изысканий. Этого археолога в городе не оказалось — он улетел в Европу, оставив в своей квартире американского фотокорреспондента. Лама вручил замусоленное письмо корреспонденту для передачи адресату и удалился. После недолгой борьбы корреспондент поддался искушению, вскрыл письмо и ахнул.

Отправителем этого письма был Майрон Трэси. Он сообщил, что его гипотеза подтвердилась полностью. Судя по словам ламы, Трэси написал это письмо в одном из монастырей на Сикан-Тибетском тракте. Значит, он нашел то, что искал, где-то в Сиканскнх горах. Значит, микропигмей, или так называемый «покетмен», действительно существует, и это окончательно доказал Трэси.

III

Рассказ Шиаду буквально ошеломил меня. Я слушал с открытым ртом. На вопрос, где же сейчас Трэси, Шиаду ответил, что письмо Трэси было отправлено пять месяцев тому назад и больше никаких вестей от него не поступало. Его рация, очевидно, испортилась.

Я ударил кулаком по столу и привстал, но Шиаду показал глазами на сидящих кругом и поднес палец ко рту. Я сел, вынул из кармана блокнотик и написал на листочке: «Надо как можно скорей направиться в горы Сикана и найти микропигмея!»

Шиаду, чиркнув зажигалкой, сжег листочек и сказал, что шведы уже готовят экспедицию. Но поедут не в Китай, а в горные районы Северной Бирмы. В Рангун уже прибыли представители фирм, изготовляющих снаряжение для высокогорных путешествий.

Мы стали шепотом говорить о том, что хорошо было бы организовать экспедицию. Надо найти человека, который мог дать деньги. Если удастся словить хотя бы парочку «покетменов» экспедиция окупится полностью. Можно будет продать «покетменов» какому-нибудь богатому университету или зоопарку за большие деньги.

Шиаду тихо рассмеялся и изложил план: достать пять-шесть микропигмеев женского пола, выдрессировать их и организовать стриптиз-шоу — девицы карманного формата в одних клипсах и туфельках будут исполнять танец живота или модный танец вроде строла или калипсо. С этой труппой можно будет объехать все страны света и нажить сказочное богатство.

Не помню, кто первый из нас упомянул имя старика Фу Шу, жившего на третьем этаже гостиницы «Южное спокойствие». Шиаду сказал, что этот Фу — мультимиллионер. Я предложил пойти к нему и уговорить его финансировать экспедицию. Шиаду забраковал мой проект. Того, кто явится с такой просьбой к старику, немедленно схватят за вымогательство.

Я прищурил глаз и сказал: может быть и другой вариант — старик вызовет гоминдановских бандитов и придется прыгать в окно. Шиаду сделал вид, что не понял этого намека.

Прощаясь со мной, он сообщил: отель «Саннинг-хауз» находится далеко от делового центра города, поэтому он переедет в «Южное спокойствие». Затем посоветовал мне ознакомиться с литературой о пигмеях.

Я провел целую педелю в библиотеках. Для меня явилось полной неожиданностью, что мировая наука уже давно интересуется проблемой карликовых народов. И никогда я не думал, что пигмеев так много на свете. Они водятся и в Африке, и на Андаманских островах, на Малаккском полуострове, и на Филиппинах, на Новой Гвинее и Меланезии.

И оказывается, есть целая школа этнологов, так называемая венская, которая утверждает, что пигмеи являются предками всех современных человеческих рас.

Университетский библиотекарь — лысый, с усами и острой бородкой — сказал, что находка Майрона Трэси несомненно произведет фурор. На бирмано-сиканском микропигмее можно будет, например, проверить гипотезу австрийского ученого Шебеста относительно недифференцированных, инфантильных признаков пигмеев. Затем можно будет уточнить концепцию Швальбе и другие теории о влиянии различных карликовых форм, и в первую очередь выяснить значение длительной изоляции для фиксации возникших признаков.

Его рассказ был очень интересен, но так же понятен мне, как семилетнему школьнику лекция по квазианалитическим функциям. По моим вопросам библиотекарь понял, что я полный профан в этом деле. Он достал с полки три книжки — наиболее серьезные и увлекательно написанные: Ф. Харрингтон «A Scientist in Fairyland» («Ученый в стране чудес», Бостон, 1957), Э. Северини — «What happened at Poutao?» («Что произошло в Путао?», Нью-Йорк, 1958) и Ж. Руэ «Les 13 enigmes be M. Tracy», («13 загадок М. Трэси», Париж, 1958).

— А после этих книг, — сказал он, — надо проштудировать статью Трэси в «Anthropological Papers of American Museum of Natural History», замечательную своей логикой, убедительностью, аргументацией и смелостью мысли.

В этой статье, пояснил он, Трэси решительно отвергает попытку Кольманна приложить ко всему животному миру закон развития крупных форм из мелких. Он показывает, что сосуществование форм разной величины — обычное явление в животном мире. Рядом с десятиметровым питоном мы видим змейку длиной в несколько сантиметров, и рядом с огромным исландским догом — крошечную болонку. Это наблюдается и у высших приматов, очень близко стоящих к человеку, — рядом с обычными шимпанзе и гиббоном существуют карликовые шимпанзе и гиббон. И нет ничего удивительного, что и у людей наряду с экземплярами нормального роста существуют разные карликовые варианты, вплоть до микропигмея.

Просмотрев первые абзацы статьи, я высказал предположение, что она написана слишком сухо и ее будет трудно одолеть. Библиотекарь всплеснул руками и заявил, что статья Трэси, посвященная одной из самых животрепещущих загадок нашего мира, читается как самый увлекательный роман тайн. Невозможно оторваться.

IV

Спустя две недели после моего знакомства с Шиаду вернулся Уикс. Войдя в свой номер после прогулки, я увидел его валяющимся на диване, ноги покоились на письменном столе, прямо на моих блокнотах и тетрадях.

Первым долгом он известил меня о том, что его усилия увенчались успехом — недавно звонил «сиятельной дуре» и узнал, что она выхлопотала для меня место младшего следователя по китайским делам в уголовно-розыскном отделе.

«Сиятельная дура» — жена начальника таможни и кузина члена палаты лордов — была без ума от высокой атлетической фигуры моего друга, его рыжей гривы и веснушек. Она старалась выполнять просьбы Уикса, используя свое видное положение среди местной знати.

Но я не проявил особой радости по поводу устройства на службу. Когда я вздохнул и посмотрел на большую карту Азии, висевшую над диваном, Уикс понимающе кивнул головой и сказал, что сейчас самой модной болезнью среди бродяг и авантюристов всего мира является пигмейская лихорадка. Письмо Майрона Трэси свело всех с ума.

После паузы он заявил: познакомился в Сингапуре с женой издателя газеты, и после недельного флирта, протекавшего в отличном темпе, эта дама предложила ему поехать в качестве фотокорреспондента к бирмано-китайской границе.

Я вскочил и, схватив Уикса за руку, крикнул, что надо немедленно ехать вдвоем. Может быть, нам удастся прицепиться к какой-нибудь экспедиции, снаряженной для поисков «покетмена».

Уикс отпихнул меня и продолжал рассказ. Он уже дал согласие и собирался телеграфировать мне, как вдруг вмешалась другая юбка — богиня судьбы. Благодаря ей Уикс выиграл в морском клубе в течение двух вечеров восемь тысяч долларов и, плюнув на должность фотокорреспондента, решил организовать собственную экспедицию. Но этих восьми тысяч мало. Надо иметь минимум двадцать. Тогда можно будет поехать ловить этих болванов карманного формата.

Каким же образом он намерен собирать деньги? На этот вопрос Уикс ответил, что начнет переговоры с местным университетом, напишет письма антропологическим и географическим обществам разных стран и еще кому-нибудь.

Я предложил более простой и быстрый способ — подкатиться к местным китайским богачам. И в первую очередь надо подумать о старике — миллионере Фу, живущем на третьем этаже гостиницы.

Уикс одобрил мою сообразительность. Он соберет в кратчайший срок все нужные сведения о местных китайских толстосумах. Ему поможет инспектор уголовного розыска Фентон, его однополчанин по корейской кампании, и другие знакомые. Можно будет обратиться и в частную сыскную контору, которую содержит бывший гоминдановский дипломат. Эта контора обычно принимает заказы на проверку кредитоспособности торговцев и промышленников и, вероятно, имеет картотеку на всех видных китайцев в Гонконге и Коулуне.

Надо действовать быстро, не теряя времени. Я должен стать на время следователем или кем угодно, лишь бы быть поближе к английской администрации, этого требуют интересы дела. Жаль только, что мое назначение состоится не сразу. Будут долго, тщательно проверять — не был ли я когда-нибудь и как-нибудь связан с красными.

Я спросил, есть ли какие-либо дополнительные сведения о Трэси. Уикс отрицательно покачал головой — никаких сведений. Единственная новость: в американских газетах напечатан снимок доставленного в Рангун письма Трэси. Текст письма таков: «Нашел. 28 97» Речь идет о том, что Трэси нашел то, что искал, — а именно, микропигмея. И об этом он извещал своего друга. Но что означают цифры — неизвестно. Может быть, они обозначают место, где Трэси наткнулся на «покетмена»? Если первые две цифры означают «28 градусов северной широты», а вторая пара цифр — «97 градусов восточной долготы», то это место должно находиться в Китае, в особом районе Чамдо южнее городка Чаюй — между реками Боцзаноцзян и Луцзян.

Что же касается археолога, присланного в свое время в Бирму Смитсоновским институтом, то он недавно погиб во время автомобильной аварии в Турции, около озера Чилдыр — у границы с Советским Союзом.

Я рассказал Уиксу о своем случайном знакомстве с Шиаду, о его переезде в «Южное спокойствие» и о том, что он тоже увлечен проблемой микропигмея. Уикс строго посмотрел на меня и перешел на сугубо конфиденциальный шепот. С Аффонсу Шиаду надо быть очень осторожным. Знакомство поддерживать, но не откровенничать. Прикидываться простачком, но стараться вытягивать у него побольше сведений, чтобы быть в курсе его дел. Он сейчас, по-видимому, ищет спонсоров, то есть тех, кто даст ему денег, но взамен потребует чего-нибудь. Теперь меценатов нет, их сменили спонсоры.

Мы решили как можно скорее сходить в частную сыскную контору.

После ухода Уикса я долго смотрел на карту. Так долго смотрел, что сквозь прожилки рек, автогужевых и караванных путей и штриховку, показывающую рельеф, стали проступать очертания снежных вершин. И на склоне одной горы показалось темное пятнышко. Оно стало шевелиться, расти, постепенно менять форму и, наконец, превратилось в крохотное существо с человеческим лицом.

Повернувшись в мою сторону, это существо отвесило поклон и приветствовало меня по старому тибетскому обычаю — дернуло себя за ухо и показало язык. Я очнулся. В центре карты, на границе Тибета и Сикана — ныне особого района Чамдо, сидела муха и совершала туалет.

V

Мы переправились на ту сторону бухты — в Коулун, наняли рикш на пристани, проехали мимо обсерватории и недалеко от Кингс-парка свернули на тихую узенькую улицу. Рядом с ломбардом мы увидели маленький особняк со скромной дощечкой у входа: «Комиссионная контора «Лучезарное процветание». Это была та самая частная сыскная контора.

Уикс вручил китайцу-клерку визитную карточку, написав что-то на ней. Клерк поклонился и исчез за дверью с матовым стеклом. Через минуту он распахнул дверь и пригласил нас.

Мы прошли в кабинет, обставленный по-европейски: никель, стекло, полированное желтое дерево, двухцветные серо-оливковые гардины, на стенах абстрактные картины. Из-за стола поднялся щупленький, элегантно одетый старичок в светло-сером пиджаке без отворотов, в синих брюках.

Хозяин конторы, как сообщил мне Уикс, во время войны был посланником чунцинского правительства где-то в Южной Америке. Потом его уволили за растрату казенных денег. В прошлом году он прибыл сюда и открыл это предприятие. Его звали Антуан Чжао, он был католиком.

Уикс объяснил хозяину конторы: нам нужны сведения о наиболее состоятельных китайцах в Гонконге.

Бывший посланник, положив маленькую руку на стол, шевельнул мизинцем с ногтем, который был длиннее самого пальца, и осведомился, для чего именно нужны эти сведения.

Уикс сказал, что мы думаем начать интересное дело и ищем богатого компаньона.

Чжао почесал бровь длинным ногтем и ответил: если сведения нужны только для этого, то лучше адресоваться в местную китайскую торгово-промышленную палату. Там дадут нужные справки.

Уикс нахмурился и, слегка повысив голос, сказал, что ему нужны сведения о некоторых богачах. А для какой цели эти сведения — это не важно. Разве контора дает сведения об одном и том же объекте в разных вариантах в зависимости от намерений ваших клиентов? Истина должна быть одна.

Бывший дипломат спокойно возразил: у истины разные аспекты. Контора дает разные сведения в зависимости от того, для чего они требуются. Если, например, вы наследник богатого родственника, то вас будет интересовать не его политическое и философское кредо, а его кровяное давление, состояние аорт, печени и всего прочего. Вас прежде всего будет интересовать вопрос: сколько придется ждать? А если вам нужны сведения о компаньоне, которого вы собираетесь перехитрить, то вы должны собрать данные о том, насколько искушен ваш компаньон, обманывал ли он сам кого-нибудь в прошлом, и так далее. Разные цели, разные сведения. Понятно?

Уикс усмехнулся и кивнул головой. Чжао попросил быть откровенным с ним, как с духовником или как с врачом-венерологом, без ложного стыда. Может быть, господину Уиксу нужны не сведения, а кое-что другое? Он посмотрел на Уикса, потом на меня и прищурил глаз. Может быть, надо пошантажировать кого-нибудь? Или устроить небольшую неприятность? Скандальчик?

Уикс спросил, какой, например, «скандальчик» может предложить контора.

Чжао пожал плечами. Есть разные варианты. Можно, например, наклеить на окнах и дверях дома вашего знакомого бумажки с нехорошими надписями. Или швырнуть в окна его дома во время званого ужина труп собачки. Или пустить в его сад змей. Или в день его рождения положить у ворот его дома гроб — и тому подобное.

Уикс заинтересовался: можно ли заказать пощечину? Чтобы ее закатили кому-нибудь в людном месте. Чжао ответил, что это будет стоить недорого, но надо будет оплатить не только работу, но и стоимость штрафа, который наложит суд на исполнителя.

Чжао посмотрел на настольные часы, потом на свои ручные и слегка качнул головой — дал понять, что его время измеряется на вес бриллианта. В это время вошел клерк и прошептал несколько слов хозяину на ухо. Тот постучал ногтем по столу и приказал передать, что контора никогда не торгуется, цена окончательная. А если без фотографа, тогда можно уступить до семидесяти пяти, и ни цента меньше.

Как только клерк вышел, Чжао сообщил нам с улыбкой, что один почтенный человек уезжает надолго в Европу по делам и просит вести конфиденциальное наблюдение за его женой. В случае чего, просит фотографировать, чтобы было доказательство.

Уикс закурил трубку и сказал, что ему нужен не скандальчик и не слежка за женой, а совсем другое. Пусть контора в самом экстренном порядке соберет все сведения о Фу Шу, старике богаче, который прибыл сюда из Шанхая. Можно ли иметь дело с ним, умеет ли этот богач держать рот на замке и есть ли у него размах и фантазия?

Чжао согласился принять заказ. Насчет вознаграждения можно поговорить потом — контора представит счет. Могут быть непредвиденные расходы, например, на угощение или подкуп людей из свиты богача.

Уикс вынул трубку изо рта и погрозил ею. Пусть контора имеет в виду, что это поручение очень секретное — ни одна посторонняя душа не должна знать.

Чжао торжественно поднял два пальца и заявил, что тайна клиентов для него священна, он клянется честью.

Мы попрощались с ним и вышли. Перед зданием конторы чинно расхаживал индус-полицейский с седой бородой. Я толкнул локтем Уикса. Интересно, принимает ли это почтенное предприятие, охраняемое блюстителем порядка, более сложные заказы? Например, на похищение кого-нибудь или на устранение? В Америке ведь есть анонимное акционерное общество, которое берется за такие дела.

Когда мы проходили мимо ресторана, порыв ветра сорвал со стены большой деревянный фонарь с длинным красным хвостом. Фонарь с шумом упал на край тротуара, чуть не задев тележку продавца лапши.

Уикс посмотрел наверх и, сойдя с тротуара, высказал предположение, что господин Чжао, вероятно, берет заказы на самые простые операции: например, устроить так, чтобы что-нибудь рухнуло на чью-нибудь голову. Наверно, эта операция стоит не так дорого — не больше пятидесяти гонконгских долларов.

Я не согласился. Это стоит дороже — пятьдесят единовременно за выполнение поручения и всю жизнь по сто долларов ежемесячно за молчание.

VI

Контора экс-дипломата работала быстро. Через два дня к Уиксу явился служащий конторы — молодой китаец с подчеркнуто церемонными манерами, весь в черном, похожий на монаха. Назвал себя — Хенри Фын.

Он показал листочек со сведениями о старике Фу и попросил переписать. Контора не оставляла никаких документов у заказчиков.

Когда я кончил переписывать сведения, Хенри Фын сказал, что по мере поступления новых сведений контора будет пересылать их нам.

Уикс задал два вопроса:

1) какие товары возил Фу Шу в Тибет и по Янцзы?

2) не является ли обморок зловещим признаком? Может быть, не стоит вступать в деловые отношения со стариком ввиду его слабого здоровья?

Фын поклонился и, отведя глаза в сторону, сказал, что первый вопрос связан с тайной коммерческих операций, а второй вопрос связан с профессиональной тайной врача, осматривавшего недавно Фу Шу. Для получения сведений по этим двум вопросам надо будет сделать отдельные заказы по особой таксе.

Перед тем как уйти, Фын отвесил еще два поклона. Антуан Чжао обучил своих служащих весьма изысканным манерам.

Через несколько дней Уикс получил сведения из других источников — из колониального секретариата и от инспектора уголовного розыска Фентона.

Старик Фу, оказывается, был большой шишкой. В бытность свою в Китае, он входил в число лаотоуцзы — главарей «Цинбана» — синдиката преступников, который, так же как и другой бандитский синдикат «Хунбан», возник еще в эпоху владычества маньчжуров.

«Цинбан» и «Хунбан» развивали свою деятельность в крупнейших городах Китая, в основном на морском побережье и в бассейне Янцзы. В состав этих синдикатов входили уголовники-профессионалы разных категорий: бандиты, воры, мошенники, подделыватели денег, контрабандисты, торговцы женщинами и детьми и торговцы наркотиками. И не только профессиональные уголовники, но и разные чиновники, начиная с судей и таможенников, полицейские, торговцы, ремесленники и лодочники.

«Цинбан» и «Хунбан» насчитывали по нескольку сот тысяч членов и представляли собой подпольные государства. У них были свои законы, свои правительства, администрация, органы юстиции, даже своя почта и транспорт. Подданные этих государств — члены синдикатов — приносили присягу, соблюдали строжайшую дисциплину и конспирацию.

Итак, старик Фу был одним из заправил «Цинбана». Под его властью в течение нескольких десятилетий находились провинции Сычуань и Сикан. Он распоряжался жизнью и имуществом всех цинбанцев на вверенной ему территории, взимая дань с предприятий, владел гостиницами, харчевнями и постоялыми дворами на Сикан-Тибетском тракте. В общем, он был одним из самых могущественных тайных властителей Китая.

Несколько лет тому назад пекинское правительство объявило о том, что оба синдиката разгромлены. В частности, было сообщено о ликвидации уголовного подполья в Шанхае. Но можно было полагать, что кое-какие филиалы уцелели и продолжают функционировать, так как эти синдикаты, существовавшие на протяжении нескольких столетий, очень широко разветвлены и глубоко законспирированы.

Я сказал Уиксу, что надо непременно выяснить, почему старик Фу ведет затворнический образ жизни. Он боится чего-то. Но чего именно?

Уикс ответил, что постарается выяснить через Фентона и контору Чжао. Но нельзя полагаться только на других, самим тоже надо действовать.

VII

И Уикс начал действовать. Во время утренней прогулки в Счастливой долине, около кладбища парсов, я увидел его в машине. С ним ехали толстый китаец с усами и две девицы европеянки. Машина шла со стороны участков для игры в гольф.

Вскоре Уикс ворвался ко мне в номер. Он похвастался успехом — познакомился с Лян Бао-мином, секретарем старика Фу. Судя по всему, Лян — деловой, понятливый человек, с ним можно говорить, называя вещи своими именами, без фиговых листочков. В общем, прохвост, но вполне респектабельный.

Уикс перелистал мои блокноты, лежавшие на столе, и вдруг набросился на меня. Он работает, как кули, с утра до вечера, совсем измотался, а я валяю дурака, занимаюсь никому не нужной ерундой.

Я решительно возразил, что это вовсе не ерунда. Нам придется лазить по горам Северной Бирмы и Сикана. На некоторых из них вечные снега и ледники. Надо заблаговременно подумать о снаряжении. Например, о приспособлениях для перехода через трещины. Члены гималайской экспедиции Ханта, например, употребляли не веревки, а лестницу из алюминиевого сплава. Такие лестницы надо заказать заранее.

Затем надо подумать о сетках, с помощью которых можно будет захватить живьем «покетменов». Надо взять за образец сетки, которые употреблялись гладиаторами в Риме. Кроме того, я составил список поливитаминов в капсюлях, необходимых для путешествия в горах. Кроме витаминов «А» и «Д», необходимы ниацинамид, рибофлавин и прочие препараты.

Уикс перебил меня, затопав ногами. К черту сетки и поливитамины! Все это чепуха. Он выбивается из сил, как рикша, забывает даже о еде, а его компаньон нахально бездельничает.

Я сказал, что видел, как он выбивался из сил в машине. На его коленях сидела небесная дева.

Уикс объяснил: надо было закрепить знакомство с Ляном. Позавтракали в одном клубе, потом прокатились до Тайтамского резервуара в обществе двух приятельниц, затем пообедали. Стоило все это сто семьдесят гонконгских долларов. Деловые расходы.

Уикс предложил мне немедленно заняться делом: встретиться с Шиаду и постараться узнать, какие у него планы, съездить лично в Коулун в контору Чжао, спросить, есть ли какие-нибудь новые сведения о старике.

Я решил сейчас же направиться в Коулун, но, выйдя из гостиницы, заметил человека, который стоял за колясками рикш и читал газету. На нем была панама. Я перешел улицу и оглянулся. Человек в панаме шел за мной, прикрывая лицо газетой. Он остановился перед мясной лавкой и стал рассматривать висящих рядом с осьминогом лягушек, которые были привязаны друг к другу за лапки. Я ускорил шаг и, дойдя до перекрестка, вдруг повернул обратно. Человек в панаме быстро отвернулся и стал разглядывать объявления на телеграфном столбе. Через несколько кварталов я окончательно убедился, что за мной установлена слежка.

Я узнал филера. Это был тот самый высокий длиннолицый гоминдановский террорист, который охотился за Шиаду. В прошлый раз он тоже был в панаме. Газету он держал в левой руке, а правая засунута в карман. Вероятно, там был револьвер.

За мной следят, наверно, хотят убить. Нет, сперва хотят похитить, потом убить, очевидно, решили, что я красный. Может быть, поступил донос на меня, этому доносу поверили, в Гонконге довольно часто расправляются с красными, английская полиция смотрит сквозь пальцы на действия гоминдановцев.

Ехать в контору Чжао опасно, могут схватить в Коулуне около китайского квартала — там удобнее проводить подобные дела. Меня хотят убить. Надо скорей добраться домой.

Я пошел к гостинице, филер не отставал от меня. И по той стороне улицы тоже шел какой-то субъект и держал правую руку в кармане.

В любой момент они могли открыть стрельбу. Может быть, выстрелят, когда я подойду к гостинице, прямо в спину. Там они легко могут скрыться в толпе у трамвайной остановки или в переулке, ведущем к базару.

Я вошел в вестибюль гостиницы и взбежал по лестнице. На площадке первого этажа я столкнулся с Шиаду. Он разговаривал с Каталиной, служанкой старика Фу. Я кивнул головой и помчался вверх, но Шиаду нагнал меня и схватил за рукав.

Я посмотрел вниз — в вестибюле филеров не было. Они остались на улице. Шиаду с любопытством посмотрел на меня. Я выдавил улыбку и показал глазами на Каталину, медленно спускавшуюся по лестнице, и шепнул: «Подбираетесь к ней?»

Шиаду с улыбкой ответил, что, судя по всему, мой друг Уикс гораздо предприимчивей. Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь. Тогда Шиаду известил меня: он поселился в семнадцатом номере, на втором этаже. Будет рад, если я зайду к нему.

Простившись с Шиаду, я немедленно позвонил Уиксу и в иносказательной форме сообщил ему о слежке за мной и о том, что Шиаду уже подкатился к служанке старика.

Уикс категорическим тоном заявил, что никакой слежки за мной нет, я просто трус, у меня типичная мания преследования и начальная стадия травматического слабоумия. А контакт Шиаду с Каталиной заслуживает самого серьезного внимания.

Вечером Уикс явился ко мне. Он побывал в конторе Чжао. Там ему сказали, что дополнительных сведений о президенте нет. Судя по всему, Антуан Чжао больше не намерен сообщать что-либо о главаре цинбанов. Боится. Ну и черт с ним. Если с Лян Бао-мином все пойдет хорошо, то можно будет выжать из него интересные сведения. Он — самый осведомленный источник.

Нам нужно скорее подобраться к старику Фу. Он может оказать нам решающую помощь. Во-первых, он может дать деньги. Во-вторых, через него можно узнать о судьбе Трэси. Ведь лама, доставивший его письмо в Рангун, сказал, что оно было написано в одном из монастырей на тибетском тракте. А на этом тракте остались подчиненные старика Фу. В общем, все зависит от старика. Надо скорей получить у него аудиенцию и установить деловые отношения.

Я включил электрический веер и стал ходить взад и вперед по комнате. Мне стало душно, я подошел к окну, но сейчас же отпрянул назад. Уикс расхохотался и заявил, что у меня просто так называемый галюциноз, вызванный гипертрофированной трусостью. Он вытащил из кармана кусочек тканой ленты с воткнутыми в нее разноцветными перьями и протянул мне. На мой вопрос: что это? — он ответил, что эти перья колибри раньше были деньгами у карликовых племен на островах Меланезии, а он сделал из этой ленты талисман и носил под шлемом на корейском фронте.

Я поблагодарил Уикса за подарок и сказал: талисмана мне не надо, я не суеверен и никаким галюцинозом не страдаю. У меня эта штука будет книжной закладкой.

С этими словами я засунул ленту в верхний карман пижамы. Затем я поставил Уикса в известность о том, что Шиаду, по-видимому, уже знает о его знакомстве с секретарем Ляном.

Уикс с тревогой посмотрел на меня и предложил непременно зайти к Шиаду и прощупать его как следует. За ним надо следить в оба.

Номер Шиаду находился в конце коридора второго этажа, в тупике. Я подошел к двери. Из номера доносились голоса. Я стал прислушиваться.

Говорили мужчина и женщина по-английски, их заглушала музыка, нельзя было разобрать слов. Потом они вдруг запели. И сразу же после них заговорил китаец, отчеканивая каждое слово:

«…Сун Цзян наклонился через перила моста и увидел драконов, прыгающих в воде. И вдруг девушки толкнули его… он вскрикнул и проснулся. Он лежал на полу в кумирне, луна стояла высоко, был час, когда сбываются сны. И в руке у себя Сун Цзян увидел три финиковые косточки, а в рукаве благоуханный свиток небесной книги…»

Я сразу понял, что кто-то читает отрывок из романа «Речные заводи» — то место, где, говорится о встрече Сун Цзяна с богиней девятого неба, угостившей его вином и подарившей священную книгу.

Я постучал в дверь. Никто не отозвался. За дверью заговорила женщина, протяжно, по-французски: «Наполните шейкер льдом и одеколоном, подбавьте две капли зубного эликсира, одну ложку шампуня, взбейте все это, налейте в стаканчик для полоскания рта и выпейте, пока не исчезла пена. Этот коктейль изобретен французским поэтом Жаном Кокто и называется «Отчаяние».

Я еще раз постучал. Голос женщины смолк. За дверью послышались шаги, ее приоткрыли. В щелке показалось лицо Каталины.

Я спросил: дома ли Шиаду? Она открыла дверь и, поклонившись, сказала, что он сейчас вернется, пошел менять деньги.

Оглядев комнату, я поинтересовался, куда делись гости, которые только что разговаривали. Я ведь слышал их голоса.

Подойдя на цыпочках к пологу, закрывавшему угол комнаты, я отодвинул его. Там никого не было. Я опустился на колени и заглянул под кровать.

Каталина тихо рассмеялась и, покачав головой, сказала, что все гости уже умерли, только голоса остались. И голоса можно хранить сколько угодно — не портятся.

Она забралась с ногами на диван, где лежали в беспорядке фотожурналы. На письменном столе стояли бронзовое распятие, крошечный радиоприемник и два ящика, вероятно патефон и пишущая машинка. Книжный шкаф был забит замусоленными книжками карманного формата, судя по цветистым обложкам — детективными романами. А на самой верхней полке стояли книги в дорогих сафьяновых переплетах.

Я сел в кресло. Через некоторое время Каталина спросила, не хочу ли я послушать что-нибудь. Может быть, певца Бинга Кросби? Или актрису Грэйс Келли? И тут же пояснила: Грэйс не так давно снималась в кино, а теперь она королева, сидит на троне.

Я поправил ее. Не королева, а только принцесса. Монако не королевство, а простое княжество. По количеству жителей в сто раз меньше Гонконга. Каталина мотнула головой. Все-таки Монако княжество, а Гонконг простой портовый город, и в нем в сто раз больше злых людей.

В комнату бесшумно проскользнул Шиаду. Он приветливо улыбнулся мне и, бросив взгляд на Каталину, еле заметно качнул головой. Она молча собрала журнальчики, положила их на этажерку и, поклонившись мне, вышла. Шиаду постучал себя пальцем по лбу и сказал, что она ужасная врунья. Придурковатая особа. С ней ни о чем нельзя говорить. Пристально посмотрев на меня, он поделился новостью. В город Пунакху прибыл тибетец и сообщил, что какой-то европеец два месяца тому назад умер в одном монастыре. По словам тибетца, у этого европейца были разные глаза. Один серый, другой коричневый. Из-за этого все в монастыре решили, что этот европеец в прошлом существовании был каким-то священным зверем.

А у Трэси были как раз такие глаза. Судя по всему, он умер. Да сияет в веках его имя! Надо как можно скорей пробраться в Сикан и разыскать записи Трэси. В них спрятан ключ к тайне микропигмея!

Шиаду сел на ручку кресла и тихо заговорил. Ему известно, что мой друг Уикс свел знакомство с Лян Бао-мином. Их видели вместе в одном клубе. Это ловкий ход. Но Уикс зря старается. Дело в том, что старик совсем плох. Может умереть в любой момент. С ним нельзя иметь никаких дел. Вытянуть деньги у него не удастся.

Я вытащил из кармана платочек и вытер им глаза. Ни слова о наших делах, но всячески вынюхивать планы Шиаду — так наставлял меня Уикс. Я ждал, что дальше скажет Шиаду. Но он вдруг перевел взгляд на карман моей пижамы. Вытаскивая платочек, я вытянул из кармана кончик ленты с перьями — подарок Уикса.

Он спросил, что это за штука. Я ответил, что это деньги, которые имели хождение у пигмеев Океании, а у меня будут служить книжной закладкой.

Шиаду заговорил о предстоящих состязаниях по теннису на кубок Дэвиса, затем стал рассказывать о правилах игры в хайалай и о знаменитом певце Жане Пирсе. Я несколько раз делал попытки повернуть разговор на деловые темы, но ничего не получилось. Шиаду вел беседу с ловкостью классного пингпониста.

Я просидел у него почти три часа. Вернувшись к себе, я обнаружил, что забыл у Шиаду только что начатую пачку сигарет, и пошел к нему. Подойдя к двери, я опять услышал голоса в комнате. Я приложился ухом к двери. Женщина напевала что-то и смеялась. Это был голос Каталины. Я повернул обратно — неудобно мешать им.

Навстречу мне по коридору шел толстый китаец в светлом спортивном костюме. Я узнал его по подстриженным усам — это был Лян, секретарь старика-миллионера.

На площадке лестницы я увидел Каталину. Она медленно поднималась на третий этаж, вытирая рукавом глаза. Она плакала. Я невольно вздрогнул. Только что слышал ее звонкий смех в комнате Шиаду, а она, оказывается, здесь. И плачет. Может быть, я действительно галлюцинирую? Может быть, это привидение?

Я окликнул ее. Она не ответила. Продолжала подниматься по лестнице. Медленно и совсем беззвучно. На правой ноге на чулке у нее спустилась петля. Нет, это не привидение. У них не бывает чулок со спущенными петлями.

VIII

Уикс подтвердил сообщение Шиаду. Да, Майрон Трэси умер. Судьба его бумаг и вещей неизвестна.

Уикс показал пальцем на потолок. Этот жест означал, что все зависит от живущего на третьем этаже старика. Он может приказать своим людям разыскать все, что оставил Трэси. И может дать нам рекомендательные письма. По прибытии в Китай мы предъявим их кому следует, нам дадут бумаги Трэси, и мы узнаем из них, как пробраться к «покетменам». Тот, кто первый притронется к записям Трэси, получит венок победителя. Мы уже подбираемся к старику Фу, мы идем первыми — лидируем. Все остальные далеко отстали от нас. И среди них Шиаду. Он дал бы все, чтобы догнать нас.

Уикс знал о том, что старик очень плох. Ему удалось выведать у Лян Бао-мина, кто именно лечит старика. И он съездил к этому врачу-китайцу, который сочетает методы европейской медицины с даоистскими способами изгнания недугов.

Врач сказал, что у Фу маниакально-депрессивный психоз в самой тяжелой форме, осложненный ревматизмом, атеросклерозом и флюидными излучениями злых сил. Врач пояснил: эти злые силы предопределены комбинацией циклических знаков И и Цзы и сочетаниями «У-хуан» — «Пять-желтый», и «Цзю-цзы» — «Девять-фиолетовый», что неотвратимо приводит к столкновению стихии огня со стихией земли.

Уикс, не дослушав, опрокинул врача вместе с креслом и помчался в контору Антуана Чжао.

Бывший посланник стал вилять, но, увидев перед своим носом волосатый кулак с зажатой в нем пачкой долларов, подтвердил, что у президента действительно есть враги, которые хотят расправиться с ним. Недавно, сказал Чжао, выяснилась одна любопытная история. У президента был брат — Фу Яо. Во время войны он был диктором чунцинского радио и славился как искусный чтец китайских классических литературных произведений, а после войны приехал сюда.

В Чунцине он дружил с одним врачом — акупунктуристом и представил его своему старшему брату. Но от накалывания иглой старику Фу стало хуже, и он приказал своим подручным проверить врача. «Цинбан» имел свой карательный орган, который творил суд и расправу над неугодными лицами. Врача схватили и стали пытать. Не выдержав истязаний, врач показал, что Фу Яо поручил ему под видом лечения медленно умертвить старика Фу. Тогда старик приказал отрубить врачу все пальцы и утопить его. Затем приказал схватить Фу Яо и замучить до смерти. Фу Яо находился тогда здесь. Через некоторое время подручные старика донесли ему из Гонконга о выполнении приказа. Это было как раз в то время, когда красные приближались к Янцзы и гоминдановцы удирали с материка.

По прибытии в Гонконг старик Фу узнал, что врач акупунктурист и Фу Яо — оба были связаны с синдикатом «Хунбан», конкурирующим с «Цинбаном», и что хунбанцы решили отомстить старику. Они прислали несколько писем с угрозами. Особенно старика встревожило то письмо, в котором содержался намек на то, что Фу Яо жив и скоро приедет в Гонконг. Старик принял все меры предосторожности — завел телохранителей, заперся в комнате и оклеил дверь и окна молитвенными бумажками.

Вот что удалось узнать у Антуана Чжао.

Уикс добавил: случайно ему стало известно, что брат старика дружил с Аффонсу Шиаду, они вместе выступали в любительских спектаклях. Фу Яо свободно владел английским, потому что учился одно время в Оксфорде — в колледже Брэйзноз.

Я поделился своими опасениями. Шиаду, кажется, в курсе наших дел. Он, очевидно, тоже собирается предпринять что-то. Уикс расхохотался. Шиаду, наверно, умирает от зависти из-за того, что мы опередили его.

Спустя несколько дней Уикс сообщил, что Лян Бао-мин принял подарок — несколько ящиков коньяка «Курвуазье», ликера «Куантро» и коробку сигар «Корона-коронас» и обещал передать старику две просьбы Уикса — послать письмо в Китай относительно розыска вещей Трэси и принять нас. Лян сказал, что уговорит старика удовлетворить обе просьбы.

Итак, мы уже почти у цели — вот-вот увидимся со стариком. Поскорей встретиться с ним, пока он жив!

IX

Я долго не мог заснуть. На ночь нельзя ничего читать о «покетмене». Это отгоняет сон. Судя по газетным сообщениям, готовятся экспедиции не только в Швеции, но и в Бразилии и Франции. Микропигмейская лихорадка перекинулась и в другие страны.

Я заснул поздно. Но вскоре меня разбудил звонок. Я посмотрел на светящийся циферблат — четверть третьего. Эти девицы из гостиничного коммутатора целый день подслушивают разговоры, а к ночи совсем обалдевают и только путают. Я взял трубку и тут же опустил ее на рычаг.

Мне захотелось пить. В обоих термосах — для горячей и ледяной воды — не было ни капли. Я накинул на плечи пижаму и, взяв стакан, пошел в туалетную в конце коридора. В туалетной, перед умывальником, стояла большая лужа. Чтобы не замочить соломенных шлепанцев, я поднялся на третий этаж и взял воду из графина в холле. Когда я проходил мимо номера старика, сзади послышались легкие шаги. Я остановился и оглянулся — кто-то в темном конце коридора юркнул в туалетную и хлопнул дверью.

Вернувшись в номер, я покурил и почитал отчет английской экспедиции, снаряженной газетой «Дэйли Мэйл» для поисков снежного человека. Заснул не скоро. Утром меня опять разбудил звонок. На часах — половина восьмого. Сегодня воскресенье — не дают спокойно спать. Я отвернулся к стене. Телефон долго не мог успокоиться.

Не успел я заснуть, как забарабанили в дверь — стучали кулаками и ногами. В комнату влетел Уикс. Он замахнулся и стал орать на меня, почему я не беру трубку. Из последующих слов я понял, что со стариком Фу что-то случилось.

Наконец приступ ярости у Уикса стал стихать. Он повалился на мою кровать, положив ноги на одеяло. И только тогда заговорил членораздельно.

Пока он знал очень немного. Рано утром было обнаружено, что старик Фу Шу убит. По всей вероятности, его прикончили после полуночи.

Я посмотрел на Уикса и спросил: не звонил ли он мне ночью, примерно в четверть третьего? Он ответил, что был в гостях у одной дамы и ему было не до телефона.

Я недоуменно развел руками. Кто же звонил? Или телефонистка напутала, или…

Уикс высказал предположение, что это звонил дух старика, хотел сказать: «Чего вы так долго копались? Меня только что прикончили. Прощайте, идиоты!»

Уикс вскочил с постели, хлопнул меня кулаком по спине и поздравил — меня уже назначили нештатным следователем. Мой начальник — инспектор уголовного розыска Фентон. Вполне обаятельная личность, если не замечать некоторых мелких недостатков — пьяница, картежник, взяточник. Уикс специально попросил его привлечь меня к расследованию этого дела. Надо проверить все бумаги старика. Секретарь Лян сказал, что докладывал старику об Уиксе и тот согласился послать приказ своим людям в Китае, чтобы они разыскали вещи Трэси. Поэтому, если я найду что-нибудь интересное среди бумаг старика, надо обязательно изъять и ничего не говорить Фентону.

Я попытался было возразить: нам надо торопиться с экспедицией и поискать других богачей и нечего мне возиться с этим дурацким уголовным делом. Но Уикс зажал уши и приказал немедленно одеться. Назначение состоялось, Фентон уже ждет меня в номере старика Фу. Затем Уикс уведомил меня: он улетает сегодня в Малайю. Какой-то малайский князек заинтересовался нашим делом. Хочет дать деньги с условием, что мы что-то сделаем для него. Словом, согласен быть спонсором. Уикс вернется через две-три недели, а за это время я успею закончить дело.

Выталкивая меня из комнаты, Уикс сказал, что надо удовлетворить просьбу хозяина гостиницы — он хочет, чтобы я взял себе в качестве неофициального помощника Яна — юнца, выполняющего самые различные обязанности в нашей гостинице. Очевидно, хозяин намерен получать через Яна информацию о ходе расследования.

В это время зазвонил телефон. Я услышал голос университетского библиотекаря. Он извещал меня о получении последнего номера «Бюллетеня музея Пибоди», где помещена заметка о докладе австралийского путешественника Райса — того самого, который встретил у бирмано-китайской границы чертенят с дротиками.

Я поблагодарил его за извещение и спросил: не звонил ли он мне вчера после двух часов ночи? Библиотекарь ответил, что ложится спать аккуратно в одиннадцать и не имеет привычки пользоваться во сне телефоном.

Я пошел на место происшествия и представился Фентону. Он разговаривал со мной почти как с рикшей. В ответ на мое приветствие сморщил нос, как будто от меня исходило зловоние, и, перекатив сигару в другой угол рта, выразил неудовольствие, почему я заставил себя ждать.

Потом сказал, что общее расследование будет вести он, Фентон, а расследование по гостинице поручается мне. В мою задачу входит опрос персонала гостиницы и постояльцев и сбор сведений, которые могут в какой-то степени пригодиться следствию. Он шевельнул сигарой в знак приветствия и уехал.

В комнате было душно. Стоял странный кисловатый запах — запах убийства. Я почувствовал, что могу упасть в обморок. В это время вошел Ян, чинно поклонился и нахмурился, чтобы придать себе солидный вид. Осмотрев комнату, он сказал с видом знатока, что дело это представляет большой интерес — убийство было совершено в комнате, закрытой изнутри на ключ и засовы, то есть в абсолютно закрытом помещении. Это классическая ситуация.

Я оглядел его с головы до ног. Так оно и есть. Фентон подсунул мне в помощники любителя детективных книжек. Наверно, Фентон и Уикс сейчас помирают со смеху. Чисто английский юмор в колониальном стиле.

Приказав своему помощнику приступить к исполнению обязанностей — осмотреть комнаты и опросить служащих старика, я пошел к себе.

На лестнице меня остановил Шиаду и сказал, что он достал записки Даттона — того самого сотрудника музея Гарвардского университета, который нашел скелет микропигмея. Если я хочу ознакомиться с записками, он сейчас же пришлет мне. Я поблагодарил его.

Придя к себе в номер, я позвонил Уиксу, но не застал его дома — он уже уехал на аэродром. Мальчик-посыльный принес от Аффонсу записки Даттона, помещенные в газетке, выходящей в Одессе — городке штата Вашингтон. Я погрузился в чтение.

В записках говорилось о том, как сотрудник музея в сопровождении двух проводников из племени шань с большим трудом пробрался из района Садона к Качинскому хребту и в одном из горных ущелий нечаянно наткнулся на скелет микропигмея с обломком кинжала, торчащим в черепе.

Судя по всему, этот неолитический «покетмен» был убит. И труп его, оказывается, был найден в пещере, вход в которую был завален обломком скалы, подпираемым изнутри двумя каменными столбиками. Следовательно, убийство произошло много тысяч лет тому назад, в абсолютно закрытом, как говорит мой помощник, помещении.

X

Фентон заявил, что полиция будет искать убийц и похитителей трупа, а мне поручается только расследование в пределах гостиницы.

Но эта уголовная история меня совсем не интересовала. Мои мысли витали далеко — над горами Сикана. Больше ничего на свете меня не волновало.

Я решил взвалить расследование на Яна, предоставив ему полную свободу действий. Пусть упивается ролью детектива — героя его любимых книжек. Это занятие, конечно, интереснее для него, чем починка штепселей и натирка полов.

Вначале я считал, что нам, собственно говоря, нечего расследовать. Старик умер сам, разбив себе голову. А что касается похищения трупа, то оно, вероятно, было совершено людьми, не имеющими отношения к гостинице. Поэтому ими займется Фентон.

Однако версия относительно ненасильственной смерти старика Фу была опровергнута обрывком письма, найденным в комнате старика. Это письмо свидетельствовало о том, что старик Фу был убит.

Другое письмо, найденное в том же тайнике, представляло для меня исключительный интерес. Оно было написано на кусочке желтого шелка. Как показал секретарь Лан, это письмо принес незадолго до убийства старика один китаец весьма солидного вида. Письмо гласило, что согласно приказу старика начаты поиски вещей иностранца, умершего в монастыре Гюньцин. Речь шла о Трэси. Я засунул письмо в карман, а потом спрятал у себя в чемодане. Ян не читал этого письма, поэтому я сказал Фентону, что была найдена грязная тряпочка с молитвенной формулой и я выбросил ее.

Ян знал, что дело меня совсем не интересует, и старался не беспокоить меня — время от времени подсовывал под дверь записочки, в которых излагал свои соображения и сообщал о проделанном.

Между прочим, он стал собирать сведения и о Шиаду. Оказывается, Шиаду собирает деньги среди местных китайцев-католиков. Это сообщение меня встревожило. Значит, Шиаду действительно готовит экспедицию. Из-за преждевременной смерти старика наши шансы почти сравнялись. А если Уикс надолго застрял в Малайе — наверно, проигрался в карты и беспробудно пьянствует, — Шиаду может опередить нас.

При встрече со мной Шиаду, разумеется, ничего не сказал о своей деятельности. Но он информировал меня о том, что австралийский путешественник Райс на днях сошел с ума. Обмазался с головы до ног кетчупом, провозгласил себя императором Галактики и избил полицейского. Высказываются предположения: Райс уже давно был свихнувшимся, и путаоские чертенята — это бред психопата. А другие объявили сумасшедшим также и Даттона, нашедшего качински скелет. Во всяком случае, история с австралийцем поколебала у многих веру в «покетмена». Поэтому надо как можно скорее добраться до бумаг Трэси и подтвердить истинность его заявления о находке.

Я решительно кивнул головой и сказал, что это надо сделать в интересах мировой науки.

Тем временем над головой Яна сгущались тучи. Кто-то в него, ночью, швырнул камень. Шиаду написал мне на листочке блокнота? «Боюсь, что это дело рук хунбанцев. Записку уничтожьте». Я вспомнил наши разговоры с Уиксом о синдикате «Хунбан», о том, что его члены хотят отомстить старику Фу. Если догадка Шиаду правильна и хунбанцы действительно решили убрать Яна, то это значит, что они причастны к делу об убийстве старика и не хотят, чтобы докопались до них.

Я стал уговаривать Яна, чтобы он хотя бы на время отошел от расследования, иначе его убьют. Разумеется, я ничего не сказал Яну о хунбанцах. Во-первых, он все равно не поверил бы, а во-вторых, мне не имело смысла разоблачать хунбанцев и навлекать на себя их гнев.

Мои уговоры не подействовали на Яна. Мне говорили, что главной особенностью людей, родившихся и живущих на воде, является непоколебимое упрямство. Ян был из семьи потомственных «водяных людей», таких, как он, можно убеждать только физическими доводами.

Из-за нелепого стечения обстоятельств на меня пало подозрение. Ян вбил себе в голову, что убийца мог войти из коридора и, подойдя к двери, ведущей в спальню старика, позвать его. И когда старик открыл дверь, убийца нанес ему удар. Я отверг эту версию и, чтобы доказать Яну его неправоту, поднялся с ним наверх — сделать проверку на месте.

Стоя перед дверью в спальне старика, я вдруг вспомнил, как стоял однажды перед дверью номера Шиаду и слушал голоса, доносившиеся из комнаты, — кто-то передавал эпизод из «Речных заводей», а женщина рассказывала о коктейле. И я вспомнил еще слова Каталины о том, что все эти люди умерли, остались только голоса. Мне стало почему-то страшно.

Услышав свистящий шепот Яна, я приоткрыл дверь и, когда меня схватила рука Яна, невольно вскрикнул. Ян сказал: убийца старика, очевидно, был в коридоре третьего этажа в ту ночь от двух до пяти часов. Я вспомнил, как поднимался в ту ночь на третий этаж за водой, но решил умолчать об этом. Меня никто не видел. Зачем давать повод для глупых подозрений?

Вскоре после этого я зашел к Шиаду за чернилами и застал там Яна и мальчика-посыльного. При виде меня они замолчали. Мне почему-то показалось, что они говорили обо мне. Чутье не обмануло меня. Через некоторое время ко мне явился Ян и, сославшись на свидетелей, видевших меня в ту ночь в коридоре третьего этажа, потребовал объяснений. Самым неожиданным для меня было то, что меня действительно опознали. Ян указал на книжную закладку, торчавшую из кармана моей пижамы.

Я совсем растерялся, но, чтобы скрыть это, приказал Яну выйти из комнаты, затем решил позвонить Фентону и полез за записной книжкой в задний карман брюк. Там ее не оказалось. Когда я нашел ее наконец в одном из карманов пиджака и оглянулся, Яна уже не было в комнате.

Я стал думать: как выйти из этого нелепого положения? Как же быть? Мои размышления прервал телефон.

Мне звонили из университетской библиотеки по поручению лысого библиотекаря — он ждет меня на пристани около парохода «Ингрид Бергман» с только что полученными журналами и книжками где содержатся новейшие данные о «покетменах». Просит прибыть немедленно.

Я сейчас же направился на пристань, долго ходил взад и вперед, но парохода с этим названием нигде не нашел. И библиотекаря тоже. Я недоумевал. Неужели он пошутил? Нет, на него это не похоже, он серьезный человек. Кто-нибудь другой? Но кто?

Проведя свыше часа на пристани, я вернулся в гостиницу. Меня ждала страшная новость. Минут двадцать тому назад на Яна было совершено покушение, его отвезли в больницу. Вскоре после моего ухода ему позвонили из управления полиции и вызвали к Фентону. Проходя мимо пакгаузов у пристани, Ян услышал, как его окликнули, и остановился, и в этот момент в него выстрелили. Пуля задела плечо. Выяснилось, что из полиции никто ему не звонил.

Фентона не было в управлении. Дежурный попросил меня больше не звонить — с позавчерашнего дня идут теннисные состязания, а Фентон состоит в судейской коллегии. Я стал звонить Шиаду — его телефон был все время занят. Вдруг дверь распахнулась от удара ногой и на пороге появился Уикс с длинной маисовой трубкой в зубах.

Он коротко информировал меня: был в Сайгоне, Бангкоке и нескольких городах Малайи, нашел хороших спонсоров, собрал кругленькую сумму, закупил часть снаряжения для экспедиции и отправил уже в Рангун. Скоро можно двинуться в Бирму и приступить к поискам.

Я в свою очередь рассказал о письме на желтом шелку. Из этого письма видно, что Лян выполнил обещание — уговорил старика приказать своим людям собрать сведения о Трэси.

Затем я проинформировал Уикса о ходе расследования по делу о старике, все более сгущаются подозрения в отношении секретаря Ляна. Вероятно, придется арестовать его.

Уикс встревожился. Надо предупредить Фентона, чтобы подождал с арестом Ляна. Дело в том, что он должен был познакомить Уикса с несколькими местными китайскими богачами. Пусть Лян выполнит это обещание, а там пусть с ним делают что угодно.

Уикс побежал разыскивать Фентона. Вернувшись вечером, он повалился в кресло и, задрав ноги на стол, стал хохотать. Наконец вытер слезы и сказал, что на имя Фентона поступило анонимное заявление о том, что я в ту ночь, когда убили старика Фу, крался по коридору третьего этажа и, судя по всему, прошмыгнул в номер старика. Меня видел мальчик-посыльный. Затем в заявлении говорилось, что выстрел в Яна был произведен вскоре после того, как Ян приходил ко мне для допроса. Меня видели на пристани около пакгаузов незадолго до покушения, причем я выглядел как охотник, подстерегающий добычу.

Выражение моего лица вызвало у Уикса новый припадок смеха. Успокоившись наконец, он сказал, что Фентон вызывал Лю-малыша на допрос. Мальчик клятвенно подтвердил, что я стоял перед номером старика, держа в руке широкий кривой нож. Фентон заставил стенографистку записать показания Лю-малыша.

Я попросил Уикса сказать Фентону: пусть он постарается найти тех, кто прислал Яну угрожающее письмо, бросал в него камень и стрелял в него, — они делали это, чтобы подозрение пало на меня.

Закурив трубку, Уикс ответил, что, по мнению Фентона, дело идет к развязке. Фентон согласился повременить с арестом Ляна.

Уикс обещал прийти на следующее утро, но не пришел. Я прождал его три дня. К телефону у него на квартире никто не подходил. Меня мучила неизвестность — хотелось узнать, говорил ли он с Фентоном обо мне. Фактически меня уже отстранили от дела. События развивались в стороне от меня. Полиция арестовала всех телохранителей.

Как всегда, Уикс появился неожиданно — поздно ночью. Он был навеселе. Из его слов я понял, что индус Рай и малаец Азиз уже дали показания, изобличающие Ляна. Оказывается, Лян уже давно связан с торговцами наркотиков и контрабандистами. Весьма возможно, что они убили старика Фу и украли его труп, а Лян помогал им.

Я спросил Уикса: говорил ли он с Фентоном обо мне? Уикс хлопнул себя по лбу, выругался и обещал поговорить — завтра они будут играть в гольф.

На следующий день Уикс известил меня по телефону: завтра рано утром поедет с Ляном в Коулун к китайским богачам. И больше Лян не будет нужен. Его арестуют по возвращении на этот берег прямо на пристани. За ним по пятам ходят филеры. По мнению Фентона, Лян не будет долго упорствовать. Через день-два он признается во всем, раскроет тайну смерти старика, и дело будет закончено.

После ужина я пошел гулять в Ботанический сад, а на обратном пути зашел в кино на последний сеанс. Меня привлекли афиши с изображением человека, убегающего от огромного паука. Этот фильм, выпущенный компанией «Юниверсал», рассказывал о том, как некий американец, Грант Уильямс, во время купанья был засыпан радиоактивной пылью и под влиянием радиации стал постепенно уменьшаться в размерах.

Через некоторое время он превращается в карлика, затем становится меньше мыши, и за ним начинает охотиться кошка. Потом он делается таким как муха, и его преследует паук. Уильямс прячется от страшных врагов за спичечными коробками и нитяными катушками. Но процесс уменьшения его тела продолжался и, наконец, он превращается в микроскопическое существо.

Интерес к этой картине был подогрет тем, что в последнее время по радио и в газетах все время сообщалось о японском ученом Цудзуки и американском профессоре Кронкайте, которые утверждали, что распространение стронция-90 в атмосфере в результате частых атомных взрывов может вызвать сокращение роста у людей.

Итак, микропигмейская тема стала достоянием кинематографии. Фильм рассчитан на то, чтобы ошеломить зрителей. И он вполне достиг цели. При виде чудовищной кошки, набрасывающейся на человека, чтобы откусить ему голову, я невольно съежился. А сидевшие рядом со мной две пожилые англичанки приглушенно стонали, одна из них беспрерывно курила и стряхивала пепел мне на колени.

У выхода из кино кто-то, вероятно пьяный, навалился на меня и пытался схватить за плечо, но я оттолкнул его и быстро пошел домой. Придя в гостиницу, я подошел к конторке администратора, чтобы узнать — приходил ли кто-нибудь и нет ли для меня почты. Администратор скользнул взглядом по мне и вдруг повел себя как сумасшедший — вскочил, опрокинул чашку с чаем, охнул, и на его лице появился такой же ужас, как у Уильямса в фильме. Я взглянул на рукав своей гавайской рубашки и обомлел — он был весь заляпан кровью. Это меня выпачкал пьяный.

Администратор выскочил из-за конторки и побежал в подвальный этаж, где жила прислуга. Я заметил сидящего в темном углу вестибюля полицейского. На лестнице стоял человек в штатском, судя по выражению глаз, филер. Поднявшись на свой этаж, я узнал от живущего напротив меня китайца — зубного техника — о том, что случилось.

Около часа тому назад у Кэкстон-хаус на Даддэл-стрит кто-то набросился на проходившего Лян Бао-мина, ударил чем-то с большой силой по затылку и побежал в сторону рынка Ванчай. Ляна в тяжелом состоянии отвезли в больницу, а преступник скрылся в ночной темноте. Лица его никто не видел, только заметили, что на нем была гавайская рубашка с цветными узорами — изображениями кошек и велосипедов, точь-в-точь как у меня.

Я, пошатываясь, вернулся к себе в номер и упал на кровать. Преступники действовали — убрали Яна, теперь принялись за меня: решили упечь в тюрьму и, может быть, даже подвести под виселицу. Я позвонил Уиксу. По моему голосу он понял, что я действительно близок к сумасшествию. Он сейчас же приехал ко мне и, узнав о случившемся, обрушил всю ярость на Фентона. Уикс так ругал своего приятеля по телефону, употреблял такие выражения, что девица из гостиничного коммутатора несколько раз прерывала разговор. Фентону досталось за все — и за то, что он до сих пор не смог разыскать похитителей трупа Фу, и за то, что его филеры не уберегли Ляна и упустили убийцу. Каков начальник, таковы и подчиненные. Скоро, наверно, украдут самого Фентона, изрубят его на части и на шпиле здания полиции развесят… В этом месте вконец шокированная девица окончательно пресекла разговор.

Швырнув трубку, Уикс набросился на меня. Почему я не мог сам попросить Ляна свести меня с богачами из местной китайской колонии? Надо было проявить инициативу. Теперь все полетело прахом — упустили кругленькую сумму. Ее, наверно, подберет Аффонсу. Какое это несчастье, когда у тебя вместо толкового помощника законченный кретин и дегенерат.

Наконец утихомирившись, Уикс сказал, что история с Ляном спутала все карты. Дело, по-видимому, значительно сложнее, чем полагали до сих пор. Вынув из кармана две тысячи фунтов стерлингов, он вручил их мне — пусть хранятся у меня. Завтра утром он полетит в Манилу — дней на десять. Как только придет от него телеграмма, надо будет сейчас же послать деньги по адресу, который он укажет.

Я спросил: сказал ли он Фентону насчет меня? Уикс махнул рукой и ответил, что партия в гольф не состоялась. Он приказал мне не спускать глаз с Шиаду, который уже вовсю закупает снаряжение — очевидно, спонсоры торопят его. Нельзя допустить, чтобы он опередил нас.

Затем Уикс спросил: где у меня хранится письмо на желтом шелку? Оно нам очень пригодится, если мы проберемся в Китай, — послужит нам рекомендательным письмом. Я показал на самый нижний чемодан в углу — спрятано на самом дне.

Я проводил Уикса до вестибюля. У выхода Уикс столкнулся с рикшей, пробегавшим с пустой коляской. Уикс ударил рикшу в подбородок, тот опрокинулся вместе с коляской, одно колесо оторвалось и покатилось вдоль тротуара. Сев в машину, Уикс помахал мне рукой в знак приветствия и погрозил кулаком в знак предупреждения — не забывать его наставлений.

Когда я подошел к двери своего номера, меня окликнул Шиаду. Он сообщил, что Лян, кажется, при смерти. Он умрет и унесет с собой тайну. Шиаду добавил: судя по всему, старик был убит хунбанцами и Лян помогал им. А теперь, узнав, что Ляна, должны арестовать с минуты на минуту, и боясь, что он выдаст их, они прикончили и его.

Шиаду еще хотел что-то сказать, но, увидев кошку, которая, сев в нескольких шагах от нас, стала умываться, приложил палец ко рту. Потом шепнул на ухо: «При кошках нельзя говорить о секретных вещах, они подслушивают», — и на цыпочках пошел к себе.

XI

Меня остановила молоденькая, очень кокетливая китаянка. Она вышла из комнатки, где находился коммутатор. Дверь комнатки выходила на площадку между первым и вторым этажами.

Девица стала быстро говорить: она дежурила в ту самую ночь, когда скончался господин Фу, и недавно Ян стал допрашивать ее: звонил ли кто-нибудь в ту ночь около двух часов в контору господина Фу? Он так строго разговаривал с ней, что она испугалась и ответила, что ничего не помнит. Но потом вспомнила: в ту ночь кто-то звонил господину Фу, но только не в контору, а в спальню. Она хотела сообщить об этом моему помощнику, но узнала, что он попал в больницу.

Я спросил телефонистку: хорошо ли она помнит, что звонили именно в ту ночь и именно в спальню господина Фу?

Она кивнула головой. В ту ночь после половины первого позвонили кинорежиссеру, он живет на втором этаже, и долго передавали по телефону песенки Элвиса Пресли, а потом позвонили из Коулуна, говорили насчет съемок на море. А после двух часов ночи был загадочный звонок в спальню господина Фу, говорили минуты две, и разговор прервался — испортился аппарат у господина Фу.

На вопрос, о чем они говорили, девица сплела указательный и средний пальцы левой руки и заявила, что она никогда не подслушивает мужских разговоров, она только слушала песенки и, когда позвонили господину Фу, почему-то решила, что будут опять передавать песенки, но оказалось совсем другое, очень странное. Она сейчас не помнит точно, что говорили, но записала несколько фраз на клочке бумаги. Может быть, бумажка сохранилась, она посмотрит дома.

Я сказал ей, чтобы она нашла эту бумажку и принесла мне. Прощаясь с телефонисткой, я взглянул вверх и увидел мальчишку-посыльного, прижавшегося к перилам. Поза изобличала его — он подслушивал.

На следующий день я почувствовал, что за мной следят, и решил проверить. Выйдя из почтамта, я прошел несколько кварталов быстрым аллюром, внезапно юркнул в переулок и, круто повернувшись, чуть не столкнулся с молодым франтоватым китайцем с наголо обритой головой — он, видимо, подражал американскому киноактеру Юлу Бриннеру. Спустя несколько минут я обернулся. Бритоголовый франт шел за мной. А когда я подходил к гостинице, он перешел на ту сторону улицы, и рядом с ним оказался высокий длиннолицый субъект в панаме.

Итак, за мной следили. И опять появился тот самый высокий, с длинной физиономией. Значит, за мной ходят гоминдановские террористы? Или они действуют сообща с английской полицией — молодчиками Фентона?

Телефонистка принесла обрывок обложки журнала с записанными ею фразами. Мужской голос по телефону сказал о том, что у лекаря спросили, кто снабдил его ядом, и лекарь ответил: Небо приказало ему убить злодея. Тогда лекаря стали пытать. И наконец тиран приказал отрубить лекарю все пальцы.

Телефонистка сказала, что мужчина говорил медленно, с завыванием, очень зловещим тоном. А в самом начале разговора мужчина произнес: «Сейчас ты умрешь. Слушай внимательно». Господин Фу сперва молчал и слушал, а потом вдруг закричал: «Кто это?», простонал и бросил трубку. Разговор на этом прервался. Она точно помнит, что этот разговор происходил в ту ночь после двух часов.

Я спросил: не помнит ли она, кто звонил мне в ту ночь после двух часов? Из города или из какого-нибудь номера гостиницы? Девица подумала и ответила, что не помнит.

После ухода девицы я несколько раз прочитал записанные фразы. Откуда это? Очевидно, из какой-то исторической хроники или из пьесы.

Окно моей комнаты выходило в узенький пустынный переулок — напротив тянулась высокая каменная стена. Это была резиденция богача араба, родственника Кадури, бывшего шанхайского мультимиллионера. За окном раздался протяжный свист, и затем в окно влетел камень, с привязанной к нему запиской. Я подскочил к окну. За деревьями на углу переулка промелькнул, как ящерица, велосипедист.

В записке было написано по-китайски: «Предупреждение. Прекрати расследование. В знак того, что принял условие, поставь на подоконнике вазу с белыми цветами. Или готовь извещение о своих похоронах».

Я составил протокол допроса телефонистки — надо было получить ее подпись.

Я поднял трубку и попросил телефонистку прийти. И услышал ее ответ: она просит извинить ее, она все забыла и напутала. Звонили не господину Фу, а другому и не в ту ночь. Она ошиблась.

Голос у нее был глухой, напряженный, как будто ей сдавливали шею. Итак, все забыла, напутала. Понятно. Ее припугнули и запечатали рот.

Шиаду сидел в одних трусах за микроридером — аппаратом для чтения микрофильмов. На столе лежали металлические баночки с этикетками — названиями микрофильмированных книг. Он выдернул штепсель и накрыл чехлом аппарат.

Я скользнул взглядом по книжному шкафу, набитому покетбуками. На самой верхней полке стояли книги в сафьяновых переплетах — переведенные на английский язык классические китайские романы «Поиски в области богов и духов» и «Цветок сливы в золотом кувшине». И рядом с ним томик Шекспира. Перехватив мой взгляд, Шиаду показал на металлические баночки с микрофильмами и объяснил, что он проштудировал новейшие труды шекспироведов, считающих, что Шекспир — миф. По мнению Шиаду, все пьесы Шекспира сочинил не Кристофер Марло, как утверждает американский ученый Кальвин Гофман, а сэр Фрэнсис Уолсингэм, начальник разведки при королеве Елизавете.

Я пропускал мимо ушей разглагольствования новоявленного шекспироведа. Я в это время припоминал, откуда те фразы, которые записала телефонистка. Надо было проверить мою догадку. Заметив, что я не слушаю его, Шиаду подошел ко мне и тихо спросил: вызывали ли меня на допрос? Я отрицательно мотнул головой. Тогда Шиаду сказал, что Лян, кажется, выживет, к нему уже вернулось сознание, его допросили, и он заявил, что тот, кто напал на него, был очень похож на меня. Это показание Ляна, разумеется, будут проверять, и в первую очередь, вероятно, допросят меня.

Я кивнул головой: мои мысли были заняты другим. Уходя от Шиаду, я дрожащим от волнения голосом сказал, что, кажется, нашел ключ к разгадке главной тайны.

Уже стемнело, и я не решился идти в библиотеку. Позвонил туда и застал библиотекаря. Он поверил мне, что я болен, и прислал со старичком — привратником библиотеки — нужные мне книги.

Я перелистал с начала до конца «Исторические записки» Сым Цяня и «Поиски в области богов и духов», затем «Троецарствие» и нашел в 23-й главе этого романа нужный мне эпизод о том, как Цао Цао казнил лекаря Цзи Пина.

Я откинулся на спинку стула и вдохнул в себя воздуху до отказа. У меня было такое ощущение, будто я сейчас взлечу, стоит только взмахнуть руками. Я понял что чувствуют ученые, когда после долгих усилий делают открытие.

Было уже около часа ночи. После минутного колебания я взял телефонную трубку и попросил номер Шиаду. Он ответил сонным голосом. Я объявил ему, что окончательно разгадал тайну. После минутного молчания Шиаду протяжно зевнул и посоветовал хорошенько проверить, чтобы потом не было конфуза. Он спросил: доложил ли я Фентону о разгадке? Я ответил, что немножко приду в себя, соберусь с мыслями и сяду писать докладную записку. К утру закончу, а потом позвоню Фентону, чтобы он принял меня. Шиаду поздравил меня, но выразил опасение, что Фентон может не поверить мне.

Набросав начерно тезисы докладной записки, я стал обдумывать план, в каком порядке изложить факты и доводы, чтобы они были связаны стальной логической цепью. Это заняло довольно много времени. Я услышал тихий стук в дверь. Подойдя к двери, приоткрыл ее. Там стоял незнакомый мальчик. Он протянул мне бумажку. Это была записка от телефонистки. Она просила сейчас же спуститься вниз ко входу в гостиницу. Ночь была на исходе, уже начинало светать. Очевидно, у телефонистки действительно очень важное дело.

Я спустился в вестибюль и подошел к двери. Телефонистки не было. Перед гостиницей расхаживал полицейский в белой чалме. Ко мне подошел высокий длиннолицый — гоминдановский террорист, на этот раз без головного убора. Я отшатнулся. Он коротко поклонился и сказал, что должен сообщить мне кое-что очень важное для меня. Свет большого фонаря над входом падал на нас. В вестибюле никого не было.

Длиннолицый тихо заговорил. Надо мной нависла грозная опасность. На меня нацелились — с одной стороны, английская полиция, с другой — хунбанцы. Они уже сделали мне предупреждение. Из моего шкафа уже изъяли гавайскую рубашку. Это сделала английская полиция. Рубашка будет использована как вещественное доказательство. Она выпачкана кровью Ляна, которого я пытался убить, чтобы он не выдал меня. С самого начала расследования я старался выгородить Ляна, не делал обыска у него и с его ведома спрятал у себя какой-то документ старика Фу. Хунбанцы изъяли этот документ у меня…

Я ахнул и, не дослушав длиннолицего, побежал к себе. Он не соврал. Рубашки в шкафу не было — негласный обыск, очевидно, произвели днем, когда я ходил обедать. Но страшней было другое — из чемодана исчезло то письмо на шелку, которое я спрятал на самом дне вместе с деньгами Уикса.

Я тотчас же сел писать рапорт на имя Фентона о том, что дважды подвергся обыску — со стороны английской полиции и со стороны бандитов-хунбанцев — и прошу оградить меня от подобных действий.

Рано утром я решил пойти с этим рапортом в управление.

Около шести часов утра меня разбудил Шиаду. По его лицу я сразу понял: произошло что-то очень серьезное. Он протянул мне несколько фотографий. Их только что принес ему один знакомый из гоминдановского консульства. Меня сняли, когда я стоял ночью у входа в гостиницу вместе с красным эмиссаром.

Я вытаращил глаза: с каким красным эмиссаром? Это же тот самый гоминдановский головорез, длиннолицый, который охотился однажды на Шиаду. Шиаду махнул рукой. Этот длиннолицый вовсе не гоминдановец. У него фальшивое удостоверение. Он красный. И меня сняли рядом с ним. Теперь мне угрожает смерть не только со стороны хунбанцев, но и гоминдановцев.

Я сел за стол и обхватил голову руками. Ничего не понимаю, какой-то запутанный, сумасшедший клубок. Хунбанцы — гоминдановские террористы — красные — Фентон с Яном — все хотят погубить меня. Со всех сторон грозит гибель. Я взял со стола рапорт на имя Фентона и сказал, что пойду прямо к Фентону на квартиру и расскажу обо всем.

Шиаду схватил меня за руку. Фентон вчера распорядился арестовать меня. Скоро придут за мной. Я буду обвинен в убийстве старика Фу и в покушении на Яна и Ляна. Суд непременно даст мне виселицу. Насчет этого можно не сомневаться. Мне остается одно — бежать.

Зазвенел телефон. Шиаду взял трубку и передал мне. Я услышал голос: «Ты не поставил вазу с белыми цветами. Значит, не согласен? Ты умрешь сегодня».

Я выронил трубку, Шиаду поддержал меня под руку и усадил на стул, затем схватил со стола рапорт, скомкал его и сказал, что сейчас он вылетит в Макао и может взять меня. С билетом и со всем остальным устроит. Я должен быстро собраться.

Я спросил: а как же быть с Уиксом? Я не могу бросить здесь дела.

Шиаду махнул рукой — Уиксу можно телеграфировать из Макао или, еще лучше, плюнуть на него. Уикс будет собираться еще сто лет. А у Шиаду уже все готово — можно скоро поехать искать микропигмея.

Он показал на чемоданы в углу комнаты и поторопил меня. Нельзя терять ни одной минуты. В любой момент нагрянут убийцы или полицейские.

Дальше счет времени пошел, как во время состязаний спринтеров, — по секундам. Думать мне было некогда — с Шиаду так с Шиаду. Схватив чемодан, я бросился к нему. Он взял свой чемодан, и мы побежали вниз. Наша машина понеслась к пристани, въехала на паромное судно, переправилась на коулунский берег и помчалась к аэропорту. Я пришел в себя только тогда, когда самолет, накренившись, описал большой круг в воздухе и я увидел в окошке далеко внизу крошечный островок у кончика полуострова. Прощай, Гонконг, будь ты проклят!

XII

По дороге в Макао Шиаду сказал: пробудем там только сутки и двинем дальше. Надо спешить. Уже все готово — и состав экспедиции, и снаряжение. Пока Уикс трезвонил и кутил, разъезжал по Малайе и Индокитаю, Шиаду действовал в Гонконге — получил деньги от тамошнего университета, католической общины и китайских купцов. Даже гоминдановцы дали, правда, с некоторыми условиями.

Стремительный поворот в моей судьбе сперва, напугал меня, но теперь я понял — все к лучшему. С Шиаду я быстрее приду к цели. Рисковать так рисковать. Игра стоит свеч!

Путь в Макао занял меньше четверти часа. Город встретил нас мелодичным колокольным звоном. Бросалось в глаза обилие церквей. Их шпили торчали всюду среди баньяновых деревьев и разноцветных черепичных крыш.

Шиаду пояснил, что Макао — самый благочестивый город в мире, поэтому официально именуется: «Город святого имени господня».

Мы остановились в старинной гостинице на набережной. Я купил путеводитель и отправился бродить по городу. Узкие мощеные улицы, палаццо в стиле барокко, окруженные высокими стенами, окна с толстыми чугунными решетками. На улицах совсем пусто — после обеда полагалось отдыхать. Был традиционный час сиесты.

Но в китайских кварталах сиесту не признавали. Совсем узенькие улочки, похожие на коридоры, были пропитаны запахом опия. Опиекурильни функционировали открыто. Игорные притоны тоже. Они попадались чаше, чем бары и кафе. В этом благочестивом «городе имени господня» дьявол занимал весьма прочные позиции. Поэтому, наверно, и было столько церквей, чтобы жители могли защищаться от соблазнов или замаливать грехи.

Я зашел в один из игорных домов. Здесь играли китайцы, местные португальцы — метисы и матросы разных стран. У стола с рулеткой сидели американские торговые моряки. Игра шла на американские доллары.

Я поставил на красный цвет. Вышла цифра 21 — красного цвета — выиграл 10 долларов. Затем поочередно поставил на простые шансы — черный и красный, чет и нечет, манк, то есть цифра до 18 и пасс — цифра после 18. Я выиграл подряд пять раз. Не прошло и двадцати минут, как передо мной лежала груда зеленых бумажек. Рядом появилась маленькая девочка неизвестной национальности, с ярко накрашенными губами, ей было не больше двенадцати лет. Она стала крестить меня и приговаривать: «Санта Мария».

Я поставил два раза на 13 — черный и выиграл. Дал девочке доллар, она поцеловала мою руку и убежала. Мне отчаянно везло. Бывает так. Человек влачит скучную, размеренную жизнь, и вдруг — трах! Начинается бешеный бег, захватывающий дух взлет, цепь невероятных удач. С сегодняшнего утра, с момента бегства из Гонконга, у меня началась новая жизнь — такая же сумасшедшая, как рулеточное колесо.

Американцы проигрались в пух и прах и пошли пить. В баре они сцепились с голландцами. И тех, и других выставили на улицу, где они продолжали драку. Больше играть было не с кем. Мне предложили пойти наверх и поиграть в маджонг, но я отказался. Запихал деньги в карманы и пошел в отель.

Шиаду сказал, что судьба сегодня благоволит ко мне. Надо использовать это вовсю.

Казино находилось рядом с нашим отелем. Шиаду сел за стол, где играли в карты, а я за рулетку. Я вспомнил, как Уикс выиграл в карты в Сингапуре в течение двух вечеров восемь тысяч долларов. А что, если я тоже выиграю? И не каких-нибудь восемь тысяч, а больше? Тогда пошлю к чертям и Шиаду, и Уикса. Снаряжу сам экспедицию, зачем мне делиться с кем-то?

Сперва шло хорошо — я дважды ставил на чет и дважды на черный и все четыре раза выиграл. Но когда я поставил на цифру, богиня счастья отвернулась от меня. Я проиграл девять раз подряд. Но решил во что бы то ни стало отыграться. Стал увеличивать ставки, распалялся все больше, больше — и полетел вниз…

Очнулся я на дне пропасти. Проиграл не только все выигранные деньги, но и половину денег Уикса. Оставалось одно — или отойти от стола или сделать последнюю отчаянную попытку. Я выбрал второе — поставил все оставшиеся деньги на простые шансы — на красный, чет и пасс. Крупье пустил рулетку. Я закрыл глаза и стиснул зубы. Рулетка остановилась. Вышел ноль. Все ставки на простые шансы оказались замороженными. Теперь все зависело от того, что выйдет следующим. Колесо остановилось, а шарик, покачнувшись несколько раз, упал в ямочку с цифрой 11 — выпал черный, нечет, манк. Все мои деньги пропали.

Я встал, держась руками за спинку стула. Большая люстра и овальный зеленый стол кружились передо мной. Вдруг стена и торшеры повалились в мою сторону, я пошатнулся и опрокинул стул. Пожилая женщина в серебряном платье, с голыми плечами встала, сорвала с шеи пустую нитку от жемчуга и молча упала на пол. Ее быстро унесли. Крупье объявил следующую игру, как будто ничего не случилось, — двое попали под колесо, трупы убрали, поезд двинулся дальше по расписанию.

Шиаду встретил сообщение о моей катастрофе спокойно. Приподнял бровь, шевельнул уголком рта и стал утешать. Ничего страшного. Я проиграл деньги Уикса, а они шальные — половину вытянул у любовниц, половину у китайцев, которым пригрозил выдать их тайны полиции. А тайны купил у конторы Чжао. Деньги эти достались Уиксу даром, все равно что краденые. Можно считать, что я взял их взаймы. Как только найдем «покетменов», разбогатеем, и вернем ему с процентами. Не надо сокрушаться.

Я попросил у Шиаду взаймы сто долларов — попробую в последний раз отыграться. Шиаду взял у меня расписку и выдал триста португальских эскудо. Через несколько минут все они развеялись как дым. Шиаду взял меня под руку и вывел из казино.

На следующее утро мы вылетели из Макао. Я так и не успел осмотреть знаменитый грот, в котором триста лет тому назад сосланный сюда Камоэнс сочинял поэму.

Когда мы пролетали над островом Хайнань, Шиаду вдруг открыл глаза и спросил: не сообщал ли я кому-нибудь об известной мне тайне убийства? Я ответил, что не успел. Шиаду поинтересовался: кто же все-таки убил старика? Правильно ли его предположение, что это дело рук хунбанцев? Я взглянул на него, улыбнулся и отрицательно качнул головой. Шиаду откинулся в кресле, закрыл глаза и заснул. Или сделал вид, что заснул. Самолет сильно качало.

К вечеру мы прибыли в Рангун.

Свободных машин в аэропорту не оказалось, мы поехали на рикшах. Недалеко от аэропорта у дороги выстроились коттеджи, окруженные пальмами и цветущими олеандрами. На теннисных кортах играли европейцы. Центральные кварталы столицы Бирмы заполнены ими. И все улицы носят английские названия. Всюду вывески: «Бирма-ойл», «Сокони вакуум компани», «Стандарт Ойл компани оф Нью-Йорк», «Братья Стил и К°», «Служба информации США». Эти улицы с офисами, магазинами и ресторанами похожи на гонконгский Куинз-род или токийскую Гиндзу.

Большая часть европейцев с фотоаппаратами и киноаппаратами. Шиаду сказал, что это корреспонденты. Их было так же много, как буддийских монахов в ярко-оранжевых рясах с черными зонтиками.

С балкона нашего отеля открывался вид на холм с храмом Шве Дагон. Шиаду показал на золотой шпиль главной пагоды, украшенный бриллиантами и изумрудами. Зря пропадает добро.

Если ободрать шпиль, сказал Шиаду, можно снарядить десять экспедиций на Луну.

Он спустился в холл и узнал все новости. Оказывается, мы прибыли в Рангун как раз в тот день, когда здесь узнали о потрясающем происшествии: неделю тому назад два американских картографа в долине реки Швели чуть не поймали человека ростом меньше новорожденного младенца. По описаниям это была женщина, которая побежала в сторону китайской границы и скрылась в джунглях.

Эта новость на все лады обсуждалась в европейских кварталах, начиная с Бандула-скуэра, где находилось американское посольство.

В Рангун уже прибыли две экспедиции — шведская и бразильско-американская. Со дня на день ожидали французскую. Бразильско-американскую экспедицию номинально возглавлял профессор Антеру Камара, но фактически ее руководителем был американец Обри Молохан. Эта экспедиция — самый опасный конкурент. Надо опередить ее.

Через несколько дней Шиаду послал меня в китайский квартал Тароктау к врачу нашей экспедиции доктору Ку.

Он жил на окраине китайского квартала, в домике-шалаше с бамбуковым каркасом, покрытым пальмовыми листьями. Маленький, толстенький, с добродушной физиономией, доктор сидел на веранде прямо на полу, без рубашки, в такой же цветной юбке, какую носят бирманцы.

Я передал ему привет от Аффонсу Шиаду — он на днях приехал в Рангун и ждет доктора.

Отвесив мне церемонный поклон, доктор беззвучно рассмеялся. Он в восторге от нашего знакомства, много слышал обо мне, когда был в Гонконге. Очень жалел, что моя детективная карьера так неожиданно прервалась. И крайне опечален финалом всей истории. Лян Бао-мин удрал ночью из больницы и исчез. После этого Фентон освободил слуг старика Фу и сдал дело в архив. Упорно, говорят, что Фентон получил взятку от Ляна.

А что с моим помощником? Доктор ответил, что Ян тоже скрылся. Он бежал из Гонконга в Китай, и уже точно известно, что его арестовали в Кантоне, обвинили в шпионаже в пользу американо-английских империалистов и расстреляли.

Внезапно доктор растянулся на полу, вытащил из-под циновки револьвер калибра 38 и быстро подполз к краю веранды. Двигался он с легкостью, необычной для его комплекции. Долго всматривался в кусты папоротника, окружавшие банановые деревья. Затем встал и, положив револьвер в вазу с фруктами, объяснил, в чем дело: уже несколько раз неизвестные субъекты пробирались к нему в сад и пытались подслушивать разговоры.

Кроме нескольких экспедиций, сюда еще приехала группа работников китайского ансамбля песни и пляски, они гостили в Индии и на днях направятся в шаньские княжества, где будут изучать песни и танцы народностей Северной Бирмы. И может быть, попутно займутся поисками «покетмена». Во всяком случае конкурентов много, надо быть начеку.

XIII

Шиаду представил меня персоналу нашей экспедиции. Я был поражен, увидев высокого субъекта с длинным лошадиным лицом — моего таинственного знакомого по Гонконгу. Шиаду назвал его — подполковник Гао. Рядом с ним сидел ученый из Сеула — Пак Ман Иль, с широким плоским лицом и крохотными глазками.

Как только кончилась церемония представления, Аффонсу усадил всех и заговорил по-китайски, на кантонском диалекте.

Он предложил нам быть максимально осторожными. Все экспедиции стараются выведать друг у друга секреты. Корреспонденты тоже охотятся за сведениями. Надо держать язык за зубами.

Когда мы остались в номере вдвоем, я упрекнул Шиаду: зачем было морочить мне голову насчет Гао, который, оказывается, вовсе не красный.

Шиаду поднял бровь и, усмехнувшись, ответил: он с самого начала считал, что старика убили хунбанцы, и боялся, что они могут расправиться со мной, чтобы сорвать расследование. Поэтому он попросил контору Чжао охранять меня. Контора поручила это бывшему подполковнику Гао, прибывшему из Тайбэя.

А затем Шиаду подослал ко мне Гао под видом красного и сообщил, что нас сфотографировали и что теперь мне грозить опасность одновременно со стороны хунбанцев, гоминдановцев и Фентона. Все это он проделал для того, чтобы заставить меня бежать с ним в Бирму.

Сделав паузу, он сказал: ради успеха нашего дела нужна строжайшая дисциплина, как в войсках. Поэтому мне придется беспрекословно выполнять все приказания. Первое из них такое: я должен познакомиться с кем-нибудь из артистов китайского ансамбля песни и пляски и постараться узнать о судьбе моего дяди.

Когда я заявил, что судьба моего дяди имеет отношение только ко мне и что я вступил в экспедицию добровольно и не намерен подчиняться казарменной дисциплине, Шиаду вынул из кармана мою расписку и, не повышая голоса, объявил, что я присвоил деньги Уикса, следовательно, я — простой вор. Если сообщить об этом местным властям, будут неприятности. Поэтому мне следовало бы трезво оценивать положение и стать благоразумным.

В тот же день я пошел в гостиницу в китайском квартале, где остановились артисты. Администратор гостиницы сказал, что все они ушли в город, но кто-то остался на втором этаже в седьмом номере. Я застал там большеглазую девицу с подстриженными волосами и в брюках. На вид ей было не больше двадцати. Она укладывала разноцветные расшитые халаты в бумажные мешки и писала на них тушью цифры.

Сев у самой стены, рядом с дверью, я изложил просьбу: не может ли она навести справки о моем родном дяде, профессоре Пекинского университета, — пусть пришлет мне письмо в Рангун, до востребования.

Девица старалась держаться солидно. Подбородок у нее был запачкан тушью. Она посоветовала обратиться в китайскую миссию. Я пожал плечами и, сделав глуповатое лицо, сказал, что мне туда неудобно идти. Подумают — гоминдановский террорист и начнут разглядывать, вот так, как она сейчас.

Девица поднесла руку ко рту и прыснула. Я тоже засмеялся и вынул руку из кармана брюк, где был револьвер. На мой вопрос, скоро ли ансамбль поедет в Китай, девица ответила, что они выедут на днях в Лашио, оттуда на север, в сторону границы.

Она обещала навести справки о моем дяде и сообщить в Рангун.

Я доложил о выполнении приказа. Шиаду сказал, что Молохан на днях пошлет вперед часть экспедиции во главе с китайцем-кинооператором. Эта группа направится тоже через Лашио к границе. О нашем маршруте и вообще о наших планах Шиаду ничего не говорил. Я был в полном неведении. Отныне мне полагалось только выполнять приказы.

Доктор Ку показал мне заметку в газете, выходящей на английском языке. На квартире одного из иностранных дипломатов был проведен спиритический сеанс — вызвали дух бывшего сотрудника Гарвардского музея Даттона, погибшего в Корее. Дух подтвердил, что он действительно видел скелет крошечного человека. Судя по пропорциям, скелет принадлежал взрослому. После этого вызвали дух Трэси. Он появился на секунду, написал одно слово на стене и исчез. Несколько дам, присутствовавших на сеансе, упали в обморок, так как словечко было из американского солдатского жаргона — абсолютно непечатное.

Наконец стало известно, что авангард экспедиции Молохана должен выступить через неделю. Шиаду собрал нас и объявил: оперативная часть экспедиции, то есть мы, выступает завтра. Исследовательская группа, состоящая из ученых, пока остается здесь, мы будем поддерживать с ними связь по радио. Мы должны во что бы то ни стало первыми прийти к цели. Придется действовать в очень трудных и опасных условиях в таких районах, куда еще не проникла цивилизация, где все законы недействительны. Для достижения цели, возможно, придется действовать необычным образом и максимально решительно.

Когда мы укладывали вещи, доктор Ку шепнул мне, что Шиаду уже второй раз меняет маршрут. «Белый вариант» отпал, «полосатый» тоже. Я удивился — значит, на северо-восток? Сколько же дней ехать? Доктор ответил: до «Леопарда» около тринадцати часов, если дорога не размыта.

На следующее утро мы выехали. Наша группа состояла из Шиаду, подполковника Гао, профессора Пака, доктора Ку, меня, семи носильщиков и двух проводников.

Вместо тринадцати мы ехали до Лашио 16 часов. Сойдя с поезда, сели на лошадей и мулов и поехали на север по горным тропкам. За нами должна была проехать авангардная группа экспедиции Молохана.

Мы разбили лагерь в густом тиковом лесу, в стороне от проезжей дороги. Она вилась между скалами, возвышающимися над долиной с бамбуковой чащей. На той стороне долины виднелись лысые холмы, испещренные ямами. До войны английская компания добывала здесь драгоценные камни. Теперь местные жители — шаны считали это место обиталищем злых духов.

На четвертую ночь после нашего прибытия меня разбудили какие-то вопли. Они доносились со стороны холмов. Я толкнул спавшего рядом доктора. Он долго не открывал глаза, а потом сказал, что это не черти и не духи. И не собаки, хотя похоже на лай. Это олени особой породы.

Через минуту доктор снова захрапел. Но я никак не мог уснуть. Вдруг вошел Гао и растолкал доктора.

Я сделал вид, что сплю, и прикрыл глаза рукой. Доктор вскочил, натянул резиновые сапоги и взял чемоданчик. Они вышли. Но минут через пять Гао вернулся в палатку, осветил меня фонариком, подошел к чемодану доктора, открыл его своим ключиком, порылся, затем осмотрел портфель, долго ощупывал тюфяк и шарил под подушкой. Закончив обыск и еще раз осветив меня фонариком, он вышел из палатки.

Доктор вернулся под утро и сразу же уснул. За утренним завтраком я сказал ему, что Гао осматривал его вещи.

Но доктор не выразил особого удивления. Гао хочет выслужиться. Этот жандармский пес подозревает всех, ему мерещатся красные агенты. Мы должны заключить пакт о взаимном осведомлении. Будем информировать друг друга, чтобы нас не слопали.

Я пристально посмотрел ему в глаза и спросил: не ловушка ли это?

Доктор пожал плечами. Если он выдаст меня, нас возьмут обоих. Мы попадем в руки Гао. А у нашего начальника идеально крепкие нервы. Он может спокойно смотреть, как человеку отдирают ногти, прижигают подмышки. На него это производит такое же впечатление, как будто мухе отрывают крылышки.

Я спросил: имел ли он случай убедиться в этом? Доктор сделал испуганные глаза, прикрыл рукой рот и показал в сторону холмов. Внутри у меня все похолодело.

Доктор объяснил, что лающие олени действительно водятся в этих горах. Но тот олень, который лаял вчера, — это китаец-кинооператор, начальник авангарда экспедиции Молохана. Его допрашивали.

Я сказал, что вскоре после ухода доктора крики прекратились. Вероятно, китаец умер?

Доктор мотнул головой. Нет, ему впрыснули морфий, чтобы он заснул. Гао и сельский профессор обработали его как следует, но не до конца. Он еще нужен. Через него будут держать радиосвязь с Молоханом, чтобы узнать, когда тот приедет сюда.

Я чуть не выронил чашку с горячим какао. Значит, и Молохана тоже? Неужели Шиаду пойдет на это? Доктор беззвучно рассмеялся и напомнил мне слова нашего шефа: ничему не удивляться.

Он вынул из ящика полевой радиоприемник и, надев наушники, прослушал последние новости. Я спросил его: что слышно об экспедиции Уикса?

Выяснилось, что Уикс уже приехал в Рангун и готовиться к отъезду. Выехала из Рангуна и шведская экспедиция.

По прошествии недели я убедился в том, что лающие олени существуют на самом деле. Но кричали они по-разному: временами испускали пронзительные, душераздирающие вопли. Несколько раз я видал оленей, пробегающих по скалам, и так привык к их крикам, что уже не просыпался.

Я сказал об этом доктору, когда мы ложились спать. Он засмеялся, как всегда, беззвучно. Потом вытер глаза и сказал, что в одну из последних ночей кричали как раз не олени.

На этот раз исповедовали не только кинооператора, но и Молохана. Его схватили три дня тому назад в соседней долине и приволокли в пещеру, где находился ослепший кинооператор.

У Молохана нашли два очень важных документа. Первый — рекомендательное письмо от старика Фу, с его личной печаткой, к некоторым лицам в пункте «Азалия» — условное название одного китайского города. А второй документ — письмо на зеленом шелку из Китая на имя Фу Шу о том, что удалось узнать, где находятся вещи и бумаги Трэси. Его чемоданы обнаружены в пункте «Пион».

Оба эти письма Молохан получил от Ляна.

Я согласился с тем, что эти письма очень ценны. Но неужели ради них надо уничтожать Молохана?

Доктор кивнул головой. Тот, у кого эти письма, может считать, что «покетмен» у него в кармане. Шиаду убрал с дороги главного соперника.

Я поинтересовался: спрашивали ли Молохана насчет хунбанцев? Доктор удивленно уставился на меня: каких хунбанцев? Я был поражен. Неужели он не знает, что Лян пособник хунбанцев? Об этом мне сказал Шиаду.

Доктор отвел глаза. Я понял, что он увиливает от ответа. Тогда я решил схитрить и заявил, что мне все известно, в частности о том, что Шиаду пользовался услугами конторы Чжао. Доктор кивнул головой. Значит, я в курсе дела? Я подтвердил: да, всё знаю, и мне известна роль Гао.

Доктор усмехнулся. Если я знаю о роли Гао, о том, что он был подставлен к Ляну и приходил в ту ночь в гостиницу, то зачем я спрашиваю насчет хунбанцев? Мне должно быть ясно, что никакого отношения к хунбанцам Лян не имел и поэтому никак не мог связать с ними Молохана.

Я перевел разговор на письмо, написанное на зеленом шелку. Это второе по счету. До него из Китая пришло письмо на желтом шелку — о смерти Трэси в монастыре Гюньцин и о том, что начаты поиски его вещей. Письмо было похищено хунбанцами у одного человека в Гонконге.

Доктор покачал головой — очевидно, бирманский климат плохо подействовал на меня, я стал все путать. Письмо на желтом шелку Гао получил от Ляна в ту самую ночь, разве Шиаду не говорил об этом? А сейчас оно у него. При чем тут хунбанцы?

Доктор взглянул на будильник, включил радиоприемник и надел наушники. Би-Би-Си сообщило, что экспедиция Уикса окончательно сформирована. Он собирается получить от пекинского правительства разрешение на проезд в особый район Чамдо.

Очень интересная новость. И весьма тревожная. Судя по всему, наш шеф имел в виду пробраться в пункты «Пион» и «Азалия» без разрешения китайской стороны. Нам придется выжидать удобный момент для перехода через границу. А Уикс, если получит разрешение, направится прямо в интересующие его районы. Он может утереть нам нос у финиша.

Доктор улегся на постели и сквозь зевок спросил: а может быть, мне следовало бы вернуться к Уиксу? Я не ответил.

Доктор вскоре захрапел. Через некоторое время где-то далеко завыли шакалы, потом пролаял олень.

На следующий день Шиаду дал мне задание. В этот район прибыли артисты ансамбля песни и танца, того самого, который был в Рангуне. Они ходят по деревням и записывают песни. Завтра они будут в деревушке за горой с монастырем. Я должен будто случайно встретиться со знакомой мне девицей и спросить, послала ли она запрос о дяде, и заодно узнать, куда ансамбль поедет отсюда.

Вечером Шиаду вызвал к себе доктора. Он вернулся не скоро. Снял с себя клетчатый пиджак и синие брюки, аккуратно сложил их, сел на постель и долго молчал. Когда мы улеглись спать, он сказал, что Шиаду решил сбить одним камнем двух птиц.

Сегодня утром подполковник Гао и профессор Пак вместе с носильщиком выехали в сторону реки Швели, взяв с собой несколько брезентовых свертков и лопаты. Шиаду подкупил монаха из местного монастыря. Он завтра пойдет в сторону Бамо, по дороге встретит членов шведской экспедиции, направляющихся сюда, и сообщит им, что группа китайцев, выдающих себя за певцов, танцоров и музыкантов, недавно схватила несколько иностранцев путешественников, замучила их и зарыла на берегу реки. Монах проведет шведов к той бамбуковой роще, где похоронены изуродованные трупы. Весь мир содрогнется, узнав об ужасной смерти Молохана и его помощников. А через некоторое время иностранным миссиям в Рангуне будет разослано письмо бывшего проводника экспедиции Уикса о том, что китайские лжеартисты получили все сведения о маршруте Молохана от Уикса, и, таким образом, он является пособником китайских красных.

Сообщение доктора взволновало меня. Я ворочался с боку на бок. Доктор наклонился надо мной и зашептал. Если я не хочу быть соучастником всех этих страшных дел — надо бежать. Сейчас в Лашио — не так далеко отсюда — находится группа иностранных ботаников. Они несомненно возьмут меня под защиту.

Доктор дал мне две таблетки от головной боли. Я запил их виски и погрузился в крепкий сон.

Проспал до девяти утра. Встал с ясной головой, будто выкупался в волшебной воде. Доктора уже не было. Я отправился гулять в сторону реки, по которой сплавляют лес, и вернулся после полудня. У палатки меня ждали Шиаду и Гао.

Шиаду в упор спросил: где доктор? Я ответил, что утром, когда проснулся, его уже не было. На вопрос Гао, как вел себя доктор вчера вечером, не рассказывал ли о чем-нибудь, я ответил, что у меня была ужасная головная боль, к тому же доктор дал мне снотворные таблетки и я плохо соображал. Смутно помню: он болтал что-то о китайском ансамбле, о реке Швели и насчет каких-то ботаников.

Гао кивнул головой и сообщил Шиаду, что группа участников международного конгресса ботаников, состоявшегося недавно в Таиланде, сейчас находится в Лашио. Вошел Пак и доложил: двое местных жителей сказали, что рано утром китаец в клетчатом пиджаке пришел в их деревушку, купил за большие деньги мула и ускакал в южном направлении.

Шиаду ударил ногой по чемодану. Все содержимое его вывалилось на землю. Шиаду стал топтать блокноты, пачки сигарет и белье. Он приказал Гао немедленно направиться по дороге на юг, а Паку — на запад.

Я обошел деревушку кругом и на обратном пути у маленького водопада встретил китайцев из ансамбля. Они сидели на траве вокруг двух бирманцев и били в длинные ручные барабаны.

Из-за дерева меня окликнули. Я обернулся и увидел большие глаза на смуглом лице. На этот раз подбородок девицы был выпачкан чем-то зеленым. Она сидела на пне и мастерила из стебельков клетку для цикад или сверчков. Запрос о моем дяде уже послан, ответ пришлют в Рангун. Недавно в газетах писали, что дядя ездил в Чехословакию.

Я поблагодарил ее за радостную для меня весть: мне говорили, что мой дядя умер, а он, оказывается, здравствует. Затем я спросил: долго ли они пробудут здесь? Нет, они уедут послезавтра. Они изучают тут очень интересные старинные танцы шанов, похожие на танцы народностей лису и наси. А потом ансамбль поедет в сторону Мьиткина, а оттуда через Садон — в Китай.

Доктора нигде не нашли, хотя обшарили все окрестности. Судя по всему, он действительно удрал на муле. Но куда?

Ночью мы собрались в палатке Шиаду. Перед ним лежала большая карта пограничного района. Шиаду высказал предположение: Ку догадался, что его раскусили и собираются допросить, и убежал, воспользовавшись отсутствием Гао и Пака.

У входа в палатку появился китаец-носильщик. Он сообщил: артисты ансамбля вдруг собрали вещи, погрузили на арбы и быстро ушли в сторону границы. Они собирались через несколько дней поехать на север до Мьиткина, но внезапно изменили план. По всей вероятности, доктор добрался до Лашио и поднял шум.

Мы связались по радио с находящейся в Рангуне исследовательской группой нашей экспедиции и сообщили о создавшемся положении. Ночью за нами прилетит геликоптер. Мы направились в Таиланд, на базу «Даттон».

XIV

Эта база находилась к северу от Чиенгмая. До войны в этом районе были оловянные рудники английских предпринимателей. Затем их перекупила компания «Чикаго майнинг корпорейшн». Она теперь строила оловоплавильный завод.

Территория строящегося завода примыкала к большому лесу с севера, а база — с юга. Камфарные и хинные деревья были сверху донизу густо опутаны лазящими пальмами.

Стволы пальм, образуя клубки и петли самых причудливых форм, ползли, извиваясь, по земле, перекидывались с дерева на дерево или свисали с веток. Как будто тысячи удавов оплели лес и застыли.

База была отделена от леса болотами. По их берегам чинно расхаживали цапли. Большое поле, на котором можно проводить одновременно десять бейсбольных матчей, было огорожено колючей проволокой. На нем рассыпаны белые домики на сваях, окруженные фикусами и панданусами, похожими на гигантские пальмы. С одного края поля — взлетно-посадочная площадка, с другого — выстроились радиомачты.

Такова база «Даттон» — опорный пункт нашей экспедиции. Отсюда предстояло совершить прыжок к цели.

Через два дня после нашего бегства началась свистопляска в эфире. Первое сообщение было передано из Дели — путешественник, прибывший в Лашио, заявил правительственному комиссару, что недалеко от бирмано-китайской границы произошла кровавая трагедия — шайка бандитов с целью грабежа убила нескольких членов бразильско-американской экспедиции и зарыла их трупы у реки Швели, севернее Намкама. Убийцы хотели свалить вину на группу китайцев, находившихся в то время поблизости от места происшествия.

Затем французское радио сообщило, что путешественник, выступивший в Лашио с заявлением о бандитах, — член английской экспедиции Уикса.

А еще через несколько дней «Голос Америки» передал сообщение, что Обри Молохан и другие, очевидно, убиты китайскими пограничниками, а не бандитами.

Шиаду констатировал: о нашей экспедиции ни слова.

Значит, Уикс приказал доктору не называть нас, чтобы мы не ответили каким-нибудь разоблачением. Он ограничился тем, что оказал услугу китайской стороне с целью облегчить себе получение визы в Китай. В общем, мы зря удрали из Бирмы.

Шиаду объявил, что наше пребывание на базе «Даттон» затянется, надо вооружиться терпением.

В общей сложности мы пробыли в «Даттоне» свыше четырех месяцев. Я отправил письмо в Гонконг университетскому библиотекарю и перевел ему деньги. Он прислал в Чиенгмай до востребования пачку новых книг и журналов. В одну из книг он вложил письмо.

Микропигмей, оказывается, стоял в центре внимания ученых обоих полушарий. Но он вошел в моду не только в сфере науки. Газеты, радио, кино и телевидение разрекламировали его. Появился танец пигмитрот. Духи «Девочка с пальчик» считались в Париже духами миллиардерш — они были в двадцать раз дороже герлэновского «Шалимар». Известный детективный писатель Эрик Амблер выпустил новый роман «Тайна красных карликов» — о подрывной деятельности микропигмеев-диверсантов, прибывших в Америку из одной неатлантической державы.

Книги по антропологии, присланные из Гонконга, помогли наконец раскрыть загадку, которая уже давно мучила меня, — тайну цифр в письме Трэси — 28 — 97.

После долгих размышлений я пришел к выводу: цифры означают расовые признаки 28 — это данные о процентах выпуклой спинки носа, а 97 — данные о процентах жестких волос. Приводя средние цифры, Трэси указывал, что найденный им «покетмен» по антропологическому типу близок китайцам.

Своим открытием я поделился с Шиаду. Похвалив меня за умение расшифровывать загадки, он сказал, что я, несмотря на всю свою проницательность, все же допустил ошибку в деле старика Фу — пошел по ложному следу. На самом же деле старик Фу был убит хунбанцами — именно ими.

Я ответил: тайна смерти старика раскрыта мной правильно — могу изложить в письменном виде ход моих рассуждений.

Шиаду попросил сделать это.

XV

XVI

Шиаду прочитал письмо при мне. Временами он отставлял мизинец с длинным ногтем и поглаживал бровь. Но выражение его лица не менялось. Кончив читать, он улыбнулся уголками рта и сказал: все правильно — у меня настоящий талант детектива. А что касается похищения трупа старика, то он непричастен к этому — возможно, это организовал Лян. Ворвавшись в комнату Фу, он сговорился с телохранителями, и они дружно провели эту несложную операцию. Очевидно, им было известно, что у старика зашиты драгоценности в набрюшнике или в одежде.

Шиаду вынул из кармана зажигалку, чиркнул ею и поджег письмо.

Спустя две недели он сообщил мне: из Китая прибыл представитель тайной организации «Цюлуншэ» — «Община рогатых драконов». Сегодня ночью я вместе с ним вылечу в Китай. Нужно связаться с «рогатыми драконами» и информировать базу о положении дел в пунктах «Азалия», «Лотос», «Пион» и «Орхидея». После этого члены экспедиции будут направлены в эти пункты.

Я спросил: а как дела Уикса, он не может опередить нас? Шиаду усмехнулся. Уикс ждет визу из Пекина. Только вряд ли получит. Китайские власти уже получили анонимные, но вполне достоверные сведения, подкрепленные фотодокументами о том, какую роль сыграл Уикс в истории с самолетом «Принцесса Кашмира» в 1955 году. Сотрудник гоминдановской разведки Чжоу Цзе-мин через Уикса устроился механиком на гонконгский аэродром и смог осуществить диверсию. Словом, визы Уикс не получит.

Шиаду сказал, что меня хочет видеть начальник базы, вице-адмирал в отставке, очень крупная персона.

В самом дальнем углу поля, среди пальм, на газоне стоял домик с зелеными дверями, окруженный высокими столбами с колючей проволокой. У прохода стояли три молодца, в спортивных рубашках, широко расставив ноги. Они были такого же роста, как и столбы.

Толстый, седой, похожий на епископа вице-адмирал сидел в гамаке у костра, разведенного перед самой верандой. От костра шел едкий дым, отгонявший москитов. Он сперва спросил меня о моем прошлом, о родственниках в Китае и о моих жизненных планах. Я сказал ему, что все мои помыслы направлены на то, чтобы завершить дело Майрона Трэси.

Вице-адмирал говорил медленно, подчеркивая каждое слово, будто диктовал. Он много слышал обо мне хорошего, знает, что в Гонконге я раскрыл какое-то запутанное дело об убийстве старухи или еще кого-то. Но в Китае меня ждет работа, в сравнении с которой любая криминальная история покажется детским лепетом. Я должен буду действовать решительно, не теряя самообладания ни при каких обстоятельствах. Меня ждут слава, деньги, почет…

Он поднял руку, хотел сделать благословляющий жест, но вместо этого поморщился и шлепнул себя по заду — дым костра не действовал на москитов.

В полночь я и посланец «рогатых драконов» — Кан Бо-шань, полуседой, сутулый субъект с впалыми щеками, сели в геликоптер. Шиаду передал мне четки фиолетового цвета. Если будет угрожать арест, разгрызть одну бусинку, и готово — яд действует моментально.

Прощаясь с ним, я отвел взгляд в сторону. Дело в том, что я решил перехитрить Шиаду и вице-адмирала. Моя цель — найти микропигмея. Это главное. С Шиаду меня ждут трудности и опасности. Самый легкий и, следовательно, самый разумный путь — это явиться к китайским властям с повинной, выдать им людей Фу, сказать, что в пункте «Пион» находятся бумаги Трэси и предложить организовать экспедицию для поисков «покетмена». А когда он будет найден, весь мир наградит аплодисментами китайскую науку. И высшей наградой для меня будет сознание того, что я в какой-то мере способствовал триумфу китайской культуры.

Мы долго летели над Бирмой и только после долины Иравади повернули на северо-запад — к Китаю. Вперед — к цели!

XVII

Приземлились мы удачно — спустились на маленькую площадку среди скал, отвесных, как ширмы. Геликоптер сейчас же улетел обратно. Нас встретили члены общины. Было решено, что я проеду прямо в «Азалию».

Итак, я вернулся на родину. Но вернулся не с парадного хода, а с черного. Скорей через окошко, как вор. Но без намерения совершать что-либо дурное. Наоборот — чтобы принести пользу нашей науке, прославить ее.

Мы ехали на лошадях по дну ущелья. Уже светало. На скалах были высечены изображения десятиликого Авалокитешвары и шестирукого Махакалы. Среди камней росли ели и сосны, а по обочинам горных тропок — колючие кусты боярышника и барбариса.

Когда мы выехали из ущелья и увидели вдали зеленое горное озеро, Кан сказал, что за озером идет дорога, по ней он в свое время проехал с ученым иностранцем — тем самым, который умер в монастыре Гюньцин. У меня часто забилось сердце, а во рту стало сухо — речь шла о Трэси.

Я спросил Кана: значит, он видел в горах крошечных людей? Кан мотнул головой. Он доехал с иностранцем только до «Лотоса». А дальше в горы с ним пошел Цэрэн — тибетец. Через несколько дней они вернулись. В чемодане у иностранца были священные камни. Затем он снова пошел в горы, только в другую сторону. Там его завалило камнями во время обвала, и он умер.

Кан покачал головой и добавил: ученый иностранец был хороший человек, подарил ему на память мягкую кожаную куртку. Она хранится у Кана дома в «Азалии». И отдельно он бережет автограф ученого — листочек из записной книжки, оказавшейся в кармане куртки. На листочке начертана карта с непонятными иероглифами. Кан обещал мне показать автограф.

Я посмотрел вверх на тропку, которая вилась среди лысых скал. По этой тропке Майрон Трэси проследовал в бессмертие и проложил путь к славе и для меня.

Я узнал, что проводник Цэрэн — знаток местных гор, работает сейчас шофером на грузовике в «Лотосе». Надо будет его разыскать и расспросить. Нужно собрать все сведения для докладной записки, которую я представлю китайским властям, чтобы убедить их организовать экспедицию.

«Азалия» — так условно именовался небольшой городок у горного перевала. Мы подъехали к домику Кана, стоявшему в углублении, выдолбленном в скале. На плоской крыше лежали большие камни. Рацию я укрыл хворостом в углу сарайчика. Там же спрятал кодовую книжку.

Каморка с земляным полом, устланным циновками, была заставлена ящиками с лекарственными травами. Кан вынул из клеенчатого кисета грязный тщательно расправленный листочек с картой, набросанной карандашом. На карте были начертаны какие-то странные иероглифы и рядом латинские буквы, обозначающие чтение этих иероглифов.

Все они имели общий ключевой знак «металл». У одного справа стояло «иметь» — читался этот иероглиф «ю». У другого справа шел знак «затем» — читался иероглиф «най». А третий имел справа «прятать» и читался «чжа». Судя по всему, это были условные обозначения.

Кан сказал, что ученый иностранец, заглядывая в этот листочек, нарисовал большую карту на толстой бумаге и спрятал ее в чемодан. Значит, среди документов, находящихся сейчас в «Пионе», имеется и эта карта.

Я ничего не хочу скрывать — говорю только правду, не приукрашивая себя. Прибыв в «Азалию» и убедившись, что все сошло благополучно, я заколебался. Может быть, не стоит идти к китайским властям? Неизвестно еще, как меня примут. А вдруг не поверят и отправят на тот свет? Не стоит торопиться, надо действовать осмотрительно. Не лучше ли сперва разыскать Цэрэна, пойти с ним в горы, словить «покетмена» и поставить китайские власти перед свершившимся фактом? Человека, нашедшего микропигмея и внесшего ценнейший вклад в мировую науку, вряд ли будет удобно сажать в тюрьму.

Мы решили пройтись по городу. Пройдя базар и кривой переулок, вышли на главную улицу — это был старинный тракт, пересекавший город. И вдруг меня будто хлестнули кнутом по глазам — на каменной стене висел большой плакат. Крупные иероглифы: «Выходите из подполья и начинайте новую жизнь». Под ними фотографии — даоистские монахи и солидные мужчины в очках, хорошо одетые. Все они улыбались. Под фотографиями текст: эти улыбающиеся люди были главарями крупных подпольных банд. Они поняли бесцельность своей деятельности, сдали оружие и принесли повинную. Народная власть проявила к ним великодушие.

Рядом с плакатом висел ящик — на нем четко вырисовывались три белых иероглифа: «цзян цзю сян» — ящик для расследований. Оказывается, эти ящики висят во всех городах. Туда опускают заявления на имя народной контрольной палаты о взяточниках, мошенниках и противниках народной власти.

Кан показал мне обратную дорогу к дому, а сам пошел в местный штаб общины. Не успел я, придя домой, разжечь печку, как пришел Кан. Он сел в углу, обхватил голову руками и стал покачиваться. Затем протяжно вздохнул и сообщил, что местный штаб провалился, все, кто был ночью в харчевне, — схвачены. Под мусорным ящиком нашли оружие. Вероятно, кто-то из «рогатых драконов», желая заслужить прощение, выдал всех.

Кан встал и посмотрел в окошко. Вдруг он отшатнулся и сдавленно крикнул. Я вскочил и кинулся к двери. По улице в сторону нашего дома шли трое мужчин в плащах защитного цвета, у одного была повязка на глазу. Их догнала женщина — тоже в плаще. Сперва Кан принял их за сотрудников гунанбу — управления общественной безопасности, но тут же поправился — нет, это из общины. Решили расправиться с нами. Так уже делалось много раз — как только происходит провал, уцелевшие устраняют сообщников, чтобы замести следы.

Я бросился к окну, выходящему в сторону сарайчика. Поздно. С этой стороны показался человек с каким-то узелком. Внутри, наверно, револьвер. Женщина остановилась у соседнего дома. Она не пошла дальше — будет стоять там, чтобы мы не побежали вниз по улице. Она подошла к мусорному ящику и подняла крышку.

Кан сидел в углу, втянув голову в плечи. Я прижался к стене. За дверью послышались крадущиеся шаги. В окне промелькнула тень. Очевидно, кто-то встал у окна. Дом окружили.

Я не двигался с места. Перед тем как убить, вероятно, будут мучить. Я поднес руку с четками ко рту. Закрыть глаза, затаить дыхание и разгрызть бусинку. Убегу от всех мучений.

В дверь постучали. Затем еще раз. Выждав немного, человек кашлянул и стал осторожно открывать дверь. Я прижал четки ко рту и задержал дыхание. Показалась голова в черной кепке. Увидев нас, человек с широким носом улыбнулся и, извинившись, спросил: где у нас выгребная яма?

Кан что-то пробормотал. Тогда человек в кепке спросил как с крысами? За дверью раздался строгий женский голос: пусть сперва покажут мусорный ящик.

Кан медленно встал, касаясь рукой стены, с трудом перешагнул порог и вышел. Я продолжал стоять в напряженной позе. В ушах у меня звенело и стучало. Может быть, женщина произнесла пароль? Она вызвала Кана — спросят обо мне, потом войдут и убьют.

За дверью тихо разговаривали. Потом послышались шаги — все стихло. Через несколько минут вошел Кан и обессиленный опустился на пол. Это приходили из районной комиссии по борьбе за чистоту.

Мы долго сидели и молчали. Наконец Кан ударил кулаком по колену и выругался. Надоела такая жизнь — все время трястись, девять лет подряд, изо дня в день. И виноват во всем его побратим, который втянул его в эту общину, пропади она пропадом.

Он встал с решительным видом и сказал, что пойдет советоваться. А если побратима взяли — он тоже пойдет и сдастся.

После ухода Кана я выкурил подряд четыре сигареты и тоже принял решение. Не стоит больше испытывать судьбу. Я хочу найти микропигмея. А Шиаду, судя по всему, интересуется главным образом бумагами Трэси, в первую очередь картой с иероглифами — картой месторождений минералов.

Мне не по пути с Шиаду. Надо избрать другой путь, который приведет меня к желанной цели.

Я вышел из дома, спросил дорогу, миновал базар, переправился на другой берег речки по веревке — способом, который был придуман, наверно, еще во времена синантропов, — и подошел к одноэтажному зданию.

Часовой показал мне на дверь сбоку. Я вошел в небольшое помещение, пахнущее карболкой, постучал в окошечко и объяснил в чем дело молодому человеку в очках, с нарукавной повязкой. Он позвонил по телефону кому-то и провел меня через маленькую дверцу в тускло освещенный коридор. На стенах пестрели плакаты, призывающие довести до конца борьбу с воробьями, мухами, комарами и крысами. Молодой человек, увидев, что я с удивлением взираю на плакаты, поправил очки и сказал без улыбки, что это тоже враги народа. Мы остановились перед последней дверью в коридоре. Молодой человек постучал в нее. Меня ввели в продолговатую комнату. За столом сидел начальник городского бюро гунанбу, Сяо Чэнь. Он быстро повернул лежавшие на столе папки лицевой стороной вниз и показал на табурет, стоявший посреди комнаты. Я снял с левой руки фиолетовые четки и положил их на край стола.

Мне было предложено написать заявление. Затем начальник сказал, что оно будет проверено, запросят моего дядю, а пока я буду находиться у них в гостях.

Я объяснил, где находится радиоаппаратура, и попросил дать мне бумаги, чтобы я мог рассказать о том, как по прихоти судьбы был вовлечен в некоторые события и каким образом и с какой целью вернулся на родину.

Моя просьба относительно бумаги была удовлетворена, и я написал эту исповедь. Пусть она послужит доказательством моего чистосердечного желания зачеркнуть запутанное прошлое и начать жизнь сначала.